комнате только однажды. В этом тексте зачеркните все буквы "О", подчерк-
ните все буквы "А", обведите кругом все буквы "С". На действия этого
субъекта внимания не обращайте, как и на передачи радио. Время пошло.
Субъект корчит рожи, старается вырвать карандаш, выбивает стул из-пoд
меня. А радио надрывается: зачеркни "С", подчеркни "О"... Иногда во вре-
мя экзамена прямо в комнату приносят роскошный обед, иногда забывают.
Иногда отпускают в туалет по первому требованию, иногда просить прихо-
дится по три раза. Каждый день они подводят меня к последнему рубежу мо-
их умственных и физических возможностей. И я и они этот рубеж совершенно
отчетливо чувствуем. Далеко за полночь я, не раздеваясь, валюсь на свою
кровать и засыпаю мгновенно. Вот этого момента они и ждут: ослепительная
лампа в глаза: 262 умножить на 16! Ну, скорее. В уме. Это так просто! Ты
же уже на этот вопрос ответил. Ну что же ты! 4 192 - кричу я им. И свет
гаснет.
5.
Много позже я узнал, что тех, кто ответил правильно больше чем на 90
% вопросов, сюда не принимают. Очень умные не нужны. И все же, главное в
экзаменах - это установить не уровень знаний. Совсем нет. Способность
усваивать большое количество информации в короткое время при сильном
возбуждении и при наличии помех - вот что главное. А кроме того, уста-
навливается наличие или отсутствие юмора, уровень оптимизма, уравнове-
шенность, способность к интенсивной деятельности, устойчивость настрое-
ния и многое другое.
- Что ж, парень, ты нам подходишь, - сказал мне на исходе шестого дня
седой экзаменатор. - Организация у нас серьезная. Правила тут такие ко-
роткие, что понимает их даже тот, кто не хочет понимать. Закон у нас
простой: вход-рубль, выход-два. Это означает, что вступить в организацию
трудно, но выйти из нее труднее. Теоретически для всех членов организа-
ции предусмотрен только один выход из нее - через трубу. Для одних этот
выход бывает почетным, для других - позорным и страшным, но для всех нас
есть только одна труба. Только через нее мы выходим из организации. Вот
она - эта труба...
6.
Я думал, что лицо полковника будет преследовать меня всю жизнь в ноч-
ных кошмарах. Но он не снился мне никогда. А думал я о нем много. И вот
что мне непонятно. Объяснили мне, что любил он деньги, любил выпить,
женщин любил. За деньги и продался иностранным разведкам. Допустим, что
так. Но у него были великолепные возможности бежать на Запад. Но он не
бежал. На Западе было бы ему вдосталь и денег, и вина, и женщин. А в
Москве он деньги все равно тратить не мог. Да и не разгуляешься особен-
но.
Бабник бежал бы к бабам и деньгам, а он не бежал. А он над крематори-
ем балансировал. Отчего, черт подери? Я кручусь на горячей подушке и ус-
нуть не могу. Первая ночь без экзаменов. А может, телекамера за мной по
ночам смотрит? Ну и хрен с ней! Я встаю и показываю кукиш во все углы.
Если вы за мной и сейчас следите, то завтра в Центральный Комитет меня
не повезут. Потом я решаю, что недостаточно показать им только кукиш, и
потому показываю телекамере, если она действительно есть, все, что могу
показать. Утром посмотрим, выгонят меня или нет.
Продемонстрировав все, что могу, я удовлетворенно улегся на кровать и
тут же уснул в твердой уверенности, что завтра меня выгонят в Сибирь ко-
мандовать танковой ротой, а если нет, то тут жить можно, и можно обхо-
дить контроль.
Я сплю в кровати блаженно и сладко. Я сплю крепко. Я знаю, что если
меня в Аквариум примут, то это будет большая ошибка советской разведки.
Я знаю, что если выход останется только один и только через трубу, то
для меня этот выход не будет почетным. Я знаю, что и в своей постели я
не умру. Нет, такие в своей постели не умирают. Ах, советская разведка,
лучше бы ты меня сразу через трубу пропустила!
7.
Меня вновь куда-то везут в закрытой машине с матовыми окнами. Я не
вижу куда, и меня никто не видит. Куда же это меня: в Центральный Коми-
тет или в Сибирь? Наверное, все же - в Центральный Комитет. Если бы в
Сибирь, то мой чемодан со мной бы был, а раз нет чемодана, это может оз-
начать, что везут меня не насовсем, на короткий визит, с возвращением
туда, откуда везут.
За окном шумит огромный город, значит, мы где-то в центре. А может
быть, это Лубянка? У Лубянки на площади Дзержинского всегда такой шум,
как от Ниагарского водопада. Мне почему-то кажется, что мы именно у Лу-
бянки. Но в этом ничего странного: Центральный Комитет тут совсем рядом.
Наша машина долго стоит, потом куда-то осторожно въезжает. Сзади лязг
металлических ворот. Дверь открывается - выходите.
Мы в узеньком мрачном дворике. С четырех сторон высокие старинные
стены. Сзади нас ворота. Сержанты КГБ у ворот. Несколько дверей выходят
в мрачный дворик. У одних дверей тоже охрана КГБ. У остальных дверей ох-
раны не видно. Сверху на карнизе воркуют голуби. Сюда, пожалуйста. Седой
показывает какие-то бумаги. Сержант КГБ козыряет. Проходите. Седой знает
дорогу. Он ведет меня бесконечными коридорами. Красные ковры. Сводчатые
потолки. Кожаные двери. У нас вновь проверяют документы. Проходите. Лифт
бесшумно поднимает нас на третий этаж. Снова коридоры. Большая приемная.
Пожилая женщина за столиком. Подождите, пожалуйста. Седой чуть подтолк-
нул меня сзади и закрыл дверь за мной, сам оставшись в приемной.
Кабинет высокий. Окна под потолок. Вида из окна никакого. В упор
смотрит глухая стена, и голуби на карнизе. Стол дубовый. Худой человек в
золотых очках за столом. Костюм коричневый, никаких знаков отличия: ни
медалей, ни орденов. Хорошо в армии - посмотрел на погоны, да и начинай
говорить: товарищ майор, товарищ подполковник... А как тут начинать? По-
этому я никак не начинаю. Я просто представляюсь:
- Капитан Суворов.
- Здравствуйте, капитан.
- Здравия желаю.
- Мы внимательно изучили вас и решили вас принять в Аквариум, после
соответствующей подготовки, конечно,
- Благодарю вас.
- Сегодня 23 августа. Эту дату, капитан, запомните на всю жизнь. С
этого дня вы входите в номенклатуру, мы поднимаем вас на очень высокий
ее этаж - в номенклатуру Центрального Комитета. Помимо прочих исключи-
тельных привилегий вам предоставляется еще одна: с этого дня вы не под
контролем КГБ. С этого дня КГБ не имеет права задавать вам вопросы, тре-
бовать ответы на них, предпринимать какие-либо акции против вас. Если вы
совершите ошибку - доложите о ней своему руководителю, он доложит нам.
Если вы не доложите, мы все равно о вашей ошибке узнаем. Но в любом слу-
чае любое расследование ваших действий будет проводиться только руково-
дителем ГРУ или отделом административных органов ЦК. О любом контакте с
КГБ вы обязаны докладывать своему руководителю. Благополучие ЦК зависит
от того, как организации и люди, имеющие ранг номенклатуры ЦК, сумеют
сохранить свою независимость от любых других организаций. Благополучие
ЦК - это и ваше личное благополучие, капитан. Гордитесь доверием, кото-
рое Центральный Комитет оказывает военной разведке и вам лично. Желаю
успехов.
Я четко козырнул и вышел.
8.
Широкое озеро в лесу. По берегам камыш. Над обрывом березовая роща.
Там, за высоким забором, наша дача. Крошечный пляж. Лодки вверх дном. На
другом берегу тоже какие-то дачи бревенчатые. Тоже за зелеными заборами.
Тоже под охраной. Зона тут особая. Дачи. Но дачи только для ответствен-
ных товарищей. И в эту дачную зону совсем не легко попасть. Дубовые ро-
щи. Озера. Густые леса. Кое-где красные крыши. И вновь зеленые заборы.
Проехать к нашему озеру только по одной дороге можно. Других путей нет.
Как ни крути вокруг, а все время будешь в зеленые заборы упираться. За
нашими наборами тоже чьи-то дачи. Кто-то там по волейбольному мячику
стучит. Но нам не положено знать, кто там стучит. А ему к нам не положе-
но заглядывать. А слева у нас забор выше, чем справа. Из-за того забора
по вечерам музыка доносится. Очень приятная мелодия. Танго.
Дача у нас большая. Тут нас живет 23 человека. Но места хватило бы и
на тридцать. У каждого по маленькой комнатке. Бревенчатые сосновые сте-
ны. Запах смолы. Маленький пейзажик на стене. Огромная мягкая кровать.
Книжная полка. Внизу холл с большим азиатским ковром. Мы встаем - когда
хотим. И делаем - что нравится. Завтрак сытный. Обед скромный. Ужин рос-
кошный. Вечерами обычно мы сидим у камина. Пьем. Травим. Мы все в прош-
лом офицеры средних этажей советской военной разведки. В группе один
подполковник. Два майора. Один старший лейтенант. Остальные капитаны.
Один из нас в прошлом летчик-истребитель. Двое ракетчиков. Один десант-
ник. Один командир ракетного катера. Военный врач. Военный юрист. В об-
щем, очень цветастый букет. Мы пришли от разных начальников.. Каждый из
нас по каким-то причинам, попал в фарватер какого-нибудь военного раз-
ведчика дивизионного, армейского или более высокого уровня. Каждого из
нас кто-то отбирал в свою персональную группу. И вот именно иа этих
групп Аквариум выбирает своих кандидатов. Понятно, что эабирая людей у
руководителей разведки, на низших этажах, Аквариум совсем не старался
забрать всех или самых лучших. Нет. Если у Кравцова Аквариум сегодня за-
берет всех его лучших ребят, завтра Кравцов не будет выбирать свою свиту
так кропотливо. Поэтому Аквариум отбирает людей у нижестоящих начальни-
ков очень осторожно, чтобы не отбить у них охоту уделять выбору людей
столь огромное внимание.
Я много сплю. Я давно не спал так крепко и так сладко. Утром я встаю
поздно и иду на озеро. Погода пасмурная. Но вода теплая. И я плаваю
очень долго. Я знаю, что этот сон и эта свобода ненадолго. Просто нам
дают возможность расслабиться после экзаменов перед началом учебного го-
да. И я расслабляюсь.
9.
Быстрая дружба кончается долгой враждой. Я знаю это. И мои товарищи
по группе тоже знают это. Поэтому мы не спешим в наших отношениях. Мы
очень осторожно прощупываем друг друга. Мы болтаем о пустяках. Мы расс-
казываем не особенно острые анекдоты. Травим, одним словом. Нам пока
можно пить. В огромном буфете обильный выбор: подходи и пей. Но мы пьем
умеренно. Когда-нибудь мы станем друзьями. Когда-нибудь мы будем дове-
рять друг другу и поддерживать друг друга. Вот тогда мы и будем пить
по-настоящему. Как настоящие офицеры. Но не сейчас.
Нас тщательно обмерили, и вот все мы уже в гражданских костюмах. Не-
которым из нас суждено надеть форму, когда мы станем генералами. Некото-
рым придется остаться в гражданской одежде, даже став генералом. Такова
служба.
10.
- Меня зовут полковник Разумов Петр Федорович,- представился грузный
человек в спортивном костюме с волейбольным мячом в руке. - Мне 51 год.
Из них 23 я служу в Аквариуме. Работал в трех странах. За рубежом провел
16 лет. Имею 7 вербовок. Награжден четырьмя боевыми орденами и нес-
колькими медалями, Я буду руководителем вашей группы. Вы, конечно, при-
думаете мне кличку. Чтобы вам не мучиться, я скажу вам несколько моих
неофициальных кличек. Одна из них Слон. Слонами называют всех преподава-
телей и профессоров Военно-дипломатической академии. А сама академия
именуется - консерваторией, когда речь идет о вас, о молодежи, или клад-
бищем Слонов, когда речь идет о нас - профессорах и преподавателях. Мо-
жет, когда-то кто-то из вас тоже станет Слоном и придет сюда готовить
молодых Слоников. А сейчас я хотел бы поговорить с каждым из вас от-
дельно. Капитан Суворов.
- Я, товарищ полковник.
- Называйте меня просто Петр Федорович.
- Есть.
- Забудьте это "есть". Вы остаетесь офицерами Советской Армии, более
того, вы поднимаетесь на самый высокий этаж - в Генеральный штаб. Но это
"есть" на время забудьте. Вы можете не щелкать каблуками, когда говорите
с начальством?
- Никак нет, товарищ... Петр Федорович.
- Первое тебе, Виктор, задание. Научись сидеть в кресле, слегка раз-
вались... Ты сидишь с ровной спиной, вроде как штык проглотил. Так граж-
данские дипломаты не сидят. Понял?
- Понял.
11.
Меня давно вопрос занимал: как можно организовать тайную школу шпио-
нов в центре огромного города, да так, чтобы никто не дознался. Чтобы
никто нас не заснял ни по одному, ни стайкой.
А делается все просто. Центральная глыба Военно-дипломатической ака-
демии высится на улице Народного ополчения. Понятно, что никаких назва-
ний вы тут не увидите. Только оград узор чугунный, буйные заросли сире-
ни, да колонны, да окна в решетках, да плотные шторы и часовые по углам.
Но это - не главное. Тут учат только тех, кто будет работать в большой
зоне, в соцлагере.
А нас, расконвоированных, тех, кто из лагеря выход иметь будет, гото-
вят не тут. Слушатели основных факультетов разбросаны по всей Москве, по
небольшим учебным точкам. А где моя точка, я и сам не знаю...
Каждое утро в 8.30 я у Научно-исследовательского института электро-
магнитных излучений. Знаете, около Тимирязевского парка. Официально инс-
титут принадлежит Министерству радиопромышленности. Но кому он на самом
деле принадлежит и чем он занимается, мало кому известно. В сталинские
времена был институтик маленьким совсем. Человек двести, не больше. И
как память того времени - четырехэтажный дворец позднего сталинизма:
фальшивые колонны да балкончики. Но рос быстро институт, и огромные шес-
тиэтажные серые блоки - тому свидетели. Это хрущевская экономия. Сили-
катный кирпич. Хрущобы. А дальше стеклянные глыбы брежневского воен-
но-бюрократического размаха. Все это перегорожено множеством стен на зо-
ны и секторы. Проволока колючая, ролики белые. Предъявляйте пропуск в
развернутом виде!
Много народу. Утренняя смена. Проходная в двенадцать потоков. На тер-
ритории объекта не курить. Будьте бдительны! Болтун - находка для врага!
Перевыполним план первого квартала! Не стой под грузом! Дробит проходная
мощный поток трудовой интеллигенции на реки и ручьи. Течет серая масса
по своим отделам да секторам.
Скрипит тормозами маневровый тепловоз. Огромный ангap поглощает шес-
тидесятитонные вагоны. Спешит научная братия. Молча толпа валит. Все
секретные. Все совершенно секретные. Вход воспрещен! Предъявляйте про-
пуск в развернутом виде! Заборы бетонные. Заборы кирпичные. Зона 12-Б.
Над какими проблемами тут работают? Лучше не спрашивать. Еще раз про-
пуск предъявим. На пропуске множество шифрованных значков. Каждый свер-
чок - знай свой шесток. Каждый владелец пропуска только в своей, строго
для него установленной зоне обитает. Без особых значков на пропуске - не
выпустят тебя за зону твоего обитания. Наберем номер на диске - вот мы в
ангаре. Тут вся наша группа собирается. Тут стоит огромный МАЗ с оранже-
вым контейнером. Наше место внутри. А там - как в хорошем самолете: ков-
ры да кресла удобные. Только окон нет. В 8.40, когда контейнер уже зак-
рыт изнутри, появляется в ангаре водитель и гонит свой МАЗ по Москве.
Водителя мы не видели никогда. Он даже не догадывается, что людей возит.
У него работа такая: в 8.40 войти в ангар, сесть в машину и везти кон-
тейнер с неким очень опасным грузом через несколько кварталов в сосновый
лес. Тут еще некий секретный объект, тоже ангар. Он загоняет контейнер
туда, а сам выходит в комнату ожидания. По вечерам он делает еще один
рейс.
А в остальное время он другие оранжевые контейнеры по Москве гоняет.
Может, со взрывателями к атомным бомбам, может, со смертоносными вируса-
ми, которые способны сожрать человечество, может, с аппаратурой генети-
ческой войны. Откуда ему знать, что в контейнерах. Все они одинаковы.
Все оранжевые. А зашибает он, видимо, здорово. В таких исследовательских
центрах все здорово зашибают.
12.
Из нашего оранжевого контейнера мы на землю прыг, прыг. В ангаре вы-
соко под потолком воробей чирикает. Ему одному только секреты все видны:
кто водитель у нас, кто по ночам ангар убирает, кто в таком же вот кон-
тейнере сюда к нам пищу возит и в столовой накрывает. Пока мы в зоне,
никого тут нет из персонала. Столоваяи та как система клапанов устроена:
если в ней открыта дверь в ангар и кто-то накрывает нам завтрак, то мы
не можем проникнуть ни в столовую, ни в ангар. Потом звонок нам, как
павловским псам, - готово. Тут уж мы в столовую входим, зато никому дру-
гому двери не откроются - автоматика. Кормят хорошо. Меня никогда так не
кормили, даже в Чехословакии.
И все же зона - она и есть зона, а наш контейнер мы зовем оранжевым
"вороном". В принципе нас, как зеков, возят, только с комфортом.
В особой книге я "спасибо" пишу за хороший завтрак и заказ на завтра.
И скорее на занятия.
Все готовы? Все.
Пять минут подышать.
Дворик у нас аккуратный. Кусты сирени серые бетонные стены почти пол-
ностью закрывают - уют. Над сиренью проволока колючая. Что за той прово-
локой - увидеть нельзя. Только ясно, что там такие же полукруглые ангар-
ные крыши, как у нашего бассейна и теннисного корта. Может, там другая
учебная точка - такая же, как и у нас. А может, там польские или вен-
герские наши коллеги обучаются, а может быть, кубинские, итальянские,
ливийские. Откуда нам знать. А может, там и не учебная точка, а секрет-
ная лаборатория или склад, а может, там тюрьма просто. По движению наше-
го оранжевого "ворона" я все пытаюсь направление по утрам угадать. Чу-
дится, что возят нас совсем недалеко. И по направлению угадывается мне,
что мы обучаемся где-то совсем рядом от Краснопресненской тюрьмы. Но
точно установить, конечно, невозможно. А сосновых пролесков по Москве
хоть пруд пруди, в том же Серебряном Бору.
- Подышали? И будет.
Все в зал. Тут сейфы. В моем сейфе четыре тетради. В каждой по 96
страниц. Это на три года. Пиши конспекты убористо, больше запоминай.
Хватай информацию с лету. Бумагу приучись экономить.
Тетрадь по разведке - в руку. Сейф - на ключ. И в зал.
Преподаватель от нас кисейной занавеской отгорожен. Поэтому он нас
четко разглядеть не может, но и мы его четко не видим, хотя разговарива-
ем без помех.
Все преподаватели и командиры - Слоны. Некоторые из них допущены к
персональной работе с нами. Но большинство - может видеть нас только че-
рез полупрозрачный экран и называть только по номерам.
Каждый из них - волк разведки. Каждый провел много лет за пределами
большой зоны. Но каждый из них был в провале и оттого превратился в Сло-
на. Тот, кто в провале не был, продолжает работу в добывании или, по
крайней мере, в обработке.
Провалившийся волк разведки включает системы защиты, отчего стены на-
шего спецсооружения плавно задрожали, и начинает:
- Вот так выглядит шпион. - Он показывает большой плакат с человеком
в плаще, в черных очках, воротник поднят, руки в карманах. - Так шпиона
представляют авторы книг, кинорежиссеры, а за ними и вся просвещенная
публика. Вы - не шпионы, вы - доблестные советские разведчики. И вам не
пристало на шпионов походить. А посему вам категорически запрещается:
а) носить темные очки даже в жаркий день при ярком солнце;
б) надвигать шляпу на глаза;
в) держать руки в карманах;
г) поднимать воротник пальто или плаща.
Ваша походка, взгляд, дыхание будут подвергнуты долгим тренировкам,
но с самого первого дня вы должны запомнить, что в них не должно быть
напряжения. Вороватый взгляд, оглядка через плечо - враг разведчика, и
за это в ходе тренировок мы будем вас серьезно наказывать, не менее чем
за принципиальные ошибки. Вы меньше всего должны напоминать шпионов. И
не только внешним видом, но и методами работы. Писатели детективных ро-
манов изображают разведчика - великолепным стрелком и мастером ломания
рук своим противникам. Большинство из вас пришли из нижних этажей раз-
ведки и сами это видели. Но тут, наверху, в стратегической агентурной
разведке мы не будем вас обучать стрельбе и способам ломания рук. Наобо-
рот, мы требуем от вас забыть ваши навыки, полученные в Спецназе. Неко-
торые разведки мира обучают своих ребят стрельбе и прочим штукам. Это
идет от недостатка опыта.
Помните ребята, что вы можете надеяться только на свою голову, но не
на пистолет. Если вы сделаете одну ошибку, то против каждого из вас
контрразведка противника бросит пять вертолетов, десять собак, сто машин
и триста профессиональных полицейских. Пистолетиком тогда вы уже себе не
поможете. И руки всем не переломаете. Пистолет - это ненужная иллюзия.
Пистолетик греет ваш бок и создает мираж безопасности. Но вам не нужны
иллюзии и миражи.
Вы должны постоянно иметь чувство безопасности и превосходства над
контрразведкой противника. Но это чувство вам дает не пистолетик, а
трезвый расчет без всяких иллюзий. Знаете, это примерно как среди мон-
тажников-высотников. Одни из них, малоопытные, пользуются страховочным
поясом. Другие - никогда не пользуются. Первые падают и разбиваются,
вторые - никогда. Происходит это потому, что тот, кто поясом пользуется,
создает себе иллюзию безопасности. Однажды он забыл застегнуться, и вот
уж его кости собирают в ящик. Тот, кто поясом не пользуется, - иллюзий
не имеет. Он постоянно контролирует каждый свой шаг и никогда на высоте
не расслабляется. Советская стратегическая разведка своим ребятам не да-
ет страховочных поясов. Знайте, что у вас нет пистолета в кармане, за-
будьте удары ребром ладони по кирпичу. Надейтесь только на свою голову.
Ваш спорт - благородный теннис...
13.
Человек способен творить чудеса. Человек может переплывать Ла-Манш
три раза, выпивать сто кружек пива, ходить босиком по раскаленным углям,
человек может выучить более тридцати языков, стать олимпийским чемпионом
по боксу, изобрести телевизор или велосипед, стать генералом ГРУ или
миллиардером. Все в наших руках. Кто хочет, тот и может. Главное - захо-
теть чего-то, а потом все зависит только от тренировки. Но если трениро-
вать свою память, мускулы, психику регулярно, то... ничего из вашей за-
теи не получится. Регулярность тренировок важна, но сама по себе она ни-
чего не решает. Один чудак тренировался каждый день. Раз в день он под-
нимал утюг. Тренировки продолжались регулярно в течение десяти лет - его
мышцы не увеличились. Успех приходит только тогда, когда каждая трени-
ровка (памяти, мышц, психики, силы воли, настойчивости) доводит человека
до грани его возможностей. Когда конец тренировки превращается в пытку.
Когда человек кричит от боли. Тренировка полезна только тогда, когда она
подводит человека к грани его возможностей, и он эту грань совершенно
точно знает: я могу прыгнуть вверх на 2 метра, я могу отжаться от пола
153 раза, я могу запомнить за один раз две страницы иностранного текста.
И каждая новая тренировка полезна только тогда, когда она будет попыткой
побить свой собственный вчерашний рекорд: сдохну, но отожмусь 154 раза.
Нас водят на тренировки будущих олимпийских чемпионов. Вот они, пят-
надцатилетние боксеры, пятилетние гимнасты, трехлетние пловцы. Смотрите
на выражение их лиц. Ждите самый последний момент тренировочного дня,
когда на маленьком детском личике появляется злая решимость побить свой
собственный вчерашний рекорд. Смотрите на них! Когда-нибудь они принесут
олимпийское золото под огромный красный флаг с серпом и молотом. Смотри-
те на это лицо! Сколько в нем напряжения. Сколько муки! Это путь к сла-
ве. Это путь к успеху! Работать только на пределе своих возможностей.
Работать на грани срыва. Чемпионом становится тот, кто знает, что штанга
сейчас задавит его, но толкает ее вверх. Побеждает в этой жизни только
тот, кто победил сам себя. Кто победил свой страх, свою лень, свою неу-
веренность.
Наш Слон привел нас на тренировку юных олимпийцев.
- Так страна готовит тех, кто защищает ее спортивную славу. Неужели
вы думаете, что наша страна к подготовке разведчиков относится менее
серьезно?
* ГЛАВА VII *
1.
Февраль 1971 года. Незабываемое время. Начальнику ГРУ генерал-полков-
нику Петру Ивановичу Ивашутину присвоили звание генерала армии. Ликует
Аквариум. Ликует весь Генеральный штаб. Военная разведка впереди! Пред-
седатель КГБ Юрий Андропов остается только генерал-полковником. Какая
пощечина!
Мы знаем, что Центральный Комитет раздувает огонь борьбы, и драки КГБ
- ГРУ не миновать. Баланс между КГБ и армией был нарушен, и вот Цент-
ральный Комитет оплошность исправляет. Февраль 1971 года. Идет чистка в
среднем слое КГБ. Идет массовое смещение полковников и генерал-майоров
КГБ. Идет возвышение офицеров и генералов ГРУ, всего Генерального штаба,
всей Советской Армии. Вот командующий Северо-Кавказским военным округом
генерал-лейтенант танковых войск Литовцев стал генерал-полковником. А
помните, товарищ генерал, ваш тяжелый старт на этом посту? А ведь вам
кто-то тогда помог, рискуя головой. И за эту помощь досрочно стал капи-
таном. А ведь вы, товарищ генерал, кому-то тайно помогали и помогаете,
иначе никто бы вас поддерживать не стал. И не носить бы вам сейчас три
генеральские звезды. Успехов вам, генерал.
Февраль 1971 года. КГБ и ГРУ вцепились в глотки друг другу. Но кто
это может видеть со стороны? Все знают генерал-полковника Ю. Андропова.
А кто знает генерала армии Ивашутина? Но ему реклама и не нужна. Ивашу-
тин, в отличие от Андропова, руководит тайной организацией, которая
действует во мраке и не нуждается в рекламе.
2.
Войну планирует Генеральный штаб, Генеральный штаб-мозг армии. Любое
вмешательство КГБ в процесс планирования неизбежно приведет все госу-
дарство на грань катастрофы. Поэтому для того, чтобы выжить, государство
вынуждено ограничить влияние КГБ на Генеральный штаб. Для того, чтобы
победить в войне, Генеральный штаб должен собирать информацию о против-
нике усилиями своих собственных офицеров, которые понимают проблемы бое-
вого планирования, которые сами могут решить, что важно для Генерального
штаба, а что нет. Генеральный штаб не имеет времени просить об информа-
ции - он приказывает своей собственной разведывательной службе, что нуж-
но добывать в первую очередь. Для успешной работы Генеральный штаб дол-
жен иметь право поощрять своих лучших разведывательных офицеров и жесто-
ко карать нерадивых. И он имеет такие права. И он имеет свою собственную
разведывательную службу. И он видит мир не через призму КГБ, а своими
собственными глазами. Генеральный штаб собирает информацию не усилиями
полицейских, а усилиями офицеров Генерального штаба, нашими усилиями.
Мы должны стать офицерами разведки и офицерами Генерального штаба од-
новременно. На это нам отводится очень короткий срок - пять лет. А если
так, то программа нашей подготовки насыщена выше всяких возможностей. Вы
офицеры Генштаба! И если эти нагрузки вы не способны перенести, мы опус-
тим вас на нижние этажи.
Мы стараемся. Мы выдерживаем нагрузки. Не все. По ночам мне снятся
только грандиозные наступательные операции. Глубокие танковые клинья.
Воздушные десанты. Бригады Спецназ в тылу противника. Нелегальные рези-
дентуры и поток информации в Генеральный штаб. Мне снится грохот сраже-
ний и огонь. Я открываю глаза. Я слышу отвратительный звон будильника, и
холодный свет режет глаза. Я долго сижу на кровати и тру щеки ладонями.
Наверное, я не выдержу.
3.
Время летит. Зимняя сессия. Восемь экзаменов. Летняя сессия. Восемь
экзаменов. Зимний отпуск - пятнадцать суток. Летний отпуск - тридцать
суток. Я в отпуск не поеду. Я сдал сессию, но мне нужно сделать очень
многое. Снова зимний отпуск, и я снова не поеду. Почти никто из наших
ребят не едет. Надо работать. Надо работать больше. Кто хочет остаться
наверху, должен работать много. До зеленых кругов в глазах, до черных
пятен. Нам не препятствуют. Можно ночами сидеть. Можно спать по три часа
в сутки.
Наша группа тает. Подполковник - моральное разложение, сексуальная
распущенность. Изгнан на космодром в Плесецк. Это тоже ГРУ, но только
ссылка для провинившихся. Майор артиллерийской разведки: пьянство. Возв-
ращен в Спецназ в Забайкалье. Тает группа. Нас было двадцать три. Теперь
только семнадцать. Изгоняют тех, у кого от усиленной работы мозга начи-
наются обмороки. Изгоняют тех, кто не может выявлять слежку, кто ошиба-
ется или горячится при приеме решений. Изгоняют тех, кто не может изу-
чить два иностранных языка, усвоить историю дипломатии и разведки, всю
структуру, тактику, стратегию, вооружение и перспективы нашей армии и
армий наших противников.
Они исчезают внезапно. Они никогда больше не поднимутся вверх. Для
них находят такие места, где им некому рассказать о том, где они были.
Им находят места, где работают только такие же неудачники из ГРУ. Где
недоверие и провокация процветают. А вообще-то, где они не процветают?
4.
Волка ноги кормят. Мы чувствуем себя волками. Любой свободный момент
мы отдаем поиску места. Мы рыщем. Разведчику нужны сотни мест: таких
мест, где он мог бы совершенно гарантированно оставаться один; таких
мест, где он с полной уверенностью может сказать, что за ним никто не
крадется по пятам; таких мест, где он смог бы спрятать секретный матери-
ал и быть уверенным, что ни уличные мальчишки, ни случайные прохожие не
найдут его, что тут не будет строительства, что ни крысы, ни белки, ни
снег, ни вода этот материал не повредят. Разведчик должен иметь множест-
во таких мест про запас и не имеет права использовать одно и то же место
дважды. Наши места должны быть в стороне от тюрем, вокзалов, важных во-
енных заводов, в стороне от правительственных и дипломатических кварта-
лов: во всех этих местах активность полиции повышена и до провала -
только шаг. А где найти в Москве место, где нет тюрем и важных прави-
тельственных или военных учреждений?
Мы рыщем все наше свободное время. Мы рыщем в подмосковных рощах, в
парках, на заброшенных пустырях и брошенных стройках. Мы рыщем в снегу и
в грязи. Нам нужно множество удобных мест. И тот, кто научится их нахо-
дить в Москве, тот сможет делать это в Хартуме, в Мельбурне, в Хельсин-
ки.
5.
Мы учимся запоминать лица людей. Эта активность мозга должна быть не
аналитической, а рефлекторной. И потому передо мной мелькают на экране
тысячи лиц, тысячи силуэтов людей. Мой палец на кнопке, как на спусковом
крючке. Увидев одно и то же лицо дважды на экране, я должен мгновенно
нажать на кнопку. Если я ошибаюсь, меня пронизывает легкий, но неприят-
ный электрический шок. Нажал неправильно кнопку - и легкий удар. Не на-
жал кнопку, когда надо, опять удар. Тренировки проводятся регулярно, и
скорость показа лиц все увеличивается. Каждый раз показывают все больше
и больше изображений. Тех же людей показывают в париках, в гриме, в дру-
