— Ах, черт возьми! Конечно, вы правы, какая блестящая
догадка! — воскликнул сэр Генри.
— Если вы все еще сомневаетесь, то взгляните на слова
"держитесь подальше от" — они вырезаны подряд. — Ну-ка... Да,
действительно!
— Знаете, мистер Холмс, я даже не представлял себе, что
такие вещи возможны! — сказал доктор Мортимер, с изумлением
глядя на моего друга. — Догадаться; что слова вырезаны из
газетного текста, это еще туда-сюда. Но безошибочно назвать
газету, и мало того — указать статью, из которой они взяты,
это превосходит всякое воображение! Как вы догадались?
— Я полагаю, доктор, что вы можете отличить череп негра
от черепа эскимоса?
— Разумеется, могу.
— Каким образом?
— Но ведь это мой конек! Разница между тем и другим
совершенно очевидна. Надбровные дуги, лицевой угол, строение
челюсти...
— А у меня тоже есть свой конек. На мой взгляд, разница
между боргесом на шпонах6, которым набираются передовицы
"Таймса", и слепым шрифтом дешевеньких вечерних листков не
менее очевидна, чем разница между вашими неграми и эскимосами.
Знание шрифтов — одно из самых элементарных требовании к
сыщику, хотя должен признаться, что во дни своей юности я
однажды спутал "Лидского Меркурия" с "Утренними известиями". Но
передовицу "Таймса" ни с чем не спутаешь, и эти слова могли
быть вырезаны только оттуда. А поскольку письмо было отправлено
вчера, все говорило за то, что нам следовало прежде всего
заглянуть во вчерашний номер.
— Значит, мистер Холмс, — сказал сэр Генри Баскервиль,
— кто-то составил это письмо, вырезав ножницами...
— Маникюрными ножницами, — перебил его Холмс. — Вы
обратили внимание, какие у них короткие концы? Для того, чтобы
вырезать слова "держитесь подальше от", пришлось сделать два
надреза.
— Совершенно верно. Кто-то вырезал эти слова ножницами с
короткими концами и наклеил их...
— Гуммиарабиком, — подсказал Холмс.
— ...и наклеил их гуммиарабиком на бумагу. Но почему же
тогда слова "торфяных болот" написаны от руки?
— Потому что автор письма не нашел их в газете. Все
остальные слова довольно обыкновенные, их можно встретить в
любом тексте, а эти попадаются сравнительно редко.
— Весьма правдоподобное объяснение. А что еще вам удалось
здесь вычитать, мистер Холмс?
— Кое-что удалось, хотя автор прилагал все старания к
тому, чтобы уничтожить малейшую улику. Как вы сами можете
убедиться, адрес написан крупными печатными буквами. Но такая
газета, как "Таймс", редко попадает в руки простых людей.
Следовательно, отсюда можно заключить, что письмо было
составлено образованным человеком, который старался выдать себя
за необразованного и нарочно изменил почерк, по-видимому
опасаясь, как бы вы не узнали его, если не сейчас, то потом.
Кроме того, обратите внимание, что слова наклеены неравно,
некоторые из них выступают над строчкой. Например, слово
"жизнь" сидит совсем не на месте. Это указывает на небрежность
автора письма, а может быть, и на волнение или спешку. Я,
пожалуй, склонен думать, что всему виной именно волнение и
спешка, ибо вряд ли этот человек проявил бы небрежность в
таком, по-видимому, серьезном деле. Если он действительно
торопился, то интересно знать почему. Ведь письмо, опущенное
вчера, так или иначе должно было застать сэра Генри в отеле.
Может быть, автор его боялся какой-то помехи. Но с чьей
стороны?
— Мы, кажется, вступили в область догадок, — заметил
доктор Мортимер.
— Скажите лучше — в область, где взвешиваются все
возможности, с тем чтобы выбрать из них наиболее
правдоподобную. Таково научное использование силы воображения,
которое всегда работает у специалистов на твердой материальной
основе. Вы, разумеется, назовете это чистой догадкой, но я
почти уверен, что адрес писался в какой-то гостинице.
— Почему вы так думаете?
— Осмотрите конверт повнимательнее, и вы увидите, что
писавшему не повезло с письменными принадлежностями. Перо
дважды запнулось на одном слове, и его пришлось трижды
обмакнуть в чернильницу, чтобы написать такой короткий адрес.
Значит, чернил было мало, на самом дне. Собственное перо и
чернильницу редко доводят до такого состояния, а чтобы и то и
другое отказывалось служить — это уж исключительный случай.
Но, как вы знаете, в гостиницах других перьев и других
чернильниц почти не бывает. Да, я, почти не колеблясь, скажу,
что если б нам удалось обследовать все корзинки для бумаг во
всех гостиницах поблизости от Черинг-кросса и обнаружить там
остатки изрезанной передовицы "Таймса", мы сразу нашли бы
автора этого странного послания... Стойте! Стойте! Что это?
Он стал внимательно вглядываться в страницу, на которой
были наклеены слова, держа ее на расстоянии одного-двух дюймов
от глаз.
— Ну что?
— Нет, ничего, — сказал Холмс и положил письмо на стол.
— Бумага совершенно гладкая, даже без водяных знаков. Нет, мы
выжали из этого любопытного письма все, что было можно. А
теперь, сэр Генри, расскажите, не случилось ли с вами чего-либо
из ряда вон выходящего с тех пор, как вы приехали в Лондон.
— Да нет, мистер Холмс, как будто ничего такого не
случилось.
— Никто вас не подкарауливал, не выслеживал?
— Я, кажется, угодил в какой-то детективный роман, —
сказал наш гость. — Кому может взбрести в голову устанавливать
за мной слежку?
— Дайте срок, мы поговорим и об этом. А пока подумайте:
неужели вам не о чем рассказать нам?
— Смотря по тому, что вы считаете достойным вашего
внимания.
— Все, что так или иначе выходит за рамки обычного уклада
жизни.
Сэр Генри улыбнулся:
— Почти все мое детство и юность прошли в Соединенных
Штатах и в Канаде, поэтому английский уклад жизни мне еще в
новинку. Но вряд ли у вас считается в порядке вещей, когда у
человека вдруг пропадает один башмак.
— Вы потеряли один башмак?
— Друг мой, — воскликнул доктор Мортимер, — да ваш
башмак просто куда-нибудь засунули! Он найдется. Стоит ли
беспокоить мистера Холмса из-за таких пустяков!
— Но ведь он спрашивает, не случилось ли со мной
чего-нибудь необычного.
— Совершенно верно, — сказал Холмс. — Меня интересует
каждая мелочь, как бы она ни была нелепа. Значит, у вас пропал
башмак?
— Да, но, может быть, его действительно куда-нибудь
засунули. Вчера вечером я выставил башмаки за дверь, а утром
там оказался только один. От коридорного мне так и не удалось
добиться вразумительного ответа. Обиднее всего, что я купил эту
пару всего лишь накануне, на Стренде, и даже не успел обновить
ее.
— Вы отдали чистить новые башмаки? Зачем же вто?
— Они светло-коричневые. Поэтому я велел почистить их
темной ваксой.
— Значит, по приезде в Лондон вы сразу же отправились
покупать башмаки?
— Я вообще ходил по магазинам. Доктор Мортимер составил
мне компанию. Дело в том, что если уж человеку суждено стать
владельцем большого поместья, так и одеваться надо
соответственно, а я несколько пренебрегал своим туалетом, живя
на Западе. В числе других вещей были куплены и эти башмаки —
ценой в шесть долларов! — а вот надеть-то их так и не
пришлось.
— Если это кража, то довольно бессмысленная, — сказал
Шерлок Холмс.— Я, признаться, согласен с доктором Мортимером:
ваш башмак скоро найдется.
— А теперь, джентльмены, — решительно заговорил баронет,
— довольно мне рассуждать о том, чего я до сих пор толком не
знаю. Пора вам сдержать свое слово и объяснить мне, к чему
клонятся все эти разговоры.
— Законное требование, — согласился Холмс. — Доктор
Мортимер, по-моему, вы должны сами все рассказать сэру Генри,
как рассказывали нам.
Ободренный этой просьбой, наш ученый друг вынул из кармана
рукопись и газету и повторил слово в слово свой вчерашний
рассказ. Сэр Генри слушал с глубоким вниманием, время от
времени прерывая доктора удивленными возгласами.
— Н-да, хорошее мне досталось наследство! — сказал он,
когда длинное повествование было закончено. — О собаке я,
конечно, слышал еще с детских лет. Эту легенду любили,
рассказывать в нашей семье, хотя до сих пор я не придавал ей
никакого значения. А что касается смерти дяди, то у меня так
все перепуталось в голове, что я еще ничего не могу понять. Да,
по-моему, вы сами не знаете, к кому тут надо было обращаться —
к священнику или к полисмену.
— Совершенно верно.
— А теперь еще это письмо, которое я получил. Оно,
по-видимому, как-то связано с общим ходом событий.
— Да, судя по нему, кто-то знает гораздо лучше нас о том,
что происходит на торфяных болотах, — сказал доктор Мортимер.
— И этот "кто-то", по-видимому, расположен к вам, —
сказал Холмс, — если он предупреждает вас об опасности.
— А может быть, наоборот — кому-то выгодно отпугнуть
меня от Баскервиль-холла?
— Это тоже не исключено... Я вам очень признателен,
доктор Мортимер, что вы предложили мне такую интересную,
сложную задачу. Но теперь, сэр Генри, надо решать по существу:
можно ли вам ехать в Баскервиль-холл или нельзя?
— А почему бы мне туда не поехать?
— По-видимому, это небезопасно.
— Откуда же эта опасность исходит — от нашего семейного
пугала или от людей?
— Вот это мы и должны выяснить.
— Как бы там ни было, но ответ мой будет таков: ни адские
силы, ни людские козни не удержат меня здесь. Я поеду в дом
своих предков. Это решено окончательно. — Его темные брови
сошлись в одну линию, по смуглому лицу разлилась краска.
Баскервилевская неукротимость явно давала себя знать и в этом
последнем отпрыске их рода. — Я еще не успел обдумать то, что
мне пришлось услышать от вас. Не так-то легко сразу все усвоить
и сразу решить, как быть дальше. Мне бы хотелось побыть часок
одному и поразмыслить обо всем на досуге. Знаете что, мистер
Холмс? Сейчас половина двенадцатого, и я отправляюсь прямо к
себе в отель. Что, если вы и ваш друг, доктор Уотсон, придете к
нам позавтракать часа в два? К тому времени я все-таки
что-нибудь надумаю.
— Вас это устраивает, Уотсон?
— Вполне.
— Тогда мы приедем. Позвать вам кэб?
— Нет, я лучше прогуляюсь, приду немного в себя после
нашего разговора.
— Я с удoвoльcтвиeм присоединюсь к вам, — сказал его
спутник.
— Значит, в два часа мы увидимся. До скорой встречи,
всего хорошего.
Мы слышали, как наши посетители спустились вниз по
ступенькам и захлопнули за собой входную дверь. Холмс мгновенно
преобразился — от его томности не осталось и следа, он снова
стал человеком действия.
— Одевайтесь, Уотсон, скорей. Нельзя терять ни секунды.
Снимая на ходу халат, он быстро ушел к себе и через
две-три минуты вернулся уже в сюртуке.
Мы сбежали вниз по лестнице на улицу. Доктор Мортимер и
Баскервиль еще виднелись впереди, шагах в двухстах от нас. Они
шли по направлению к Оксфорд-стрит.
— Догнать их?
— Ни в коем случае, друг мой! Если вы со мной не
соскучитесь, то я с вами и подавно. Наши друзья правы:
прогуляться в такое утро — одно удовольствие.
Он прибавил шагу, и расстояние между нами и нашими
недавними посетителями мало-помалу сократилось наполовину.
Продолжая сохранять эту дистанцию, мы свернули за ними на
Оксфорд-стрит, потом на Риджент-стрит. Около одного из
магазинов сэр Генри и доктор Мортимер остановились, разглядывая
витрину, и Холмс остановился тоже. Секунду спустя он вдруг
удовлетворенно хмыкнул, и, проследив направление его
внимательного взгляда, я увидел, что стоявший по ту сторону
улицы кэб, в окне которого виднелся седок, медленно двинулся
вперед.
— Вот его-то нам и надо, Уотсон! Пойдемте. Постараемся
хотя бы разглядеть этого человека.
В ту же минуту передо мной в боковом окне кэба мелькнула
густая черная борода, и чьи-то глаза смерили нас пронзительным
взглядом. Сейчас же вслед за этим приоткрылось верхнее
окошечко, седок что-то крикнул кэбмену, и кэб стремительно
понесся по Риджент-стрит. Холмс оглянулся, ища свободный
экипаж, но тщетно — свободных не было. Тогда он кинулся в
самую гущу уличного движения за кэбом, который быстро исчезал у
нас из виду.
— Ах, черт! — бледный от досады, еле выговорил он,
вынырнув из уличного потока.— Вот не повезло! Да я сам во всем
виноват. Уотсон! Уотсон! Если в вас есть хоть капля
порядочности, вы занесете в свои анналы эту мою оплошность
наравне с моими успехами.
— Что это за человек?
— Понятия не имею.
— Соглядатай?
— Да, очевидно, за Баскервилем кто-то следит с самого его
приезда в Лондон. Иначе откуда стало известно, что он
остановился в отеле "Нортумберленд"? Я рассудил так; если его
выслеживали в первый день, то будут выслеживать и в дальнейшем.
Вы, наверно, обратили внимание, что я дважды подходил к окну,
пока доктор Мортимер читал свою легенду?
— Да, помню.
— Мне было интересно, не слоняется ли кто-нибудь около
дома, но никаких подозрительных личностей я не заметил. Мы
имеем дело с умным человеком, Уотсон. Это все очень серьезно, и
хотя мне до сих пор еще неясно, какие здесь действуют силы —
добрые или злые, — я тем не менее непрестанно ощущаю чье-то
постороннее вмешательство, чей-то точный расчет. Когда наши
новые друзья ушли, я тотчас же кинулся за ними вдогонку,
надеясь, что вот тут-то мне и попадется их неуловимая тень. А
этот хитрец не решился идти пешком и взял кэб, чтобы по мере
надобности тянуться сзади или же обгонять их, оставаясь при
этом незамеченным. Его прием имеет еще ту выгоду, что, если бы
они тоже сели в кэб, он бы не потерял их из виду. Но все же
одно уязвимое место в этом приеме есть.
— Кэбмен?
— Вот именно.
— Какая жалость, что мы не заметили его номера!
— Дорогой мой Уотсон! Мне, правда, нечем похвалиться на
сей раз, но неужели вы допускаете хоть на одну минуту, что я не
заметил номера? Пожалуйста: две тысячи семьсот четыре. Впрочем,
сейчас это нам ни к чему.
— Не вижу, что вы могли еще сделать.
— Увидев его, я должен был немедленно повернуть в
противоположную сторону, не спеша взять кэб и на почтительном
расстоянии следовать за первым. А еще лучше было бы поехать
прямо к отелю и ждать дальнейших событий там. Этот таинственный
незнакомец проводил бы Баскервиля до дверей, и мы с помощью его
же собственного приема могли бы проследить, куда он потом
денется. А теперь наш противник поразительно ловко
воспользовался моей неуместной поспешностью, которая выдала нас
с головой и сбила меня со следа.
Во время этого разговора мы медленно шли по Риджент-стрит,
уже не видя перед собой доктора Мортимера и его спутника.
— Теперь не имеет никакого смысла наблюдать за ними, —
сказал Холмс. — Их тень исчезла и больше не появится. Надо
посмотреть, какие козыри у нас на руках, и смело бить ими. Вы
хорошо разглядели лицо этого человека в кэбе?
— Лицо нет, а бороду разглядел.
— Я тоже... а отсюда следует, что борода была, по всей
вероятности, фальшивая. Когда умный человек пускается в такое
рискованное, требующее особой осторожности предприятие, ему
нужна борода для маскировки. Зайдемте сюда, Уотсон.
Холмс завернул в одну из рассыльных контор этого района,
начальник который встретил его с распростертыми объятиями.
— Ага, Уилсон, я вижу, вы не забыли, как мне
посчастливилось помочь вам в том маленьком дельце!
— Что вы, сэр, разве это забудешь? Я вам обязан своим
честным именем, а может, и жизнью.
— Вы преувеличиваете, друг мой] Кстати, Уилсон, мне
помнится, у вас был один мальчуган, по имени Картрайт, который
проявил большую сообразительность во время расследования вашего
дела.
— Да, сэр, он и сейчас у меня работает.
— Нельзя ли его вызвать? Благодарю вас. И еще будьте
любезны разменять мне вот эти пять фунтов.
На зов начальника явился четырнадцатилетний подросток с
живым, умным лицом. Он стал перед нами, с благоговением глядя
на знаменитого сыщика.
— Дайте мне "Путеводитель по гостиницам", — сказал
Холмс. — Благодарю вас. Смотри, Картрайт, вот это — названия
двадцати трех гостиниц в районе Черинг-кросс. Видишь?
— Да, сэр.
— Ты обойдешь их все по очереди.
— Слушаю, сэр.
— И для начала будешь давать швейцарам по шиллингу. Вот
тебе двадцать три шиллинга.
— Слушаю, сэр.
— Ты скажешь, что тебе нужно посмотреть мусор,
выброшенный вчера из корзин. Объяснишь это так: одну очень
важную телеграмму доставили по ошибке не в тот адрес, и тебе
велено ее разыскать. Понятно?
— Да, сэр.
— Но на самом деле ты будешь искать страницу газеты
"Таймс", изрезанную в нескольких местах ножницами. Вот номер
"Таймса", а страница нужна вот эта. Ты сможешь отличить ее от
других?
— Да, сэр.
— Швейцары будут, конечно, отсылать тебя к коридорным, ты
и им дашь по шиллингу. Вот тебе еще двадцать три шиллинга. В
двадцати случаях из двадцати трех, вероятно, окажется, что
мусор из корзин выкинут или сожжен. Но в трех остальных
гостиницах тебе покажут груду бумаг, среди которых ты и поищешь
эту страницу. Шансов на удачу очень мало. На всякий случай даю
тебе еще десять шиллингов. К вечеру телеграфируй мне, на
Бейкер-стрит, как у тебя обстоят дела... А теперь, Уотсон, нам
с вами осталось только запросить по телеграфу о кэбмене номер
две тысячи семьсот четыре, после чего мы заглянем в
какую-нибудь картинную галерею на Бонд-стрит и проведем там
время, оставшееся до завтрака.
Глава V. ТРИ ОБОРВАННЫЕ НИТИ
Шерлок Холмс обладал удивительной способностью отрешаться
от мыслей о делах. Он весь ушел в созерцание полотен
современных бельгийских художников и за два часа, по-видимому,
ни разу не вспомнил о странной истории, в которую силой
обстоятельств вовлекло и нас. Всю дорогу от картинной галереи
до отеля "Нортумберленд" он говорил только о живописи, несмотря
на то, что понятия его в этой области отличались крайней
примитивностью.
— Сэр Генри Баскервиль ожидает вас наверху, — сказал нам
дежурный по вестибюлю. — Он просил сразу же провести к нему
гостей.
— Вы не разрешите мне посмотреть списки ваших
постояльцев? — спросил Холмс.
— Пожалуйста, сэр.
После фамилии "Баскервиль" в книге были еще две записи:
"Теофилиус Джонсон с семьей, из Ньюкасла" и "миссис Олдмор с
горничной, из Элтона".
— Не тот ли это Джонсон, которого я когда-то знал? —
сказал Холмс дежурному. — Он адвокат, седой и немного
прихрамывает?
— Нет, сэр, мистер Джонсон — владелец угольных копей,
еще не старый джентльмен, ваших лет.
— Вы уверены, что он не адвокат?
— Уверен, сэр. Мистер Джонсон наш частый гость, мы его
знаем не первый год.
— Да? Ну, не спорю. Миссис Олдмор... Я где-то слышал эту
фамилию. Простите меня за любопытство, но иной раз бывает так,
что ищешь одного знакомого, а находишь другого.
— Миссис Олдмор женщина слабого здоровья, сэр. Ее муж был
когда-то мэром Глостера. Она останавливается только у нас,
когда приезжает в город.
— Благодарю вас. Вероятно, я спутал ее с другой леди...
Эти вопросы помогли нам установить один очень важный факт,
Уотсон, — продолжал Холмс вполголоса, пока мы поднимались по
лестнице.— Теперь нам ясно, что люди, которые так интересуются
нашим другом, остановились не здесь. Значит, старательно
наблюдая за каждым его шагом, в чем мы уже убедились, они так
же старательно избегают попадаться ему на глаза. А это говорит
о многом.
— Например, о чем?
— Ну, хотя бы о том... Хэлло! Друг мой, что случилось?
Мы вышли на верхнюю площадку и столкнулись там с сэром
Генри Баскервилем. Он выбежал на лестницу весь красный от
гнева, держа в руках старый, пыльный башмак. У него даже язык
заплетался от ярости, и когда он наконец обрел дар слова, то
сразу сбился на явный американский акцент, чего мы утром за ним
не заметили.
— За кого меня принимают в этом отеле — за дурачка, что
ли? — закричал сэр Генри. — Не позволю с собой шутить! Если
этот болван не найдет моего башмака, я устрою скандал] У меня
тоже есть чувство юмора, мистер Холмс, но на сей раз здешние
шутники малость пересолили.
— Все еще разыскиваете свою пропажу?
— Да, разыскиваю, и не успокоюсь, пока не найду.
— Но, по-моему, вы говорили о новом светло-коричневом
башмаке?
— Да, сэр. А теперь та же история с черным.
— Как! Неужели вы хватились и...
— Вот именно! У меня всего-навсего три пары обуви —
новая светло-коричневая, старая черная и лакированные туфли,
которые сейчас на мне. Вчера вечером пропал один коричневый
башмак, а сегодня стащили и черный... Ну, нашли? Отвечайте же!
Что вы на меня так уставились?
На площадке появился взволнованный коридорный-немец:
— Нет, сэр. Я у всех спрашивал, никто ничего не знает.
— Так вот, слушайте: или вы отыщете к вечеру мой башмак,
или я пойду к управляющему и заявлю ему, что немедленно съезжаю
отсюда.
— Башмак найдется, сэр... Обещаю вам, что найдется...
Минутку терпения, сэр.
— Имейте в виду, это в последний раз. Я больше не допущу,
чтобы меня обкрадывали в вашем воровском притоне!.. Мистер
Холмс, простите, пожалуйста, что я беспокою вас такими
пустяками...
— А эти пустяки заслуживают, чтобы из-за них
беспокоились.
— Вы уж очень серьезно к ним относитесь!
— Как же вы сами это объясните?
— Я даже не пытаюсь объяснить. Со мной еще никогда в
жизни не случалось ничего более нелепого и более странного.
— Более странного?.. Да, это, пожалуй, так, — задумчиво
проговорил Холмс.
— А что вы сами об этом скажете?
— Я, собственно, еще ничего не понимаю. История очень
запутанная, сэр Генри. Если ее связать со смертью вашего дяди,
то из тех пятисот серьезнейших дел, которые мне приходилось
распутывать, это будет, пожалуй, самое сложное. Но у меня в
руках есть кое-какие нити, и одна из них непременно должна
привести нас к разгадке. Мы можем потратить лишнее время,
ухватившись не за ту нить, за которую следует, но рано или
поздно найдем и нужную.
Мы очень приятно провели время за завтраком, лишь вскользь
коснувшись тех вопросов, что свели нас четверых вместе. И Холмс
только тогда осведомился о дальнейших планах Баскервиля, когда
вся наша компания перешла к нему в номер.
— Я поеду в Баскервиль-холл.
— Когда?
— В конце недели.
— Я считаю ваше решение правильным, — сказал Холмс.—
Теперь у меня уже нет никаких сомнений в том, что в Лондоне за
вами установлена слежка. Но в таком большом городе трудно
выяснить, что это за люди и что им от вас нужно. Если они
действуют с дурными намерениями, вам угрожает опасность,
которую мы не в силах предотвратить... Доктор Мортимер, вы
знаете, что сегодня утром, когда вы от меня вышли, за вами
следили?
Доктор Мортимер так и подскочил на месте:
— Следили? Кто?
— Вот этого я, к сожалению, не могу сказать. Среди ваших
соседей или знакомых в Дартмуре есть кто-нибудь с окладистой
черной бородой?
__ Нет... впрочем, постойте... Ну конечно... У дворецкого
сэра Чарльза, Бэрримора, окладистая черная борода.
— Гм! А где он сейчас?
— В Баскервиль-холле. Дом оставлен на его попечение.
— Надо проверить, действительно ли он там, а не в
Лондоне.
— Как же это сделать?
— Дайте мне телеграфный бланк. "Готовы ли приезду сэра
Генри". Адресуем так: "Баскервиль-холл, мистеру Бэрримору". Где
у вас там ближайший телеграф? В Гримпене? Прекрасно! Вторую
телеграмму пошлем в Гримпен на имя начальника конторы:
"Телеграмму адресованную Бэрримору просьба передать собственные
руки. Случае отсутствия направьте обратно отель "Нортумберленд"
сэру Генри Баскервилю". Вот так. К вечеру мы будем знать,
находится ли Бэрримор на своем посту в Девоншире, или нет.
— Прекрасно, — сказал Баскервиль.— Кстати, доктор
Мортимер, что собой представляет этот Бэрримор?
— Он сын покойного управляющего поместьем. Это уже
четвертое поколение Бэрриморов, которое живет в
Баскервиль-холле. Насколько я знаю, он и его жена вполне
почтенные люди.
— Тем не менее,—сказал сэр Генри,—мне совершенно ясно,
что пока Баскервиль-холл остается без хозяина, эти люди живут
там припеваючи, без забот, без хлопот.
— Да, правильно.
— Бэрримор получил что-нибудь по завещанию сэра Чарльза?
— спросил Холмс.
— И ему и его жене было завещано по пятисот фунтов.
— Гм! А они знали об этом раньше?
— Да. Сэр Чарльз любил говорить о своих распоряжениях на
случай смерти.
— Интересный факт.
— Я надеюсь,— сказал доктор Мортимер,— что вы не
станете подозревать всех, кто получил по завещанию сэра
Чарльза? Мне он тоже оставил тысячу фунтов.
— Вот как! А еще кому?
— В завещании было указано много мелких сумм разным лицам
и крупные пожертвования на благотворительные цели. Наследство
же все отошло сэру Генри.
— А в какой сумме оно выражается?
— Семьсот сорок тысяч фунтов.
Холмс удивленно поднял брови.
—Я и не подозревал, что речь идет о таком огромном
капитале,— сказал он.
— Сэр Чарльз слыл богатым человеком, но истинные размеры
его состояния выяснились только после того, как мы ознакомились
с ценными бумагами. Общая сумма наследства подходит к миллиону.
— Боже мой! Действительно, ради такого огромного куша
можно начать рискованную игру. Еще один вопрос, доктор
Мортимер. Предположим, что с нашим юным другом что-нибудь
случится... гипотеза не из приятных, но вы уж меня простите.
Кто тогда наследует поместье?
— Поскольку младший брат сэра Чарльза, сэр Роджер, умер
холостяком, Баскервиль-холл перейдет к отдаленным родственникам
— к Десмондам. Джеймс Десмонд уже немолодой человек, он
священник и живет в Вестморленде.
— Благодарю вас. Все эти подробности чрезвычайно
любопытны. А вам приходилось встречаться с мистером Джеймсом
Десмондом ?
— Да, он как-то приезжал к сэру Чарльзу. Это человек
очень почтенного вида и безупречного образа жизни. Я помню, что
сэр Чарльз хотел обеспечить его, но он отказался от этого
наотрез, несмотря на все уговоры.
— И такой скромный человек мог бы унаследовать все
состояние сэра Чарльза?
— К нему перешло бы только поместье, так как оно
считается родовым, а деньги он получил бы лишь в том случае,
если бы теперешний их владелец не распорядился ими как-нибудь
по-другому, что вполне возможно, ибо сэр Генри волен поступать
с наследством по своему личному усмотрению.
— А вы уже составили завещание, сэр Генри?
— Нет, мистер Холмс, мне было не до этого: ведь я только
вчера узнал, как обстоят дела. Тем не менее я считаю, что
отторгать деньги от поместья и титула нельзя. Точно таких же
взглядов придерживался и мой несчастный дядя. Разве хозяин
Баскервиль-холла сможет восстановить былую славу своего рода,
если у него не будет средств на это? Нет, где дом и земля, там
должны быть и деньги.
— Совершенно правильно. Итак, сэр Генри, я тоже считаю,
что вам надо без всяких отлагательств ехать в Девоншир, но с
одной оговоркой: вас ни в коем случае нельзя отпускать туда
одного.
— Доктор Мортимер возвращается вместе со мной.
— Но у доктора Мортимера много времени отнимает практика,
да и жить он будет в нескольких милях от Баскервиль-холла. Нет,
доктор при всем желании не сможет вам помочь. Вы должны взять с
собой верного человека, сэр Генри, такого, который все время
будет при вас.
— Мистер Холмс, неужели вы согласитесь поехать сами?
— Если дело дойдет до кризиса, я как-нибудь вырвусь к
вам, но, вы сами понимаете, моя обширная практика и постоянные
запросы, которые сыплются на меня со всех сторон, не позволяют
мне уезжать из Лондона на неопределенное время. Сейчас,
например, одно из самых уважаемых лиц в Англии находится во
власти шантажиста, и отвратить грядущую катастрофу могу только
я. Нет, мне никак нельзя уезжать в Дартмур.
— Кого же вы посоветуете вместо себя?
Холмс положил руку мне на плечо:
— Если за это возьмется мой друг, то вот вам человек, на
которого можно положиться в трудную минуту, в чем я убедился на
собственном опыте.
Это предложение свалилось на меня как снег на голову, но
Баскервиль, не дожидаясь моего ответа, уже горячо тряс мне
