его жена поливала грязью Алину несколько дней назад на просмотре в Кино-
центре. Но о том, что Алина собиралась связаться с его тестем, банкиром
Козыревым, он узнал только сегодня. Чему ж тут удивляться, мужья, как
говорится, всегда узнают последними. Наверняка Ксения узнала про это
раньше. И вот результат... Фильм, в который вложено столько денег, не
доделан, на концерне снова повисает огромный долг, а он, Михаил Мазурке-
вич, был мужем шлюхи, рогоносцем, а стал мужем убийцы. Боже мой, Боже
мой, за что же ему все это?
АЛИНА ВАЗНИС ЗА ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО СМЕРТИ
Впервые Алина Вазнис остро почувствовала свое одиночество, когда ей
было шесть лет. Ее мать умерла, когда Алине было всего пять, и она оста-
лась с отцом и двумя старшими братьями, тринадцати и девяти лет. Сестра
отца сразу же после похорон стала говорить, что Валдису следует как мож-
но скорее снова жениться, пока дом не развалился без женской руки и дети
не отбились от семьи. Она же привела к нему какую-то дальнюю родственни-
цу, тоже латышку, привезла ее прямо с хутора, откуда-то из-под Лиепаи.
Через полгода после смерти жены Валдис Вазнис женился снова. Инга была
молчаливой, скупой на ласку, но работящей и очень доброй. Детей не оби-
жала, дом тянула, а большего от нее и не требовалось.
Однажды на улице к шестилетней Алине подошел парень лет семнадцати.
Он был высоким, болезненно худым, с впалыми щеками, на которых ярко го-
рели отвратительные красные прыщи, обрамлявшие большое коричневое роди-
мое пятно. Парень протянул Алине конфету в блестящей золотистой обертке
и присел перед ней на корточки. Девочка доверчиво подошла ближе, и тогда
парень осторожно взял ее за руку и стал говорить разные слова. Алина
тогда почти ничего не поняла, было много незнакомых слов, значения кото-
рых она не знала, но по всему выходило, что он собирался снять с нее
трусики, а потом что-то делать с ее длинными густыми каштановыми волоса-
ми. Сами по себе слова ее не испугали, но вот глаза этого парня... Они
были страшными, и все лицо его было страшным, и голос тоже, дрожащий,
вибрирующий, и рука его, крепко сжимавшая ее маленькую ладошку, была
страшной и почему-то липкой. Внезапно парень запнулся, на мгновение заж-
мурился, потом тяжело вздохнул и отпустил ее руку.
- Никому не рассказывай, - сказал он, поднимаясь. - А то глаза выко-
лю.
Алина ни минуты не сомневалась, что он свою угрозу исполнит.
Дня два она мучилась, потом все-таки спросила старшего брата Иманта,
которому уже исполнилось четырнадцать лет.
- Имант, а что такое сперма?
Брат побагровел.
- Не смей произносить это слово, - строго сказал он. - Это очень пло-
хое слово, и если маленькие девочки его произносят, у них во рту вырас-
тают отвратительные лишаи. Запомнила? Ты все запомнила?
- Да, Имант, - послушно ответила маленькая Алина. - Я больше никогда
не буду произносить это слово.
Но пообещать было легче, чем сделать. Это было единственное незнако-
мое слово, которое ей удалось запомнить из бормотания того парня, и лю-
бопытство все-таки пересилило. Еще через несколько дней она спросила об
этом свою подружку в детском саду. Та тоже не знала, что такое сперма,
но пообещала выяснить у родителей. На другой день подружка пришла в са-
дик и прямо с порога заявила:
- Я больше не буду с тобой водиться. Моя мама сказала, что ты плохая,
испорченная девчонка, раз говоришь такие грязные слова, и я не должна
даже близко к тебе подходить, чтобы не заразиться твоей испорченностью.
К вечеру и остальные дети в группе стали сторониться ее. Ночью, утк-
нув лицо в подушку и заливаясь горькими слезами, девочка думала в отчая-
нии: "Ну и пожалуйста, ну и не надо со мной дружить. Я больше никогда
никому ничего не расскажу про себя. Никогда. Никому. Ничего. Никто мне
не нужен. И я никому не нужна. Я буду совсем одна... Совсем одна... "
Долгие годы возле нее будут только трое мужчин и чужая неласковая и
неразговорчивая женщина. Алина привыкнет быть одна и никому ничего о се-
бе не рассказывать. Она привыкнет жить без подруг, без задушевных бесед,
без доверительных откровений. А если бы брат Имант сначала спросил, от-
куда она узнала это запретное для шестилетней девочки слово... И если бы
воспитательница в детском саду поинтересовалась, отчего это дети больше
не хотят играть с маленькой Вазнис... И если бы Валдис или Инга Вазнисы
обратили внимание на то, что у Алины совсем нет подружек, никто ей не
звонит, не приходит в гости и не зовет к себе... Но Алина хорошо училась
и не болела, а стало быть, пристального внимания отца и мачехи не требо-
вала. Если бы Имант не напугал ее лишаями во рту, если бы родители под-
ружки не сказали, что она заразная, раз говорит такие мерзкие слова...
Если бы...
Но случилось так, как случилось. И отныне Алина Вазнис была обречена
на одиночество и постоянное, запрятанное глубоко внутри, глухое, болез-
ненно ноющее отчаяние.
Глава 2
КАМЕНСКАЯ
Леонид Сергеевич Дегтярь, основатель и художественный руководитель
музыкальной студии киноконцерна "Сириус", уже слышал о случившейся тра-
гедии и потому живо и охотно откликнулся на Настину просьбу встретиться
и поговорить. Уже несколько дней его мучил радикулит, и он, долго изви-
няясь и оправдываясь, предложил ей приехать к нему домой. Жил он в той
же части Москвы, что и сама Настя, и около девяти часов вечера в суббо-
ту, 16 сентября, она переступила порог его большой и очень своеобразной
квартиры.
Леонид Сергеевич, замотанный от шеи до бедер в теплые пуховые платки,
выглядел глубоким старцем, хотя Настя, наведя о нем предварительные
справки, знала, что ему всего пятьдесят два года и в "хорошем" состоянии
он прекрасно ходит на лыжах и с удовольствием играет в волейбол. Едва
войдя в квартиру, Настя услышала знакомые с детства звуки увертюры к
"Травиате". Она тут же вспомнила, что, изучая утром программу телевиде-
ния, отметила галочкой фильмспектакль, который должен был идти по петер-
бургскому каналу примерно в это время, и от души пожалела, что теперь
придется его пропустить. А ей так хотелось послушать. Впрочем, может
быть, не все еще потеряно: раз хозяин квартиры тоже включил телевизор,
значит, и ему это интересно. Авось удастся хоть краем уха...
- Проходите, пожалуйста, - сделал гостеприимный жест Дегтярь. - Я
прошу прощения, сейчас я включу видеомагнитофон, чтобы записать "Травиа-
ту", пока мы будем с вами беседовать. Потом послушаю.
- А на две кассеты нельзя записать? - вырвалось вдруг у Насти против
ее воли. Она даже сообразить не успела, что делает, а язык сам произнес
эти слова.
Леонид Сергеевич бросил на нее удивленный взгляд и шаркающей походкой
направился в комнату.
- Разумеется, можно и на две. Вы тоже любительница? Или интересуетесь
просто так, по службе?
- Нет, не по службе. Я люблю оперу, а "Травиату" особенно.
Дегтярь подключил параллельно два магнитофона, вставив в них кассеты,
и повернулся к Насте:
- Почему именно "Травиату", позвольте спросить? Музыка красивая?
В его тоне Настя уловила легкую издевку настоящего меломана и знатока
над поверхностной дилетанткой. Конечно, оперу по-настоящему знают сейчас
немногие, куда уж тут работнику милиции. Но "Травиату", по крайней мере
по названию, знают практически все. Поэтому сказать, что любишь эту опе-
ру, это все равно что сказать: "Я очень люблю Пушкина, особенно "Евгения
Онегина".
- На самом деле я люблю "Травиату" и "Пиковую даму", - улыбнулась
Настя. - Потому что они - про жизнь, про настоящие трагедии, про любовь
и смерть. Про живых обыкновенных людей, проще говоря. А не про королей,
принцесс, злых волшебников и переодетых героев. Что же касается музыки,
то в этой части мне больше нравится "Трубадур" и "Битва при Леньяно". Но
это дело вкуса, конечно.
- Да? - внезапно оживился Леонид Сергеевич. - Забавно, ну надо же,
как забавно...
- Что вас так позабавило? - насторожилась Настя.
- Именно из-за "Трубадура" и произошел скандал между Алиной Вазнис и
Зоей Семенцовой...
... Музыкальная студия киноконцерна "Сириус", помимо клипов с хитами,
взялась снимать видеофильмы-оперы. Фильмы эти предназначались для узкого
круга настоящих меломанов, которые не удовольствуются тем, что возьмут
кассету в прокате и один раз ее прокрутят, а будут покупать их, чтобы
слушать постоянно. Кассеты эти были очень дорогими, но дело себя окупа-
ло. Для фильма подбирались хорошие актеры, делались отличные декорации,
много снимали на натуре, а озвучание шло при помощи официальных или пи-
ратских записей знаменитых певцов и самых лучших оркестров. Хорошо из-
вестно, как трудно подобрать молодого стройного тенора или юную прелест-
ную сопрано, чтобы и вокальное, и драматическое мастерство их украсило
фильм. Великий Карузо был маленьким и толстым. Лучшее современное сопра-
но мира - Монсеррат Кабалье, но она же в экран не влезает. Паваротти -
тучен, Каррерас - строен, но мал ростом. Стройный и высокий Доминго при
любом гриме не сойдет за молодого. А заставить истинного знатока приоб-
рести кассету можно только вокалом мирового класса. Поэтому приходилось
комбинировать.
Алина Вазнис начала подрабатывать в студии сначала на эпизодах, потом
ей доверили роли второго плана. Полина в "Пиковой даме", Амнерис в "Аи-
де", Алиса в "Лючии ди Ламмермур". После того как удалось записать "Тру-
бадура", поставленного в "Метрополитен Опера" с Лючано Паваротти и Ми-
реллой Френи, Дегтярь задумал сделать и этот фильм. На центральную женс-
кую роль молодой красавицы Леоноры пригласили пробоваться Алину Вазнис,
а на вторую женскую роль, старой цыганки Азучены, - Зою Семенцову. Зое
было уже хорошо за сорок, от неумеренного употребления алкоголя внеш-
ность ее давно потеряла свежесть, и на роль старой цыганки она подходи-
ла, как говорится, "более чем". И вдруг, как гром среди ясного неба, к
Дегтярю заявилась Алина Вазнис и сказала такое, от чего у Леонида Серге-
евича искры из глаз посыпались.
- Я хочу играть Азучену, - заявила девушка.
- Чего ты хочешь играть? - переспросил худрук, он же режиссер "Труба-
дура", решив, что ослышался.
- Я хочу играть Азучену, - повторила Алина.
- Ты больна? У тебя голова не в порядке? Какая Азучена? Это старая
цыганка, прочти либретто, если не знаешь. Ее будет играть Зоя.
- Я читала либретто, и поэтому хочу играть Азучену. А Леонору я иг-
рать не буду. Она мне неинтересна. Любит одного и, чтобы не выходить за-
муж за другого, готова принять постриг и уйти в монахини. А когда люби-
мому предстоит умереть, выпивает яд, чтобы не пережить его. Цельный ха-
рактер, все просто, как пряник. Что тут играть-то?
- Вот это и играть, цельный характер. Я не понимаю, чего ты хочешь, -
развел руками Леонид Сергеевич.
- Мне неинтересно играть Леонору, - упрямо повторила Алина. - Отдайте
мне Азучену.
- Но я не понимаю...
- Знаете, мне трудно рассказывать.
Я лучше напишу вам трактовку роли, и вы сами убедитесь.
На следующий день она принесла Дегтярю несколько листков, исписанных
четким крупным почерком. Прочтя их, режиссер был сильно озадачен.
Действительно, Алина увидела в образе старой цыганки то, что обычно про-
ходило мимо глаз, по крайней мере, ТАКОЙ трактовки он нигде не встречал.
И тут же представил себе, как можно все это передать при помощи изобра-
зительного ряда... Картина получалась заманчивой, и фильм при таком под-
ходе обещал быть неординарным, не просто очередной "картинкой", иллюст-
рирующей лучшие голоса мира, а полным драматизма и истинной трагичности.
Но если отдать роль Азучены молодой Вазнис, то возникает сразу два воп-
роса. Кто будет играть Леонору? И что делать с Зоей Семенцовой, уже про-
шедшей пробы и утвержденной на роль? Ну, положим, замену самой Алине
найти можно, молодых красивых актрисулек - пруд пруди. Ведь Алина, в
сущности, права, роль Леоноры совсем не сложная. А вот Зоя...
С Зоей Семенцовой все обстояло куда сложнее. Она пережила страшную
трагедию, попав в автокатастрофу вместе с мужем и дочерью. В живых оста-
лась только она. Выйдя из больницы, она начала пить "по-черному", и с
крепких профессиональных актрис второго плана быстро скатилась до "эпи-
зодниц", а потом и вовсе сидела без работы. С ней не хотели связываться,
зная ее алкогольную ненадежность и истеричность. Потом Зоя долго лечи-
лась и вроде бы выправилась. Азучена была первой ролью, которую ей дове-
рили после долгого перерыва. Доверили с опаской, после ее многочисленных
просьб и заверений, что теперь она "в порядке". Зою жалели, да и актри-
сой она была очень неплохой. И как теперь отнять у нее роль, которую она
с таким трудом, путем таких унижений вымолила себе? Как сказать ей, что
Азучену она играть не будет? В "Трубадуре" есть еще только одна женская
роль, совсем уж "эпизодная", но она для молодой женщины. Зоя на эту роль
ну никак не "катит".
Короче, скандал был ужасный. Зоя орала как резаная, грозилась "уда-
вить эту соплячку", плакала, умоляла, чуть не в ногах валялась. Ведь это
был ее шанс доказать, что она снова может работать. И этот шанс у нее
отобрали. Причем как отобрали! Утвердили на роль, а потом передумали.
Слухи-то какие пойдут, пересуды! После этого уже ни один режиссер ей ни-
чего не предложит. Будут думать: что эта алкоголичка еще вытворила, что
ее с роли сняли? Нет уж, от греха подальше с ней связываться.
В общем, Азучену сыграла Алина Вазнис, и это получилось действительно
здорово. Фильму сделали грамотную рекламу, и все кассеты вмиг разошлись,
пришлось дважды дополнительно тиражировать.
После "Трубадура" Дегтярь решил ставить "Риголетто", использовав из-
вестную запись с Марио дель Монако и Раиной Кабаиванской. И пригласил
Алину сыграть, естественно, Джильду, в глубине души ожидая, что она сей-
час опять что-нибудь выкинет, например, скажет, что Джильда ей неинте-
ресна, а вот совсем небольшую роль Маддалены она с удовольствием сыгра-
ет. Но Алина и тут повела себя неожиданно, не произнеся ни слова о Мад-
далене.
- Я с удовольствием буду играть Джильду, - заявила она. - Но только
так, как я ее понимаю, а не так, как всегда было принято.
- И как же это? - подозрительно спросил Леонид Сергеевич.
- Ну... Мне трудно объяснять, я лучше напишу.
И написала. В общем, с "Риголетто" история получилась такая же, как и
с "Трубадуром". Кассеты нарасхват, и три дополнительных тиража...
- А что Семенцова? - вернулась Настя к интересовавшей ее теме.
- Да ничего. Почти все время в простое. После того случая с Азученой
снова начала пить, потом снова лечилась... Недавно ее пробовали на эпи-
зод, но неудачно. Не взяли. Но Алину она с тех пор ненавидела жутко. Что
ж, ее можно понять.
- Леонид Сергеевич, а вас не удивляло, что свои трактовки Алина не
могла объяснить, а приносила вам в письменном виде?
- Что вы имеете в виду? Что кто-то за нее все это сочинял? Да нет,
уверяю вас. Алина действительно была, как бы это помягче выразиться...
гигантом мысли, но не гигантом речи. Вот так приблизительно, если вам
понятно, что я имею в виду. Она очень плохо говорила, речь была совер-
шенно не развита. Память у нее была отличная, роли учила легко и произ-
носила тексты без запинки, но вот собственные мысли выразить - это всег-
да было для нее проблемой. Как будто ступор какой-то на девочку находит,
мямлит что-то, слова повторяет, фразу до конца выстроить не может, чтобы
подлежащее не потерять. Очень плохо говорила. А вот письменная речь -
отменная. Знаете, это довольно часто встречается, правда, как правило, в
обратном варианте. У человека может быть прекрасная, яркая, образная
речь, а как дело доходит до бумаги и ручки - куда только все девается?
Сухие, казенные фразы, читать тошно. Но у Алины было наоборот. Да вы мо-
жете сами убедиться, у меня сохранились ее записи по Азучене и по
Джильде. Хотите, я вам дам их почитать?
- Конечно, Леонид Сергеевич. Большое вам спасибо. Вы вообще хорошо
знали Алину?
- Как вам сказать... Она снималась у меня на протяжении трех лет, по-
ка ее Андрюша Смулов не забрал. Тому уже года четыре будет. В эти четыре
года я видел ее часто, все-таки в одном объединении работаем, а общались
мы с ней мало. Но я вам скажу откровенно, рядом с Андрюшей она очень вы-
росла как актриса. В ней была бездна таланта, но... Тут как с устной
речью. Что-то все время ей мешало раскрыться полностью. Ресурс, я
чувствовал, огромный, а заперт в чулане, и как открыть замок - она не
знает. Такое впечатление, что она стеснялась публики. Съемки в павильоне
всегда проходили отменно, а вот как только выйдем на натуру - все, ко-
нец. Алина как замороженная. В павильонето все свои, а на натуре почти
всегда толпа любопытствующих собирается. Андрей сумел с этим справиться,
честь и хвала ему. Бился он с ней долго, но у него получилось. Такая
актриса погибла! И только-только самый расцвет у нее начался... Андрюшу
жалко безумно. Он ведь не только любил ее, она была ЕГО актрисой. Без
Алины он уже ничего толкового снять не сможет, и это сейчас, когда у не-
го второе дыхание открылось... Жаль.
Он пододвинул Насте пепельницу.
- Курите, не стесняйтесь, я же вижу, как вы мучаетесь, все на пе-
пельницу посматриваете. Меня дым не раздражает.
Настя благодарно кивнула и с наслаждением закурила. Ей нравилось си-
деть здесь, в этой квартире с выломанными перегородками между комнатами,
превращенной в один большой зал, со стенами, увешанными фотографиями
знаменитых музыкантов и певцов. Краем уха она слышала бессмертную музыку
Верди, и уходить отсюда ей не хотелось, хотя приличия требовали сворачи-
вать визит - шел одиннадцатый час.
- Расскажите мне о Зое Семенцовой, - попросила она Дегтяря.
- Что вам рассказать? Вас, как я понимаю, интересует вопрос, могла ли
она убить Алину?
- Вы очень прямолинейны, Леонид Сергеевич.
- А вас это пугает? Так вот, я отвечу вам: да, могла. По состоянию
души, психики, если вам так больше нравится, - могла. Вполне. А по физи-
ческим данным - вряд ли. Алина, конечно, не баскетболистка, но и не кро-
ха, она - нормального женского среднего роста, примерно метр шестьдесят
девять. Это я еще с тех пор, как снимал ее, помню. И весила она килог-
раммов шестьдесят пять - шестьдесят восемь. А Зоя - маленькая, худющая,
как большинство пьющих, ножки как палки, ручки как спички. Застрелить -
да, отравить - тоже да. Но не задушить.
- А если предположить, что Алина Вазнис была в бессознательном сос-
тоянии? Спала, пьяна, в обмороке?
- Ну тогда конечно, - развел руками Дегтярь. - А что, есть данные,
что она умерла, находясь в бессознательном состоянии?
- Пока нет, - призналась Настя. - Результаты вскрытия будут только
завтра. Это я так спросила, на всякий случай. И что же, вы полагаете,
что Семенцова столько лет копила обиду? Ведь тогда, пять лет назад, ее
обида и ненависть были, наверное, намного острее, чем сейчас? Почему же
не тогда? Почему именно теперь?
- Э-э, голубушка, вот именно что теперь. В этом-то весь и фокус, что
теперь, когда Алина на взлете, когда на небосклоне маячит всемирная из-
вестность. Когда она из подающей надежды стала звездой. Вот тут-то самая
острота и начинается. Уснувшая ненависть оживает. Чаю хотите?
- Да неудобно мне, Леонид Сергеевич, уже поздно, вы нездоровы, а я
вас мучаю. Мне, наверное, уже пора оставить вас в покое, хотя вопросов у
меня осталось еще много.
- А вы не стесняйтесь, - улыбнулся Дегтярь. - Я сейчас один, жена с
внуками и собакой на даче, так что вы никого не обеспокоите. И потом,
если вы сейчас уйдете, то как же "Травиата", которую вы якобы любите?
Он лукаво подмигнул и рассмеялся.
- Давайте уж запишем ее до конца, заберете кассету, потом как-нибудь
при случае вернете мне чистую взамен этой.
- Тогда спросите меня снова, хочу ли я чаю, и я честно вам признаюсь,
что хочу кофе.
Насте чем дальше, тем больше нравился этот скрюченный радикулитом че-
ловек, и его предложение задержаться она восприняла с радостью. Однако
как же она будет возвращаться домой так поздно? Анастасия Каменская вов-
се не была храброй и отчаянной, какими принято рисовать работников уго-
ловного розыска. И темных улиц она боялась точно так же, как любая дру-
гая женщина тридцати пяти лет, может быть, даже чуть больше, потому что
сводки происшествий читала ежедневно, а вот быстро бегать и метко стре-
лять не умела совсем. И тут в голову ей пришла неожиданная мысль.
- Леонид Сергеевич, у вас есть телефон вашего начальника службы безо-
пасности?
- Владислава Николаевича-то? Обязательно. У каждого сотрудника "Сири-
уса", вплоть до уборщицы, есть номер, по которому можно с ним связаться
в любое время суток. Сотовая связь.
- Позвоните ему, пожалуйста, я хочу с ним поговорить.
СТАСОВ
Он ехал домой усталый и злой, потратив несколько часов на выяснение
того, где вчера поздно вечером шлялась непутевая жена шефа. Узнал он
совсем немного, и это ему не нравилось. С утра Ксения была дома часов
примерно до двух, потом пила кофе в баре Киноцентра. Ну, наверное, пила
она не только кофе, во всяком случае, видели ее там часов до пяти при-
мерно. Потом - провал до без четверти восемь, когда она встретилась со
своей приятельницей возле станции метро "Красные ворота", чтобы взять у
той очередной рецепт на транквилизаторы. Приятельница работала в психо-
неврологическом диспансере и снабжала Ксению рецептами, которые выписы-
вал по ее просьбе знакомый врач. Встреча была назначена на девятнадцать
тридцать, но Мазуркевич, как водится, опоздала примерно минут на пятнад-
цать. И после этого - снова провал, уже до ее возвращения домой в пять
минут четвертого утра.
Тело Алины Вазнис было найдено со следами удушения, но Стасов слишком
долго работал в уголовном розыске, чтобы схватиться за одну версию и не
замечать других. Сразу же после получения информации о встрече Ксении с
приятельницей из диспансера он связался с Мазуркевичем и попросил прове-
рить сумочку супруги. Ни рецепта, ни купленных по нему лекарств в сумке
не оказалось. В тумбочке возле кровати, в спальне, новых упаковок тоже
не обнаружилось. Конечно, все это ничего не доказывало, мало ли где Ксе-
ния могла хранить рецепт и лекарства. Может, она использует рецепт в ка-
честве книжной закладки, а таблетки носит в кармане. Но все-таки,
все-таки... А что, если выяснится, что Алину Вазнис отравили? Правда,
таблеток для этого нужна хренова туча, но кто сказал, что у Ксении их не
было? Девка из диспансера долго упиралась, но призналась все-таки, что
один рецепт был на 50 таблеток, другой - на 30. А причина убить Алину
Вазнис у Ксении Мазуркевич была, и еще какая! Вот черт, невезуха.
Стасов свернул с Садового кольца на Брестскую улицу, и в это время
заверещал телефон.
- Владислав Николаевич, это Дегтярь беспокоит, из музыкальной студии,
- послышался в трубке неуверенный голос. - Ничего, что я так поздно?
- Ничего, я еще не дома. Что у вас случилось, Леонид Сергеевич?
- У меня тут... В общем, в гостях как бы... Сотрудник уголовного ро-
зыска, Каменская Анастасия Павловна. Она хочет с вами переговорить.
- Давайте.
Каменская. Стасов много слышал о ней, когда работал на Петровке. Слы-
шал всякое, и удивленно-восхищенное, и откровенно грязное. Что будто
мозги у нее работают как компьютер, и усталости не знает, и память фено-
менальная. И что она - любовница начальника отдела по борьбе с тяжкими
насильственными преступлениями, что не работает наравне со всеми, все в
основном в кабинетике посиживает да кофеек попивает. И будто лапа у нее
волосатая есть в Министерстве, в главке, не кто иной, как сам генерал
Заточный, человек влиятельный и могущественный. Уж спит там она с ним
или не спит - вопрос третий, а вот то, что видели их вместе рано поутру
прогуливающимися по парку, да чуть ли не под ручку, - это было. Каменс-
кая...
- Добрый вечер, - донесся из телефонной трубки приятный низкий голос.
- Это Каменская.
- Добрый, - хмуро откликнулся Стасов. - Чем обязан?
- Убийством, чем же еще, Владислав Николаевич. Я могу с вами встре-
титься?
- Когда?
- Чем скорее, тем лучше. Можно прямо сейчас.
- А на часы вы смотрите или пренебрегаете такой ерундой? - сердито
поинтересовался он. - У меня ребенок дома один.
- Извините, - мягко сказала она. - Я не знала. Если так, то назначьте
мне удобное для вас время.
- Завтра в десять утра вас устроит?
- Спасибо. Завтра в десять. Где?
- В "Сириусе". Я предпочитаю официальную обстановку.
- Хорошо. Еще раз прошу извинить меня. Всего доброго.
Стасов вырулил на Сущевский вал и погнал машину в сторону Савеловско-
го вокзала. На душе после разговора с Каменской остался неприятный оса-
док. Может, зря он так? Лилей прикрылся, как квочка-служащая, которая
никогда не остается поработать сверхурочно, дескать, дети у нее, и хоть
трава не расти. А почему бы ему и не встретиться с Каменской? Убудет от
него, что ли? Устал? Так ведь и она не отдыхает. Неужели ему хватило
всего четырех месяцев, прошедших с момента его увольнения на пенсию,
чтобы забыть своих бывших коллег? Перестать им сочувствовать? Стать рав-
нодушным?
Он набрал номер своего домашнего телефона, будучи уверенным, что Лиля
все равно еще не спит. Так оно и оказалось, дочка сняла трубку после
первого же гудка.
- Ты почему не спишь?
- Но завтра же воскресенье...
- Ладно, читай, я сегодня добрый. Кстати, что ты читаешь?
- "Анжелику".
- Тебе рано еще. Читай лучше Конан Доила.
- Я про Шерлока Холмса уже все прочитала.
- Ну про любовь почитай, у него и про любовь есть, например "Открытие
Рафлза Хоу".
- "Анжелика" тоже про любовь, - возразила Лиля.
- Тебе рано, - категорически отрезал Стасов. - Закрой и поставь на
место.
- Ну папа...
- Все, котенок. Не обсуждается. Ты поела?
- Да, бульон и сосиски с салатом.
- Молодец. Не скучаешь?
- Не очень.
- Не боишься?
- Нет. А ты скоро придешь?
- Видишь ли, у меня есть еще одно дело, но если ты очень хочешь, я
отложу его до завтра и приеду сразу же.
- Что ты, папа, не откладывай. Со мной все нормально.
- Ладно, тогда еще немножко можешь почитать и ложись.
Стасов по достоинству оценил деликатность своей дочери, тем более что
в деликатности этой была изрядная доля детской хитрости. Пусть отец за-
нимается своими делами, зато она сможет еще почитать про Анжелику не со-
рок минут, а целых два часа. Если не уснет, конечно.
Он вздохнул и снова набрал номер, на этот раз номер Дегтяря.
- Леонид Сергеевич, Каменская еще у вас?
- Да, передаю ей трубку.
- Вот что, - сказал Стасов, услышав ее глуховатое "Да, Владислав Ни-
колаевич". - Если вы не передумали, мы можем встретиться сейчас.
- Спасибо.
- Выходите из дома через двадцать минут, я подъеду.
- Спасибо, - повторила она.
- Пока что не на чем, - буркнул Стасов.
Через двадцать минут он подъехал к дому, где жил руководитель музы-
кальной студии, и сразу увидел высокую худощавую фигуру в темной куртке
и джинсах. Он напряг память, но так и не вспомнил, как выглядит Каменс-
кая, которую он видел в коридорах Петровки, наверное, сотни раз. Она
открыла дверь и села вперед, рядом с ним. Стасов включил свет в салоне и
сразу же вспомнил ее. Да, конечно, это она, белесая, невзрачная, с длин-
ными стянутыми на затылке волосами. Интересно, как у нее с мужиками?
"Небось старая дева", - подумал он.
- Добрый вечер, меня зовут Анастасия, можно просто Настя и на "ты".
- Владислав. Можно Влад или Стае, как больше нравится.
- А Слава?
- Тоже годится, - улыбнулся Стасов. - И, разумеется, тоже на "ты".
Ему вдруг стало легко и спокойно. Он сразу понял, что никакая она не
любовница полковника Гордеева. И вообще ничья она не любовница в том
смысле, какой принято вкладывать в это слово, когда говорят о служебных
отношениях. И если ее что-то и связывает с самим генералом Заточным,
пусть даже и интим, то за этим стоит что-то совсем другое. Не просто
постель для удовольствия, а интеллектуальное партнерство и дружеская
симпатия. Женщины с такой внешностью и такой манерой держаться не бывают
просто любовницами, уж это-то Стасов знал совершенно точно. А то, что
гадостей много про нее говорят, свидетельствует лишь о ее достоинствах.
Не обсуждают только тех, кто ничего из себя не представляет.
- Куда едем? - спросил он, разворачивая машину.
- На Щелковское шоссе.
- А там что?
- А там я живу. Если ты не возражаешь, мы поднимемся ко мне, выпьем
чаю и поговорим.
- Слушай, я тебя сегодня уже спрашивал, смотришь ли ты на часы хотя
бы иногда. Смотришь?
- Угу, - кивнула Настя. - Смотрю и вижу, что до утра остается все
меньше и меньше времени, а вопросов у меня возникает все больше и
больше. А мне к утру надо иметь хотя бы минимально четкое представление
о ситуации.
- Ты что, совсем не спишь по ночам?
- Сплю, еще как сплю. Но могу и не спать, если есть о чем подумать.
Сверни налево, дворами проедем, так ближе получится.
Было уже больше половины двенадцатого, когда они поднялись в лифте на
девятый этаж. Открывая дверь, Каменская вдруг начала хохотать.
- Ты что? - оторопел Стасов.
- Знаешь, я сегодня уже во второй раз принимаю дома постороннего муж-
чину, в то время как мужа нет. Хорошие свидетельские показания можно
скроить из этого, а? Достаточно одной глазастой соседки - и прощай, ре-
путация. А ведь ни сном ни духом, вот что обидно. Проходи, раздевайся.
- Разве ты замужем? - машинально спросил Стасов прежде, чем успел
прикусить язык.
- А что? Не похоже? Ты думал, я старая дева?
- Мысли читаешь? - усмехнулся он, пытаясь скрыть смущение от
собственной неловкости.
- Не все, только банальные. Да ты не смущайся, на мою внешность все
попадаются как на удочку, и ты не исключение. Тихая, забитая серая мышка
- очень удобно, никто тебя всерьез не воспринимает.
- А на самом деле ты зубастая щучка?
- На самом деле я злобная свирепая крыса. Да не стой ты как истукан,
проходи в кухню. Ты что пьешь, чай или кофе?
- Чай. Какой кофе на ночь-то.
Он огляделся. Кухня в квартире у Каменской была крошечная, но наме-
танным глазом Стасов сразу определил, что она любовно и тщательно обуст-
