тумбочке по будильнику. На одном стрелка звонка установлена на семь ча-
сов, на другом - на четверть восьмого. Нерационально как-то, подумал
Бойцов. Если одному из супругов нужно вставать в семь, а другой может
поваляться в постели еще пятнадцать минут, то зачем нужен второй бу-
дильник? Тот, кто встал раньше, может разбудить другого через четверть
часа. Наверное, ровно в семь встает хозяин и выходит гулять с собакой,
поэтому в семь пятнадцать его просто нет дома. Почему бы супругам не
просыпаться вместе? Он идет гулять с собакой, она готовит завтрак...
Вадим открыл большой платяной шкаф. Вся одежда развешана на плечиках
и разложена на полках не просто аккуратно. В этом шкафу держали свою
одежду не любящие и прожившие вместе двадцать лет супруги, а случайные
соседи по гостиничному номеру. Ни на одной полке не лежало вместе мужс-
кое и женское белье. Ни на одной вешалке-плечиках не висели одновременно
женская блузка и мужская сорочка, женская юбка и мужской пиджак. Все бы-
ло отдельно, обособленно. Отчужденно. Коробки с женской обувью - справа,
с мужской - слева.
Содержимое прикроватных тумбочек удивило Бойцова еще больше. В обеих
лежали лекарства, в большинстве своем одни и те же. Выходило, что когда
кто-то из супругов болел, то пил таблетки "из своей тумбочки", а не из
общей семейной аптечки. Расклад очевиден: муж и жена сосуществуют в од-
ной квартире, каждый живет сам по себе, со своими проблемами и секрета-
ми. Друг к другу не лезут, тайны свои тщательно оберегают, дружбы и нас-
тоящей близости между ними нет. Теперь самое время взглянуть на кабинет.
Если в квартире есть то, что ему нужно, оно должно быть в кабинете.
Через несколько минут Вадим обнаружил встроенный сейф, а еще через
минуту, покрывшись холодным потом, сообразил, что чуть было не провалил
всю затею. Открыть сейф не составляло для Бойцова ни малейшего труда, он
собаку съел на самых хитроумных замках. Но уже в то мгновение, когда он
собрался было потянуть тяжелую дверцу на себя, он заметил на передней
панели едва заметную выпуклость. В сейф было вмонтировано устройство,
которое мгновенно воспламеняло все содержимое, если замок открывался не-
надлежащим образом. А в данный момент он был открыт именно ненадлежащим
образом.
Вадим несколько секунд постоял в задумчивости перед сейфом, потом ре-
шительно нажал на выпуклое место на передней панели и открыл дверцу.
Беглый осмотр содержимого показал, что усилия были не напрасны. Вот оно,
уголовное дело об убийстве Евгении Войтович и самоубийстве ее мужа Гри-
гория Войтовича. И вот предсмертное письмо Войтовича, в котором все
рассказано про проклятый прибор. Только понять эти слова может не каж-
дый. Кто понимает, о чем идет речь, для того каждое слово этого письма
наполнено глубоким смыслом. А тем, кто не понимает, письмо кажется бесс-
вязным бредом свихнувшегося самоубийцы.
Он снял с плеча спортивную сумку, достал оттуда фотоаппарат со вспыш-
кой и сделал несколько снимков. Комната, письменный стол и рядом - отк-
рытый сейф. План покрупнее - стол и сейф. Отдельно - сейф с лежащим
внутри уголовным делом. Для того чтобы была хорошо видна надпись на пап-
ке с делом, ему пришлось пристраивать на полке зажженный электрический
фонарик. Конечно, для следствия и суда эти фотографии - пустое место,
доказательственной силы не имеют, так как сделаны не официальным лицом и
не в присутствии понятых. Но для того, чтобы в случае необходимости ока-
зать на разработчика психологическое давление, годились вполне.
Он отщелкал еще полтора десятка кадров, переснимая отдельные докумен-
ты из уголовного дела, в том числе и письмо Войтовича. Вмонтированное в
сейф устройство красноречиво говорило о том, что если прижать хозяина
квартиры к стенке и потребовать открыть сейф, уголовное дело будет не-
медленно уничтожено. И тогда уже никто не сможет доказать, что именно
дело об убийстве жены Войтовича лежало в этом несгораемом шкафчике.
Что-то лежало, да, а вот что? Да порнографические журналы, от жены
прятал. Любовная переписка. Дневники. Все, что угодно, иди потом доказы-
вай, что именно. И если папка с делом будет уничтожена, никто уже не
прочтет предсмертное письмо Григория Войтовича.
Выходя из квартиры, Вадим Бойцов взглянул на часы и с удовлетворением
отметил, что уложился в семнадцать с половиной минут. Это был хороший
результат.
Спровоцировать ссору оказалось, как всегда, легко, несмотря на то,
что его жена была на удивление покладистым и бесконфликтным человеком.
Но ему и не нужно было, чтобы она на него сердилась, в данном случае бы-
ло вполне достаточно, что сердился он сам.
Склоку он затеял уже в дороге, подъезжая к дачному поселку. Предметом
обсуждения уже в который раз стали родители зятя, люди, на его взгляд,
претенциозные и недалекие. К тому моменту, когда они поставили машину в
гараж и стали выгружать на кухне купленные для праздничного обеда про-
дукты, его негодование достигло апогея.
- Почему я даже в выходной день не могу побыть в тишине и покое! -
кричал он. - Раз уж завтра ты вынуждаешь меня целый день общаться с эти-
ми ублюдками, то я немедленно уезжаю на озеро. Мне нужен покой и одино-
чество, иначе я не могу работать, я двадцать лет твержу тебе это, а ты
постоянно подсовываешь мне всяких дегенератов, с которыми я должен раз-
говаривать. Оставь меня в покое хотя бы сегодня! Алмаз, поехали на озе-
ро!
Он выскочил из дома, хлопнув дверью, вывел машину из гаража и с ревом
умчался. Ведя автомобиль по Минскому шоссе, он еще раз перебирал в памя-
ти всю последовательность предстоящих сегодня действий. На заднем си-
денье лежал его "дипломат" с дискетой и маленькая коробочка с завернутой
в вату ампулой. Кажется, он все предусмотрел, больше ему ничего не пона-
добится. Да, чуть не забыл. Ключи. Ключи от квартиры Шитовой. Они будут
нужны ему на тот случай, если ее не окажется дома. Он все продумал, все
варианты просчитал. Если она дома - один сценарий, если ее нет - другой,
но результат будет один и тот же: Надежда Шитова умрет от цианида, так и
не успев понять, что ошиблась при опознании. И в смерти ее обвинят Гену
Лысакова, улики будут - ого-го! От таких не отопрешься. Хорошо, что он,
убив Галактионова, прихватил с собой его комплект ключей, среди которых
были и ключи от квартиры Шитовой. Он тут же отнес их в "Металлоремонт" и
сделал дубликаты, буквально за сорок минут ему их изготовили. В тот же
день вечером он тихонько открыл дверь той квартиры и положил ключи Га-
лактионова на место - на столик в прихожей, где он их и взял несколько
часов назад. Ключи непременно надо было вернуть на тот случай, если бы
ему неслыханно повезло и смерть Александра приняли бы за самоубийство. В
этом случае отсутствие ключей могло бы помешать удачному развитию собы-
тий. Он и ампулу с неиспользованным цианидом не стал уносить с собой,
оставил рядом с покойником, предварительно протерев и прижав несколько
раз к еще теплым пальцам мертвеца. Отыщется свидетель, который скажет,
что Галактионов просил его достать синильную кислоту. Сам просил, сам и
отравился. Вот он, яд, на столике, никуда не делся. И вот они, ключи.
Картинка могла бы получиться - загляденье. Что-то, видно, не связалось,
хотя задумано было хорошо. Интересно, что же он проглядел, забыл, не
предусмотрел, почему менты догадались, что Галактионова убили?
Въехав в город, он кратчайшей дорогой направился к улице, на которой
жил Геннадий Лысаков. Остановив машину недалеко от подъезда, он нес-
колько минут посидел в машине, собираясь с мыслями, еще и еще раз мыс-
ленно проигрывая всю задуманную комбинацию, вспоминая нужные слова и
действия. Наконец решительно вышел из машины. Алмаз, которому было обе-
щано "на озеро", почувствовал, что его обманули, привезли не на озеро, а
обратно в город. Здесь пахло совсем по-другому, и звуки были совсем дру-
гие, не такие, как у лесного озера. Всю дорогу он лежал на заднем си-
денье, ему даже не нужно было поднимать голову и смотреть в окно, чтобы
понять, что хозяин его обманул. Пес обиженно сопел, уткнувшись мордой в
лапы, и даже не сделал попытки выйти из машины вслед за горячо любимым
хозяином.
Поднявшись к квартире Лысакова он решительно надавил кнопку звонка.
Дверь открылась почти сразу.
- Здравствуйте, - растерянно произнес Геннадий Иванович.
Вид у него был не самый лучший. Несмотря на чисто выбритые щеки, выг-
лаженные брюки и свежую рубашку (видно, ждал, что в любую минуту его мо-
гут вызвать к следователю или прокурору), он выглядел осунувшимся, изму-
ченным, раздавленным. Он выглядел в точности так, как должен выглядеть
человек, который не понимает, что происходит и в чем его обвиняют, но
который уже успел понять, что доказывать свою невиновность бесполезно и
остается надеяться только на чудо.
- Здравствуйте, Геннадий Иванович, - он постарался вложить в свои
слова как можно больше приветливости и радушия. - Я позвонил на Петров-
ку, мне сказали, что я могу вас навестить, это не запрещено.
- Проходите, пожалуйста, - пробормотал Лысаков. - Мне очень приятно,
что вы... Что вы...
Голос его дрогнул, и он запнулся.
- Геннадий Иванович, я уверен, что произошло какое-то чудовищное не-
доразумение, но я надеюсь, что в самое ближайшее время все встанет на
свои места и милиционеры будут перед вами извиняться. А пока давайте во-
обще не будем касаться этой неприятной темы. Я пришел к вам по делам
службы, ну вот как будто вы на больничном или в отпуске, а институтские
дела требуют неотложного решения. Договорились?
- Конечно, конечно, - закивал Лысаков с видимым облегчением.
Он провел гостя в большую светлую комнату, обставленную удобной мяг-
кой мебелью. В углу у окна стоял письменный стол с компьютером и принте-
ром.
- Чем вас угостить? - спросил Лысаков. - Чай, кофе? Может быть, хоти-
те что-нибудь выпить?
- Вот выпил я бы с удовольствием, - кивнул он. - Но только если вы
составите мне компанию.
- Я не могу. Это одно из условий, при которых меня оставили дома, а
не заперли в кутузку.
- Понимаю, - очень серьезно ответил он. - Тогда кофе. Вы поставьте
чайник, пока он греется, мы с вами решим кое-какие производственные воп-
росы.
Лысаков вышел на кухню, а гость тем временем достал из "дипломата"
тонкую пластиковую папочку с бумагами и дискету. Папочку он положил пе-
ред собой на стол, а дискету сунул в карман.
- Геннадий Иванович, вы член комиссии по уничтожению секретных доку-
ментов, - начал он, когда Лысаков вернулся в комнату. - Мы вчера как раз
провели очередное списание, кинулись акт подписывать - а вас уже и нет.
Вот, я привез акт, все члены комиссии уже расписались, остались только
вы.
Лысаков молча поставил свою подпись, даже не читая акт.
- Дальше. Мы в этом году припозднились с приказом о премиях всем на-
шим женщинам к 8 марта. Только сегодня утром стали делать приказ, а на
нем нужны визы всех профгрупоргов. Без вашей визы финансисты приказ не
берут, вас же никто еще не переизбирал. Ну, впрочем, я надеюсь, что и
необходимости такой не будет, - добавил он. - Вот, завизируйте, пожа-
луйста.
Лысаков и этот документ подписал, не читая.
По его лицу было видно, что он плохо понимает слова гостя да и вни-
кать не хочет, не до того ему.
- Спасибо. Теперь, Геннадий Иванович, давайте займемся рецензиями. У
вас на рецензировании находятся две работы, верно?
- Да. Я написал рецензии, они лежат у меня на столе в кабинете,
только на машинку отдать не успел. Вчера собирался, да вот...
- Не волнуйтесь, Геннадий Иванович, мы рецензии нашли, и ваша лабо-
рантка Леночка их уже напечатала, я даже собирался прихватить их с со-
бой, чтобы вы их подписали. Собственно, одну-то я вам привез на подпись,
а вот со второй вышла заминка. Представьте себе, в последний момент зво-
нит автор. Леночка, добрая душа, читает ему рецензию по телефону, и он
начинает ее умолять, чтобы она в одном месте фразу чуть-чуть поправила.
Ему показалось, видите ли, что ваше замечание сформулировано в очень
резкой форме. Леночка, конечно, на себя ответственность не взяла, сказа-
ла, что вы болеете и что она спросит вашего разрешения изменить редак-
цию. Вот, Геннадий Иванович, ваш черновик, а вот здесь, видите, Леночка
карандашом написала так, как ее просил автор. Если вы даете свое разре-
шение, она после праздника сразу же перепечатает отзыв.
Лысаков мельком взглянул на свой черновик и равнодушно пожал плечами.
- Пусть перепечатывает, какая мне разница, - тихо сказал он. - Мне с
этим автором детей не крестить.
- Хорошо, спасибо, - с облегчением вздохнул гость. - Тогда послезавт-
ра мы кого-нибудь подошлем к вам домой, чтобы вы подписали отпечатанную
рецензию. Вы будете дома? Хотя чего ж я спрашиваю, - спохватился он. - В
такой ситуации вы не можете точно знать, где вы будете. Может быть, вас
в милицию вызовут или в прокуратуру, да мало ли... Черт, нехорошо полу-
чается, а мы автору твердо пообещали, что в четверг к трем часам он мо-
жет приехать лично за отзывом. И связаться с ним уже никак нельзя, он же
из другого города поедет, а сейчас в учреждениях уже нет никого, все по
домам разошлись, а завтра вообще праздничный день. Как же быть? Знаете
что, Геннадий Иванович, а давайте мы вот как сделаем: вы поставьте свою
подпись на чистом листе, а Леночка постарается расположить текст так,
чтобы подпись оказалась там, где нужно.
- Можно, - все так же равнодушно пожал плечами Лысаков. Казалось,
разговор с каждой минутой тяготит его все больше и больше.
- У вас есть чистая бумага? - спросил гость.
Геннадий Иванович молча открыл ящик письменного стола и достал нес-
колько листов белой бумаги.
- В той рецензии, насколько я помню, четыре полные страницы и еще
примерно треть листочка. Значит, ваша подпись должна находиться примерно
вот здесь, - он легко прикоснулся к чистому белому листу острием каран-
даша.
Лысаков подвинул лист к себе и уверенно расписался.
- Давайте на всякий случай сделаем еще один лист с подписью, - пред-
ложил гость. - Вдруг текст не поместится или Леночка что-нибудь напута-
ет.
Геннадий Иванович взял еще один лист и снова поставил свою подпись
чуть ниже верхней трети страницы.
- Ну, будем надеяться, что теперь все будет в порядке, - бодро сказал
гость. - А мы с вами про чайник-то не забыли?
- Ох, конечно, я забыл! - спохватился Лысаков. - Вам кофе растворимый
или вы любите в зернах?
- Если можно, в зернах, - отозвался гость. - Кстати, Геннадий Ивано-
вич, можно я воспользуюсь вашим принтером? Мой что-то забарахлил, а мне
в четверг прямо с утра нужно ехать в министерство с уже готовым докумен-
том. Мне нужно распечатать буквально пару страниц.
- Разумеется, печатайте, - послышался из кухни голос хозяина.
Он удовлетворенно улыбнулся, достал из кармана дискету, натянул на
руки тонкие лайковые перчатки, включил компьютер. Быстро вставил в прин-
тер только что подписанные Лысаковым чистые листы бумаги и начал распе-
чатку. Он воспользовался быстрой черновой печатью, и уже через несколько
секунд у него в руках были два подписанных Геннадием Лысаковым письма.
На обоих - отпечатки пальцев только самого Лысакова и его собственноруч-
ная подпись. Пусть проводят экспертизы хоть до второго пришествия, это
его настоящие подписи. Глянув на распечатку, он отметил, что ему опять
повезло. У этого принтера оказался весьма характерный дефект печати: все
строчные буквы "у" он печатал заглавными. Насколько он знал, ни один
принтер, стоящий в Институте, такого дефекта не имел. Очень хорошо!
Он сунул листы обратно в пластиковую папку, выключил компьютер, стя-
нул с рук тонкие перчатки, убрал папку и дискету в "дипломат". Теперь
можно быстренько выпить кофе, чтобы не вызывать подозрений у хозяина, и
ехать к Шитовой. Хоть бы она оказалась дома...
Глава шестнадцатая
Поднимаясь в лифте в квартиру к Шитовой, он снова проговорил про себя
оба варианта: если она дома и если ее нет. Первый вариант был намного
более предпочтительным. Он приходит, отдает ей деньги, которые якобы был
должен Галактионову, намекает на кофе... Дальше все понятно. Через нес-
колько минут Шитова умирает, он оставляет сложенное вчетверо письмо,
подписанное Лысаковым, и уходит. Если ее нет, он открывает дверь, подсы-
пает цианид в чайную заварку или в банку с растворимым кофе. Может быть,
у нее в холодильнике стоит кастрюля с супом. Короче, найдет он, куда
подсыпать яд. Главное, не в сахар, глюкоза нейтрализует цианиды. Остав-
ляет письмо и уходит.
И в том, и в другом случае он возвращается к Лысакову. Рабочий день
закончен, завтра праздник, милиция к нему домой точно не нагрянет, они
тоже живые люди, им тоже отдыхать хочется. Отравить Лысакова и уйти, ос-
тавив на видном месте второе письмо, - дело нескольких минут. На это
нужно ровно столько времени, сколько нужно Лысакову, чтобы вскипятить
чайник и подать чай.
Милиция найдет отравленную Шитову и написанное Лысаковым (вне всяких
сомнений, Лысаковым: бумага, отпечатки пальцев, принтер, подпись - все
принадлежит ему) письмо, в котором он предупреждает ее о визите. А потом
найдут мертвого Лысакова, не выдержавшего груза совершенных злодеяний и
ушедшего из жизни. Ну и, естественно, письмо, в котором он признается в
убийстве Галактионова и Шитовой. Отпечатки пальцев, бумага, принтер,
подпись - он обо всем подумал.
- Главное, чтобы покончивший с собой Лысаков не был обнаружен раньше,
чем умрет Шитова. Такое, конечно, может случиться, если сейчас он не
застанет ее дома, вернется к Гене, убьет его, а труп найдут до того, как
Шитова появится дома и выпьет отравленного чайку. С точки зрения теории
вероятности такое может случиться, но по жизни - вряд ли. Завтра празд-
ник, милиция работать не будет, Лысаковым могут начать интересоваться не
раньше утра четверга. Ни в чем серьезном его, конечно, не подозревают,
это совершенно очевидно. Если бы его подозревали в убийстве Галактионова
с вескими уликами, то никак не оставили бы дома, несмотря на то, что ка-
меры сейчас переполнены и людей держать негде. Говорят, адвокат Лысакова
где-то раздобыл и внес за него колоссальный залог. Такой залог, что Ген-
надий и дернуться не смеет, ведь если он сбежит, сумма будет обращена в
доход государства, соответственно, те, кто дал деньги для внесения зало-
га, беглеца из-под земли достанут. Надо же, умный человек залог приду-
мал. Охранять не надо, казенными харчами обеспечивать не надо, а если
сбежит - и искать не надо, кто деньги дал на залог, тот и найдет, не
сомневайтесь.
Итак, милиция спит спокойно и Лысаковым не интересуется аж до самого
четверга. За это время Шитова должна умереть. Должна. Должна.
Он позвонил в квартиру и с облегчением услышал по ту сторону двери
торопливые шаги.
- Кто там? - спросила Шитова.
- Моя фамилия Лысаков, - очень громко, даже громче, чем нужно, сказал
он в надежде, что услышит кто-нибудь из соседей. - Геннадий Иванович Лы-
саков. Я был у вас дома вместе с Александром Владимировичем как раз тог-
да, когда вас увезли в больницу. Вы меня помните?
- А что вы хотите? - спросила Шитова, не открывая дверь.
- Видите ли, я брал у Александра Владимировича деньги в долг на три
месяца. И теперь не знаю, кому их возвращать. Его супруга меня, мягко
говоря, не жалует, вот я и подумал, что, может быть, лучше я отдам их
вам. Вы были очень близки...
Дверь распахнулась, но вместо эффектной брюнетки Шитовой на пороге
возникла худенькая невзрачная блондиночка, которую он уже неоднократно
видел и в Институте, и на Петровке.
- Проходите, Павел Николаевич, - гостеприимно улыбнулась она. - Мы
вас ждем.
Он рванулся назад, на лестницу, но его тут же схватили крепкие руки
невесть откуда взявшихся мужчин.
Было уже почти семь вечера, когда Вадим Бойцов вдруг понял, что он -
дурак. Вот так просто, неожиданно, буквально в одно мгновение он это по-
нял. Он так и не повзрослел с тех самых пор, когда впервые подумал, что
девчонки сами придумывают правила и сами же их нарушают, поэтому с ними
невозможно иметь дело. Главной его ошибкой, которая тянулась за ним с
тех юношеских пор, была попытка обобщить всех представительниц женского
пола, найти некую единую характеристику, которая давала бы ключ к каждой
из них, позволяла бы их понимать и с ними взаимодействовать. Если бы ему
на пути вовремя попался мудрый человек, то объяснил бы Вадиму, что де-
вочки и впрямь почти все одинаковые (но только почти), потому что все
примерно одинаково (но только примерно) проходят процесс взросления и
социализации. Дети и подростки во многом (но не во всем) походят друг на
друга, но взрослые люди - абсолютно разные. Их нельзя обобщать, стараясь
найти единую характеристику и вывести единую закономерность. К каждому
взрослому человеку нужно искать свой ключ. Индивидуальный.
Ошибка Вадима Бойцова состояла в том, что он пытался понять женщин
вообще, и, не преуспев на этом поприще, начал их бояться, ибо решил, что
ему природой не дано их понять. Столкнувшись с Анастасией Каменской, он
неожиданно понял, что женщины так же непохожи друг на друга, как и муж-
чины. А сегодня он познакомился с чудесной девушкой и начал как дурак
примерять ее к тем играм, в которые с ним играли зрелые опытные кокетки.
Вот именно, как дурак. Даже имя ее не спросил.
Перед его глазами вновь встала удаляющаяся стройная фигурка в длинном
бирюзовом пальто, он припомнил ее чуть вздернутый носик с парой золотис-
тых веснушек, короткие блестящие волосы, яркие губы, не тронутые пома-
дой, густые ресницы, ее звенящий от слез голос, когда она рассказывала о
том, как избивали ее шестилетнего братишку, ее прелестную улыбку, когда
она отказывалась от его услуг, потому что он устал и ему надо отдохнуть.
Такая юная, такая искренняя, такая... Настоящая. Он наконец подобрал оп-
ределение, которое полностью передавало его впечатление от той девушки.
Да, он дурак. Но он должен ее найти.
Он рывком тронул машину и помчался в Восточный округ. В школе, конеч-
но, уже никого не было, кроме уборщицы и бабки-вахтерши. Вадим промучил-
ся почти час, пока не убедил уборщицу дать ему телефон директора. Дирек-
тор, напротив, оказалась дамой вполне сговорчивой и легко поверила в со-
чиненную им байку о том, как он сидел на скамеечке возле школы и позна-
комился с девушкой, и потом девушка ушла, не заметив, как из книги выпа-
ли какие-то бумаги, судя по всему, личного характера. Он хотел бы их
вернуть, но не знает ее имени, знает только, что ее брата зовут Павли-
ком, он учится в первом классе и недавно его дважды избивали ребята из
соседнего ПТУ.
- Да, я знаю, о ком вы говорите, - сказала директор, - но я не увере-
на, что могу дать вам их адрес. Откуда я знаю, кто вы такой.
- А почему надо из адреса делать секрет? - Вадим сделал вид, что
очень удивлен. - Представьте себе, что я злоумышленник, увидел на улице
девушку и выследил ее до самого дома. И адрес мне никто не давал, а я
все равно дурное замыслил и сделал.
- В общем-то, вы правы, - засмеялась в трубку директор. - В логике
вам не откажешь. Дайте трубочку тете Зоею
Вахтерша тетя Зоя внимательно выслушала указания директора.
- Пошли, - скомандовала она, повесив трубку.
Вместе с Бойцовым она поднялась на второй этаж и открыла учительскую.
Достав с полки классный журнал первого класса "Б", она открыла последнюю
страницу, где были выписаны адреса и номера телефонов всех учеников
класса.
- Вот, Веденеев Павел, адрес записывай. А сестру его Любой звать, она
тоже в нашей школе училась, я ее хорошо помню.
Вадим быстро записал улицу, номер дома и квартиры.
- Телефон будешь записывать? - спросила тетя Зоя.
- Обязательно. Нехорошо являться в дом, не позвонив предварительно и
не спросив разрешения. Тетя Зоя, а можно я прямо сейчас и позвоню?
- Звони, чего ж, - согласилась вахтерша. Судя по тому, что директорша
не ругалась, она, тетя Зоя, все сделала правильно, а раз так, чего ж ко-
бениться. Пусть парень позвонит, ведь и вправду в незнакомый дом с улицы
просто так не придешь.
- Добрый вечер, - вежливо поздоровался он, когда у Веденеевых сняли
трубку. - Я могу попросить Любу к телефону?
- Я вас слушаю.
- Меня зовут Вадим, мы с вами сегодня вместе на скамеечке Павлика
ждали.
- Я вас узнала. А как вы меня нашли?
Он был уверен, что Люба улыбается.
- Расскажу. Люба, мы могли бы с вами встретиться?
- Могли бы, - легко согласилась она.
- Когда?
- А хоть сейчас. Хотите - сейчас?
- Хочу, - ответил он, чувствуя, как у него начинает колотиться серд-
це.
- Вы где? Далеко?
- Нет, я в школе, где учится Павлик. Куда мне идти?
- Идите мимо ПТУ, в ту сторону, куда я уходила, помните?
- Помню.
- После здания ПТУ будет сквер, потом аптека, ремонт обуви, ремонт
телевизоров, перекресток, потом высокий двенадцатиэтажный дом, а потом
автобусная остановка. Вот на этой остановке мы с вами и встретимся. Че-
рез десять минут. Годится?
- Я уже бегу! - крикнул он, бросая трубку на рычаг.
Через четыре минуты он стоял на автобусной остановке. Еще через три
минуты из подъезда напротив выскочила фигурка в длинном бирюзовом пальто
и бегом устремилась через дорогу прямо к нему.
- Я рада, что вы меня нашли, - заявила она без предисловий и погляде-
ла на Вадима сияющими глазами.
- Правда, рады? - Он не мог поверить своему счастью.
- Честное слово. Мне было ужасно жалко, когда вы не пошли нас прово-
жать.
- А мне было ужасно жалко, что вы отказались от моих услуг, - приз-
нался он. - Слушай, - он внезапно перешел на "ты", - а можно, я тебя по-
целую?
Они стояли на автобусной остановке и целовались. Пришел автобус, со-
шедшие с него пассажиры аккуратно обошли их и разошлись по домам. Потом
пришел еще один автобус. И еще один...
- Пойдем, - он потянул Любу в сторону, подальше от остановки.
- Куда?
- Никуда. Просто погуляем. А хочешь, поедем куда-нибудь? У меня маши-
на тут неподалеку стоит, возле твоей школы.
- А можно, мы с тобой дойдем до метро и ты купишь мне цветы? Мно-
го-много цветов. Можно?
- Конечно.
Они шли обнявшись, периодически останавливаясь и начиная целоваться.
Вадим подумал, что такое с ним случается впервые. Он никогда не целовал-
ся вечером на улице. Это всегда были квартиры или гостиничные номера, и
все было заранее просчитано и предусмотрено.
- Эй! - послышался откуда-то сбоку пьяный окрик. - Любаха! Ты куда
это намылилась?
- Идем быстрее, - шепнула Люба, ускоряя шаг.
- А в чем дело?
- Это мой сосед по дому. Мы с ним когда-то в одном классе учились.
- И что? - не понял Вадим.
- Ну, когда-то мы с ним дружили, еще в девятом классе. Сто лет назад.
Но он почему-то считает, что у него есть на меня какие-то права. Подума-
ешь, целовались мы с ним, так это когда было.
А теперь он совсем свихнулся, пьет по-черному, постоянно в драки вле-
зает.
- Любаня! - не отставал пьяный злой голос. - Ты чего, нового фраера
завела? Да погоди, куда бежишь-то, познакомила бы, мы бы с ним выпили по
стакану, обменялись бы впечатлениями, где у тебя самые сладкие места, а
где - самые мягкие...
Вадим резко остановился.
- Ну, иди, иди, меняльщик, ближе подходи, сейчас впечатлениями обме-
няемся, - спокойно сказал он, поворачиваясь лицом в ту сторону, откуда
доносился голос.
Из темноты возник здоровенный громила с тупым испитым лицом. Вадим
понял, что драться с ним не придется. Он был высоким и мощным, но не
тренированным, а от постоянного питья реакция и скорость давно сошли на
нет.
- Вадим, не надо, - услышал он из-за спины дрожащий голосок Любы. -
Не связывайся ты с ним. Ты же видишь, он пьяный, ничего не соображает.
- Кто не соображает? Кто пьяный? - взревел громила. В ту же секунду
он замахнулся, держа в руке неизвестно откуда взявшийся булыжник, а в
следующее мгновение рухнул на колени и взвизгнул от боли.
- Пошли, - скомандовал Вадим, снова обнимая Любу за плечи. - Как же
тебя угораздило с таким идиотом связаться?
- Да кто же знал, что он таким станет, - вздохнула Люба. - В школе
хорошим парнем был, отличником, между прочим, чемпионом района по
конькам. Потом, конечно, дурь из него полезла, ну как из всех лет в сем-
надцать-восемнадцать лезет. Потом вроде стало проходить, попивал, прав-
да, не больше других. А в последние полгода как с цепи сорвался, прямо
не узнать человека, как будто его подменили. Чуть выпьет - и пошел ис-
кать кому бы морду начистить. Ко мне постоянно цепляется, мы же в одном
доме живем, я тебе говорила, после восьми вечера без родителей стараюсь
не улицу не выходить.
- Так это из-за него?
- Не только, но и из-за него в том числе. Вон посмотри, что делается.
Люба показала куда-то в сторону. Вадим при смотрелся и увидел сквозь
ветви густого кустарника мелькающие тени. Через мгновение он понял, что
трое или четверо молодых мужчин с остервенением пинают ногами еще одно-
го, лежащего на земле.
- У нас такое можно каждый вечер увидеть. То на одной улице, то на
другой.
Вадиму казалось, что у агрессии есть запах, терпкий, острый, пронзаю-
щий все тело запах, исходящий от людей, несущих в себе разрушение и
смерть. Он чувствовал этот запах, и к горлу подкатывала мерзкая тошнота.
Сейчас все здесь было не так, как утром. Совсем не так. Перед глазами
вставали те фотографии, которые ему показывала Каменская. Один из рас-
терзанных трупов был обнаружен, кажется, как раз в этом самом сквере.
Господи, как же люди живут здесь? Что за дети у них растут? Ведь у детей
психика неустойчивая, они-то в первую очередь испытывают на себе влияние
установки, которую смонтировали на крыше Института, скрыв от всех ее
страшный эффект. Скрыв для того, чтобы иметь возможность сделать прибор
для повышения боеспособности войск. И заплатив за это ТАКУЮ цену...
- Где здесь поблизости автомат? - спросил он. - Мне нужно позвонить.
Они допрашивали Бороздина уже почти два часа. При нем было слишком
много улик, чтобы имело смысл кроить какую-нибудь сложную ложь. Поэтому
он просто молчал, лишь изредка бросая ничего не значащие реплики.
Настя устала. Она чувствовала, что начинает медленнее соображать. На-
чиная с вечера пятницы, когда она поняла, что ее три раза почти убили, и
до нынешнего момента, до вечера вторника, прошло примерно девяносто ча-
сов. Девяносто часов невероятного напряжения, страха, бессонницы. Орга-
низм отказывался существовать и нормально функционировать в таком режи-
ме, он требовал чувства безопасности, еды и сна.
