Ричард Старк.
Рассказы
День на день не приходится
ИСПОВЕДЬ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ СТУЛЕ
Ричард Старк.
День на день не приходится
Гарри вернулся в отель, когда я уже застегивал ремень кобуры под ле-
вой рукой.
- Оставь, Ральф, - сказал он.
- Оставь? - спросил я. - Что значит "оставь"? Он снял пальто и швыр-
нул его на кровать.
- Банк закрыт.
- Он не может быть закрыт, - возразил я. - Сегодня вторник.
- Вот здесь ты и не прав, - сообщил Гарри, потом достал из кобуры
свой пистолет и тоже швырнул его на кровать. - Очень даже может. Все мо-
жет быть закрыто. Сегодня - День Гриффина.
- День чего?
- Гриффина, - пояснил он, стянул кобуру с ремнями и швырнул туда же
на кровать. - День Кении Гриффина.
- Ладно. Сдаюсь, - согласился я. - Что такое "кенни гриффин"?
- Это астронавт, - ответил Гарри, расстегнул воротник рубашки и плюх-
нулся на кровать сам. - Он родился и вырос в этом городе. Сегодня он сю-
да возвращается. Горожане устраивают в честь него торжественное шествие.
- Перед банком?
- Какая разница? - Он вытащил из-под себя пистолет, поправил подушку
и закрыл глаза. - Банк все равно не работает. Я наклонил голову, прислу-
шиваясь к доносящимся издалека звукам оркестровой музыки.
- Очень мило с их стороны.
- Они собираются вручить ему ключи от города, - сказал Гарри.
- Очень мило.
- Речи, детишки с цветами и все такое.
- Это так мило, что меня просто мутит.
- Но он побывал на орбите, - заметил Гарри.
- Вот там бы и оставался, - размечтался я.
- Завтра будем работать.
- Знаю, - сказал я, - но это все равно раздражает.
Меня происходящее раздражало куда больше, чем Гарри, потому что пла-
нировал операцию именно я. А я ненавижу, когда план срывается или что-то
приходится менять. Даже если эти изменения незначительны. Скажем, как
запланировать дело на вторник, а проворачивать его в среду. Совсем ма-
ленькое изменение, не имеющее в общем-то никакого значения. Но нам при-
дется провести в этом городишке лишний день, который увеличивал шансы
опознания нас в будущем. Нам придется поменять авиабилеты, и какой-ни-
будь догадливый клерк может об этом вспомнить. В отеле в Майами мы поя-
вимся на день позже, чем обратим на себя внимание и там тоже. Ничего
страшного, может быть, тут и нет, но, чтобы потопить большой могучий
крейсер, бывает достаточно одной маленькой пробоины. Помню, в детстве я
увидел эту фразу на плакате, и она еще тогда произвела на меня сильное
впечатление.
Я по натуре организатор. Этот банк и этот городишко я "вычислял" це-
лых три недели еще до того даже, как родился план. Потом пять дней после
разработки плана. Я выбрал правильный метод ограбления, правильное вре-
мя, правильный маршрут отхода, правильное все, что угодно.
Единственное, чего я не предусмотрел, это астронавт, выросший в этом
городке и решивший посетить родные места именно ямой день. Как я позже
сказал Гарри; "Что он, не мог просто позвонить?".
Одним словом, мы провернули работу в среду. Ровно в 2.54 мы вошли в
банк, надели на лица маски и объявили: "Ограбление! Всем оставаться на
местах!"
Все застыли. Пока я наблюдал за людьми в банке и за входной дверью,
Гарри забрался за стойку и принялся набивать сумку деньгами.
Надо сказать, что в среду план сработал ничуть не хуже, чем сработал
бы во вторник. Три дня в середине недели, во вторник, в среду и в чет-
верг, в 2.54 в помещении банка оставалось только трое сотрудников; все
остальные уходили на ленч. Позже, чем обычно, им приходилось ходить по-
тому, что в привычные для ленча часы в банке как раз бывал наплыв посе-
тителей. Но в 2.54 в те дни, когда я проверял, там никогда не набиралось
больше трех человек, а средняя цифра получилась чуть выше единицы.
В день ограбления, например, у стойки оказалась только одна невысокая
престарелая леди, которая несмотря на яркое солнце пришла с зонтом для
дождя.
Оставшаяся часть плана должна была сработать в среду ничуть не хуже,
чем во вторник. Светофоры по моим замерам работали одинаково во все дни
недели, расписание самолетов оставалось таким же, а движение на кольце-
вом шоссе нисколько не отличалось от движения в другие дни. И все же я
не люблю, когда что-то меняется не по моей воле.
Без минуты три, за минуту до срока, Гарри закончил набивать сумку
деньгами. Мы оба встали у двери, и, когда секундная стрелка часов пробе-
жала еще один круг, Гарри спрятал пистолет, одним движением стянул мас-
ку, подхватил сумку и направился к пожарному гидранту, около которого мы
припарковали угнанный "форд". Теперь мне оставалось ждать сорок секунд.
Я продолжал смотреть во все стороны сразу: на часы, на троих служащих
банка, на старушку и на Гарри, сидящего в машине. Если бы ему не удалось
завести машину вовремя, нам пришлось бы ждать еще минуту и десять се-
кунд.
Но машина завелась сразу же. Спустя тридцать одну секунду Гарри подал
мне знак. Я кивнул, подождал еще девять секунд и метнулся из дверей бан-
ка. Сорвав маску и спрятав пистолет на место, я пробежал восемнадцать
шагов, нырнул в машину, и мы поехали. На углу стоял светофор.
- Двадцать две мили в час, - сообщил я, глядя на красный глаз свето-
фора.
- Знаю, - ответил Гарри. - Не беспокойся. Я все помню.
Зеленый свет зажегся именно в тот момент, когда мы подкатили к перек-
рестку, и машина проскочила поперечную улицу даже не замедлив ход. Огля-
нувшись, я увидел людей, только-только выбегающих из дверей банка.
Справа чуть ближе середины квартала отходила в сторону аллея. Гарри
плавно свернул и аккуратно вписался в улочку шириной чуть больше нашей
машины. Впереди стоял еще один автомобиль. Гарри ударил по тормозам, я
прижал к себе сумку, и мы выскочили из "форда". Гарри открыл капот и,
схватив пучок проводов, выдернул их из гнезд, потом захлопнул капот и
бросился вслед за мной.
Я уже сидел во второй машине, напяливая на себя бороду, темные очки,
кепку и свитер с высоким воротом. Гарри быстро надел свою бороду, берет
и зеленый пиджак спортивного покроя, потом включил двигатель. Я посмот-
рел на секундную стрелку часов.
- Пять, - сказал я, - четыре, три, два, один. Поехали!
Мы вынырнули из аллеи, свернули налево и успели к светофору еще до
того, как загорелся красный свет, затем свернув направо, проехали три
квартала, каждый раз оказываясь у светофора вовремя, и выбрались на
подъездную дорогу к кольцевому шоссе.
- Следи за дорожными указателями, - бросил Гарри, - а я буду следить
за движением.
- Разумеется, - ответил я.
Почти в каждом городе есть теперь такие кольцевые объездные шоссе.
Удобно это не только водителям, которые едут мимо города и не хотят
застревать на городских перекрестках, но и местным жителям, когда тем
нужно быстро попасть из одной части города в другую. Здесь объездное
шоссе представляло собой поднятое над землей кольцо с прекрасным видом
на город и на его окрестности.
Но меня в тот момент не интересовали ни город, ни окрестности. В тот
момент мне больше всего хотелось увидеть надпись "Аэропорт-Роуд" - выезд
к аэропорту, и, пока Гарри уверенно гнал машину по шоссе, почти свобод-
ному после полудня от транспорта, я вглядывался в дорожные указатели.
Надо отдать должное городским властям, дорожных указателей они наста-
вили предостаточно. Вот, например, первый выезд с кольцевой дороги, "Вы-
езд на Каллисто-Стрит". Сначала мы проехали указатель, где значилось:
"Выезд на Каллисто-Стрит через четверть мили". Немного дальше: "Выезд на
Каллисто-Стрит. Держитесь правой стороны". И наконец у самого поворота
указатель со стрелкой, направленной к спуску с дорога: "Выезд на Каллис-
то-Стрит".
Конечно, все это предназначалось для местных жителей, и никакой ин-
формации относительно того, куда эта Каллисто-Стрит приведет, на указа-
телях не было. Однако если вам необходимо попасть именно на Каллис-
то-Стрит, то проехать мимо нужного поворота вы не смогли бы ни при каких
обстоятельствах. Гарри гнал машину, не превышая пятидесяти миль в час,
разрешенных тут, а я продолжал смотреть, как мимо нас проносятся по три
стандартных указателя на каждый выезд с кольцевой дороги: Вудфорд-Роуд,
Игл-Авеню, Гриффин-Роуд, Кроувел-Стрит, Пятимильная дорога, Эсквайр-Аве-
ню. . . Я взглянул на часы.
- Гарри, ты не слишком медленно едешь? Мы должны делать пятьдесят
миль в час. Гарри обиженно надул губы. Он по праву считался одним из
лучших водителей для подобных операций.
- Я делаю пятьдесят, - заявил он и жестом пригласил меня взглянуть на
спидометр. Но я был слишком занят, высматривая дорожные указатели. Искал
Аэропорт-Роуд, Аэропорт-Роуд.
- Но ведь дорога до поворота к аэропорту занимает гораздо меньше вре-
мени, - сказал я.
- Я делаю пятьдесят. И делал. Я взглянул на часы, потом снова на до-
рогу.
- Может быть, спидометр сломался. Может, ты делаешь только сорок.
- Я делаю пятьдесят, - твердо ответил Гарри. - Я знаю, что такое
пятьдесят миль в час. Я это чувствую и без спидометра. И я делаю пятьде-
сят.
- Если мы опоздаем на самолет, мы влипли, - сообщил я. Гарри мрачно
наклонился к рулевому колесу.
- Легавые сейчас, наверно, опрашивают там всех подряд, - забеспокоил-
ся я. - Рано или поздно кто-нибудь вспомнит, что видел, как из аллеи вы-
езжала наша машина. И они примутся искать нас уже в этой машине и в те-
перешнем обличье.
- Следи за указателями, - предложил Гарри. Ничего другого мне не ос-
тавалось. Ремсен-Авеню, бульвар Де Витт, парк Грин Мидоу, Семнадцатая
улица, Гленвуд-Роуд, Пауэрс-Стрит. ..
- Наверняка ты прозевал поворот, - сказал Гарри.
- Это невозможно. Я читал все указатели. Все. Твой спидометр скис.
- С ним все в порядке. Эрхарт-Стрит, Виллоуби-Лейн, Файеруолл-Авеню,
Броуд-Стрит, Мэриголд-Хилл-Роуд...
Я снова взглянул на часы.
- Гарри, наш самолет только что взлетел.
- Ты все время смотришь на часы, - обвинил меня Гарри. - Вот так ты
его и пропустил.
- Я ничего не пропустил.
- Вон снова Шуилср-Авеню, - сказал Гарри. - По-моему, мы здесь и вые-
хали на кольцевую дорогу.
- Как я мог пропустить его? - воскликнул я. - Торопись, Гарри! На
этот раз мы не промахнемся. Уж на какой-нибудь самолет мы попадем!
Гарри сгорбился над баранкой.
Нас остановили на половине второго круга. Какой-то глазастый поли-
цейский заметил нашу машину (к тому времени они уже получили ее описа-
ние) и сообщил об этом по радио, так что немного дальше полиция перего-
родила дорогу. Мы подкатили к барьеру, остановились и они тут же нас
сцапали.
Сидя на заднем сиденье полицейской машины, движущейся не кольцу уже в
обратном направлении, я не удержался и спросил инспектора, к запястью
которого меня приковали наручниками:
- Вы не откажетесь сообщить мне, куда подевалась дорога к аэропорту?
Он улыбнулся и показал за окно.
- Вот она. На указателе, в сторону которого он махнул рукой, значи-
лось: "Выезд на Гриффин-Роуд через четверть мили".
- Гриффин-Роуд? - переспросил я. - Мне нужно Аэропорт-Роуд.
- Это одна и та же дорога, - сказал он. - Мы ее вчера переименовали в
честь Кении Гриффина. Того самого. Астронавта. Мы все тут им очень гор-
димся.
- Ясно. То, что я о нем думаю, мне лучше, видимо, оставить при себе,
- пробормотал я.
Перевод Б.Белкин, А. Корженевский
Ричард СТАРК
ИСПОВЕДЬ НА ЭЛЕКТРИЧЕСКОМ СТУЛЕ
Не могу с полной уверенностью сказать, когда у меня созрело решение
убить Дженис. О, конечно, я с тоской подумывал об этом не один месяц, но
вряд ли мне удастся вспомнить, в какой именно момент мои праздные мечтания
оформились в четкий и продуманный план.
Возможно, это случилось в тот день, когда посыльный принес счет за
норковую шубу, которую Дженис купила, даже не удосужившись поставить меня
в известность. А когда я осведомился, нельзя ли мне по крайней мере
взглянуть на обновку, за которую предстояло выложить почти две тысячи
долларов - пятую часть моего годового дохода, - она едва не убила меня
известием о том, что, возвращаясь в расстроенных чувствах домой после
изнурительного похода по магазинам Пятой Авеню, забыла вожделенную вещь в
вагоне.
Или, может быть, это случилось немного раньше, когда, изрядно
утомившись от праведных трудов на ниве рекламной деятельности, я вернулся
в свою шикарную квартиру в центре города и узнал, что в мое отсутствие
Дженис ухитрилась приобрести дом в Коннектикуте. Нам больше не придется
чахнуть в каменных застенках Манхеттена. Бодрящий сельский воздух придаст
нам новые силы. Кроме того, для моего здоровья будет весьма полезно
подниматься каждое утро на час раньше и сломя голову мчаться на утренний
экспресс.
А, может быть, все началось в тот самый день, когда в тиши и
уединении вновь приобретенного загородного имения я решил просмотреть
финансовый баланс нашего семейства и обнаружил, что за последние полгода
мы заплатили больше штрафов за превышение банковского кредита, чем
потратились на еду. Когда же я с умеренным негодованием сообщил ей эту
новость, Дженис преспокойно переложила всю вину на меня - и действительно,
разве можно было винить ее в том, что я не успеваю вовремя положить в банк
деньги, которые в тот или иной момент могут понадобиться ей на карманные
расходы?
А, может быть, дело было вовсе не в ней. Может быть, причиной всему
была Карен.
Карен, ах Карен! Я наконец получил повышение, которое давало мне
возможность хоть как-то поспевать за расходами Дженис, а вместе с
повышением у меня появился личный кабинет и личная секретарша. И этой
секретаршей оказалась Карен.
Это была, в общем-то, довольно банальная история. Дома ждет жена -
постоянный источник ссор и раздражения. На работе - элегантная и сметлива
- если не сказать смазливая - секретарша, с которой всегда можно
поговорить по душам, с которой так легко забываются гнетущие заботы
повседневной жизни. Все чаще я стал задерживаться допоздна в городе,
оправдываясь перед Дженис завалом работы, - и неизбежное случилось. Мы с
Карен полюбили друг друга.
Наши отношения могли бы выродиться в обыкновенную интрижку между
боссом и секретаршей, как это часто бывает, но это был не тот случай.
Карен была слишком чиста, нежна, слишком положительна для этого. Я понял,
что должен расстаться с Дженис и жениться на Карен. Когда я буду свободен,
Карен станет моей.
Сначала я подумал о разводе. Я не сомневался в согласии Дженис,
потому что в то время разводы как раз вошли в моду среди людей нашего
круга, а Дженис постоянно стремилась идти в ногу со временем. Но затем я
вспомнил об алиментах. Какими бы ни были причины развода, юридически я в
любом случае оказываюсь ответчиком, а Дженис - истицей. А это означает
алименты. Я слишком хорошо знал ненасытность Дженис в отношении денег. Мне
и раньше-то с трудом удавалось обеспечивать нас двоих. Прибавьте сюда еще
и Карен - и через полгода я наверняка окажусь в долговой тюрьме.
Нет, развод исключался, и какое-то время ситуация представлялась мне
абсолютно безысходной. Затем Дженис купила себе одну из этих игрушечных,
но совершенно неуправляемых иностранных машин, и я стал молить бога, чтобы
они обе - Дженис и машина - размазались по асфальту где-нибудь в районе
Мэрит Паркуэй, но время шло, и ничего существенного не происходило. Эти
современные машины не только безнадежно уродливы, но еще и до нелепого
надежны.
Стены нашего дома кирпичные, внутри - штукатурка, линолеум, пластик,
значит, вероятность пожара была невелика. Пассажирские поезда, конечно,
время от времени сходили с рельсов, но надежды на то, что Дженис может
угодить в число и без того немногочисленных жертв, не было никакой - даже
под Рождество!
В итоге я вынужден был взять все на себя. Если Дженис являла собою
помеху на пути к моему счастью с Карен, значит эту помеху нужно было
устранить.
Со временем это убеждение все более крепло, оно становилось все
сильнее и сильнее, и наконец я рискнул открыться Карен. Вначале она была
сильно испугана и шокирована моим предложением. Но после долгих уговоров
поняла наконец, что, пока Дженис жива, мы никогда не сможем пожениться, и
постепенно приняла мой план как печальную необходимость.
Теперь оставалось только решить "когда" и "как". В моем распоряжении
было четыре различных способа убийства: убийство, представленное как
несчастный случай, убийство, представленное как самоубийство, убийство,
представленное как естественная смерть, и убийство, представленное как
убийство.
Несчастный случай я исключил сразу. Месяцами я измышлял всевозможные
несчастные случаи для Дженис и в конце концов понял, что все они кажутся
мне весьма маловероятными. А если уж я, который больше всего на свете
желал, чтобы с Дженис произошел какой-нибудь очень несчастный случай, сам
мало верил в возможность этого, то как же в это могла поверить полиция?
Что же касается самоубийства, то я сомневался в том, что
многочисленные приятельницы Дженис все как один присягнут на Библии, что
они не встречали человека более счастливого и довольного своей жизнью, чем
моя жена, и что у нее абсолютно не было поводов покончить с собой.
Что до естественной смерти, то я слишком мало понимаю в медицине,
чтобы переиграть коронера на его поле.
Оставалось убийство. Убийство, представленное как убийство. И я
занялся разработкой соответствующего плана.
Возможность представилась в последнюю среду мая. На четверг и пятницу
этой недели было запланировано важное совещание в Чикаго. Оно было
посвящено началу новой рекламной кампании в пользу одного из наших самых
крупных клиентов, и мое присутствие там было необходимо. Оставалось только
устроить так, чтобы Карен могла поехать вместе со мной, что, в общем-то,
было очень просто сделать, так как ее обязанности секретаря предполагали
подобные поездки. Мой план начал приобретать реальные очертания.
Он был таков: Я покупаю два билета на трехчасовой поезд до Чикаго,
прибывающий в пункт назначения в 8.40 следующего утра. Карен возьмет оба
билета и сядет в поезд. Мы вдвоем выходим из агентства ровно в полдень и
на глазах у всех направляемся на Центральный Вокзал, где,
предположительно, ужинаем и садимся в поезд. На самом деле, пока Карен
добирается до Центрального Вокзала, я со всех ног мчусь на станцию на
125-ой улице, чтобы поспеть на поезд, отправляющийся в 12.55 в сторону
моего коннектикутского поместья и прибываю туда в 2.10. К тому времени на
мне уже фальшивые усы, очки в роговой оправе, а также пальто и шляпа из
тех, что я бы в жизни не надел. Наш тысячу раз перезаложенный семейный
очаг расположен в добрых двадцати кварталах от станции. Все это расстояние
я преодолеваю пешком, всаживаю в Дженис пулю из револьвера тридцать
второго калибра, который приобрел две недели назад у подозрительного
старьевщика в Ист-Сайде, устраиваю небольшой погром в доме, затем
пятичасовым поездом возвращаюсь в город, сижу весь вечер в какой-нибудь
кинушке, в 00.45 сажусь в чикагский самолет, в 3.40 уже приземляюсь в
аэропорту, а в 8.40 встречаю Карен на железнодорожном вокзале. Мы тотчас
же сдаем наши обратные билеты под предлогом того, что мы решили вернуться
в Нью-Йорк самолетом. В результате у меня на руках окажется официальный
бланк железнодорожной компании, заполненный и подписанный по всей форме.
Абсолютное алиби. Затем, после подобающего периода траура, я женюсь на
Карен, и мы будем жить в мире и согласии отныне и навсегда.
И вот решающий день настал. Я сказал Дженис, что мы уезжаем в
следующий понедельник, и отправился в контору, прихватив с собою чемодан.
В полдень мы расстались с Карен, и я поспешил на 125-ую улицу, по пути
купив пальто и шляпу. Оставив чемодан в камере хранения, я сел в поезд и,
уединившись в туалете одного из вагонов, нацепил очки в роговой оправе и
фальшивые усы.
В 2.15 я сошел с поезда. Станция, как всегда в это время дня, была
пустынна. По дороге я не встретил никого из знакомых. Стараясь не шуметь,
я открыл входную дверь ключом, все время ощущая непривычную тяжесть
пистолета в кармане.
Дженис была в гостиной. Она сидела на новехоньком, еще не до конца
оплаченном диване и читала очередной дурацкий журнал для женщин, в
котором, без сомнения, содержалась информация о том, как быстро и
эффективно можно потратить мои нажитые непосильным трудом денежки.
Сначала она не узнала меня. Только когда я снял очки и шляпу, она
воскликнула:
- Вот тебе и на, Фреди! А я-то думала, что ты уже в Чикаго.
- А я и так в Чикаго, - ответил я, пригладил усы и подошел к окну,
чтобы задернуть расписные занавески.
- А для чего тебе усы? - спросила она. - Они тебе ужасно не идут.
Я повернулся к ней и вытащил пистолет из кармана.
- Пройди на кухню, Дженис.
Согласно моему плану гипотетический грабитель пробрался на кухню
через черный ход, а Дженис услышала какие-то шорохи, и пошла взглянуть в
чем дело, и тут-то он и пристрелил ее.
Она сощурилась на пистолет, потом, округлив глаза, уставилась мне в
лицо:
- Фредди, что, черт побери, происходит?..
- Иди на кухню, Дженис, - повторил я.
- Фредди, - начала она раздраженно, - если это опять одна из твоих
шуток...
- Я не шучу, Дженис, - прорычал я.
Вдруг глаза ее радостно вспыхнули и она по-детски хлопнула в ладоши,
как всегда поступала в тех случаях, когда нацеливалась на очередную
покупку, которую мы не могли себе позволить.
- Фредди, дорогой! - закричала она. - Ты все-таки купил мне новую
посудомоечную машину!
Она вскочила и стремглав бросилась в кухню, цокая каблучками по
линолеуму. Даже в последние минуты своей жизни она думала только о том,
что к той куче барахла, которую она выжала из меня со времени нашей
свадьбы, может добавиться еще один очень дорогостоящий предмет.
На кухне она с озадаченным видом повернулась ко мне и произнесла:
- Но здесь нет никакой посудомоечной машины...
Я выстрелил с бедра, естественно, промахнулся, и пуля продырявила
грязную кастрюлю на плите. Оставив ковбойские штучки до лучших времен, я
прицелился более тщательно и вторым выстрелом уложил ее как раз в тот
момент, когда она собиралась издать один из своих ужасных визгов.
На целые три секунды воцарилась тишина. Четвертая взорвалась
оглушительной тр-р-р-релью дверного колокольчика, висевшего на стене в
трех футах у меня над головой. Я окаменел от ужаса. Я не знал, что мне
делать. Первой моей мыслью было оставаться окаменевшим до тех пор, пока
назойливому посетителю не наскучит звонить в дверь, и он не уйдет по своим
делам. Но затем я вспомнил о припаркованной на подъездной аллее игрушечной
иностранной машине Дженис, наличие которой лучше всякого плаката говорило
о том, что хозяйка находится дома. Если не открыть дверь, посетитель может
заподозрить неладное и позвать на помощь соседей или полицию, и тогда мне
не удастся смыться отсюда.
Поэтому я решил открыть дверь. В этих роговых очках, с фальшивыми
усами и измененным голосом, меня не узнает и родная мать. Я могу
представиться домашним доктором и заявить, что Дженис больна и никого не
принимает.
Пока я размышлял обо всем этом, раздался второй звонок, столь
громкий, что мог бы вывести из оцепенения настоящую каменную статую, а не
только окаменевшего от ужаса человека. Засунув пистолет в карман, я
поспешно проследовал через гостиную и остановился у входной двери. Глубоко
вздохнув и кое-как уняв нервную дрожь, я слегка приоткрыл дверь. То, что я
разглядел в образовавшуюся щель, оказалось всего-навсего торговым агентом
с коричневым портфелем в руках. При нем был потертый серый костюм, белая
рубашка, голубой галстук и ослепительная улыбка, открывающая по крайней
мере шестьдесят четыре огромных зуба.
- Добрый день, сэр. Могу я видеть хозяйку дома?
- Она больна, - ответил я, не забыв придать своему голосу хриплую
чужеродность.
- В таком случае, сэр, - затараторил он, - может быть, вы уделите мне
пару минут, если, конечно, вы не слишком заняты?
- Мне не до того. Прошу прощения.
- Но я уверен, что это заинтересует вас, сэр. Компания, которую я
представляю, представляет интерес для каждого, у которого есть дети.
- У меня нет детей.
- О! - Его улыбка померкла было, но тут же расцвела с удвоенной
силой. - Но моя компания служит интересам не только родителей. В двух
словах - я представляю издательство "Универсальнейшая Энциклопедия". Я, в
сущности, не торговый агент. Дело в том, что мы занимаемся предварительным
изучением спроса на местном рынке и...
- Прошу прощения. Меня это не интересует, - прервал я его.
- Но вы еще не знаете самого главного! - настаивал он.
- Ну и черт с вами! - Я захлопнул дверь у него перед носом, размышляя
о том, что Дженис наверняка купила бы эту самую "Универсальную
Энциклопедию", не застрели я ее две минуты назад.
Но мне еще предстояло покончить со своим делом. Нужно было
перевернуть вверх дном весь дом, вывалить на пол содержимое комода,
перерыть все бельевые шкафы и т.д. и т.п. Затем, когда подойдет время, я
побегу на свой поезд.
Я как раз направлялся в спальню, когда зазвонил телефон.
Я снова замер в нерешительности. Отвечать или нет? И вновь, как в
первый раз, и примерно по тем же соображениям, решил ответить. И вновь
представился семейным врачом.
После того как я поднял трубку и поздоровался, приторно-слащавый
женский голос на другом конце провода запел мне в ухо:
- Говорит статистическое бюро компании "Маджилл". Вы в данный момент
смотрите телевизор, сэр?
Я застыл, прижав трубку к уху.
- Сэр?
- Нет. - Я бросил трубку и продолжил путь к спальне. На этот раз мне
удалось туда добраться. Один за другим я вытаскивал ящики комода и
вываливал их содержимое на пол. Мне было наплевать на отпечатки пальцев. В
моем собственном доме должно быть полным-полно моих отпечатков пальцев.
Полиция же просто предположит, что грабитель был профессионалом и работал
в перчатках.
Я успел покончить с третьим ящиком, прикарманив для правдоподобия три
пары серег и старые наручные часы, когда в дверь снова позвонили.
Вздохнув, я устало поплелся в гостиную открывать дверь.
На этот раз это была какая-то маленькая толстушка с идиотской улыбкой
на лице. Увидев меня, она произнесла:
- Пр-р-риветик! А я - миссис Тернер с Мэригольд Лэйн, и продаю билеты
новой автомобильной лотереи в пользу протестантской церкви штата.
- Знать не знаю никаких лотерей, - ответил я.
- Но это же автомобильная лотерея, - сказала она.
- Не нужно мне никаких автомобилей, - сказал я и захлопнул дверь.
Затем вдруг снова открыл ее, выпалил: - У меня есть машина, - и снова
захлопнул.
Возвращаясь в спальню, я прокрутил в голове этот разговор. Кажется, я
отвечал не очень связно. Может быть, я нервничаю сильнее, чем мне это
казалось?
Неважно. Менее чем через час я уйду отсюда и буду преспокойно ехать в
нью-йоркском поезде.
От волнения я закурил сразу две сигареты, и злобно раздавив один
окурок ногой, вернулся к делу. Потом, покончив с комодом и туалетным
столиком, собирался было уже приняться за шкафы, как вдруг снова зазвонил
телефон.
Раньше я даже не представлял себе, какими пронзительными и резкими,
какими режущими слух бывают телефонные звонки. И какими длинными И как
ничтожно малы промежутки между ними! Господи, этот проклятый телефон успел
прозвенеть трижды, прежде чем мне удалось сдвинуться с места, пока я бежал
через спальню в гостниную.
Я снял трубку, и незнакомый мужской голос бодро прокричал мне в ухо:
- Привет, Энди!
- Энди?
Ему показалось мало и он повторил:
- Привет, Энди!
Все шло не так. Все шло не так, как надо. Я спросил:
- Кого нужно?
Он, конечно, ответил:
- Энди.
- Вы ошиблись номером, - сказал я и повесил трубку.
И тут позвонили в дверь.
Я подпрыгнул на месте, обрушив телефон вместе с подставкой на пол.
Пока я возился с ненавистным аппаратом, пытаясь установить его на место, в
дверь позвонили еще раз.
Я бросился к двери и, позабыв всякую осторожность, одним быстрым
движением распахнул ее настежь.
Человек, представившийся моему взору, имел благородные седины, не
менее благородную осанку и очень самоуверенное выражение лица. Он был
облачен в строгую пиджачную пару, а в руках сжимал черный портфель.
Улыбнувшись мне, он спросил:
- Мистер Уит уже побывал у вас?
- Кто?!
- Мистер Уит, - сказал он. - Он заходил к вам?
- Никогда не слыхал о таком, - сказал я. - Вы ошиблись номером.
- Ну что ж, - сказал сей достойный джентельмен, - в таком случае мне
придется поговорить с вами самому. - И прежде чем я успел понять, что
происходит, он проскользнул мимо меня и в следующую секунду уже стоял в
гостиной, озираясь по сторонам и изображая всем своим видом неподдельное
восхищение. - Прелестно! На редкость прелестная гостиная!
- Эй, послушайте... - начал было я.
- Сэмпсон, - произнес он. - "Универсальнейшая Энциклопедия". А где же
сама маленькая хозяйка?
- Она больна, - ответил я. - Я как раз готовлю для нее бульон.
Куриный э-э-э... бульон! Может быть, как-нибудь в другой раз...
- Понимаю, - сказал почтенный джентельмен. Он нахмурился, словно
обдумывая что-то, а затем улыбнулся и произнес: - Что ж, сэр, вы можете
идти заниматься своим бульоном. Это даст мне возможность подготовить все
материалы для презентации.
И не успел я и глазом моргнуть, как он уже расположился на диване. Я
открыл было рот, но он оказался проворнее меня и уже открыл свой портфель,
залез в него руками по самые плечи и извлек две охапки бумаги. За ними
последовали стопки и стопки бумаги стандартного машинописного формата
кричаще-яркого - красного, зеленого и голубого - цвета, украшенные
фотографиями уходящих в бесконечную даль книжных рядов. СПАСАЙТЕСЬ! -
вопила одна стопка проспектов крупным черным шрифтом. БЕРЕГИТЕСЬ! -
визжала другая красным. ПОПЫТКА НЕ ПЫТКА! - кричала третья, совсем уже
