меня искал?
- Сам не знаю. - Захаров пожал плечами. - Жалко мне ее.
- Кого жалко? - удивилась Настя.
- Эту... Филатову. Вот ведь глупость! - Он озадаченно хмыкнул. - Пол-
часа был с ней знаком, да что там знаком - имя даже не спросил, трое су-
ток из-за нее в камере проторчал и вдруг понял, что мне ее жалко.
- И ты два часа ждал меня на улице, чтобы сообщить об этом?
- Если совсем честно, то я хотел тебе сказать, что буду рад оказаться
полезным. Вы там в МУРе все такие, конечно же, умные и опытные, но в
жизни всякое случается. Вдруг да пригожусь. Ни разу мне потерпевших не
было жалко так, как сейчас. Видно, чем-то она меня задела. Так что имей
это в виду.
- Спасибо. Очень трогательно, - суховато ответила Настя. - Сейчас
направо на мост. Ты хоть понимаешь, что с тебя самого подозрение еще не
снято окончательно?
- Ну что ж поделать, потерплю, - миролюбиво ответил Дима. - Хороший
район, зеленый, тихий. Живешь здесь?
- Здесь родители живут. А я на Щелковской.
Прощаясь с Настей, Дима придержал ее за руку, вгляделся внимательно.
- А ты не меняешься. Все такая же девчушка в джинсиках и с длинным
хвостом на затылке. Тебе сейчас сколько?
- Тридцать два, - улыбнулась Настя.
- Не замужем?
- Не смеши меня. Спасибо еще раз, что подвез.
Когда встал вопрос о размене квартиры, основным аргументом у Настино-
го отчима было то, что "трое бумагомарак на одной кухне не уживутся".
Пока Настя училась в школе и в университете, а Леонид Петрович работал
на практике, или, как говорят, "на земле", трехкомнатная квартира была
наполовину завалена бумагами и рукописями Настиной матери, известного
ученоголингвиста. Потом и Настя стала выкраивать уголки для своих бес-
численных листочков и мудреных расчетов. А уж когда Леонид Петрович, по-
кончив с практической работой, перешел с должности начальника РУВД в
Высшую юридическую заочную школу милиции преподавать оперативно-розыск-
ную деятельность, в квартире стало по-настоящему тесно.
Теперь Настя жила отдельно, на другом конце Москвы, но у родителей
бывала часто, особенно с тех пор, как мать на два года пригласили на ра-
боту в Швецию. Леонид Петрович был в отличие от Насти человеком хо-
зяйственным, обеды готовить не ленился, но самое привлекательное состоя-
ло в том, что квартира родителей находилась гораздо ближе от Петровки,
чем Настино собственное жилье. Если остаться ночевать, то утром можно
спать минут на сорок дольше.
Уютно устроившись в мягком кресле, Настя смотрела, как отчим разбира-
ет небольшой пластиковый пакет - мать с оказией передала посылку. Вынув
маленькую плоскую коробочку, Леонид Петрович протянул ее Насте.
- Твои игрушки. У тебя, наверное, уже полный набор есть?
- Нет предела совершенству, - отшучивалась Настя. И вдруг спросила: -
Пап, а кто такой Богданов?
- Богданов? Бывший начальник ГУВД Москвы. Ты в своем уме, родная?
От удивления Леонид Петрович даже выпустил из рук журнал по кримина-
листической технике, который ему прислала жена.
- Не тот. Богданов из Академии, с кафедры организации расследования
преступлений.
- А, - облегченно вздохнул отчим. - Знаю, конечно. Родственные кафед-
ры, мы все друг друга знаем. Зачем он тебе?
- На всякий случай. А Идзиковского из Интерпола знаешь?
- Фамилию слышал, но лично не знаком. Еще вопросы?
- А с Филатовой Ириной Сергеевной из НИИ МВД ты встречался?
- Приходилось. Ты что, мой моральный облик проверяешь? Настасья, кон-
чай темнить. Говори, в чем дело.
- Филатова умерла, - выпалила Настя.
- Да что ты?! - Леонид Петрович охнул и присел на диван. - Может, это
не та Филатова? Та была молодая совсем, красивая.
- Та самая, папуль. Убита.
Настя встала с кресла и села на пол рядом с отчимом, положив голову
ему на колени.
- Единственная версия, которая есть на сегодняшний день, - убийство
из ревности. А у Филатовой все романы - с офицерами из МВД. И я буду си-
деть здесь, у твоих ног, как верный пес, до тех пор, пока ты мне не
расскажешь, как и чем живут научные работники и преподаватели. Из-за че-
го они ссорятся друг с другом, на какие темы пишут анонимки, какие шаги
предпринимают, чтобы подсидеть другого, каким способом сводят счеты и
так далее. Идет?
Леонид Петрович огорченно усмехнулся.
- Вот и с тобой случилось то, чего я всегда боялся, пока работал "на
земле". Приходится вести расследование среди своих. Ты даже представить
себе не можешь, как это трудно. Особенно когда ты молод. Милицейский
круг - тесный круг. Не просто узкий, а именно тесный, не можешь повер-
нуться, чтобы не наткнуться на знакомого, родственника знакомого, сослу-
живца родственника, бывшего ученика, соседа начальника и прочее. В этом
тесном кругу невозможно никого ни о чем спросить, я уже не говорю - доп-
росить, потому что какие могут быть серьезные разговоры между своими? Ты
разговариваешь с человеком, которого подозреваешь в преступлении, а он
на все твои доводы отвечает: да ладно, да брось ты, ну мы же свои люди,
ты же понимаешь. И хлопает тебя по плечу. И предлагает выпить. А чуть
что не так - будь уверена, тут же поступит звоночек твоему Гордееву, с
которым они или в санатории вместе отдыхали, или на банкете водку пили,
или еще как-нибудь знакомы. Ты что же это, Виктор Алексеевич, ты давай
ребят своих приструни, не годится так, обидели, понимаешь. В общем, нап-
лачешься.
- Нет. - Настя грустно покачала головой. - Не наплачусь. Меня Колобок
к ним не выпустит. Плакать будут наши мальчики. Как ты думаешь, папа,
почему меня Колобок на привязи держит?
- Ума не приложу. - Леонид Петрович погладил Настю по голове. - Может
быть, он знает про твои... м-м-м... мягко говоря, про твои особенности?
- Откуда ему знать? - возразила Настя. - Если только ты ему сказал.
Но ты же не говорил? - Она вопросительно подняла голову.
- Разумеется, нет. Зачем же я буду выдавать Гордееву твои секреты,
хоть и знаю его давным-давно. Вот, кстати, тебе еще пример тесноты наше-
го круга. Вообще запомни: этим отличаются две профессии - юридическая и
медицинская. Только если в медицине династии приветствуются, то у нас -
нет. Считается, что если папа врач, мама врач, сын врач, то это семейная
приверженность идеалам гуманизма. А если юрист - сын юриста, то все ду-
мают, что непременно блатной, что папочка сынка пристроил.
- А почему так?
- Какая-то правда в этом есть. Все-таки много лет у МВД были и прес-
тиж, и власть, и, соответственно, возможности. Часть сынков и прочих
родственников и в самом деле были "пристроенные". Но другая-то часть -
она совсем иная. Порой это даже бывает трудно объяснить. Вот ты, напри-
мер, - типичная милицейская дочка. Прекрасно училась в физико-математи-
ческой школе, перед глазами, с одной стороны, блестящая карьера матери,
с другой - этот твой суперматематик Лешка. А ты? Пошла в милицию. Можешь
объяснить, почему?
- Не могу, - вздохнула Настя. - Гены, наверное.
- Какие гены? - Леонид Петрович легонько щелкнул Настю по носу. -
Твой родной отец в милиции никогда не работал.
- Но воспитывал-то ты, - резонно сказала Настя. - Не отвлекайтесь,
папаша, рассказывайте мне про ваши околонаучные дела.
Заканчивался вторник, шестнадцатое июня. День, когда похоронили Ирину
Филатову. День, когда освобожденный после семидесяти двух часов пребыва-
ния в камере Дмитрий Захаров решил, что убийцу своей случайной попутчицы
он бы задавил собственными руками. День, когда давно и глубоко женатый
Юра Коротков ни с того ни с сего понял, что влюбился в свидетельницу Лю-
ду Семенову, тридцати девяти лет, замужнюю, мать двоих детей. День, ког-
да над ничего не подозревающим полковником Гордеевым проплыло легкое
светлое облачко, которого Виктор Алексеевич и не заметил.
Следующие дни показали, что Леонид Петрович оказался пророком. Корот-
ков, Ларцев и Доценко, работавшие по делу Филатовой и проверявшие версии
убийства из корыстных побуждений или из ревности, приходили на работу
измученные и раздраженные.
- Чтоб они все провалились! - кричал в сердцах невысокий седоватый
Володя Ларцев после беседы с преподавателем Академии МВД Богдановым. - Я
его спрашиваю про Филатову, а он смотрит на меня своими холодными глаза-
ми и вдруг цедит сквозь зубы: "Вы какой вуз оканчивали? Ах, Московскую
школу! Вам оперативно-розыскную деятельность, наверное, профессор Овча-
ренко читал? Сразу видно, что он вас ничему не научил. Вы совершенно не
умеете вести опрос". Каково, а?
Подозрения Короткова в адрес отсутствовавшего на похоронах хирурга
Корецкого оказались беспочвенными: на правах старого друга дома он оста-
вался в квартире у Филатовых, помогая готовить стол для поминок. Из всех
проверяемых по версии "ревность" он был самым приятным собеседником, но
это, подумал Коротков, скорее всего оттого, что сотрудники ГУВД были
прикреплены к другой поликлинике, что лишало Корецкого возможности неб-
режно бросить: "Кто ваш начальник? Гордеев? Знаю, знаю, он у меня лечил-
ся".
У всех мужчин, в том числе и у бывшего мужа Филатовой, и у безжалост-
но брошенного Валеры с двумя автотранспортными судимостями, было твердое
алиби и полное отсутствие мотивов для убийства. Семенова не преувеличи-
вала, когда говорила, что Ирина умела организовывать свою личную жизнь,
ни в ком не вызывая ни ревности, ни подозрений.
Корыстные мотивы тоже не просматривались. Ирина и ее отец жили на две
свои зарплаты, в коммерческой деятельности участия не принимали, богаты-
ми наследниками не были. Из драгоценностей в доме были две золотые це-
почки, одна Иринина, другая - с кулоном - ее матери, и три обручальных
кольца - самой Ирины и ее родителей. Как сказал отец, Ирочка предпочита-
ла серебро, но и его было немного, хотя вещи отличались изысканным вку-
сом. Много денег Филатова тратила на книги, любила дорогую парфюмерию и
особенно духи. Одежда, напротив, была недорогая и, как выразился Миша
Доценко, повседневная. Нет, никаких признаков того, что в семье есть ка-
кие-то доходы помимо зарплаты, не видно. Ни машины, ни дачи. Оставался
невыясненным вопрос о деньгах на кооператив, которые Ирина будто бы
должна была откуда-то получить. Отец об этих деньгах ничего не знал, как
и вообще о том, что Ирина собиралась вступать в ЖСК: "Ирочка очень
скрытная была. О радостных событиях никогда не сообщала заранее, всегда
постфактум. А о неприятностях тем более не рассказывала". Вопрос так и
остался открытым, но был признан Ларцевым и Доценко потерявшим акту-
альность, так как история произошла, как выяснилось, в 1987 году, то
есть пять лет назад.
Дело, казалось, зашло в тупик.
- С любовью и деньгами, этими двигателями прогресса, мы покончили, -
глубокомысленно заявил Ларцев. - Переходим к менее волнующим проблемам.
С этими словами он положил перед Юрой Коротковым Настину записку.
- Займешься? Аська просит нарисовать ей Павлова из МВД России. Не
знаешь, зачем?
- Какая разница? Просит - нарисуем.
Юра быстро выхватил у Ларцева записку, стараясь скрыть от товарища
свою радость. Еще бы! Это же повод позвонить Людмиле! "Уймись, дурень, -
мысленно осадил он себя. - Она про тебя и думать забыла. Очень ты ей ну-
жен". Но на поверхность сознания чья-то коварная рука упорно выталкивала
воспоминание о ее тихом голосе: "Я не шучу. Женитесь на мне".
Если правда, что деньги тянутся к деньгам, а беда - к беде (не зря же
говорят: пришла беда - отворяй ворота), то любовь должна тянуться к люб-
ви. Ибо влюбленный в свидетельницу Семенову сыщик Юра Коротков узнал из
разговора с ней нечто такое, что позволило вновь поднять закрытый было
вопрос об убийстве Ирины Филатовой на почве неразделенной любви.
Сотрудник Штаба МВД России полковник милиции Павлов Александр Ев-
геньевич, по утверждению Людмилы Семеновой, ухаживал за Ириной, причем
делал это отчаянно и весьма своеобразно. Сначала были чуть не ежедневные
посещения института с цветами и подарками, публичное целование ручек,
приглашения всех сотрудников отдела на принесенный свежайший торт, воск-
лицания: "Ирочка, я ваш раб! Ирочка, вы - совершенство!" Ирину это отк-
ровенно забавляло, она мило улыбалась, подшучивала над ухажером, но его
это ничуть не обижало.
Внезапно все переменилось. Прекратились цветы, чаепития и комплимен-
ты. Павлов перестал наезжать в институт и превратился в злобного
мальчишку, который дергает за косы и старается побольнее ущипнуть как
раз ту девочку, которая ему нравится. Он буквально терроризировал Иру,
постоянно придирался к подготовленным ею документам, без конца вызывал в
министерство. Но она все сносила, выдержки и терпения ей было не зани-
мать. Штаб - основной заказчик на научную продукцию отдела, и ссориться
с ответственными работниками было нельзя. Влюбленный Павлов стал притчей
воязыцех, а Ирину называли великомученицей и дружно ей сочувствовали.
- Я, помнится, даже сказала ей как-то: "Да отдайся ты ему один раз.
Может, отстанет".
- А она что? - спросил Юра.
- Посмотрела на меня с такой яростью, что я даже оторопела. Лучше,
говорит, нищему в подземном переходе отдаться, чем ему. Хотя, - добавила
Люда, - Павлов внешне очень импозантный, ничего отталкивающего в нем
нет. Этот бугай из Академии, Богданов, на мой взгляд, в десять раз хуже.
Что ж, сердцу не прикажешь, конечно, с кем миловаться - дело вкуса.
- А может, дело принципа? Знать бы только, какого. - Юра отодвинул
пустую чашку из-под кофе и потянулся за пепельницей.
Они сидели в открытом кафе возле большой гостиницы, наслаждаясь
предвкушением наступающего вечера, который принесет с собой прохладу.
- Людочка, вы не торопитесь? Расскажите мне еще про вашу подругу, -
попросил Коротков.
- Я не тороплюсь. Муж повез детей в Мариуполь, к родственникам. Деся-
того июля я уйду в отпуск и поеду, сменю его на родительской вахте.
Юра переваривал услышанное, стараясь сообразить, как ему воспользо-
ваться полученной информацией. Неожиданно его собеседница добавила:
- Юрочка, не мучайте себя. У вас все на лице написано. У нас с вами
вполне благополучные семьи. Я старше вас минимум лет на пять. Вы замуче-
ны и задерганы своей работой, а я устала от бесконечных конфликтов дома.
Если вы согласны с тем, что в жизни должны быть светлые пятна, то на
время до десятого июля вы можете рассчитывать.
- А потом? - глупо спросил Коротков, не в силах оторвать взгляд от ее
глаз.
- А про "потом" не будем загадывать. Жизнь длинна и непредсказуема.
Это, кстати, любимая Иркина фраза.
Глава 4
В пятницу, девятнадцатого июня, Горедев вызвал Игоря Лесникова.
- Что по делу Ковалевой?
- Как мы выяснили, судью и второго заседателя пока никто не беспоко-
ил. В тексте приговора указаны трое свидетелей, дававших на суде показа-
ния против Шумилина. Двадцать четвертого мая тысяча девятьсот восемьде-
сят девятого года избит сын свидетеля Калинникова, дело не раскрыто,
числится за сотым отделением милиции. Двадцать четвертого мая тысяча де-
вятьсот девяностого года ограблена девочка четырнадцати лет, дочь свиде-
тельницы Тодоровой. У нее отняли золотую цепочку и серьги, карманные
деньги, сняли американскую куртку и импортные кроссовки. Дело "висит" на
семьдесят четвертом отделении. Двадцать четвертого мая тысяча девятьсот
девяносто первого года избит и ограблен внук свидетеля Пожидаева, терри-
тория сто семидесятого, тоже не раскрыто. В нынешнем году - Наташа Кова-
лева. У меня сомнений нет, Виктор Алексеевич. Таких совпадений не быва-
ет.
- Согласен. Этот Шумилин далеко не дурак, хотя и сволочь изрядная.
Самих свидетелей не трогает, боится, что они его опознают, они же его на
суде видели, да и во время аварии тоже. Можно было зло на женах и мужьях
вымещать - так нет, он детей выбирает. А знаешь, почему? Потому, что де-
ти скажут, что он большой взрослый дядька, для них все, кто старше пят-
надцати, глубокие старики, а любой, кто выше ростом, кажется огромным.
Ты этого Шумилина видел сам-то?
- Глянул издалека, - усмехнулся Лесников. - Вы правы на все сто про-
центов. Ему двадцать три года, невысокий, худенький, внешне - пацан па-
цаном. Между прочим, за рулем, хотя его по суду прав лишили. Дядюшка,
видно, постарался.
- Значит, так, Игорек. Попали мы с тобой между двух огней. Виталий
Евгеньевич Ковалев, советник вице-премьера Аверина, спит и видит, когда
парламент потребует отставки премьера. У его шефа Аверина в этом случае
хорошие шансы самому стать премьер-министром. Ну и с ним вместе Ковалев
поднимется. Уж не знаю, в курсе Аверин или нет, но Ковалев ведет актив-
ную работу в парламенте, опираясь на депутатскую фракцию, ратующую за
снятие всех барьеров на пути западного капитала в нашу страну. На эту
агитработу, как ты понимаешь, нужны деньги, и деньги дает ему президент
Фонда поддержки предпринимательства некто Виноградов. Лучшие, можно ска-
зать, друзья и соратники по политической борьбе. Если сказать Ковалеву,
что его дочку изнасиловал родной племянник Виноградова... Ну, как ты ду-
маешь, что нам с тобой ответит Ковалев?
- Что нас гнать надо поганой метлой. Что мы не умеем раскрывать прес-
тупления, что хватаем первого, кто под руку попадается, что у нас по
тюрьмам одни невиновные сидят, а матерые преступники гуляют на свободе.
Весь джентльменский набор.
- Молодец. А что нам скажет следователь?
- Это смотря по тому, какие доказательства мы ему найдем. Дело нахо-
дится в производстве у Ольшанского, он мужик вообще-то крепкий. Может,
он и не испугается Ковалева.
- Может, и не испугается, - Гордеев погрыз дужку очков. - Может, и не
испугается, - повторил он задумчиво. - Ладно, поезжай к следователю,
расскажи ему все побасенки про шумилинскую вендетту. Пусть начнет рабо-
тать с потерпевшими по прошлым делам. Детки, конечно, будут напуганы, да
и время прошло, но - вдруг что-нибудь получится. Про Виноградова пока
помолчим. Для Ольшанского Шумилин - ранее судимый, и все. Хоть следова-
тель у нас и крепкий мужик, но пугать его раньше времени не будем. Пусть
он сам тебе скажет, какие ему нужны доказательства, чтобы предъявить Шу-
милину обвинение и чувствовать себя уверенно. А уж мы тут придумаем, как
эти доказательства добыть.
После ухода Лесникова Виктор Алексеевич вскочил и покатился упругим
мячиком по кабинету, огибая длинный приставной стол для совещаний. Не
ошибся ли он, пытаясь скрыть от следователя информацию? Собственно, ин-
формация эта для расследования не нужна, но все же, все же... Не получа-
ется ли, что он подставляет Ольшанского под удар, которого тот не ждет?
А какой такой удар? Что особенного грозит Ольшанскому? Неприятный разго-
вор с отцом потерпевшей? Не факт. Ковалев вполне может оказаться поря-
дочным человеком и не будет чинить следствию никаких препятствий. Почему
он, Гордеев, заранее против него настроен? Да и Ольшанский не из пугли-
вых, тут Лесников прав. Чем его так уж сильно можно напугать? А вдруг
это не Шумилин? Вдруг они ошибаются? Совпадений много? Гордеев хмыкнул.
За четверть века в розыске он узнал, какие невероятные, какие неправдо-
подобные бывают совпадения. Из-за этих совпадений жизнь и судьба честно-
го человека не раз висят на тонюсеньком волоске. И бывает, к сожалению,
что волосок рвется. Бывает.
Гордеев подкатился к креслу, снял телефонную трубку. Удар надо прини-
мать на себя.
- Константин Михайлович? Приветствую. Гордеев.
- День добрый, Виктор Алексеевич. Рад вас слышать, - раздался в труб-
ке слегка картавый говорок Ольшанского.
- Константин Михайлович, к вам сейчас мой Лесников приедет насчет На-
таши Ковалевой. У нас тут идейка одна появилась, он вам расскажет. Но
пока все очень приблизительно. Хочу вас попросить, вы мне напишите от-
дельное поручение на допрос отца потерпевшей. Лесников как раз и захва-
тит. Все-таки версия очень спорная, так я уж сам отдуваться буду. Чтобы
вам не краснеть, если мы ошиблись.
- Я, Виктор Алексеевич, краснеть давно разучился, - усмехнулся в
трубку Ольшанский. - Но Ковалева к вам с большим удовольствием переадре-
сую. Он каждый божий день мне звонит, отчета требует, как мы ищем на-
сильника. Вот вы заодно перед ним и отчитаетесь. Я сегодня звонил в кли-
нику, где лежит девочка, врач сказал, что прогноз благоприятный, есть
надежда, что она со дня на день заговорит.
- Понял, - коротко ответил Гордеев. - Там будет дежурить кто-нибудь
из моих ребят, чтобы момент не упустить. Спасибо.
Положив трубку, Гордеев прикинул, сколько времени ему понадобится на
подготовку к визиту Ковалева. Лукавил хитрый Колобок, когда просил тре-
бование на допрос. Никакой допрос ему был не нужен. Ему нужен был Кова-
лев здесь, вот в этом кабинете, нужна была его реакция на фамилию Шуми-
лина. А как иначе можно заполучить Ковалева, не открывая перед следова-
телем все карты?
Виктор Алексеевич решил сначала покончить с другими неотложными дела-
ми, в числе которых была и проверка версий по делу Филатовой.
Поскольку никого из работающих по этому делу на месте не оказалось,
Гордеев вызвал к себе Каменскую. Настя подробно рассказала ему обо всем,
что сделано.
- С корыстным мотивом на сегодня мы закончили, от "ревности" остался
маленький хвостик, Доценко сейчас доделывает.
- И потом что?
- Потом перейдем на второй уровень сложности.
- Соображения есть?
- Ну... - Настя помялась. - Есть кое-что. Последний любовник Филато-
вой работает в Интерполе. Наркотики, оружие, контрабанда - сами понимае-
те, вещи серьезные. Может быть, Филатова - средство давления на этого
Идзиковского. Все отмечают, что последние два-три месяца она была чем-то
подавлена, расстроена. Ее начальник связывает это со сложными отношения-
ми с руководством, с сотрудниками министерства. Но не будем забывать,
что Филатова была особа очень скрытная. Не исключено, что перемена наст-
роения была связана с тем, что ей или Идзиковскому угрожали, может, их
шантажировали.
- Годится, - одобрительно кивнул Гордеев. - Еще что-нибудь есть?
- Еще есть версия о мести, так сказать, на научной почве.
Но, - Настя сделала выразительный жест рукой, - это уже больше ста.
Это уже почти двести.
...Когда-то давно Гордеев спросил у Насти, как ей удается выдвигать
порой совершенно невероятные версии. Она тогда ответила, что версии ка-
жутся невероятными только тем, у кого мышление физика. Физик проверяет
первые 99 чисел, убеждается, что все они меньше 100, из чего и делает
вывод, что вообще все числа меньше 100. Ведь 99 экспериментов - вполне
достаточно для научного вывода. А у нее, Насти, мышление гуманитария,
испорченного математикой, а для математика все числа равноправны и имеют
равную вероятность проявления - и бесконечно большие, и бесконечно ма-
лые...
- Доценко с манекенщицей закончил, так что Идзиковского будут разра-
батывать он и Ларцев. Коротков пока занят Плешковым, так что свои "двес-
ти" будешь отрабатывать сама, - заключил Гордеев. - Я позвоню в инсти-
тут, тебе привезут все бумаги Филатовой.
- Только все-все, Виктор Алексеевич, из сейфа, из стола, из дома. Все
до последней бумажки. И настольный календарь. И записные книжки.
- И черта лысого в ступе, - засмеялся Гордеев. - Ладно, иди.
Пока полковник Гордеев готовился к беседе с советником вице-премьера
Ковалевым, а Настя заканчивала ежемесячный аналитический отчет в ожида-
нии, когда ей привезут бумаги Филатовой, долговязый красавец Миша Доцен-
ко ехал из здания Министерства внутренних дел на Житной к себе на Пет-
ровку. Он только что закончил беседу с Александром Евгеньевичем Павло-
вым, неудачливым поклонником Ирины Филатовой, и остался этой беседой
крайне недоволен.
Во-первых, он был недоволен собой, так как не посмел достать дикто-
фон. Уж очень надменным и вальяжным оказался полковник Павлов. Конечно,
если бы у сыщиков были миниатюрные магнитофоны с достаточно чувстви-
тельным микрофоном, которыми можно пользоваться, не вынимая их из карма-
на, тогда другое дело. А с такой допотопной техникой, как у них, не ра-
ботаешь, а только позоришься.
Во-вторых, он был недоволен Ириной Филатовой, которая, как выяснилось
из беседы с Павловым, и с ним находилась в близких отношениях. Миша по
молодости лет еще не избавился от романтического отношения к женщинам и
особенно к любви. Ему очень понравился дружелюбный, интеллигентный Ки-
рилл Идзиковский из Интерпола, и он искренне негодовал на покойную за
то, что она могла изменять такому отличному парню с этим самоуверенным
холеным Павловым.
И в-третьих, деликатный Миша был недоволен самим Павловым, который не
только, нимало не смущаясь, тут же признался, что состоял с Филатовой "в
интимной связи", а более того, даже как бы хвастался тем, что сумел за-
воевать, сломить сопротивление этой строптивой красавицы. Особенно ра-
зозлило Мишу то, что Павлов оказался кандидатом юридических наук. Он хо-
рошо помнил, как, со слов Захарова, отзывалась Ирина о министерских чи-
новниках с учеными степенями...
Жара стояла такая, что даже метро, где обычно бывало прохладно, на-
полняла противная влажная духота. Рубашка прилипала к спине, по ногам
под легкими брюками медленно стекали щекочущие капельки пота. Миша, за-
бившись в угол вагона, постарался отвлечься от недовольства и повторял в
уме показания Павлова, чтобы как можно точнее изложить разговор Каменс-
кой. Перед Настей Миша Доценко благоговел, называл ее Анастасией Павлов-
ной и ужасно стеснялся того, что она обращалась к нему на "вы". Ему ка-
залось кощунственным называть это интеллектуальное божество Аськой...
Но какой же все-таки мерзкий этот Павлов! "Мы с Ирочкой давно знако-
мы. Когда она готовила кандидатскую, приезжала к нам в Сибирь собирать
материалы. Я ей, конечно, посильную помощь оказывал, сами понимаете, без
звонка от руководства никто никаких сведений не даст. И уж тем более в
колонию не пустят, а ей нужно было с осужденными беседовать. Ну, а когда
я собрался диссертацию писать, я уже был тогда начальником следственного
отдела, Ирочка мне советами помогала, книги рекомендовала. В общем, зна-
комство у нас старинное. А с прошлого года, как меня в Москву перевели,
дружба наша возобновилась. Не сразу, не сразу, согласен, драться приш-
лось за Ирочку, бороться..." Я, Я, Я! Как будто Доценко пришел не о по-
гибшей женщине говорить, а писать биографию Александра Евгеньевича Пав-
лова, выдающегося борца с преступностью! Да, но ревностью здесь и не
пахнет. Этот самовлюбленный самец даже и мысли не допускает, что его
могли обманывать. Он честно дрался за свою добычу, и добыча эта принад-
лежит ему безраздельно. Осталось проверить, что он делал в ночь с две-
надцатого на тринадцатое июня, и версию "ревность" можно с чистой со-
вестью похоронить.
По мере того, как Доценко пересказывал Насте Каменской все детали
разговора с Павловым, ее лицо каменело.
- Кажется, я опять ошиблась, - Настя огорченно покачала головой. -
Спасибо вам, Миша.
Не оттого расстроилась Настя, что надежда на Павлова как на возможно-
го убийцу-ревнивца не оправдалась. Настя сожалела, что ошиблась в Ирине
Филатовой. Положив перед собой ее фотографию, Настя всматривалась в лицо
Ирины. Короткие темные волосы, модельная стрижка, высокие скулы, краси-
вый разрез глаз, короткий нос, очаровательный неправильный рот, невыра-
зимо женственная улыбка. "Неужели ты меня обманула, Ирочка? - думала
Настя. - Мне казалось, я знаю тебя, я тебя чувствую, как будто ты много
лет была моей подругой. Я думала о тебе пять дней, я была уверена, что
поняла твой характер. Я мысленно разговаривала с тобой, задавала тебе
вопросы и слышала твои ответы. А ты на самом деле совсем другая? Ты не
только ловко морочила голову своим возлюбленным, но и лгала своей близ-
кой подруге Люде Семеновой, когда говорила, что лучше переспишь с нищим
в подземном переходе, чем с Павловым. Ты обманывала своего начальника,
когда приезжала расстроенная якобы из министерства и говорила, что это
Павлов тебя разозлил. А куда же ты, голубушка, ездила на самом деле?
После каких свиданий ты возвращалась на работу в состоянии, близком к
истерике? Где же твое настоящее лицо, Ирочка Филатова?"
Настя, вздохнув, убрала фотографию и начала разбирать два огромных
бумажных мешка, в которых привезли содержимое сейфа и стола Филатовой.
До конца рабочего дня оставалось два часа.
До конца рабочего дня - пятницы, девятнадцатого июня - оставалось два
часа. Гордеев закончил подготовку к визиту Ковалева и, взглянув на часы,
решил, что сегодня, пожалуй, беседа уже не состоится. Он не хотел зво-
нить Ковалеву и приглашать его к себе, он ждал, пока тот после очередно-
го звонка Ольшанскому объявится сам.
И Ковалев объявился. Худощавый, подтянутый, с густыми, откинутыми на-
зад волосами цвета спелой пшеницы, элегантный, в безукоризненном костюме
и при галстуке, несмотря на изнуряющую жару. "Небось не только кабинет,
но и машина с кондиционером, - подумал Гордеев. - Никакая жара ему не
страшна. Ничего, у меня в кабинете быстро вспотеешь".
- Виталий Евгеньевич, - начал осторожно Гордеев, - я полагаю, что вы,
как отец потерпевшей, имеете право знать, что мы делаем для того, чтобы
найти и изобличить преступника. Если он до сих пор не задержан, то это
не означает, что мы бездельники и не ищем его.
- Что вы, что вы, - быстро возразил Ковалев, - я совсем не имел это в
виду. Я действительно ежедневно звонил Константину Михайловичу, но вы
должны понять: я отец...
- Понимаю, - ласково поддакнул полковник. - Я ценю вашу деликатность,
это, знаете ли, редко встречается. Я знаю, что вы не жаловались ни руко-
водству Ольшанского, ни моему. По-видимому, вы с пониманием относитесь к
нашим трудностям - нехватке кадров и чрезвычайно высокой нагрузке опера-
тивноследственного аппарата, и мы вам за это благодарны...
Колобок, привыкший говорить короткими рублеными фразами, написал этот
изысканный текст заранее и выучил наизусть. Он хотел усыпить Ковалева и
создать у него впечатление, что "интеллигентные люди всегда смогут дого-
вориться".
- Поэтому, - продолжил Гордеев, бросив взгляд на лежащую перед ним
шпаргалку, - я проинформирую вас о ходе оперативно-розыскных мероприя-
тий, предпринятых по делу об изнасиловании вашей дочери. Во-первых...
Виктор Алексеевич добросовестно и нудно перечислял все, что в течение
трех недель сделала группа, возглавляемая Игорем Лесниковым, сыпал циф-
рами, указывавшими на количество проверенных подростков, половых извра-
