сказал вам. Она покончила с собой. Это была проверка.
Я чуть было не разразился потоком крепких слов, но подавил
негодование, стиснул зубы. Слокум... ханжа и сноб. Слокум оторвался
от реальной жизни уже давно. Скажи ему теперь, что это он толкнул
жену на самоубийство и без какой-либо веской причины, - в лучшем
случае он бы спятил, и все.
Мод Слокум не покончила бы с собой, если б убила свекровь. А
рассказ мужа о кепке Ривиса открыл ей простую истину: Ривис не
виноват в убийстве. Его совершил кто-то другой. Кто? И тут ее
неврастеник-муж выдает свою "версию".
Я сказал Марвеллу:
- Если вы друг этого человека и заботитесь о нем, вам следовало
бы подыскать для него хорошего врача.
Марвелл вскинул на меня взгляд и пробормотал что-то бессвязное,
не отнимая пальцев ото рта. Глаза Слокума были все так же обращены
к потолку, и на лице светилась все та же улыбка святого. Я вышел из
этого склепа. Уже за дверью до меня донеслись слова:
- Твой ход, Фрэнсис.
В одиночестве я обошел дом, думая о Мод Слокум и разыскивая ее
дочь. Комнаты и коридоры были пусты и безмолвны. Гигантская волна,
пронесшаяся над этим домом, смыла жизнь с его берегов. После цунами
жизни не было ни на веранде, ни в холле, ни на террасах, лужайках и
дорожках во дворе, и только цветы горели в угасающем вечернем
свете, как прежде. Бассейн обошел стороной, краем глаза отметив,
что сквозь листву деревьев он блестит, как созданное природой
зеркало. Дойдя до конца траурной кипарисовой аллеи, я очутился
перед входом в сад, где впервые увиделся с пожилой леди.
Кэти сидела на каменной скамье, островком выступающей из
половодья цветов. Ее лицо было обращено к западу, где только что
величественно погибло солнце. Потом взгляд девушки медленно
переместился за каменную стену сада к высившимся на горизонте
горам. Она смотрела на их пурпурную громаду так, как смотрит узник
на стену огромной тюрьмы, где осужден остаться в полном одиночестве
навсегда.
Я окликнул ее от калитки:
- Кэти! Я могу войти?
Она медленно повернулась, в глазах все еще стояли гигантские
древние горы. Ровным голосом сказали:
- Здравствуйте, мистер Арчер. Входите.
Я сбросил щеколду и ступил в сад.
- Не закрывайте. Пусть калитка будет открыта.
- Что ты делаешь?
- Просто думаю. - Она подвинулась на скамье, давая мне место.
Камень все еще хранил солнечное тепло.
- О чем?
- О себе. Я привыкла думать, что все вокруг, - она повела
рукой, как бы показывая сад, - прекрасно, но теперь мне так не
кажется. Кольридж оказался прав в своем мнении о красоте природы.
Вы видите ее красоту, если есть красота в вашем сердце. Если же
ваше сердце опустошено, то и природа - пустыня. Вы читали его "Оду
унынию", помните?
Я сказал, что нет, не читал.
- Теперь я понимаю Кольриджа. Я бы себя убила, будь я такой же
смелой, как мама. А теперь... я думаю, буду просто сидеть и ждать,
что со мной произойдет. Хорошее ли, плохое ли, не имеет значения.
Я не знал, что сказать. Я ухватился за фразу, которая пуста,
но, может быть, успокаивала?
- Все плохое уже произошло, Кэти, разве не так? И значит -
прошло.
- Кроме опустошения сердца, - убеждено ответила Кэти. И
замолчала.
Наконец я сказал:
- Расскажи мне все, как было, Кэти.
Она поймала мой взгляд. Долго мы смотрели друг на друга, глаза
в глаза... Она вся сжалась, отодвинулась от меня.
- Я не знаю, о чем.
- Ты убила бабушку, - тихо отчеканил я. - Тебе лучше рассказать
мне об этом самой.
Кэти опустила голову, плечи ее поникли, она замерла. Ни единой
слезинки на глазах!
- Кто-нибудь это знает?
- Никто, Кэти. Только я и Ральф Надсон.
- Да, он сказал мне об этом сегодня. Мистер Надсон - мой отец.
Почему от меня это скрывали? Я никогда не послала бы письмо.
- Но почему-то послала...
- Я ненавидела мать. Она обманывала моего отца... мистера
Слокума. Как-то я видела их наедине, мать и Надсона, и мне
захотелось заставить ее страдать. И я думала, что, если мой отец...
мистер Слокум о том узнает, она уедет отсюда, и мы с ним сможем
остаться вместе. Вы не знаете, но... они все время ссорились или...
были друг с другом как чужие. Я хотела, чтобы они расстались. Но,
видимо, письмо не принесло результата.
Мне казалось: говорит взрослая женщина; колдунья без возраста,
знающая древние мудрые средства воздействия на людей. Но она
заплакала, горько, навзрыд, и снова превратилась в ребенка, может
быть, ребенка, торопящегося стать взрослым и объяснить
необъяснимое: как человек может свершить преступление, убийство,
желая самого что ни на есть доброго, для всех, как ему кажется,
подходящего.
- И потому ты выбрала самый сложный путь, - продолжил я ход
мысли Кэти. - Ты думала, что деньги твоей бабушки разъединят их.
Мать уедет отсюда со своим любовником, а ты сможешь счастливо жить
со своим отцом.
- С мистером Слокумом, - поправила Кэти. - Он мне не отец...
Да, я так думала, мистер Арчер. Я отвратительна.
Ее плач подхватил сидящий на кипарисе пересмешник. Рыдания
девушки, и всхлипывания вторящей ей птицы, и надвинувшиеся сумерки -
было от чего сойти с ума. Я обнял дрожащую Кэти.
- Я ужасна, - повторяла она сквозь приступы плача, - я должна
умереть.
- Нет, Кэти, нет. Слишком много уже умерло.
- Что вы собираетесь со мной делать?.. Я заслужила смерть. Я
ведь ненавидела и бабушку, мысленно не раз хотела убить ее. Она
изуродовала... моего отца, когда тот был еще маленьким мальчиком...
Она все пыталась справиться со слезами; птица все еще завывала,
словно выпущенная на волю совесть.
Я сказал:
- Кэти, успокойся. Я ничего не собираюсь с тобой делать. Я не
имею права...
- Не будьте ко мне слишком добры. Я не заслужила. С того самого
момента, как решилась на это, я почувствовала, что отрезана от
всего человечества. Я чувствую теперь, что такое клеймо Каина. Оно
теперь на мне.
Она закрыла рукой свой красивый лоб, будто там и вправду горела
каинова печать.
- Я понимаю, что ты чувствуешь, Кэти. Доля ответственности за
смерть Пэта Ривиса - на мне. А раньше, давно... я убил человека
собственными руками. Это спасло мне жизнь, но его кровь осталась на
моих руках.
- Вы слишком добры ко мне. Как и мистер Надсон... мой отец. -
Слово знаменательно прозвучало в ее устах, неся в себе великое,
таинственное и новое для девушки значение. - Во всем, что
случилось, он обвинял себя. Сейчас вы себя вините. Хотя я
единственная, кто виноват... Я даже хотела взвалить свою вину на
Пэта. Я видела его тем вечером. Я солгала вам тогда. Он хотел,
чтобы я уехала вместе с ним, и я пыталась заставить себя захотеть
уехать, но не смогла. Он был пьян, и я прогнала его. Потом я
увидела кепку, которую он оставил в машине, и тогда я решила, что
смогу это сделать. Было ужасно узнать о себе, что это я смогу. А
потом возникло чувство, что я должна сделать. Вы меня понимаете?
- Думаю, что да.
- Я почувствовала, что продала душу дьяволу еще до того, как
все произошло... Нет, я не должна говорить "произошло", я сама,
своими руками... Я видела, как вы выходили из дома, и села в вашу
машину. Но вы не взяли меня с собой.
- Прости меня, Кэти.
- Нет, вы не могли ничем мне помочь. Не в тот раз, так в
другой... И взять меня отсюда насовсем - что бы вы стали со мной
делать?.. Вы меня оставили. Наедине с грехом, с дьяволом. Я знала,
что бабушка сидит здесь, в саду. Я не могла вернуться в дом, пока
это не сделано. Я спустилась к бассейну, повесила на изгородь кепку
Пэта. Потом позвала ее. Я сказала ей, что в бассейне мертвая птица.
Она подошла к краю, посмотреть, и я столкнула ее в воду. Внезапно.
Так, что она сразу захлебнулась. Я же пошла домой и легла у себя. Я
не спала всю ночь, конечно, не спала и следующую ночь. Смогу я
заснуть сегодня, теперь, когда правду об этом знаю не только я?
Она повернула ко мне лицо, открытое, измученное, кожа на нем
почти просвечивающаяся, как последний свет, падающий в сад.
- Я надеюсь, Кэти.
Холодные губы ее шевельнулись:
- Вы не думаете, что я сумасшедшая? Не один год я боялась, что
схожу с ума.
- Нет, - ответил я, хотя и неуверенно.
Мужской голос позвал Кэти откуда-то из темноты. Птица спорхнула
с дерева и, описав круг, опустилась на другое, где подхватилась
опять в своем плаче.
Кэти повернула голову на зов, грациозно, как лань:
- Я здесь. - И добавила: - Папа.
Странное, древнее слово.
Явился Надсон. Увидев меня, нахмурился.
- Я сказал вам, чтобы вы уезжали отсюда и не возвращались.
Оставьте ее в покое.
- Мистер Арчер был очень добр ко мне, папа, - сказала Кэти.
- Иди сюда, дочка.
- Иду.
Она подошла к нему, встала рядом, склонив голову.
Он что-то сказал ей тихим голосом, и она пошла из сада по
дорожке к дому, пошла неуверенно, как по неизвестной земле. Быстро
затерялась в темноте, среди кипарисов.
Надсон пошел было за ней, потом остановился в проходе, между
каменными столбами у садовой калитки.
- Что вы собираетесь с ней делать? - крикнул я ему вслед.
- Это моя забота.
Он был без мундира, в штатском, без кобуры.
- Я сделал это и своей заботой тоже.
- Вы сделали ошибку, Арчер. И не одну. И поплатитеcь за это.
Прямо сейчас. - И замахнулся на меня.
Я отступил.
- Не ведите себя как мальчишка, Надсон. Кровянку пустить друг
другу можно, только никому из нас она не поможет. В том числе и
Кэти.
- Снимайте пиджак! - Свой он бросил на раскачивающуюся калитку.
Я кинул туда же свой.
- Ну, коли так...
Дрались мы долго и тяжело. Я - с сознанием, что драка
бесполезна. Он, думаю, с таким же сознанием. Надсон был сильнее и
тяжелее меня, но я быстрей двигался. Я ударил его крепко трижды, он
только раз. Я сбивал его с ног шесть раз и наконец уложил наземь,
придавив его лицо к земле. Я растянул себе в драке оба больших
пальца, и руки распухли. Правый мой глаз быстро заплыл от крепкого
удара Надсона.
Наконец, мы покончили с этим делом. Было уже совсем темно.
Через некоторое время Надсон привстал и заговорил, прерывисто дыша:
- Я должен был с кем-нибудь подраться. Слокум не подходит. А
вы... хорошо деретесь, Арчер.
- Тренировка... Так что вы собираетесь делать с Кэти?
Надсон медленно поднялся на ноги. Лицо было перепачкано черными
полосами земли и крови, что сочилась из подбородка на измятую
рубашку. Я протянул руку и помог ему обрести равновесие.
- Вы имеете в виду официальную сторону дела? - Распухшие губы
пропускали слова неотчетливые, но я понимал. - Сегодня днем я подал
в отставку. Не объясняя, почему. И вы тоже этого никому не скажете.
- Нет, не скажу. Она ваша дочь.
- Она знает, что она моя дочь. Она поедет со мной обратно в
Чикаго. Там я отдам ее в школу... ей надо закончить школу... и
попытаюсь создать семью. Это не кажется вам невозможным? Я видел и
худшие случаи, чем у Кэти. Дети еще способны распрямиться. Вырасти
и стать порядочными людьми. Не часто, но так бывало.
- У Кэти это получится, раз получилось у кого-то другого... А
что говорит Слокум?
- Слокум... Слокум меня не остановит. Да он и не собирается
остановить меня. Да, миссис Стрэн уедет с нами, они с Кэти очень
привязаны друг к другу.
- В таком случае, счастья вам всем, Надсон.
Вокруг нас и над нами царила тьма. Наши руки потянулись друг к
другу и встретились.
Потом я оставил его.
