ступеньки, другой - в заросли упирается. Гляжу: что-то не то - товар
есть, а людей нет, будто сгинули. А барахла кругом - пропасть! Одежка,
посудам инструменты, тряпки - чего только нет! Все брошено впопыхах,
втоптано в грязь. И повсюду лошадиные следы - и вроде свежие. Ясно,
как божий день: пошуровал кто-то недавно! Вот тебе и нейтралитет!
Тут меня Бруно тихонько подзывает - он первым делом в здание
вокзала заглянул. Подхожу... Святая сфера, вот где они все! Вповалку
на полу, уже холодные, наверное! Кровищи - море...
Выскочил я оттуда, как ошпаренный! Ну и ну, что ж это получается?
Кто-то их всех порубал ни за что ни про что и запрятал в здание.
Может, какая лесная ватага сюда сунулась? Народ там дикий, никаких
законов не признает. Но почему тогда барахло не тронуто? Любая ватага
шмотки первым делом приберет! Да и зачем им такую бойню устраивать?
Разогнали бы всех, ну шлепнули сгоряча одного-двух, а тут?.. Народ,
конечно, все больше пустой, никчемный, никто по ним плакать не станет,
но ведь люди же!
Молодые тем временем тоже в здание сунулись - выходят, лица на них
нет. Да-а, это вам не столица! А Бруно, смотрю, хоть бы хны: трубка в
зубах, попыхивает себе в небо, небось, и не такое видал!
Стою у платформы, соображаю: куда ж теперь? По насыпи, к тракту?
Опасно, каждая собака тебя издалека видит. К шахтам с моими приятелями
нечего и соваться... Черт его знает, хоть назад возвращайся...
- Топот! - вдруг заявляет мордатый. - Кто-то скачет...
Не слышал я никакого топота, но рассуждать не стал.
- А ну давай сюда! - командую. - Быстро!
Сиганули мы в щель под платформу, затаились среди всяческой
рухляди. Грязь, вонища - хоть святых выноси. Я приложился ухом к
земле: действительно, скачут! Похоже - много. Хороший у мордатого
слух, позавидуешь!
А через пару минут влетает на Станцию здоровенный конный отряд -
сотня, не меньше. Я как форму их увидел - синие мундиры с белыми
кругами на рукавах, - похолодел весь. Черное небо, кругачи! Этого
только не хватало! Вот, значит, кто здесь орудовал, выходит, и
Пузырю-покойничку не померещилось вчера с перепою: сфероносцы в
Призенитье! Но какого дьявола? Сто лет духом ихним не пахло, и на
тебе!
Большая часть отряда с ходу рванула вдоль насыпи, к тракту - слава
богам, мы туда не сунулись! Остальные быстро спешились и давай вокруг
шнырять. В общем, дрянь дело - прочесывают Станцию!
Пихнул я Бруно в бок - и ужом к тому краю платформы, где заросли.
А над головой уже сапожищи бухают, труха сыплется, пыль. Ну и денек
сегодня! Не знаю, за кем они охотятся, может, и не за мной, но от
этого не легче: найдут - и как тех...
Ползу, не оглядываюсь, платформа длинная, низкая - не встать.
Сзади вроде мордатый пыхтит, не отстает. До края уже рукой подать, тут
кто-то из солдатни в щель сунулся: "Стой, стой!.."
И сразу выстрела - как из пушки, в ушах заложило. Прыгнул я
тигром, затылок о плиту рассадил, вывалился на свет - и в кусты,
вслепую, только глаза от колючек прикрыл. Крики, пальба, ветки вокруг
от пуль секутся... Счастье мое, что заросли здесь сплошной стеной, а
то бы все, каюк!
Ох, и бежал я, мама родная, все свои рекорды побил! Весь
выложился, без остатка. Как ноги подкосились, плюхнулся брюхом вниз -
в глазах темно, сердце где-то у глотки, вот-вот выскочит. Одна только
мысль в башке: ушел, забери меня черти - ушел!
Минут десять в себя приходил, потом огляделся. Лежу в густой
траве, на светлом пригорке; где-то сбоку ручей журчит; вокруг,
уступами, лес - хороший лес, плотный; а между здоровенных сосновых
стволов - скалы. Все в порядке - впереди горы!
Ну, тут я совсем повеселел: не подвело чутье, правильный курс
выбрал. Кавалерия кругачей в горы не попрется - кишка тонка, а
приятели мои новые бродят сейчас где-нибудь в зарослях, а может, и
лежат уже на вокзале. М-да, здесь уж как повезет!.. Одним словом,
хорошо удрал, черта с два меня найдут: так след-запутал, ни одна
собака не возьмет!
Повернулся я на спину, лицом к сфере. Она еще голубая, яркая,
глаза режет, но уже к синему часу дело идет. Ложносолнце давно скисло,
от него лишь серая клякса осталась. Люблю я это время сферодня, самый
приятный для глаза свет. Утром уж слишком много красноты вокруг, все
бордовое, будто пожар вселенский. И рожи у всех мерзкие, как у Пузыря
при запое. В желтый полдень начинается вся эта чехарда с Черным
солнцем - и в глазах рябит, и нечисть всякая безобразит. А сейчас
самое то, как и должно быть в натуре: трава - синяя, горы - зеленые в
сизой дымке. Красота! От сферы - мягкое тепло; пригревает, тихо,
спокойно... Отдохну, думаю, малость - и в горы. Места, слава богам,
знакомые, можно сказать, родные. Осмотрюсь, разведаю, что и как, и
дальше - к столице...
Одним словом - размечтался, сучья кость, раскис. Тут они и
выскочили из кустова - как призраки! Все трое - целые, невредимые,
даже поклажу сохранили. Я как к земле прирос - не шевельнуться, рот
разинул. Ведь хоть бы ветка где хрустнула!..
Тормозят рядом, и этот молодой, белобрысый мне этак ручкой: мол,
вот и мы! Рюкзак скинул, присел рядом, рукавом пот с лица вытирает, а
сам почти сухой, ну, может, слегка запыхался. Вот дьявольщина, как же
это?..
Лота головой тряхнула, улыбнулась - мне! - и к ручью, грязь
смывать. А мордатый даже не присел, сразу за трубку. И, разрази меня
гром, такой у них вид, будто и не бежали они только что сломя голову,
а так, размялись слегка. Ну и ну!..
Сел я, братцы, и морда у меня, наверное, до колен вытянулась - Ян
даже заржал. Святая сфера, что же это получается? А Бруно трубку
раскурил и спрашивает, словно ничего не случилось:
- Ну, Стэн, куда теперь?
А я сижу столб столбом, язык проглотил. Скажу без хвастовства:
мало кто со мной в беге сравнится, спросите любого. И вот я валяюсь,
как конь загнанный, а этим хоть бы что, чуть вспотели. И глазное: как
они на меня вышли, ищейка у них припрятана, что ли?.. Ох, хотелось бы
мне знать, где их так натаскали?! Одним словом, недооценил я их, вот
что, матерые это ребята. Сопляк я перед ними, и вот это отныне надо
зарубить себе на носу!
Ну, ладно, пришел я в себя, рот захлопнул. Гляжу, Лота
поднимается, лицо в брызгах, волосы мокрые поправляет. Казалось бы что
особенного - а глаз не оторвать, прямо завораживает! Наваждение
какое-то. Потом руку на сфероюг вскинула.
- Там что, - испрашивает, - горы?
- Угу, - говорю, - они самые... - Подумал и добавляю осторожно: -
Вот туда и пойдем. Смотрю, все на меня уставились. Лота глаза
прищурила, меня будто ледяной водой окатило.
- А как же столица? - спрашивает тихо.
- Да ты никак струсил, парень? - подает голос Бруно.
Ладно, проглотил я молча, понимаю: завести хотят. Но это они зря,
это у них не выйдет. Не на того напали - мне с ними надо жить дружно.
Пока.
Встал я - ноги, как бревна дубовые, и говорю:
- Вы, конечно, как знаете, а мне через Станцию путь заказан. В
Сферополис можно и через горы - один черт!
Вежливо сказал, спокойно. Бруно головой качает:
- Далековато через горы-то... Время потеряем.
- Ну и оставались бы на Станции, - не выдержал я. - Кругачи бы вас
в два счета куда надо доставили!
Старшой и глазом не моргнул, стоит, покуривает. Молодые
переглянулись.
- что, - говорит Ян - это мысль! Поглядел я на его физиономию
конопатую - не поймешь, всерьез или ПИПдуряется. А Лота головой
качает.
- Нет уж, - говорит, - лучше со Стэном! Больше увидим.
Черт знает, чего несут?! И этот, мордатый... Далековато, видите
ли... Будто не все равно, в какую сторону идти - Зенит же! Другое
дело, что в горах трактов нет, там попотеть придется. Но тут уж надо
выбирать!
Ну ладно, присел я к воде, стал свои ссадины исследовать. В
основном, чепуха, царапины. А вот к затылку не притронуться, шишка там
с кулак, кровь вокруг запеклась. Это я о платформу, когда нас там
застукали.
Тут Лота подходит, дай, говорит, посмотрю. Буркнул я что-то, мол,
пустяки, заживет - не слушает. Запустила пальцы в шевелюру, нащупала
рану - легонько-легонько. Застыл я, как пень.
Дед мой мастак был всякие старинные байки рассказывать, про
королей там, рыцарей, принцесс... Сказки, одним словом. Так вот. Лота
будто оттуда и явилась - в жизни такой красоты не видел, такого
совершенства, даже холодок пробирает: да возможно ли?.. Нет, словами
не передать - смотреть только да богов славить, что такое чудо
сотворили. Забыл я про все: и про боль, и про кругачей, и что дело мое
дрянь. Вот ведь как...
Я даже не сразу сообразил, что Бруно меня давно за плечо трясет:
"Очнись, парень!.."
- Что такое? - включаюсь.
- Уходить надо, - говорит спокойно. - Идут сюда.
Тут до меня, наконец, дошло, вскочил, как ужаленный.
- Как идут?.. Кто?..
- Не знаю, - пожимает плечами Бруно. - Наверное - со Станции.
Близко уже... У меня слух, парень, как у филина.
ОБИТЕЛЬ
Откуда у него такой слух взялся, я додумывал уже на ходу, как,
впрочем, и все остальное. Дунули мы в горы - и вовремя.
Только через первый гребень перевалили от леса ярдов триста, - как
вываливается оттуда видимо-невидимо кругачей, с роту, если не больше.
У меня в глазах зарябило - откуда их столько? Пешие, с короткими
карабинами, за плечами ранцы. Короче, совсем другая часть, не со
Станции.
Не знаю, засекли они нас или нет, только сразу без передыху
полезли вверх. И так резво - будто в горах родились. На плечах круглые
погончики серебром поблескивают.
Ох, и не понравилось мне все это! Вчера патрули, сегодня
кавалерия, теперь еще эти. Неужто все-таки война? Но с кем они в горах
воевать собрались, там же и не осталось никого!
Переглянулся я с троицей, головой покачал.
- Плохо, - говорю. - Отсюда один путь - на Седловину. Свернуть
некуда.
Ян вниз глянул, потом на меня.
- Ерунда, - говорит презрительно. - Обгоним!
Я ничего не сказал, подъем скомандовал. И хоть устал, как собака,
и живот подвело - с утра ни крошки во рту! - а рванул в полную силу,
без дураков. Вспомнил я, что за погончики у них на плечах:
"серебристые духи" это, вот кто, самые отборные части сфероносцев,
личная гвардия экзарха.
По счастью, я эти места как, свои пять знаю - вырос здесь. Дорога
к Седловине действительно одна, но не всем известно, где срезать
можно. Есть тут дикая тропочка, по самой кромке провала. Очень хорошая
тропочка, не каждый идти по ней решится, а с поклажей - и вовсе не
пройти. Слева стенка отвесная, гладкая-прегладкая, не зацепиться;
справа ущелье без дна, только сизый туман клубится да рокот слабый -
где-то там речка в камнях бьется. А тропка сама - в ширину ступни.
Вот по ней я и двинул. Дело для меня привычное - к скале животом
прижался и пошел семенить бочком. Тем более, налегке я, одна винтовка.
И то озноб по коже! Вспомнил я про рюкзачки у троицы - весело стало. Я
человек не вредный, но тут не до церемоний: кто кого?!
Перебрался я через самый пакостный выступ, жду, сердце стучит.
Очень мне интересно, что мои друзья-товарищи сейчас делать будут:
назад повернут или мешки свои к чертям собачьим побросают.
Минуты не прошло - ползут все трое, как приклеенные. И у каждого
рюкзак, а у мордатого в зубах трубочка дымится - ну, дает! Я дышать
перестал: все, сейчас гробанутся! Поздно уже рюкзаки сбрасывать, здесь
и шевельнуться-то негде. Был как-то случай, мы дедом от хизмачей
удирали. Тогда их двое тут сорвалось. Мы потом специально вниз лазали
за оружием. Какой там - даже костей не нашли!
В общем, если бы я это своими глазами не видел, ни за что не
поверил бы. Прошли ребята, уж не знаю, каким чудом-прошли! Даже не
задержались, проскочили играючи, догоняют - и мне: "Давай, давай,
парень, не задерживай!.."
Двинул я, как во сне, и до самой Обители в себя прийти не мог. Что
ни говори, а не было у нас в горах человека, который бы с поклажей
здесь прошел. Не слышал о таком и сам никогда бы не решился. Даже
зауважал их, честное слово...
Вот так и добрались до монахов, быстро, еще засветло. Я прикинул,
и получалось, что три-четыре сферочаса мы у серебристых выиграли. Не
бог весть что, но хоть передохнуть можно.
Обитель древневеров - единственный живой уголок по эту сторону
перевала. Тропа на Седловину как раз здесь проходит. Вокруг скалы
отвесные, голо, дико. Вершин не видно - все в сизой дымке; внизу -
черным зеркалом - озеро. Мертвая голова называется. По форме - череп,
даже глазницы есть - два круглых каменных островка. Сам монастырь
прилепился на уступе: башня из неотесанных глыб с остроконечной
крышей; во дворе - пристройки, тоже из камня. Все старое-престарое,
еще до Первого свершения возвели, крыша рыжим мхом обросла, даже
черепицы не видно. Раньше там древневерский крест красовался, пока его
кругачи не сбили, теперь натурально - сфера бронзовая, хотя монахи ее
не больно жалуют. Все, кто через Седловину идет, обычно здесь
отдыхают. У монахов обет такой: путников принимать и кормить...
Подходим, Ян меня нагоняет. Веселый, как всегда, зубы скалит.
- Это что, - спрашивает, - приют альпинистов?
Черт их знает, городских, может, действительно что новое
объявилось?
- Не слыхал о таких, - отвечаю. - Секта, что ли, новая?
Гляжу, челюсть у него отвалилась, промямлил что-то, отстал. И со
своими: бу-бу-бу... Тихонько, чтоб я не слышал.
В общем, что хочешь, то и думай. То ли одичал я напрочь, то ли эти
ребята с луны свалились! Это раньше так гозорили, еще до Свершения: с
луны, мол, свалился! И сейчас говорят, хотя что это такое - поди,
никто и не помнит. Мне дед рассказывал: раньше по ночам, в сфере такая
хреновина круглая висела, вроде фонаря. Светила немножко. Полезная
штука, сейчас-то ночью хоть глаз выколи!
В воротах сам отец Тибор встречает, все такой же тощий, маленький,
головастый. Поседел, правда, и бороденка совсем козлиной стала, но
ничего, крепенький еще. Он меня помнил, мы здесь с дедом не раз
бывали.
Кланяюсь, говорю, что положено. Вижу, отец Тибор глазенки свои
вытаращил - ну, ясно, Лоту увидел. Здесь, наверное, с Первого
свершения женщин не бывало. Остальные монахи тоже повылазили, бородами
трясут, пялятся, хрычи старые.
Дернул я старика - мол, торопимся, отче, не откажи бедным
путникам... и так далее. Обычаи-то, спасибо деду, знаю.
Повели в трапезную. Здесь ничего не изменилось: каменные
закопченные стены, очаг, длинный выскобленный стол; по углам гермы с
ликам древневерских богов, вернее, святых - бог у них, у древневеров,
один.
А вот с едой у монахов совсем худо стало. Вынесли нам по миске
ячменной каши да по кружке кипятка. И все. А каши-то всего на донышке.
Видать, обнищали монахи, раньше-то их местные подкармливали - и на
гостей хватало.
В один миг очистил я свою миску, за кипяток принялся; что ел, что
не ел... С такой жратвой нас серебристые в два счета сцапают. А друзья
мои, смотрю, в мисках лениво поковырялись, отодвигают - не нравится,
значит. Лота какой-то мешочек раскрывает, там разноцветные горошинки -
много, и мне протягивает парочку.
- Съешь, - говорит, - это вкусно! - И сама грызет, как леденец.
Ну, разжевал я, съел. Сладкие, вроде сахара, да что толку? Лучше
бы хлеба предложили, вон у мордатого рюкзачище какой, неужто жратвой
не запаслись?!
Отец Тибор напротив присел, руки к груди впалой прижал, глазки так
и бегают. Видать, чешется у него язык, но молчит, крепится. Это у них
строго: ни о чем гостей не спрашивать.
Допил я кипяток, и такое у меня ощущение, что сыт. Вот хоть режь -
сыт! Будто до отвала наелся и не какой-нибудь там пресной каши, а мяса
сочного, со сковороды. Даже привкус во рту - как, бывало, в праздники,
когда раздавали жертвенное мясо. Минуту назад живот к кишкам прирос,
быка бы съел, ей-богу, - и на тебе, сыт! Неужто в тех горошинах дело?
Лота, смотрю, улыбается, в глазах - лукавые искорки. Ну, чудеса!
Совсем мы тут в горах одичали, в столице вон какие штуковины в ходу, а
мы и слыхом не слыхивали. И вот что интересно: усталости словно не
бывало! Это после всего, что сегодня было! М-да... Короче, самое время
ноги уносить.
Тут отец Тибор не выдержал, рот свой беззубый раскрыл, глазенки
круглые, любопытные.
- Удивляюсь я на ваш, - шамкает. - Одеты вы больно легко. Нынче на
тропе шнега по пояс, уш не жнаю, пройдете ли?
Насчет одежды - это он точно, жидковато мы одеты, не для гор.
- Круглый год шнега не тают, - продолжает старик, - раньше такого
не было. Прогневался господь, ай, прогневался!
- А скажите, папаша, - вдруг встревает Ян, - когда у вас это
началось?.. Ну, похолодание?.. Вы не могли бы точно припомнить?
Отец Тибор аж поперхнулся, глаза вытаращил. Еще бы: кто ж к
монахам так обращается? Ну дает конопатый, где его только воспитывали!
И на кой ему это знать?..
- Отчего ж не припомнить, - продолжает старец смиренно. - У нас
хроники, почитай, со Дня швершения. Все там записано... Ешли юноша
интерешуется...
В общем, не успел я и слова вымолвить, как монахи - рады стараться
- тащат на стол свои хроники: стопу здоровенных книжищ, обшитых кожей.
А самые старые еще в пластиковых переплетах, я таких и не видел
никогда.
Только этого нам не хватало! Смываться давно пора, кругачи на
хвосте, а эти друзья, как волки голодные, на книги набросились.
Листают, глазами впились, ничего кругом не видят. Ну чисто дети, будто
книжек в жизни не читали! Старикашка что-то бубнит, тычет пальцем в
страницы, глазки горят. Чувствуется - довольный! Может, первые дурни
за двести лет сыскались, которые в ихние хроники заглянули.
Я уж Бруно знаки делаю: мол, время! - не реагирует. Листает, как
бешеный, страницы так и мелькают. Тот еще читатель, картинки, что ли,
ищет?
Заглянул я тоже - в ту, что Лота в руках держала. Ох, и древность!
Бумага желтая, ветхая, и буквы печатные. Дед рассказывал, что раньше
специальные машинки для письма были - сами книги строчили. Это уж
потом рукописные пошли, после Свершения. Читать, слава богам, я умел -
спасибо деду, но до Лоты мне, прямо скажем, далеко. Я только успевал
заголовки разобрать, а она уже переворачивает. Впрочем, ничего особо
интересного там не было. Все давно известно: День свершения, семь
сфер, ложносолнце, пузыри, мнимоны... Это тогда все было в диковинку,
многие, говорят, свихнулись на этой почве. Теперь-то что об этом
читать? Как истинная вера возникла, как боролись за нее - опять же,
каждый ребенок знает! Монахам в горах делать нечего, вот и пишут,
грамотеи.
Плюнул я мысленно, вышел во двор - неспокойно у меня на душе.
Кругачам, конечно, еще топать и топать - здорово мы срезали! - но
лучше бы нам еще дальше от них. Темнеть уже начало, сфера фиолетом
подернулась, через час-другой совсем погаснет. Но если наддать как
следует, до пещеры можно успеть. Переждать там ночь - солдаты по
темноте не попрутся, а утром - через Седловину.
Я уж, грешным делом, подумал - не махнуть ли одному, пока они там
развлекаются книжечками, но сдержался. Нет, с ними этот номер не
пройдет - шутя догонят. Тут хитро надо...
Вдруг - топот, кто-то на крыльцо выбежал. Так и есть: мордатый!
- Стэн, - орет, - ты где?
Подхожу. Бруно в небо пялится, глаза поблескивают как-то странно,
будто у него там стеклышки вставлены.
- Слышишь? - спрашивает. - Гудит!
- Где гудит? - говорю. - Лавина, что ли? Спокойно спрашиваю, знаю:
не время еще лавинам. Он башкой качает:
- Нет, парень, не лавина... Туда смотри! - И пальцем в сферу
тычет.
Пригляделся я, вижу: в просвете между двумя вершинами блеснула
темная точка - словно металлическая. И вроде - к нам летит, будто
птица. Тут и гул с неба донесся, вернее - стрекот. А штука эта
летающая все ближе, буквально на глазах растет. Что за наваждение,
думаю, сроду таких птиц не видал! Лота с Яном уже рядом, тоже в небо
уставились.
А стрекот все громче, как бы накрывает сверху. Монахи услыхали - и
во двор, руками машут, галдят.
Опешил я, по правде говоря, растерялся. Капая там птица!.. Чешет к
нам прямо по воздуху невиданная машина величиной с сарай, наверное!
Рыло тупое, стеклом сверкает - чем-то на стрекозу смахивает. А сверху
крут прозрачный, словно нимб. И прет точно на монастырь, со снижением.
Тут меня будто ожгло. - А ну - в дом! - ору. - Быстро!
И только мы успели в помещение заскочить, как замолотит с неба:
ду-ду-ду-ду!.. Я на пол брякнулся, вижу - по двору очередь прошла,
искры снопами. Потом по-крыше словно молотом - весь монастырь
затрясся... Понял я, что за штуковина к нам пожаловала. Геликоптер
это, боевая летательная машина! Раньше, говорят, они часто летали.
Подполз я к окошку - по счастью, они здесь узкие, как бойницы! -
выглядываю. Висит, гадина, совсем рядом, как привязанная, на боку -
белый круг, знак сферы. В брюхе черная дырка - люк, оттуда пулемет и
шпарит. А монахи мечутся по двору, как бараны, хоть бы за камни
спрятались, дурни: в упор их косит! Эх, думаю, была не была...
Просунул винтоаку ялмаровскую, поймал в прицел того типа в люке,
пальнул. Попал, не попал - не знаю, но пулемет сразу заглох, а машина
вверх шарахнулась, чуть скалу винтом не зацепила! Ага, не нравится.
Выстрелил я еще разок вдогонку - это уж точно мимо - и во двор.
Геликоптер уже высоко усвистал, никакой пулей не достанешь. У крыльца
отец Тибор лежит, скрючившись, - переломало очередью беднягу. Еще трое
или четверо - у ограды, кто-то стонет. Троица моя уже над ними
хлопочет. А у меня ноги дрожат, в ушах звон колокольный...
Ведь это что выходит?.. На Станция - рейтары, в горах - гвардейцы
экзарха, теперь еще и геликоптер! В общем, и снизу и сверху обложили,
как волков. Не случайно же это, не бывает таких случайностей! Даже
идиоту ясно: это за нами. Вернее - за ними! Сотни солдат, отборнейшие
части, гоняются по всему Призенитью за какими-то тремя типами, из
которых один - щенок желторотый, вторая - девка, а третий... третий
вообще черт-то что, ни в какие ворота не лезет. Это что ж такое
натворить надо, чтобы такая кутерьма поднялась - представить страшно?!
И еще я понял, что кругачи им давно на хвост сели, еще до
Комбината. То-то они так вперед рвались, даже не свернули, когда я им
знак подавал. Станциям - тоже из-за них, сфероносцы, видать, всю
округу прочесали. Великие боги, что же делать? Нельзя же против целого
света - вчетвером.
Повернулся я, обратно в дом поплелся. Раненых уже сюда перетащили.
Бруно с Лотой что-то с отцом Тибором делают, хотя там, по-моему, делай
не делай, ничем не поможешь! Мир, как говорится, праху его, добрый был
старикан...
Входит Ян - насупленный, бледный, глаза, как две колючки. И что-то
шепчет сквозь зубы - ругается, что ли? Увидел меня, подходит.
- Что они, совсем озверели? В безоружных!.. - выкрикивает. А у
самого губы трясутся, кулаки стиснуты.
Что тут скажешь?.. Пожал я плечами, вздохнул.
- Ладно, - говорю мрачно. - Идти надо... Монахи без нас своих
отпоют...
Смотрит он на меня глазами круглыми, будто не слышит. Потом вроде
что-то в них блеснуло - дошло.
- Послушай, - вдруг говорит тихо, - отсюда есть другой выход?
Я головой покачал, у самого душа в пятки: что еще?
- Понимаешь, какое дело, - продолжает, морщась, - геликоптер-то на
перевале сел... Я проследил. Хорошо бы нам другой путь поискать.
Все у меня внутри обмякло, сел, где стоял, винтовку коленями
стиснул. Ну вот и добегались! На Седловине один человек с пулеметом
армию удержит, не то что нас!
Понял я, что хана нам - и вроде полегчало. Конец так конец, от
воли богов, как говорится, не уйдешь...
СЕДЛОВИНА
Ночь была на исходе, оставался час темноты, может, чуть больше.
Стэн хорошо чувствовал время - никаких часов не надо. Перед рассветом
в горах всегда так: тьма будто сгущалась, давила на грудь - даже
дышать трудно... Впрочем, здесь - на перевале - всегда не хватало
воздуха.
Стэн нацепил очки и невольно зажмурился. Мир вспыхнул призрачным
сиреневым светом, будто в горах, на всех вершинах одновременно,
зажглись миллимы гигантских факелов. И опять он затаил дыхание: чудо
есть чудо.
Он лежал прямо в пушистом снегу, зарывшись в сугроб чуть не по
самые брови. Вокруг было светло, как днем. Просматривалась каждая
трещина в скалах, каждый камешек. Четко, ясно, словно глаза стали еще
зорче - лучше, чем днем!
Слева, за близким перевалом, плавной умопомрачительной дугой
нависал заснеженный массив Армагеддона. Вершина, обычно скрытая
туманной дымкой сферы, блистала лиловым девственным снегом. Оттуда,
пронзая Зенит, бил тонкий, с волосок, световой луч - Священная ось
мира. Правее вздыбилась четкая, словно нарисованная цепочка дальних
вершин; за ними лежала Проклятая долина - страшное место, откуда никто
не возвращалсА. А впереди, всего лишь в сотне шагов, в неглубокой
заснеженной ложбине горбился темный силуэт геликоптера - провисшие
винты почти касались снега. Даже пулемет виден в приоткрытом люке -
дулом на тропу...
Да, они все-таки пошли наверх. Арифметика проста: сзади сотня
гвардейцев при полном вооружении - верная смерть; впереди - экипаж
воздушной машины, человек пять-шесть Правда, у них пулемет и отличная
позиция - тоже верная смерть. Но все же: сто или пять?! Конечно, днем
бы они не прошли, тропа из ущелья просматривалась вдоль и поперек, их
перестрляли бы еще на дальних подступах. А вот ночью - совсем другое
дело. Ночью в горах никто не ходит, и, стало быть, их здесь не ждут.
Стэн осторожно потрогал очки - надежно ли сидят? - не дай бог
потерять! Бруно выудил из своего рюкзака эти штуковины на тропе, когда
их тьма накрыла. Стэну тогда даже не по себе стало. С виду - очки как
очки, легкие, в металлической оправе, неказистые. А нацепишь -
всесильные боги! - ночи как не бывало!.. Очки ночного видения, вот как
они назывались. Конечно, здесь, в Призенитье, никто о таких и не
слышал. Простой бинокль - и тот редкость!
И одежонка подходящая у них нашлась - вроде чехлов с капюшонами.
Материя на ощупь совсем тонкая, на рыбьем меху, а влезешь туда, молнию
- взык, капюшон на голову, и как в печке! Красота... Комб называется.
Стэн погладил рукав, вздохнул. Странный материал, скользкий, будто
жиром смазан, а не пачкает. Лежишь в снегу - и хоть бы что, словно на
травке летом. Да-а, экипировочка у них что надо, любой позавидует. Вот
бы такую - насовсем!
Чуть скрипнув снегом, подполз Бруно, залег рядом.
- Ну? - негромко спросил Стэн.
- Спят, - сказал Бруно. - В палатке, вон за тем выступом...
Четверо. Пятый - в машине, Зацепил ты его тогда.
Стэн непроизвольно погладил винтовку: ага, зацепил!..
- Так чего ждем? - возбужденно воскликнул Ян, всматриваясь вдаль.
- Вперед!
Они с Лотой залегли по левую руку от Стана А все время о чем-то
шептались. Стэн досадливо отмахнулся, повернулся к Бруно.
- Не знаешь, где у него горючка? - испросил, кивая на машину.
- Внутри, в баках, - ответил Бруно. - Зачем тебе?
- А затем, - назидательно сказал Стэн, - что прорваться, может, и
прорвемся, но утром они нас в минуту-догонят и сверху - как баранов.
Ясно? Сжечь ее надо к чертям собачьим!
- Зачем сжигать?! - вскинулся Ян - Не надо сжигать! Хорошая
машина, летает. Самим пригодится!
Глянул на Стэна весело, подмигнул. Дурак зеленый, выругался Стэн
про себя, нашел время шутки шутить!
- Так, может, сам и поведешь? - бросил с усмешкой.
Ян пожал плечами.
- А что, могу и я!
- Нет уж! - вдруг подала голос Лота. - Пусть лучше Бруно, с ним
надежней! А с тобой я налеталась - хватит!
- Тоже вспомнила! - рассмеялся Ян. - Это ж когда было?!
У Стэна сперло дыхание: чокнулись они, что ли?!
- Вы что, ребята, серьезно?
Тройка переглянулась, Ян подался ближе, заглянул Стэну в лицо.
- Ты, главное, не дрейфь! - заговорил убежденно. - Мы с Бруно эти
машины наизусть знаем. Чего нам по снегу топать? Полетим, как люди!..
Стэн почувствовал, что у него ум за разум заходит. Черная сфера,
они же на полном серьезе! Действительно собрались по воздуху... Ведь
гробанемся же! Это ж сколько учиться надо, чтоб такие машины водить?!
Темно, скалы кругом, пропасти - костей не соберешь! Обалдели, совсем
обалдели!
- Значит, так, - решительно произнес Бруно. - Я беру на себя
машину, а вы - палатку! Подержите их там, пока не запущу двигатель.
Понятно?.. Вперед!
И не дав Стэну опомниться, скользнул вниз, в ложбину - тихо, как
ящерица.
- И-эх! - удало воскликнул Ян, вскакивая. - Где наша не
пропадала?! Айда!
Кубарем покатился вниз по склону, увлекая за собой рыхлый снег -
будто на игрищах. Следом заскользила Лота, обернулась, призывно
махнула рукой. "Мать всех богов" - прошептал Стэн, вставая, - спаси и
помилуй!.."
Брезентовые бока палатки облепил иней; было тихо, пилоты, похоже,
дрыхнули без задних ног. На утоптанном снегу - пустые консервные
банки, окурки. Ничего живут пилоты, невольно отметил Стэн,
позавидуешь!.. Бруно уже скрылся в люке, оттуда не доносилось ни
звука.
Стэн замер напротив палаточной щели, у растяжек. С другой стороны
застыла невысокая плотная фигура Яна. Он помахал рукой - мол, все в
порядке, приготовься. Бешено колотилось сердце. Лота, постояв рядом,
тихо шагнула к машине. Вдруг там что-то звякнуло, донесся сдавленный
вопль - короткий, задушенный. Стэн напрягся, покрепче перехватил
приклад. В палатке завозились, кто-то закашлял.
В машине опять звякнуло - на всю Седловину, потом зажужжало -
резко, визгливо.
- Эй, эй!.. - сразу заорали в несколько глоток. Палатка заходила
ходуном. Стэн рванул передние растяжки, завалил верх. Ян вдруг дико
гикнул и прыгнул плашмя на матерчатую крышу. Внутри взвыли дурными
голосами. В щель высунулась голова в круглом шлеме, Стэн с размаху
хватанул по ней прикладом.
- Не двигаться! - заорал что есть мочи. - Кто вылезет - пуля в
лоб!
Оглушительно кашлянув, застучал промерзший мотор. Дрогнули винты,
