его скользнул чуть вбок и наверх, туда, где лестница над Иммани уходила в
башню. Торжествующая улыбка на миг мелькнула на его лице. Шаваш понял, что
на лестнице кто-то стоит. Иммани тоже это понял, и в отчаянии оглянулся.
Наверху никого не было. В тот же миг Нан подхватил один из тюков и швырнул
им в секретаря. Иммани вскрикнул и выпустил Шаваша, Шаваш всунул голову в
плечи и покатился с лестницы, как колобок. Нан вскочил на ноги и бросился
на секретаря. Иммани поднял ногу и ударил его в ложечку, но чиновник
уклонился, схватил ногу и сдернул Иммани со ступенек. Иммани выставил
вперед нож и полетел прямо в объятия Нана. Шаваш закрыл глаза. Нан схватил
Иммани за запястье, но было поздно: нож разорвал кружева плоеного
воротника и ушел глубоко в плечо. Нан вскрикнул и разжал пальцы. Иммани
выдернул нож и бросился наверх. Нан остался стоять на середине лестницы.
Кружево на кафтане краснело, словно рак, если его бросить в кипяток. Нан
пошатнулся, ухватил здоровой рукой перила, и побежал вслед за Иммани.
Шаваш пустился следом.
Когда Шаваш взбежал наверх, он увидел, что башня кончается квадратной
площадкой, окаймленной этаким деревянным бортиком. Посереди площадки
стояла палка, в которой торчал городской флаг Осуи. По четырем сторонам
площадки стояли, блестя на закате стеклами, четыре разноцветных фонаря.
Кирпичный пол был покрыт толстым слоем пыли и листьев. Нан стоял,
загораживая Иммани выход с площадки. Лицо его было бледно, как воск, он
сжимал правой рукой левую, и разевал рот, словно карась без воды.
- Голубчик! - засмеялся Иммани, - да ты сейчас сдохнешь.
Чиновник зашатался и опустился на одно колено. Рука его заскребла по
полу. Иммани засмеялся еще громче. В следующий миг Нан подобрал с пола
горсть пыли и швырнул ее Иммани в глаза. Секретарь замотал головой. Нан
вскочил с колен и перехватил правой рукой запястье Иммани. Тот пискнул и
выронил нож. Нан согнулся, подставляя спину, - Иммани, подброшенный в
воздух, вдруг перепорхнул через эту спину, ударился о деревянный бортик, -
бортик подался, Иммани с диким воплем полетел вниз.
Шаваш подбежал к краю площадки и осторожно заглянул в дырку. Иммани,
вполне мертвый, лежал внизу во дворе. Шаваш оглянулся. Нан подошел к
проломленному бортику и наставительно сказал:
- Кто высоко взбирается, тому долго падать.
Нан разрезал пояс, стягивавший руки мальчишки, и Шаваш свел его вниз.
Лицо чиновника побелело и заострилось, и Шаваш увидел на нем капли
холодного пота. Нан на пол у тюков и велел Шавашу разрезать рукав. Потом
Шаваш распорол один из тюков с тканями и перевязал Нану плечо. Шавашу
попалась зеленая ткань с красными и черными павлинами, но все равно было
видно, что она быстро намокла от крови. Шаваш вспомнил, что раненый Нан
еще перебросил Иммани через себя, и в изумлении сунул в рот палец. Шаваш
еще не видал, чтобы людей кидали, как кокосы.
По просьбе Нана Шаваш сбегал наверх за ножом. Нан обтер нож, попросил
пододвинуть к нему тюки, и стал их потрошить.
В тюках была большею частью женская одежда, дорожные прибор, и
коробочки с женскими украшениями. Шаваш раскрыл одну из коробочек, - и из
нее выпрыгнула маленькая золотая птичка, с рубиновыми глазками и крыльями,
усыпанными топазами. Это была та самая птичка, которая качалась в волосах
госпожи Лины, когда Шаваш увидел ее в первый раз. Шаваш заплакал.
Нан распорол последний тюк и вынул из него шкатулку с документами.
Вытащил документы, просмотрел их и сунул в рукав, который был цел.
Снаружи зазвенели голоса: кто-то, видно, заметил разбившегося Иммани,
и это естественно возбудило в людях любопытство. Шаваш сказал:
- Я сидел на тополе и заметил, как Иммани прошел в дом Айр-Незима.
Кроме этого, я видел там короля Аннара.
- А пирожника ты в переулке не заметил? - спросил Нан.
- Нет, - сказал Шаваш, - я на короля глядел.
- В следующий раз, - сказал Нан, - гляди не только на королей. Это
был мой сыщик. А то откуда бы я узнал, в какую сторону побежал Иммани?
Весь этот день сын господина Андарза, Астак, провел в библиотеке.
Стены библиотеки были украшены гобеленами с рисунками из жизни империи,
подаренными Андарзу государыней Касией. На одном из гобеленов был
изображен круглый город, опоясанный рвом. Рядом с городом стоял Андарз с
мечом в руке, а перед ним на коленях стоял мятежник Идайя. Мятежника Идайю
было легко узнать по черной туче над головой.
Астак сидел, подобрав ноги, и смотрел на мятежника и на тучу. К
вечеру это занятие ему надоело. Он вышел в сад, а оттуда - за ворота.
Никому не было до него дела: слуги плели языками о Линне. Вот также, семь
лет назад, они судачили о его матери. Кто-то сказал, что Иммани сбежал в
Осую, и что Нан арестовал его в тот самый миг, когда тот садился на
корабль.
Ноги сами привели Астака к гостинице, где произошло убийство: у входа
стояли желтые, как сердечко ромашки, стражники в парчовых куртках, а
вокруг них собралась разноцветная толпа, интересующаяся несчастиями
высокопоставленных лиц.
Толпа густела; прошел слух, что гостиницу будут разорять, как гнездо
разврата, и представители многих городских шаек явились поглядеть, нельзя
ли будет принять участие в разорении. Через час вывели на поводке
содержательницу гостиницы, а за ней несколько гостей, связанных попарно.
И вдруг из толпы зевак вылетела женщина в пуховой юбке, вцепилась в
одного из гостей и заорала:
- Люди добрые! Ведь это же мой муж! Ах ты негодяй, а сам сказал, что
в храм поехал! Теперь вижу, куда деньги деваются!
И полезла в глаза привязанной к мужу девице. Стражники отпихнули ее и
заверили:
- Ничего, мы его тебе отдадим! Накажем да отдадим!
Тут баба насторожилась:
- Накажете? А как?
- По новому закону каждому преступнику рубят ту часть тела, которой
он грешит: клеветнику - язык, мятежнику - голову, вору - руку, а
прелюбодею сама знаешь что.
Надо сказать, что стражники шутили, но откуда неграмотной бабе знать
новые законы! Она опешила и заверещала:
- Да что что же он мне без этой штуковины!
Толпа вокруг заволновалась. Многие сочувствовали горю женщины: а у
многих прямо-таки зашевелились штаны, когда им сказали, что они каждую
ночь совершают мятежный акт против правительства. В этот-то миг один из
лавочников, пришедший посмотреть бесплатный спектакль, сунул руку за
пазуху и обнаружил, что зрелище вышло не такое уж бесплатное, так как у
него срезали кошелек:
- Воры! - заорал лавочник.
- Воры, - подхватила толпа, отнеся возглас на счет властей.
Женщина бросилась на стражников, выдирая у них своего мужа, лавочник
стал пихаться, в одно мгновение строй стражников был прорван, а глупая
толпа заметалась, разевая глотку:
- Долой Нарая!
Свиной Зуб, и некоторые другие охотники за чужим имуществом, бывшие в
толпе, пользуясь случаем, бросились отнимать у стражников узелки, которые
те вынесли из опечатанного дома. Астак чувствовал себя очень неудобно. В
этот миг раздался крик:
- Лицеисты! Лицеисты! Стражники!
Астак полетел вместе с толпой к набережной, запнулся о корень и упал
в кусты.
- Астак, ты чего здесь делаешь! Уходи, заметят!
Астак выдрался из куста: над ним стоял один из его старых лицейских
товарищей, сын министра Мнадеса, с большими от изумления глазами и с
золотой повязкой на правой руке.
Астак повернулся, чтобы бежать, но было уже поздно: из-за угла
показались трое лицеистов в сопровождении конного стражника.
- Это кто такой? - обалдел стражник, глядя на нарядного юношу.
- Это сын взяточника Андарза! - заявил предводитель лицеистов. -
Он-то и мутил народ!
- Вовсе я не мутил народа, - сказал Астак.
- Что ты врешь! - Разве народ сам может взбунтоваться против
справедливого чиновника? Ты и устроил беспорядки!
Сыщики в беспокойстве завертели головой. Это были простые
представители народа, добродушные в меру своей профессии; и, как и многим,
им казалось, что все эти лицеисты с их повязками и знаменами выдуманы
Нараем из сора и мелкой пыли, и что господин Андарз обратит их обратно в
пыль, когда захочет.
Не таков был предводитель лицеистов: его звали Лахар, это был мальчик
из бедной чиновничьей семьи. Раньше он немного заискивал перед Астаком, и
ему было тяжело вспоминать об этом. Он был очень беден, и никак не мог
забыть, как однажды зимой мальчики из высоких семей затеяли кидать
фруктами в зимних птиц, - по реке неслись пластины льда, похожие на
осколки мрамора, и на стылую землю шлепались красивые крутобокие персики и
крупные, цвета свиной печенки сливы. Лахар глядел на эти персики, Астак
повернулся и сказал: "Смотрите, он хочет съесть наши сливы!"
- Арестуйте его! - заявил Лахар, - он устраивал беспорядки, раздавал
народу золото, радея о своем отце!
- Лахар! - с тоской сказал Астак, - я не сын Андарза! Я сын человека
по имени Идайя, которого Андарз оклеветал и убил! Я всю жизнь хотел
отомстить за отца!
- Вы слышали? - заявил Лахар, - он признался, что он не сын
взяточника Андарза, а сын казненного мятежника! Арестуйте его!
"Ой, в какую плПИПю историю я влип", - с тоской подумал сыщик.
Через полчаса изумленного и перепуганного Астака втолкнули в камеру
главной городской тюрьмы, страшного места, населенного изможденными
узниками и упитанными крысами. Астак плакал и метался, как мышь в кувшине.
"Это все проделки Лахара, - думал он, - Лахар даже на экзаменах
передергивал, - стоит только Нараю или Нану узнать о происшедшем, как они
тотчас же выпустят меня, а Лахара сурово накажут!
Спустя час узкая, как крышка гроба, дверь растворилась, и на пороге
показался господин Нан. Он был немножко бледен, и левая рука его была
замотана в кокон, напоминая личинку шелкопряда.
- Господин Нан! - бросился к нему Астак, - я ни в чем не виноват! Это
все проделки Лахара! Он сердит на меня за то, что я не дал ему персика!
Изумление и негодование изобразились на лице Нана. Он схватил
здоровой рукой юношу за ворот и закричал:
- Да как ты смеешь так говорить о любимце советника Нарая! Людей не
арестовывают за то, что они кому-то не дали персик!
И с этими словами Нан швырнул растерявшегося Астака на лежанку. Тот
вскочил:
- Вы не имеете права!
И тут же получил новый страшный удар по губам: на этот раз юноша
полетел на пол.
- Вы не имеете права так обращаться...
- С сыном изменника?
- Я... я...
- Вы сами везде хвастаете, что вы - сын Идайи.
- Идайя не изменник!
Нан вынул из-под мышки папку:
- Полюбуйтесь!
- Что это?
- Переписка Идайи и Харсомы. Манифесты Идайи. Да вот, хотя бы...
Нан развернул бумагу и прочел: "Всем известно, что Касия, публичная
девка, грешила с мужчинами всеми тремя отверстиями, пользуясь гнусным
колдовством, отвела глаза государю, зачала своего щенка от
барсука-оборотня: неужто народ допустит сына шлюхи и барсука до управления
ойкуменой?"
Мальчишка в ужасе зажал уши.
- Это подделка! Мой отец не писал таких мерзостей.
Нан расхохотался и бросил ему папку. Мальчишка стал копаться в
документах, читал их один за другим. Старая бумага ломалась в его руках.
Он еще не встречался с политической пропагандой мятежников. Великий Вей!
Неужто отец его писал, что у государыни Касии - козлиные ноги? Мальчишка
стал плакать.
- Господин Андарз, - сказал Нан, - совершил преступление, спасши
жизнь сыну мятежника, но закон, слава богам, еще не отменен! Господин
Нарай казнит и Андарза и тебя...
Мальчишка поднял голову, и лицо его побледнело, словно ткань, на
которую плеснули уксуса.
- Казнить, меня? За что?
- Ты сын Идайи. Уже забыл?
Мальчишка побледнел еще больше.
- Но это несправедливо, - сказал он, - нечестно казнить человека за
то, что произошло до его рождения!
- Господин Андарз так и думал. За это ему придется поплатиться
головой. Стремясь сделать последнее одолжение другу, он взял замуж
женщину, подстрекнувшую того к мятежу, признал ее сына за своего, был
готов простить ему то, за что наказал бы родного сына!
Астак забился в угол.
- Где письмо?
- Какое письмо?
- Лазоревое письмо. Отвечай!
- У меня его нет.
- Знаю, что нет. У кого оно?
- Я не знаю, клянусь, не знаю!
- Врешь! Это ты предупредил людей Айр-Незима, что Ахсай будет в
"Красной Тыкве" и купит письмо! У кого он должен был его купить?
- Не знаю. Клянусь вам, господин Нан!
- Откуда же ты знал о "Красной Тыкве?"
- Я встретился там с Ахсаем, накануне. Он заказывал ужин, сначала на
сегодня, а потом на завтра. Вскоре он напился выше глаз, стал нести
какую-то чепуху. Вдруг сказал: "завтра, в этой харчевне, я куплю гибель
советника Нарая". Я спросил: "для кого?" Он ответил: "Дурачок, для твоего
отца!" Я спросил: "А что это?" Он "Лазоревое письмо!" Я спросил: "А кто
продавец?" Он расхохотался и говорит: "Ах, если бы Андарз знал, кто
продавец!" Он упал под стол, а я убежал в ужасе. Я думал, что делать, а
потом вспомнил, как Иммани рассказывал о том, что за Ахсаем охотится
осуйский консул, и написал письмо Айр-Незиму.
Нан побарабанил по столу пальцами.
- А почему, - спросил он, - Айр-Незиму? Почему не Нараю?
- Я как раз читал "Книгу наставлений" - пробормотал мальчишка. Там
написано, что если у тебя два врага, то надо покончить с первым врагом
руками второго, а второго арестовать за убийство. И вот я решил, что
Айр-Незим убьет Ахсая, а потом Айр-Незима арестуют за это убийство. Это
нечестно, что вы его не арестовали!
Нан, не говоря не слова, повернулся и пошел к выходу. Мальчик пополз
за ним. Дверь открылась: на пороге возник стражник.
- Кормите заключенного три раза в день, - брезгливо сказал Нан. - И
смотрите, чтоб не убился: господин Нарай будет недоволен. Книгочей!
Астак глядел на дверь остановившимся зрачками: Боже мой! Неужели его
порочный отчим спас ему жизнь, рискуя собственной, а справедливый советник
Нарай готов казнить его из-за шутки о раздавленном персике?
Через два часа господин Нан снова появился в доме осуйского консула,
в паланкине и в сопровождении пяти сыщиков. Айр-Незим, с хмурым выражением
лица, велел попотчевать сыщиков на кухне, а гостя повел вверх.
Когда они остались одни, Нан вынул здоровой рукой из-за пазухи два
удостоверения личности: одно, на имя мужа своей племянницы Амая, консул
выдал сам. Другое было выдано на имя какого-то Шии, морского писаря:
отпечатки пальцев на обоих удостоверениях были, однако, одинаковые.
- Это, - сказал Нан, - я нашел при покойнике и забрал, чтобы не было
лишних пересудов. Иммани таскал с собой оба документа и предъявлял бы их
по мере надобности.
Айр-Незим запихал обе бумаги в карман, буркнул, что второй документы
делали умельцы империи.
Нан промолчал.
Консул порылся в шкатулке, вытащил десять билетов осуйского банка,
каждый по пять тысяч, и шлепнул деньги на стол перед Наном:
- Хватит?
Нан покосился на бумажки.
- Господин Айр-Незим, - сказал он, - честь вашей семьи бесценна, да и
дружба ваша с Андарзом не поддается исчислению. Я бы не хотел разорять
вас: эти два документа - скромный подарок молодого чиновника.
Айр-Незим так же молча взял билеты и сунул обратно в шкатулку.
- Однако, - сказал Нан, - чтобы оправдаться от подозрений в близости
к партии Нарая, я принес также некоторые вещи, которые хотел бы продать.
- Хороши подозрения! - взвизгнул консул, - это вы писали указ об
отмене государственного долга!
- До сих пор, - спокойно продолжал Нан, - не обращая особого внимания
на критический выпад собеседника, - вы находились в прекрасных отношениях
с господином Андарзом. Советник Нарай пытался испортить эти отношения,
распуская слухи, будто это город Осуя, и даже лично вы, господин банкир,
натравили варваров на провинцию Аракку, опасаясь конкуренции от ремесел,
заведенных наместником, и что, таким образом, ответственность за
завоевание провинции и смерть Андарзова брата лежит на Осуе.
- Вздор и чушь! - с сердцем воскликнул Айр-Незим.
Господин Нан вынул из рукава пачку писем, перевязанных розовой
ленточкой.
- И вот, - сказал господин Нан, я стал собирать материалы,
опровергающие эти слухи...
Нан развязал ленточку.
- Ваше письмо, - сказал он, - писанное в качестве секретаря
республики северному королю: республика продаст ему арбалеты и копья,
только если он нападет на Аракку. Отчет некоего Галатты, купца, бывшего в
Аракке, о состоянии городских укреплений, имена чиновников, которые,
будучи дружны с Осуей, сдадут королю город: начальник сырного ведомства
Аден, смотритель над церемониями Атоя, глава над семью видами складов
Варан...
Нан говорил и перебирал своим тонкими пальцами жуткие бумаги.
- Как это к вам попало, - взвизгнул посланник.
- Водный инспектор Кигира в городе Май, - он очень кстати
рассказывает, как забраться в город по разрушенному акведуку.
Посланник вскочил из кресла и схватил бумаги. В здоровой руке Нана
сверкнул кинжал: миг, - и узкий рукав посланника был пришпилен к
лакированному столику. Горожанин зашипел.
- Тише, - сказал Нан, - а то прибежит моя стража.
И убрал бумаги в рукав.
- Сколько вы стоите, - сказал посланник.
Чиновник, не спеша, рассматривал свои пальцы. Пальцы были длинные и
узкие, кончики их были выкрашены хной и присыпаны ароматной пылью. На
среднем пальце сиял перстень в виде золотого угря, обвившегося вокруг
пальца и держащего в своей пасти рубин.
- Я дорого стою, - задумчиво сказал Нан.
Вдруг поднял глаза на посланника.
- А может, это только начало? Может, вы натравите короля на столицу,
как натравили на провинцию, и тоже попросите себе четверть земель и
доходов бывшей империи. Может, здесь, в столице, вы так же ходите,
покупаете недовольных чиновников, разыскиваете старые акведуки...
- Империя, - сказал осторожно посланник, - большой тигр, а мы -
маленький хвост.
- Нынче такие времена, что хвосты вертят тиграми.
- Вы опасный человек, господин Нан, - огорчился посланник.
Нан, казалось, встревожился.
- Я не хочу сказать, что эти письма не продаются. Просто они очень
дорого стоят. Вот я и хочу подчеркнуть, как дорого они стоят.
Посланник засмеялся.
- Вот я и говорю, что вы опасный человек, господин Нан. Опасный
человек - это не тот, кто не берет взяток и не тот, кто берет их по любому
поводу. Опасный человек - это тот, кто продается, соблюдая свою выгоду, и
умеет взять деньги за то, что он сделал бы и так.
Господин Нан улыбнулся, откинулся в кресле.
- Вот господин Нарай, - продолжал посланник, - он опасный человек. Но
разве он не брал взяток? Когда десять лет назад он был в послан в Осую, он
сумел убедить дома Кадуни и Рашков дать ему целую кадушку золота за то,
чтобы он помешал присоединить город к империи.
Посланник развел руками.
- Спрашивается, - ведь советник Нарай скорее умер бы, чем позволил
совершиться такому объединению! Но он сумел получить за свои убеждения еще
и кадушку золота, и что же он с нею сделал? Он раздал ее черни, та подняла
бунт, и вырезала Кадуни и Рашков!
Господин Нан чуть повернул голову, прислушиваясь к шуму внизу: как
там, накормили его сыщиков или нет? Если накормили, так нечего им трепать
языками...
- Сколько вам надо, - спросил посланник.
- Деньги, - сказал Нан, - опасная вещь, и недаром говорится, что
деньги, не отданные государству и богу, навлекают только несчастья. Вот,
например, управляющий Андарза, Дия. Сегодня он уехал из столицы в Иниссу,
и что-то подсказывает мне, что он уехал с осуйским паспортом.
Айр-Незим нетерпеливо фыркнул.
- Последний месяц, - сказал Нан, - вы четырежды встречались с
управляющим Андарза. Этот человек передал вам один документ, в обмен на
право бежать в Осую: я меняю эти бумаги на этот документ.
- Господин Нан, - сказал посланник вкрадчиво, - если вы знаете, что
Дия передал нам этот документ, то уж, наверное, вы догадываетесь, что это
произошло не иначе как с ведома господина Андарза. А если это произошло с
ведома господина Андарза, то дело зашло уже слишком далеко, чтобы вы,
сторонник Андарза, могли что-то сделать, не погубив себя.
- Документ, - сказал Нан.
Посланник некоторое время сидел неподвижно.
- Господин Нан, - сказал он, - вы потеряете голову совершенно без
толку. Вам не жалко потерять такую голову?
Нан усмехнулся.
Тогда, к изумлению Нана, посланник раскрыл бывшую при нем черную
книгу, вынул из ее листов синий конверт и протянул его Нану.
<UL><A name=14></A><H2>12</H2></UL>
Нан раскрыл синий конверт, и вытащил бывшую там бумагу. С первого
взгляда чиновника понял, что это не письмо, и тем более не лазоревое
письмо. Нан чуть не закрыл глаза и не застонал с досады. Он вгляделся:
- Да, - сказал он, как ни в чем ни бывало. Тайные ходы Небесного
Города! И вы утверждаете, что Дия передал вам это с позволения Андарза?
- Конечно, - ответил посланник.
Нан засунул план за пазуху и встал, чтобы откланяться. Но, видимо,
разочарование подкосило его, или поклон оказался слишком резок для
человека, которого давеча пырнули ножом: выпрямляясь, Нан побледнел,
заскреб было по спинке кресла, - и грохнулся навзничь.
На лестнице послышался топот, и в гостиную ворвались два сыщика.
Айр-Незим, подскочивший было к чиновнику, чтобы забрать драгоценный план,
отпрыгнул от Нана, как волк от костра, и заплясал перед сыщиками:
- Боже мой! Какое несчастье!
Захворавшего чиновника перенесли наверх, приготовили удобную кровать.
Айр-Незим и слышать не хотел о перевозке больного. Сыщики согласились.
Прилежный лекарь уже возился над больным в широкой и солнечной спальне,
когда Айр-Незим сцапал с со спинки стула кафтан Нана, указал на кровяное
пятно на рукаве:
- Кафтан надо почистить!
С кафтаном Айр-Незим побежал на второй этаж, в свой кабинет, где лучи
заходящего солнца бешено плясали на черных с серебряными накладками
шкафах, в которых хранились наиболее ценные образцы продукции и отчетные
книги, и балки, изображающие дракона, били в воздухе красными лаковыми
крыльями. К одному из этих шкафов и кинулся Айр-Незим. Изнутри шкаф был
укреплен длинными стальными балками, и всю нижнюю его половину занимал
стальной, крашеный синим лаком сейф. Вокруг круглого глаза сейфа торчала
кожаная бахрома, закрывавшая ряды цифр и букв. Айр-Незим покопался в
бахроме, и дверь сейфа отошла в сторону. План из конверта мигом
перекочевал в сейф, а в конверт Айр-Незим засунул несколько бумаг розового
цвета, очаровательных для взгляда всякого чиновника.
Запер шкаф и полетел вниз по лестнице, совершенно пренебрегши чисткой
кафтана.
Нан, лежа на постели, растерянно лупал глазами, и прилежный лекарь
бинтовал Нану плечо. Лекарь ушел. Айр-Незим вежливо подал Нану кафтан. Нан
поспешно сунулся в рукав. Там, вместо плана дворца, лежала розовая
книжечка из пять страниц, и каждая страница этой книжечки стоила десять
тысяч, ибо представляла собой облигацию осуйского банка, что было впятеро
выше его ежемесячного жалованья и вдвое - ежемесячных взяток.
- Господин Нан, - вкрадчиво сказал Айр-Незим. - Ну что делать, если
случилась такая беда? Бедняжка Дия хотел уехать в Осую, прямо-таки ходил
на бровях, чтобы оказать услугу городу. Судите сами, каково было мое
изумление, когда он заявил, что его зовут Амасса, и прибежал с этой
бумагой! Черт меня попутал ее взять! Однако я не жалею, - оказывается,
имеется подземный ход, ведущий из императорского дворца в наш квартал!
Хорошо, что об этом ходе не вспомнили на прошлой неделе, и не послали по
нему стражников: а сегодня я этот ход замурую! Согласитесь, что я не могу
пренебрегать безопасностью вверенных мне людей, и что мои доводы
убедительны.
Нан хмуро перелистал облигации и сказал:
- Если бы в этой книжке было шесть листов, ваши доводы были бы
убедительней ровно на десять тысяч.
Айр-Незим рассмеялся и выдал Нану шестую страницу книжечки.
У ворот осуйского квартала Нан слегка пришел в себя: начиналась ночь;
рыночная площадь, по которой, бывало, не пройдешь днем, не изорвав платья,
была совершенно пуста: конь Нана едва не поскользнулся на рыбьих очистках.
Вдалеке, у круглой часовни, маялись три всадника. При виде судебной шапки
Нана они пришпорили коней и разъехались в разные стороны. Нан узнал того,
что поехал навстречу: это был Теннак.
- Эй, - сказал Теннак, - молодой господин куда-то делся, не видали?
- Нет, - сказал Нан.
Чиновники нашли на берегу реки, в двадцати шагах от квартала,
приятный кабачок, поднялись на второй этаж узорной башенки и уселись за
столик. Прямо напротив них, в открытом окне, струились ветви высокой ивы,
и за близкими деревьями мелькала наполненная звездами река, и по ту
сторону реки стояла черная, как кусок сланца, тюрьма, в которой сейчас
плакал несчастный Астак, и многие, более его виновные люди.
Хозяин принес им кувшин вина, две чашки с соломинками, продетыми в
крышку и большое блюдо речных крабов, посыпанных солью и политых лимоном.
- Так почему вы бросились сегодня утром на Иммани? - спросил Нан.
- Этот мальчишка, Шаваш, сидел и ел конфету, выпавшую из кармана
Иммани. Конфеты были подарком императора, и я знал, что господин отдал их
Лине. Я понял, что Лина опять путается с Иммани.
С реки дул мягкий ветерок. Нан, потягивал вино и, казалось, любовался
игрой листьев в лунном свете. Теннак жадно разламывал крабов и запивал их
вином. Когда перед Теннак образовалась изрядная горка крабьих огрызков, он
поднял голову, поглядел на Нана и спросил:
- Ну? Вы еще чего-то хотите узнать.
- Только одно, - сказал Нан, - куда вы дели вещи, которые отняли у
Иммани в Козьем Лесу?
Теннак ошеломленно глянул на чиновника.
- Я не был в Козьем Лесу.
- Бросьте, Теннак. Ведь теперь это уже не имеет значения. Если вы
сами не хотите рассказывать, что случилось в Козьем Лесу, то могу
рассказать я.
Двадцать восьмого числа госпожа Линна уехала в храм Исии-ратуфы. Вы,
будучи преданы ей, решили ее проводить, а когда она отказалась,
проследовали за ней тайком, мечтая оказать ей услугу. Каково было ваше
удивление, когда госпожа Линна, вместо того, чтобы отправиться в храм
Исии-ратуфы, на Запад, обогнула столицу и поехала на восток! Вы вспомнили,
что завтра с востока возвращается секретарь Иммани. Вы вспомнили, что он
почему-то отпустил вперед слуг: и когда вы увидели, что госпожа Линна
остановилась в белом храме, известном, как дом свиданий, ваши подозрения
переросли в уверенность.
- Да, - сказал варвар.
- Что вы сделали с вещами?
- Там было две седельные сумки, - признался Теннак. - Они были сплошь
набиты личными подарками для самого Иммани, ларчиками да коробками с
притираниями. Фу! Я хотел отдать их господину Андарзу, а потом передумал и
отнес одному человеку, который тут неподалеку варит золото. Это совершенно
чудесный человек, знаком с массой подземных духов, но духи эти жадные
существа, всячески выкаблучиваются и иначе, как за большую взятку,
философского камня не отдадут.
- Да, - сказал Нан, - это чудесный человек, но его сосватал вам
Иммани.
Когда последние звуки в доме торговца затихли, в пустом кабинете
послышался шорох. С балки, изображающей дракона, протянулся пояс, а по
поясу спустился Шаваш.
Шаваш был немного растерян. Он пришел с одним из сыщиков, в одежде
разносчика, поболтал со слугами и, будто заблудившись, проскользнул в
кабинет, где и прилип к предусмотрительно устроенному Айр-Незимом глазку,
через которой можно было наблюдать все, что происходит в главном зале.
Это был план Нана. Днем Нан заявил Шавашу, что лазоревое письмо
находится у Айр-Незима, а передал это письмо Айр-Незиму эконом Дия,
который за этот месяц виделся с экономом раз пять. А что Шаваш не нашел
письма у Дии в тайнике, - так Дия не бедная вдова, чтоб иметь один тайник,
и вообще Дия, может быть, еще до этого отдал письмо. Нан велел Шавашу
вскрыть его собственный служебный сейф, и, убедившись, что маленькому
бесенку эта штука вполне по плечу, велел Шавашу забраться в кабинет
Айр-Незима.
Он сказал, что хочет предложить Айр-Незиму кое-какие бумаги в обмен
на письмо, и, что если Айр-Незим письмо отдаст, то Шаваш должен украсть
бумаги. А если Айр-Незим письма не отдаст, то он, Нан, упадет в обморок, и
вряд ли Айр-Незим устоит от искушения утащить эти бумаги. В таком случае
Шавашу надо проследить, куда и как консул эти бумаги положит, и сто против
одного, что в этом месте будет лежать и лазоревое письмо.
Как и Шаваш, Нан считал обыски занятием утомительным и небезопасным.
Он полагал, что, вместо того, чтобы пытать человека, или ставить вверх
дном уютную комнату, доискиваясь, куда хозяин комнаты дел те или иные
бумаги, гораздо проще - дать хозяину какую-нибудь ценную бумагу, и
проследить, куда он ее положит.
Теперь Шаваш был в недоумении. С одной стороны, Айр-Незим отдал
какой-то документ. С другой стороны, Нан упал в обморок, и притом самым
натуральным образом. И теперь было совершенно непонятно: надо ли красть
бумаги? Надо ли красть синий конверт? И вообще, упал Нан в обморок или не
упал?
И потом, Шавашу не понравилось, как себя повел Нан, очнувшись. Шаваш,
конечно, не знал всех ихних дворцов и ходов, но, по его мнению, Айр-Незим
говорил Нану то самое, что однажды говорил продавцу масла Свиной Глаз,
когда продавец застал его с ключом от его, продавца, дома в руках. "Ведь
тот же ход, что ведет из дворца в квартал, ведет из квартала во дворец!
Айр-Незима, можно сказать, застукали с ключом в руках, а Айр-Незим
уверяет, что ключ оказался у него по недоразумению!" Шаваша на враки было
не взять, в воровских шайках и не такое в уши заливали. Но ведь Нан был, в
