Детектив

отводите глаз на  протяжении  всего  времени;  в  тот  момент,  когда  она
покажется вам милой и желанной - встаньте и идите  домой:  вы  пьяны;  так
гласит древний английский рецепт. Но Марина была в самом деле  красива,  и
ясный блеск глаз, нежный поворот шеи, изысканная впадинка под скулой - все
было всамделишным, а не алкогольной иллюзией.
     - Вам не жарко? - спросил Володя, невинно желая (кроме  естественного
гостеприимства, да и невоспитанно, в конце  концов,  сидеть  в  гостях  за
столом - в пальто) увидеть чуть больше, чем позволяла  угадывать  мохнатая
бежевая ткань на жесткой, очевидно, подкладке.
     Марина достала из кармана  длинную  красную  пачку,  вытащила  тонкую
коричневую сигарету, душисто пыхнула от поднесенной  им  спички  и  просто
сказала:
     - У меня под ним ничего нет. Не успела.
     - А? - идиотски спросил Володя, раскрывая рот  набок,  как  хваченный
кондрашкой.
     - Хотя и жарко,- улыбнулась  Марина,  встала,  расстегнула  пуговицы,
глядя ему в глаза, сняла пальто и повесила на спинку соседнего стула.
     На ней были чулки и туфли.
     Она была безупречна; а все  подробности  потрясенный  Володя  пожирал
выпученными глазами по отдельности и в совокупности, и чувство  реальности
покинуло его, а вместо него появилось другое  чувство,  как  нельзя  более
естественное. Она села, закинула ногу на ногу и продолжала курить.
     - Сейчас я бы с удовольствием выпила кофе,- улыбнулась она.
     Володя деревянно кивнул, не своим голосом идиотски сказал:
     - Естественно,- хотя что ж тут было естественного, с другой  стороны,
и, шарахаясь и задевая стены, пошел на кухню. Там он уронил ряд  предметов
кухонной утвари и сварил кофе.
     - Надеюсь, я вас не очень шокирую,- просто и дружественно  произнесла
Марина, прихлебывая.
     - Н-нет,- проблеял он, тщетно изображая, что все в порядке.
     - А душ тоже можно принять?
     - П-пы-пожалуйста. Через минуту она высунулась из ванной,  где  шумел
душ:
     - Володя, извините, вы не заняты? Можно вас на минуточку?
     Он пошел на зов, с трудом храня равновесие в карусели грез,  видений,
мечтаний и прочих вожделений.
     - Я злоупотребляю вашим гостеприимством,  но  если  бы  вы  были  так
любезны потереть между лопаток,- она была сама вежливость, воспитанность и
простота, и от этого контраста ее тона и  ситуации,  к  которой  этот  тон
применялся, у Володи заклинивало мозги.
     -  Я  бы  советовала  вам  раздеться,  а  то  всю  одежду   намочит,-
порекомендовала она,  изгибаясь  всем  задним  фасадом  под  его  рукой  с
намыленной губкой.
     Шнур догорел. "Не  может  быть!!"  -  взорвался  в  мозгу  динамитный
патрон, и Володя, ослепнув от предощущения  невозможных  наяву  блаженств,
бросился в море любви.
     Это оказалось весьма бурное море, ласковое  и  нежное,  где  шторм  и
штиль сменяли друг друга, а качка бросала до небес, отделяя душу от  тела,
и неизвестно, сколько именно алмазов можно насчитать в упомянутых небесах,
но море было бескрайне и неутомимо, и Володя сосчитал все алмазы,  или  во
всяком случае гораздо более, нежели мог предполагать.
     - Откуда ты  взялась?..-  неземным  голосом  вопросил  он,  с  трудом
всплывая в реальность, где через полчаса дочка должна  была  вернуться  из
школы.
     - С улицы, отвечал Гаврош.- Она поцеловала его, встала с измочаленной
постели и пошла в душНет-нет, теперь я сама.
     После душа влезла в пальто, из другого кармана извлекла косметичку  и
стала набрасывать грим.
     - А теперь - еще кофе и пару бутербродов.- Скомандовала. Ласково,  но
скомандовала.
     Он неверными руками напялил домашний наряд и выполнил приказ, плывя в
сладком изнеможении.
     - Послушай... почему? Она проглотила кусок и улыбнулась ему.
     - Я что... нравлюсь тебе?..
     - Кокетка,- сказала она.- А что, такой  мужчина,  как  ты,  может  не
нравиться женщине?
     - Да чем, собственно?..- Он добросовестно осмотрел себя взором глаз и
взором мысленным, и пожал плечами.
     - В  тебе  масса  мужества,  которое  только  и  жаждет  реализации,-
пояснила она.- И настоящая женщина это всегда чувствует. А этому,  знаешь,
очень трудно противиться. Володя сглотнул.
     - У меня никогда в жизни так не было,- сказал он.
     - У меня тоже,- с некоторым укоризненным назиданием прозвучал ответ.
     Она взглянула на  настенные  часы  и  встала  уходить,  и  он  ее  не
удерживал, а даже воспринял предстоящий уход с благодарностью, потому  что
до прихода дочери оставалось минут десять, пожалуй.
     - Телефон дай,- попросил он в прихожей.
     - Не надо,- покачала она головой.
     - Почему?!
     - Это было так хорошо... и неожиданно... как сказка...  так  в  жизни
даже не бывает...
     - Я не могу больше не увидеть тебя!!! - он  был  опять  сбит  с  ног,
ошарашен, смят.
     - Ну что ты,- она ласково поцеловала его в щеку.-  У  тебя,  конечно,
много женщин... ты донжуан, ловелас, бабник, трахальщик, что там еще...
     - Нет!!! - закричал Володя.
     - Не смеши меня, милый,  я  не  девочка.  Будем  это  считать  просто
приключением. Но это было самое замечательное приключение в моей жизни,- с
искренностью и страстью прошептала она.
     - Ты мне позвонишь?
     - Не надо.
     - Почему?!
     - Потому что еще одна такая встреча - и я не смогу без тебя жить.  За
эти несколько часов все во мне перевернулось, понимаешь? У женщин  это  не
так, как у мужчин.
     - У меня тоже перевернулось!
     - У тебя семья. Дети.
     - Я все равно уеду! - вырвалось у него.
     - Куда?
     - В Америку! - отчаянно выдал он.
     - Говорят, там женщин  еще  больше,  чем  здесь,-  улыбнулась  она  и
открыла  дверной  замок.-  Мне  пора  бежать,  милый.  И  только  тут   он
спохватился:
     - Но куда же ты... так?.. Она махнула рукой:
     - Схвачу машину... ничего, не  простужусь.-  И,  выскользнув  из  его
объятий, исчезла, защелкнув за собой дверь.
     Володя добрел до постели и рухнул в полубессознательном состоянии. Он
щипал себя и мотал головой,. но на столе стояли две чашки, и два  стакана,
и окурки в пепельнице были тонкие, коричневые,  и  ныло  тягуче  и  сладко
внизу живота.
     Окурки. Он взглянул на часы и стал  быстро  прибираться,  успев  даже
постелить чистую простынь: "Был жар, вспотел..."
     Ну, пот-то высох, и  был  смыт  душем,  и  видение  рядом  под  душем
колыхалось помрачающе; а вот жар не вовсе исчез, прижился в  глубине,  как
рдеющий уголь под пеплом и золой, способный в любой миг дать пламя, яркое,
с треском, только раздуй его.
     Пришло вдруг письмо от однокашника из Штатов.  Однокашник  расписывал
прелести своего житья и осведомлялся иезуитской  вкрадчивостью,  насколько
счастливо Володя живет, не мрет ли еще с голоду Питер, и не задумывался ли
его старинный друг (вот те раз! ужели друг? а в  общем  и  верно  друзьями
вроде были - так показалось Володе  сквозь  ностальгическую  дымку  годов)
насчет сменить место пребывания, рвануть в большой мир?
     Володя  перечитывал  письмо,  запивал  информацию   портвейном,   всю
суррогатную мерзость которого вдруг явственно ощутил, словно сам побывал в
пресловутом "большом мире" и контраст тамошнего и нашего пойла ушиб его, и
бетонная мрачность боролась в нем с огненными выбросами надежды.
     Уверенность  в  себе  кристаллизовалась  в  нем,   странным   образом
одновременно увеличивая и мнительность, но мнительность эта была  какая-то
отстраненная: он изучающе ловил взгляды детей, и ему определенно казалось,
что его несчастность распространилась и на них, он  обделил  их  радостями
жизни, и они только терпят его, тяготясь.
     А  в  институте  замдиректора  при  встрече   виновато   вздохнул   и
посочувствовал:  скверно  выглядите,  не  развернуть   вам   здесь   своих
возможностей... да что поделать, приличных вакансий не предвидится,  более
того - реорганизация, экономическая самостоятельность, сокращение  штатов,
поскольку профиль сужается.. так  что  если  вас  куда-нибудь  приглашают,
будем рады, не стесняйтесь!..
     Жена при очередном скандале (муж стал выдержаннее,  высокомерен  стал
даже - к р е п к о в а т, еще  смеет  таким  быть!)  отрезала  прямо:  так
дальше жить нельзя,  это  не  жизнь,-  надо  что-то  решать.  Он  мысленно
ухватился за эту фразу, как  за  брошенный  ему  спасательный  круг  (сама
толкнула!).
     Но это был еще  не  толчок  -  так,  легкое  колыхание,  лишь  слабое
предвестие землетрясения. Каковое и не замедлило разразиться.
     - Володя, обсчет нулевого  цикла  по  проекту  УЛАН-2  можете  сейчас
срочно занести? - позвонил на его этаж замдиректора.
     - Но вы же знаете, я работаю над этим дома... и творческий  день  мне
под это и дан.
     - Да, помню. Дело срочное, тут заказчик позвонил, вылетает. Вот что -
возьмите мою машину, шофер сейчас спустится, быстренько домой - и обратно.
И прошу в... в половине первого, успеете, ко мне.
     Открыв дверь квартиры, Володя был парализован странным  звуком.  Звук
вошел игольчатым металлом в мозг его костей, и  тело  утеряло  способность
двигаться. Но слух  кое-как  действовал,  и  слух  подсказывал,  что  звук
доносится из спальни.
     Мысли рванули с  отрывистой  скоростью  пулеметной  очереди.  Что  он
открыл дверь не к себе. Но - вешалка в коридоре: их вещи.  И  еще  что-то.
Вроде плаща. Незнакомого. Или куртки. Чужой. Что - сын еще слишком юн;  ах
подлец! Нет... Кто здесь?! Марина?! С кем? Чушь... Но... Не может  быть!!!
А почему, собственно, не может... Удар ножом в живот: жена; и одновременно
- печальное уважение к ней: значит, она может быть  и  такой,  она  может,
только не с ним, а он не знал; и смертная тоска; и страх; и растерянность;
и праведная  бешеная  злоба;  и  поразительное  облегчение  -  значит,  не
больно-то он ей и нужен...
     Он обнаружил, что может дышать, и что ноги его держат. А руки лезут в
карманы, достают сигареты и спички,  правая  вставила  сигарету  в  рот  и
чиркнула спичкой по коробку, который держит левая. Он затянулся,  подумал,
выпустил  дым,  подумал,   ощутил   свое   лицо,   подумал,   придал   ему
спокойно-суровое или, по крайней мере,  сколько-то  живое  выражение,  что
плохо удалось при одеревенелости  всех  мышц,  и  лицевых  тоже,-  и  стал
переставлять ноги попеременно таким образом, чтобы двигаться в спальню.
     Дверь была приоткрыта, и  стоны  и  рычание  достигали  верхних  нот.
Володя, не зная зачем, трижды постучал сильно  в  дверь  и  распахнул  ее,
встав на пороге в позе  средней  между  статуей  Командора  и  абстрактной
скульптурой.
     Произошло именно  то,  что  в  драматургии  именуется  немой  сценой.
Выразительность  сцены  заставила  бы   позеленеть   от   зависти   любого
знаменитого режиссера. Откровенность же сцены  сией  была  вполне  в  духе
нашего смелого времени.
     Первой обрела дар речи та сторона любовного треугольника,  которая  в
этот момент, как бы это выразиться, занимала наиболее  активную  жизненную
позицию. Сторона оказалась крепким приятным парнем лет тридцати.
     - Явление следующее: те же и муж,- невозмутимо  и  даже  назидательно
произнес он, мельком взглянув на Володю, прямо в лицо Володиной  же  жене,
не меняя при этом упомянутой позиции. После этой  сакраментальной  формулы
он, однако, счел приличествующим позицию сменить, и невозмутимо уселся  на
краю постели.
     Жена задернула простыню и закрыла глаза: спряталась. Она не умела так
быстро применяться к неожиданным обстоятельствам.
     - Та-ак,- якобы со смыслом, а на самом  деле  абсолютно  бессмысленно
произнес Володя другую сакраментальную формулу подобных ситуаций, и умолк,
потому что никакого дальнейшего текста не мог придумать. Гость, если можно
его так назвать, пришел ему на помощь.
     - Могу в утешение рассказать анекдот,-  непринужденно  обратился  он,
разряжая своей непринужденностью обстановку.- В  одесском  суде  слушается
дело о разводе. Вопрос мужу: так почему вы все-таки разводитесь? Она  меня
кретином обозвала, отвечает муж. Ну, разве это веская причина, укоризненно
говорит  судья.  Она  в  контексте  обозвала,  упорствует  муж.  Это  как,
удивляется судья. А так: прихожу я домой, а она в постели  со  здоровенным
мужиком, увидела меня и говорит: смотри, кретин, как это делается.
     В своей вполне  эффектной  мускулистой  мужественности  он  встал  и,
сделав шаг навстречу, протянул Володе руку:
     - Саша.- И,  видя,  что  руки  навстречу  не  протягивается,  показал
большой палец: - И я вот такой  парень!  Жена  полуистерично  хихикнула  и
открыла глаза.
     - Сука,- просипел Володя.- Совет да любовь,- пискнул он.
     - Дай даме одеться, она стесняется,- сказал Саша.
     - Ну что, он лучше? - яростно пропел Володя. На лице жены  отразилось
очевидное ему самому: конечно лучше.
     - Конечно лучше,- подтвердил Саша, разведя руками,  расправил  плечи,
выпятил грудь и бросил взгляд на  себя  вниз.  Оглушенный  Володя  поведал
искренне:
     - Встречу - убью! - и выкатился вон,  грохнув  дверьми  -  прощальный
орудийный залп над бренными останками когдатошного семейного счастья.
     Внизу он прошел мимо замдиректорской машины,  совершенно  не  имея  в
сознании, зачем он в этот час  очутился  дома  и  почему.  Ноги  двигались
куда-то сами по себе, он шел на автопилоте, и заложенная программа уткнула
курс в родимую, свою, спокойную шашлычную.
     Под тентом излюбленной шашлычной Володя и был  прихвачен  с  бутылкой
вина (купленного у магазина за двенадцать ре) безжалостными  дружинниками.
Сопровождаемый в отделение,  он  не  мог  видеть  на  тенистой  дорожке  у
кронверка знакомую фигуру, провожающую его холодным дальнозорким взглядом.
     Следствием явился штраф и довольно позорное сообщение на работу,  как
нельзя более некстати.
     Город, на равнодушие которого он недавно жаловался, стал  выталкивать
его ощутимо, как вода пробку.
     - Как же я туда  попаду?  -  спросил  он  Звягина.-  Лет  мне  сорок,
английский практически не знаю, инженеры моей квалификации не больно там и
нужны... кто меня впустит?
     - Заруби себе на носу простую истину: мы нигде никому не нужны.
     - А что ж делать?
     - А спроси себя: а они тебе нужны? Ясно, что ты хочешь взять.  А  что
ты хочешь д а т ь?
     - Перед консульством толпа... и анкет-то нет, к близким родственникам
по два года ждут въезда...
     - Заруби вторую простую истину: чтоб ты был  кому  нужен  -  сделайся
нужным. Чтоб другие были нужны тебе - при этом условии ты можешь сделаться
нужным им.
     - У меня нет оснований для постоянки... А отсюда на работу в какую-то
фирму устроиться - как?..
     - У тебя и денег нету.
     - Нету. На зарплату можно купить пятнадцать  долларов,  да  и  те  по
закону вывезти нельзя.
     - А ты пойди к американскому посольству, разбегись и стукнись головой
об стенку,- посоветовал Звягин.
     - И что будет? - простодушно заинтересовался Володя.
     - Если пробьешь ее - окажешься на американской территории,-  объяснил
Звягин. Володя обиделся.
     - Я не прошу никакой помощи...
     - Да уж, твоим гарантом я выступать  не  могу.  И  веса  в  сенатской
комиссии у меня недостаточно, боюсь. Что - хотел насладиться видом мира  с
горной вершины, да рюкзачок тяжеловат и стенка крутовата?
     - Я работы не боюсь.
     - Ты лямку тянуть не боишься. А автономного плавания  -  боишься.  Не
приучен. Короче -  лезь  в  долги,  иди  на  интенсив  английского,  когда
устроишься - позвони. Могу кинуть адресок.
     Володя устроился на курсы  до  удивления  оперативно  -  и  позвонил,
разумеется.
     - Ну - еще не придумал, как туда попасть?
     - Нет...
     - Ну не балда ли. Приезжай к шести в Катькин садик. И под  памятником
императрице, не спрашивающей советов, как вздеть на свою  немецкую  голову
российскую корону, он поведал несчастному  советскому  мышонку  почтенного
возраста, что всех делов - устроиться на работу в контору,  которая  может
выписать командировку в США - и на как можно более  длительный  срок.  При
доверительных отношениях - конторе ведь это ничего не стоит.
     - А на что я там буду жить? Валюты не дадут... И права работать там у
меня не будет...
     -  Тебе  Америку  в  бумажку  завернуть,  или  так   кушать   будешь?
Потолкаешься в Нью-Йорке среди наших эмигрантов, поешь супцу  для  бедных,
поночуешь в ночлежках, схватишься за любую поганую временную  работенку  у
мелкого хозяйчика  -  что-нибудь  всегда  подвернется.  Стоишь  чего-то  -
поднимешься. Не стоишь -  ну,  значит  ты  дерьмо,  и  так  тебе  и  надо.
Возвращайся обратно и ищи  работу  вроде  прежней.  Останется  ли  к  тому
времени выпивка и закуска - не обещаю.
     - А что вы сами-то не едете, Леонид Борисович?
     - Надоест - уеду,- пожал  плечами  Звягин.-  Мне-то  лично  интересно
именно здесь. Дети, правда... Посмотрим.
     - А билет? Загранпаспорт нужен, а потом еще очередь на год...
     - Иди продавцом в кооператив! Лови собак на шапки! Жри хлеб  с  водой
и, копи деньги! Толкайся в очередях, собирай  слухи,  суй  взятки,  заводи
связи! Ты, парень, из тех, кого в парашютный люк надо вышибать пинком  под
зад! О, как вы все мне надоели!..
     - Кто - все?..
     - Недоделки.
     Кооператив помещался в нежилом подвале. Дом выглядел  сущим  бараком,
пережившим все наводнения и пожары СанктПетербурга,  но  подвальная  дверь
была бронирована и поблескивала хромировкой сейфовских замков.
     - Мне бы Александра  Ивановича,-  просительно  сказал  Володя,  когда
после долгих звонков звучно  переговорили  между  собой  запоры  и  усатый
толстяк в грязном фартуке мрачно воззрился на него.
     В Александре Ивановиче роста было два метра ровно, и  кавалергардские
бакенбарды его мели люстру, когда он двигался по кабинетику.
     Под люстрой  тосковал  прохиндейского  вида  работяга  и  подвергался
экзекуции.
     - Запомни,- гудел Александр Иванович (а ведь ему не  больше  тридцати
двух-трех, подумал Володя),- мнений здесь  существует  два:  одно  -  мое,
второе - неправильное. Понял, Борис?
     - Понял, Александр Иванович,- изнывая от усердия, отвечал прохиндей.
     - За испорченные оттиски вычитаю с тебя. За краски, за  бумагу  и  за
потраченное время. И премию на месяц замораживаю.
     - Так точно, Александр Иванович,- убито кивал тот.
     - Сколько я тебе обычно плачу?
     - Семьсот рублей.
     -  Врешь!  Ты  в  среднем  восемьсот   тридцать-восемьсот   пятьдесят
получаешь! За что?
     - За работу...
     - За что?!
     - Ну... чтобы все було как надо...
     - А за как не надо - что?
     - Не должен получать...
     - И запомни: еще раз - и вылетишь с треском, и ни одна  контора  тебя
не возьмет! Ты меня знаешь.
     Прогнав  нерадивого  работника  заглаживать  грехи,  босс  уселся  за
потрепанный стол и сидя протянул руку Володе:
     - Садитесь. Леонид Борисович мне о вас говорил.- Подумал; крикнул:  -
Машенька! Свари-ка нам кофейку. Нет, в бункер подай.
     В "бункере" (диваны, зеркала, рядом  -  весьма  шикарная  ванная)  он
угостил Володю "Кэмелом", плеснул кальвадоса из треугольной бутылки;  взял
быка за рога:
     - Значит, так. Я тебя оформляю. Сейчас напишешь заявление, я подпишу.
Трудовая с собой? Портишь  нам  процент  непенсионеров,  но  уж...  Леонид
Борисович просил. Командировку  сделаю  на  полгода.  До  этого  несколько
месяцев будешь работать, раньше все равно не оформишься.  Получать  будешь
двести рублей. Разницу - расписываешься в ведомости и отдаешь мне. Это,  я
думаю, ясно?
     - Ясно,- сказал Володя с чувством благодарной зависимости.
     - Теперь так. Мы тебе даем с нашего счета валюту на  командировочные.
Три тысячи долларов. На это составляем потом отдельный договор:  в  случае
невыполнения  командировочного  задания  ты  обязуешься  вернуть  все   до
последнего цента в течение года. Через год после  того,  как  окажешься  в
Штатах, три тысячи кладешь на наш счет. Понятно?
     - Не совсем,- признался сбитый с толку путешественник.
     - Мне, как ты понимаешь, тоже нет никакого интереса брать  неизвестно
кого с улицы и его отправлять в Америку так, за здорово живешь.  Верно?  Я
тебе такую услугу оказываю. Такая услуга стоит денег, ты со мной согласен?
     - Согласен.
     - Ну вот. Если не отдаешь - достанем тебя через Интерпол,  и  платишь
по суду плюс судебные издержки,  либо  садишься  там,  а  самое  верное  -
высылаешься к чертям обратно, и садишься уже здесь. Понял? Так что ты  это
обдумай. Это - мое условие.
     - Так а те три тысячи, что даете...
     - Остаются нам. Согласись, это небольшая сумма для американца за  то,
что он окажется в Америке.
     - А с чего же отдам-то?..
     - Заработаешь. Учти еще: с очередью  на  билеты  -  поможем.  Я  тебе
помогу. Своими связями. Это - тоже стоит, правда?  И  пойми  еще:  у  меня
работают люди, твоя командировка тайной ни для  кого  не  останется,-  это
тоже трудности для меня, так? Согласен - пиши  заявление.  Нет  -  значит,
разошлись, как в море корабли.
     Ветреным и солнечным октябрьским  утром  он  позвонил  с  Московского
вокзала:
     - У меня два часа до поезда, Леня. Завтра утром - авиацию в воздух!
     - Сейчас возьму такси,- сказал Звягин. Володя похудел сильно, скулы и
подбородок выдавались жестко, короткая стрижка скрадывала  пролысинку;  он
полегчал в движениях и потяжелел в жестах. В том, как прислонился к цоколю
вокзала, как подставил  лицо  легкому  осеннему  солнцу,  сквозило  что-то
новое, иное. Жирок слез с души, оценил Звягин. Не только с тела.
     - Помолодел,- сказал он. Толкнул носком  сияющей  туфли  портфель:  -
Весь багаж?
     - Впервые в жизни я ничего не боюсь,- сказал Володя.- Хочу -  вернусь
обратно, хочу - останусь там, хочу -  свалю  еще  куда-нибудь.  В  матросы
наймусь.  Сигаретами  буду  в  Италии  торговать.  Свою  фирму  организую.
Фиктивно  женюсь.  В  пустыню  поеду  верблюдов  пасти!  -  закричал  он.-
Невероятное чувство - разорвать цепи и стать полным хозяином своей жизни!
     - Цепь...- пожал плечами Звягин, ухмыляясь.- Веревочка от  покупки  в
универсальном магазине. Чтоб быть хозяином своей жизни,  надо  рвать  цепи
ежедневно,- не удержался он от очередной глубокомысленной сентенции.
     - А знаешь, что она сказала мне, когда успокоилась? - поведал Володя,
разумея под "ней" жену.- Что извелась за много лет, каждый день готовясь к
расставанию и чему угодно, и  рада,  что  все,  наконец,  произошло  таким
образом. Еще несколько лет такой неопределенности, сказала,  ее  б  с  ума
свели. Для детей...- сказал он и замолчал.- Для детей все  сделаю!  Одену,
жратву с оказией передавать буду, деньги для валютного магазина... Не  мог
оставаться больше.  Чем  хочешь  клянусь!..  Сказал  им  -  на  полгода  в
командировку. Так радовались...  А  там...  там  посмотрим  еще,  как  все
сложится. Еще и благодарны, и рады будут...- он развернул перед  мысленным
взором веер возможных перспектив.-  Жаль  на  тебе  шляпы  нет,-  закончил
неожиданно.
     - Почему?
     - Выкинул бы. На рельсы.
     Открыли двери вагонов, проводницы вышли на перрон: посадка  началась.
Отрешенным лицом Володя был уже не здесь - далеко.
     - Кстати - к  тому  счету  прибавь  четыреста  долларов,-  неожиданно
приказал Звягин.- Положишь в приличный банк на мое имя.
     - К-хм?! - сказал Володя.- Конечно, пожалуйста,- сказал он.- А...  за
что? - спросил он.
     -  За  все,-  решительно,  но  туманно  ответил  Звягин.  Его  ужасно
подмывало сказать, что,  мол,  друг  любезный,  за  услуги  двух  валютных
профессионалов  тебе  и  твоей  жене,  все,  мол,  мои  валютные   запасы,
полученные за пользование  фирмачей  и  некоторых  дельцов,  и  ухнули;  и
посмотреть, какая у  Володи  сделается  при  этом  рожа.  Жаль  даже,  что
приходилось себе отказать в столь  славном  и  невинном  удовольствии.  Да
ладно уж, лети себе, голубь мира, граната учебная, кой-чему наученная.
     Вечером косился на телефон. "Лучше счастливый где-то, чем  несчастный
здесь",- утешил себя, и позвонил Володиной бывшей жене:
     - Володя просил, если понадобится помочь, чем бы то  ни  было,  то  я
всегда сделаю... запишите телефон...
     Дух его, признаться, был несколько смущен. И все же - он был  доволен
собой. В очередной раз чужое желание исполнилось  его  волей.  Когда  жена
вернулась с родительского собрания, спросил:
     - Ира, что сказал этот? О действии?
     - Кто?
     - Ну, англичанин.
     - Который?
     - Поэт.
     - Вильям Блейк?
     - Именно.
     - Он сказал: "Кто желает, но не действует, тот плодит чуму".
     - Именно. Вполне приемлемая эпидемиологическая теория. А  ты  знаешь,
кто такой был Варвик - делатель королей?


                           Глава VII. ДЕТЕКТИВ

     - Как звали доктора Ватсона? - спросил Звягин.
     Сын удивленно задумался. Они шествовали вдоль пестрого овощного  ряда
по Кузнечному рынку, похожие скорее на братьев: один уже вполне  возмужал,
но второй не собирался стареть.
     - Знаменитый друг Шерлока Холмса носил имя  Джеймс,-  сказал  Звягин,
нацеливаясь на тугие атласные помидоры.- Читайте "Человека  с  рассеченной
губой". Нам два кило, красавица. Открой сумку с яблоками, Юра.
     В завершение базарного утра они купили  два  гладиолуса:  лимонный  и
пурпурно-черный.  Выходя  в  уличную  толчею  у  метро,  Звягин  продолжил
давешний разговор:
     - Эта нераскрытая история чем-то напоминает мне  логические  загадки,
которыми мы баловались  в  школе...-  проговорил  он.-  Например,  человек
заходит в кафе и просит у буфетчицы стакан воды. Та вдруг хватает поднос и
бьет по стойке. Человек говорит: "Спасибо", поворачивается и уходит. В чем
тут дело? Наводящие вопросы  следует  задавать  так,  чтобы  предполагался
однозначный ответ "да" или "нет". Отгадаешь?
     - Он обиделся? - спросил Юра.
     - Нет.
     - Это был пароль и отзыв?
     - Нет.
     - Они были раньше знакомы?
     - Нет. Ну, товарищ стажер, какой  же  из  вас  следователь,  если  не
можете решить детскую задачку? Юра перекинул сумку в другую руку, посопел:
     - Он хотел пить?
     - Нет.
     - Но ему что-то надо было?
     - Да.
     Проходя мимо пиццерии. Юра невольно покосился  на  вход,  словно  там
могла открыться отгадка.
     Расстояние до дому сокращалось, и петли вопросов сужались. - А с  ним
вообще было все в порядке?
     - Нет. Уже в лифте Юра подпрыгнул и закричал:
     - Значит, ему что стакан воды, что испуг - одинаково?! И получил одно
вместо другого! Он икал и хотел избавиться от икоты - так?
     - Наконец-то.- Открыв  дверь,  Звягин  потянул  носом  и  объявил:  -
Пирожки с капустой и салат из кальмаров. Рота, в столовую! Ставя  цветы  в
синюю вазу, жена поинтересовалась:
     - А с чего ты решил про салат? Он ведь не пахнет.
     - Если в воскресное утро  наша  несовершеннолетняя  дочь  трудолюбиво
варит рис, ты вчера купила майонез, в холодильнике пропадают кальмары, а я
люблю все это вместе, то иной вывод невозможен.
     После  обстоятельного  завтрака  интересы  семьи  разделились:  дочка
отправилась к подруге, сын плюхнулся  в  кресло  перед  телевизором,  жена
взялась за пылесос, а Звягин встал перед окном, сунул  руки  в  карманы  и
заскучал.
     - Юра,- рассеянно сказал он,  не  оборачиваясь,-  а  по  твоему  виду
перенапряжения незаметно... И как ты рассчитываешь за  неделю,  оставшуюся
до конца практики, распутать свое дело?
     - Дело веду не я,- буркнул Юра.- Есть следователь, работает группа.
     - А ты получаешь зачет, и ладно? Если  у  нас  врач-интерн  не  несет
ответственности за результат - так что же, и лечить не надо? Некоторых это
очень бы устроило.
     - Дело вообще тухлое,- вздохнул Юра.- Типичный глухарь.
     - Стоит учиться в МГУ и практиковаться  в  Ленинграде,  чтобы  ловить
ваших  глухарей.  Ты  через  неделю  отбудешь  продолжать  веселую   жизнь
столичного студента, а тот, кого вы не можете...
     - Послушай,- обиделся сын,- мне ведь  не  приходит  в  голову  учить,
скажем, тебя медицине...
     - Еще не хватало,- весело изумился Звягин.
     - ...Почему же ты хочешь учить меня  криминалистике,  которую  ты  не
знаешь? Я взрослый, ты не заметил? Ты уже научил меня, чему мог.
     - Значит, не  научил,-  посетовал  ЗвягинКриминалистики  я  не  знаю,
верно. Зато знаю простую вещь: работа должна быть сделана. Ваша  работа  -
найти его. Вот и все.
     - Ага,- сказал Юра.- Вот и  все.  Читайте  детективы  и  смотрите  по
телеку "Следствие ведут знатоки" - и успех вам обеспечен. Только не забудь
попросить преступника оставить следы.  Потому  что  иногда,  к  сожалению,
ухватиться абсолютно не за что. Бывают же у вас больные, которым не  могут
поставить диагноз?
     - На это есть хорошие диагносты.
     - Да? Тогда, может быть, ты решишь мою логическую задачку?
     - А что? -  задето  спросил  Звягин.-  Уверен,  что  не  решу?  Пошли
погуляем, солнце выглянуло.
     Солнце положило бутылочные блики на Фонтанку, нагрело чугун  решеток,
высветило вдали голубой колпак Троицкого собора: бабье лето...
     Отчетливо стуча подкованными каблуками по граниту набережной,  Звягин
велел излагать подробно и по порядку. Он  видимо  наслаждался  предстоящей
игрой. (Наверное, геройсыщик живет в каждом мужчине до седых  волос.)  Сын
тоном вещего кота, рассказывающего надоевшую сказку, начал:
     - Итак, в  некотором  царстве,  в  тридевятом  государстве  жили-были
курсант мореходного училища и ученица ПТУ. Они познакомились на  танцах  и
полюбили друг друга. Курсант стал моряком дальнего плавания, а  девушка  -
парикмахером. И сыграли они свадьбу. И родилась у них дочь.
     Скоро сказка сказывается, да нескоро  дело  делается-Моряк  вырос  до
старшего механика сухогруза, а жена работала мастером в дамском  салоне  с
обширной клиентурой.  И  купили  они  трехкомнатный  кооператив.  А  дочке
исполнилось десять лет. И жили они в мире и достатке, и все было хорошо.
     И вот тут,- Юра пнул валявшийся спичечный коробок,- сказка кончается,
и начинается история странная и скверная.
     Его мать с серьезным диагнозом попала в клинику. Требовалась  срочная
операция, причем риск был большой. Жена вызвала его из рейса радиограммой.
Он прилетел, в тот же день дал хирургу согласие на операцию, и назавтра же
ее оперировали, очень удачно. Он рассчитывал пробыть еще три-четыре дня  и
вернуться на судно в следующем порту.
     Следующим утром жена  встала  в  шесть  часов  -  как  обычно,  когда
работала  в  первую  смену,  с  половины  восьмого.  Приготовила  завтрак,
разбудила дочку, поцеловала мужа и ушла в пять минут восьмого. Муж посидел
с дочкой, пока она завтракала и  собиралась,  в  двадцать  минут  девятого
помахал ей из окна: занятия начинаются в  девять,  но  школа  сравнительно
далеко.
     Он был в прекрасном настроении,  шутил.  К  четырем  часам  собирался
поехать к матери в больницу.
     В начале одиннадцатого старушка из соседней  квартиры  развешивала  в
лоджии вещи проветривать. Их лоджии  рядом,  разделены  перегородкой.  Она