роена для длительного времяпрепровождения. Над столом - бра с яркой лам-
пой, сразу видно, что здесь не только едят, но и читают. Мебель расстав-
лена так, чтобы можно было, сидя на стуле, дотянуться до плиты, рабочего
стола и мойки. Все компактно, функционально, ничего лишнего. У самого
Стасова кухня была устроена безалаберно, но привести ее в порядок все
руки не доходили.
- Ты знакома с Заточным? - вдруг спросил он ни с того ни с сего.
- С Иваном Алексеевичем? Знакома, - ответила Настя, ловко управляясь
с длинным белым батоном и солидным брикетом сыра, из которых мастерила
гренки.
- И как он тебе?
- Профессионал экстра-класса. А то ты сам не знаешь. Ты же под ним
работал, разве нет?
Анастасия была права, Стасов действительно работал в Управлении по
борьбе с организованной преступностью, а Заточный был одним из руководи-
телей соответствующего главка в Министерстве.
- Работал, - согласился он. - Но мне интересно твое мнение.
- Да брось ты.
Она повернулась к нему лицом и встала, опираясь спиной на длинный уз-
кий шкаф-пенал, точь-в-точь такой же, как стоял на кухне у самого Стасо-
ва, только другого цвета.
- С чего бы тебя заинтересовало мое мнение? Я что, Ванга? Джуна? Нас-
лушался ты всякого дерьма про меня и Ивана, вот и спрашиваешь. Думаешь,
я не знаю, что меня считают его бабой? Знаю я прекрасно. И хочется мне,
Стасов, послать тебя подальше, поконкретнее и погрубее. Но поскольку не-
удовлетворенное любопытство хуже больного зуба, я тебе отвечу. Я никогда
не спала с генералом Заточным. Ни-ко-гда. А то, что он мне нравится, -
это да. Это есть. Скажу тебе больше, ровно за месяц до своей собственной
свадьбы я влюбилась в него, правда, всего на несколько дней, у меня это
бывает. Знаешь, прибьет эдак, и что хочешь - то и делай. Но проходит
быстро, самое большее - за две недели. Дольше двух недель в моей влюбчи-
вой душе ни один мужик еще не продержался. Единственное исключение сос-
тавил Чистяков, так и то я за него замуж в результате вышла. Тебя удов-
летворил мой ответ?
- Извини, - просто сказал Стасов. - Я не хотел тебя обижать. Но мне
правда было любопытно. Все-таки Заточный - это фигура. Вас вместе виде-
ли...
- И еще много раз увидят. На всякий случай скажу тебе заранее, что
два раза в месяц по воскресеньям мы ходим рано утром гулять в Измайловс-
кий парк. С семи до девяти утра. Это такая традиция, что-то вроде ритуа-
ла.
- Господи, да о чем же вы разговариваете с Иваном? Кто он - и кто
ты... Тоже мне, парочка.
- Тебе не понять, - сухо ответила Настя, аккуратно складывая на ско-
вороду куски белого хлеба с сыром. - Люди могут и не разговаривать.
Просто сама по себе ситуация приводит их в определенное душевное состоя-
ние. В первый раз мы пошли вот так рано утром гулять, когда я занималась
одним убийством, а у Заточного сотрудник оказался в этом замешан. Ходили
мы с ним по парку, вслух вычисляли, от кого идет утечка информации, а
сами потихоньку друг друга подозревали. Противно было, тяжко - аж зубы
сводило. А потом оба не выдержали и объяснились. Дескать, я вам не верю
потому-то и потому-то, а я, со своей стороны, вам не верю. В общем, по-
говорили. И как камень с плеч. Так хорошо нам стало, тепло, надежно...
Теперь вот встречаемся рано утром и ходим, молчим, а на душу благодать
снисходит.
Стасов молчал, вспоминая, как четыре месяца назад ходил по улицам ря-
дом с Татьяной, с которой только что познакомился, и умирал от восторга
и какойто необъяснимой нежности.
- Эти ваши прогулочки посильнее постели, пожалуй, будут, - заметил
он. - Если бы мне сказали, что на мою любимую женщину снисходит благо-
дать, когда она гуляет по парку с другим мужчиной, я бы сдох от ревнос-
ти. Уж лучше бы она с ним просто спала, это хоть не так обидно. Быть
плохим любовником не стыдно, это уж кому что дано. А вот понимать, что
ты скучен и неинтересен - это совсем другое. Тут уж вешаться впору.
- Приятно, что ты это понимаешь, - усмехнулась Настя.
Она налила Стасову чай, себе - растворимый кофе, поставила на стол
большую плоскую тарелку с гренками и села напротив него.
- А теперь, сказала она, сделав маленький глоточек и поставив чашку
на блюдце, - ты меня спросишь, с чего это я перед тобой так открываюсь.
Да? Вроде впервые разговариваем, только-только познакомились, а я с то-
бой так откровенничаю. Подозрительно?
- Ну, в целом... Конечно, подозрительно. Туфту гонишь? Проверяешь?
- Нет, правду говорю. Но у меня, Стасов, выбора нет. А когда выбора
нет, тогда все просто. Есть один путь, по нему и топай, хочется тебе или
нет, но топай. Мне убийство надо раскрыть, а для этого мне нужен ты. И
темнить с тобой, врать, и, как ты выразился, туфту гнать опасно. Ты мо-
жешь уличить меня в неискренности, и тогда ничего у нас с тобой не полу-
чится. Мне с тобой дружить надо.
Стасов внутренне поежился. Насквозь она видит, что ли? Но, с другой
стороны, такая простая, открытая...
- Будем дружить, - кивнул он. - Пойми меня правильно, я в "Сириусе"
работаю всего месяц. С одной стороны, я заинтересован в том, чтобы
убийство Алины было раскрыто, неважно кем, вами, или мной, или вместе.
Важно, чтобы убийца был разоблачен. Потому что если этого не случится,
то с вас какой спрос, а с меня Мазуркевич башку снимет. Зачем ему на-
чальник службы безопасности, если ведущих актрис могут безнаказанно уби-
вать. Ловишь мою мысль?
- Догоняю, - ответила Настя, чуть усмехаясь.
- С другой стороны, я за этот месяц еще мало во что вник, людей знаю
плохо, и вообще... Одним словом, помощник из меня слабоватый получится.
Но можешь рассматривать меня просто как дополнительную рабочую силу.
Считай, что я - еще один опер в вашей группе. И можешь на меня полностью
рассчитывать.
- Не могу, - вздохнула Настя. - Есть одно "но". И сейчас придет твоя
очередь открываться. И выбора у тебя, Слава, тоже не будет, как и у ме-
ня. Тебя очень сильно звал к себе на работу президент киноконцерна РУНИ-
КО Борис Рудин. Он предлагал тебе зарплату по меньшей мере в два раза
выше, чем ты получаешь в "Сириусе" у Мазуркевича. Но ты, тем не менее,
работаешь именно в "Сириусе". И это наводит меня на мысль, что тебя с
Мазуркевичем связывает что-то личное или, напротив, чтото финансовое,
деловое. Поэтому, если в процессе следствия будут затронуты интересы Ма-
зуркевича или его жены, ты не будешь мне помогать. Более того, ты нач-
нешь мне мешать. Развей, пожалуйста, мои сомнения. И не надо мне расска-
зывать о том, что Рудин - любовник твоей бывшей жены, поэтому, мол, тебе
не хочется у него работать. Для меня это не аргумент, тем более что раз-
ница в деньгах очень заметная, и ради нее можно и плюнуть на жену, тем
паче бывшую.
Вот это номер! Каменская, оказывается, неплохо подготовилась к зна-
комству с ним, Стасовым. Бьет не глядя, но попадает точно. Попробуй тут
соврать, черт ее знает, как глубоко она копнула, а попадаться на вранье
не хочется, да и глупо. Он нужен ей. Но и она нужна ему. Но она ошиб-
лась, выбор у него есть, и ему придется его сделать, выбор этот, прямо
сейчас, здесь, на этой самой кухне. Он должен решить, покрывать ли ему
Ксению Мазуркевич. Если убийство Алины Вазнис совершила она и начальник
службы безопасности выведет жену своего шефа на чистую воду, то на-
чальник этот останется без работы на всю оставшуюся жизнь. Тут все по-
нятно. Кому охота пригревать на груди змею и жить на пороховой бочке. А
если будет ее выгораживать, давая милиции заведомо ложную информацию?
Своих-то коллег бывших обмануть можно, не фокус, и Ксению вытащить мож-
но, а вот дальшето что? Мазуркевич будет знать, что он, начальник службы
безопасности Владислав Стасов, вполне профессионально водит за нос уго-
ловный розыск и укрывает убийц от правосудия. Завтра он с кем-нибудь по-
делится этой информацией, послезавтра она уйдет гулять по самой широкой
общественности, а еще через два дня по его, Стасова, душу явятся крутые
дяденьки с требованием, чтобы он шел работать на них. Пойти - влипнуть в
такой криминал, из которого уже не вывернешься, сядешь в ближайшие же
полгода, а то и не просто сядешь, а под "вышак" подлетишь. Не пойти -
проживешь максимум часа два, ну три от силы. Нет, выходит, Каменская
все-таки права, надо с ней дружить и искать убийцу Алины, кто бы этим
убийцей ни оказался. Лучше уж остаться без работы, но живым, чем с рабо-
той, но покойником.
- Я расскажу тебе, почему я не люблю Борю Рудина и не хочу у него ра-
ботать. И еще я расскажу тебе о том, как меня вызвал сегодня Мазуркевич
и просил проверить алиби его жены Ксении...
АЛИНА ВАЗНИС ЗА ПЯТЬ ЛЕТ ДО СМЕРТИ
"Леонид Сергеевич! Вы, наверное, хорошо знаете сюжет "Трубадура" и
музыку, но никогда не слушали эту оперу на русском языке. Потому что ес-
ли бы слушали, то обратили бы внимание на слова Азучены в финале.
Собственно, этими словами заканчивается вся опера. Глядя из окна, как
казнят ее приемного сына Манрико, она восклицает: "Отомщена родная
мать!" И эти слова переворачивают все представление об образе старой цы-
ганки.
Что есть Азучена? Цыганка из табора. Когда-то, много лет назад, ее
мать схватили в замке графа ди Луна и сожгли на костре по обвинению в
колдовстве. За что? За то, что ее застали возле постели одного из сыно-
вей графа, и ребенок после этого стал чахнуть и болеть. Можем ли мы счи-
тать, что мать Азучены ни в чем не виновна? Точно ли мы можем быть уве-
рены, что болезнь ребенка носила случайный характер и не была спровоци-
рована злонамеренными действиями цыганки? Ведь если она не хотела ничего
плохого, зачем пробралась в замок, зачем стояла возле кроватки младенца?
Я склонна все-таки считать, что мать Азучены была виновна, может быть, в
отравлении, может быть, в каком-то экстрасенсорном воздействии, но бе-
зусловно виновна. И наказана вполне заслуженно, хотя и неоправданно жес-
токо.
Что происходит дальше? Азучена, желая отомстить за смерть матери,
пробирается в замок графа и похищает одного из его сыновей, совсем ма-
ленького. Похищает для того, чтобы сжечь на костре в отместку за смерть
матери. Убить младенца? Невинное дитя? Даже и в отместку, но, Леонид
Сергеевич, согласитесь, это все-таки не по-христиански. Это против Бога.
И горящую праведным гневом Азучену это никак не украшает и не оправдыва-
ет.
Далее. Азучена, сама недавно ставшая матерью (что, кстати, подчерки-
вает ее абсолютную жестокость - иметь на руках ребенка и не пожалеть чу-
жого малыша), приносит похищенное дитя к костру, на котором только что
казнили ее мать, чтобы его сжечь. Но будучи в сильном волнении, бросает
в огонь собственного сына вместо сына ненавистного графа ди Луна. И пос-
ле этого, отплакав и отрыдав свое, берет похищенного младенца и начинает
растить его как собственного ребенка. Почему, спрашивается? Если уж ты
так сильно ненавидишь графа, так брось его сына в лесу, пусть его волки
съедят. Или сожги в том же костре, благо он еще, наверное, не догорел.
Но нет, Азучена испытывает жалость к ребенку и, по-видимому, раскаяние.
Только что лишившись собственного сына, она понимает весь ужас того, что
собиралась натворить с графом, а сделала в результате с самой собой. Ло-
гично было бы после этого вернуть ребенка в замок, чтобы не причинять
графу страдания, которые только что испытала она сама. Но она и этого не
делает! Стало быть, не жалость и не сострадание руководили ею в тот мо-
мент. Тогда что же?
Мне представляется, что Азучена оставила маленького графа у себя с
одной-единственной целью - заполнить внезапно образовавшуюся пустоту. С
момента рождения собственного ребенка все ее существо приготовилось жить
в режиме заботы, опеки, нежности, безграничной любви к крошечному су-
ществу. Механизм запущен, и вдруг оказывается, что он должен работать
вхолостую. Душа, подобно железам, вырабатывает вещество, состоящее из
нежности, любви, стремления защитить, и вещество это предназначено для
того, чтобы окутывать ребенка. А ребенка нет. И оно разъедает душу и
уничтожает ее, оставляя страшные язвы. Азучена производит механическую
подмену объекта. Раз нет больше своего ребенка - возьмем чужого. Какая
разница? Лишь бы с ума не сойти.
Она забирает малыша в табор, дает ему имя Манрико, и он растет среди
цыган, ни о чем не подозревая. Что же происходило с Азученой все эти го-
ды? Привязалась ли она к Манрико, привыкла ли считать его своим сыном? И
да, и нет. Да, потому что переживает за его судьбу и помогает в его
борьбе, насколько это вообще в ее силах. И нет, потому что, даже теряя
его, даже видя, как его лишают жизни, она помнит о мести за свою сожжен-
ную на костре мать. И не рвет на себе волосы, а торжествует и потрясает
морщинистыми старческими руками. И мне кажется, Леонид Сергеевич, что на
протяжении всей оперы в Азучене происходит постоянная внутренняя борьба
между привязанностью к юноше, которого она вырастила, и неотмщенной оби-
дой за мать.
Можем ли мы считать, что с годами Азучена сделалась мудрее и все реже
вспоминала о мести? Вряд ли. Если бы она сделалась мудрее, она бы поду-
мала в первую очередь о том, что мать ее была наказана справедливо, и,
стало быть, вопрос о мести вообще неправомерен. Поскольку она этого так
и не поняла до самой старости, можно считать, что жажда мести с годами
не стала менее острой. Отношение же к Манрико, напротив, с годами должно
было становиться все более мягким, ведь даже между врагами происходит
притирание и привыкание, если они много лет живут вместе. А они отнюдь
не были врагами. И чем дальше, тем больше раздирало ее душу это страшное
противоречие между стремлением отомстить за мать и любовью к приемному
сыну. Наверное, самый пик этой душевной борьбы как раз и пришелся на те
события, о которых повествует опера. Манрико ведет свою борьбу со стар-
шим сыном графа ди Луна, то есть со своим родным братом, о чем, естест-
венно, и не подозревает. Но Азучена-то знает, прекрасно знает, что Ман-
рико поднял руку на родного брата, что, между прочим, тоже противоречит
Божескому канону. И взирает старая цыганка на это безобразие вполне рав-
нодушно, ее совершенно не пугает тот факт, что Манрико по неведению пос-
тупает, мягко говоря, не совсем правильно. Она, поощряя войну, которую
ведет Манрико со своим родным братом, косвенно мстит семье ди Луна, ра-
дуясь их поражениям и потерям. Более того, она поощряет Манрико и в его
любви к Леоноре, на которой хочет жениться сам его старший брат. Чего же
Азучена желает для Леоноры, между прочим, герцогини, согласно либретто,
девушки из семьи хоть и обедневшей, но дворянской? Жизни в кочевом табо-
ре? Леонора не пара ее приемному сыну, это очевидно, более того, она бу-
дет чужой в таборе, и это вызовет недовольство остальных цыган. Но это -
пусть. Лишь бы еще одна потеря в стане ди Луна, лишь бы и в этом ему до-
садить. Нет, мысль о возмездии старую цыганку Азучену отнюдь не покину-
ла, теперь в этом можно уже не сомневаться.
Еще один момент. По ходу действия Азучена имеет возможность общаться
с графом, братом Манрико. Разве воспользовалась она возможностью остано-
вить братоубийство, открыв ему глаза на происхождение его заклятого вра-
га? Нет. Она дождалась, пока Манрико казнят, и только после этого зло-
радно сообщает графу: "Видишь, что ты наделал? То брат твой родной!" Вот
он, момент ее наивысшего торжества.
И последнее. Когда Азучена попадает в плен к графу ди Луна, один из
его военных командиров, Феррандо, опознает в ней дочь старой цыганки,
двадцать лет назад сожженной на костре. Опознает спустя двадцать лет!
Вам это ни о чем не говорит, Леонид Сергеевич? Я специально посмотрела
несколько постановок "Трубадура" и в оперных театрах, и в записях, и
всюду Азучена - морщинистая патлатая старуха. А сколько же ей лет на са-
мом деле? Самое большее - пятьдесят, но на самом деле наверняка меньше,
едва-едва сорок. Это во-первых. Во-вторых, если Феррандо узнал ее спустя
двадцать лет, стало быть, она не так уж сильно изменилась, во всяком
случае, совершенно точно, она не превратилась из молодой цветущей женщи-
ны, только что родившей своего первого ребенка, в ужасную костлявую,
горбатую старуху. Иначе никакой Феррандо не смог бы ее узнать, вспомнить
ее лицо через двадцать лет.
Подводя итог всему, что я здесь написала, хочу сказать: Азучена -
персонаж безусловно отрицательный, исходя из логики ее поступков, но ав-
тор оперы ей явно симпатизирует, это недвусмысленно следует из музыки. И
я, если вы мне позволите, буду играть именно эту двойственность, неод-
нозначность ее образа. Внешность же Азучены должна соответствовать ее
реальному возрасту, это яркая сильная женщина, еще не утратившая своей
красоты... "
Глава 3
КОРОТКОЕ
Пока Анастасия Каменская прорабатывала "женские" линии, пытаясь уста-
новить, почему же покойную Алину Вазнис так люто ненавидели вышедшая в
тираж актриса Зоя Семенцова и жена президента "Сириуса" Ксения Мазурке -
вич, Юрий Коротков занимался неким Николаем Харитоновым, работавшим в
киноконцерне администратором.
Харитонов был типичным неудачником, одним из тех, кому категорически
противопоказано заниматься бизнесом и кто, тем не менее, упорно стремит-
ся сделать "быстрые" деньги, вложив рубль и через два дня "наварив" ты-
сячу. Все его проекты проваливались один за другим, но он настойчиво, не
успев вылезти из предыдущего долга, втягивался в следующий. В январе
1995 года он попросил в долг у Алины три тысячи долларов на четыре меся-
ца под пятнадцать процентов в месяц - именно столько платил Алине тот
банк, где она держала свои сбережения. Четыре месяца истекли 15 мая, но
Харитонов деньги не отдал. Более того, он начал вроде бы даже избегать
Алину.
Все лето Алина провела в экспедициях, снимаясь в новом фильме Андрея
Смулова "Безумие", действие которого в большей своей части проходило на
морском побережье. 15 сентября, по истечении еще четырех месяцев, ее
терпение лопнуло и она потребовала вернуть всю сумму вместе с процента-
ми, что в итоге составило уже не три, а шесть тысяч шестьсот долларов.
Для Харитонова это оказалось неприятной неожиданностью. Он знал Алину
давно и прекрасно представлял себе перспективы: Алина никогда ни с кем
не выясняла отношений, не умела требовать и настаивать, и он очень наде-
ялся, что она будет терпеливо ждать, пока он соберется вернуть долг, и
не станет хватать его за горло. Не такова, однако, оказалась Алина Ваз-
нис. Правда, она не собралась с духом поговорить с Харитоновым сама, но
зато подослала к нему своего любовника Смулова, который и передал ему в
самых недвусмысленных выражениях, что пора и честь знать и деньги вер-
нуть немедленно. Такого поворота бедняга Харитонов не ожидал.
- И что же вы сделали после звонка Смулова? - спросил Коротков, кото-
рому этот Харитонов с каждой минутой делался все более противен.
- Ну что, что... Кинулся по знакомым деньги собирать.
- Собрали?
- Собрал, - с тяжким вздохом подтвердил Харитонов. - Куда ж я денусь.
С Алиной я бы, может, еще договорился бы, но с Андреем Львовичем связы-
ваться - себе дороже.
- И потом что?
- Отвез Алине. Рассчитался подчистую.
- Когда это было? В котором часу?
- Вечером уже, часов, наверное, в десять.
- Вы уверены?
- В чем? Что вечер был?
- И что вечер уже был, и что деньги отдали. Уверены?
- Конечно, я же не сумасшедший.
- Беда в том, Николай Степанович, что в квартире Вазнис этих денег не
оказалось.
- Как это? Как это не оказалось, когда я сам лично ей привез всю сум-
му? Может, она их сразу в банк снесла?
- В десять вечера? Побойтесь Бога, Николай Степанович. Неладно у нас
с вами получается. Либо деньги взял убийца, либо вы их вообще не отдава-
ли. Алина-то Валдисовна теперь уж не подтвердит, привозили вы ей деньги
или нет. Есть и третий вариант: вы же ее и убили, чтобы долг не отда-
вать. Конечно, это уж крайний случай, и верить в такой поворот мне не
хочется, поэтому наша с вами задача - установить, кто видел, что вы
действительно приходили к Вазнис около десяти вечера и что после вашего
ухода она была еще жива. И желательно найти человека, которому она ска-
зала, что, мол, Коля приходил Харитонов, деньги наконец-то все полностью
вернул.
Этот прием часто помогал Юре Короткову. Не таить от человека своих
подозрений, говорить ему все начистоту, сокрушаться и предлагать помочь
в сборе оправдывающих подозреваемого сведений. Если человек невиновен,
то он сам выполнит за сыщиков львиную долю работы, а уж если виновен, то
все равно проколется, и чем активнее будет действовать, тем быстрее сде-
лает ложный шаг и разоблачит сам себя.
- Да вы что? - неподдельно испугался Харитонов. - Вы думаете, что это
я Алину?..
- Мне не хочется так думать, Николай Степанович, - с притворной мяг-
костью отозвался Коротков. - Но обстоятельства - сами видите. Не в вашу
пользу, одним словом. Если бы деньги нашлись в квартире у Вазнис, так и
вопрос бы не возник. Где же они? Давайте уж вместе попробуем снять с вас
подозрение. Припомните, кто видел вас возле ее дома или квартиры? Кто
может подтвердить, что вы к ней приходили? Начнем хотя бы с этого...
Харитонов мучительно напрягал память, потел, нервничал, но так ничего
и не вспомнил. Зато он назвал полный перечень людей, у которых "перехва-
тывал" суммы в тот день с обещанием вернуть в самое ближайшее время.
Расставшись с Харитоновым, Коротков разыскал этих людей, всего их было
четверо, и выяснил два обстоятельства. Во-первых, вся требуемая сумма
была собрана в интервале от часу дня до пяти часов вечера. И во-вторых,
всем своим кредиторам Харитонов обещал вернуть деньги в течение недели.
И эти два обстоятельства майору Короткову очень не понравились. Почему,
если все деньги были собраны уже к пяти часам, Николай Степанович повез
их Алине только в десять вечера? Чего он ждал? Почему тянул? И с каких
это таких доходов собирался он возвращать деньги в течение ближайшей не-
дели? Если у него маячили крупные поступления, он мог бы договориться с
той же Алиной, клятвенно пообещав вернуть весь долг через неделю и не
ввязываясь в мороку со срочным сбором шести с половиной тысяч долларов.
Почему же он этого не сделал?
Как сказала бы его коллега Настя Каменская, ответов может быть только
два. Или он уже в тот момент рассчитывал принести деньги Вазнис (пусть
пересчитает и успокоится), убить ее и деньги снова положить в свой кар-
ман. Или есть некое обстоятельство, в силу которого он и не пытался
объясниться ни с Алиной, ни со Смуловым. Что же это может быть за обсто-
ятельство?
Коротков решил, что, пожалуй, озадачит этим Каменскую, а сам поедет
наконец к режиссеру Андрею Львовичу Смулову. Вчера, в субботу, погово-
рить с ним толком не удалось - он был совершенно раздавлен случившимся,
плохо понимал смысл задаваемых вопросов и отвечал невпопад. Сегодня, на-
верное, уже можно попытаться получить от него какие-нибудь сведения.
Короткову достаточно было одного взгляда на режиссера Смулова, чтобы
понять, что такое настоящее, неприкрытое страдание. Сорокалетний Андрей
Смулов был настолько красив, что неизменно должен был вызывать жгучую
неприязнь у представителей мужского пола, но в это же самое время он вы-
зывал не менее жгучее сочувствие. Ему было больно и тяжело, это было
видно невооруженным глазом.
Жил Смулов в большой удобной квартире, обстановка которой свиде-
тельствовала о его гостеприимстве. Мягкие кресла, диванчики, низкие сто-
лики в огромной гостиной были, несомненно, предназначены для одновремен-
ного приема большого количества людей. Вообще квартира была обставлена и
отделана со вкусом и любовью, и было понятно, что хозяин ею гордится.
Смулову удалось взять себя в руки, и к приходу Короткова он уже мог
вполне внятно и последовательно отвечать на вопросы. Он усадил оператив-
ника в удобное кресло в своей нарядной гостиной, принес чай и пепельницы
- отдельно себе и гостю.
- Начнем, Юрий Викторович, - сказал он, стараясь говорить ровным го-
лосом. - Спрашивайте.
Обо всем, что касалось непосредственно утра 16 сентября и обнаружения
трупа Алины Вазнис, Смулов был допрошен еще вчера дежурным следователем,
выезжавшим на место происшествия. Сегодня перед Коротковым стояла другая
задача - узнать как можно больше об Алине Вазнис. Ведь помощник режиссе-
ра Елена Альбикова совершенно определенно заявила вчера, что Андрей Сму-
лов был самым близким Алине человеком, и лучше него покойную не знал
никто.
- Да, я знал ее лучше других, - кивнул Смулов. - Но вы не должны обо-
льщаться, Юрий Викторович, даже я не знал ее до конца. Алина была неве-
роятно "закрытой". И очень ранимой. Мы были вместе четыре года, и на
протяжении всех этих четырех лет я постоянно наталкивался на мысль, на
ощущение, что я, оказывается, совсем ее не знаю.
- Если можно, поконкретнее, пожалуйста, - попросил Коротков. - И с
самого начала.
- С самого начала... Что ж, можно и с самого начала. Я "нашел" Алину
в нашей музыкальной студии, у Лени Дегтяря. И влюбился. Сразу, в одно-
часье, влюбился так, что дыхание останавливалось. Вы понимаете? А сни-
мать ее я начал уже потом, тут все банально. Редкий режиссер не снимает
своих любовниц, если они актрисы, конечно. Причем степень одаренности
актрисы никакой роли не играет, если любовница - снимают обязательно.
Некоторые ухитряются снимать даже тех своих баб, которые вообще актриса-
ми никогда не были. Правда, я видел, что у Алины есть талант, это было
бесспорно. Но как-то все было... Смазано, что ли. Словно берешь кассету
с записью великой музыки, вставляешь в магнитофон, нажимаешь кнопку - а
оттуда раздается что-то маловразумительное. То ли шумы какие-то мешают,
то ли скорость не тянет, но впечатление совсем не то. Но я очень любил
Алину, поэтому все равно ее снимал и постоянно пытался добиться от нее
полной отдачи. Было очевидно, что она недорабатывает на съемочной пло-
щадке, ей что-то мешает работать в полную мощность, хотя она старается
изо всех сил. Вы не поверите, но у меня ушло два года на то, чтобы она
перестала от меня "закрываться". И тогда у нас все получилось. Я снял
"Извечный страх", в котором Алина сыграла главную роль. И как сыграла!
Все поняли, что перед ними актриса с большим будущим. Великая актриса.
Настоящая. Я гордился ею, я понимал, что тут есть и моя доля успеха... Я
тут же взялся за следующий фильм, он называется "Безумие", и вы не пове-
рите, но Алина стала играть еще лучше. Она была невероятна! Неподражае-
ма! Последний эпизод, который мы снимали на натуре, получился шедевром,
все говорили, что эти кадры войдут в мировую летопись кинематографа. Нам
оставалось совсем чуть-чуть, чтобы закончить фильм... И вот... Алины нет
больше. Вы понимаете? Я без нее - ничто. Скажу вам откровенно, до встре-
чи с ней я уже почти стал "режиссером одного фильма". Так называют ре-
жиссеров, которые делают очень хороший первый фильм, а дальше все идет
хуже и хуже, слабее и слабее. Так и со мной было. Я вынужден сказать вам
правду, иначе вы ничего не поймете в моем рассказе: я был очень несчаст-
лив в любви. Очень. Наверное, поэтому у меня и работа не получалась. Пе-
реползал из одной личной драмы в другую, всегда в переживаниях, в рев-
ности. А потом - Алина. Женщина молодая, прекрасная, талантливая, кото-
рая меня любила, причем любила так, что не доставила мне ни одной минуты
переживаний. Ни одной, вы слышите? За четыре года я ни разу не испытал
ни укола ревности, ни страха, что она меня бросит. Осмелюсь утверждать,
что она меня любила так же сильно, как и я ее. Одним словом, я был счас-
тлив с ней. Очень счастлив. И на этом душевном подъеме я и снял "Извеч-
ный страх", и он у меня получился! Не у меня - у нас, у нас с Алиной. Я
переродился, я стал другим, я понял, что могу делать первоклассные
фильмы. Но только пока она рядом со мной. Без нее я - ничто. Ноль. Твор-
ческий импотент.
Смулов повторил те же слова, которые уже говорил вчера. Без Алины он
работать не сможет.
- Андрей Львович, а почему вы не поженились? - спросил Коротков. -
Ведь вы оба были свободны. Что же вам мешало?
- Ничего. Нам ничего не мешало. Но перед Алиной встала перспектива
стать настоящей звездой, а звезда хороша, пока она свободна. Это старая
истина, она всем понятна в наших кругах. Звезда должна или не состоять в
браке, или постоянно менять супругов, чтобы у зрителя в подсознании все
время жила мысль о том, что эта звезда теоретически доступна. Если бы
Алина находилась в прочном стабильном браке, зрители, по крайней мере
мужчины, потеряли бы интерес к ней. А в том, что наш с ней брак был бы
прочным и стабильным, я ни минуты не сомневался. Мы очень любили друг
друга.
- Вы были женаты раньше, Андрей Львович?
- Был. Очень давно, очень недолго и очень неудачно. Я же говорил вам,
я был несчастлив в любви, меня это преследовало с самого детства. Поэто-
му Алина значила для меня так много...
- А Алина? У нее были серьезные романы до встречи с вами?
- Юрий Викторович, я ведь уже предупреждал вас: я знал Алину лучше
других, но все равно недостаточно. Она говорила, что серьезных дли-
тельных романов у нее не было, хотя мужчины, конечно же, были, она этого
и не скрывала. Но повторяю - это она говорила. Как было на самом деле -
я не знаю. Я не особенно в это вникал, потому что это ведь не имело ни-
какого значения. За четыре года она не дала мне ни одного повода для
ревности. Ни одного.
- Какая она была? Добрая, злая, мягкая, жестокая? Лживая, искренняя?
Расскажите мне о ней побольше, Андрей Львович.
Смулов отвернулся к окну, и по тому, как напряглись мышцы на его шее,
Коротков понял, что режиссер пытается справиться со слезами.
- Мне трудно говорить об этом, - начал он наконец каким-то сдавленным
голосом. - Знаете, так бывает, когда понимаешь, что человек, которого ты
любишь, сделал что-то недостойное, а ты ничего не можешь с собой поде-
лать и продолжаешь его любить. Впрочем, лучше Соммерсета Моэма об этом
все равно никто не написал еще. Помните "Бремя страстей человеческих"?
Только ради Бога, не поймите меня буквально, в том смысле, что Алина был
тупой безнравственной шлюхой. Ни в коем случае! Нет и нет! Она была...
Как бы это сказать... Эмоционально тупой, что ли. Есть, кажется, в пси-
хиатрии такой термин - эмоциональная тупость. Нравственная глухота. Вот
один только пример. Как-то меня скрутило, тоска такая навалилась, хоть
