Дама в автомобиле в очках и с ружьем | |
половине восьмого, вторая показывала сто шестьдесят. Машину я оставил у
сторожа стоянки перед автовокзалом. Извинившись перед приемщиком багажа
за опоздание, я сунул ему свой чемодан и чаевые. Я мчался что было духу.
У выхода на летное поле мне вручили "вашу" телефонограмму. Чтобы меня
запомнили, я дал десять франков на чай. В "каравелле" у меня не спросили
фамилию, но я под разными предлогами дважды повторил стюардессе, что ме-
ня зовут Морис Коб, Морис Коб, и что я лечу в Вильнев-лез-Авиньон. Я вы-
пил рюмку водки, взял предложенную мне газету. Лететь предстояло час с
небольшим. Я принялся размышлять. Меня совершенно не волновало то, что я
нисколько не похож на Коба. Среди такого количества пассажиров никто не
запомнит, как выглядел один из них. Могут примерно запомнить фамилию, да
еще может запасть в голову Авиньон, и достаточно. И как раз во время
этого полета, когда я подумал о том, что Аните тоже предстоит выдавать
себя за другую, но у нее возникнут гораздо большие трудности, чем у ме-
ня, она должна оставить о себе очень четкие воспоминания, - мне в голову
и пришел трюк, чисто рекламный трюк с забинтованной рукой. Такие подроб-
ности запоминаются лучше всего: "Это была дама на "тендерберде", и у нее
была забинтована рука". Я сразу же оценил, сколь выгодна будет эта инс-
ценировка, тем более если забинтовать левую руку. В гостинице Анита смо-
жет сама не заполнять карточку, поскольку она левша. А так как она не
левша, то ей повязка не помешает. Ваше самоубийство само по себе явится
доказательством вашей вины. А если у вас будет покалечена рука, никто не
удивится, что вы не оставили никакой записки, которая бы пролила свет на
ваш поступок.
В Марселе-Мариньяне было уже темно. Получив свой чемодан, я купил в
зале аэропорта все необходимое для повязки. Потом сел в такси и поехал в
Авиньон. По дороге я рассказал шоферу о своей работе, выдавая себя за
инженера-строителя. Поговорили мы и о бедняках, которые живут в трущо-
бах. Потом я снова углубился в свои мысли. Мы остановились у ворот гара-
жа Коти. Я щедро отвалил шоферу чаевые - восемьдесят километров он пром-
чал за пятьдесят минут. Позже я подумал, что совершенно не запомнил его.
Даже не могу сказать, какого цвета были у него волосы. Что бы вам ни го-
ворили, Дани, но это так. В действительности никто ни на кого не обраща-
ет внимания. Именно на это я рассчитывал, когда собирался обвести вокруг
пальца тех, кому поручат вести следствие, и хотя бы в этом, мне кажется,
я был прав.
В гараже была тишина и полумрак. У застекленной будки ко мне подошел
мужчина. Я заплатил ему за ремонт "тендерберда". Он выдал мне счет. Я
сказал, что у меня вилла Сен-Жан в Вильневе. Он подогнал "тендерберд" к
воротам-с поднятым верхом, только что вымытый. Я сел за руль, пытаясь с
ходу угадать, как тронуть эту машину с места. Это оказалось просто. Мне
кажется, я уехал, не вызвав никаких подозрений.
Мне пришлось спросить дорогу в Вильнев - он оказался гораздо ближе к
Авиньону, чем я предполагал. Часы показывали четверть одиннадцатого,
когда я распахнул ворота виллы Сен-Жан. Едва войдя, я сразу достал из
чемодана винчестер и сделал три выстрела. Две пули я пустил в раскрытое
окно, одну - в стену в большой комнате. Чтоб сбить с толку какого-нибудь
дотошного эксперта, я подобрал пустые гильзы, а на пол, под стол, бросил
те, что нашел в Монморанси. В магазин я вложил три новых патрона. После
этого я стал вслушиваться в ночную тишину. Я уже заранее решил, что, ес-
ли кто-нибудь появится, я скроюсь, оставив здесь костюм Коба, ваши вещи
и машину. Но никто не появился. За четверть часа я сделал все, что нуж-
но. Большую фотографию, где вы сняты обнаженной, я нашел наклеенной на
деревянный подрамник наверху, в этой порнографической фотостудии. Я пос-
мотрел все папки со снимками, вынул ваши - за исключением двух, которые
вполне подходили для моего плана, - и Аниты, от которых хотелось выть.
Вот Аниту снимали с ее полного согласия, Дани. Все это я разорвал, сунул
в большой бумажный мешок и потом увез с собой. Я отыскал и нужные мне
негативы - они оказались в ящике, пронумерованные и занесенные в ката-
лог, как почтовые марки. Были там и рамки для контактной печати. Я отнес
вниз вашу большую фотографию и повесил ее на стену, взамен другой, на
которой была изображена девица лет двадцати, не старше, присевшая в ка-
кой-то нелепой позе. Прежде чем снова подняться в мастерскую, я впервые
вгляделся в ваше лицо. Не могу вам объяснить отчего, но у меня вдруг по-
явилось такое чувство, что вы в нашем лагере, что вы тоже, как и я, пре-
исполнены жалости к нам. Ваше лицо на этом снимке выражало нескрываемую
нежность к той, которая, пользуясь тем, что вы полуслепая, в ту минуту
предавала вас, потакая гнусным порокам этого подонка. Короче, на этом
снимке был запечатлен момент, который поразительно предопределил все
дальнейшее. Я оставил фотографию на стене, хотя прекрасно сознавал, что
я мерзавец.
Я разложил в спальне ваши вещи, опрыскал вашими духами простыни, ко-
торые, быть может, еще хранили запах духов Аниты. Постель была в беспо-
рядке. Кожаный ремень валялся на полу, там я его и оставил. Думаю, я уже
начинал уставать и чувства мои притупились. Кожаный ремень не произвел
на меня никакого впечатления, никакого. Я перенес в машину бумажный ме-
шок, ваше белое пальто, коврик, в котором вы потом обнаружили труп Мори-
са Коба. И еще коробку с патронами и ружье. Дверь в доме я оставил отк-
рытой. Я действовал как робот, но я сделал все, чтобы ввести в заблужде-
ние следствие.
Включив дальний свет, я мчался на предельной скорости, сосредоточив
все свои мысли только на дороге, не обращая внимания на то, что слеплю
встречные машины. Я подъехал к аэропорту Лион-Брон около часу ночи, за
двадцать минут до отправления самолета, которым я заранее решил лететь в
Париж. Это был последний ночной рейс. Анита ждала меня не в назначенном
месте, а немного дальше, на обочине шоссе. При свете фар я увидел, что
она в белом костюме. Я открыл ей дверцу, и мы помчались. Оказывается,
она ждала меня больше часа. Она все время дрожала от страха и холода. Я
свернул с шоссе и остановился на проселочной дороге, под деревьями.
Здесь я объяснил, что она должна делать. Я отдал ей ваши водительские
права, косынку, белое пальто. Наложил ей на левую руку повязку. Я вырвал
из обложки неиспользованного авиабилета, который она купила на ваше имя
до Марселя-Мариньяна, внутренние листки, а обложку положил в карман ва-
шего пальто вместе со счетом из авиньонского гаража и конвертом с преми-
альными. Из конверта я вынул часть денег - стоимость билета на самолет.
На Аните был новый костюм, похожий на ваш. Она купила его, даже не при-
мерив, неподалеку от площади Звезды, в какой-то лавке, которая оказалась
открытой. Она показала, как ей пришлось закатать и скрепить на талии
двумя английскими булавками юбку, чтобы та держалась. Я не утерпел и
спросил ее о постели, которую видел в беспорядке в доме Коба, - она ли
лежала с ним на этих смятых простынях. Я испытывал непреодолимое желание
узнать все до последней детали, и, так как на счету была каждая минута,
от волнения я даже начал заикаться. Анита закрыла мне рот ладонью. Она
поклялась, что, как бы ни сложилась наша судьба, отныне она будет при-
надлежать только мне. Мы снова подъехали к аэропорту. Я объяснил Аните,
как управлять этой машиной. Расставаясь, я долго целовал ее.
И она снова сказала, что любит меня.
Наше следующее свидание должно было состояться по телефону в половине
пятого утра. Мы посмотрели карту, которая оказалась в машине Коба, и
высчитали, что к этому времени Анита будет в районе Аваллона. С бумажным
мешком в руках я побежал к кассе и купил билет на имя Луиса Кэрролла. И
снова час в воздухе на винтовом самолете, летевшем с Ближнего Востока. Я
забылся в полудреме, и перед моими глазами несколько раз всплывала ваша
фотография на белой стене. В Орли я не воспользовался своей машиной, а
взял такси и около трех часов уже был в Отее, в квартале Монморанси. По-
ка я шел к дому Коба, я не видел ни одного освещенного окна. В доме Коба
тоже было темно. Войдя, я громко заговорил, якобы обсуждая с Анитой этот
скучный вечер. Я подошел к комнате, где вы должны были спать, и тихо
позвал вас. Вы еще не спали. Бутылки с вином в гостиной не оказалось, я
обнаружил ее на кухне, вместе с вашим прибором, который вы, к сожалению,
вымыли. Пусть, все равно в этом доме останется достаточно других следов
вашего пребывания, и я облегченно вздохнул, увидев по отметке, которую я
сделал, что уровень вина в бутылке поубавился примерно на бокал. Видимо,
доза снотворного была недостаточна, чтобы сразу свалить вас с ног, но я
убедил себя, что надо лишь немного подождать.
Я вышел в сад перед домом, так как во внутренний садик выходило ваше
окно. Я курил и представлял себе Аниту за рулем "тендерберда", мчащуюся
по шоссе среди ночи. Я мысленно перебрал каждый свой шаг после смерти
Коба, проверяя, не ошибся ли где-нибудь, не забыл ли чего. Нет, кажется,
я недурно сварганил это грязное дело. Часа в четыре я опять подошел к
вашей комнате и тихонько окликнул вас. На этот раз вы не ответили. Я ти-
хо вошел. Вы лежали на спине, рассеянный свет, проникавший из гостиной
через раскрытую мною дверь, освещал на подушке ваш профиль, глаза были
закрыты. Теперь, когда я удостоверился, что вы спите, мне надо было как
можно скорее вернуться на авеню Моцарта. И все же я не удержался и, хотя
это было безрассудством, сделав несколько шагов, подошел к вам настолько
близко, что услышал ваше дыхание. Я впервые увидел вас без очков, и вы
показались мне еще более незнакомой, чем днем. Наверное, с минуту я
рассматривал вас. И тут случилось такое, отчего у меня замерло сердце.
Вы заговорили. Вы отчетливо, как наяву, произнесли несколько слов. Вы
сказали в ритм своего дыхания: "Убейте меня, прошу вас, убейте меня". Не
спуская с вас глаз, я медленно попятился к двери. Я ушел. До авеню Мо-
царта я добрался пешком, неся в руках свой бумажный мешок.
Дома я разыграл ту же комедию, что и у Коба, на сей раз для прислуги,
которая спит в задней комнате. Я громко разговаривал с Анитой, которая
якобы была рядом. А она как раз в это время должна была позвонить. С ми-
нуты на минуту я ждал звонка в нашей спальне. У меня было еще много дел,
но я заставил себя караулить у телефона, чтобы прервать звонок, как
только он раздастся. Но вот уже часы показали пять, сквозь шторы в ком-
нату стал просачиваться утренний свет, я услышал первые звуки просыпаю-
щегося города. С Анитой, верно, случилось что-то серьезное. Чем больше
проходило времени, тем яснее я понимал, насколько безумна наша затея. И
вдруг звякнул телефон, почти не нарушив тишину. Я схватил трубку и услы-
шал какое-то бульканье. Это была Анита, но далеко, так далеко от той
жизни, которой я желал для нас, о которой я мечтал для нас, для Мишель.
Она разыграла все, как я ей велел, на случай, если нас будут подслуши-
вать. Она сказала, что говорит Дани Лонго, что она сейчас находится под
Аваллоном на машине, и добавила условленную фразу, которая означала, что
все идет по предусмотренному плану, а именно: "Мсье Каравей, ковер у ме-
ня в багажнике". Она сказала также, что позвонила Бернару Тору, якобы
узнать наш номер телефона. Мне известно, что этот художник - самый близ-
кий вам человек, если не считать того подражателя Гари Куперу, который,
когда вы забеременели, бросил вас.
Закончив разговор с Анитой, я сжег все разорванные в клочки фотогра-
фии и негативы, которые были у меня в бумажном мешке, и выбросил пепел в
мусоропровод на кухне. Потом я торопливо упаковал три чемодана - один
для Мишель, другой для Аниты и третий для себя. Я запихнул туда те вещи,
которые, на мой взгляд, могли потребоваться в первую очередь. В чемодан
Аниты я сунул ее драгоценности и чек на все деньги, которые лежат у меня
в парижском банке. Мой основной капитал находится в швейцарских банках,
там же оформлены доверенности на Аниту. Думаю, денег и ценных бумаг у
меня достаточно, чтобы при любом исходе дела обеспечить моей дочери
жизнь принцессы. Кроме того, Анита сумеет отстоять оставленное мною бо-
гатство. В ту минуту, когда я уже собирался уйти из своей комнаты, в ха-
лате вошла Мария, наша горничная-испанка. На своем ломаном французском
языке она пискливым голосом спросила, не нужна ли она мне. Я ответил,
что мы с женой уезжаем на праздники в Швейцарию, и, извинившись, отослал
ее спать.
Я взял два чемодана в одну руку, третий - в другую и пешком вернулся
в дом Коба. Было уже светло. Официанты кафе, не жалея воды, мыли тротуар
около своего заведения. Мне хотелось и пить, и есть, но я не стал задер-
живаться. Подойдя к двери вашей комнаты, я прислушался: там царила тиши-
на. Видимо, вы все еще спали. Я отнес чемоданы на второй этаж и устроил-
ся в кресле, чтобы немного подремать. Я боялся, что, если лягу, то креп-
ко усну. В половине восьмого на первом этаже по-прежнему было тихо. Я
разделся и ополоснул над умывальником лицо и руки. Потом, достав из че-
модана халат, надел его и спустился вниз. Я приготовил на кухне кофе,
выпил две чашки сам, отнес чашку вам. Стрелки часов показывали восемь,
утро было ясным. Пусть даже Анита запаздывает по сравнению с моим пла-
ном, все равно сейчас она уже едет по Южной автостраде. Через час, не
позже, она должна быть здесь. Я очень тревожился, так как сам чувствовал
большую усталость и понимал, что она, наверное, устала еще больше. Я вы-
шел открыть ворота и гараж, чтобы Анита могла сразу въехать. Потом пос-
тучался к вам, и вы мне ответили.
Было больше половины десятого, когда появилась на "тендерберде" Ани-
та. Вы уже давно снова сидели за машинкой. Я направился к вам, чтобы
отвлечь ваше внимание от сада. Анита вошла в дом с черного хода. Подняв-
шись на второй этаж, я увидел ее сидящей на краю ванны, оба крана были
открыты. Лицо у нее, естественно, осунулось, но выглядела она гораздо
менее утомленной, чем я ожидал. Повязку и черные очки она уже сняла. У
нее было одно желание - вымыться. Она говорила: "Смыть с себя все это".
Глаза ее были широко раскрыты, взгляд - неподвижен. Все то время, что
она рассказывала о своей поездке, которая длилась восемь часов, она не
выпускала моей руки. Анита оставила следы "вашего" пребывания в Маконе,
Турню, Шалоне-сюр-Сон, Аваллоне и еще у въезда на Южную автостраду, где
она заправляла машину. Единственным событием, которого не предусматривал
мой план, была встреча с жандармом на мотоцикле, остановившим ее за не-
исправность задних фонарей. Я помог ей раздеться и, пока она принимала
ванну, заставил ее повторить весь рассказ. В Шалоне она сняла в гостини-
це номер на ваше имя, оплатила его вперед. Менее чем через полчаса неза-
метно выбралась на улицу и уехала. Непредвиденная встреча с жандармом
произошла километрах в ста от Шалона, по дороге в Париж, возле Солье.
Анита сказала, что нервы у нее были настолько напряжены - к тому же она
знала, что в багажнике у нее лежит винчестер, - что она наверняка выст-
релила бы в жандарма, если бы он захотел осмотреть машину. Даже сейчас,
вспоминая об этом, она вздрогнула. И я тоже. Бернару Тору, а затем и мне
она звонила из деревенского кафе, пока чинили фонари на "тендерберде",
там же она оставила ваше белое пальто. В общем, из ее рассказа я понял,
что она разыграла свою роль отлично.
Я вынул из чемодана Аниты махровое полотенце и чистое белье, вытер ей
спину. Стоя в белой комбинации, она попросила у меня сигарету. Она нес-
колько часов не курила. Мы спустились на первый этаж. Воспользовавшись
тем, что она разговаривает с вами, я положил в вашу сумочку все, что
взял оттуда. Затем вышел в сад. В гараже я старательно протер сиденья
"тендерберда". Коврик из Вильнева, ружье и коробку с патронами я отнес в
подвал. Потом вернулся в дом, поднялся на второй этаж, побрился, надел
чистую рубашку, костюм и поехал на такси в агентство. Там, в безлюдной
мастерской, я отыскал папку со старыми макетами реклам для фирмы Милка-
би. Затем прошел в бухгалтерию, написал ваше имя на конверте для жало-
ванья, вложил туда премиальные и еще триста франков, обещанных мною за
срочную работу. Я позвонил нескольким коллегам, чтобы обменяться с ними
впечатлениями о вчерашнем фестивале во дворце Шайо. Перед тем как вер-
нуться в квартал Монморанси, я поехал к вам, на улицу Гренель. Я поднял-
ся наверх и на двери вашей квартиры на видном месте прикрепил записку, в
которой вы сообщали, что улетаете. В Отее, в каком-то кафе, куда я прие-
хал уже на другом такси, я съел сандвич, выпил еще две чашки черного ко-
фе и рюмку коньяку. Мне казалось, что конец моим мытарствам близок. Я
считал, что уже одержал победу.
Было немногим больше одиннадцати, когда я вернулся в дом Коба. Анита
была готова к отъезду, вы закончили работу. Я отдал вам конверт с
деньгами, рассчитывая изъять его у вас позже, когда вы вернетесь на
"тендерберде" обратно. Мне совершенно необходимо было посадить вас за
руль этой машины, иначе весь мой план, так удачно претворявшийся в дело,
рухнет. Следователи прежде всего тщательнейшим образом осмотрят "тендер-
берд". Не знаю, какие у них есть приспособления для этого, но думаю,
весьма эффективные. И мой план рухнет потому, что вы же не могли прое-
хать на машине около семисот километров, ничего не оставив в ней: ни от-
печатков пальцев, ни ворсинки от вашего белого костюма, ни волоска. И в
то же время, хотя я и почистил сиденья машины, я сделал это наспех, и
они могли обнаружить там следы другой женщины. Далее, обследовав ваш
труп, они легко установили бы, что на вас нет даже пылинки из машины,
что вы в машине не были. Мне мучительно трудно было убеждать вас сесть
за руль. Дани. И вообще, когда я разговаривал с вами, я заколебался, мне
даже кажется, что было мгновение, когда у меня вдруг пропала охота про-
должать игру. Я не знал, откуда я возьму силы вернуться сюда вслед за
вами, покалечить вам руку, заставить вас выпить пузырек дигиталиса, а
главное - выдержать те несколько минут, когда вы, ничего не понимая,
обезумев от ужаса, будете умирать. И все же я не остановился. Мы заехали
за Мишель на бульвар Сюше, к матери Аниты. В Орли мы оставили вас в
"тендерберде". Вам я сказал, что наш самолет улетает в полдень, но в
действительности у меня было еще часа два на то, чтобы поехать вслед за
вами, убить вас, привести все в должный вид в доме Коба, а затем встре-
титься с Анитой и Мишель в ресторане аэровокзала.
Я сдал наши вещи в багаж. До тех пор, до той минуты, когда я прощался
с Анитой в переполненном зале, она не знала, что я вас убью. Если же ей
и приходила в голову такая мысль, то она убеждала себя, что она придумы-
вает Бог знает какой бред, что у меня совсем другой план. А там она
спросила, что я собираюсь сделать. Я ответил, что вы должны исчезнуть.
Узнав, что вы погибнете, она молча замотала головой, держа на руках нашу
девочку, и вдруг из ее глаз брызнули слезы. Я сказал, чтобы она ждала
меня в ресторане до двух часов, если же я не вернусь к тому времени, то
пусть она с Мишель улетает в Женеву. Я к ним прилечу. Он все мотала и
мотала головой. Я ушел. В эту минуту я увидел, что вы тронулись с места.
Я поспешил на стоянку за своей машиной. Сначала я потерял вас из виду,
потом вы вдруг оказались метрах в пятидесяти впереди меня, вы просто
поставили "тендерберд" на новое место. Я видел, как вы, выйдя из машины,
пошли к зданию аэровокзала. Я ничего не понимал. Впервые я ничего не по-
нимал, Дани.
Я отправился вслед за вами. Я боялся, что вы встретитесь там с Анитой
и Мишель. В окно третьего этажа я видел, как они ходят по залу. Но вы
были поглощены какими-то своими мыслями. Вы долго сидели за столиком ба-
ра. Я стоял метрах в двадцати от вас, за кабиной фотоавтомата. Я обдумал
все, что может случиться, пока "тендерберд" находится в ваших руках,
включая даже уличную аварию, которая приведет к вмешательству полиции.
Однако я знал, что вы при вашей близорукости не станете гнать, вы вообще
делаете все очень обстоятельно, и поэтому был уверен, что вы доставите
машину в полном порядке. Как видите, я все предусмотрел, Дани, реши-
тельно все. Но одно оказалось для меня сюрпризом, и когда я с этим
столкнулся, то чуть не сошел с ума - как выяснилось, ни один ваш посту-
пок нельзя было предсказать заранее. Вы действовали, как Рак, под знаком
которого вы родились.
Теперь вы понимаете меня, Дани? Так вот, вы снова сели в "тендер-
берд", а я последовал за вами на своем "ситроене". Вы должны были пое-
хать в Париж, а вы взяли направление на Юг. Я сначала подумал, что вы
ошиблись на развилке автострады, но нет, вы так и не повернули. Я смот-
рел на вас в окно, когда вы обедали в ресторане Фонтенбло. Я не верил
своим глазам и кипел от ярости. Я сел в свою машину, которая стояла нев-
далеке, и там ждал, когда вы выйдете. Стрелки на моих часах продолжали
бежать. Я понимал, что мне уже не успеть на швейцарский самолет и Анита
с Мишель улетят без меня. В отчаянии я пытался что-нибудь придумать. Я
еще надеялся, что, перекусив, вы вернетесь в Париж, в квартал Монморан-
си. Я подумал, что вы просто решили немного прокатиться, доставить себе
удовольствие посидеть за рулем шикарной машины. Но не тут-то было! Бе-
зумная карусель, пленником которой я стал, продолжала крутиться. Вы
въехали в Фонтенбло. Я видел, как вы купили какую-то одежду и чемодан.
Пот струился у меня по спине. Это был какой-то бред. По вашей воле мы
внезапно поменялись ролями. Всю эту ночь я составлял план действий, не
принимая вас в расчет, словно вы были пустое место. А теперь выяснилось,
что инициатива в ваших руках, что у вас есть свой план, которому вы сле-
дуете, совершенно не заботясь обо мне. Все время, что вы ехали к Жуаньи,
- а я за вами, буквально в двухстах метрах, приноравливаясь к вашей ско-
рости, - я строил всевозможные догадки, одну невероятнее другой. И самая
бредовая была такая: Анита вчера вечером оказалась права, когда говори-
ла, что вас провести невозможно. Значит, вы сейчас знаете, что я следую
за вами по пятам. И только одна версия не пришла мне в голову-то, что
было на самом деле. Ваша уверенность росла с количеством пройденных ки-
лометров, и мне приходилось работать головой и одновременно не забывать
о педалях, чтобы не потерять вас из виду. Никто никогда не наблюдал за
вами так пристально, как я, и все же вы то и дело ставили меня в тупик.
Например, около бистро в Жуаньи я лишь в последнюю минуту заметил, что
вы остановились. Потом, когда вы снова поехали, меня мучила мысль, кто
этот шофер грузовика, с которым вы разговаривали. Тогда, Дани, я еще не
знал, какая удача вам сопутствует, но чутьем пенял, что эта встреча, как
и все остальные, обернется против меня. К концу дня на автостраде под
Оксером, где вы начали гнать со скоростью больше ста шестидесяти кило-
метров в час, я безнадежно отстал от вас. Вот тут-то мне стало ясно, что
эта гонка, эти покупки в Фонтенбло можно объяснить только одним - вы ре-
шили воспользоваться машиной не для небольшой прогулки, а на все празд-
ники, и вы мчались прямо к неведомой мне цели. Необходимо было вас оста-
новить. Кроме того, я вдруг понял, что вы точно повторяете путь Аниты,
но только в обратном направлении, и это было самое ужасное. Я чуть было
не наткнулся на вас и не выдал своего присутствия, проезжая через ка-
кую-то деревню у поворота с автострады. Сидя в машине, вы разговаривали
с какой-то старухой, стоявшей рядом. Я подождал вас неподалеку, метрах в
ста от станции техобслуживания, на которой я прочел название деревни:
Аваллон-Два-заката. Мне показалось, что я окончательно сошел с ума. Как
сказала мне Анита, именно в этой деревне она оставила ваше белое пальто.
Вы совершенно сознательно, упорно сокрушали весь мой план. В этом я
окончательно убедился, снова увидев "тендерберд" и бирюзовое пятно вашей
косынки у станции техобслуживания. Бесспорно, это была именно та самая
станция, у которой останавливалась и Анита. У меня в кармане лежала кви-
танция на ремонт фонарей. На ней был штамп, и я сверил название деревни.
Я разорвал квитанцию с какой-то идиотской яростью, сидя за рулем своей
машины. Затем я достал пузырек дигиталиса, который лежал у меня в ящичке
для перчаток, и, не обращая внимания на то, что было светло, пошел за
вами по высокой траве, между деревьями. Сделав порядочный круг, я очу-
тился позади белого домика, в который вы вошли. У одной из бензоколонок
стояли какие-то люди и болтали. Все мои мысли были направлены только на
то, каким способом незаметно настичь вас и убить так, чтобы никто не
увидел меня, не услышал никакого шума. Стоявший в отдалении туалет, куда
вы вошли, оставив незакрытой дверь, был подходящим для этого местом. В
открытую дверь я вдруг увидел вас со спины, ваш белый костюм, ваши свет-
лые волосы. Вы неподвижно стояли меньше чем в трех метрах от меня. Перед
вами было зеркало. Я отпрянул к наружной стене и, едва переведя дыхание,
тут же ринулся на вас. Я обхватил вас сзади, оторвал от пола, закрыв
своей широкой ладонью вам рот. Ваши очки упали, отлетев к противополож-
ной стене этой тесной конуры. Мои действия были сумбурны, как и мои мыс-
ли. Вы уцепились левой рукой за косяк двери. И я увидел эту руку. Я
смотрел на нее всего лишь какую-то секунду, но эта секунда была самой
длинной в моей жизни. Я вдруг с предельной ясностью понял, что сам раз-
рушаю весь свой план. У женщины, которую видели на шоссе, была перевяза-
на левая рука. А у вас - нет. Я мог вас убить, но вы не стали бы той
женщиной! Я схватился за ручку двери и со всей силой захлопнул ее. В мою
ладонь, которой я зажимал вам рот, словно ударил немой вопль, и ваше те-
ло тотчас же обмякло в моих руках, вы соскользнули на колени и так и ос-
тались в этой странной позе - упершись лбом в пол, с рассыпавшимися во-
лосами, которые закрывали ваше лицо. Не знаю почему - может, испугавшись
того, что я наделал шума, или голосов, доносившихся снаружи, или вашей
руки, которая раздувалась с поразительной быстротой, а может быть, прос-
то сообразив, что, если я убью вас сейчас, судебно-медицинский эксперт
без труда определит, что рука была покалечена перед самой смертью, - но
я бросился бежать. Только очутившись в своей машине, я немного отдышал-
ся.
Я мог бы убить вас там, Дани. Но я сделал бы глупость. Мне нужно было
убить вас у трупа Коба или же, убив, отвезти вас к нему. А на станции
техобслуживания я не смог бы незаметно вынести вас. И я поступил пра-
вильно. Много раз потом я сожалел о том мгновении, когда вы были в моих
руках, но думаю, что я поступил правильно.
Поставив машину невдалеке от станции техобслуживания, я дождался ве-
чера. Я заранее развернулся по направлению к Парижу. Я был уверен: после
того, что произошло, вы поедете в Париж. Мне не давала покоя мысль, ви-
дели ли вы меня. Мне хотелось есть, пить и спать. Я несколько раз выхо-
дил из машины, чтобы прогуляться в тени. Я еще не знал, насколько велико
ваше упорство, не знал вашей поразительной способности черпать мужество
в том, что, казалось, должно было вас сломить. Тогда я еще не понимал,
какие преимущества дают вам эти качества.
Когда вы наконец тронулись в путь, вы поехали совсем не туда, куда я
предполагал. Было уже темно. Я снова развернулся. Ехали вы медленно. Вы
опять навязывали мне свою волю, заставляя ехать с той же скоростью, что
и вы. Задние фонари "тендерберда" слепили меня. В Солье вы неожиданно
свернули с автострады на какую-то улочку, и я потерял вас из виду. Я
несколько раз пересек город, пытаясь найти вас, но тщетно. Тогда я пое-
хал дальше на Юг, остановившись на минутку, чтобы заправить машину, вы-
пить стаканчик вина и купить сандвич. Километры летели из-под колес моей
машины, я ощущал такое одиночество, какого никогда не испытывал.
"Тендерберд" я обнаружил на набережной Соны в Шалоне. Я остановился
на той же стороне улицы, метрах в пятидесяти впереди. Мне кажется, я
засмеялся, увидев его. Осторожным шагом я в темноте направился к "тен-
дерберду", у которого теперь был опущен верх. Фары его неожиданно зажг-
лись. Я увидел, что с вами сидит мужчина. И тут "тендерберд" тронулся с
места. Я побежал к своему "ситроену". Я говорил себе, что вы совершаете
все эти необъяснимые поступки из чистого садизма, что вы решили сначала
полностью сломить меня, а потом уже прикончить. Мне все же удалось вас
нагнать, я увидел вашу перевязанную руку, увидел, как вы с этим парнем в
сером пуловере вошли в гостиницу "Ренессанс". Я все равно тоже пошел бы
туда, потому что Анита сказала мне, что именно в этой гостинице она
ночью сняла номер. Теперь уже у меня не оставалось никаких сомнений, что
вы сознательно, пункт за пунктом, начисто разбиваете мой план. Я дождал-
ся, пока вы вышли. Я дал вам уехать из Шалона с этим сутенером, который
понравился вам исключительно потому, что он олицетворял собою именно тот
тип мужчин, который я ненавижу. Вы не можете себе представить, Дани, до
чего я был измучен.
Я долгое время провел в саду той второй гостиницы, где вы сидели с
ним за столиком в пустом зале ресторана. Я наблюдал за вами, как и днем
во время обеда, через окно. На вас были брюки цвета вашей косынки-такое
же бирюзовое пятно, за которым я гнался весь день. Кажется, я рассуждал
в эту минуту так, словно вы действительно были любовницей Коба, кажется,
я сам поверил в то, что придумал для других. Я ждал долго, очень долго.
Потом я увидел, что вы поднялись в свой номер, отдав себя во власть это-
му мерзавцу, увидев полоску света, пробившуюся из-за тяжелых штор, за
которыми вы решили провести с ним ночь.
Я поехал обратно в Париж. Ярость придавала мне силы. Я опять включил
дальний свет, не заботясь о встречных машинах. До Парижа триста сорок
километров. Я должен добраться туда не позже пяти часов утра. Я добе-
русь. Я заверну труп Коба в коврик и увезу его вместе с ружьем. Я унич-
тожу фотографию Аниты, которую забыл сорвать со стены. Я не буду спать.
Я выдержу, я поборю свою усталость, свое отчаяние. В Шалон мне придется
возвращаться уже утром, я одолею еще сотни километров, как одолеваю их
сейчас, я вернусь в этот сад при гостинице до того, как вы снова сядете
в "тендерберд". Скажем, часам к десяти. Мне необходимо вернуться в де-
