- Я повторяю свой вопрос, - монотонно говорила она. - Для чего вы
пришли к Надежде Андреевне Шитовой?
Молчание.
- Следующий вопрос: почему вы сказали ей, что ваше имя - Геннадий
Иванович Лысаков?
Молчание.
- Как вы объясните тот факт, что в вашем портфеле были найдены
письма, подписанные Лысаковым?
- Откуда у вас ампула с цианидом калия?
- Какой документ для министерства вы распечатывали на принтере Лыса-
кова?
Молчание. Молчание. Молчание.
Она понимала, что завтра все будет по-другому. Завтра перед ней будет
не замкнувшийся в гордом молчании доктор наук, а человек, проведший ночь
в переполненной камере, где сорок человек дышат, испражняются, разгова-
ривают, ругаются, дерутся, вступают в сексуальные контакты, издеваются
над слабыми и немощными. Завтра он забудет свою гордость и надменность.
Но если позволить ему молчать до завтра, если отпустить его в камеру, не
вытянув из него самого главного, то она, Настя, сойдет с ума. Она должна
узнать, кто и почему пытался ее убить, она не выдержит еще одну ночь без
сна, проведенную в страхе и напряжении. Поэтому она упорно долбила одно
и то же, задавая ему вопросы. Тактика ее была простой: задавать одни и
те же вопросы, касающиеся только сегодняшнего дня, задавать их монотон-
но, однообразно. А когда Бороздин совершенно отупеет, выучит все ее воп-
росы наизусть и расслабится, поняв, что ничего другого она уже не спро-
сит, огорошить его чем-нибудь неожиданным. Надо только придумать, чем.
Они сидели в кабинете Гордеева. Сам Колобок восседал за своим столом,
внимательно наблюдая за тем, как Анастасия мерно долбит одно и то же.
Периодически ее сменял Юра Короткой, и тогда Настя уходила к себе,
чтобы быстро выпить чашку кофе, выкурить сигарету и посидеть несколько
минут с закрытыми глазами. Гордеев же рта не открывал и не проронил ни
звука.
- Откуда вам известен адрес Шитовой? - в очередной раз вступил в раз-
говор Коротков, и Настя, облегченно вздохнув, вышла из кабинета на-
чальника.
Еще только подходя к своей двери, она услышала телефонный звонок. "Не
буду снимать трубку", - подумала она. Сама мысль о том, что нужно с
кем-то разговаривать, казалась ей непереносимой. Да и кто может ей поз-
вонить в десять вечера 7 марта на работу? Никто, от кого можно ожидать
чего-нибудь хорошего.
Телефон умолк и через минуту зазвонил снова.
Она насчитала пятнадцать гудков, прежде чем надоедливый абонент отсо-
единился. Это не мог быть Леша, потому что Леша сейчас сидел у нее дома
и готовил завтрашний праздничный обед. Приехав с задержания, она сразу
же предупредила Чистякова, что будет занята еще долго, а когда освобо-
дится - позвонит сама.
Опять начались звонки. Она терпеливо выждала, когда они прекратятся,
и быстро набрала свой домашний номер.
- Лешик, меня никто не искал?
- Тебе только что звонил Бойцов. Сказал, что не может найти тебя на
работе, а у него какое-то срочное сообщение. Между прочим, ты на работе
или нет?
- Да, я сейчас у себя. Лешик, если Бойцов еще раз позвонит, дай ему
номер Гордеева.
Она старалась говорить спокойно, но ей хотелось кричать дурным голо-
сом, рвать на голове волосы, бить посуду. "Дура! Идиотка! Почему я не
сняла трубку?! Ну почему я такая кретинка?! А вдруг он больше не позво-
нит?"
- Ну что? - сочувственно спросила Люба. - Не можешь дозвониться?
- Никто не подходит.
- Может, попозже еще раз попробуешь? Это что, так срочно?
- Это очень срочно, Любаша. И очень важно. Я когда-нибудь тебе все
расскажу, а сейчас не будем о делах, ладно? Мы же шли покупать тебе цве-
ты, вот и пойдем туда, где их продают.
Они снова принялись целоваться прямо в телефонной будке. Через неко-
торое время девушка перевела дыхание и сказала:
- Ну, давай еще одну попытку. Сейчас должно повезти.
Вадим покорно опустил в прорезь жетон и набрал номер служебного теле-
фона Каменской. Она сняла трубку сразу, еще первый звонок не успел дове-
рещать до конца.
- Вадим?
- Да, я. Минутку.
Он прикрыл микрофон рукой и обратился к Любе:
- Выйди, пожалуйста. Мне сейчас придется нецензурно выражаться, и я
бы не хотел, чтобы ты это слушала.
Люба ласково улыбнулась ему и послушно вышла из будки на улицу.
- Я хотел вам сказать две вещи, - торопливо заговорил он вполголоса.
- Бороздин разрабатывал прибор для повышения агрессивности в войсках.
Прибор собирался купить Мерханов. Узнав, что работы над прибором приос-
тановлены из-за вашего вмешательства, Мерханов дал команду вас убить.
Первая партия наемников уже выбыла из строя, но не исключено, что он
наймет еще кого-нибудь. Второе. Дома у Бороздина есть встроенный сейф, в
котором лежит уголовное дело Войтовича. Я видел его собственными глазами
несколько часов назад и сфотографировал. В сейф вмонтировано устройство,
которое автоматически уничтожит все содержимое, если не нажать специ-
альную кнопку. Имейте это в виду, когда будете делать обыск. Не давайте
Бороздину самому открывать сейф, лучше пригласите специалиста.
- Спасибо. Если вы мне это сказали, значит, у вас тяжелая ситуация.
Что я могу сделать для вас?
- Вы можете помочь мне скрыться?
- Могу. Вадим, я сделаю для вас все, хотя бы потому, что вы трижды
спасли меня от смерти. Каковы ваши условия? Я готова принять любые.
- У меня нет условий. Просто спасите меня.
Мои начальники не простят мне того, что я вам рассказал.
- А если я смогу спасти вас таким образом, что вам не нужно будет
скрываться?
- Мне все равно. Анастасия, мы с вами совсем мало знакомы, но я
все-таки скажу... Я встретил девушку и начал по-настоящему бояться смер-
ти. Я, наверное, говорю невнятно, но я вам все объясню при встрече. Вы
должны знать, как много вы для меня сделали. Как много вы для меня те-
перь значите. Вы мне поможете?
- Конечно. Я сделаю все, что нужно. Даже не сомневайтесь. Где вы сей-
час? Дома?
- Нет, на улице.
- Вы можете приехать ко мне на Петровку?
- Когда?
- Немедленно.
- Я постараюсь. Через сорок пять минут, - коротко ответил он и пове-
сил трубку.
Настя вошла в кабинет Гордеева, стараясь следить за лицом и ничем не
выдать своего волнения. Юра Коротков по-прежнему терпеливо задавал воп-
росы, а Павел Николаевич Бороздин по-прежнему хранил высокомерное молча-
ние.
- Виктор Алексеевич, - обратилась Настя к Колобку, не повышая голоса,
но и не понижая его. - Мне надоело, я устала и хочу спать. Где у нас де-
журный следователь?
- Как где? В комнате дежурной группы.
- Пусть возьмет эксперта и понятых и поедет домой к Павлу Николаеви-
чу, проведет там обыск.
- Я настаиваю, чтобы обыск в моей квартире проходил в моем при-
сутствии, - неожиданно подал голос Бороздин.
- Зачем? - удивленно спросила Настя. - Вы нам там совершенно не нуж-
ны. Еще не дай Бог кнопочку нажать забудете, дело Войтовича прямо в сей-
фе и сгорит. Мне будет обидно. А вам?
Бороздин сидел к ней спиной, и Насте приходилось вглядываться в лицо
Короткова и Гордеева, чтобы понять, попал ли в цель нанесенный ею удар.
По тому, как на висках и лысине Колобка выступила испарина, она поняла,
что Бороздин "поплыл". Теперь можно уходить. Не нужно, чтобы доктор на-
ук, профессор "ломался" в присутствии женщины, для дальнейших взаимоот-
ношений с подследственным это не очень полезно. Нельзя лишать человека
чувства собственного достоинства, в противном случае с ним никогда не
найдешь общего языка, от него можно будет добиться только рабского пос-
лушания битой собаки.
Она вернулась к себе и посмотрела на часы. Почти половина одиннадца-
того. До появления Вадима Бойцова оставалось еще тридцать пять минут.
Вадим вышел из телефонной будки и огляделся. Люба стояла метрах в
двадцати от него и с любопытством изучала театральную афишу.
- Любишь театр? - спросил он, подходя и снова обнимая ее.
- Люблю, - кивнула она. - Особенно пьесы про любовь. Ну чего ты сме-
ешься? Понимаешь, Вадим, театр - жанр очень специфический для показа лю-
бовных историй. В кино можно показать крутую эротику и даже порнуху, по-
тому что актер настолько отдален от зрителя, что у него чувство стыдли-
вости даже и не включается. Про литературу я вообще не говорю, там герои
бумажные. А в театре-то вот он, голубчик, из первого ряда до него дотя-
нуться можно, его дыхание на своем лице почувствовать. Тут с эротикой не
больно разбежишься. Согласен? Поэтому театру приходится говорить о любви
совсем по-особенному. И мне всегда ужасно интересно: а как на этот раз
сделают? А что нового в этой пьесе придумают?
- Любаша, милая, мне нужно ехать. Давай-ка я провожу тебя домой и по-
еду по своим делам. А завтра позвоню тебе прямо с утра. Или ты мне поз-
вони, мне будет приятно. Запиши мой телефон.
Она не стала капризничать, сочтя, видимо, совершенно нормальным, что
в первый день знакомства они просто погуляли и пообнимались пару часи-
ков.
Они свернули за угол и снова оказались перед тем самым сквером. Вадим
не успел опомниться, как перед ними выросла внушительная группа молодых
парней, настроенных весьма и весьма решительно.
- Отойди, - только и успел он сказать Любе, сунув руку за пазуху, где
в наплечной кобуре висел пистолет. Но достать оружие он не смог: подско-
чившие сзади два амбала крепко держали его за руки.
- С нашими девочками, значит, гуляешь, - угрожающе протянул уже зна-
комый ему громила - бывший одноклассник Любы.
- Жора, перестань, - крикнула Люба. - Как тебе не стыдно. Прекрати!
- Цыц, прошмондовка, тебе слова не давали. Вот сейчас хахалю твоему
яйца поотрываю, как лепестки у ромашки, а потом и тебе разрешу рот отк-
рыть, - он гадко заржал. Вслед за ним над грязной шуткой начали хихикать
и его соплеменники.
Вадима швырнули на землю и резко ударили ногой в живот. Он сумел
увернуться, чтобы смягчить силу удара, и быстро вскочил на ноги. Но дра-
ка с десятком пьяных разъяренных мужиков совсем не походила на класси-
ческий тренировочный бой в спортзале. В темноте и на небольшом пятачке,
окруженном деревьями и кустами, у Вадима не было возможности для манев-
ра. Совершая очередной прыжок вправо, он больно ударился плечом о дерево
и застонал. Кто-то из нападавших не удержал равновесия и свалился прямо
Вадиму под ноги, увлекая его за собой на землю. После этого падения он
уже не поднялся. Ему только удалось из последних сил сгруппироваться,
чтобы защитить от жестоких ударов жизненно важные органы. Последнего
удара, нанесенного массивным камнем по незащищенному затылку, он даже не
почувствовал. Просто только что он был жив и слышал, как отчаянно и жут-
ко кричит Люба, и ему было очень больно. А в следующую секунду он уже
ничего не слышал и боли не чувствовал. Он умер.
Наступила полночь. Вадим должен был приехать час назад. Почему он до
сих пор не приехал? Передумал? Или с ним что-то случилось?
Как же она устала! Ей казалось, что тело намертво прилипло к стулу, и
нет такой силы, которая сможет поднять ее и заставить куда-то идти. Она
так устала, что у нее даже не было сил спать.
Неужели она стареет? Тоже мне, героиня-любовница, замуж собралась на
старости лет.
То ли дело Миша Доценко - столько сил потратил на то, чтобы расшеве-
лить память Шитовой, с таким трудом добился от нее уверенного указания
на одного из пяти подозреваемых, который "точно не он". Потом, после
мнимого ареста Лысакова, сидел тихонечко, как мышка, у него дома, обере-
гал, охранял. Когда распределялись, кому где сидеть в засаде, кому идти
к Лысакову, кому - к Шитовой, ни словом не обмолвился, ни единым жестом,
ни взглядом не дал понять, что предпочел бы охранять Надежду, а не Ген-
надия Ивановича. И не потому вовсе, что влюбился по уши и минуты прожить
не может без своей ненаглядной Надюши, а потому, что в таких ситуациях
всегда надеешься больше всего на себя, а не на других. Когда человек те-
бе небезразличен, начинает казаться, что никто, кроме тебя самого, не
сможет его защитить и уберечь от беды. А если получается так, что охра-
нять его доверяют все-таки не тебе, и ты, зная, что дорогому твоему че-
ловеку грозит опасность, вынужден находиться на расстоянии от него, вот
тут-то и начинается та самая адова мука, которую не у всякого достанет
сил вынести. Каждую минуту, каждую секунду воображение рисует тебе кар-
тины одну страшнее другой, и ты с ума сходишь от неизвестности, от не-
возможности вот прямо сейчас, немедленно узнать, все ли в порядке, не
нужна ли помощь. Но Миша выдержал, у него достало сил просидеть сутки в
квартире Лысакова и ни разу не позвонить Шитовой, потому что таково было
указание Гордеева. Кто знает, сколько седых волос появилось за эти сутки
в его черной густой шевелюре? Однако сразу же после задержания Бороздина
он поблагодарил Лысакова за помощь и гостеприимство и помчался к Надеж-
де. И откуда только силы берутся? Что ж, двадцать семь лет, молодость...
Ее размышления прервал звонок внутреннего телефона.
- Товарищ майор, вы просили позвонить, когда подъедет Бойцов Вадим
Сергеевич.
- Да-да, - обрадовалась Настя. Наконец-то! - Он приехал?
- Нет. Но в дежурную часть только что поступило сообщение об обнару-
жении трупа мужчины около тридцати лет. При нем документы на имя Бойцова
Вадима Сергеевича. Группа сейчас выезжает. Поедете с ними?
- Да. Сейчас спущусь.
Она плохо помнила, как спустилась вниз и села в машину, как ехала из
центра Москвы на окраину, в Восточный округ. Очнулась она только тогда,
когда увидела залитый светом переносных прожекторов сквер, и в этом
мертвенном искусственном свете - Вадима с проломленным черепом. Судеб-
но-медицинский эксперт Айрумян, с трудом вытащив из машины свое грузное
тело, кряхтя склонился над трупом. Где-то вдалеке, Насте казалось, за
много-много километров отсюда, билась в истерике совсем молоденькая де-
вушка в длинном бирюзовом пальто, около нее суетились две женщины пос-
тарше. Рядом с собой она с удивлением увидела участкового, того самого,
с которым совсем недавно разговаривала о криминальной ситуации в Восточ-
ном округе. Он тоже ее узнал и приветливо кивнул.
- Вот видите? - сказал он, делая выразительный жест рукой. - Вот об
этом я вам и говорил. Чего они не поделили? Чего привязались к этому
парню? Чем он им помешал? Хоть бы деньги у него забрали, часы там, сум-
ку, что ли. Тогда бы хоть понятно было - убийство из корыстных побужде-
ний. Мерзость, но понятная мерзость. А тут? Свидетельница, Люба Веденее-
ва, сказала, что зачинщиком был парень, с которым она когда-то в одном
классе училась. Имя его назвала. Мы их за полчаса всех выловили, сейчас
в камере отсыпаются. Вы думаете, они смогут членораздельно объяснить, за
что они этого Бойцова убили? Нет. Так и пойдут в зону, ничего не поняв и
не объяснив. И что с людьми происходит? Откуда в них столько злобы?
Настя развернулась и медленно, едва передвигая ноги, поплелась обрат-
но в микроавтобус. Забравшись на заднее сиденье, она согнулась пополам,
словно ее скрутила внезапная боль в животе, и уткнулась лицом в ладони.
Ее трясло. От усталости. От нервного напряжения. От ненависти к Борозди-
ну и Томилину. От горя. И от сумасшедшей, разрывающей ей душу жалости к
людям, живущим в этом аду и не знающим, что происходит с их детьми, с их
близкими и с ними самими.
Она не станет ждать четверга. Она возьмет с собой Лешу, который хоро-
шо разбирается в физике, и завтра, нет, уже сегодня прямо с утра поедет
к этому жирному ублюдку Томилину. Поедет к нему домой, если он не захо-
чет разговаривать с ней в официальном месте. Она вцепится в него мертвой
хваткой и не отстанет, пока он не вызовет директора Института и они не
снимут эту проклятую антенну. Наплевать, что это нерабочий день. Напле-
вать, что это Международный женский день. Она заставит их сделать это.
А с Мерхановым пусть разбираются контрразведчики. Это не ее дело. Ее
дело - раскрыть убийство Галактионова и кражу уголовных дел у следовате-
ля Бакланова. Эти преступления она раскрыла. И еще ее дело - уничтожить
антенну на крыше Института. Защитить несчастных ни в чем не виноватых
людей, которым не повезло жить в Восточном округе. Разделаться с Томили-
ным, невежественным и наглым карьеристом. Вычислить всех, кто, кроме Бо-
роздина и покойного Войтовича, работал над прибором. Кого-то из них на-
верняка жал Бойцов, но теперь он уже ничего не скажет. Что ж, она и сама
справится. Миша Доценко и Юра Коротков помогут. Вот только чуть-чуть от-
дохнуть, хотя бы капельку сил набраться. Только бы исчез ком, стоящий в
горле, мешающий дышать и глотать, только бы прошел озноб, и еще поспать
бы несколько часов.
В четверг она начнет работать в группе по раскрытию убийства тележур-
налиста. У нее есть только завтрашний день, а потом придется переложить
всю работу на Короткова и Доценко. Настя с трудом выпрямилась, осторожно
набрала в легкие побольше воздуха, задержала дыхание, потом медленно вы-
дохнула. Закипавшие в уголках глаз слезы отступили. Она сделает все, что
нужно. Она успеет. Она сделает, чего бы ей это ни стоило.
