потом уже получите свободу. Ничего плохого тут с вами не
делают, у вас все есть, так что будьте довольны, покуда не
заслужили лучшего обращения.
— Но я же согласился! — воскликнул Ричард. — Я сделал
все, что мне велели, и хочу, чтобы вы выполнили свои обещания!
Это нечестно держать меня взаперти, нечестно и подло! Я даже не
знаю, что сталось с моим пони!
— С пони все в порядке, он стоит в конюшне, — быстро
ответила леди Дионисия. — За ним ухаживают так же, как за
другими лошадьми. И лучше бы вам следить за своими манерами при
общении со мной, сэр, а не то как бы вам не пришлось пожалеть
об этом. Видимо, в вашем аббатстве учат детей дерзить старшим,
но во имя вашего же блага вам следует оставить эту привычку.
— Я и не думал дерзить! — возразил Ричард, остывая. —
Просто я хочу увидеть солнце, выйти на свежий воздух, а не
сидеть здесь, не видя ни травы, ни деревьев. Да и скучно мне
здесь, без компании...
— Будет вам и компания, — пообещала леди Дионисия, ловя
внука на слове. — Я пришлю вам вашу жену, чтобы она составила
вам компанию. Я хочу, чтобы вы лучше узнали друг друга, ибо
завтра Хильтруда уезжает с отцом в Рокстер, а вы, Ричард, —
грозно произнесла она, пристально глядя на мальчика, — поедете
со мной в ваш собственный манор, дабы занять там подобающее вам
место. И надеюсь, вести вы себя будете соответственно, не так,
как в школе, ибо теперь вы человек женатый и состоятельный.
Итон принадлежит вам, и там ваше место, и, надеюсь, вы будете
говорить то же самое, если кто-нибудь надумает задавать вам
вопросы. Все ли вам ясно, сэр?
Ричард все отлично понял. Ему предлагают солгать и сказать
неправду брату Павлу, а быть может, и самому аббату Радульфусу,
заявив им, что он по собственному желанию сбежал домой и
женился без всякого принуждения на девушке, которую выбрала для
него бабушка...
— Да, бабушка, — смиренно вымолвил мальчик, усмехаясь в
душе и лелея в сердце свою тайну.
— Вот и хорошо! А теперь я пришлю сюда Хильтруду и
посмотрю, как вы встретите ее. Вам обоим следует попривыкнуть
друг к другу.
Леди Дионисия снизошла даже до того, что поцеловала внука,
покидая комнату. Впрочем, ее поцелуй напоминал скорее некий
толчок губами, нежели настоящий поцелуй. Она вышла, шурша своей
длинной юбкой, и Ричард услышал, как она вновь заперла комнату
на засов.
Из беседы с бабушкой он понял одно, что его пони находится
в лейтонской конюшне и что если ему удастся добраться до своей
лошадки, то он сможет сбежать хоть сегодня. Однако вскоре, как
и обещала леди Дионисия, пришла Хильтруда, и вся неприязнь к
ней, сколь она ни была незаслуженной, вновь вернулась к Ричарду
и наполнила его детское сердце гневом.
На его взгляд Хильтруда годами своими принадлежала
поколению его матери, которую мальчик едва помнил. Однако
девушка вовсе не была такой уж дурнушкой, — у нее была чистая,
светлая кожа и большие карие глаза, и хотя ее прямые волосы
имели какой-то неопределенный, мышиный цвет, они были густыми и
пышными, аккуратно заплетенными в толстую длинную косу.
Выглядела девушка какой-то затравленной и совершенно
несчастной. Некоторое время она стояла, прислонившись спиной к
двери, и глядела на Ричарда, который, свернувшись калачиком,
лежал на своей постели.
— Тебя приставили ко мне как сторожевую собаку, —
неприязненно заметил Ричард.
Хильтруда прошла через комнату к окну, села на подоконник
и посмотрела на мальчика тоже без особой приязни.
— Я знаю, что не нравлюсь тебе, — вымолвила она без
грусти в голосе, но довольно твердо. — Да вообще-то и не за
что. Но из тех же соображений ты не нравишься мне. Однако,
похоже, ничего тут не поделаешь, мы теперь связаны... Но
почему? Почему же ты согласился? Ведь сама-то я дала согласие
выйти за тебя замуж лишь потому, что была твердо уверена: ты
находишься под присмотром монахов и до брака дело никогда не
дойдет. А ты как последний дурак сам попался им в руки! И
теперь лишь Господь Бог в силах помочь нам! — Голос девушки
упал и она мягко добавила: — Впрочем, тут нет твоей вины, ведь
ты совсем еще ребенок. Что с тебя взять? Да мне и не за что не
любить тебя, ведь я тебя совсем не знаю. Просто мне не мил
такой брак еще больше, чем тебе.
Раскрыв рот и онемев от удивления, Ричард смотрел на
Хильтруду широко раскрытыми глазами. Он увидел ее такой, какой
она была на самом деле, — живой, решительной, готовой постоять
за себя, и ни в коем случае не глупой. Ричард медленно сел на
кровати и опустил ноги на пол.
— Значит, ты и не хотела выходить за меня?
— Замуж за ребенка? — спросила девушка, не жалея его
самолюбия. — Да никогда!
— Так зачем же ты согласилась? — Ричард был слишком
возмущен слабоволием Хильтруды, чтобы обижаться на ее замечание
по поводу его малолетства. — Если бы ты отказалась и твердо
стояла на своем, мы оба были бы спасены.
— Я согласилась потому, что мой отец не терпит, когда ему
перечат. Он сказал мне, что для других женихов я уже слишком
стара и что если я не выйду за тебя, то он отправит меня в
монастырь и я до конца дней своих останусь старой девой. А
этого я боюсь больше всего на свете. Я рассчитывала на то, что
аббат глаз с тебя не спускает и ничего у них не получится. А
теперь мы сидим тут вдвоем и не знаем, что нам делать.
Ричард дивился тому, как изменилась эта девушка прямо у
него на глазах, став энергичной, живой, такой же, как он сам.
— А чего бы ты хотела? — почти заискивающе спросил он
Хильтруду. — Если бы ты могла выбирать, что бы ты предпочла?
— Я предпочла бы выйти замуж за юношу, которого зовут
Эврард, он ведет учет в маноре моего отца и служит управляющим
в Рокстере. Я тоже нравлюсь ему, приятно это тебе или нет. Но
Эврард младший сын в семье и у него нет своей земли, а к
безземельным женихам мой отец совершенно равнодушен. Правда, у
Эврарда есть богатый дядя, который любит его и, не имея своих
детей, вполне может завещать свой манор Эврарду, однако это не
устраивает моего отца. Он желает получить землю немедленно, а
никогда-нибудь потом. — Хильтруда на минуту смолкла. — И
зачем я тебе все это рассказываю? Тебе этого не понять. Да и
ничем ты тут не поможешь.
Ричард подумал о том, что если Хильтруда сделает кое-что
для него, то ему, в свою очередь, есть, чем отплатить ей.
— Где сейчас моя бабушка и твой отец? — спросил он. —
Бабушка сказала, что завтра ты собираешься обратно в Рокстер.
Что они задумали? Ищут ли меня монахи?
— А ты что, не знаешь? Тебя ищет не только аббат, но и
шериф со всеми своими людьми. Они обыскали Итон и Рокстер,
прочесали Эйтонский лес, заглядывали под каждый кустик. Мой
отец опасается, что уже сегодня они доберутся до Лейтона, но
леди Дионисия успокаивает его. Они подумывали перевезти тебя
ночью в Итон, поскольку обыск там уже был, но твоя бабушка
уверена, что у людей шерифа работы еще на несколько дней,
прежде чем они доберутся до Лейтона. Она говорит, мол, даже
если они доберутся сюда, то за дорогой следят ее люди и, стало
быть, они всегда успеют переправить тебя за реку и под охраной
отвезти в Билдвас. Она считает, что чем дальше ты будешь от
Шрусбери, тем лучше.
— А где сейчас моя бабушка? — спросил Ричард.
— Поехала проверить, как идут дела в Итоне. Отшельник еще
ночью отправился обратно в свой скит. Наверное, чтобы никто не
заподозрил, что он отлучался оттуда.
— А твой отец?
— В доме его нет, но он недалеко отсюда. Объезжает
окрестные деревни. С ним поехал его приказчик. Наверное, они
хотят собрать неуплаченные подати. — Хильтруду мало
интересовали поездки ее отца, но ей стало любопытно, что такого
мог придумать этот ребенок. Голос ее окреп, в нем появилась
надежда, потухшие было глаза заблестели. — Зачем тебе это
знать? что это тебе дает? Или мне?
— Вообше-то я могу кое-что сделать для тебя, нечто очень
хорошее, если ты за это сделаешь кое-что для меня, — вымолвил
Ричард, улыбаясь. — Раз уж их обоих здесь нет, помоги мне
убежать, пока они не вернулись. Бабушка проговорилась, что мой
пони стоит в здешней конюшне. Я уеду на нем, а ты запрешь дверь
на засов, и до самого вечера меня никто не хватится.
Хильтруда решительно покачала головой.
— А кто будет виноват? Мне не удастся свалить вину на
слуг. А отвечать самой, нет уж, спасибо! Хватит с меня всех
моих печалей! — однако видя, что искра надежды вот-вот готова
погаснуть в глазах мальчика, Хильтруда продолжила. — Впрочем,
если бы в итоге решились все мои проблемы, я бы, пожалуй,
что-нибудь придумала. За свою свободу я готова на все. Но что
толку в твоем бегстве, когда мы с тобой связаны до конца дней
своих? Что тут можно изменить?
Ричард встал с постели, быстро подошел к подоконнику и сел
рядом с девушкой.
— Я открою тебе одну тайну, — прошептал он ей на ухо. —
Но сперва поклянись мне молчать, покуда я не сбегу отсюда и не
окажусь в безопасности. Поверь мне, ты не пожалеешь!
— Пустые обещания! — недоверчиво вымолвила девушка,
повернувшись к мальчику, но увидела в его глазах ничем не
прикрытое торжество. — Брак ведь расторгнуть невозможно, если
конечно ты не принц и не ходишь в дружках у Папы Римского. Им
нет дела до простых людей, вроде нас с тобой. Мы с тобой еще не
разделили ложе, да и случится это еще нескоро, все это так, но
если ты надеешься на то, что леди Дионисия и мой отец позволят
нам развестись, ты глубоко ошибаешься. Они никогда не откажутся
от выгодной им обоим сделки.
— А вот и нет! — настаивал Ричард. — Не надо нам
никакого Папы Римского! Поверь мне! Обещай по крайней мере
молчать, а когда услышишь мои слова, ты и сама захочешь помочь
мне.
— Ну хорошо, — согласилась наконец Хильтруда, скорее
успокаивая мальчика, нежели и впрямь поверив, что он знает
нечто такое, что может вернуть им желанную свободу. — Обещаю
молчать. Так в чем же твоя тайна?
Ричард почти прижался губами к ее уху, так что выбившийся
локон ее волос щекотал ему щеку, и тихо-тихо стал говорить,
словно и стены в этом доме имели уши. На мгновение Хильтруда
замерла, после чего разразилась звонким, счастливым смехом. Она
обхватила Ричарда руками и крепко прижала к себе.
— Я сделаю для тебя все, что бы мне это ни стоило! —
воскликнула она. — Ты честно заслужил это!
Глава Одиннадцатая
Поверив Ричарду, Хильтруда принялась размышлять над планом
побега. Она прекрасно знала этот дом и всех слуг, и поскольку
ее послушание ни у кого не вызывало сомнений, ее пускали
повсюду и она могла распоряжаться грумами и служанками по
своему усмотрению.
— Лучше всего будет дождаться часа, когда тебе принесут
обед, а потом унесут посуду. Тогда у тебя в запасе будет больше
времени и хватятся тебя очень нескоро. Позади дома у конюшни
есть ворота на выгон. Я могу приказать Джехану вывести твоего
пони попастись на травке, а то лошадка давно уже застоялась. За
конюшней у ворот есть кусты, я спрячу там седло и упряжь. А
когда все будут заняты делами по дому, я выпущу тебя с черного
хода.
— Но ведь твой отец к тому времени уже вернется, —
засомневался Ричард.
— После обеда он обычно спит. Если он и захочет на тебя
взглянуть, чтобы убедиться в том, что птичка по-прежнему в
клетке, так это случится наверняка еще до того, как он сядет за
стол. Да и для меня так будет лучше. Кто заподозрит меня в
пособничестве, если все будут знать, что я, как мне и
приказали, провела утро с тобой? Вот будет забава, когда тебе
принесут ужин, а птичка-то уже улетела! Даром что окно и дверь
заперты! — вымолвила Хильтруда, воодушевленная своим хитрым
планом.
— Наверное, начнется такая ругань! — сказал Ричард. —
Ведь кто-то же открыл мне дверь.
— А я стану все отрицать. И на кого бы из слуг ни упало
подозрение, я буду утверждать, что тот постоянно находился у
меня на глазах и после обеда не приближался к твоей комнате. В
крайнем случае, — решительно сказала Хильтруда, — я скажу,
что, наверное, сама забыла запереть дверь, когда уходила от
тебя. Ну что отец со мной сделает? Ведь куда бы ты ни сбежал,
он будет уверен, что поймал тебя в ловушку, женив на мне. А еще
лучше, если именно я принесу тебе обед и унесу тарелки! Тогда
никто из слуг не будет виноват. Это будет выглядеть вполне
правдоподобно, ведь жене нужно привыкать прислуживать своему
мужу.
— А ты не боишься отца? — спросил удивленный Ричард, с
уважением и восхищением глядя на девушку и не очень охотно
соглашаясь подвергнуть ее такому риску.
— Боюсь, конечно... То есть, боялась! Но теперь, что бы
ни случилось, стоит потерпеть! Мне пора уходить, Ричард. Сейчас
в конюшне как раз никого нет. Доверься мне и жди. И не падай
духом! А уж я сделаю все, как надо!
Когда девушка уже выходила из комнаты, Ричард, все еще
размышлявший над ее ободряющими словами и дивившийся
произошедшей в ней перемене, словно и не была она столь
печальна и подавлена нынче ночью, подавая ему свою ледяную
руку, сказал ей с чувством:
— Знаешь, Хильтруда, мне кажется, что моя женитьба на
тебе, пожалуй, не самое страшное, что могло со мной случиться.
— И поспешно добавил: — Но этого и не случилось!
Хильтруда сделала все, что обещала. Она принесла Ричарду
обед и посидела с ним, ведя ничего не значащую беседу. Такой
разговор она могла бы вести с каким-нибудь незнакомцем,
который, хоть и неохотно, но принимает ее общество.
Проголодавшийся Ричард обращал больше внимания на еду, чем на
слова, и ему почти не приходилось притворяться. Если бы
кто-нибудь их и подслушивал, он не заметил бы ничего
подозрительного. Хильтруда отнесла посуду на кухню и вскоре
вновь пришла в комнату Ричарда, предварительно убедившись в
том, что все слуги заняты в доме по хозяйству. Из коридора, что
вел в кухню, деревянная лесенка, ведущая в крипту, была не
видна, так что Ричард с Хильтрудой без особой опаски спустились
вниз и выскользнули из дома через черный ход, недалеко от того
места, где ночью прятался Гиацинт. Затем под прикрытием конюшни
последовал короткий, но стремительный бросок через двор к
воротам в частоколе. В кустах мальчик обнаружил принесенные
Хильтрудой седло, уздечку и прочую упряжь. Пони радостно
подбежал к своему молодому хозяину. У тыльной стены конюшни
Ричард поспешно оседлал свою лошадку, вывел ее в поводу через
выгон и далее к реке, где можно было скрыться в прибрежной
полосе деревьев. Лишь после этого мальчик застегнул подпругу и
сел в седло. Теперь, если все пойдет как задумано, его хватятся
лишь к вечеру.
Хильтруда поднялась из крипты наверх и с невинным видом
принялась за домашние дела. Она старалась держаться все время
на виду у челяди и вела себя, как подобает хозяйке манора.
Дверь в комнату Ричарда она заперла, поскольку даже если дверь
забыли запереть по недосмотру и пленник воспользовался этим
обстоятельством, то было совершенно ясно, что и у десятилетнего
мальчишки хватит ума запереть ее за собой, дабы никто ничего не
заметил. Когда пропажу обнаружат, у Хильтруды будет возможность
отпираться до последнего, мол, не помнит, заперла ли она
комнату. В крайнем случае, признает, что, быть может, и забыла.
А тем временем, если все пойдет удачно, Ричард вернется в
аббатство и придумает какое-нибудь объяснение тому, почему он
без спросу уехал из монастыря, дабы его не считали злостным
прогульщиком, который сам накликал столько бед на свою голову.
Но это уже забота Ричарда. Свое дело Хильтруда сделала.
К несчастью, вышло так, что около полудня грум, который
выводил на выгон пони Ричарда, обнаружил, что один из коней
прихрамывает, и повел его прогулять на выгоне. Он не поверил
своим глазам — пони исчез! Первая пришедшая ему в голову мысль
была о воровстве. Он уже собрался было кричать во весь голос о
краже на выгоне, но потом решил вернуться в конюшню и
проверить, на месте ли седло и упряжь пропавшего пони, что
могло бы придать делу несколько иной оборот. Да и зачем красть
наименее ценного из гулявших на выгоне коней? Зачем рисковать и
красть среди бела дня, когда воровать ночью куда безопаснее?
Пораскинув мозгами, грум кинулся в дом, крича во весь
голос, мол, пропал пони жениха, причем с седлом и всей упряжью
и не худо бы хозяину проверить, по-прежнему ли молодой лорд
находится под замком у себя в комнате. Не желая верить в
случившееся, Фулке Эстли бросился в комнату Ричарда. Он
обнаружил, что дверь заперта, как и положено, однако комната
была пуста. Фулке испустил гневный вопль, заставивший Хильтруду
поднять голову, склоненную над пяльцами с вышиванием, однако
она с невозмутимым видом продолжала свою работу, покуда
отцовский гнев не достиг комнаты, где она сидела.
— Кто это сделал?! Кто заходил туда? Какой дурак, болваны
вы этакие, оставил дверь незапертой? Или кто-то выпустил его
умышленно? Я найду этого предателя, кем бы он ни был!
Отвечайте! Кто относил обед этому сопляку?
Слуги, стараясь держаться подальше от разгневанного
хозяина, в один голос утверждали, что знать ничего не знают.
Служанки мялись, поглядывая друг на друга, однако не торопились
выдавать свою хозяйку. Собравшись с духом, который в последнее
время значительно укрепился, Хильтруда отложила в сторону
пяльцы и твердо сказала, как бы и не собираясь защищаться:
— Отец, вы же знаете, что за обедом ему прислуживала я.
Вы же видели, как я выносила посуду. Разумеется, я заперла за
собой дверь, насколько я помню... С тех пор никто в эту комнату
не заглядывал, сэр. Да и никого туда не посылали. Во всяком
случае, я не посылала.
— Вы уверены, мадам? — прорычал Фулке. — Или вы заявите
мне, что мальчишка никуда не сбежал и сидит сейчас там, где ему
положено? Если вы заходили туда последней, то именно вы и
виноваты в том, что он удрал. Должно быть, вы забыли запереть
дверь! Иначе как бы он вышел? Как можно быть такой глупой?
— Нет, дверь я запирала, — возразила Хильтруда, но на
этот раз уже менее уверенно. — Ну а если забыла, — вымолвила
она почти сдаваясь, — хотя я точно помню, что запирала дверь,
то не все ли теперь равно? Он ничего не может изменить, да и
никто другой тоже. Я не вижу причин так волноваться.
— Она, видите ли, не видит причин волноваться! —
возмутился Фулке. — Да вы, милочка, не видите дальше
собственного носа! Ведь мальчишка побежит прямехонько к своему
аббату. Интересную же историю он ему расскажет!
— Рано или поздно Ричард все равно вернулся бы в
аббатство, — смиренно заметила Хильтруда. — Нельзя же его
вечно держать взаперти.
— Да, все так, он вернулся бы, но не сейчас, когда он еще
не поставил свою подпись на брачном договоре. И мы не
согласовали еще нашу версию случившегося, не заставили его
придерживаться ее, не убедились в том, что он окончательно
смирился. Еще пару дней и все было бы в порядке, как положено.
Нет, я не дам ему уйти просто так! — мстительно вымолвил Фулке
и решительно повернулся к перепуганным грумам. — Живо седлайте
моего коня! Я еду в погоню! Наверняка он поехал в аббатство
через Итон. Я его за уши назад притащу!
Стоял ясный день, и Ричард не решился открыто ехать по
дороге, даже по окраине деревни. Конечно, по дороге он мог бы
ехать быстрее, однако слишком велик был риск повстречаться с
кем-нибудь из лейтонских крестьян, которые вполне могли
схватить его и притащить обратно к Фулке Эстли, дабы
выслужиться перед ним. Помимо этого, дорога проходила через
Итон. Ричард решил держаться лесной полосы, что шла к западу
вверх по реке и тянулась около полумили, постепенно истончаясь
и преходя в ряды одиночных дубов, что стояли у самой воды.
Далее, ближе к Северну, лежали изумрудно-зеленые луга,
совершенно голые, без единого деревца. Здесь Ричарду пришлось
держаться подальше от реки и ехать вдоль края Лейтонских полей,
где росли редкие кусты, дававшие беглецу хоть какое-то
прикрытие. Еще выше по реке, куда и нужно было ехать Ричарду, в
излучине Северна раскинулись заливные луга с отдельно стоящими
деревьями на небольших повышениях почвы. По счастью, на
северном берегу реки находился южный край Эйтонского леса,
дававший Ричарду прикрытие на протяжении почти половины дороги
до Рокстера. Это означало, что путь выйдет более длинным,
однако тут можно было не опасаться погони и не рисковать быть
узнанным и схваченным. Как бы то ни было, в Рокстере Ричарду
появляться не следовало. Ему оставался единственный путь —
перейти Северн вброд неподалеку от деревни, но вне видимости из
манора, после чего выехать на дорогу, идущую по южному берегу,
и по ней прямым ходом до города.
Места эти Ричард знал хорошо и поехал лесом напрямик,
причем так торопился, что даже слетел со своего пони, когда тот
провалился ногой в барсучью нору. Слава Богу, мальчик упал на
груду опавших листьев и ушибся не очень сильно, а испугавшийся
сперва пони быстро успокоился и сам подошел к своему хозяину,
готовый продолжать путь. После падения Ричард пришел к выводу,
что поспешишь — людей насмешишь, и весьма предусмотрительно
сбавил шаг, покуда не выехал на более открытое место. Ричард не
особенно размышлял по поводу своего самовольного отъезда из
монастыря, он собирался просто поскорее вернуться и после всех
тревог обрести желанный покой, какие бы выволочки и наказания
его там ни ожидали. И какими бы разными ни были взрослые,
Ричард изучил их достаточно, чтобы понимать, что пропавшего и
затем найденного ребенка сперва крепко обнимут, а затем
наверняка тут же огреют оплеухой. Если, конечно, оплеуха не
опередит крепкие объятия! Однако Ричарда все это не беспокоило.
Теперь, когда его насильно лишили класса для занятий, брата
Павла и школьных товарищей, и даже строгого взгляда отца
аббата, мальчик желал одного — поскорее вернуться обратно,
обрести безопасный кров и умиротворяющий монастырский
распорядок дня, который как бы укрывал Ричарда уютным теплым
плащом. Если бы мальчик пораскинул мозгами, он мог бы просто
поехать на мельницу, что стояла на реке подле Эйтона, либо
отправиться в сторожку лесничего. Однако это даже не пришло
Ричарду в голову. Он стремился в аббатство, как птица летит к
родному гнезду. А помимо монастыря у него не было другого дома,
даром что он был лордом Итона.
На южном краю Рокстера, сразу по выходу из леса,
начиналась хорошая дорога, шедшая до самого брода. Эти две мили
Ричард преодолел довольно быстро, однако не настолько быстро,
чтобы не привлечь к себе внимание кое-кого из встречных
крестьян, которые занимались своими повседневными делами. Он не
встретил никого из знакомых и коротко отвечал на приветствия,
не задерживаясь. Вот уже показалась прибрежная полоса деревьев
у брода, над водой склонились несколько ив, над ними виднелась
крыша церкви. Сама же деревня и манор находились в стороне.
Ричард осторожно подъехал к деревьям, спешился там и
внимательно осмотрел сам брод подле небольшого островка и
дорогу, ведущую от деревни к броду. Еще не видя людей, мальчик
услышал голоса, замер и прислушался, надеясь в душе, что люди
пройдут от брода к деревне и путь за реку будет открыт. То были
две девушки, они плескались у воды, болтая и весело смеясь.
Ричард услышал и голос мужчины, который тоже смеялся и задорно
окликал девушек. Мальчик подкрался ближе и ясно увидел
говоривших. Он затаил дыхание и остановился, борясь с
отчаянием.
Девушки выполоскали белье и развесили его сушиться на
низкие кусты, а так как день стоял погожий и в компании
молодого человека им было хорошо и весело, они вовсе не
торопились уходить. Этих девушек Ричард видел впервые, а вот
мужчину он знал очень хорошо, хоть и не помнил его имени.
Рыжеволосый мужчина, рослый и бойкий, был не кто иной как
Рокстерский приказчик. Именно он со своим дружком, желая
выслужиться перед своим лордом и доказать ему свою преданность,
схватил Ричарда на краю Эйтонского леса, когда тот возвращался
в аббатство. Именно эти здоровенные руки, которые сейчас
тискают одну из веселых прачек, бесцеремонно выволокли тогда
Ричарда из седла, перебросили его, лягающегося и отбивающегося,
через могучее плечо, показавшееся мальчику воистину дубовым,
ибо все его отчаянные попытки вырваться оказались тщетными, в
то время как другой злодей заткнул Ричарду рот его же
собственным капюшоном и связал ему поводом руки. Тою же ночью в
полной темноте, когда все порядочные люди давным-давно спали,
эти двое преданных слуг перевезли Ричарда в дальний хозяйский
манор, подальше от посторонних глаз. Ричард не забыл пережитого
им насилия. И теперь этот проклятый детина вновь стоит у него
на пути, и Ричард никак не может выйти из укрытия к броду, ибо
этот негодяй наверняка его узнает и схватит.
Таким образом мальчику не оставалось другого выхода, как
спрятаться под деревьями и дожидаться, покуда все трое не
натешатся и не уйдут от реки в деревню. Ричард начал
подумывать, не поехать ли ему мимо Рокстера по северному
берегу, однако деревня стояла слишком близко к реке и все было
открыто. Как бы то ни было, он понапрасну терял время, которое,
он ощущал это кожей, было на вес золота. В отчаянии грызя
ногти, Ричард провел так целый час. Даже когда прачки собрали
белье и отправились в деревню, они не спешили, по-прежнему
смеясь и болтая с молодым парнем, шедшим рядом с ними. Лишь
когда голоса смолкли и у брода никого не осталось, Ричард
опасливо выехал из укрытия и направил своего пони в мелкую
воду.
Ровное песчаное дно постепенно поднималось, переходя в
островок, затем снова становилось глубже, — здесь была цепочка
мелких перекатов, где вода была покрыта мелкой рябью и
водоворотами. На середине реки Ричард натянул повод и на
мгновение обернулся, ибо посреди голого пространства широких
заливных лугов он чувствовал себя у всех на виду и совершенно
беззащитным. Его было видно здесь на целую милю, — темная
фигурка всадника на фоне переливающихся бледным перламутром
зелени и воды.
На дороге, по которой приехал он сам, Ричард увидел
мчащегося галопом всадника, — тот был пока еще далеко, но, без
сомнения, гнался именно за мальчиком. Всадник на крупном
светлой масти жеребце. Это Фулке Эстли гнался за своим
сбежавшим зятем!
Ричард пришпорил свою лошадку, и та поскакала вперед,
разбрасывая в стороны фонтаны брызг. Быстрой рысью Ричард
помчался по влажному заливному лугу, направляясь на запад к
тракту, по которому до приюта Святого Жиля было около четырех
миль, а там уже недалеко и до монастырских ворот. Целую милю
Ричард ехал по открытому месту, прежде чем стали попадаться
мелкие рощицы, прикрывающие беглеца. Но у мальчика уже не было
надежды оторваться от погони, ибо его могли увидеть — и
наверняка увидели! Да и куда было тягаться его маленькому пони
с великолепным жеребцом Фулке Эстли. Однако на этого пони
Ричард возлагал все свои надежды. Как бы то ни было, мальчик
все еще опережал погоню, хотя и потерял большую часть своего
преимущества, ожидая у брода. Пришпоривая пони и стиснув зубы,
Ричард мчался в Шрусбери, словно за ним гналась стая голодных
волков.
Местность стала выше, тракт вился среди пологих холмов,
поросших редкими деревьями и кустарником, которые скрывали
преследователя и преследуемого друг от друга. Однако расстояние
между ними неуклонно сокращалось. Когда тракт вышел на открытое
место, Ричард обернулся и вновь увидел своего врага, уже ближе,
чем раньше. Ричард тут же поплатился за свою невнимательность.
Он вновь упал с пони, но на этот раз удержал его за повод,
причем сам избежал ушибов и не потерял времени на то, чтобы
ловить свою лошадку. Перепачканный с головы до ног и злой на
себя, Ричард вновь вскочил в седло и продолжил свою дикую
скачку, ощущая взгляд Фулке Эстли, который, словно кинжал,
вонзался ему в спину. Хорошо еще, что его пони был крепкой
валлийской породы и несколько дней отдыхал, так что ему не было
особенно тяжело под таким легким седоком. И все-таки пони стал
сдавать. Ричард чувствовал это, но ничем не мог ему помочь. Тем
временем показались крайние изгороди Святого Жиля, дорога стала
шире и тверже, и теперь мальчик слышал далекий стук копыт у
себя за спиной. Здесь Ричард мог бы завернуть в приют,
поскольку за прокаженными присматривали монахи из аббатства и
брат Освин никому бы его не выдал без позволения аббата. Однако
у Ричарда уже не было времени думать об этом и сворачивать в
сторону.
Пригнувшись в седле, мальчик промчался через Форгейт,
каждое мгновение ожидая, что вот-вот его накроет огромная тень
Фулке Эстли и его рука схватит пони за повод. Вот уже Ричард
свернул за угол монастырской стены и промчался прямо к воротам
мимо опешивших работников, что шли домой после своих дневных
трудов, мимо ребятишек, игравших с собаками на обочине.
Когда Ричард проскочил в ворота, Фулке Эстли находился в
каких-нибудь пяти ярдах позади него.
Со своего места на хорах Кадфаэль заметил, что на этот раз
к вечерне явились несколько постояльцев из странноприимного
дома. В церковь пришел Рейф из Ковентри, как всегда тихий и
неразговорчивый. Явился даже Эймер Босье, целый день искавший
своего беглого виллана. С мрачным видом он молился, видимо, о
том, чтобы небо ниспослало ему удачу в его поисках. Глядя на
