Иоанна ХМЕЛЕВСКА
КОЛОДЦЫ ПРЕДКОВ
В 1876 году от Рождества Христова, шестнадцатилетняя Катарина
Больницкая сбежала из дома. Точнее не из собственного дома, а из родовой
усадьбы своей тетки-графини, где она получала воспитание и усваивала
благородные манеры. Начихав на воспитание и манеры, она обманула стражу и
поздней ночью вылезла через окно часовни и затем сквозь дыру в заборе.
Возле дыры ее поджидал удалой молодец, державший под уздцы нетерпеливых
коней. Посему, догадаться, зачем бежала Катарина, не сложно.
Это было жутко романтическое мгновение: ярко светил месяц, весенний
ветерок гнал по небу тучки, в молодце пылали разные чувства, от всего
этого Катарина была в полном восторге. Над последствиями своего бегства
она не задумалась ни на секунду, а совесть ее была чиста, поскольку о
моральной стороне дела влюбленный поклонник позаботился заранее -
священник уже ждал. На рассвете они поженились.
В дом к мужу они попали не сразу. Несмотря на амуры, жених сохранил
остатки здравого смысла, в нем клубились туманные сомнения по поводу
впечатления, которое произведет новый дом на супругу, свежевырванную из
графского дворца. Поэтому они таскались по окрестным корчмам и гостиницам,
отодвигая решительный момент как можно дальше. Ему удалось протянуть всего
неделю. И вот наступило решающее мгновение...
Дурные предчувствия оказались ненапрасными. Для Катарины вид
собственности мужа был как гром среди ясного неба. У родителей она жила в
достатке, во дворце тетки-графини - шикарно, а здесь - увидела нечто
страшное. На краю деревни стояла обыкновенная изба, хоть и большая,
четырехкомнатная, с садом, но куда ей было до родительской усадьбы!
Скорее, она напоминала коровник. Вся прислуга состояла из одной
девки-коровницы и одного батрака.
В мгновение ока Катарина почувствовала себя надутой, обманутой и
обведенной вокруг пальца. Темперамент она имела огненный, и, как перед
этим большая любовь, так теперь дикая ярость толкнула ее на очередное
тайное бегство. Ранним утром она наняла еврейскую повозку и отправилась в
родительский дом.
Последствия этого решения оказались губительны, а нанятая повозка
подвела ее окончательно, поскольку прибыла как раз в момент возвращения
матери от сестры-графини. Пани София Больницкая, получив известие о
бегстве дочери с каким-то оборванцем, пережила приступ бешенства. Она
растила единственную дочь для великого будущего, связывала с ней большие
надежды, собрала для нее достойное приданное, после чего отправила ее ко
двору своей сестры, которой удалось сделать карьеру, выйдя замуж за
настоящего графа. При этом дворе красивая и бойкая Катарина имела
достаточно шансов повращаться в высшем обществе, закончить образование и
выбрать соответствующего кандидата в мужья. Пани София разорилась на
платья и, хотя это и противоречило ее характеру, заискивала с сестрой,
ожидая свершения больших надежд. А что сделала Катарина? Она испортила
все. Вызвала чудовищный скандал. Бесповоротно разрушила свое светлое
будущее и, как будто этого мало, бросила пятно на всю семью, связавшись с
каким-то нищим, может и шляхтичем, но полностью окрестьянившимся.
Получив известие о позорном поступке дочери, пани София сразу же
отправилась к сестре и устроила ей жуткую сцену за развращение неопытной
девочки. У сестры-графини характер был тоже не сахар, поэтому она ответила
тем же, обвинив пани Софию в пренебрежении воспитанием, которое привело к
растлению глупой девчонки и такому громкому скандалу. Молодая потаскуха
привела в семью какого-то оборванца, всех, во главе с графиней, опозорила,
и теперь пани графиня навеки отрекается от племянницы и сестры!
- Ноги моей больше не будет в этом вонючем доме! - крикнула в ответ
пани София, близкая к апоплексическому удару. - Видала я твое графство,
слепая сука! Свиней тебе пасти, а не воспитывать невинную девочку!
- Невинная девочка! Ха-ха-ха! - ехидно ответила сестра и на этом
контакты между родственницами прервались.
Домой пани София вернулась разъяренной, как бык. Ярость была в самом
разгаре. Может, со временем ее дикие чувства и поутихли бы, но добравшись
до своей усадьбы, пани София столкнулась с причиной всех неприятностей.
При виде высаживающейся из обшарпанной повозки Катарины, не заплаканной,
не покорившейся, а наоборот - злой и надменной, ее бешеная ярость
приобрела твердость гранита. С пани Софией что-то случилось. Столкновение
больших надежд с жестокой действительностью превзошло ее силы. Она не
восприняла падения дочери в ноги, а с мужем, пытавшимся вступиться за
дочь, перестала разговаривать вовсе. Правда, в куске хлеба и ночлеге она
не отказала, но на следующий день велела запрячь лучшую карету четверкой
коней и отвезла дочь законному супругу.
- С ним сбежала, с ним и живи! - сказала она холодно и упрямо.
По случаю она осмотрела собственность зятя, после чего настолько,
насколько еще может затвердеть гранит, затвердело ее упрямство. Она
оставила злую и несчастную Катарину среди гуляющей по двору птицы, и на
своей шикарной карете вернулась домой, твердо решив лишить дочку
наследства.
Катарина подчинилась судьбе, но сделала это довольно оригинально. К
родственникам она больше не вернулась. Раз и навсегда, в знак траура по
утраченной красивой жизни, она надела черное платье и до конца своих дней
не меняла ни его цвета, ни покроя. Все другие наряды она делала абсолютно
такими же. С черным, ниспадающим до земли платьем, подол которого сметал
кучки помета во дворе, она носила белые кружевные воротнички, такие же
манжеты и белые перчатки. В этом костюме она занималась исключительно
садом, не прикасаясь к домашнему хозяйству. Сад цвел, все остальное шло,
как бог положит. Муж боготворил ее все с тем же неизменным пылом, чему
нельзя удивляться, поскольку была она действительно красива. Хрупкая,
щуплая, черноволосая и черноокая, живая, быстрая и привлекательная. Детей
у нее было девять - семь сыновей и две дочери. Она относилась к ним так
же, как к цыплятам, поросятам и горшкам, предоставив их собственной
судьбе.
В семье, которая порвала с ней все связи, произошли следующие
события: тетка-графиня умерла, не оставив потомков, пережив своего мужа на
целых два года. Последствия этого были достаточно неожиданны, поскольку
графиня, стершая из памяти имя сестры, забыла изменить завещание, и пани
София Больницкая унаследовала ни много ни мало - четверть графского
состояния. Потом этот мир покинул одинокий родственник, который после
смерти оказался настолько богатым, насколько был скуп при жизни. Своим
завещанием он внес некоторый переполох, так как все свое добро отписал
дочери пани Софии - Катарине, либо ее потомкам. Пани София все еще
упрямилась, уцепилась за это "либо ее потомкам" и не допустила передачи
наследства Катарине, решив вопрос с потомками утрясти самостоятельно. Это
немного противоречило правилам, закону и воле завещателя, но не
существовало такого нотариуса, который бы осмелился противоречить пани
Софии. Потом умер отец Катарины, оставив свое состояние жене. Затем один
из двух братьев Катарины погиб на дуэли, а второй куда-то исчез, не
подавая вестей. Наконец, и пани София почувствовала подкрадывающуюся
старость.
Она все еще упрямилась, но совесть ее начала просыпаться. К совести
подключились исповедник и нотариус. Нотариус не мог пережить невыполненных
обязательств по завещанию родственника. Это задевало честь законника и
обыкновенную человеческую порядочность. Хотя с возрастом пани София почти
не подобрела, и расходиться с ней мнением все еще было опасно, нотариус
все же осмелился кое о чем напомнить. В будущем он собирался передать
канцелярию сыну, и хотел, чтобы дела были переданы в таком же порядке, как
и бумаги. Старую проблему необходимо было решить.
Вообще-то, пани София и сама не очень знала, что ей делать с
неожиданно возросшим состоянием, размер которого усиливал ее горечь. Она
могла представить, как бы выглядела жизнь ее сказочно богатой и когда-то
любимой дочери, если бы та не сглупила и не вышла замуж за кого попало.
Зять, правда, оказался человеком порядочным, но непредприимчивым.
Позаботиться о детях он смог, а обеспечить их - нет. На кой черт нужен
такой зять, который внуков пани Софии воспитывает холопами? А виновата во
всем, конечно же, Катарина.
Катарина была камнем преткновения. Часть имущества принадлежала ей по
закону, другую часть пани София предназначала ей издавна. Собранное
приданное лежало нетронутым. От всего этого надо было избавляться -
одновременно и отдать ей все и ничего не давать. Отдать так, чтобы она
могла этим пользоваться, было выше сил пани Софии. Она не простила дочери
ни своих разрушенных надежд, ни ослушания, ни оскорблений, которые
пришлось выслушать в графском дворце.
Поэтому завещание пани Софии выглядело своеобразно. Старательно
перечислив все передаваемое, она поручила отдать это старшей дочери
Катарины или же потомкам этой дочери, но только после смерти матери.
Катарина до конца жизни должна была влачить убогое существование в той
крестьянской халупе, которую сама себе выбрала. Исполнителем завещания
становился старый нотариус, затем его сын, которому под угрозой отцовского
проклятия была завещана особая забота о доверенном имуществе и
старательная опека над наследницей, не имеющей понятия о том, что ждет ее
в будущем.
Наследница тем временем переставляла на кухне горшки и гоняла
малышей, приняв на себя хозяйственные и педагогические обязанности
чудаковатой мамаши. Пани София украдкой добыла информацию о старшей
внучке. Выяснилось, что та обладает характером, проявляет энергию,
родителей уважает и слушается. Эти вести доставили ей некоторое
облегчение. Она мечтала, что внучка оправдает старые надежды и, получив
огромное богатство, сделает карьеру, а не она, так ее дети. Лишь бы не
Катарина...
Все держалось в глубокой тайне. О завещании пани Софии знали
нотариус, она сама и двое свидетелей. Один из них на смертном одре
проболтался и пустил гулять неясные слухи о припрятанном богатстве. Второй
оказал на дальнейшие события решительное влияние, хотя и не проговорился.
Этим вторым был Франтишек Влукневский, ведущий свой род от разорившихся
дворян. Он занимался тем, что вел хозяйство в селе с простым названием -
Воля.
Франтишек Влукневский считал, что всем заправляет рука божья, но
божья рука иногда требует помощи. В рамках этой помощи, он совершил два
поступка. Во-первых, подружился со старым и молодым нотариусами и оказал
им ценную помощь в распоряжении частью наследства, во-вторых, завел
многочисленные и сложные дела в селе, где жила Катарина, в девичестве
Больницкая. Делами должен был заниматься старший сын, вынужденный таким
образом часто встречаться со старшей дочерью Катарины. Причем Франтишек
Влукневский, человек порядочный, ни единым словом не обмолвился о
каких-либо надеждах на будущее молодой дамы. Остальное должна была
свершить рука божья.
Рука божья повела себя своенравно. Она перепутала сыновей Франтишека
и в нужном направлении подтолкнула не старшего, а младшего. Кроме того,
как место, так и обстоятельства были выбраны довольно неожиданно. Старший
сын в тайне от отца давно завел себе невесту из другого места, поэтому по
делам он выпроваживал младшего. Познакомиться молодые познакомились, на
дочь Катарины, унаследовавшую красоту матери, трудно было не обратить
внимания, но пока из этого ничего не вышло. Каждый из них имел свои
собственные планы. Младший сын Франтишека по отцовскому благословению
отправился в город, а старшая дочь Катарины взбунтовалась против тирании
горшков и сбежала из дома без родительского благословения. Проклятий она
избежала, потому как Катарине это было абсолютно безразлично. Домашние
обязанности приняла младшая дочь.
В столичной Варшаве старшая дочь встретила знакомого парня из
деревни, и тут рука божья сочла нужным вмешаться. Вдвоем они поучаствовали
в революционно-патриотическом движении царских времен, счастливо избежали
тюрьмы и Сибири и через некоторое время тихо поженились. Пани София
Больницкая до этой минуты не дожила, она умерла от апоплексического удара,
узнав о бегстве старшей внучки. Франтишек Влукневский - дожил и через год
благополучно скончался, сохранив абсолютное молчание по вопросу будущего
наследства.
Катарина жила, а наследство ждало. Часть цвела и умножалась под
управлением молодого нотариуса и молодого Влукневского, а часть находилась
в застое, тщательно спрятанная, причем место укрытия еще при жизни выбрали
пани София и старый нотариус. До сих пор никто ничего не знал: молодой
нотариус держал язык за зубами, молодой Влукневский не имел понятия, что
участвует в управлении будущим состоянием своей невестки, скрепленное
печатями завещание лежало в железном сундуке, а Катарина жила. Умер ее
муж, детей разбросало по свету, две мировые войны перетрясли народы, а
Катарина все жила, занимаясь своим садом. Наконец в 1954 году от Рождества
Христова умерла и она, прожив 94 года.
От нотариуса, завещания и наследства и след простыл...
Некто Адам Дудек, по профессии огородник, по настоянию жены
собственноручно ремонтировал свой дом. Ханя Дудкова славилась скупостью и
не желала тратиться на чужих дармоедов. Ей хотелось жить хорошо и красиво,
но как можно дешевле. Муж, преисполненный уважения к ее экономному
хозяйствованию, перечить жене не осмеливался. Дом был довоенный, хороший и
солидный, его стоило подремонтировать, добавить такие удобства, как ванна
и центральное отопление, тем более, что солидным людям не пристало жить
как попало.
Итак, Ханя сидела на деньгах, а ее муж гнул спину. После неслыханно
долгих и многочисленных мучений он, наконец, довел ремонт до конечной
фазы, что самому ему казалось настоящим чудом. С удовлетворением он
приобрел печь центрального отопления и приступил к ее установке в подвале.
Подвал был большой - в нем без труда нашлось место под котел и склад
топлива. Батареи в доме уже установили, соединили все трубы, оставалось
только подключить печь и проверить, как работает все вместе. Для помощи в
этой операции Адам пригласил дальнего родственника, парня удалого и
сильного, известного своей полезностью в различных сложных мероприятиях,
природы не только личной, но и служебной. Родственник, Сташек Бельский,
имел чин младшего сержанта местной милиции, ему доверялись все сложные,
неординарные и запутанные дела, поскольку повсеместно считалось, что
голова у Сташека варит и любое дело ему по плечу. Приглашать его на помощь
становилось всеобщей привычкой.
Три человека, полностью осознающие важность момента, спустились в
подвальное помещение, где их поджидала печь.
- Ставим здесь, - сообщил Адам Дудек и куском железной трубы стукнул
по кирпичному полу под висящим на стене баком. Пол отозвался удивительно
глухо.
Ханя Дудкова насторожилась:
- Ну-ка, подожди, - торопливо вмешалась она. - Что это бумкает?
Занятый печью муж на ее вопрос не обратил внимания.
- Сташек, бери с той стороны, - скомандовал он. - Поворачиваем и
ставим здесь.
Он снова ударил по полу, отбросил трубу под стену и подошел к печке.
Сташек Бельский напрягся, схватил ее снизу и приподнял, но Ханя его
остановила:
- Да подождите же! Что это пол так бумкает?
- Что? - удивился Адам. - Что там у тебя бумкает?
- Как что? Ты не слышал? Когда ты ударил, оно как-то бумкнуло. Стукни
еще.
- Действительно, - согласился Сташек Бельский и выпрямился. - Пани
Ханя права, как-то бумкнуло.
- Удивляюсь я вам, - буркнул Адам, но послушно оторвался от печи,
взял трубу и снова грохнул по полу. Пол глухо отозвался.
- Бумкает! - крикнула Ханя.
- Бумкает. - Согласился Сташек.
- А чего бы ему не бумкать, если я стучу? - рассердился Адам. - Что
ему, свистеть надо?
- Ударь рядом. - Приказала Ханя.
Для успокоения совести Адам Дудек несколько раз ударил. Звуки были
разными. То звонкие, ясные, острые, то снова глухие. Разница была
небольшой, но заметной.
- По-моему, что-то там есть, - неуверенно заметил Сташек Бельский.
Голубые глаза Хани застыли. Что бы там ни было, увидеть это она
предпочитала без свидетелей, а уж тем более, без свидетелей из милиции. Но
было поздно, теперь выгнать их из подвала было невозможно. Она замолчала,
разозлившись на себя, на мужа и на Сташека.
Адам Дудек с нарастающим интересом раз за разом стучал по кирпичам.
Глухо отзывался только прямоугольник размером метр на три четверти. Там
действительно что-то было.
- Они что, яму оставили? - с сомнением пробормотал он. - Я про это не
знаю, а ведь этот дом мой отец строил. Ни про какие ямы он не рассказывал.
- Так ведь война была, - заметил Сташек. - Может, там что-то при
оккупации сделали?
- Может, и сделали, кто их знает... Здесь нас тогда не было. Так что,
заглянем или как?
Оба посмотрели на Ханю, так как знали, кто командует в этом доме.
Ханю одолели сомнения. Заглянуть следовало обязательно, но не в таком
многочисленном составе. Этот Сташек был нужен, как телеге пятое колесо...
В голову пришла соблазнительная мысль: временно все оставить,
изобразить пренебрежение, вытащить их из этого подвала, а потом, ночью,
без свидетелей, запрячь мужа в работу. Уже начали появляться способы
реализации этой отличной идеи, но ни один из них воплотить в жизнь не
удалось. На лестнице раздался топот, и в подвал ввалился Мечо, их
четырнадцатилетний сын, который как раз вернулся из школы.
- Ну как? - крикнул он взволновано. - Работает?
- Ничего не работает, - огрызнулась Ханя. - Убирайся отсюда!
- Тут что-то есть, - одновременно с ней ответил Адам. - Бумкает.
Наверное, яма.
- Привет, Мечек, - сказал Сташек Бельский.
Мечо машинально шаркнул ногами - воспитанию детей Ханя уделяла
довольно много внимания, и сразу же прицепился к отцу:
- Ух ты! Как это? Под полом? Яма? Чтоб я помер, клад!
Дело было проиграно. Теперь, чтобы оставить в покое бумкающую яму,
потребовались бы нечеловеческие усилия, обосновать это было невозможно.
Мечо загорелся, уши его покраснели, в мгновение ока он притащил кирку и
зубило.
- Осторожно! - сердито предостерегла Ханя. - Не стучите так! Кирпичи
на огороде не растут!
Бережно и нежно, так как Ханя следила за работой, они сняли верхний
слой кирпича. Под кирпичом оказались доски, которые вынулись легко,
поскольку не были закреплены. Их положили сверху, очевидно, лишь для того,
чтобы держались кирпичи. Под досками действительно появилась яма, а в ней
что-то большое, старательно завернутое в брезент. Мечо излучал эмоции, его
мать одеревенела, окостенела и окаменела окончательно.
- Ничего себе! - удивленно сказал Сташек Бельский и посмотрел на
Адама. - И ты ничего не знал?
- Абсолютно, - признался Адам и почесал голову. - Я же говорил, что в
войну нас здесь не было.
- И что, с тех пор тебе ни разу не пришлось здесь постучать?..
- А на кой черт мне стучать? Здесь ничего не делали.
- Здесь картошка лежала, - объяснила Ханя убитым голосом. - В этом
подвале всегда была картошка, тут ей самое место. Кому придет в голову
стучать под картошкой?
- Действительно. Сходится...
Они все стояли над ямой и всматривались в брезент, стараясь скрыть
распирающее их любопытство и возрастающую надежду, что это действительно
клад, вдруг окажется, что там какая-то ерунда - будешь выглядеть
дураком...
Мечо не выдержал первый:
- Ну! - нетерпеливо заявил он. - Давайте посмотрим!
Адам глянул на жену, поколебался и нагнулся к брезенту. Но Сташека
осенило:
- Подожди! - энергично остановил он его. - Там могли спрятать оружие,
боеприпасы или еще что. Может, лучше мне...
Мечо восторженно кивнул, он уже и сам не знал, что предпочесть, клад
или настоящие гранаты. А еще лучше, противотанковые мины - чудесная вещь!
Ханя немного оттаяла. Она подумала, что предположение Сташека обосновано,
следовательно, вреда не будет. Она кивнула головой и отодвинула Адама:
- Он прав. Оставь. Пусть сам посмотрит, если разбирается.
Сташек присел над ямой и осторожно начал поднимать брезент. Под
брезентом оказалась тщательно склеенная клеенка. Спотыкаясь о кирпичи,
Мечо сбегал в дом и вернулся с ножницами. Сташек разрезал клеенку, под ней
оказался железный сундук. Весь сундук был чем-то обмазан. Первым об это
испачкался Сташек. Он понюхал вещество и вытер руку о штаны:
- Солидол, что ли? Весь сундук обмазан...
- Защитили от влаги, - пробормотал Адам. - Может, действительно
боеприпасы...
- А открыть можно? - жадно спросил Мечо, пытаясь протиснуть голову к
яме.
- Не может быть и речи. Тут висячий замок и простые. Придется
доставать.
- Так доставайте! Быстрей же!..
После множества сложных манипуляций скользкий от смазки ящик,
лишенный ручек, был наконец извлечен из ямы, занесен в дом и установлен в
комнате на столе. Выглядел он на удивление хорошо. Железо было в отличном
состоянии и после удаления смазки смотрелось как новое, по краям крышки
был выбит причудливый орнамент, спереди висел замок, а по бокам виднелись
замочные скважины, прикрытые крышками. Закрыт сундук был основательно.
- Ну, да! - ехидно заметила Ханя, которая при виде сундука сразу
засомневалась в боеприпасах и опять превратилась в замерзшее дерево. - А
где ключи?
- Ключи у того, кто прятал, - ответил Адам. - Придется открывать,
разбивать жалко...
Сташек предложил привести милицейского слесаря. Ханя холодно, но
вежливо, что далось ей с превеликим трудом, запротестовала. Мечо исчез в
глубине дома и вернулся с громадной связкой разных ключей:
- Попробуем, - предложил он с энтузиазмом.
Ханя, хоть и очень этого хотела, душить своего сына не стала. Она
покорилась давлению высших сил, которые открыли клад в ее доме в
присутствии настоящего милиционера. Ей пришлось подавить вырывающийся
протест и согласиться. Она мрачно наблюдала за попытками открыть сезам,
всем сердцем желая неудачи.
Печь центрального отопления была забыта. Мечо понатаскал отовсюду
кучу разных железок, его двенадцатилетняя сестра Магда вместо матери
готовила ужин на кухне, Адам и Сташек сопели над замками, а Ханя парила
над ними, как гриф над свежим трупом, ни на минуту не отрывая от сундука
взгляда.
Поздним вечером усилия завершились успехом. Висячий замок сняли, один
из врезных открыли, другой сломали. Дьявольски раздраженная Ханя медленно
и с искренним нежеланием подняла тяжелую железную крышку.
Разочарование было настолько большим, что чуть не материализовалось.
Из-под крышки ничего не заблестело, не засветилось, не засияло, не
брякнуло прекрасным золотым звоном. Содержимое сундука составляли
исключительно бумаги, толстые, сложенные вчетверо и скрученные в трубку,
перевязанные шнурочками и опечатанные, старые и новые, некоторые совсем
пожелтевшие. И больше ничего, одни бумаги!
- Ээээээ... - сказал Мечо тоном, который говорил за себя сам.
Ханя размягчилась до такой степени, что чуть не упала. Она заглянула
на дно, под бумаги, удостоверилась, что там ничего нет, и на мгновение
неподвижно застыла, опершись руками о стол.
- Слава богу, не боеприпасы! - утешил всех Адам. - А то нам бы забот
было...
- С бумагами забот иногда побольше, - пробормотал Сташек и достал из
ящика первый попавшийся документ. - Иногда даже... Что такое? Ничего не
пойму!
Адам заглянул ему через плечо. Ханя пошевелилась и вяло потянулась за
другой бумажкой. Почерк на ней выглядел странно, вычурные с завитушками
буквы сильно затрудняли расшифровку текста.
- Я, нигне по оу пии, - бубнил Сташек. - А, понятно. Я, ниже
подписавшийся. Господи, что за каракули. Антоний Пре гооо... А, нет.
Грегорчук. Настоящим свиу... д... вую, свидетельствую, о, черт побери!
Он вздохнул от напряжения и опустил руку с документом, неодобрительно
глядя на сундук. Ханя на своем документе прочитала только дату, но этого
оказалось достаточно. 1887 год. Она внимательно присмотрелась к
содержимому железного ящика. Бумаги были по-настоящему старые, некоторые
даже очень. В голове Хани вдруг расцвела новая мысль, от которой ее лицо,
обычно фарфорово бледное, вдруг порозовело.
- Старые бумаги, - безразличным тоном вынесла она приговор. -
Наверное, их спрятали от немцев, все это давно никому не нужно. Надо
выбросить или сжечь, пригодится только ящик.
Сташек Бельский покачал головой и взял бумагу, сложенную вчетверо.
- Выбрасывать нельзя, - запротестовал он, изучая бумагу. - Жечь тоже.
И речи быть не может. Это правительственные документы, здесь можно
прочитать... Сейчас... мельница с участком... как и ставки на реке... в
собственность Иеремии Борковскому... триста рублей серебром, наличными...
Что ж так дешево? Хотя нет, он еще чего-то добавил...
Адам с Ханей смотрели на него, Адам неуверенно, Ханя неприязненно.
Мечо потерял интерес к ящику, пожал плечами и отправился на кухню. Сташек
поднял голову:
- Кажется, это - акт купли-продажи мельницы, - сказал он,
задумавшись. - Тысяча девятьсот третьего года. Правда, написано -
Ковельский уезд, теперь это в Советском Союзе. Копия изготовлена по
желанию ясновельможного пана Иеремии Борковского...
- Все равно, теперь эта мельница никому не нужна, - нетерпеливо
прервала Ханя. - Кому это нужно? Все старое и ни к чему...
- Может и так... Но это - история.
В комнату заглянула Магда, которую Мечо уже успел проинформировать о
содержимом находки.
- Это надо отдать в музей, - сообщила она с видом первооткрывателя. -
Нам в школе рассказывали. Один мужчина говорил, что все старое надо
сдавать в музей. Люди выбрасывают, а в музее мало вещей. Музей есть в
Ливе.
Ханя опять окаменела, а Сташек расцвел и бросил обременительное
чтение. Мысль ему показалась прекрасной - она освобождала его от
обязанности принять решение, с чем он имеет дело - с правительственными
документами, которые милиция должна сохранить, или с личными бумагами,
которые милиции не касаются. Он обрадовался, что этот вопрос решит музей и
с воодушевлением похвалил предложение.
Адам тоже одобрительно кивал. Старые бумаги его вообще не
интересовали, а дар музею мог сыграть некоторую роль в его жизненных
планах. Конечно. Очень правильно. Он лично отнесет эти бумажки в музей...
Голубые глаза Хани излучали полярный холод. Теперь, для разнообразия,
ей хотелось задушить дочку. С ее свежевыношенными планами музей решительно
не стыковался, она не собиралась соглашаться с этим предложением, но
решила отложить протесты на потом. Решительным жестом она закрыла сундук и
напомнила всем, что время позднее, а ужин готов...
Местом, где Ханя проворачивала свои дела, не привлекая постороннего
внимания, была теплица ее мужа. Конечно, ей приходилось выбирать время,
когда муж занимался другими делами, но это не доставляло особых хлопот. На
следующий день после обнаружения сундука она кое с кем встретилась в
теплице.
Каким образом весть о находке в доме неких древностей за одну ночь
разнеслась по окрестностям, неизвестно, достаточно того, что она
разошлась, и этот кое-кто был уже проинформирован. Кое-кто приехал,
кажется, из Америки, жил в Венгрове и имел довольно оригинальное имя -
Джон Капуста. С Ханей он уже давно завязал торговые отношения и теперь
заглянул якобы для покупки помидоров.
- Ну как, пани Ханечка? - спросил он с милой улыбкой. - Есть
что-нибудь интересное?
Ханя Дудкова не любила пустой болтовни. Она посмотрела вокруг, будто
проверяя погоду, удостоверилась, что за ними никто не смотрит, спокойно
подошла к полке с семенами и из-под коробок и кульков вытянула картонную
папку. Из папки она вынула пожелтевший документ, который без слов вручила
Джону Капусте.
Также молча Джон Капуста взял документ и принялся внимательно его
изучать. Милая улыбка исчезла, теперь его лицо стало непроницаемым. Ханя
холодно разглядывала его широкую гладкую физиономию, здоровую кожу,
немного сплющенный нос и хорошо ухоженные брови. Она опустила взгляд и
осмотрела всю его кругловатую, среднего роста фигуру, с легкой завистью
оценила стоимость куцего весеннего плащика и замшевых туфлей и, наконец,
остановила взгляд на массивном золотом перстне. Она задержалась на перстне
до тех пор, пока Джон Капуста не закончил чтение.
- Их много, - сказала она сухо, - есть и старше.
- Я должен посмотреть, - ответил Джон Капуста задумавшись. - Может,
они на что и сгодятся, хотя вы же знаете, что меня интересуют совсем
другие вещи. Но посмотреть всегда можно.
Ханя заколебалась. Метод торговли у нее был установлен раз и навсегда
- никогда не показывать всего товара, сначала надо продать тот, что
похуже. Однако этот товар был необычен и она не умела с ним обращаться,
после коротких раздумий она пригласила контрагента в дом. Джон Капуста
вспомнил про помидоры:
- Немного петрушечки, чуть-чуть редисочки и укропчика - сказал он
уверенно. - Вы же знаете, пани Ханечка, что я к вам прихожу исключительно
за витаминами, ни за чем больше.
Ханя выдавила из себя улыбку, которая совсем не подходила к ее
холодному белому лицу. Она припомнила, сколько денег уже заплатил ей этот
заграничный болван, не только за витамины, но и за другие вещи, разную
старую рухлядь, вытянутую с чердака и купленную за символическую цену у
разных людей. Он ищет старье - милости просим, в сундуке лежит старье...
Искатель старья сидел в кухне за столом, а Ханя приносила ему по
одному документу. Прежде чем вручить следующий, она не разу не забыла
забрать предыдущий и ни разу не оставила дверь открытой. Сначала она дала
те документы, которые казались новее, причем, часть из них была из
