рассказывать в третий раз, я прервал его и сказал, что мне пора, большое
спасибо, прошу извинить за все неприятности, которые я причинил, рад был
услышать вашу версию...
Он проводил мня до дверей. Я сел в "Плимут" и уже отъехал на восемь
или девять кварталов, когда вспомнил, что забыл спросить его о Штенвице.
Ничего конкретного. Я просто хотел, чтобы Квинн начал о нем говорить.
Что-то в поведении Штенвица беспокоило меня.
Я развернулся и поехал назад к его дому. Я подошел к дверям и уже
собрался нажать на кнопку звонка, когда услышал странные глухие звуки,
будто кто-то выбивает пыль из ковра. Сквозь звуки ударов доносились
усталые крики о пощаде.
Я вернулся в машину. Миссис Квинн не собиралась никуда уходить. Она
никогда не покинет этого дома. Она будет продолжать болтаться здесь и
периодически получать колотушки еще лет тридцать. Я усмехнулся и поехал
прочь, забыв о своих вопросах.
До Чикаго было довольно далеко. Я старался особенно ни о чем не
думать. Я ехал, шины шуршали, мотор выводил свою басовую арию. Дэн мертв,
а мне ничего не удалось узнать. Не то чтобы совсем уж ничего, но близко к
тому. Небольшие сомнения у Квинна все-таки были. Да необъяснимое
сопротивление Штенвица. Две эти детали, плюс совершенно не характерное для
Дэна поведение.
Я ехал прямо в Чикаго, делая лишь короткие остановки чтобы поесть и
вздремнуть. В Чикаго я остановился в дешевом отеле и захватил бутылку
бренди к себе в номер. Я собирался проспать весь день, а на следующее утро
пойти на работу. Чтобы заснуть, проехав перед этим семьсот миль без
длительных остановок, мне требовалось как следует выпить. Я сидел на краю
постели в одном нижнем белье и пил разбавленный бренди из стаканчика,
взятого в ванной. Пил и обдумывал все разговоры, которые я вел с членами
экипажа "Бэтси". Я не винил Дороти и родителей Дэна за то, что они
потеряли надежду. Я сам ее почти потерял. Казалось нет ни одной ниточки,
за которую можно ухватиться. Но все-таки что-то здесь было не так. Я пожал
плечами и плеснул себе еще бренди. В конце концов это не мое дело. Я начну
работать и забуду обо всем этом. Или, по крайней мере, постараюсь забыть.
Я вспомнил как однажды мы с Дэном сидели в засаде на уток. Как раз на
уток-то мы и не стали обращать никакого внимания, а выпили, чтобы
согреться, наверное половину всего бренди, что только существовало в мире.
Дэн был отличный парень. Вдруг я застыл в неподвижности, почти перестав
дышать. Потом тихонько прищелкнул пальцами.
Через десять минут меня соединили с Дороти. Она взяла трубку еще не
до конца проснувшись.
- Привет, Говард. Что случилось?
- Пока я просто размышляю, Дороти. Может быть, я кое-что нашел.
Постарайся вспомнить, часто ли напивался Дэн?
- Пару раз, а что? Похоже, ты сам немало выпил, Говард.
- Может быть, немного. Послушай, Дороти, как он себя ведет когда
напьется? Физически - как он реагирует?
- Он никогда не показывает, что он напился, я имею в виду никогда не
показывал. Почему ты говоришь о нем в настоящем, Говард? Это больно
слышать.
- В чем же все-таки это выражалось?
- У него просто отказывали ноги. Он сидел и казался трезвым, как
епископ, и единственное, чего он не мог сделать - встать на ноги, не
говоря уже о том, чтобы ходить. Пожалуйста, скажи мне почему ты хочешь
знать об этом?
- Так происходило каждый раз?
- Насколько мне известно - да. Почему ты не можешь забыть об этом,
Говард?
- Не сейчас, малышка. У меня есть одна идея и я собираюсь проверить
ее до конца. И пожалуйста, Дороти...
- Что такое?
- Пожелай мне успеха.
- Удачи тебе, Говард, - ее голос был тихим, а потом я услышал, что
она повесила трубку.
Я допил остатки бренди и улегся спать.
На получение паспорта у меня ушла неделя. Я зарезервировал билет на
"Сиам Экспресс", отплывающий из Лос-Анжелеса. Корабль отходил через шесть
дней в двадцативосьмидневное плавание до Рангуна [столица Бирмы]. Времени
оказалось достаточно, чтобы спокойно доехать до Лос-Анжелеса и продать мой
"Плимут" на пятьдесят долларов дороже, чем я сам платил за него.
Я набил полный саквояж одеждой, бутылками с бренди, сигаретами и
романами. Утром я пришел на причал и нашел свое место в каюте туристского
класса. Моим соседом по каюте оказался хитрый гражданин по имени Даквуд.
Он утверждал, что отправляется в Рангун, чтобы возглавить там рекламное
агентство одной из крупнейших киностудий. У него были светлые волосы,
складки под маленьким подбородком и отвратительный запах изо рта. Я решил
оставить его одного до конца поездки, купил шезлонг и приготовился
проскучать двадцать восемь дней на палубе.
Днем мы отплыли. У меня ушло три дня на то, чтобы привыкнуть есть,
спать, читать и делать зарядку по расписанию. Я не старался избегать
людей, но и сам на знакомства не напрашивался. Таким образом я большую
часть времени проводил в одиночестве. "Сиам Экспресс" оказался вполне
приличным кораблем, правда, имел небольшую тенденцию к качке в ветреную
погоду. Кормили недурно, и я с удовольствием съедал свою порцию. За моим
столом, кроме меня самого, обедали также Даквуд и две напыщенные школьные
учительницы из Канзаса, которые вынуждены были просидеть в Штатах пять
военных лет и теперь получили годичный отпуск. Они имели очень
привлекательную привычку - есть с открытым ртом. Я их обеих нежно любил,
впрочем имен их мне так и не удалось запомнить.
Через десять дней мне стало совсем скучно. Я старался спать как можно
больше.
Утром двадцать пятого дня я узнал, что корабль опоздает в Рангун,
поскольку возникла необходимость зайти в порт Тринкомали на северном
побережье Цейлона. Я зашел поговорить с начальником интендантской службы
по поводу прекращения моего путешествия. Он заупрямился и сказал, что это
невозможно.
Я вернулся в каюту и собрал свои вещи. В два часа дня мы медленно
подходили к огромной Британской военной базе в Тринкомали. Поросшие лесом
холмы круто спускались к голубой гавани. Вокруг портовых строений
извивалась дорога, и вдалеке по ней, в клубах пыли, ехал грузовик. Я взял
саквояж с собой на палубу и поставил его рядом с пассажирскими сходнями.
Матрос, который приготовился сбросить трап на причал, удивленно посмотрел
на меня. Я старательно игнорировал его. Мой расчет на суматоху, что
начинается, когда большое судно заходит в порт, полностью оправдался.
Как только трап оказался спущен, я проскользнул мимо матроса и стал
спускаться вниз. Люди на причале и на палубе бессмысленно уставились на
меня. Кто-то закричал:
- Остановите этого человека! - наверное, это был мой друг интендант.
Я пошел по причалу к берегу. За моей спиной раздались чьи-то
торопливые шаги. Я остановился и повернулся. Передо мной стояли интендант
и толстый матрос.
- А теперь, друзья, послушайте меня, - сказал я. - Цейлонская виза у
меня есть и, если хотя бы один из вас протянет ко мне свои обезьяньи лапы,
я вчиню вашей компании иск на сто тысяч, а вы останетесь без работы.
Я сошел на берег, а эти двое все еще продолжали орать друг на друга.
Я обернулся. Интендант махал рукой в мою сторону, а матрос - в сторону
корабля.
В Тринкомали не имелось американского представительства, и я
телеграфировал о своем прибытии на остров американскому консулу в Коломбо.
Англичане были очень любезны, когда производили досмотр моего багажа и
меняли часть моих долларов на цейлонскии рупии. Я поблагодарил их, они
поблагодарили меня, а я снова поблагодарил их. Короткие поклоны и крепкие
рукопожатия. Все очень приятно. Они улыбнулись и спросили, что я собираюсь
делать на острове. Я улыбнулся и сказал, что я турист, который собирается
написать книгу. Когда же они улыбаясь спросили о заглавии моей будущей
книги, я улыбаясь ответил: "Британские сферы влияния, или Железный кулак
над миром". Они перестали улыбаться и кланяться, и я благополучно отбыл по
своим делам.
На ночь я остался в Тринкомали. В сто рупий мне обошлось нанять
машину до Канду. Узкая, разбитая дорога изгибалась среди джунглей. В
асфальте полно было выбоин шириной в фут и дюймов по шесть глубиной. Я
трясся на кожаном заднем сиденье старого автомобиля и дважды прикусил себе
язык. Шофер не спускал босой коричневой ноги с педали газа и не обращал ни
малейшего внимания на состояние дороги. После особенно чувствительных
ударов он оборачивался ко мне и смущенно улыбался. На нем была
бледно-зеленая европейская рубашка и цветастый саронг [мужская и женская
одежда народов Юго-Восточной Азии: полоса ткани, обертываемая вокруг бедер
или груди и доходящая до щиколоток]. Дорога выровнялась лишь
непосредственно перед въездом в Канду. Шофер высадил меня перед
Королевским отелем. На ужин я съел карри [острое индийское национальное
блюдо] и на такси доехал до вокзала, чтобы успеть сесть на поезд, идущий в
Коломбо.
До прибытия на остров моя задача казалась совсем простой: разыскать
О'Делла и Констанцию Северенс и узнать, что же все-таки произошло в
действительности. За долгие дни путешествия я много раз представлял себе
эти разговоры. В моем воображении все должно было происходить в уединенном
номере отеля, где каждый из них охотно расскажет о том, как и почему погиб
Дэн.
На острове же все оказалось иначе. Я сидел в купе и смотрел на
возвышающиеся вокруг меня горы, а маленький поезд скрежетал на поворотах.
Когда я плыл на корабле я совершенно не думал об острове. Было в нем
что-то теплое и буйно зеленое, что делало все происходящее каким-то
таинственным. Длинноногие обитатели острова сильно отличались от жителей
Индии, к которым я привык за время службы. Это был остров сочных цветов,
острых приправ и драгоценных камней. Все планы серьезных разговоров с
О'Деллом и Констанцией Северенс улетучились у меня из головы. Я потерял
уверенность. Вернулись старые сомнения. И что я вообще делаю здесь, на
Востоке?
Я приехал в Коломбо еще до закрытия американского консульства. Я
поднялся наверх на старом скрипящем лифте, и сидел у стола, ожидая пока
молодой блондин изучит мой паспорт. Я смотрел в окно, выходящее на большой
порт: ряды кораблей, стоящих на якоре, маленькие лодочки, лениво плавающие
вдоль длинного причала от одного корабля к другому. Воздух в офисе был
теплым и влажным. Лопасти вентилятора медленно кружились у меня над
головой. У молодого вице-консула на верхней губе выступили капельки пота.
Шум проезжающих машин доносился с улицы через открытое окно.
Наконец, он протянул мне мой паспорт назад.
- Как долго вы планируете пробыть здесь, мистер Гарри?
- Трудно сказать. Может быть, неделю. Может быть, месяц...
- У вас есть... э... достаточные фонды, я полагаю.
- Вполне.
- Здесь очень часто воруют. Не хотите ли оставить часть ваших средств
в сейфе? В Коломбо даже с чеками вы не сможете чувствовать себя спокойно.
Я отсчитал три тысячи долларов и положил на край его стола. Он занес
сумму в книгу и дал мне расписку. Затем я спросил его насчет отеля и он
порекомендовал мне "Галли Фейс". Позвонив прямо из офиса, я получил номер.
"Галли Фейс" находился в конце длинного усыпанного роскошным белым
песком пляжа, недалеко от центра города. Высокая стена отгораживала пляж
от города. По верху этой стены шла дорожка для прогулок. А параллельно
пролегало асфальтовое шоссе, по сторонам которого высилась зеленая
изгородь деревьев. Недалеко от шоссе располагался клуб "Коломбо",
пристанище ленивых плантаторов.
Мой номер был на четвертом этаже, с окнами, выходящими на море и
парк. Я мог сидя на постели видеть целую милю пляжа, наблюдать парочки,
прогуливающиеся по дорожке на стене или следить за лошадьми, галопирующими
в парке.
Посыльный сказал, что зовут его Фернандо. Он обещал служить честно и
являться по первому моему зову. Я дал ему пять рупий, дабы закрепить
сделку, и его ухмылочка при этом стала такой широкой, что ее можно было
завязать у него на шее, как салфетку.
Разложив вещи по различным шкафчикам, я принял душ и переоделся в
более легкую одежду. Спустившись в большой холл, я стал листать телефонный
справочник. В нем далеко не всегда соблюдался алфавитный порядок, поэтому
я нашел фамилию О'Делла лишь минут через десять. Кларенс Дж.О'Делл, Галле
Роуд, 31. Затем я не торопясь пообедал в огромном зале ресторана. Еда
показалась вкусной, но порции могли бы быть и побольше.
Когда я уже заканчивал обед, маленький оркестрик поднялся на эстраду
и начал играть нечто, что сами исполнители считали музыкой Шопена. Я вышел
из отеля и немного постоял на ступеньках. Наступали сумерки и прибой,
казалось, шумел громче, чем днем. Звон колокольчиков рикш был гораздо
приятнее музыки в ресторане. Отмахнувшись от швейцара с белой бородой,
который предложил мне поймать такси, я прогулялся до угла и обнаружил, что
как я и предполагал Галле Роуд начинается почти от отеля.
Я прошел почти целый квартал, прежде чем увидел два номера: 18 и 20.
Значит я двигался в нужном направлении. Это был фешенебельный район
больших бунгало, стоящих далеко за высокими заборами и зелеными лужайками.
Я пересек улицу и нашел 31-й номер. Номер был нарисован на воротах при
въезде. Я вошел в ворота и направился к дому. Я не ожидал, что О'Делл
живет в таком шикарном доме. Я бросил сигарету в траву и она, прочертив
огненную дугу, рассыпалась маленький фейерверком искр. Впереди золотые
овалы света падали на газон из больших окон. Когда я подходил к крыльцу,
из-за колонны выступил человек и стоял, явно поджидая меня. Я всмотрелся в
него и оказалось, что это сингалец [нация, основное население Цейлона;
язык сингальский, по религии буддисты] в белой униформе.
- Кого вы хотите видеть? - вежливо спросил он.
- О'Делла. Кларенса О'Делла. Меня зовут Говард Гарри и он меня не
знает.
- С кем, дьявол тебя раздери, ты там болтаешь, Перейра? - голос
прозвучал так близко, что я вздрогнул. Круглый высокий человек стоял на
крыльце, выделяясь силуэтом на фоне окна. Он казался гигантом - такой он
был огромный и толстый.
- Меня зовут Говард Гарри, я хотел бы поговорить с вами, мистер
О'Делл. Если вы сейчас заняты, я могу зайти завтра.
- Ничем я не занят, - проревел он, - я никогда не бываю занят.
Заходите. Заходите и садитесь. Давайте выпьем. Перейра! Дай этому человеку
то, что он захочет. Виски, бренди, пива - что пожелает.
Я попросил немного бренди с содовой и стал разглядывать О'Делла. В
нем было по меньшей мере шесть футов и пять дюймов росту и сильно за
триста фунтов весу. Он был обнажен - только большая голубая турецкая
простыня обернута вокруг мощной талии. Он имел очень много лишнего веса,
но под жировыми складками еще перекатывались бугры мышц. Лицо и руки -
кирпично-красные, все остальное тело мертвенно белое, широкий жирный торс
абсолютно лишен растительности.
В его лицe что-то мне показалось странным. Я продолжал довольно
нахально рассматривать его, пока не понял, в чем тут дело. Чертам его лица
не хватало грубости, свойственной таким огромным людям. У него был
деликатный маленький нос, а губы по форме напоминали женские. Я решил, что
его хриплый голос и грубоватые манеры были для него способом
доказательства собственной мужественности.
- Что вас привело ко мне? Давайте, выкладывайте. И покончим с этим.
- Вы здесь один, мистер О'Делл?
- Совершенно, если не считать четырех или пяти слуг. Никак не могу
разобраться с ними. Жена и дочь в Южной Африке. Отвратительное место.
Лучше уж быть здесь, а?
- Я хочу поговорить с вами о том, что произошло около года назад. Вы
поехали кататься на американском корабле. Совсем небольшом. Капитан
Кристофф упал за борт и утонул. Я прошу вас рассказать, как это произошло.
- Господи, да я уже несколько раз рассказывал вашим офицерам. Все,
что только мог. А теперь еще и вы пришли сюда морочить мне голову. У меня
из-за этого неуклюжего бедолаги и так уже было немало неприятностей.
Вам-то что за дело? Кого вы представляете?
- Никого. Только себя. Я был его другом.
- Предположим, я скажу, что повторю эту историю только человеку,
наделенному официальными полномочиями, а не всякому любопытному
американцу, неизвестно откуда взявшемуся.
- Тогда я скажу, что вы грубы и неприятны. Я спрошу вас, что вы
теряете, если расскажете мне эту историю. Не похоже, чтобы вы были чем-то
сильно заняты.
О'Делл откинул голову назад и громко расхохотался, так что казалось
от этих чудовищных звуков стены заходили ходуном. Потом он вытер глаза и
пролитое на колени виски.
- Прямой парень, а? Разве вы не знаете, что плантаторы, вышедшие на
покой, никогда не выглядят занятыми? Мы для того и выходим на покой, чтобы
ничем не заниматься. Что вы от меня хотите? Чтобы я рассказал всю историю
с подробностями?
Я расслабился, когда слуга принес мне высокий бокал бренди с водой.
Попробовав, я убедился, что воды там было чуть-чуть.
- Расскажите все с самого начала и, пожалуйста, поподробнее
остановитесь на главном. Если у меня возникнут вопросы, я вас остановлю.
Он допил свое виски, и Перейра, заметив это, поспешно подал другой
бокал с серебряного подноса.
- У меня была назначена игра в бридж с Констанцией Северенс в
Январском клубе. Она была знакома с Кристоффом. Он часто заходил в клуб.
Я...
- Минуточку. Кто такая Констанция Северенс?
- Девушка, которая здесь живет. Работает клерком в конторе
Королевского Флота. Из хорошей семьи. Она живет в отеле "Принсесс".
- А что это за Январский клуб?
- Бридж и теннис. В полумиле отсюда. Очень хорошее место. Как я уже
говорил, мы встретили там Кристоффа и все вместе немного выпили. А потом
он стал предлагать нам покататься на его корабле. Мне не очень-то
понравилась эта затея, но Конни загорелась. Ну, мы и поехали. Потом выпили
еще, уже на корабле, и пошли на палубу. Там было свежо после душной каюты.
Брызги, ветер. Ночь стояла темная. Посидели на палубе на каких-то круглых
желтых штуках. Кристофф сильно набрался. Он шел вдоль борта как раз в тот
момент, когда корабль стал разворачиваться. Констанции показалось, что она
что-то услышала, и побежала вслед за ним. Его нигде не было. Она прибежала
ко мне, и я стал кричать рулевому, но он меня не слышал: шум волн заглушал
крики. Он никак не мог понять, чего я от него хочу. Тогда мне пришлось
подняться на мостик и прокричать ему в ухо. Мы повернули назад, но так и
не смогли отыскать его. А когда мы вернулись, нас недели две донимали
страшно дурацкими вопросами.
- Где была мисс Северенс, когда вы ходили на мостик?
- Пошла вслед за мной. Но потом осталась на палубе когда я поднялся
на несколько ступенек, чтобы этот парень смог меня услышать. Его, кажется,
звали Квинн.
У меня кончились вопросы. Я сидел молча, переживая примерно те же
чувства, что и человек бежавший по темной алле и с размаху налетевший на
глухую стену. О'Делл поднял бокал и посмотрел сквозь него на свет. В этот
момент мой собеседник стал похож на белую монолитную глыбу. Но заговорил
он удивительно мягко:
- Проклятая война уже давно закончилась, янки, а вы все копаетесь в
пепле. Давно пора все забыть. Похоже, вы стараетесь оправдать своего
дружка - найти какую-нибудь таинственную причину, по которой кто-то
столкнул его в воду. Ничего не выйдет. Он напился и утонул. Все было
совсем просто. Почему бы не забыть эту историю? Зачем изводить себя? А
кроме того, я ведь был там. Если бы произошло что-нибудь не то, я сразу бы
поднял шум. Я вообще люблю устраивать скандалы. Люди теперь даже ждут
этого от меня. Уже больше тридцати лет я нарушаю спокойствие в этом
городе.
Я просидел, потягивая бренди, еще около часа, пока он хвастался своей
репутацией скандалиста здесь, в Коломбо. Из рассказов О'Делла я понял, что
в разное время его выгоняли из всех городских клубов. Он
разглагольствовал, а я все больше мрачнел. Похоже, мое расследование
закончилось ничем. Наконец, он начал зевать и путаться в словах. Его
большая голова наклонилась вперед, подбородок уперся в гладкую грудь. Я
встал и на цыпочках двинулся к выходу. Слугу я больше не видел. Я вернулся
по Галле Роуд в отель, уставший и потерявший надежду.
Спал я плохо. Утром почувствовал какую-то отвратительную вялость.
После завтрака я позвонил в Штаб Королевского Флота и через некоторое
время нашел мисс Констанцию Северенс. Я сказал ей, что знаком с О'Деллом и
мы договорились встретиться в семнадцать тридцать в баре отеля "Принсесс",
где она жила.
Она опоздала. Я пил уже второй коктейль, когда она впорхнула в
крошечную залу. Констанция была довольно высокой, но издалека казалась
изящной и хрупкой. Я вскочил, она заметила меня и улыбнулась. Девушка
подошла ко мне, и мы сели за маленький столик. Вблизи она выглядела
отдохнувшей, свежей и отнюдь не хрупкой. У нее были очень красивые
серебристые волосы, светло-серые глаза, слегка желтоватая кожа и хорошая
фигура, но ее одежда, казалось, предназначалась для того, чтобы скрыть
этой факт. Я решил, что ей должно быть года тридцать два. В ней
угадывалась какая-то скрытая чувственность. Вероятно, это ощущение
возникало из-за каких-то маленьких несоответственностей в ее внешности:
слишком широкая челюсть, чересчур пухлые пальцы, а тонкий рот казался
чрезмерно влажным. Когда она садилась, я обратил внимание, что ноги у нее
немного коротковаты, да и, пожалуй, слишком толсты для ее фигуры. В общем,
она мне не понравилась.
Я заказал для нее коктейль, и когда официант ушел, она повернулась ко
мне и сказала:
- Вы ничего не чувствуете? Нашу встречу окутывает какая-то тайна,
интрига. Может быть, это из-за того, как вы выглядите.
Это встряхнуло меня.
- А как я выгляжу?
- Теперь вы выглядите обиженным. Я имела в виду, что у вас такая
необычная и таинственная внешность. И этот шрам от ножа. И настороженные
глаза.
- Возможно, здесь действительно есть интрига, мисс Северенс, но я...
- Называйте меня Конни, как этот ужасный, сумасшедший ирландец
О'Делл. Если он может себе это позволить, то вы-то уж тем более. Кстати, а
как я должна называть вас?
- Говард или Гарри, на выбор.
- Тогда Гарри. А теперь, Гарри, друг мой, что вы хотите?
Я повернулся и взглянул на нее. Мы сидели с ней бок о бок на
диванчике, который шел вдоль стены. Глядя ей прямо в глаза, я спросил:
- Кто утопил капитана Кристоффа?
Напоследок, я решил изменить свой подход. Я дал О'Деллу слишком много
времени, чтобы прийти вы себя и подготовиться к моим вопросам. Если
Констанция в чем-то виновата, что-то скрывала, я хотел застать ее
врасплох.
Она ответила мне прямым открытым взглядом. Но у меня возникло
ощущение, что она не сфокусировала глаза. Казалось, они слегка косили. Я
вспомнил старый школьный трюк: если ты играл с кем-то в "гляделки", не
надо было смотреть в глаза, а уставиться сопернику на переносицу. Я понял,
что Констанция именно так и делает. Она даже не моргала. В ее глазах
начисто отсутствовало всякое выражение. Я перевел взгляд на ее руки,
лежащие на краю стола. Ее ногти были покрыты бесцветным лаком. Она так
крепко вцепилась пальцами в стол, что у нее под ногтями образовались белые
полуокружности. Заметив, что я смотрю на ее руки, она сразу расслабила
пальцы и белые полуокружности исчезли. Потом она рассмеялась на низкой
музыкальной ноте, фальшивой, как плохая реклама.
- Почему вы смеетесь, Конни? Что вас так рассмешило?
- Вы, Гарри. Вы сами себе придумали романтическую сказку. Настоящий
друг находит истинные причины позора своего погибшего товарища. Вы хотите
превратить глупую смерть неуклюжего неудачника в сюжет, достойный Эдгара
Уоллеса [современный американский писатель, автор ряда бестселлеров].
- Вы только что сделали ошибку, моя дорогая.
Она недоуменно взглянула на меня.
- Откуда вы знаете, что он был моим другом? Как вы можете знать, что
я не произвожу официальное расследование? - Я снова взглянул на ее руки.
Вновь появились белые полуокружности. Она убрала руки себе на колени и
опять рассмеялась.
- Не будьте таким скучным, Гарри. Знаю я официальных следователей.
Они заполняют сотни дурацких бессмысленных бумажонок маленьким огрызком
карандаша, который все время лижут. И без конца спрашивают ваше имя, хотя
уже давным давно оно им известно.
- Не говорите ерунды. Это О'Делл звонил вам. Почему?
Официант принес ей коктейль. Она взяла бокал рукой, которая не
дрожала, и отпила немного.
- Вообще-то я должна была бы послать вас подальше. Вы дурно
воспитаны. Но я не слишком сложная натура. Я поехала покататься на корабле
с пьяным американским офицером, и он упал за борт. Я очень сожалею о
случившемся, но это произошло так давно. Если вы перемените тему и
перестанете быть таким угрюмым, я прощу вас и разрешу заказать мне еще
один коктейль. А иначе мне придется проститься с вами, Гарри.
Я пожал плечами. Я не мог заставить ее говорить. Но в первый раз за
все время я почувствовал азарт охотника. Она что-то знала. Но она хитра. Я
должен вынудить ее сделать следующий ход. Я улыбнулся как можно
доброжелательнее и сказал:
- Извините, Конни. Возможно, я действительно слишком уж серьезно
отнесся к этой истории. Дэн был моим лучшим другом, ближе не бывает.
Наверное, ни с кем нельзя общаться так тесно. Простите мою излишнюю
агрессивность, ладно?
- Выпьем за это, - потребовала она. Мы чокнулись, и Констанция залпом
выпила коктейль, пристально глядя мне в глаза. Несмотря на все ее
хладнокровие и самообладание, в ней ощущалась какая-то напряженность и
скрытая злоба.
Мы посидели с ней еще полчаса и приятно провели время. Она
сплетничала о высшем обществе Коломбо. Я спросил ее о Январском клубе.
Она слегка скривила губы.
- Ну, это далеко не лучший клуб Коломбо. Уж очень разношерстное
общество там собирается. Белые, евроазиаты, сингальцы. Бридж с высокими
ставками и неуклюжий теннис. К тому же чересчур острая кухня. Почему вы
спрашиваете о нем?
- О'Делл сказал, что в тот злосчастный вечер вы, он и Кристофф
находились в Январском клубе перед тем как отправиться в порт. Поэтому-то
меня и заинтересовало это заведение.
- Да-да. Я познакомилась с капитаном на вечеринке. А потом он
оказался в Январском клубе, где мы с О'Деллом играли на пару в бридж.
Насколько я помню, мы выиграли, и решили прокатиться на корабле, чтобы
отпраздновать наш выигрыш.
Ей подошло время переодеваться к обеду, и я проводил ее до лифта.
Прощаясь, она протянула мне руку. Рука была теплой и влажной. Я вышел на
улицу с ощущением, что Констанция одновременно нравится и не нравится мне.
Она показалась мне привлекательной, но в этой привлекательности
чувствовалось что-то неуловимо нечистое. Я нашел скамейку в уединенном
месте, присел и поразмышлял. Мое расследование подошло к концу. Больше я
ничего не мог сделать. И все же, теперь я еще сильнее чем раньше был
уверен, что за смертью Дэна скрывается какая-то тайна. Я понимал, что
повторные разговоры с О'Деллом бесполезны, он слишком хитер для меня.
Констанция тоже мне больше ничего не скажет. Ясно, что если я не смогу
устроить им каких-либо неприятностей, чтобы они выдали себя, то мне
остается лишь отправиться домой. Я хотел получить доказательства. Я хотел
официального оправдания Дэна, но не представлял как этого добиться. Я
чувствовал себя бездарным, упрямым дураком.
Стоя под прохладным душем в своем номере, я старался придумать
осмысленный план, когда вспомнил, как в начале разговора Констанция
упомянула про интриги. Интрига - вот, что мне сейчас необходимо. Я быстро
вытерся и поспешил к столу. В ящичке я нашел писчую бумагу. Взяв бритву, я
вырезал два небольших квадратика со сторонами в пару дюймов, следя, чтобы
на них не оказалось фирменный знаков моего отеля. Найдя огрызок карандаша,
я написал на первом листочке печатными буквами: "ТЫ ДАЛА ЕМУ СЛИШКОМ МНОГО
ИНФОРМАЦИИ". На втором квадратике, также печатными буквами, но не такими
крупными, вывел: "ОН ЗНАЕТ СЛИШКОМ МНОГО. ЧТО ТЫ РАССКАЗАЛ ЕМУ?"
Я быстро оделся и на рикше отправился к отелю "Принсесс". Быстро
темнело, солнце как раз завершало свое стремительное падение в Западное
море. Я попросил рикшу, чтобы он остановился в пятнадцати ярдах от входа в
отель. Я рассчитывал, что Констанция еще не ушла, и что она со своим
кавалером не собирается обедать в отеле. Над входом в отель зажглись огни.
Прошло почти полчаса, прежде чем она спустилась вниз. Я сразу узнал ее по
стройной фигуре и светлым волосам. Мне попался толковый рикша. Он хитро
усмехнулся, когда я дал ему инструкции, и мы последовали за ее рикшей на
почтительном расстоянии. Я неожиданно сообразил, что дуракам везет: если
бы Констанция взяла такси, я бы остался с носом. Босые ноги рикши шлепали
в ночной тишине по еще теплой от солнца мостовой. Он бежал легко, и я
видел, как ходят по бронзовой коже мышцы его плеч.
Наше короткое путешествие заняло минут пятнадцать. Ее рикша
остановился на Галле Роуд, напротив ярко освещенного здания. Сначала я
подумал, что это частный дом, и что все мои планы нарушены. Но тут же
заметил надпись: "Гостиница "Китайское море". Множество машин было
припарковано на стоянке около гостиницы. Я заплатил своему рикше и
осторожно пошел к зданию. Констанции нигде не было видно. Я понимал, что
рискую, поднимаясь по ступенькам, так как она могла стоять сразу за
дверью. Тем не менее я поднялся и посмотрел в широкое окно. В небольшой
зале стояло множество маленьких столиков, только несколько из них
оставались незанятыми. Из динамиков на стенах ревела музыка.
Я встал в дверях и быстро осмотрелся. Сначала я не увидел Констанции.
