Конечно, Бороданков прекрасно знал, что это не принято, и не собирал-
ся ради нее идти против установленных порядков. Он хотел ее обмануть,
это было очевидно:
- Может быть, вы могли бы предложить мне другую компенсацию за то
унижение, через которое мне придется пройти? - спросила она.
- Деньги? - неуверенно предположил доцент.
- Только не деньги, - быстро ответила Ольга. - Это еще более унизи-
тельно.
- Тогда, быть может... - Он замялся. - Хотите, я устрою для вас нас-
тоящий праздник? С цветами, шампанским и развлечениями. Я вам обещаю два
дня, которые вы проживете так, как вам мечтается. Затраты значения не
имеют, но удовольствие вы получите, это я вам гарантирую.
- Хочу, - улыбнулась она. - Праздники - это единственное, что еще ос-
талось ценного в нашей поганой жизни.
Через месяц Ольга принесла доценту Бороданкову ксерокопию сборника
статей, изданного в Австралии. Чтобы его раздобыть, ей пришлось целую
неделю ублажать в постели мерзкого толстого потного журналиста, поить
его коньяком и изображать затейливую кулинарку. Разумеется, за свой
счет. Для этого она продала несколько книг, изданных еще в прошлом веке
и оставшихся от прабабки. Обещанный Бороданковым праздник начался в рес-
торане и закончился, как она и планировала, в его постели. Но залезть в
постель к доценту было делом нехитрым, и Ольга понимала, что это отнюдь
не главное. Главным было создание впечатления, что не он ей нужен, а она
- ему. Ольга держалась в рамках, вне занятий любовью называла Александра
Иннокентьевича по имени-отчеству и всячески демонстрировала ему легкое
отчуждение. Праздник кончился, и они снова стали встречаться только на
кафедре или в коридорах института. Бороданков никаких попыток к дальней-
шему сближению не делал, но Ольгу это не обескуражило. Согласно ее пла-
ну, так и должно было быть.
Миновали летние каникулы, осенью она пошла на третий курс и исправно
продолжала посещать научный кружок при кафедре психиатрии. В начале ок-
тября она напустила на себя вселенскую скорбь, перестала улыбаться, пе-
риодически подносила к глазам платочек, промакивая несуществующие слезы.
Разумеется, от взгляда доцента Бороданкова это не укрылось.
- Что с вами, Оля? - как-то раз спросил он. - У вас что-нибудь случи-
лось? Вы прямо на себя не похожи.
- Ничего у меня не случилось, - ответила она хмуро, пряча глаза. -
Просто противно все. Тоска такая... Хоть вешайся.
- На личном фронте беда? - вежливо поинтересовался доцент.
- На личном фронте? - Она подняла глаза и изобразила изумление. -
Нет, на личном фронте у меня бед не бывает. Там у меня все в порядке.
Просто... Не знаю, как сказать. Надоело мне все. Серость, скука, однооб-
разие, и никакого просвета.
- А хотите, снова устроим праздник? - внезапно предложил Бороданков.
Впрочем, это ему так казалось, что он сам предложил, да еще и внезап-
но. Ольга аккуратно подвела его к этому предложению, нацепив на крючок
яркую приманку благотворительности.
- Вам снова нужны материалы? - грустно спросила она.
- Нет-нет, Оля, мне ничего не нужно. Но помните, вы говорили, что
праздники - единственное, что еще осталось ценного в нашей жизни. Знае-
те, я сейчас понял, что вы абсолютно правы. Жизнь у нас серая, скучная,
однообразная, и нам обязательно нужно устраивать маленькие праздники,
чтобы не сойти с ума. Так как, вы согласны?
- Согласна, - равнодушно бросила она. - Давайте попробуем.
Второй праздник получился даже лучше первого. Ольга сказала, что в
ресторан она не хочет, лучше сама приготовит что-нибудь изысканное. Они
сели в машину Бороданкова, поехали на Центральный рынок и там изображали
супругов-миллионеров, покупающих все самое дорогое, не спрашивая цену,
не торгуясь и не жалея денег. Набив сумки продуктами, они двинулись к
выходу, и тут Александр Иннокентьевич сделал еще один жест - купил охап-
ку темно-бордовых роз на длинных толстых стеблях.
У него дома Ольга разделась, сняла свой элегантный костюм и попросила
дать ей какую-нибудь старую рубашку. В этой рубашке, которая стала еще
короче после того, как поверх нее был повязан фартук, Ольга и щеголяла
на кухне, сверкая крепкими гладкими коленками и иногда мелькающим круже-
вом трусиков. Александр Иннокентьевич с удовольствием наблюдал за ней,
они много шутили, хохотали, хором подпевали доносящимся из включенного
телевизора популярным песенкам, иногда даже принимаясь танцевать с ножа-
ми и пучками зелени в руках. Воодушевленный легкостью и эмоциональным
подъемом, Бороданков дважды за то время, пока готовился праздничный
стол, "прикладывался" к Ольгиному упругому телу прямо здесь же, на кух-
не, среди нарезанных овощей и под аккомпанемент шипящего на сковороде
мяса. Ему ужасно нравилось, что девушка моментально реагировала на его
ласки, забывала о готовке и отдавалась ему страстно и изобретательно, а
потом так же мгновенно переключалась на приготовление блюд, по-прежнему
называя его Александром Иннокентьевичем и ничем не выдавая своего отно-
шения к только что случившемуся. Она только ласково говорила:
- Это было потрясающе!
И тут же спрашивала:
- Вы как к острому относитесь? Противопоказаний нет?
Праздновать они начали в пятницу вечером, и к вечеру воскресенья Бо-
роданков чувствовал себя так, будто съездил на Канарские острова. Инсти-
тут и кафедра казались далекими и ненужными, проблемы исчезали сами со-
бой, ему было легко и весело. Он действительно успел за два с половиной
дня полностью отключиться и отдохнуть.
В понедельник начались будни, и снова он видел Ольгу только случайно,
сталкиваясь с ней лишь в коридоре и иногда на кафедре. Накануне Нового
года Александр Иннокентьевич неожиданно решил найти Ольгу.
- А не устроить ли нам праздник? - спросил он, почему-то оробев и
просительно заглядывая ей в глаза.
Она поняла, что он попался. Он сидел на крючке так плотно, что теперь
можно было не беспокоиться. Не сорвется. Она придумала для него нарко-
тик, от которого доцент Бороданков уже не сможет отказаться. Весь вопрос
только в том, собирается ли он и дальше использовать ее в качестве "жен-
щины-праздника" или все-таки решится превратить праздники в повседнев-
ность.
Итак, первые три этапа плана Оля Решина осуществила успешно. На реа-
лизацию четвертого этапа у нее ушло почти четыре года. Но она своего
все-таки добилась. За эти четыре года Александр Иннокентьевич защитил
докторскую диссертацию, сама она успешно закончила институт и училась в
ординатуре. Дважды она старым проверенным способом добывала ему зарубеж-
ные материалы для докторской и после этого изображала немыслимые страда-
ния, а Бороданков, чувствуя себя виноватым должником, увозил ее на не-
дельку куда-нибудь проветриться. Во время таких поездок приходилось об-
щаться с разными людьми, которые принимали их за супругов, и Ольга дела-
ла все возможное, чтобы в ее адрес говорилось как можно больше компли-
ментов. Она была сама любезность и обаяние, эрудиция и тонкий юмор. В
конце концов Александр Иннокентьевич, привыкший жить одиноко и вольгот-
но, осторожно спросил се:
- Оля, мы столько лет близки, а ты ни разу не забеременела. У тебя с
этим проблемы?
Она была достаточно умна, чтобы понять, что Бороданков привык жить
без хлопот и не хочет их и в будущем. Она сделала за эти семь лет два
аборта, но знать ему об этом тогда не полагалось, а теперь было самое
время.
- Я беременела дважды от тебя, - призналась она. - После второго
аборта мне сказали, что детей у меня уже не будет.
Это обстоятельство решило все. Александр Иннокентьевич немедленно
сделал ей предложение, которое было принято без долгих раздумий, спокой-
но и по-деловому. Ольга Решина в последний раз спросила себя, а так ли
уж ей нужно быть женой Бороданкова, и получила утвердительный ответ. Ес-
ли сначала задача выглядела как "студентке выйти замуж за доцента", то в
процессе ее решения ситуация несколько видоизменилась. Во-первых, Алек-
сандр Иннокентьевич стал доктором наук и вот-вот должен был стать про-
фессором, а сама Ольга из студенток доросла до врача-ординатора, которо-
му прочили блестящее будущее, и в покровительстве кафедры она уже почти
не нуждалась. Во всяком случае, ей делались весьма и весьма лестные
предложения из хороших клиник. А во-вторых, за семь долгих лет она так
привязалась к Александру Иннокентьевичу, что это больше походило на лю-
бовь, а не на расчет. В перерывах между "праздниками" она встречалась с
другими мужчинами, но делала это более "для порядка", нежели по необхо-
димости и желанию. Мужчины были нужны ей для того, чтобы не чувствовать,
что весь мир сосредоточен вокруг неподатливого доцента. Она твердо зна-
ла, что если позволить этому чувству завладеть собой, то ее поведение
неизбежно окажется требовательным и навязчивым, а это может отпугнуть
Бороданкова, и он сорвется с любовно сконструированного крючка. Наличие
любовников позволяло ей без нетерпенья во взгляде и без раздражения
ждать, пока Александр Иннокентьевич созреет для очередного "праздника".
А созревал он примерно раз в два месяца.
После свадьбы Ольга делала все, чтобы он не разочаровался, не пожалел
о принятом решении. И он не пожалел. Ольга стала не только постоянным
источником положительных эмоций в постели и на кухне, но и помощницей,
соратницей. Тем, что иные мужья называют "надежным тылом". Он помог ей
сделать кандидатскую диссертацию за полтора года и постоянно слышал от
нее, что он самый умный и самый талантливый медик во всей России, а то и
во всем мире. И она верила в свои слова, как верила и в большое будущее
своего мужа. Он должен был, по ее замыслу, стать самым известным, самым
великим и соответственно самым богатым врачом-психиатром сначала в Рос-
сии, потом в Европе, а там. Бог даст... Для осуществления этой части
жизненного плана она готова была на все. И то, что в интересах дела она,
кандидат медицинских наук, согласилась работать медсестрой, было в ее
глазах вовсе не жертвой, а необходимой платой за успех, причем мизерной
частью этой платы. Она готова была и на большее. Собственно, не было та-
кого, чего она не сделала бы для достижения поставленной цели.
ГЛАВА 2
Жара, стоявшая в Москве всю первую половину июня, внезапно сменилась
холодными дождливыми днями. Окна в комнате были распахнуты настежь, и
струи дождя, с ровным шумом проносящиеся вниз, то и дело сердито выпле-
вывали крупные капли прямо на широкий, уставленный цветочными горшками
подоконник. Михаил Владимирович Шоринов любил дождь. В такую погоду на
него нисходили умиротворение и тихая радость.
Ольга знала, что к Шоринову лучше всего приходить в субботу вечером.
Это было самое спокойное время. Во все остальные вечера телефон надры-
вался от постоянных звонков, которые прерывали разговор, мешали сосредо-
точиться, сбивали настрой. По этой же причине она никогда не приходила к
нему в офис... Только домой и только в субботу, когда жена с детьми на
даче, а деловые звонки в большинстве своем откладываются на воскресенье,
поближе к понедельнику, чтобы не забылись.
Она аккуратно сняла мокрый плащ, скинула туфли и босиком прошла в
комнату. Ступни у нее были красивые, изящные, ухоженные, с тщательным
педикюром, и Ольга никогда не упускала возможности продемонстрировать
их. Шоринов не без удовольствия оглядел ее ноги, довольно откровенно об-
наженные укороченной юбкой строгого костюма. Когда-то давно они с Ольгой
были любовниками, правда недолго, но воспоминания у него остались самые
приятные. Она была умной и ненавязчивой, темпераментной и нетребова-
тельной. С тех пор как она вышла замуж за своего психиатрического гения,
их интимные отношения прекратились и перешли в сугубо деловые.
- Как идут дела? - поинтересовалась Ольга, усаживаясь на мягкий ди-
ванчик возле окна и вытягивая ноги.
- Успешно. Мы ее нашли. Но она оказалась той еще щучкой, - усмехнулся
Шоринов. - Запросила столько, что мне одному не потянуть. Нужно искать
спонсора, который войдет в долю.
- Черт!
Она с досадой стукнула кулачком по диванной подушке.
- Неужели эта дура понимает ценность архива? У нее же образования -
полтора класса и три койки. Ее кто-то консультирует?
- Непохоже, - покачал головой Шоринов. - Мой человек присматривался к
ней, он считает, что ее просто жадность обуяла. Дура-то она дура, но
ведь сообразила, что если приложены такие усилия, чтобы найти ее, то це-
на архиву ее покойного мужа - далеко не три рубля. Короче, сейчас я за-
нимаюсь тем, что пытаюсь найти деньги. Она просит миллион долларов на-
личными.
- Миллион! - ахнула Ольга. - Да она с ума сошла!
- И тем не менее.
Шоринов встал и подошел к окну. Ольга смотрела на его широкую, чуть
сутуловатую спину и понимала, что сейчас решается ее судьба. Михаил с
самого начала поверил в идею и в то, что она принесет громадные прибыли,
но он, конечно, не ожидал, что потребуются такие огромные затраты. Мил-
лион долларов! Да его и через таможню-то не пронесешь. Неужели он отка-
жется, бросит все на полпути?
- Что у твоего мужа? - глухо спросил он. - Никакой надежды, что обой-
демся своими силами?
- Никакой, - твердо ответила Ольга. - Он, правда, уверен, что сможет,
думает, что он не глупее Лебедева. Но я в это не верю. И потом, это ста-
новится опасным. Люди же умирают один за другим, уже восемнадцать чело-
век за полгода. И никакого просвета. Это просто счастье, что никто из
родственников не поднял скандал, но везенье когда-нибудь кончается. Я
боюсь рисковать.
- Значит, надо искать человека, который даст наличные там, на месте.
Из России столько не вывезти, даже если бы они у меня были. Оля, пойми
меня правильно, я сделаю все, что в моих силах, но я должен быть уверен,
что это не блеф, не мыльный пузырь. Мой риск - это мой риск, я ввязался
в это дело добровольно и готов был рисковать своими деньгами. Но только
своими. А поскольку я вынужден обращаться к третьим лицам, я буду риско-
вать уже их деньгами. Если ничего не получится, я должен буду вернуть
долг. Ты понимаешь, в какую кабалу я попаду? Поэтому подумай еще раз и
скажи мне: ты точно знаешь, что в архиве Лебедева есть то, что вам нуж-
но? Ты точно знаешь, что он разрабатывал именно тот препарат, о котором
идет речь у нас с тобой? А не какое-нибудь лекарство от поноса?
- Миша, ты не должен сомневаться. У нас ведь почти все получилось. У
нас уже есть лакреол - препарат, стимулирующий творческий потенциал, ин-
теллектуальную деятельность. Препарат необычайно эффективный, ты сам
прекрасно знаешь это, ты же читаешь газеты. Во всех некрологах сказано:
"Ушел из жизни в расцвете творческих сил, буквально за день до скоропос-
тижной смерти завершил лучшее свое произведение..." Это же не я придума-
ла, это оценка специалистов. Но они умирают, Миша, и с этим мы ничего
поделать не можем. Поэтому и нужен архив Лебедева. Он что-то придумал,
хитрость какую-то, но в его экспериментальной группе не было ни одного
летального исхода.
- Хорошо.
Шоринов обернулся и пристально посмотрел на Ольгу, потом сделал нес-
колько шагов и подошел к ней вплотную. Теперь он возвышался над ней, на-
вис, заслоняя собой свет, падающий из окна, и ей на какоето мгновение
стало страшно, она почувствовала себя слабой и зависимой.
- Я найду деньги, чтобы выкупить архив у вдовы Лебедева. Но ты должна
мне пообещать...
- Все, что хочешь, - быстро ответила она.
- Не торопись, Оля. Так вот, поскольку речь идет об очень больших
деньгах, всегда возможны осложнения и неприятности. Не исключено, что
когото нужно будет положить к вам в отделение. Ты меня поняла?
- Да, - едва слышно прошептала она, не сводя глаз с лица Шоринова.
- Как ты будешь обманывать своего мужа, будешь ли ты лечить людей в
клинике или принесешь препарат мне, меня сейчас не интересует. Мне может
понадобиться твоя помощь, и ты мне эту помощь должна будешь оказать. Ты
будешь соучастницей. А может быть, и исполнительницей. А теперь подумай
еще раз. Согласна ли ты? Стоит ли игра свеч?
- Да, - ответила она хрипло и тихо. Откашлялась, глубоко вздохнула и
еще раз повторила, громко и отчетливо: - Да. Я согласна.
На следующий день, в воскресенье, Михаил Владимирович Шоринов сидел
за одним столом с человеком, который приходился ему родственником и у
которого он собирался просить денег на то, чтобы выкупить архив Лебеде-
ва. Но для того, чтобы получить эти деньги, нужно было ввести родствен-
ника в курс дела.
А дело состояло в том, что когда-то на одном из закрытых номерных за-
водов в научно-исследовательской лаборатории работал Василий Васильевич
Лебедев, который изобрел чудодейственные бальзамы, позволяющие в считан-
ные минуты снимать ревматическую и головную боль, похмелье, усталость,
бессонницу, стресс. Один бальзам за две недели останавливал катастрофи-
ческое выпадение волос, другой в течение месяца избавлял от множества
кожных болезней, третий мгновенно снимал все виды аллергических реакций,
а всего их было пять. Бальзамы эти выпускались на том же заводе, но в
очень ограниченных количествах - только для правящей элиты. Но методика,
примененная Лебедевым для составления и изготовления бальзамов, открыва-
ла достаточно широкие перспективы, и Василий Васильевич продолжал рабо-
тать в этом направлении. Беда, однако, состояла в том, что работал он не
по плану научноисследовательской работы лаборатории, а в свободное вре-
мя, по вечерам и выходным дням, по собственной инициативе, следова-
тельно, что бы он там ни изобрел, завод на это никаких прав не имел. Ес-
ли бы по плану НИР - другое дело, тогда все разработки Лебедева счита-
лись бы служебным произведением и принадлежали бы организации, в которой
он работал. А то, что он сделал дома в свободное от основной работы вре-
мя, принадлежало только ему.
Разрабатывал же Лебедев новый бальзам, который благотворно влиял на
творческие способности и вообще на интеллектуальную деятельность. Разу-
меется, если было на что влиять. От его бальзама человек не делался ум-
нее или талантливее, чем был. Но зато уж если что в человеке было, то
раскрывалось в полной мере. Василий Васильевич, по-видимому, не был на-
ивным и доверчивым и прекрасно понимал, что если будет работать над сво-
им препаратом в лаборатории, то при успешном исходе на бальзам тут же
наложат руку, а сам он получит какую-нибудь паршивенькую премию в конце
квартала. Поэтому работал он дома, кустарно, соорудив мини-лабораторию в
своей комнате, а результаты опробовал на своих близких друзьях и
родственниках. Ну и на себе, разумеется. Результаты оказались потрясаю-
щими, и информация об этом просочилась. А Лебедев возьми и умри. Прямо,
можно сказать, в расцвете творческих сил, в возрасте шестидесяти восьми
лет. И случилось это около двух лет назад. Его молодая вдова спустя нес-
колько месяцев после похорон отбыла на постоянное жительство в Западную
Европу, прихватив с собой весь архив мужа.
В Москве нашлась группа энтузиастов, которые решили повторить путь,
пройденный покойным ученым. Разыскали первым делом тех его друзей и
родственников, на которых Лебедев проверял свое изобретение. Они расска-
зали, что он использовал два из пяти официально производимых бальзамов и
добавлял к ним еще что-то, еще какой-то препарат. Какие именно два из
пяти, они не помнят, внимания не обращали, но бутылочки были заводские,
с этикетками, на которых крупными красными буквами было написано
"Бальзам Лебедева". Группа энтузиастов с рвением взялась за дело, раздо-
быв все пять разновидностей бальзама Лебедева и начав экспериментировать
с ними. Первые результаты был обнадеживающими. Найдены те два бальзама,
которые лежат в основе, и полным ходом идет поиск третьей составляющей,
которую в тиши своей квартиры изобрел Василий Васильевич. И здесь уже
достигнуты определенные успехи, создан препарат, который назвали лакре-
ол, но... Необходимый эффект получен, а пациенты умирают. Вот ведь неп-
риятность какая. И чтобы с этой неприятностью покончить, нужно раздобыть
у вдовы Лебедева архивы. Вдову нашли, уговорили ее отдать архивы, но она
просит за них очень большие деньги. Вот, собственно, и вся проблема. А
то, что новый препарат принесет огромные доходы, сомневаться не прихо-
дится. Он будет дешев в производстве, потому что в основе его лежат
бальзамы, изготовление которых уже давно налажено и никаких новых вложе-
ний, кроме как на закупку сырья, не потребует. Более того, в ходе кон-
версии завод, производивший бальзамы Лебедева, был рассекречен и акцио-
нирован, а в настоящий момент его полновластным хозяином является не кто
иной, как сам Михаил Владимирович Шоринов, лицензии на производство
бальзамов Лебедева больше ни у кого нет, так что конкуренции опасаться
не следует. Цену новому бальзаму установят сверхвысокую, но покупать его
все равно будут, куда денутся. Его будут литрами закупать мамы мальчи-
ков-абитуриентов, которые не допустят, чтобы их чадо провалилось на
вступительных экзаменах в институт и загремело в армию. Научные работни-
ки, люди творческих профессий, студенты перед сессией - да все будут по-
купать. Даже дворники. Каждый будет лелеять надежду на то, что в нем
проснется Пикассо или Эйнштейн.
- Сколько? - коротко спросил родственник Шорина.
- Она требует миллион долларов. Но наличными и там, за кордоном. От-
сюда мне столько не вывезти.
- В какой стране?
Михаил Владимирович был слишком осторожен, чтобы назвать родственнику
страну, где проживала вдова Лебедева Вероника. Родственник был богат и
могуществен, и с него станется Шоринову отказать и сделать дело самому.
Если архив Лебедева попадет в его руки, то он и сам найдет возможность
изготавливать препарат. Поэтому Шоринов сказал неправду. Более того, он
скрыл от дорогого дядюшки и то обстоятельство, что Вероника Лебедева уже
вовсе и не Лебедева, поскольку вышла замуж за гражданина Австрии Вернера
Штайнека. Незачем ему знать, ни где живет вдова, ни как ее теперь зовут.
- В Нидерландах.
- Значит, наличные нужны в Нидерландах?
- Не обязательно. Меня устроила бы любая страна Евросоюза, я легко
могу найти людей, которые без проблем перевезут наличные через границы.
- Как скоро нужны деньги?
- Как можно скорее, пока вдова не передумала.
- Что ты предлагаешь мне?
- Двадцать процентов. Я беру у вас в долг миллион долларов под двад-
цать процентов в месяц.
- Тридцать пять, - жестко сказал родственник.
- Да помилуйте, дядюшка! - всплеснул руками Шоринов. - Какие тридцать
пять! Это ж через три месяца долг вырастет в два раза. Мы только-только
развернуться успеем за это время.
- А ты поворачивайся быстрее, - усмехнулся его богатый родственник. -
Хорошо, договоримся так. Я даю тебе деньги на четыре месяца под двадцать
пять процентов. Через четыре месяца ты должен будешь вернуть мне два
миллиона. Если ты не успеваешь, я получаю долю в прибылях. Тридцать про-
центов в течение первого года, а там посмотрим. Так что в твоих интере-
сах шевелиться быстро, а то обдеру тебя как липку. Позвони мне завтра
вечером, скажу, где и когда получишь деньги. Все, Миша, свободен.
Из дома своего дядюшки Михаил Владимирович вышел с мокрыми подмышками
и колотящимся сердцем. Бог мой, в какую кабалу он влезает! Если Ольга
ошиблась и в архиве Лебедева нет того, что им нужно? Если они не успеют
развернуться за четыре месяца? Если... Если... Черт бы его побрал, живо-
дера! Но деньги пообещал, и на том спасибо.
На следующий день вечером Михаил Владимирович получил информацию о
том, с кем нужно связаться, чтобы получить деньги за границей. Дядюшка
дает ему "лимон" на месте, чтобы не рисковать и не тащить доллары через
таможню.
К этому времени Михаил Владимирович принял решение. Если все пройдет
успешно, он сможет вернуть родственнику долг уже через неделю, тогда и
проценты нарастут мизерные. С ними Шоринов уж как-нибудь справится.
Вероника Штайнек, в недавнем прошлом носившая фамилию Лебедева, прок-
линала тот день и час, когда решила, что в России ей живется плохо, а за
границей будет гораздо лучше. И с чего это она так решила? Теперь она
уже не могла вспомнить, то ли в книжках прочитала, то ли подруги расска-
зывали, но убеждение такое у нее было с самого детства. При этом никто
почему-то не объяснил ей, что за границей хорошо только тем, у кого есть
деньги, а тем, у кого есть деньги, и в России очень даже неплохо живет-
ся.
С симпатягой Вернером Штайнеком она познакомилась, когда Василий Ва-
сильевич еще был жив. Штайнек частенько наведывался в Москву, он работал
в фирме, имевшей в России несколько представительств, и в каждый свой
приезд неизменно приглашал Веронику к себе в гостиницу, угощал ужином,
ублажал в постели и задавал ставший дежурным вопрос: "Ты станешь моей
женой?" Вероника смотрела на себя в зеркало и пребывала в полнейшей
убежденности, что Вернер покорен ее неземной красотой и феерической сек-
суальностью. Ведь именно об этом постоянно твердил ее старый муж Лебе-
дев, весь из себя заслуженный, лауреат всяких разных премий, профессор,
почетный член и так далее. Уж он-то должен понимать толк в женщинах, ес-
ли выбрал среди множества желающих ее, медсестру физкультурного диспан-
сера Веронику. Коль выбрал ее, значит, она и в самом деле лучше их всех,
разнаряженных в кожу и меха интеллектуалок, рвущихся замуж за недавно
овдовевшего представительного седовласого Лебедева.
Когда они познакомились, Веронике было двадцать три года, а Лебедеву
шестьдесят два, но он многим молодым мог нос утереть. Стройный, муску-
листый, с сухими поджарыми ногами, без устали отмахивающими километры
быстрой ходьбы, с гривой белоснежных волос над высоким лбом, с орлиным
носом и сверкающими глазами, он рассыпал комплименты дамам, целовал руч-
ки и был предметом вожделения для тех, кто хотел выйти замуж не только
удачно, но и красиво. Понятно ведь, что можно найти богатого преуспеваю-
щего мужика и женить его на себе, но частенько оказывается, что жизнь
рядом с ним превращается в тошнотворную муку, унижение, отчаяние и вооб-
ще гадость. Такие иногда попадаются, что с ними на люди-то выйти стыдно.
А брак с Лебедевым обещал стать во всех отношениях приятным, а главное -
недолгим, учитывая разницу в возрасте.
Василий Васильевич оказался в диспансере, где работала Вероника, пос-
ле того, как получил травму ноги, играя в волейбол. Через год они поже-
нились, и молоденькая медсестра была своим супружеством вполне удовлет-
ворена, ибо получила все, чего и ожидала от брака с шестидесятитрехлет-
ним Лебедевым. Единственное, чего он не мог дать ей, это жизни за грани-
цей. Уезжать Василий Васильевич отказывался категорически, утверждая,
что ему и здесь очень неплохо. Поэтому, побыв какое-то время женой зас-
луженного и известного ученого. Вероника стала подумывать о новом заму-
жестве, на сей раз с иностранцем, а молодой резвый Штайнек подходил для
этой цели как нельзя лучше. Вероника уже принялась составлять план, как
она поведет дело к разводу со старым профессором, чтобы оттяпать у него
изрядную долю имущества, нажитого задолго до их знакомства, но все раз-
решилось само собой. Василий Васильевич скоропостижно скончался, оставив
молодую вдову на произвол судьбы и на съедение двум взрослым дочерям от
первого брака и их семьям, которые, естественно, претендовали на нас-
ледство и терпеть не могли папочкину новую жену. Вероника оказалась не
настолько крепкой и зубастой, чтобы достойно встретить вызов и вступить
в борьбу с людьми, которые были и старше ее, и опытнее, и жестче. Она
сдалась без боя, утешая себя тем, что все равно выйдет замуж за Штайнека
и уедет отсюда к чертовой матери. Так и случилось - Узнав о том, что Ве-
роника овдовела, австрийский бизнесмен чрезвычайно воодушевился, немед-
ленно зарегистрировал брак с ней в Москве и через полгода, покончив со
всеми формальностями, увез к себе в небольшой городок Гмунден, располо-
женный в живописнейшем месте, на берегу озера Траун, в предгорьях Альп.
Разочарования начались сразу же. Во-первых, не блистательная Вена и
даже не Зальцбург (других австрийских городов малообразованная Вероника
просто и не знала), а какой-то заштатный Гмунден. По жизни в России она
твердо знала, что есть Москва и Питер, а все остальное - периферия, про-
винция, откуда в эти города ломятся лимитчики. Ей и в голову не приходи-
ло, что может быть и по-другому, что на Западе большие города отличаются
от маленьких только размерами, а также шрифтом, которым их названия на-
носятся на географические карты. Уровень жизни и комфорта там всюду оди-
наков, плати деньги и получай, чего душа желает. Но к этой мысли нужно
было еще привыкнуть, и первое время Веронику ужасно угнетало, что она
покинула столицу, а оказалась чуть ли не в деревне.
Во-вторых, Штайнек оказался вовсе не крупным бизнесменом, а мелким
служащим, мальчиком на побегушках, которого посылали в Москву отнюдь не
для ведения переговоров, а для выполнения разных поручений, не требующих
высокой квалификации. Тут бы Веронике-то и задуматься, откуда же у ее
новоиспеченного мужа столько денег, если он никакой не крупный воротила
финансового мира. Но она не задумалась, ибо о жизни за границей знала
мало и в основном хорошее: там все богатые и у всех все есть, денежные
купюры растут на деревьях, а о благосостоянии каждого члена общества за-
ботится государство, выплачивая пенсии и пособия по безработице, на ко-
торые вполне можно существовать, не бедствуя.
В-третьих, очень скоро выяснилось, что мода на русских жен, на волне
которой Веронике и удалось подцепить своего Штайнека, имеет под собой
весьма прочное основание. С одной стороны, русскую жену можно запереть
дома, приставив к кухне и детской и ничего не давая взамен. Языка, как
правило, они не знают, поэтому подружек не заводят, никуда не шляются,
никого в дом не зовут и вообще всего боятся. Права не качают, потому что
в России у них никаких особенных прав и не было, а про то, какие у них
права здесь, они и знать не знают. Голову им заморочить - раз плюнуть.
Можно и домой не приходить, и ночевать где вздумается, и напиваться, и
денег не давать, они все стерпят. Потому как что толку скандалить, когда
деваться им некуда. Ну хлопнут дверью, ну уйдут, а дальше что? Папы-мамы
нету, к подругам уходить здесь не принято, это вам не Россия, где оби-
женных жалеют да привечают, нет, здесь каждый кусок хлеба, каждая порция
мяса, каждая таблетка аспирина на счету. Жить-то на что? Работать? Кем?
