распустил сволочей, дал потачку.
Строкач, усмехаясь под нос, неспешно ворожил, накрывая стол,
перемещаясь с салатами и соленьями из кухни в гостиную. Его кулинарные
дарования были в новинку только для тех, кто редко с ним сталкивался -
как, например, подполковник Лютый, которого Строкач неожиданно разыскал и
затащил к себе.
Столкнуться им пришлось пять лет назад в ситуации для Лютого
критической и едва не закончившейся для подполковника сроком. Любовь к
казенному имуществу в душе подполковника (тогда еще майора) пламенела с
особенной силой.
Линейной милицией была задержана команда "корабейников",
направлявшихся в Китай, в их багаже оказались вороха новенького армейского
обмундирования - шинели, ушанки, кожаные ремни и прочее. Разведенные по
разным комнатам, "коробейники" взахлеб торопились дать показания, чтобы
поспеть раньше других и все-таки отправиться по своей турпутевке, а не в
обратном направлении. От них потянулась ниточка к армейским складам, и в
частности, к майору Лютому.
Дохлое это дело о расхищении армейского имущества Строкач дожимать не
стал, как говорится, спустил на тормозах. Выпотрошив Лютого на допросе,
как он один это умел, Строкач убедился в безнадежности дальнейшего
расследования, которое обречено было неминуемо увязнуть в трясине
армейской неразберихи. Дела накатывали одно за другим, и волей-неволей
Лютого пришлось оставить в покое.
Как ни странно, и по прошествии пяти лет подполковник помнил, кому
обязан свободой и погонами, а впрочем, мог полагать, что и материальчик
кое-какой в отношении его сохранился. Самое главное во всем этом было то,
что Лютый был начальником Скалдина, ведал командировками, и в его власти
было отрядить офицера или в аул под Джезказганом, пусть и со всем
известным наименованием Байконур, или за границу, где размещались
российские воинские части. И, как водится, все упиралось в маленький
презент и сообразительность командированного.
- А чего б ему не кататься? Бензина пока хватает, да и польза
кое-какая есть. Кто бы его впустую посылал? - Лютый как бы слегка
оправдывался. - Езда нормальная: "КамАЗ", спи - не хочу. Я сам на "газоне"
пол-России исколесил...
Подполковник зевнул, перевел взгляд на початую бутылку водки - уже
вторую, - потянулся было к ней, но спохватился, покосившись на Строкача.
Удержал себя. Строкачу это не понравилось - он сам налил до краев,
опрокинул первым, выпил и Лютый, и разговор несколько оживился, умело
подправляемый в нужное русло. Выпили еще, и подполковник как-то разом
захмелел, лицо его побагровело, залоснилось, отмякло.
- Скалдин не парень - золото. И дело знает, и сам рюмку выпьет, и
друга не забудет. Вот ты, Павел Михайлович... Ведь неспроста же, все-таки,
вы им интересуетесь в угрозыске. Я тебя знаю - ты пустышку тянуть не
станешь. Но зачем он тебе? Ну, работает мужик, суетится. Сегодня с колес -
завтра опять в командировку, в дороге бывает больше, чем дома. А Польша...
- С багровой физиономии подполковника на Строкача смотрели трезвые и
довольно проницательные глазки, смахивающие на медвежьи - с зеленцой в
глубине.
Строкач встревожился.
- Значит Скалдин выезжает в очередную командировку завтра, и снова в
Польшу? Тем же "КамАЗом"? Отлично. Надеюсь, перед дорогой никто его не
потревожит, Мы ведь понимаем друг друга? Не стоит вам, подполковник, из-за
него подставляться.
- Да какое там, Павел Михайлович! Скалдин так Скалдин. Нашкодил -
пусть отвечает...
- Вот и отлично, договорились. Надеюсь, останемся друзьями.
- Для тебя, Павел Михайлович, - все, что угодно. Скалдин едет в
обычную рядовую командировку. И пусть его едет, голубчик, пусть... - Лютый
явно переигрывал, изображая совершенно захмелевшего, уже начавшего
заплетать языком.
"КамАЗ" с воинскими номерами тронулся в путь в пять утра. В это время
от обычной настороженности ГАИ ничего не остается. Вечерние хмельные
гуляки, раскатывающие с барышнями и большими деньгами, уже угомонились, а
утренние лихачи еще дремлют в постели. Да и сами инспектора - тоже ведь
люди! - в такое время уже на пути домой. Однако "КамАЗ" майора Скалдина у
западного выезда из города поджидал мальчишка-автоинспектор. - Ну, что,
стоим, Степан Макарович? - водитель-сержант задал вопрос, уже
притормаживая.
Инспектор маячил на проезжей части не скрываясь, широко расставив
ноги, словно пытаясь этим прибавить солидности своей щуплой фигурке.
Скалдин брюзгливо передразнил сержанта:
- "Стоим"! Останавливай уж, куда деваться. Не давить же его.
И уже через мгновение стало ясно, что положение хуже некуда.
Водитель, позевывая, не успел еще отпахнуть дверцу кабины, как с обеих
сторон в нее ринулись омоновцы с автоматами, а Скалдин услышал знакомый
приветливый голос:
- С приездом, Степан Макарович, со встречей, дорогой!
Голос Строкача подействовал на майора, как удар ломом по спине. Горло
у него перехватило, сердце зашлось, и он, как куль с тряпьем, плюхнулся
обратно на сидение, так и не услыхав возмущенных воплей водителя, которого
удерживали за руки дюжие омоновцы:
- Вы что творите? Это грабеж! У нас секретный груз - кто вам позволит
пломбы срывать?! Смотрите, майор... майор умирает!..
- Как вы себя чувствуете, Степан Макарович? - голос Строкача был
полон сочувствия. - Вы у маня впервые в гостях, так что располагайтесь без
стеснения.
Окинув одним взглядом кабинет, Скалдин заметил с укоризной:
- Ну разве так можно, Павел Михайлович! Вы майор, и я майор, есть же
какие-то нормы, в конце концов. А вы ловушку мне подстроили.
- Ну уж, и ловушку! Скажете тоже! Я же вас не заставлял ворованную
медь за границу на опломбированной армейской машине перебрасывать. Тут вам
и контрабанда, тут и хищение в особо крупных размерах. Не говоря уже о
таких мелочах, как валютные операции. Ведь не за рубли же вы металл
продавали?!
На Скалдина было тошно смотреть, и Строкачу эта картина была знакома,
как поверхность собственного письменного стола.
- Ну почему все я да я? Крайний я, что ли? Металл - да, вез. Но,
слово даю, - в последний раз.
- Может, в первый? Или все-таки попробуем правду говорить? Степан
Макарович, вы ведь офицер. Умейте и отвечать за свои поступки. Вы ведь
понимаете - иного выхода нет, взяты вы с поличным. Пять тонн меди - новые
высоковольтные шины, украденные на заводе, - да почти тонна никеля... Или
будете утверждать, что нашли на свалке? Ей-богу, не стоит, Степан
Макарович. Сержант-то ваш продержался ровно шесть минут, пока рассчитывал
выйти сухим из воды как человек, всецело зависящий от вас по службе. Не
мог же он, водитель первого класса, ведущий пустую - по документам -
машину, не чувствовать, что у него за спиной шесть тонн груза? Переживает
парень, что за каких-то десять тысяч позволил вовлечь себя в опасное
преступление, старается помочь следствию.
- Да уж вижу. Значит, все-таки... суд?
- Не тешьте себя иллюзиями, Степан Макарович, что дело уйдет в
военную прокуратуру. Неплохо, конечно, что и там у вас друзья, но ваше
преступление - сугубо гражданское. Так что не стесняйтесь, будьте
раскованнее, ну, скажем, как во время чаепития с соседом.
Скалдин на мгновение смешался, потом раздраженно улыбнулся.
- Черт! Вы-таки действительно кое-что знаете. Ну, что ж, я в этом
деле - пешка, копейки подбираю. А всему хозяин - сами видели кто. Пока он
не перебрался в наш дом и мы не познакомились, я и помыслить о таком не
мог. Это он, уголовник проклятый, все организовал, он и меня сбил с
толку...
"Смотри-ка, - думал Строкач, - еще одна невинная жертва! Если ты
раньше медь не таскал, так потому что навару с этого не было никакого.
Зато армейское барахло отлично шло направо и налево - только свои тебя
прикрывали - не подберешься. Но сейчас это дохлый номер. Придется
выкладывать все".
- Меня интересует абсолютно все о Теличко. Ведь вы же не стремитесь к
тому, чтобы он переложил всю вину на вас и остался безнаказанным? Медь -
его?
- Да, да! Это все он. Я сколько раз говорил: смотри, что делается - в
доме убийство, милиция без конца шныряет, забери ты обратно металл, ведь
еще можно провести его по документам. Да и где мне денег взять - за него
расплатиться? А ему все равно - доллары ему подавай! Сам, небось, с
заводским ворьем рублишками рассчитывается... Ну, этих я и не знаю
никого... Спросите Теличко.
- Что вы, майор, какая такая медь? Вся, что была, - проходит по
документам, у нас полный ажур. Ревизия? Нет проблем, хоть сейчас. А то,
что этот жлоб армейский ворованное за бугор таскает, - его дела. Я об
таких и ноги вытереть брезгую.
- Но ведь использовали? - Строкач с неудовольствием отметил, что
Теличко держится невозмутимо, с насмешливым спокойствием.
- Мало ли какую рвань используют. Так какие ко мне претензии?
- После ревизии поговорим.
- И вы всерьез на это рассчитываете?
К сожалению, на результаты ревизии рассчитывать всерьез не
приходилось. Но что еще оставалось майору?..
- Однако у вас и темпы! Неужели все за день успели перевесить? -
Теличко сиял. - И как успехи? Небось все силы на меня, злостного
расхитителя, бросили? Не боитесь, что гидра преступности в другом месте
голову поднимет?
- Поднимет - не поднимет, а из девятисот восьмидесяти килограммов
меди, числящихся по документам, сорок - недостача.
- Ай-я-яй! Что же это я, бедный, буду делать? Не иначе - обокрали! В
милицию, что ли, заявить? - театрально засокрушался Теличко. - Хотя,
пожалуй, с этим я сам разберусь. Возмещу недостачу - сколько там? Ага,
целых две тысячи рублей... Ради такой астрономической суммы и ручку-то в
руки лень брать - с актом возиться. Слушайте, майор, чего вы вообще на
меня взъелись? Что вы ищете? Медь ворованную - нет ее у меня. Я срок себе
за пазухой не держу. Без меня на то дураков жадных хватает. Валюту? Так
это только пацаны по загашникам доллары да золотишко скирдуют. В
цивилизованном мире на то существуют банковские счета. Эх, Павел
Михайлович! Скучно у нас здесь. Воровать тошно, а не воровать - нельзя.
Кем мой сын здесь вырастет? Или нищим, или вором. Третьего не дано.
Думаете, я не понимаю, что вы сейчас - как же, ведь из рук выскользнул! -
на хвост мне упадете, воровать не дадите. А платить чиновничьей швали все
равно надо. И что дальше? В тюрьму я не вернусь, не хочу. Наверное,
придется тикать от родных берез да елок. Жалко, но и там березы с елками
водятся. И люди живут по-людски... Эх!... - махнул рукой Теличко и
продолжил уже спокойнее: - И все-то вы прекрасно знаете - и то, что жена
моя с сыном по путевке второй месяц по Германии... путешествуют. И должен
вам сказать, весьма неплохо там себя чувствуют.
- А с чего, собственно, вы мне это рассказываете?
- А с того, что, может, до вас дойдет, что не туда вы роете. Девчонок
мочить - не мой профиль, не было у меня для этого никакого мотива. А все
остальное... Даже болван Скалдин сообразил, что "Дойче банк" - понадежнее,
чем российский. Обратили внимание, что денег у него - кот наплакал? Вот и
на мне не особенно разживетесь. Чего вы добились? Того, что деньги сами из
страны удирают? Так какой дурак будет строить дом на гнилом фундаменте?
Эх, поздновато я понял, что не видать мне загранпаспорта... За это,
конечно, спасибо. Но я и другое понял: было бы у вас за что - давно бы вы
меня выдернули... А, что я в конце концов, треплюсь - да без прикрытия
ментов ни одно серьезное дело не обходится...
Сквозь слова проступал какой-то подтекст - и Строкач чувствовал это и
догадывался, к чему на самом деле клонит Теличко. Догадываться
догадывался, но и верить в это не хотелось, и нужно было найти этому
подтверждение, если есть хотя бы ничтожный шанс, что сказанное - правда.
- Что еще за прикрытие? Давайте-ка, Николай Васильевич, потолкуем об
этом в открытую.
Теличко усмехнулся, но глаза его остались мрачными.
- О чем толковать с человеком без паспорта?
- Заграничного, то есть? - осведомился Строкач.
- Само собой. Известно же: без бумажки ты букашка... Так вот, покуда
я букашка, и с женой поддерживаю контакты по телефону, говорить нам не о
чем.
Начальник отряда капитан Крымов за минувшие пару-тройку лет
превратился в подполковника, начальника колонии общего режима. Мощный,
широкий в плечах, он казался бы атлетом, если бы не смешно выпирающий
тугой живот, из-за которого мундир сидел на нем всегда как бы с чужого
плеча. Встретил он Строкача радушно, как старого приятеля, предложил кофе,
бутерброды. Подполковник явно скучал здесь у себя на отшибе, и свежий
собеседник для него был просто как дар небес, да и рассказчик из него был
не последний - Крымов профессионально цепко схватывал детали и
подробности.
- Помню я Засохина, как не помнить! Народу прошло через мои руки -
счету нет, а его помню. Это ведь они здесь срок по суду отбывают, а я -
бессрочный. Двадцать два года!.. Как при Сталине "четвертак", и все на
общем режиме... А беспредел здесь творится похлеще, чем на строгом. Там по
крайней мере какие-то свои законы соблюдают, и публика серьезная: попусту
ни нож, ни слово в дело не пускают. А здесь - сплошь шантрапа. Срока
"кошачьи" - год да три, вот они по-блатному и идут - с песней по жизни.
Шизо да БУР - за награду. Конечно, многих мы обламываем, но до того они и
пофорсить успевают. "Актив - за падло, отрицаловка - в авторитете".
- И вы так легко об этом говорите? Что-то не похожи вы на человека,
который идет у блатных на поводу.
- Не похож, верно. Только не все от меня зависит. Мой контингент к
оперу на вожжах не затащишь.
- Да... а места у вас здесь действительно тихие... Любопытно, а как
Засохин смотрелся на фоне этих тихих мест?
- А никак. Существовал как бы параллельно. Педиками не пользовался.
Парень молодой, но достаточно развитой. Он ведь школу окончил, так что и
времени свободного у него было достаточно. Я надеюсь, вы не думаете, что
мы тут их гоняем до изнурения. Ничего подобного. Режим, питание...
Некоторые даже полнеют.
- А Засохин? - напомнил Строкач.
- Нет, вот он как раз не пополнел, да и вообще, я бы сказал, не
изменился. Читал помногу, запоем. Я специально просматривал его
библиотечную карточку. Там тебе и Достоевский, и Хомяков, Чаадаев и
"Бхагавадгита", какие-то труды Рериха. Эти книги, кроме него, никто и в
руки с полок не брал. Библиотекарь удивлялась: он, представляете, религией
интересовался. Тогда это было под запретом, и я насторожился - сигнал
все-таки, хотя и тогда считал, что пусть лучше молятся, чем предаются
"суровой мужской любви". А потом думаю - черт с ним, пусть себе верует. И
шпана здешняя - у них принято, они могут за любую странность "юбку
надеть", - а вот отступились. Засохин поначалу некрепкий парень был, но
здесь спортом занялся, мускулы накачал...
- А говорите - не изменился.
- Нет, конечно, окреп. Жилистый парень, мускулистый, но драк избегал.
Хотя было, было... Один раз его просто спровоцировали, какой-то
полублатной. Но Засохин был прав и не отступил, а потом конфликт сам собою
угас. Я иной раз поражался - почему его не трогают. Думаю, все-таки его
считали не совсем нормальным. Ясное дело - если человек на каждом углу
треплется о духовной жизни и загробном мире, куда дальше?.. Я еще было
подумал - смотри, Крымов, у тебя под носом секту создают, посулил ему
"трюм", мозги остудить, он немного притих. Потом говорит - "взгляды
сменил". А вот о преступлении своем никогда не заговаривал. Даже странно:
"козырная" статья - тяжкие телесные со смертельным исходом. За такое
уважают, с чего ему было таиться? Потом я решил, что он стыдится - как же
так, проповедует одно, а сам человека угробил. Значит, все вранье? Таких
тоже не любят, но это те, которые с понятием. А сейчас что, одна мелкая
сволочь, ничего не смыслят: наколют на себя картинок что твоя Третьяковка,
а и не знают, какая татуировка что означает. Кстати, Засохин и точки себе
не дал наколоть. Странный парень, но что-то в нем было, жаль если опять с
ним что-то вышло... А тогда, коли б не эта его религиозная дурь, точно
выставил бы его отсюда условно-досрочно.
Октябрина Владленовна Скалдина смотрела на разор и столпотворение в
своем доме вполне безучастно. Она сидела, расплывшись рыхлым киселем в
старом кресле, разглядывая Строкача и понятых так, как если бы они были
полупрозрачными фантомами ее собственного воображения.
Между тем понятые поначалу робко, а потом со все более явным
недоумением переглядывались между собой. Ни их жадному любопытству, ни
любопытству тех, кто пришел сюда по долгу службы, насытиться в этой
квартире было нечем. Строкач, впрочем, на иное и не рассчитывал, полагая,
что майор Скалдин действительно последовал примеру более дальновидных
собратьев, и его "трудовые накопления" хранятся не в глиняном горшке в
печной трубе, а на счету в банке одного из сопредельных государств. И уж
наверняка номер счета не известен прямолинейной Октябрине Владленовне.
- Но как же это может быть?.. - охала и дивилась старуха. - Это
наверняка ошибка, Степан ведь офицер! В армии - знаете, как?! Он приказ,
видно, выполнял, а его и подставили... Вы кого угодно спросите - его все
знают. Но какой позор!..
- Следствие продолжается, Октябрина Владленовна, и все еще в стадии
выяснения. Так что горевать рано.
- Да, а Степан - в тюрьме! Люди-то... вовек не отмоешься!
- Пересуды - пустое. Если человек честный, он и через грязь чистым
пройдет. Вот, кстати, врач наверху живет у вас - Хотынцев-Ланда...
Лицо Скалдиной на мгновение просветлело. Казалось, даже морщины
разгладились на ее крупном, со старческим румянцем лице.
- Это поистине святой - Дмитрий Дмитриевич. Конечно, вы у него
спросите! Такой человек! Ну вот почему все хорошие люди несчастны? У
Степана ни семьи, ни детей. Постоянно в разъездах, командировках, о
солдатах, как о детях родных, заботился. А теперь эта чертовщина... Медь
он, видите ли, вез! Другие золото тоннами распродают... Может, в чем-то
ошибся человек. Это вот, как если бы того же Дмитрия Дмитриевича обвинить,
что от него не все больные здоровыми уходят. Он бы, может, и рад, но не
Бог ведь, а все силы людям отдает. А благодарность? Подумать только - и от
этого человека жена ушла! Стыдно сказать...
- А что, Хотынцев-Ланда разве был женат? - притворно удивился
Строкач. - И дети есть?
- Нет, детей нет. Да и дело было - лет двадцать назад. Я ведь все
помню, что случалось в этом доме - с послевоенных времен. Тогда порядок
был, не воровали, и строили на совесть... - Старуха коротко всхлипнула,
прижала ладонь к обширной груди. - О чем вы, Господи... Человека в тюрьму
посадили, а вам любопытно, кто на ком был женат двадцать лет назад!.. Они
и прожили-то всего два года...
Нелегко было поверить, что этой эффектной блондинке со стройной
фигурой и по-девичьи свежим лицом уже за сорок. "Однако, - подумал
Строкач, - ее одноклассники выглядят куда старше, невзирая на здоровый
образ жизни". Ирина Сухова лихо курила одну за одной длинные тонкие
сигареты и даже, смущая праведного майора, опрокинула прямо на рабочем
месте две рюмки коньяку. Строкач воздержался, хотя ему и было предложено,
но не преминул осведомиться:
- Как вам все это удается, Ирина... э-э...
- Оставьте вы эти отчества в покое. Я еще не на кладбище и не на
пенсии, и вы мне не подчиненный. И уж точно не начальник. - Сухова
стряхнула пепел с очередной сигареты в маленькую серебряную пепельницу. -
У меня и начальства-то как такового нет. Ну, угождать, конечно, многим
приходится. Рекламный бизнес - это... Скажем так - не будь я в такой
форме, всего этого не было бы вовсе, включая и банковский счет. А это
сегодня и для женщины много значит.
Офис директора рекламного агентства выглядел весьма привлекательно.
Мягкие ковры, глянцевые плакаты с томными фотомоделями, с которыми, как
показалось майору, хозяйка фирмы вполне могла конкурировать, гнутая белая
мебель под ампир... Души суровых деловых людей должны были размягчаться
здесь безотказно... Уж сам Строкач, нуждайся он в рекламе, знал бы теперь,
к кому обратиться. Однако он в ней не нуждался.
- Ирина, мне неловко интересоваться вашей личной жизнью...
- Интересуйтесь. Что есть, то есть. Кто из моих женихов занимает ваше
воображение?
Эта улыбка была уже гораздо прохладнее. Она принадлежала женщине
пожившей, проницательной, знающей себе цену...
- Меня занимает одна весьма давняя история... Глядя на вас, я никак
не могу поверить, что ей и в самом деле столько лет...
Уяснив, о чем речь, Сухова не показала ни жестом, ни гримаской, что
испытывает какие-то чувства при упоминании о своем замужестве, только
кокетливо поежилась от откровенной лести майора.
- Муж, муж... У меня, кстати, до сих пор штамп в паспорте стоит. Это
уж потом я научилась без этих формальностей обходиться. А тогда -
влюбленная девчонка, романтический флер... Все как в угаре, и когда первое
чувство прошло, а произошло это довольно быстро, все равно что-то
осталось. Я ведь в те годы хороша была... и знала об этом. Ох, горячо
кругом было, как за мной увивались! А я знай себе слушаю про бескорыстное
служение людям... Бред, конечно, но действовало почему-то... Искренний был
мальчишечка. А любовь... Было немного, было. Я вот недавно кое-что
просматривала из того, что он тогда читал. Не без прицела - моя работа
требует умения найти подход к человеку. Тут есть свой кайф. Он тебе
конкретный вопрос, а ты ему - про двойственную природу человечества, о
том, что тело состоит из земных элементов, оплодотворенных космической
сущностью, - Сухова подмигнула и продолжила уже веселее, - все это
психологически оправдано, помогает убеждать, когда обычные аргументы
исчерпаны. А представляете, как все это выглядит в исполнении возвышенного
юноши, умницы и труженика, который совершил почти невозможное - без
протекции продрался в медицинский?
- А вы не больно-то своего бывшего мужа жалуете.
- А я никого не жалую... после него. Верите ли - душа у меня сухая и
трезвая. Головы не теряю. А оболочка - что ж, оболочка хороша и сейчас,
знаю, многие говорят. Так что переходим к фактам.
Каким образом инспектор Куфлиев умудрялся держать в голове данные обо
всех расплодившихся в округе предприятиях, оставалось его тайной. Впрочем,
то, что он поведал Строкачу, было вполне банальным.
- Ты, Павел, окончательно достал меня с этим Теличко. Посадить его,
конечно, следовало бы, но по закону он - чист. Вот тебе в двух словах все
законодательство: не надо быть семи пядей во лбу, чтобы дать взятку боссам
нефтебазы или даже купить бензин на бирже по четвертному, потом дать
взятку и получить лицензию, а затем продать этот бензин за границей, где
минимальная цена марка - литр. Марка сейчас - по двести. Представляешь,
какая прибыль, и это при всех взятках! Вот это крутизна! А мы кого можем
взять за бока? Шпану, которая берет обычную ртуть, окрашивает ее лаком для
ногтей или размолотым кирпичом и продает как сверхсекретное стратегическое
сырье. Жалко, что еще не легализовали торговлю компонентами ядерного
оружия! Ну ничего, такими темпами - и за этим дело не станет. Ведь Теличко
и ему подобные "Примэксы" - это нынче наш экономический авангард,
неуклонно переходящий в политический. Так что можешь себе представить,
какие законы нас ждут впереди! Конечно, Теличко для политики мелковат, но
и браться за него вплотную бесперспективно. Кстати, там у них участковый,
Самохвалов, похлеще любого розыскника. Бдит, старина, - все знает,
примечает, в блокнот заносит. Он и за Теличко приглядывал. Что говорит? Да
то же, что и я тебе. А на кооператоров и фирмачей глаз у него - что надо.
Классовый подход. Был тут у нас некий "Барк Лтд"...
Артур Барковский, толстоносый брюнет с непропорционально большой для
его скромного роста выпуклой грудной клеткой и покатыми плечами,
повернулся к нежданному посетителю всем корпусом, словно его мускулистая
шея не гнулась. Глубоко сидящие карие глаза смотрели на Строкача изучающе.
Убранство офиса кооператива роскошью не поражало, но и аскетизмом,
однако, здесь не пахло. Телевизор, пара рижских телефонов, вполне
приличная мебель - во всем этом чувствовалась хозяйственная
обстоятельность, то, что Строкачу всегда нравилось. И держался Барковский
солидно и с достоинством.
- Если бы мне Ирина не позвонила - не было бы у нас с вами никакого
разговора.
- Ну, что ж, спасибо ей. Значит, реклама - не только двигатель
торговли. - Строкачу довольно непросто было уговорить Сухову
отрекомендовать его председателю "Барк Лтд", по слухам, довольно
необщительному господину. - Кстати, я мог бы вызвать вас на допрос
повесткой, однако предпочел неофициальную встречу.
- И верно сделали, хотя Ирина и оговорилась, что лично я вас не
интересую. Хотя мне плевать - я чист.
- Всегда приятно встретить честного человека. А почему, собственно,
вы так поспешно сменили офис?
Барковский расхохотался.
- Значит, вас мои дела совершенно не интересуют. Логично. Ну, да об
этом все знают, и ваши, и наши. Нашли у меня кое-какую ткань, не
проведенную по документам, посчитали краденой. Уплатили в госбюджет
столько, что получилось - квартал на дядю отработал. Чистая подставка. Что
тут объяснять, будто вы не знаете, как это делается. Погоны носить, да не
хапать и наверх не давать - далеко не уедешь.
- Кто? - коротко спросил Строкач.
- Не знаю, с кем наверху делится наш участковый, но тех, кто ему
дает, не трогают. Ни финотдел, ни милиция. Он у нас и царь, и бог, и
воинский начальник. А не дашь - считай, постоянно будет "случайно" висеть
за твоей спиной. И не только выждет случай, но сам же его и спровоцирует.
И не по мелочи сшибает - какое там! - в полную долю пристраивается.
Пословица есть: "Наглый, как мент"... Как раз про него.
- Хороша пословица, нечего сказать. Любит народ своих героев...
Послушайте, Барковский, а как это вы поссорились с Самохваловым?
- Элементарно. Не дал положенного.
Капитан Самохвалов явился через пятнадцать минут после звонка в
подрайон. Конечно, Строкач мог бы и сам посетить его резиденцию, но
допросы он предпочитал вести на своей территории.
В кабинет Самохвалов ввалился шумно, отдуваясь и громогласно
приветствуя майора. Кроме Строкача, за столом спиной к участковому сидел
кто-то еще, склонившись над листом бумаги.
Через мгновение человек обернулся, и Самохвалов узнал Барковского.
Тот коротко кивнул и с улыбкой вышел из кабинета. Самохвалов увял,
почувствовав неладное, и, когда майор задал свои вопросы, почти не
сопротивлялся, только на минуту попытавшись изобразить благородный гнев.
- Да бросьте вы в самом деле, Самохвалов, - с ленцой заметил Строкач.
- Расхожее убеждение, что взятка почти не доказуема - чистая чушь. И вам
ли этого не знать?! Да если правильно повести опрос, на вас даст показания
практически каждый кооператор в районе. И не мне вам рассказывать, как
охотно они отвечают.
- Это что - на испуг? - встрепенулся было напоследок Самохвалов, но
тут же и угас, невидяще глядя в оконный проем. - Ладно... Буду колоться
вчистую, учтете ведь чистосердечное?..
На звонок Строкача Хотынцев-Ланда ответил так бодро, словно только
его ждал у телефона круглые сутки. "Встретиться за час перед
выступлением?.. С удовольствием, какие проблемы!"
Майор прибыл в клуб загодя, но и психотерапевт не заставил себя
ждать.
- Час пятнадцать в вашем полном распоряжении. Располагайтесь, сейчас
Сергей придет - скажу, чтобы нас не беспокоили. Это мой помощник и
телохранитель в одном лице. На двух доходов не хватает. Так какая же
консультация вам понадобилась?
- Вопрос, если угодно, теоретический, хотя и затрагивает вполне
конкретное лицо. К сожалению, не могу вам сообщить, кто это, поскольку
опасаюсь, что это может повлиять на вашу объективность.
- Да что это вы все обиняками, Павел Михайлович? Я готов.
Мелодично зазвонил телефон. Дмитрий Дмитриевич быстрым движением
поднял трубку, успев сделать извиняющийся пасс кистью левой.
- Да, я... Ну, что? Конечно, узнал. Да брось, тоже болящий нашелся...
Я помогу... Твоя аура?.. да что ты?.. - и уже спокойней, словно бы
нараспев: - Ну, что ж, выходи из кризиса сам... конечно, все нормально.
Счастья и здоровья.
Трубка легла на рычаг, а палец почти незаметно - на кнопку рядом с
телефонным аппаратом. Сейчас же в дверях возникла миловидная пожилая дама.
- Да, Дмитрий Дмитриевич?
- Заболел Сергей, Софья Ароновна. Займитесь организацией. А мы тут
пока побеседуем. У нас еще пятьдесят минут.
Дама беззвучно удалилась, Хотынцев-Ланда продолжил так же ровно,
словно и не было никакого звонка:
- Вы можете и не говорить, что именно вам нужно. Иной раз в беседе и
находишь искомое. Люди, знаете ли, по-разному используют свои дарования.
Кто топит разум в вине, говоря ему после первой рюмки: "Прощай, встретимся
потом", кто сознательно погружает свою и чужие души в туман. Бездна всегда
притягивает человека. Вот любопытный пример: вы знаете, что для того,
чтобы снять "документальные" кадры в фильмах Романа Кармена о злодеяниях
фашистов, заново вешали срезанные с виселиц трупы соотечественников? Это
вам ни о чем не говорит? Так вот, если у человека открыт "третий глаз",
силен дар ясновидения - пользоваться им надлежит с величайшей
