Семь приключений Арсена Люпэна - взломщика-джентельмена | |
на протяжении всей своей жизни.
"Снимок сделан,— подумал он.— С этим человеком нет более
смысла надевать маску. Только... узнал ли он меня?"
Они обменялись поклонами. Но тут раздался шум. Топот
лошадей, которые скакали к ним, позвякивая сталью. Это были
жандармы. Чтобы не попасть под копыта, путникам пришлось
прислониться спиной к крутой насыпи, поросшей высокой травой.
Жандармы следовали друг за другом редкой цепочкой, и это
продолжалось довольно долго. А Люпэн в это время думал:
"Все сводится к одному вопросу: узнал ли он меня? Если да,
есть шансы на то, что он воспользуется ситуацией. Вопрос не из
простых, тем более — для меня..."
Когда последний из всадников проехал, Шерлок Холмс
выпрямился и, не говоря ни слова, отряхнул свое платье,
покрывшееся пылью. Ремень его сумки зацепился за колючую ветку;
Арсен Люпэн поспешил помочь. Еще секунду они друг друга
разглядывали. И, если бы кто-нибудь это видел, он стал бы
свидетелем волнующего зрелища — первой, встречи этих людей,
столь мощно вооруженных, наделенных действительным
превосходством и роковым образом предназначенных для того,
чтобы столкнуться в схватке, как равные силы, которые к этому
толкает сама логика вещей. Затем англичанин молвил
— Благодарю Вас, мсье.
— Всегда к Вашим услугам,— отозвался Люпэн.
Они разошлись. Люпэн направился к станции. Шерлок Холмс —
к замку.
После напрасных поисков следователь и прокурор уехали, и
Шерлока Холмса ожидали с любопытством, которое оправдывала его
высокая репутация. Некоторое разочарование вызвала его
бюргерская внешность, так глубоко отличавшаяся от того образа,
который каждый себе представлял. В нем не было ничего от героя
романа, от загадочной, дьявольской личности, возникающий в
воображении при имени Шерлока Холмса. Деванн, однако,
воскликнул с воодушевлением:
— О, мэтр, вот и Вы наконец! Какая честь! Я так давно
питал надежду... И даже счастлив, что все так случилось, ибо
это доставило мне удовольствие увидеть Вас. Но, кстати, как Вы
к нам приехали?
— Поездом.
— Какая жалость! Ведь я послал за Вами к пристани свой
автомобиль!
— Ради официальной встречи, не так ли? С музыкой и
барабанным боем. Отличный способ облегчить мне предстоящую
работу,— буркнул англичанин.
Этот не слишком любезный тон несколько сбил с толку
Деванна, который, пытаясь свести все к шутке, продолжал:
— Работа, к счастью, будет более легкой, чем я Вам писал.
— Почему же?
— Потому что кража состоялась минувшей ночью.
— Если бы Вы не объявили о моем приезде, сударь, вполне
вероятно, что кража в минувшую ночь не состоялась бы.
— Когда же?
— Либо завтра, либо в другой день.
— Ив таком случае?
— Люпэн попался бы в западню.
— А моя мебель?
— Не оказалась бы похищенной.
— Моя мебель находится здесь.
— Здесь?
— Ее доставили обратно в три часа дня.
— Самим Люпэном?
— Двумя воинскими фургонами.
Шерлок Холмс с силой нахлобучил свою каскетку и поправил
сумку. Но Деванн тут воскликнул:
— Что Вы делаете?
— Я уезжаю.
— Но почему?
— Ваша мебель на месте, Арсен Люпэн уже далеко. Моя роль
окончена.
— Но мне непременно нужна Ваша помощь, дорогой мсье. То,
что случилось вчера, может повториться завтра, так как мы не
знаем самого главного: каким образом Арсен Люпэн вошел, как он
вышел, и почему он все возвратил несколько часов спустя.
— Ах, Вам это неизвестно...
Мысль о тайне, которую следовало разгадать, смягчило
Шерлока Холмса.
— Пусть будет так, мы поищем. Но без проволочек,
согласны? И, если можно, без толпы.
Последние слова явно касались присутствующих. Деванн понял
и проводил англичанина в гостиную. Сухим тоном, фразами,
которые казались отмеренными заранее, к тому же — с крайней
скупостью, Холмс задал ему ряд вопросов по поводу вчерашнего
вечера, гостей, которые присутствовали, жителей замка. Затем он
просмотрел оба тома "Хроники", сравнил карты подземелья, велел
повторить для себя цитаты аббата Желисса и спросил:
— Именно вчера впервые зашла речь об этих двух цитатах?
— Да.
— Вы никогда не сообщали их господину Орасу Вельмону?
— Никогда.
— Хорошо. Велите подготовить автомобиль. Я уезжаю через
час.
— Через час!
— Арсену Люпэну понадобилось не больше, чтобы решить
загадку, которую Вы ему задали.
— Я! Задал загадку!
— Ну конечно. Вы сами. Арсен Люпэн и Вельмон — одно и то
же лицо.
— Я так и подумал... Ах, негодяй!
— Так вот, вчера, в десять часов, Вы предоставили в его
распоряжение те основные детали истины, которых ему не хватало
и которые он искал уже в течение нескольких недель. На
протяжении одной ночи Арсен Люпэн нашел время для того, чтобы
все выяснить, собрать свою -шайку и ограбить вас. Хотелось бы
быть таким же скорым.
Он прошелся по гостиной из конца в конец, уселся, скрестил
длинные ноги и закрыл глаза.
Деванн ждал, довольно сконфуженный.
"Уснул? — думал он.— Задумался?"
На всякий случай, Деванн вышел, чтобы отдать необходимые
распоряжения. Вернувшись, он увидел гостя, стоявшего на коленях
у подножья лестницы и рассматривавшего ковер.
— Что там такое?
— Смотрите... вот тут... пятна свечного воска...
— Да, действительно... Совсем еще свежие...
— Такие же видны в верхней части лестницы, и еще больше
их вокруг витрины, которую Арсен Люпэн взломал, из которой он
извлек безделушки, чтобы положить их на это кресло.
— И вы пришли к выводу?..
— Никакого вывода. Эти факты могли бы, несомненно,
объяснить, почему он Вам все вернул. Но на эту сторону проблемы
у меня просто нет времени. Главное -трасса подземного хода.
— Вы все-таки надеетесь...
—Я не надеюсь, я знаю. Существует, не так ли, часовня, в
двух или трех сотнях метров от замка?
— Развалины часовни, где находится могила герцога
Роллона.
— Велите шоферу подождать нас возле этой часовни.
— Мой шофер еще не вернулся... Мне сразу сообщат... Но
вы, как видно, полагаете, что подземный ход ведет к часовне. По
каким признакам?..
Шерлок Холмс прервал его речи:
— Попрошу Вас, сударь, найти фонарь и лестницу.
— Ах! Вам нужны фонарь и лестница?
— Очевидно, если я их у Вас прошу.
Деванн, несколько сбитый с толку, позвонил. Требуемые
предметы были тут же доставлены.
Приказы продолжали чередоваться с чисто воинской
решительностью и точностью.
— Прислоните лестницу к библиотеке, левее слова
"Тибермесниль"...
Деванн приставил лестницу. Англичанин продолжал:
— Левее... Правее... Стоп! Влезайте!.. Хорошо... Все
буквы в этом слове -рельефные, не так ли?
— Да.
— Займемся буквой "аш". Проверьте, не поворачивается ли
она в ту или другую сторону?
Деванн взялся за букву "Н"* и воскликнул:
— Ну да, поворачивается! Вправо, на четверть оборота. Но
кто Вам это открыл?
Не отвечая на досужий вопрос, Шерлок Холмс продолжал:
— Можете ли Вы с вашего места дотянуться до буквы "R"?
Да?.. Пошевелите же ее несколько раз взад-вперед, как делают с
засовом, который то задвигают, то выдвигают.
Деванн привел в движение указанную ему букву, и где-то
внутри, к его величайшему удивлению, послышался щелчок.
— Прекрасно,— сказал Шерлок Холмс.— Остается только
переставить Вашу лестницу к другому краю шкафа, то есть к концу
слова "Тибермесниль"... Хорошо... А теперь, если я не ошибаюсь
и все пойдет, как следует, буква "L" откроется, словно окошко.
С некоторой торжественностью Деванн ухватился за букву
"L". Она открылась, но Деванн в тот же миг скатился с лестницы,
так как вся часть библиотеки, расположенная между первой и
последней буквами слова, повернулась на собственной оси и
открыла вход в подземелье.
Шерлок Холмс флегматически проронил:
— Вы не пострадали?
— Нет,— отвечал Деванн, поднимаясь,— я не пострадал, но
совершенно, признаться, ошеломлен... Эти движущиеся буквы...
Это разверстое подземелье...
— Ну и что? Разве это не согласуется в точности с цитатой
из мемуаров Сюлли?
— В чем же, о господи?
— Черт! "H" поворачивается, "R" трепещет и "L"
открывается.
Все это и позволило Генриху IV принять мадам де
Танкревилль в столь неурочный час.
— Но Людовик XVI? — спросил Деванн с совершенно
растерянным видом.
— Людовик XVI был опытным кузнецом и умелым слесарем. Мне
довелось прочитать "Трактат о замках с комбинациями", который
ему приписывают. Со стороны де Тибермесниля было делом чести
продемонстрировать своему государю этот шедевр механического
искусства. Чтобы запомнить устройство, король записал:
"2—6—72", то есть "HRL>, вторую, шестую и двенадцатую
буквы слова "Thibermesnil".
— Ах, прекрасно, я начинаю понимать... Однако вот еще
что... Если мне теперь ясно, как выходят из этого зала, я не
могу уразуметь, каким образом Люпэн сумел в него проникнуть.
Так как, заметьте это хорошенько, он проник в него извне.
Шерлок Холмс включил фонарь и прошел на несколько шагов
внутрь подземного хода.
— Взгляните, весь механизм здесь — на виду, как пружины
башенных часов, и все буквы видны наоборот. Люпэну оставалось
лишь привести их в движение с этой, обратной стороны
перегородки.
— Что это доказывает?
— Что это доказывает? Поглядите хотя бы на это масляное
пятно. Люпэн предвидел даже то, что зубчатые колеса могли
нуждаться в смазке,— уточнил Шерлок Холмс не без восхищения.
— Но тогда он знал второй выход?
— Как знаю его теперь и я. Следуйте за мной.
— В это подземелье?
— Вы боитесь?
— Нет, но Вы уверены, что найдете в нем дорогу?
— С закрытыми глазами.
Они спустились вначале по двенадцати ступенькам, затем по
еще стольким же, наконец — дважды по другим двенадцати. Потом
двинулись по длинному коридору, чьи кирпичные стены сохранили
следы последовательных починок и местами сочились влагой.
Влажным был здесь и пол. Влажной была и земля.
— Проходим под болотом,— с беспокойством заметил Деванн.
Кулуар привел их к лестнице в двенадцать ступенек, за которой
следовало три других, такой же высоты. Поднявшись по ним не без
труда, они оказались в небольшой пустоте, высеченной прямо в
скале. Дальше дороги не было.
— Черт возьми,— пробормотал Шерлок Холмс,— одни голые
стены, это становится затруднительным.
— Может, следует вернуться? — прошептал Деванн.— Ибо я,
в конце концов, совсем не жажду узнать об этом больше, чем
знаю. Мне уже все ясно.
Но, подняв голову, англичанин вздохнул с облегчением: над
ними виднелась копия того механизма, который запирал вход.
Оставалось лишь заняться теми же тремя буквами. Тяжелый блок
гранита сдвинулся с места. С другой стороны он оказался плитой
на могиле герцога Роллона, на которой была высечена выпуклая
надпись "Тибермесниль". Они оказались в небольшой разрушенной
часовне, о которой говорил британский сыщик.
— И проследуешь к самому Богу, то есть к часовне,—
сказал он, повторив конец цитаты.
— Возможно ли такое! — воскликнул Деванн, пораженный
ясновидением и живостью ума Шерлока Холмса.— Возможно ли, что
этих скупых указаний оказалось для Вас достаточно?!
— Ба! — отозвался англичанин,— они были даже излишними.
В экземпляре Национальной библиотеки линия хода завершается
слева кружком, а справа, как Вам еще не известно, небольшим
крестиком, но таким смазанным, что разглядеть его можно разве
что в лупу. Этим крестиком обозначена, разумеется, та часовня,
в которой мы теперь находимся.
Бедняга Деванн не верил более ушам.
— Неслыханно, чудесно, и тем не менее — детски просто!
Как случилось, что никто до сих пор не прояснил этого секрета?
— Почему что никто и не соединил трех или четырех
необходимых элементов, то есть указания обеих книг и обеих
цитат. Никто, кроме Арсена Люпэна и меня.
— Но и меня тоже,— возразил Деванн,— и аббата
Желисса... Мы знали оба об этом так же мало, как и Вы, и
все-таки... Холмс улыбнулся.
— Господин Деванн, не каждый создан для разгадки тайн.
— Да, но я веду свой поиск уже десять лет, а Вы, всего за
десять минут...
— Пустяки! Имея хоть капельку опыта...
Они вышли из часовни, и англичанин воскликнул:
— Смотрите! Нас ждет машина!
— Но ведь это моя!
— Ваша? Я-то думал, что шофер еще не вернулся.
— Правда... Это кажется странным.
Они подошли к автомобилю, и Деванн обратился к шоферу:
— Эдуард, кто велел Вам приехать сюда?
— Но,— ответил тот,— это был мсье Вельмон...
— Мсье Вельмон? Значит, Вы с ним встретились?
— У вокзала, и он велел мне подъехать к часовне.
— Подъехать к часовне! Но зачем?
— Чтобы дожидаться тут мсье... И друга мсье... Деванн и
Шерлок Холмс обменялись взглядами... Деванн сказал:
— Он понял, что разгадка для Вас окажется забавой. Весьма
деликатная дань уважения.
Улыбка удовлетворения тронула тонкие губы сыщика.
Признание пришлось ему по душе. Покачав головой, он проронил:
— Это настоящий мужчина. Я понял это, едва его увидел.
— Вы его видели?
— Мы встретились недавно на дороге.
— И вы поняли, что это Орас Вельмон, я хочу сказать —
Арсен Люпэн?
— Нет, но я вскоре об этом догадался... по некоторой
иронии, которую у него подметил.
— И Вы позволили ему уйти?
— Право, да... Хотя у меня была возможность... Как раз
проезжало пятеро жандармов...
— Но, черт возьми! Такого случая нельзя было пропускать!
— Вот именно, сударь,—проронил англичанин свысока,—
когда речь идет о таком противнике, как Арсен Люпэн, Шерлок
Холмс не пользуется случайными возможностями... Он создает их
сам!
Время, однако, торопило, и поскольку Арсен Люпэн любезно
послал за ними автомобиль, надо было без промедления им
воспользоваться. Деванн и Шерлок Холмс устроились в глубине
комфортабельного лимузина. Эдуард завел мотор, и они
отправились. Мимо проплывали поля, купы деревьев. Плавные
изгибы местности Ко сглаживались у них на глазах. Взор Деванна
привлек внезапно небольшой пакет, лежавший в одном из
внутренних карманов автомобиля.
— Поглядите, что это? Пакет! Но для кого? Это для Вас!
— Для меня?
— Читайте: "Г-ну Шерлоку Холмсу, от Арсена Люпэна".
Британский сыщик взял пакетик, развязал его, снял два листка
бумаги, в который было обернуто его содержимое. Это были часы.
— Аох! — вырвался у него чисто английский возглас,
сопровождаемый гневным жестом.
— Часы? — молвил Деванн.— Неужто по случайности?..
Шерлок Холмс промолчал.
— Вот так история! Ваши часы! Арсен Люпэн возвращает Вам
Ваши часы! Но поскольку возвращает, значит он их у Вас похитил.
Он украл у Вас часы! Ах, такое случается не каждый день! Часы
Шерлока Холмса, которые у него стащил Арсен Люпэн! Можно
помереть со смеху!... Ей-богу!.. Ох, простите меня... Я просто
не могу...
Нахохотавшись вволю, он заявил однако:
— О! Это действительно мужчина.
Англичанин не пошевелился. До самого Дьеппа он не произнес
ни слова, вперив взгляд в убегающий горизонт. Его молчание
казалось страшным, непроницаемым, более яростным, чем самое
отчаянное бешенство. У пристани он сказал с простотой, без
гнева на сей раз, но тоном, в котором чувствовалась вся воля и
энергия этой незаурядной личности:
— Да, он — мужчина, настоящий мужчина, на плечо которого
я буду иметь удовольствие положить руку, которую я вам
протягиваю, господин Деванн. У меня, знаете ли, возникла
уверенность в том, что Арсен Люпэн и Шерлок Холмс, рано или
поздно, встретятся снова. Именно так, и мир слишком мал, чтобы
они не повстречались опять. А в этот день...
Примечание
* Французское слово "hache" означает "топор"; произносится
точно так же, как название его начальной буквы.
Морис Леблан.
Солнечные зайчики
Maurise Leblanc. Arsene Lupin gentleman-cambrioleur
Перевод с французского Анатолий Коган
"Семь приключений Арсена Люпэна — взломщика-джентельмена"
— Расскажите что-нибудь, Люпэн.
— Э, что бы Вам хотелось услышать? Моя жизнь для всех —
как на ладони,-отозвался Люпэн, подремывавший на диване в моем
рабочем кабинете.
— Ее не знает никто! — воскликнул я,— По тому или иному
из ваших писем, напечатанных в газетах, известно, что Вы были
замешаны в той или иной истории, что были зачинщиком еще
какой-то... Но Ваша роль во всем этом, самая сущность
происшедшего, течение каждой драмы — полностью неизвестны.
— Ба! Никому не интересные сплетни!
— Значит, никого не заинтересовал бы Ваш подарок —
пятьдесят тысяч франков — жене Никола Дюгриваля? Или тот
таинственный способ, с помощью которого Вы разгадали тайну трех
картин?!
— Странная была загадка, действительно,— сказал Арсен
Люпэн.— Могу даже предложить заглавие: "Знак тьмы".
— А Ваши успехи в свете? — добавил я.— И секрет Ваших
добрых дел? Все эти случаи, на которые Вы нередко намекали в
разговорах со мной и которым Вы давали названия: "Обручальное
кольцо", "Бродячая смерть" и так далее... Сколько запоздалых
признаний, мой бедный Люпэн! Наберитесь же храбрости...
Это было время, когда Люпэн, уже прославившийся, не принял
еще участия во многих своих небывалых сражениях; время,
предшествовавшее его великим похождениям в "Полой игле" и
"813". Не думая еще о том, чтобы завладеть вековыми сокровищами
французских королей или ограбить Европу под носом у кайзера, он
довольствовался более скромными предприятиями и разумными
доходами, добываемыми путем будничных усилий, творя зло изо дня
в день, творя также и добро, в силу естественной потребности
или любительских склонностей, как Дон Кихот, который чем-то
забавляется или чем-то тронут.
Он молчал, и я повторил:
— Люпэн, прошу Вас!..
К моему удивлению, он отозвался:
— Возьмите, друг мой, карандаш и листок бумаги... Я
повиновался, радуясь тому, что он продиктует мне наконец
несколько тех страниц, в которые умел вложить столько
воображения и воодушевления и которые мне, увы, приходилось
портить неуклюжими пояснениями и нудным изложением.
— Готово? — спросил он.
— Конечно.
— Тогда пишите: 19—21—18—20—15—21—20.
— Что такое?
— Пишите, говорю Вам.
Он сидел на диване, повернувшись к открытому окну, катая в
пальцах сигарету, набитую восточным табаком. И опять произнес:
— Пишите: 9—12—6—1.
Наступила пауза. Затем он продолжал:
— 21.
И после нового молчания:
— 20—6...
Может быть, он сошел с ума? Я взглянул на него и вдруг
заметил, что в его глазах не было уже прежнего равнодушия, что
в них появилось внимание, что они, казалось, следили за
разворачивавшимся где-то в пространстве зрелищем, которое его
увлекало.
Тем не менее он продолжал диктовать, с равными интервалами
между числами:
— 21—9—18—5.
В окне не было видно ничего, кроме кусочка синего неба с
правой стороны и фасада дома, стоявшего напротив, старинного
особняка, чьи ставни, как обычно, были опущены. Ничего
особенного, ни одной подробности, которая показалась бы мне
необычной среди тех, которые приходилось видеть на протяжении
долгих лет...
— 12—5—4—1.
И вдруг я понял... Скорее — подумал, что понял. Ибо было
бы нелепым допустить, что такой человек, как Люпэн, столь
рассудительный, в сущности, под маской неизменной иронии, был
способен попусту тратить время на ребячество. Сомнения, однако,
не оставалось, именно это он считал — повторяющиеся вспышки
солнечного лучика, игравшего на потемневшем от времени фасаде
старого дома, на уровне третьего этажа.
— 14—7, — объявил Люпэн.
Луч погас на несколько секунд, после чего, вспышка за
вспышкой, снова выстрелил в фасад и опять исчез. Я машинально
сосчитал, и сказал громко:
— 5.
— Вы тоже поняли? Браво! — усмехнулся Люпэн. Он
направился к окну, наклонился, словно для того, чтобы
установить точное направление, по которому следовали вспышки;
затем
снова растянулся на диване, сказав мне:
— Теперь Ваша очередь. Считайте.
Я повиновался, настолько этот чертов парень выглядел
знающим, к чему хотел прийти. Нельзя было, впрочем, не
признать, что регулярность, с которой загорался лучик, вызывала
любопытство, ибо напоминала ритмичные сигналы маяка.
Свет исходил, очевидно, от дома, расположенного на той
стороне улицы, где находились мы, так как солнечные лучи как
раз косо падали в мои окна. Можно было подумать, что кто-то
открывал и закрывал половинку окна, но скорее -развлекался,
отбрасывая солнечные зайчики карманным зеркальцем.
— Это балуется ребенок! — воскликнул я несколько минут
спустя, начиная испытывать раздражение от нелепого занятия, к
которому меня приставили.
— Продолжайте!
И я продолжал считать... Выстраивал числа... А зайчик
продолжал плясать передо мною с истинно математической
размеренностью.
— Так что? — спросил Люпэн после несколько более
продолжительной паузы.
— Честное слово, кажется, настал конец... Вот уже
несколько минут -ничего...
Мы подождали, и поскольку никакие блики не появлялись
более в видимом пространстве, я пошутил:
— Кажется, мы потратили время зря. Несколько цифр на
листке бумаги -довольно жалкая добыча.
Не сдвинувшись с дивана, Люпэн заметил:
— Будьте теперь любезны, дорогой, заменить каждое из этих
чисел той буквой алфавита, которая занимает в нем
соответствующее место: А — как единица, Б -как двойка, а так
далее1.
— Но это сплошной идиотизм.
— Совершенный идиотизм, но мы совершаем в нашей жизни
столько идиотских поступков... Совершим же еще один.
Я смирился с перспективой приступить к этому нелепому
занятию и поставил в ряд первые буквы:
0—С—О—Б—Е—Н—Н—О...
Я остановился в удивлении:
— Слово! — воскликнул я.— Образовалось слово! * Я
продолжал, и следующие буквы составили другие слова, которые я
отделял одно от другого по мере их появления. Вскоре, к моему
величайшему изумлению, на моих глазах выстроилась целая фраза.
— Получилось? — спросил тут Люпэн.
— Действительно... Есть, однако, орфографические
ошибки...
— Не обращайте, пожалуйста, на это внимания, прочитайте
все не спеша...
И я прочитал неоконченную фразу такой, какой она передо
мной предстала:
"Особенно надо уходить от опасности, избегать атаки,
вступать в противоборство с вражескими силами с величайшей
осторожностью, и..."
Я рассмеялся:
— Вот и стало все ясно! Еще бы! Нас просто ослепили эти
солнечные зайчики! Правда, Люпэн, признайте, что сия череда
благих пожеланий, нанизанных одно на другое какой-нибудь
кухаркой, мало что Вам говорит.
Сохраняя презрительное безмолвие, Люпэн поднялся и взял в
руки листок.
Впоследствии я вспоминал, что, в силу какой-то
случайности, взглянул в ту минуту на часы. Стрелки показывали
5.18 пополудни.
Люпэн тем временем оставался на ногах, держа листок
бумаги, и я смог в свое удовольствие убедиться в необыкновенно
подвижной выразительности его такого еще молодого лица, в его
переменчивости, способной поставить в тупик самого опытного
наблюдателя и составлявшей его главную силу, главное средство
самозащиты. На каких признаках следует задержаться, чтобы
установить основные черты лица, которое преображается по
желанию, даже без применения грима, у которого даже мимолетное
выражение кажется прирожденным? На каких чертах? Был только
один знак, который я знал, неснимаемый: две небольшие
скрещивающиеся морщины, которые проступали на лбу, когда он
проявлял к чемунибудь усиленное внимание. Я увидел их в ту
минуту, отчетливые и глубокие,-крохотный разоблачительный
крестик.
Он отложил листок и проговорил:
— Детская забава!
Пробило пять часов тридцать минут.
— Неужто! — воскликнул я.— За двенадцать минут Вы все
успели!
Он прошелся по комнате, закурил сигарету и сказал:
— Окажите мне услугу, позвоните по телефону барону
Репстейну и предупредите, что я буду у него в десять часов
вечера.
— Барону Репстейну? — переспросил я.— Супругу известной
баронессы?
— Да.
— И дело серьезное?
— Очень.
Совершенно сбитый с толку, неспособный ему возразить, я
раскрыл телефонную книгу и снял трубку. Но в эту минуту Люпэн
остановил меня властным жестом и сказал, по-прежнему глядя на
листок, который опять поднял со стола:
— Нет, не надо ничего говорить... Нет смысла его
предупреждать... Есть нечто более срочное... Нечто странное,
что меня заинтриговало... Почему, черт возьми, эта фраза не
была окончена? Почему эта фраза...
Он торопливо схватил шляпу и трость.
— Пойдемте. Если я не ошибаюсь, это дело требует
немедленного решения, а я не думаю, что ошибаюсь.
— Вы что-нибудь знаете?
— Пока — ничего.
На лестнице, взяв меня под руку, он сказал:
— Я знаю то же, что и все. Барон Репстейн, финансист и
спортсмен, чья лошадь Этна в этом году победила на скачках в
Эпсоме и взяла Гран-при в Ланшанне, барон Репстейн стал жертвой
своей жены. Широко известная своими белокурыми волосами,
шикарными туалетами и роскошью, она сбежала пятнадцать дней
тому назад, забрав с собой сумму в три миллиона, похищенную у
мужа, и целую коллекцию бриллиантов, жемчугов и драгоценностей,
доверенную ей княгиней де Берни, которую якобы собиралась
купить. На протяжении двух недель за баронессой гонятся по
Франции и всей Европе, что не так уж трудно, поскольку она
усеивает свой путь золотом и драгоценностями. Всем кажется, что
ее вот-вот задержат. Не далее как позавчера, в Бельгии, наш
национальный сыщик, неутомимый Ганимар, подобрал в одном из
больших отелей путешественницу, против которой накапливались
самые неопровержимые улики. Когда же навели справки,
выяснилось, что это была известная актриса, Нэнси Дарбель.
Баронесса оставалась неуловимой. Барон Репстейн назначил премию
в сто тысяч франков тому, кто поможет найти его жену. Деньги
находятся в руках нотариуса. С другой стороны, чтобы
компенсировать потери княгини де Берни, он продал оптом свои
скаковые конюшни, особняк на бульваре Османн и замок в
Рокенку-Ре.
— И стоимость их продажи,— добавил я,— должна быть
вскоре выплачена. Завтра, как утверждают газеты, княгиня де
Берни получит деньги. Только я действительно не вижу связи
между этой историей, мастерски резюмированной Вами, и той
загадочной фразой...
Люпэн не снизошел до ответа.
Мы проследовали по улице, на которой я жил, и прошли еще
сто пятьдесят или двести метров, когда он сошел с тротуара и
принялся рассматривать дом довольно старой постройки, где
обитало, по-видимому, много жильцов.
— По моим расчетам,— заявил он,— именно отсюда
посылались сигналы, несомненно — из вот этого, еще открытого
окна.
— На четвертом этаже?
— Да.
Он направился к консьержке и спросил:
— Не поддерживает ли один из Ваших квартиросъемщиков
отношения с бароном Репстейном?
— Ну как же! Конечно! — воскликнула добрая женщина.— У
нас живет этот славный господин Лаверну, который служит
секретарем и управляющим у барона. Я помогаю ему вести его
скромное хозяйство.
— И можно его повидать?
— О! Не знаю...
— Почему же не знаете?
— Повидать его? Но он очень болен, этот бедный господин.
— Болен?
— Вот уже пятнадцать дней... С той самой истории, которая
случилась с баронессой. На второй день он вернулся с сильной
лихорадкой и слег.
— Но он все-таки поднимается?
— О! Этого я не знаю.
— Как так — не знаете?
— Его доктор запрещает к нему входить. Он забрал у меня
даже ключ.
— Кто забрал?
— Да доктор же. Он сам приходит для того, чтобы за ним
ухаживать, два или три раза на день. Да вот, он как раз вышел
из дома, минут двадцать назад, старик с седой бородой и в
очках, такой сгорбленный... Но куда вы, мсье?
— Иду наверх, ведите меня,—сказал Люпэн, который
