Нет, подобный аргумент не проходил, я нутром чувствовал, что
дезертирам, по уставу Олегова монастыря, полагается разжалование
в утопленники, а потому, как попавшаяся в капкан дикая кошка,
беспомощных звуков не издавал, а, стиснув зубы, раздумывал, каким
образом исхитриться из капкана выскользнуть...
В том, конечно, случае, если бесповоротно уясню, что путь мой
лишь пересекся с дорогой Олега и его приятелей - пусть и под
очень узким углом...
Проведя выходные в Нью-Йорке и прибравшись в квартире, я уже
собрался отбыть в постылую Пенсильванию, как вдруг позвонил Олег.
Поинтересовался, продвигается ли в бюрократических недрах
иммиграционных служб мое заявление о гражданстве.
- В пятницу говорил с адвокатом, - доложил я. - Пока ничего,
молчат.
- Вот мастурбаторы...
- Так что поехал я к дедушке Курту, постигать порочные
науки.
- Не угадал, - сказал Олег. - Ты поедешь в Бруклин, на Кони-
Айленд-авеню. Дом 2678. В нем на первом этаже туристическое бюро.
Там для тебя конвертик. В конвертике билетик и пять килобаксов
наличными. Сегодня же вылетаешь в Детройт. Из Кеннеди. Компания
"TWA". Терминал местных авиалиний. Все понял?
- Да, но зачем?
- Для практических занятий, дружок. И приобретения
необходимых навыков.
- Что с собой брать?
- Спортивный костюм, кроссовки. Шапочку.
В турбюро мне вручили пухлый пакет, где были деньги, билет с
открытой датой обратного вылета в Нью-Йорк и карточка с адресом
находящегося в Детройте почтенного отеля "Hyatt", где мне был
забронирован номер.
Через несколько часов такси везло меня по жутковатой столице
американского автомобилестроения, расположенной в штате великих
озер Мичиган, - городу без тротуаров, воплощающему собой огромную
парковочную стоянку с миллионами машин, с многоярусной сетью
эстакад, с черными стеклянными зубьями теснящихся небоскребов
даунтауна и с безлюдными, заброшенными кварталами многоэтажных
домов и особняков, частью выгоревших, с проросшим деревцами
кирпичом...
Что-то апокалиптическое витало в воздухе этого странного
города, что-то грозно античеловеческое, и шофер-ирландец,
перехватив мой взгляд на покинутые людьми, разоренные жилые
районы с редкими согбенными фигурами каких-то бродяг в лохмотьях,
жавшихся в проемах подъездов и на углах, заметил мне, подмигнув:
- Кажется, ад где-то рядом, да?
- И как вы тут живете?.. - проронил я, разглядывая
интересный знак на столбе: "Не покидайте автомобиль. Опасная
зона."
- Так и живем, приятель...
Отель "Hyatt" представлял из собой островок безопасности и уюта в
этом чертовом котле индустриального американского созидания
расползающихся по стране четырехколесных механизмов с эмблемами
"Форд", "Крайслер" и "Дженерал Моторс".
Я едва успел принять душ, как раздался стук в дверь: на
пороге стоял Олег, державший в руке объемистую сумку.
Мы присели за журнальный столик.
Вытащив из гостиничной папки лист бумаги, он произнес:
- Времени у меня мало, слушай инструктаж... Здесь, - ткнул
мыском ботинка сумку, - все необходимое. Задача же такова...
Щелкнула кнопка авторучки, и чернильный шарик прочертил на листе
первую линию...
Одетый в тяжелый бронежилет с металлическими пластинами, покрытыми
пористым пластиком, я сидел с прибором ночного видения в
"линкольне", наблюдая через его затемненное стекло за складским
ангаром, обнесенным высоким сетчатым забором, чей козырек
обвивали рулоны блестящей металлической ленты с выступающими из
нее плоскими бритвенными гарпунами шипов.
Рядом на сиденье лежал "Wildey" с самым длинным, десятидюймовым
стволом, оснащенным набалдашником глушителя и лазерным прицелом,
- какой-то крокодил, а не пистолет. Тяжелая артиллерия.
Возле ангара, в небольшом пустынном дворике, стояли две машины:
"форд-мустанг" и "крайслер нью-йоркер".
Над ангаром тянулась эстакада, нависая своим черно-желтым
закопченным бетоном над мертвым безлюдьем улицы, серо рябившей
уходящими во тьму жалюзи гаражей и лавчонок, торгующих дешевыми
покрышками и подержанными автозапчастями. Кричащие пестротой
вывески над лавчонками были нелепо-зловещи безмолвной своей
клоунадой в запустении этого мрачного железобетонного закоулка,
окутанного дымным пространством промозглой ночи.
Иногда я приглядывался к окулярам прибора, словно срывая оболочку
с окружавшего меня мира и открывая его суть, нутро - черно-
зеленую кашу размытых линий...
Я не видел ни единого человека, однако знал, что на этом
пустынном пятачке собралось очень много неизвестных мне людей,
целенаправленно свое присутствие не обнаруживающих.
Где-то в темных проемах бетона засели снайперы из нашей группы,
две машины поддержки стояли чуть поодаль от моего "линкольна", и
наушник, укрепленный на обруче, охватывающем голову, вкрадчиво
шуршал эфирными помехами...
Ворота ангара раскрылись. Белым сиянием полыхнули фары выезжающего
из них грузовика с серебристым съемным контейнером.
Двор заполнили темные фигуры людей. Вооруженных - я отчетливо
различил стволы в их руках.
- Приготовились, - донеслось из наушника.
Я поправил черную вязаную шапочку, плотнее уместив ее, и
слегка приоткрыл дверь машины.
"Мустанг" выехал за ворота и встал бок о бок с "линкольном".
В салоне мной явственно различались два мужских силуэта.
Следом отправился грузовик - притормозил, пыхтя мощной
пневматикой, у заднего бампера "мустанга". Подтянулся и
"крайслер".
Некоторое время кавалькада стояла недвижимо: запирался ангар и
въездные ворота - незнакомцы покидали территорию склада,
рассаживаясь в автомобили сопровождения.
В наушнике заметались голоса:
- Я - "первый", "мустанг" мой, можете не отвлекаться...
- Я - "второй", грузовик освоен, готов...
- Я - "третий", нужна поддержка по "крайслеру", их
четверо...
- ... беру левую сторону "крайслера"...
- Я - "главный", - раздался голос Олега. - Приказ "пятому":
все внимание на "мустанг" и на правую сторону "крайслера".
"Пятым" был я, судорожно сжимающий широкую рукоять
пистолета.
- "Пятый" готов, - шепнул я в шершаво коснувшийся губ
защитный поролон микрофона, прикрепленного к обручу тонкой
сталистой проволочкой.
Послышались сухие щелчки, и на лобовом стекле "мустанга" практически
одновременно возникли два матовых кружка. Черные профили водителя
и пассажира как бы легонько вздрогнули, качнувшись назад...
Я выскользнул из "линкольна" , боковым зрением отметив грузно
обвисшего в оконном проеме водителя грузовика и падающего,
неуклюже взмахнув руками, как зазевавшийся вратарь, поздно
увидевший мяч, человека в длинном плаще, стоявшего у распахнутой
задней дверцы "крайслера". Обогнул, низко присев, капот своей
машины и, качая корпус в ожидании выстрела, рванул на себя дверцу
"мустанга", просунулся в салон, увидев перед собой две черно-
кровавые, безучастные маски...
Снайперы знали свое жестокое дело.
- Я - "пятый", с "мустангом" кончено...
Я потянул на себя тело водителя, прикрываясь им от возможных
выстрелов со стороны "крайслера", свалил его на асфальт, тут же
проверив, торчат ли ключи в зажигании... порядок... ручка
пассажирской двери... толчок в плечо обмякшего мертвого толстяка,
неохотно вывалившегося в темень... дверь закрыть...
- Я - "пятый", "мустанг" чист...
Олег:
- "Пятый", к обочине...
Я пустил двигатель, не глядя перевел рукоять переключения
передач книзу и, газанув, резко вывернул руль, взгромоздив
"мустанг", проскрежетавший подвеской по бордюрному камню, на
узкую полосу тротуара, освободив таким образом дорогу для
грузовика.
- Я - "четвертый", работу закончил...
- Я - "третий", порядок...
- Я - "второй", ухожу...
Олег:
- Всем. Из поддержки. Обыскать трупы. Взять документы.
Вот же совсем забыл...
Я выскочил из машины и, сунув пистолет под мышку, быстро
обшмонал толстяка, вытащив "кольт" из его кобуры и взяв бумажник.
Водитель, молодой черный парень, был отчего-то невооружен, и
мне пришлось вновь возвратиться к "мустангу", где на полу
обнаружился "узи".
Грузовик взревел дизелем, тронувшись с места.
- Отъезд , - устало скомандовал Олег.
Я побросал оружие и бумажники в багажник "линкольна" и,
стараясь не поддаться неожиданно охватившей меня панике, медленно
вывел машину на магистральную трассу и покатил, дрожа как в
лихорадке, к отелю.
Запарковав машину на стоянке возле отеля, стянул с себя бронежилет,
защитные наколенники и перчатки. Сложил все свое диверсионное
оборудование в сумку и, оставив ее в багажнике, прошел в сияющий
мраморный холл, к кабинке лифта.
Поднявшись на свой этаж, вытащил из-под плевательницы пластиковую
карточку-ключ и вошел в номер, брякнувшись на диван в оцепенелом
шоке от того страшненького кино, участником которого мне довелось
побывать. Или сон это?..
Зазвонил телефон.
- Ну чего? - бодро спросил Олег. - Есть желание перекусить?
- Да как-то...
- Давай-давай, без соплей. Я внизу, в ресторане. Шлепнем
винца, зажуем креветкой...
В ресторане за кремового цвета скатертью сидел мой неизменно
невозмутимый шеф: серый, с матовым отливом пиджак, черная
водолазка, короткая стрижка, тонкий нос и неподвижный, как бы
пустой, взор, источавший жуть...
Я впервые обратил внимание, что левый его глаз смотрел через
какой-то испытующий прищур, а правый округло выдавался из-под
век, будто упрямо направленный сквозь пространство в одному ему
ведомую цель.
- Садись, боец, - сказал Олег. - Имеешь право на отдых.
- Да чего я сделал-то? Поприсутствовал... - хмыкнул я.
- Ну, всяк могло повернуться...
Некоторое время мы молчали.
- Почему не интересуешься тем, что было в грузовике? -
спросил он насмешливо.
- А чего там могло быть? - пожал я плечами. - Трак11
бандитский - значит, или оружие, или наркотики. Нет?
Олег не ответил, устало потирая пальцами щеку.
- Мне другое интересно, - продолжил я, стараясь не глядеть
ему в глаза. - Судьба этого груза. Неужели мы отняли его, чтобы
перепродать?
- Моральная сторона волнует?
- А это что, глупо?..
- Напротив. Но моральная сторона должна для тебя заключаться
в одной формулировке: любой вред Америке - в пользу России.
Потому что данный принцип имеет зеркальное отражение. А сегодня
мы, доложу тебе, оказали и некоторую услугу американскому народу,
избавив его аж от восьмерых членов устойчивой, как говорится,
преступной группировки. А чего у тебя такой кислый вид-то, а?
- Я не думаю, - ответил я, - что с моей стороны будет честно
подпрыгивать сейчас от переполняющего меня восторга. А отношения
у нас, как понимаю, искренние... Зачем же их портить двуличием?
Сделали мы противную и грязную работу, ну да и ладно. Давай
выпьем! - Я наполнил бокалы.
- Ну... что ж, - произнес Олег с некоторой запинкой, - такая
точка зрения меня тоже устраивает. Без эмоций - оно даже и лучше.
Но все-таки просьба: пободрее, пожалуйста, пооптимистичнее...
Ага?
- Насчет оптимизма - это ты напрасно, - возразил я. - Этого
добра навалом. Его вообще необходим огромный запас, чтобы
находиться в такой компании, как наша.
Звонок Ингред застал меня в тот момент, когда в кабинете старичка
Курта я экзаменовался по вопросам обнаружения в различного рода
помещениях и в автомобилях средств звукового и визуального
контроля.
Звонок прервал взволнованный комментарий преподавателя к моему
ответу - на его взгляд, поверхностно раскрывающему тему монтажа в
грубо побеленном потолке узко направленных стационарных
световодов.
- Завтра утром я вылетаю из Берлина, - сказала Ингред.
- Куда? - удивился я.
- В Нью-Йорк, так что предупреди своих девочек в течение
десяти дней тебя не беспокоить...
- Знала бы ты этих девочек, - процедил я, взирая на
морщинистую физиономию профессора шпионских наук, крайне
раздосадованного вынужденной паузой в своем вдохновенном монологе
и замершего выжидающе в любимом кресле-кончалке.
- Ты... меня, надеюсь, встретишь? - спросила Ингред с каким-
то настороженным недоверием.
- Чего бы это ни стоило, - заверил ее я.
Все... Теперь мне было не до Курта, не до технических
средств подслушивания и подглядывания, не до чего; я торопился в
Нью-Йорк и мной владело радостное щенячье возбуждение.
В аэропорту я был единственным из встречающих, кто держал в
руках цветы - огромный букет роз.
И вот она, идущая сквозь как бы распавшуюся в стороны толпу
через зал аэропорта, превратившегося в моих глазах в блекло-
смазанный фон...
Это было одно из тех мгновений жизни, какие, наверное, кратко
высветляют ее потаенный смысл... А может, иллюзию смысла. Все
равно.
Вскоре "беретта" уносила нас в Куинс.
Каким-то незаметным образом минув прихожую, мы сразу очутились в
спальне, в спешке покидав одежду по сторонам, и относительно
ясное осознание мира и себя в нем пришло к нам, полагаю, часа
через два...
После душа, обмотавшись полотенцем, она подошла к окну и, оглядев
сияющую рекламным заревом улочку, очертанную стремительным
серебристым болидом пролетавшего поезда с алыми глазами
сигнальных огней, выдохнула:
- Боже... и почему я не приехала сюда раньше!
- И почему же? - Я обнял ее, дурея от восторга, нежности и
обретения той, кого любил единственно и безоглядно.
- Потому что людям свойственно ошибаться... - Обернувшись,
она ткнулась мне лицом в грудь, я почувствовал влагу ее губ у
себя на соске, и по спине моей побежал сладкий мурашечный
холодок.
- Ингред... - сказал я. - Может, нам пора окончательно
объединить места своего проживания и вообще... давай-ка собирайся
замуж, дорогая.
- Ты знаешь, что мне предложили мои шефы? - произнесла она
вместо ответа.
- Пока нет...
- Очень хорошую должность в отделении нашего банка в Нью-
Йорке.
- Соглашайся! - решительно заявил я.
- Посмотрю... - ответила она. - На твое поведение.
Последующая неделя пронеслась как в угаре. Гулянья по Манхэттену,
бродвейские театры, ресторанчики китайского квартала, экскурсия к
руинам Южного Бронкса, поездка на глубоководную рыбалку,
путешествие в Пенсильванию, в страну средневековых сектантов...
Возвращаясь оттуда, я был остановлен полицейской машиной с
предъявлением мне обвинения в превышении скорости. Полицейский,
забрав мои документы, отправился в свою черно-белую колымагу,
дабы проверить их по компьютеру. Это был довольно-таки щекотливый
момент...
Закусив губу, я мрачно размышлял, что вот сейчас все и закончится:
меня обвинят в использовании чужого имени, поддлке водительского
удостоверения и, заковав в железо, с позором отправят в тюремную
клетку...
Полицейский вышел из своего автомобиля и, подойдя ко мне, протянул
документы. Сказал:
- Тикет12 на пятьдесят пять долларов, мистер Генри Райт. - И,
положив на капот рабочий планшет, выписал мне бумагу с
обвинительным заключением.
- Огромное спасибо, - поблагодарил его я, выруливая с
обочины. Затем покосился на Ингред.
Лицо ее было угрюмо-сосредоточенным.
- Ерунда, - сказал я. - Не расстраивайся... Ты что,
испугалась?
- По-моему, испугался ты, - ответила она. - Дай мне,
пожалуйста, посмотреть на твою водительскую лицензию, Генри Райт.
- В ней нет ничего интересного...
- Для тебя, вероятно, да. Но вот для меня...
Говорят, что правда всегда выплывает на поверхность. Порой,
замечу, как утопленница.
- Ознакомьтесь. - Я протянул ей пластиковую карточку со
своей физиономией.
Она изучала ее долго - с минуту, наверное.
- Значит, ты хочешь все знать? - спросил я.
- Да, Толья... Или Генри?
- Толья, Толья...
И я рассказал ей все. По порядку. Естественно, не упомянув о
сегодняшнем сотрудничестве с Олегом.
Она не задала ни одного вопроса, и домой мы приехали, обоюдно
подавленные и отчужденные.
- Ингред... - попытался я взять некую задушевную ноту уже
ночью, когда укладывались спать.
- Не надо ничего говорить, - отрезала она. - Прошу тебя:
помолчи.
И я заткнулся.
Она проснулась рано и немедленно принялась укладывать свой
чемодан.
Я отупело наблюдал за ее действиями, не в силах остановить ее
и испытывая какую-то беспомощную досаду вперемешку с отрешенным
безучастием к происходящему.
- Ты проводишь меня хотя бы до такси? - спросила она.
- Куда ты собралась?
- В аэропорт. Через два часа ближайший рейс.
- Зачем такси? Я тебя отвезу.
- Очень любезно с вашей стороны.
- Мистер Генри Райт, - кивнул я.
- Вот именно.
- Ты хорошо обо всем подумала?
- Я. Очень. Хорошо. Обо всем. Подумала.
Тренькнул мой сотовый телефон.
- Как проходит медовый месяц? - весело спросил Олег. -
Радуемся жизни?
- Аж сатанею, - сказал я. - От восторга.
- Извини, но завтра у тебя - рабочий день, - вздохнул он. -
Причем начинается он с пяти часов утра.
- Значит, будем работать.
- Встречаемся на Кингз хайвей, 1912. Запомнил?
- Форма одежды?
- Какая угодно. Хотя... Нет, все-таки пиджачок, брючки...
Работенка, замечу, легкая. Представительского характера.
- Понял.
Мне было все равно, какого характера предстоит работенка. Мне
было абсолютно все равно...
- Когда навестишь Берлин, можешь забрать у меня свои
револьверы, - произнесла Ингред, застегивая шубку.
- Спасибо за приглашение, - проронил я, поднимая ее чемодан.
На протяжении всей дороги в аэропорт мы не произнесли ни
слова.
Я запарковал машину на стоянке и уже собирался отнести ко
входу в терминал ее чемодан, но тут подкатил носильщик, и Ингред,
отстранив меня, указала ему на багаж.
Черный сутулый парень в форменном кителе вскинул чемодан на
тележку.
- Прощай, Толья-Генри, - грустно улыбнулась Ингред, протянув
машинально руку к моей щеке, но тут же, словно опомнившись,
судорожно ее отдернув.
- И все-таки... почему? - с трудом произнес я.
- Мне просто нужен другой муж, - сказала она. - Я увлеклась,
извини. - И, круто повернувшись, пошла к стеклянным дверям.
Я стоял у своей "беретты", пусто глядя ей вслед.
- Are you okay, mister?
Я потерянно обернулся по сторонам. У соседней машины возле
родителей, укладывающих сумки в багажник, стояла черненькая
девчонка лет шести и, облизывая леденец на палочке, с
настороженным сочувствием смотрела на мою прокисшую, видимо,
донельзя физиономию.
Я позволил себе нарушить американскую традицию стандартного
ответа.
- У дяди, милая, - промямлил я, - сегодня - очень плохой
день. И вчера был плохой. А завтра, надеюсь, будет еще хуже.
- Ты разыгрываешь меня! - сморщив носик, рассмеялась она.
Я невольно улыбнулся ей в ответ.
Затем уселся в "беретту". И поехал в никуда большого города Нью-
Йорка.
4.
Утром на обозначенном месте встречи в Бруклине я получил краткий
инструктаж от Олега и, пристроившись в хвост его юркому
спортивному "доджу", покатил в небольшой городок близлежащего
штата Коннектикут.
В семь часов утра мы запарковали свои машины на сонной
улочке, застроенной одинаковыми двухэтажными коттеджами, и
погрузились в ожидание...
Машина Олега с затемненными стеклами, в которой находились еще
двое неизвестных мне парней, стояла в сотне метров впереди моей,
на противоположной стороне улицы, напротив домика, за которым
велось наблюдение.
Следуя инструкции, я выдавил на ладонь из тюбика, не имевшего
никаких опознавательных надписей, тонирующий крем и, глядя в
зеркальце заднего обзора, намазал им лицо, отчего моя кожа
приобрела какой-то нездоровый желтоватый оттенок, затем напялил,
сдвинув на лоб, выданную мне широкополую шляпу, приклеил
рыжеватые усы и надел очки в роговой оправе с дымчатыми стеклами,
напрочь изменив облик и в считанные минуты постарев лет на
двадцать.
- Двигатель не выключай, - донеслось предупреждение Олега из
рации, лежавшей на пассажирском сиденье.
- Понял.
Я был опустошенно, чугунно спокоен. И в мыслях моих царила
безразличная мертвая зыбь...
После отъезда Ингред что-то во мне сломалось. Я даже не знал, что
именно. Видимо, хрупкие крылышки какой-то неясной мечты о другой
жизни, где мне было бы о ком заботиться, кого любить, а потому
дорожить и собой - также желанным и необходимым.
А сейчас я представлял собой механического человечка,
действующего по заложенной в него программе сообразно
приобретенным навыкам.
Я не винил Ингред. Ни в чем. Ее выбор, в конце концов, был
закономерен.
Что мог дать ей я - бродяга с довольно-таки темным и глупым
прошлым? И абсолютно неясным будущим. К тому же позорно
изолгавшийся...
Она, выросшая в благочинной немецкой семье, долго и упорно
пробивавшаяся сквозь тернии своей престижной банковской карьеры,
конечно, нуждалась в стабильности, покое и в том спутнике жизни,
который хотя бы в общих чертах приближался к стереотипу
процветающего западного обывателя. А тут я, Толя Подкопаев...
солдатик российских конвойных войск... Ха-ха!
- Толя... пошел! - проговорила рация.
Я тронулся с места и, глядя, как уходит вверх жалюзи
пристроенного к дому гаража, повернул в сторону его зева, откуда
выкатывался темно-синий спортивный "мерседес".
Нос моей простенькой "беретты" замер в метре от хромированной
облицовки радиатора автомобиля состоятельных американцев.
Несколько прихрамывая, чуть задрав правое плечо, я с очками сползшими
на нос, призывно махая ладонью, перекошенно шагнул к "мерседесу",
полностью, думаю, соответствуя надлежащему образу этакого
нескладного хмыря-ботаника с физическим врожденным дефектом.
Стекло водительской дверцы приоткрылось, и в образовавшийся проем
высунулась мясистая пропитая рожа советского номенклатурного
деятеля среднего звена.
На роже читались:
легкая похмельная мука.
брезгливость ко мне, сирому.
органическая готовность послать.
возмущение.
Последнее - из-за припаркованной на частном драйвэй "беретты",
мешающей следованию сиятельного лимузина.
- Простите великодушно, сэр, - рассыпался я в извинениях, -
не ведаете ли, где здесь Пемброк-стрит?
- Чего тебе? Какая стрит? Ай донт ноу13, убирай машину, хрен
с горы...
- What?..14 - приложив ладонь к уху, я придвинулся к морде
поближе, зыркнув в салон "мерседеса". Кроме водителя, в нем
никого не было, что меня весьма устраивало.
- Get the fuck out here! - рявкнул бывший советский бюрократ
любовно заученную, видимо, фразу - английский аналог близкого его
сердцу выражения, на родном языке означавшего "пошел ты на...". И
- потерял сознание.
Ребром ладони, сжатой в кулак, я стукнул его в висок, распахнув
дверь "мерседеса", рывком втиснулся в салон, откинув водителя на
место пассажира, и подал машину назад, обратно в гараж.
Олег в это время уже отруливал в сторону на моей "беретте", а
парни, вышедшие из "доджа", неспешно направлялись составить
компанию мне и трудно приходившему в чувство краснорожему.
Я приспустил жалюзи и зажег в гараже свет.
Один из парней, уперев хозяину дома пистолет в лоб, звонко
передернул затвор. Прием, приводящий психику жертвы в большое
смятение эхом долгого лязга железа в ушах и ожиданием обжигающего
выстрела.
- Кто сейчас дома? - доверительным голосом осведомился
парень.
- Жена... Дочь... Они спят...
- Будем вести себя тихо, да, дядя?
- Д-да...
Жалюзи, звякнув, опустились до пола - в гараж вошел Олег.
Тоже в гриме, в черном парике, с контактными карими линзами на
глазах, искусно слепленным шрамом на щеке и родинкой в крыле
носа...
Глазами указал парням на лестницу, ведущую из гаража в холл дома.
Затем, ухватив краснорожего, чьи щеки, впрочем, приобрели
синюшний оттенок, за ворот пальто, грубо выдернул его из машины и
сбил подсечкой на кафельный пол.
Тот слабо похрюкивал, налитыми ужасом глазами глядя на нас и
сжавшись в комок. Всю его вельможную спесь как вихрем снесло.
- Кого-нибудь сегодня ждешь? - тихо спросил Олег.
- Н-нет...
- Ну, давай поднимайся, пол холодный... - Он протянул жертве
руку. - И пшел в дом... Кофе у тебя есть?
- Что?
- Кофе, говорю, есть?
- Да...
- Угостишь, не поскупишься?
- Да пожалуйста! - выдохнул тот едва ли не с восторгом. - Да
я...
- Па-ашел! - Олег подтолкнул к лестнице тычком в спину его
одеревеневшее от страха тело.
Мы поднялись в дом, пройдя в гостиную.
Там под надзором членов нашей боевой группы, сгорбленно сидя на
стульях, томились две женщины с сонными и перепуганными лицами, в
наспех накинутых на ночные рубашки халатиках - жена и дочь
хозяина дома.
- Садись, - указал Олег краснорожему на низкий диванчик,
стоявший в гостиной.
Тот хмуро повиновался.
- В общем, так, - продолжил Олег ровным, вежливым голосом. -
Мы приносим извинения дамам за причиненные недоудобства, однако
таковые, увы, неизбежны. Вы, Федор Фомич, - обратился он к
хозяину дома, - тому виной. Теперь о нас. Мы не бандиты, а те,
кого вы так боялись, когда, убежав из страны с ворованными на ее
нефти деньгами, обратились в ФБР, попросив и убежища, и смены
фамилий - своей и уважаемых дам, с коими находитесь в
родственных отношениях. Что ж, опеку ФБР вы себе выклянчили,
правда, информацию всякого рода дали американцам протухшую,
неактуальную, я даже не понимаю, почему они вам навстречу-то
пошли, даже странно... Хотя, с другой стороны, напор у вас есть,
сочинять умеете... Но это, - вздохнул, - все равно вас не спасло,
как видите.
- Чего вы хотите? - просипел Фомич, упорно глядя себе под
ноги. Кончик носа у него побелел и заострился, как у покойника.
- Чего мы хотим... - повторил Олег, пройдя в сторону кухни и
остановившись возле облепленного пластиковыми бананчиками и
клубничками на магнитах холодильника. - Мы хотим... - Он взял с
холодильника кипу почтовых отправлений. - Мы хотим вернуть
украденное вами стране. И ничего больше.
- Хм... - произнес Федор Фомич, взглянув на него злобно
блеснувшими глазками. - Не получится. Деньги в Швейцарии, в
Америке ничего нет...
- Я знаю, - доброжелательно кивнул ему Олег, просматривая
конверты и вынимая из одного из них листок с ежемесячной
банковской отчетностью. - Так, - наморщил он лоб, - сколько у вас
на счете в Сити-банке? Ага, сорок семь тысяч...
- Вот видите, - настороженно проговорил хозяин дома. - Всего-
то.
- Вот вижу, - ответил Олег. - А миллионы, значит, храним в
Швейцарии, подальше от налоговой службы США, да?
Жертва позволила себе вымученную улыбку.
- И от нас подальше, - снова вздохнул Олег. - Да, хитрый вы,
Федор Фомич, человек, многомудрый... - Он посмотрел в упор на
жену хозяина, поежившись, опустившую глаза и судорожно
ухватившуюся ладонями за плечи. - Да вы не бойтесь, - успокоил ее
он. - Никто вас не тронет. Ни вас, ни вашего ушлого супружника,
если он, конечно, выберет правильную линию поведения... Вы ее
выберете, Федор Фомич?
- Ну... - протянул тот неопределенно.
- Вот и хорошо. Тогда объясняю вам, что мы сейчас будем
делать. Сити-банк, с которым вы имеете деловые отношения на
территории Соединенных Штатов, имеет, в свою очередь, деловые
отношения с банком Швейцарии, где находится искомая сумма. Потому
мои люди довезут вас до Сити-банка, куда вы пройдете со своим,
так сказать, адвокатом, которому я сейчас перезвоню, и тот
поможет вам перевести деньги из Европы в Азию на необходимый
счет... Очень простое и легкое действие, заметьте. Вы все поняли?
- Да... - выдохнул хозяин дома хрипло.
- Нет, не все, - сокрушенно покачал головой Олег. - Вы не
поняли, что вас могут посетить безграмотные соблазны... Какие?
Объясняю. Может, вы попробуете написать записочку менеджеру, что
с вас вымогают деньги, может, попросту заорете: "Караул, грабят!"
- кто ведает... Однако открою секрет: все ваши резкие
телодвижения нами давно спрогнозированы и учтены. Между банком и
этим домом будет налажена, во-первых, радиосвязь, а во-вторых,
любая ваша самодеятельность неизбежно закончится не только
гибелью вашей семьи, но и собственной. - Он достал из кармана
цилиндирик с пластмассовой крышкой. Пояснил: - Это очень
интересные таблеточки. Одну вы положите себе под язык, и
буквально в считанные секунды она рассосется. Не скрою, Федор
Фомич, вы примете яд. От которого вас никто не откачает. - Он
поднял вверх палец. - Кроме меня, владеющего противоядием. К
сожалению, не могу гарантировать вам отсутствие неприятных
ощущений. Головная боль, тошнота, резь в глазах... Но через двое-
трое суток все пройдет, так что и врач не понадобится. Я бы
сравнил это состояние с сильным похмельем. А что для вас какое-то
похмелье, привыкать, что ли?..
- Вы оставляете меня нищим... - промолвил, тяжело дыша,
Федор Фомич.
- Отнюдь! - качнул головой Олег. - У вас собственный дом;
второй этаж можете сдать в аренду... У вас сорок семь тысяч на
счете в Америке. У вас, наконец, новый и очень дорогой автомобиль
представительского класса. Вы гораздо состоятельнее многих и
многих из тех, кого ограбили в России. Ничего себе - нищим! Когда-
то вы были учеником токаря, Федор Фомич. Ходили в драных штанах и
превосходно себя чувствовали. Откуда такие непомерные аппетиты?
Ничего страшного на самом деле не происходит. Вы отдаете
краденое, а не заработанное. А как деньги зарабатываются,
