путает, а в результате у ребенка будет осложнение.
- У меня болит горло, и оно красное, я смотрела в зеркало, - деловито
пояснила Лиля. - По-моему, там даже пробки. И температура тридцать семь
и восемь.
- Но надо же что-то делать. Ты не помнишь, что мама тебе давала при
ангине?
- Помню. Пап, ты не волнуйся, я уже все сделала. Горло полощу каждый
час, панадол принимаю, лимон с сахаром ем.
Стасов внимательно вгляделся в лицо девочки. Она действительно была
бледновата, глаза сухо блестели, рука была горячая и чуть влажная.
- Чем, интересно, ты горло полощешь? У меня же нет ничего.
- Йодом с солью. Очень противно, но помогает.
- А панадол откуда?
- В аптеке купила. У меня горло еще утром заболело, и я, когда из
школы шла, все купила, что нужно.
Стасов мысленно выругал себя. Его девочка целый день лежит дома с
температурой, а он бросил ее на произвол судьбы. Конечно, она чуть не с
пеленок привыкла быть дома одна и выросла вполне самостоятельной, но это
никак не оправдывает его, Стасова.
- Почему ты не позвонила мне? - сердито спросил он Лилю. - Почему
сразу не сказала, что заболела?
- А зачем?
Она вскинула на отца огромные темносерые глаза, в которых явственно
читалось искреннее недоумение.
- Я бы приехал...
- Зачем? - повторила она. - Ты что, не доверяешь мне? Ты думаешь, я
сама не знаю, как лечить ангину? Тоже мне, событие! Подумаешь!
- Ну все равно, - продолжал настаивать Стасов. - Я бы врача вызвал.
- Какого врача? - удивилась Лиля. - Я же у мамы прописана, а не у те-
бя, и поликлиника моя там, в Сокольниках. Из твоей районной поликлиники
врач ко мне не придет.
Стасов досадливо поморщился. Действительно, он совсем забыл, что
здесь, в Черемушках, поликлиника к Лиле врача не пришлет, здесь нет ее
карты.
- А как же школа? Им же нужна справка от врача, иначе получится, что
ты прогуливаешь.
- Подумаешь! - снова произнесла Лиля с очаровательным детским высоко-
мерием. - Ты им напишешь записку, что я действительно болела, и этого
будет достаточно. Я же отличница, все учителя знают, что я никогда не
прогуливаю просто так.
Стасов разогрел себе ужин, погасил свет в комнате у Лили и принялся
за еду, одновременно перелистывая находившиеся в "выездных" папках доку-
менты. То и дело ему попадались листы с загадочным заголовком "Перек-
рыть". Он внимательно изучил их и понял, что это список людей, от встреч
с которыми хотели бы оградить себя те, кто работал в "Сириусе". Да, по-
жалуй, это понятно. Живя в гостинице, человек становится уязвимым и до-
сягаемым. Кто угодно может войти в гостиницу, подняться на этаж, где ты
живешь, и постучать тебе в дверь. И в двери этой никогда нет глазка, по-
этому каждый раз, открывая ее, ты не знаешь, какой "сюрприз" тебя ожида-
ет за порогом. Вплоть до того, что дверь может просто взорваться. Тебя
могут подстерегать на этаже, в холле, на крыльце у входа. Тебе могут
звонить в номер днем и ночью.
Поэтому актеры и режиссеры, особенно известные, обязательно подают в
службу безопасности список лиц, преследования со стороны которых они
опасаются. Некоторые поступают наоборот, подают список тех, с кем непре-
менно должны встретиться, и помечают внизу, чтобы больше никого не про-
пускали и номер телефона и комнаты никому не давали. Так или иначе, но
за семь лет существования "Сириуса" скопилось немало документов, из ко-
торых было видно, от кого прятались, с кем не хотели встречаться люди,
работающие у Мазуркевича.
К числу такого рода "нежелательных элементов" относились, например,
не только навязчивые поклонники и особенно поклонницы, но и настырные
журналисты, известные своей злобностью и недоброжелательностью, и адми-
нистраторы конкурирующих фирм, желающие вести переговоры о подписании
контракта, и актеры, которые хотят, чтобы их снимали хотя бы в крошечных
эпизодиках, а некоторые требуют себе главную роль, полагая, что в силу
тех или иных причин имеют на это право. Кроме того, если речь идет не о
натурной съемке, а о кинофестивале, обычно начинается мышиная возня вок-
руг совета директоров, спонсоров, рекламодателей и прочих держателей фи-
нансов.
Стасов доел отбивные с гречкой, вымыл тарелку, налил себе огромную
чашку кипятку, бросил в нее два пакетика чая "Липтон" и четыре куска са-
хару и принялся более внимательно изучать документы. Первым делом он
выбрал из папок и разложил на отдельные кучки списки тех, кого "не про-
пускать! ", и тех, кого пропускать нужно обязательно. Потом расположил
документы в каждой кучке в хронологическом порядке. И только после этого
принялся сличать фамилии.
Работа оказалась увлекательной. Впрочем, Стасову, который имел солид-
ный стаж работы в подразделениях по борьбе с организованной преступ-
ностью и коррупцией, к работе с документами было не привыкать. И работу
эту он любил, она ему никогда не надоедала и не вызывала злобного разд-
ражения. Наоборот, его манило сладостное чувство, которое возникало каж-
дый раз, когда из обрывочных сведений и разрозненных сухих документов,
из балансовых отчетов, проводок, копий платежных поручений вдруг вырас-
тала яркая и выпуклая картина злоупотреблений и хищений, мошенничества и
взяточничества. Конечно, организованная преступность - это боевики, тру-
пы, взрывы, оружие, сверхскоростные автомобили и самая совершенная тех-
ника, а борьба с этой преступностью - это риск, кровь, пот, многосуточ-
ные засады, стрельба, погони, смерть. У Стасова было два ранения - ноже-
вое и огнестрельное, он находился в прекрасной физической форме, быстро
бегал, высоко прыгал, метко стрелял. Но ни один задержанный собственно-
ручно преступник не вызывал у него такого чувства, как восстановленная
по документам картина преступления. И он знал, почему так происходит. Он
в глубине души казался сам себе немного глуповатым. Что, собственно, и
было отражено в одной из его служебных характеристик: "Дисциплинирован,
исполнителен. Табельным оружием владеет отлично. Постоянно совершенству-
ет свою физическую подготовку, является мастером спорта по легкой атле-
тике, лыжам, плаванию. В качестве недостатков можно отметить слабый
творческий подход к порученному делу. Капитан В. Н. Стасов (а тогда он
еще был капитаном) не всегда способен принять самостоятельное решение,
выходящее за рамки ранее поставленной задачи. Вывод: занимаемой должнос-
ти соответствует". Прочитав такую аттестацию, Стасов впал в уныние. Яс-
нее не скажешь: сила есть - ума не надо. И он начал доказывать сам себе,
что мозги у него все-таки есть. Ушел из уголовного розыска и несколько
лет проработал в ОБХСС, где сила нужна бывает обычно во вторую очередь,
поднаторел в работе с документами, влез в экономическую теорию, а как
только создали службу по борьбе с организованной преступностью, тут же
перешел туда.
Карьера его двигалась умеренно, но вполне успешно, и все это время,
получая результат не от применения силы, а от напряжения мозгов, он ис-
пытывал почти детский восторг: "Я сумел! Я сделал это! "
Вот и сейчас, сидя далеко за полночь в кухне своей холостяцкой квар-
тиры и сличая документы, он тихонько радовался, когда обнаруживал, что
какого-то человека сначала ждали как желанного гостя, а потом включили в
"черный список" и велели "не пущать". Помечал на бумажке период времени,
в который произошла такая метаморфоза, чтобы потом выяснить у Мазуркеви-
ча или кого-то другого, в чем суть конфликта. Выписывал на отдельный
листок имена тех, от кого прятались одни сотрудники "Сириуса" и кого в
то же время привечали другие. Составлял отдельный список тех, кто появ-
лялся в "запретиловках" наиболее часто. Каждого из них нужно будет потом
отработать, приглядеться к ним повнимательнее, может быть, провести ин-
дивидуальную беседу на тему о хорошем воспитании и тщетности приставаний
к звездам.
В какой-то момент ему показалось, что Лиля застонала. Стасов отодви-
нул бумаги и метнулся в комнату дочери. Но нет, Лиля спала, уткнувшись
носом в подушку. Дыхание ее было тяжеловатым, рот открыт, видно, нос за-
ложен. Стасов включил бра, взял со столика рядом с диваном флакон гала-
золина и осторожно закапал лекарство Лиле в нос. Потушил свет, постоял
несколько минут, прислушиваясь. Наконец звук дыхания изменился, девочка
во сне пошмыгала носом и задышала тише и ровнее.
Он вернулся на кухню, снова сел за документы. Нескольких минут, что
он отсутствовал, оказалось достаточно, чтобы посмотреть на списки свежим
взглядом. В перечне тех, кто чаще всего встречался среди нежелательных
гостей, в глаза бросалась фамилия Шалиско. Этот Шалиско был прямо-таки
чемпионом среди преследователей, его фамилия встретилась уже восемнад-
цать раз, в то время как остальные - раз по пятьвосемь.
Стасов быстро перелистал списки с заголовком "Перекрыть". Рядом с
каждой фамилией незваного гостя стояла фамилия сотрудника "Сириуса", к
которому этот гость может прийти. Рядом с фамилией Шалиско постоянно
стояла фамилия Вазнис. Все восемнадцать раз. Куда бы ни выезжала Алина,
на натурные ли съемки или на кинофестиваль, она обязательно подавала в
службу безопасности записку с категорическим запрещением пропускать к
ней некоего Павла Шалиско.
Стасов аккуратно сложил списки обратно в папки, но уже в том порядке,
который был удобен для работы ему самому. На такой результат он и не
рассчитывал. На сегодня хватит, можно идти спать, а завтра с утра он
свяжется с Коротковым или с Анастасией, и они займутся этим загадочным
Павлом Шалиско, который на протяжении пяти с лишним лет преследовал Али-
ну Вазнис.
АЛИНА ВАЗНИС ЗА ДВА ГОДА ДО СМЕРТИ
И все-таки он добился своего. Всетаки Смулов сумел избавить ее от из-
вечного страха. Более того, он дал ей возможность наконец заявить о сво-
ем страхе в полный голос, рассказать о нем без стыда и без утайки. Он
поставил специально для Алины триллер, который так и назвал: "Извечный
страх".
Алина расцветала на глазах. И точно так же на глазах у всех расцветал
ее роман с Андреем Смуловым. Она перестала пить таблетки, сделалась зна-
чительно спокойнее, чаще улыбалась и реже впадала в глухую тоску.
"Извечный страх" сделал ее по-настоящему знаменитой. Ее фотографии
запестрели на обложках журналов и на разворотах популярных газет, публи-
кующих статьи о киноискусстве. Ее стали приглашать на телевидение для
интервью и участия в ток-шоу. Правда, после двух-трех заходов телевизи-
онщики от этой идеи отказались: с Алиной Вазнис нужно было проводить
большую предварительную работу, чтобы ее ответы на вопросы звучали более
или менее связно и внятно. Зато она была очень эффектна, появляясь в
разных передачах, где нужно было только показаться и вручить приз. Жела-
тельно без слов. Публика встречала ее громом аплодисментов, самых насто-
ящих, а не записанных на пленку.
В знак полного выздоровления Алина и Андрей отправились в автосалон
покупать ей машину.
- Теперь, когда я совсем не принимаю никаких лекарств, я могу смело
садиться за руль, - говорила Алина, прижимаясь к Смулову и целуя его в
щеку. - А то обидно, с таким трудом учила правила, сдавала экзамен на
права - и не вожу машину.
Они выбрали для нее темно-зеленый "сааб", потом с энтузиазмом заня-
лись поисками гаража и радовались, когда удалось найти место в коопера-
тивном охраняемом гараже, в котором были, в частности, собственные мойка
и автомастерская. И самое главное, гараж этот находился всего в двух ав-
тобусных остановках от дома Алины. Это была неслыханная удача!
Алина постепенно входила во вкус "нормальной" жизни, не отравленной
постоянным, ежеминутным страхом. Горячо любивший ее Смулов сумел разру-
шить ее детские представления о собственной греховности, виновности, о
том, что она порочная и нечистая. Он положил на это немало сил и време-
ни, но все-таки добился того, чего хотел. У Алины появился интерес к
красивой одежде, путешествиям, она с удовольствием занималась своей но-
вой квартирой, делая в ней "европейский ремонт". В эту квартиру она пе-
реехала давно, но приводить ее в порядок у нее до сих пор желания не бы-
ло. Ей было безразлично, что в прихожей отклеиваются обои, а в ванной
текут краны и отваливается плитка.
На этой радостной волне Андрей задумал следующий фильм, "Безумие". Он
сам написал сценарий, имея в виду, что главную роль будет играть, конеч-
но же, Алина. Мазуркевич выбил из спонсоров деньги "под двух звезд",
Алину и Смулова, обещая, что "Безумие" будет не менее прибыльным, чем
"Извечный страх", а может быть, даже более. Съемки были начаты и пошли
хорошим темпом, фильм действительно получался великолепным...
Глава 7
КОРОТКОВ
Он с удивлением вспоминал, как вчера вечером назвал Настю "садюгой"
за то, что по ее милости ему придется снова вставать ни свет ни заря.
Сегодня он лежал в постели и молил Бога о том, чтобы эти самые свет и
заря наступили побыстрее.
Когда он вернулся домой вчера вечером, то снова нарвался на скандал.
У него не было сил сердиться на жену, потому что Юра прекрасно понимал,
как ей трудно. И устает она не меньше, чем он сам. И жизнь в тесной
квартирке, пропитанной запахами тяжелого лежачего больного, никак не
прибавляла жизнерадостности. Тещу парализовало через год после рождения
сынишки, она была еще сравнительно нестарой, сердце у нее работало от-
менно, и все понимали, что это означает. Юрина жена, конечно, не счита-
ла, что муж в чем-то виноват. Кроме одного: она полагала, что Короткову
давно уже пора было оставить работу в милиции и уйти в частный бизнес. И
сколько Юрий ни объяснял ей, что жизнь и честь дороже, она была непрек-
лонна, апеллировала к примерам знакомых и незнакомых людей и требовала,
чтобы муж начал наконец зарабатывать приличные деньги и купил большую
квартиру. Сын подрастал, и с каждым днем им становилось все теснее в че-
тырнадцатиметровой комнате, потому что вторую, восьмиметровую, безраз-
дельно занимала мать жены.
Часто после таких скандалов Коротков разворачивался и уезжал ночевать
к своему товарищу и коллеге по работе Коле Селуянову, который после раз-
вода жил один. Но вчера он пришел очень поздно, и он так устал... Уснуть
Юре удалось лишь ненадолго. Часов с четырех утра он тихонько лежал без
сна рядом с женой и чувствовал, что, даже спящая, она источает волны
враждебности и недовольства.
Около шести часов выдержка ему изменила, и он осторожно встал, на цы-
почках прокрался на кухню, поставил чайник и начал собираться. Уйти ско-
рее отсюда, уж лучше на улице торчать, чем снова вести с утра бесплодные
и бессмысленные, на его взгляд, разговоры.
К дому Алины Вазнис Коротков подъехал, когда еще не было семи. При-
парковал машину, включил печку, закурил и стал задумчиво смотреть на мо-
росящий снаружи осенний дождь. В тепле ему сразу захотелось спать, и он,
чтобы не поддаться искушению, опустил стекло, вытянул руку под дождь и,
когда ладонь стала влажной, отер лицо. Стало легче.
В двадцать минут восьмого он заметил медленно бредущую Каменскую. Она
шла без зонта, глубоко засунув руки в карманы и низко надвинув широкий
капюшон, полностью скрывавший ее лицо. Короткой открыл дверцу со стороны
пассажирского места и посигналил.
- Привет, - удивленно поздоровалась Настя. - А я думала, что буду
первой. Чего ты так рано? Не спится?
- "Не спится, няня..." - весело подтвердил Коротков, - "мне так
грустно, открой окно и сядь ко мне, поговорим о старине... "
- Ух ты!
Настя откинула капюшон и забралась в машину.
- А некоторые, не будем указывать пальцем, образованность все хочут
показать. Как хорошо у тебя, тепло, накурено. Рай.
Она полезла в сумку, вытащила пачку сигарет с ментолом и с наслажде-
нием закурила.
- Опять со своей поцапался? - сочувственно спросила она, выпуская
дым.
- Догадалась?
- А то. Тебе Стасов звонил в половине седьмого, а тебя уж и след
простыл.
- А что Стасов хотел? Мы с ним вчера расстались в двенадцатом часу,
вроде все обсудили.
- У нас троих сегодня ночью дружно сделалась бессонница. Стасов отко-
пал какого-то Павла Шалиско, который на протяжении многих лет преследо-
вал Алину, причем, судя по всему, безуспешно. Баланс - минус два, плюс
один.
- То есть? - нахмурился Юрий.
- Двух дам мы отбросили, зато один мужчина появился. Так что в итоге
мы имеем четырех подозреваемых: Харитонов, Имант и Инга Вазнисы и в пер-
спективе - неудачливый поклонник. Голову даю на отсечение, у этого Ша-
лиско тоже не окажется алиби, зато найдутся и мотив, и возможности.
- Да, дела...
Следователь Гмыря появился без двадцати восемь, даже и не думая изви-
няться за опоздание.
- Пошли, - бросил он сквозь зубы, проходя мимо машины Короткова.
Уже поднимаясь в лифте, он вдруг спросил:
- Понятых будем звать?
- Да зачем, Борис Витальевич? Мы же не улики ищем, а вещь, принадле-
жавшую потерпевшей. Никакого значения не имеет, где мы найдем дневник,
если вообще найдем.
- Ну смотри, - неопределенно хмыкнул Гмыря.
Следователь не был ярым поборником соблюдения буквы закона и, если
было можно, сокращал процедурные тонкости до минимума.
В квартире Алины после пребывания работников милиции в субботу никто
не прибирался, и сейчас она напоминала разоренное гнездо. Особенно неп-
риятным был вид дивана с очерченным мелом контуром трупа.
- Борис Витальевич, к вам отец погибшей вчера не обращался насчет
ключей? - спросил Коротков, тщательно вытирая ноги о коврик в прихожей.
- Он хочет вещи забрать и квартирой распорядиться.
- Нет, вчера не обращался. Ну что, как искать будем?
- Разделимся, - предложила Настя. - Две комнаты и кухня, как раз на
троих. Потом ванная, туалет и прихожая.
Они искали долго и тщательно, но, к сожалению, безрезультатно. Ника-
ких дневников они не нашли. Кроме дневников они искали белую трикотажную
майку с пуговичками и зеленую пеструю юбку. Майку Настя обнаружила в
стиральной машине в куче грязного белья, а длинная свободная юбка из зе-
лено-коричневого шелка висела на крючке на внутренней стороне двери ван-
ной комнаты, там же, где и теплый махровый халат. Таким образом, подоз-
рения в адрес Харитонова делались совсем шаткими. Для того чтобы описать
эту одежду, он должен был видеть ее на Алине. Если бы он убил ее, когда
она была уже в пеньюаре, и захотел бы "скроить" версию о своем более
раннем и предваренном звонком визите, то, скорее всего, открыл бы платя-
ной шкаф и выбрал для описания то, что в нем висит. Маловероятно, что он
полез бы в стиральную машину.
Но дневники... Неужели Настя ошиблась?
- Слушай, а у Смулова ты спрашивала? - тихонько спросил Коротков,
стараясь, чтобы следователь не услышал.
- Спрашивала, - вздохнула Настя. - Говорит, что никогда не видел,
чтобы Алина вела дневник. Но тут же оговорился, что мог и не знать об
этом. Вазнис была до такой степени скрытной, что даже перед ним пол-
ностью не раскрывалась.
- Бедняга, - покачал головой Юра. - Тяжело ему с ней было, наверное.
И любил ее сильно, и все время чувствовал, что она... чужая, что ли. И
мачеха про нее так говорит.
- Борис Витальевич, - громко позвала Настя, - я возьму кассеты, лад-
но?
- Зачем тебе? - отозвался Гмыря, оглядывая полки встроенного шкафа в
прихожей.
- На них фильмы Смулова, в том числе те, в которых снималась Алина.
Попробую посмотреть, вдруг что в голову придет.
- Да что тебе может в голову прийти от этих фильмов! - насмешливо
отозвался следователь. - Глупость всякая.
- Так я возьму?
- Бери, бери, только потом отдай Смулову или родственникам Вазнис.
Эта семейка за пустую банку удавится.
- Вы тоже заметили? - подал голос Коротков.
- А как же. У них на лицах все написано, только слепой не увидит.
Когда я в первый раз старого Вазниса допрашивал, это еще в субботу было,
так он меня не про убитую дочку спрашивал, а про то, когда можно будет в
права наследования вступить. Все интересовался, не прописан ли у Алины
еще кто-нибудь, кто помешает ему распорядиться квартирой. А впрочем,
грех его судить, он на свою зарплату троих детей поднял, нищеты хлебнул,
наверное, досыта. Ну что, дети мои, завершаем? Факир был пьян и фокус не
удался?
Коротков с облегчением перевел дыхание. Следователь не сердился за
то, что его подняли в такую рань, а оказалось - напрасно. Борис Ви-
тальевич в свои сорок шесть лет оставался мужиком незанудливым, обладал
неплохим чувством юмора и очень хорошо помнил те годы, когда сам работал
в уголовном розыске. Семи пядей во лбу он, вообщето, не был, но зато сы-
щикам работалось с ним легко. В этом смысле Гмыря был полной противопо-
ложностью старшему следователю прокуратуры Ольшанскому, с которым больше
всего нравилось работать Насте. У Ольшанского характер был невыносимым,
оперативники и эксперты боялись его и тихо ненавидели, хотя и признавали
его высокий профессионализм. Но зато Ольшанский был человеком, во-пер-
вых, умным, во-вторых, мужественным. Хотя эти качества достаточно успеш-
но скрывались за его внешностью неухоженного растяпы. Эх, был бы сейчас
на месте Гмыри Ольшанский, подумал Коротков, он бы мертвой хваткой вце-
пился в Аськину идею о том, что у такого замкнутого и одинокого челове-
ка, как Алина Вазнис, обязательно должна была быть какая-то отдушина,
будь то дневник или тщательно скрываемая приятельница. Или не менее тща-
тельно скрываемый любовник. Но то - Ольшанский, а то - Гмыря. Гмыря не
верит в психологические построения, ему нужны факты: свидетельские пока-
зания, вещи, документы, следы. То, что можно увидеть и услышать, пощу-
пать и зафиксировать. А вовсе не что-то эфемерное и бездоказательное.
- У нас еще один фигурант появился, Борис Витальевич, - сказала Нас-
тя, натягивая куртку и засовывая в огромную спортивную сумку добрый де-
сяток видеокассет. - Если вы не очень торопитесь, то...
- Очень тороплюсь. - Гмыря посмотрел на часы. - У меня на десять
тридцать люди вызваны. А ты чего хотела-то?
- Думала, вы с нами подъедете к нему, если, конечно, он не в бегах.
- И не проси, времени в обрез. Давайте-ка сами, я потом подключусь,
если нужно будет.
- Тогда подождите еще две минутки, я позвоню.
Она сняла трубку висевшего на стене телефона.
- Коля? Это я. Что с Шалиско?.. Давай, я запомню... Так... Так... Это
где? На Сретенке?.. Далеко от метро?.. Ага, ладно, спасибо. Тебе Корот-
ков не нужен случайно? А то он здесь рядом стоит... Даю.
Она протянула трубку Короткову.
- На, просись на ночлег, пока Коля себе ничего романтического не зап-
ланировал на вечер.
Юра хмыкнул и подмигнул Насте:
- Дуэнья ты моя! Что бы я без тебя делал.
Все вместе они спустились вниз, Гмыря, размахивая кейсом, помчался к
метро, а Настя и Коротков уселись в машину.
- Наш Шалиско живет в Чертанове, а работает в редакции журнала "Ки-
но", это где-то на Сретенке. По домашнему телефону никто не отвечает, на
службе сказали, что непременно должен вот-вот появиться. Поехали?
- Поехали, - вздохнул Коротков. - Только поесть бы, а? А то я из дому
в седьмом часу выскочил, пустой кофе в себя залил - и все.
- Ладно, - согласилась Настя. - Смотри по сторонам, увидишь что-ни-
будь подходящее - поедим.
Они остановились возле какого-то киоска, взяли по куску горячей пиццы
и снова спрятались от дождя в машину.
- Слушай, - внезапно сказала Настя, - а давай позвоним Смулову, спро-
сим про этого Шалиско. Вдруг он скажет что-нибудь интересное?
Коротков с тоской посмотрел в окно.
Дождь стал сильнее и уже не моросил, а вовсю прыгал по тротуарам. Ну
что за собачья работа, подумал он привычно и беззлобно, никого не инте-
ресует, когда ты последний раз поел, сколько часов ты спал за последний
месяц и помогают ли тебе таблетки от головной боли. И если у тебя язва,
а от постоянного напряжения и недосыпа все время болит голова и не помо-
гают уже никакие из имеющихся в аптеках лекарства, то это проблемы твои
и только твои. Как и дорожающий бензин, и вечно протекающие ботинки, и
пропахшая мочой и болезнью конура, которую выспренно именуют "двухком-
натной квартирой в панельном доме", с совмещенным санузлом и без лифта.
Это твои проблемы, и никто - ни государство, ни твое собственное на-
чальство - их решать не собирается.
Видно, выражение лица у Юры было очень уж красноречивым, потому что
Настя добавила:
- Ты посиди здесь, я сама позвоню. Вон автомат рядышком, жетончик у
меня есть.
Юра благодарно улыбнулся. Настя пошла звонить и, по-видимому, сумела
застать Смулова, потому что разговаривала долго. Коротков даже успел
задремать в тепле, откинувшись на высокую спинку сиденья. Очнулся он
только тогда, когда Настя хлопнула дверцей.
- Забавно получается, Юрик. Смулов знает этого Шалиско. Он, оказыва-
ется, когда-то работал в "Сириусе" помощником осветителя и учился во
ВГИКе на вечернем. Был безответно влюблен в Алину. Одно время она его
даже привечала, а потом, когда появился Смулов, дала отставку. А бедный
Шалиско никак в толк взять не мог, что его отвергли, цветы ей носил, за-
писки писал, подарки какие-то делал. Проходу не давал. Звонил постоянно,
даже когда она выезжала из Москвы. А иногда и приезжал следом за ней.
Смулов знает, что Алина всегда подавала в службу безопасности записку с
фамилией Шалиско, чтобы ему не давали номер ее телефона. Называла его
назойливым поклонником. Смулов, во всяком случае, серьезно его не восп-
ринимал, и о ревности тут и речи быть не может. Кстати, этот безнадежно
влюбленный уже года три как ушел работать в редакцию журнала "Кино", но
от Алины не отступился. Вот ведь любовь, а?
- Наверное, этот Шалиско - такой смешной очкарик, - отозвался Корот-
ков, выруливая на Садовое кольцо. - Знаешь, типичный неудачливый влюб-
ленный, худенький, сутулый, некрасивый интеллектуал. Глупо подозревать
его в убийстве, ты не находишь?
- Не нахожу, - резко ответила Настя. - Во-первых, не забывай, Алина
его поначалу привечала, то есть дала надежду, и вполне обоснованную. Он
не неудачливый влюбленный, а отвергнутый возлюбленный, а это уже совсем
иной поворот. А во-вторых, именно такие худенькие очкастенькие интеллек-
туалы очень часто оказываются самыми изощренными преступниками. Поворот
не пропусти. На Сретенке движение одностороннее, свернуть надо у свето-
фора, а дальше переулками проедем.
- Это тебя Селуянов проинструктировал? - усмехнулся Юра, притормажи-
вая у светофора.
Редакцию они нашли легко, Коля Селуянов действительно объяснил все
очень толково и дал точные ориентиры. Внизу сидела бабуська - божий оду-
ванчик, которая пропустила их, не задав ни одного вопроса и не спросив
документов. На втором этаже они быстро нашли комнату 203, в которой, по
сведениям того же Селуянова, было рабочее место Павла Шалиско. В комнате
было полно народу, стоял гвалт и висел плотный сигаретный туман. Настя
тронула за локоть девушку, стоявшую ближе всех к двери.
- Извините, нам нужен Шалиско, - тихо сказала она.
- Паша! - вдруг крикнула девица так громко, что Настя вздрогнула. -
Павлик! К тебе пришли!
Из тумана вынырнул человек и подошел к ним.
- Вы ко мне?
Коротков поежился от недоброго предчувствия. Похоже, все разворачива-
ется совсем не так, как они с Настей ожидали. Шалиско оказался широкоп-
лечим красавцем с мужественной челюстью и смеющимися глазами. Никакой
худобы. Никакой сутулости. Никаких очков. Если это и есть отвергнутый
влюбленный, то он вполне мог задушить Алину. Но почему? У таких красав-
цев редко бывает, чтобы свет сходился клином на одной женщине, они с
легкостью находят замену и утешаются с другой.
- Где бы нам поговорить в спокойной обстановке? - сухо произнес Ко-
ротков, представившись.
- Если вы готовы подождать минут десять, то можно будет поговорить
здесь. У нас только что закончилась "летучка", сейчас все покурят и ра-
зойдутся по заданиям, здесь никого не останется.
Ни малейших признаков волнения, испуга, напряжения. Все это Короткову
не нравилось. Но Шалиско не обманул, через несколько минут народ из ком-
наты стал рассасываться, и вскоре они остались втроем. Павел тут же отк-
рыл настежь оба окна.
- Проветрю немножко, а то глаза щиплет, до того накурено, - пояснил
он. - Так я вас слушаю. Вы по поводу Алины?
Коротков присел за чей-то стол рядом с креслом, в котором устроился
Павел. Настя осталась где-то у него за спиной. Он понял, что Селуянов,
по-видимому, сумел узнать даже такую деталь, как то, какой из восьми
письменных столов принадлежит Шалиско, и Настя держится к этому столу
поближе. Небось глазами шарит, подумал Юра.
- Вы давно видели Алину Вазнис в последний раз?
- Давно.
- А точнее?
- Очень давно. С полгода, наверное.
- А по телефону с ней в последнее время разговаривали?
- Сейчас скажу точно. - Шалиско задумался. - Она уезжала на натуру в
середине июля, дня за два до отъезда позвонила мне, сообщила, где и в
какой гостинице будет жить.
- Зачем?
- Что - зачем? - не понял Шалиско.
- Зачем она вам это сообщала?
- Чтобы я туда позвонил.
- Зачем вы должны были звонить ей в гостиницу?
- Ах это! - Шалиско усмехнулся. - Да это же все розыгрыш, создание
имиджа. Неужели вы сами не поняли?
- Представьте себе, не понял, - холодно ответил Коротков. - Я жду ва-
ших разъяснении, желательно правдивых.
Глаза Шалиско мгновенно превратились в льдинки, лицо окаменело.
- У вас нет оснований ни в чем меня подозревать. И по-моему, я вас
еще ни разу не обманул. Во всяком случае, на лжи вы меня пока не пойма-
ли. Так что выбирайте выражения, будьте любезны.
Коротков понял, что непростительно расслабился, выбрал неправильный
тон и отпугнул собеседника. Или насторожил? Но он так устал, и так болит
голова...
- Прошу извинить, - примирительно произнес он. - Но разъяснения ваши
все равно нужны.
- Ладно, - Шалиско смягчился. - У нас с Алиной был роман, но очень
давно, она еще в музыкальной студии снималась. Роман такой, знаете ли...
Одним словом, не очень страстный. Алина была холодновата для страстей.
Расстались мы друзьями. И вот однажды Алина мне говорит: "Паша, а я,
оказывается, много потеряла, перестав встречаться с тобой". Выяснилось,
что ей кто-то сказал, дескать, у настоящей звезды должны быть постоянные
поклонники, которые домогаются ее внимания и осыпают цветами. А у начи-
