лю, так через месяц она помрет. Твои письма бесполезны и опасны. Оста-
нется Мики, и все.
Жанна отодвинула от себя полную тарелку - она так ничего и не ела, -
вынула из лежавшей на столе пачки итальянскую сигарету и добавила:
- Ну, и я, само собой.
К отелю "Резиданс" они шли пешком. По дороге молчали. Золотоволосая
великанша вела До под руку. Когда они дошли до угла улицы Лорда Байрона,
До остановилась и быстро проговорила:
- Я провожу вас, мне не хочется туда возвращаться.
Они сели в такси. В особняке на улице Курсель запах краски стал как
будто еще едче. Войдя в одну из комнат, Жанна Мюрно удержала До, которая
собиралась пройти под стремянкой маляров. Обняв в темноте До за плечи,
она повернула ее лицом к себе и даже чуть-чуть приподняла, так что До
привстала на цыпочки, - казалось, Жанна хочет подтянуть До до уровня
своего собственного роста.
- Ты будешь сидеть смирно. Никаких писем не писать, ни в какие ссоры
не ввязываться, никаких глупостей не делать. Через несколько дней вы пе-
реселитесь сюда. Рафферми умрет. Я вызову Мики во Флоренцию. Вызову в
такой форме, что она не поедет. Что касается Франсуа, то я приготовлю
тебе заручку в игре против него. А тогда незачем будет финтить: устра-
нишь Франсуа и увезешь Мики подальше от него. Заручка будет без изъяна.
Я тебе скажу, куда повезти Мики. На этот раз ты поняла? Ты меня слуша-
ешь?
Стоя в полосе лунного света, струившегося из окна, До кивнула голо-
вой. Большие руки золотоглавой великанши по-прежнему покоились на ее
плечах. До больше не пыталась вырываться.
- Сиди смирно - это все, что тебе нужно делать. Не считай Мики дурой,
я так думала до тебя и ошиблась. Однажды вечером я поставила ее перед
собой, вот так, как тебя, и получила такой отпор, какого мне еще никто
никогда не давал. Ей было шестнадцать - почти столько, сколько было мне,
когда Рафферми взяла меня к себе, и не намного меньше, чем тебе сейчас.
Я знаю тебя только по твоим письмам, а они дурацкие, но я и сама в преж-
ние времена писала бы такие же. Когда на мою шею навязали Мики, я бы ее
с удовольствием утопила. С тех пор чувства мои к ней не переменились. Но
я ее не утоплю. У меня есть другой способ избавиться от нее: ты. Ма-
ленькая дуреха, которая трясется от страха, но сделает все, что я прика-
жу, потому что, как и я, жаждет от нее избавиться.
- Пустите меня, пожалуйста.
- Слушай меня. До Мики у Рафферми была другая, такая же девчонка, во-
семнадцатилетняя и на несколько сантиметров повыше - это была я. Я при-
делывала каблуки к туфлям, намазывая их клеем, и было это во Флоренции.
Потом все, чему я завидовала, было мне дано. А потом у меня все отобра-
ли. Появилась Мики. Мне хочется, чтобы ты над этим поразмыслила и пока
сидела смирно. Все, что ты испытываешь сейчас, я уже испытала. Но я
кое-чему с тех пор научилась. Так не хочешь ли ты над этим поразмыслить?
А теперь можешь убираться.
Ее рука потащила До в прихожую, в кромешную тьму. До споткнулась о
бидон с краской. Перед ней распахнулась дверь. До обернулась, но вели-
канша, ни слова не говоря, вытолкала ее на улицу и заперла дверь.
Назавтра в полдень До позвонила Жанне по телефону из кафе близ Ели-
сейских полей, но та уже уехала. Телефонный звонок, должно быть, эхом
отдавался в каждой комнате пустого особняка.
ДА, УБИЛА
Рукой в белой перчатке я зажала ей рот. Она мягко отвела мою руку,
встала - в прямоугольнике света, падавшего из распахнутой двери, возник
длинный темный силуэт. Вот так же, в полутьме, мы разговаривали с ней
однажды вечером. Тогда, положив руки мне на плечи, она предложила убить
принцессу с длинными волосами.
- Откуда тебе все это известно? Есть вещи, о которых ты не можешь
знать: например, о той ночи, когда она спала в моей комнате, или о той
ночи, когда я бродила под ее окнами. Да и о моей встрече с этим, как
его, Габриелем...
- Неужели же ты не рассказала бы мне об этом! - ответила Жанна. -
Ведь мы с тобой в июне две недели провели вместе.
- Ты не встречалась с Мики после вашей ссоры в "Резиданс"?
- Нет. Мне это было ни к чему. Я вовсе не собиралась увозить ее в
Италию. На другое утро я встретилась с Франсуа Шансом, чтобы догово-
риться о ремонте особняка, и улетела. Во Флоренции я испила свою чашу до
дна. Рафферми совсем ополоумела от бешенства.
Не поручусь, что Мики не созвонилась с ней после встречи со мной.
Правда, ты считала, что этого не было. Так или иначе, но это ничуть
не помогло! Рафферми до самого конца была зла на нее как черт.
- Когда она умерла?
- Неделю спустя.
- И ты больше ничего не сказала мне перед отъездом?
- Нет. Мне нечего было добавить. Ты очень хорошо понимала, о чем
речь. Еще до знакомства со мной ты только о том и думала.
В комнате вдруг стало светло: Жанна включила люстру. Я прикрыла глаза
рукой в перчатке.
- Пожалуйста, погаси!
- Может, позволишь мне помочь тебе? Знаешь, который час? Ты же устала
до смерти. Я привезла чистые перчатки. Сними эти.
Сейчас, когда эта светловолосая, высокая заботливая женщина склони-
лась надо мной, мне снова казалось, что все рассказанное ею - только
дурной сон. Нет, она добрая, великодушная, а я не способна была органи-
зовать убийство Мики. Все это неправда.
Близился рассвет. Она взяла меня на руки и отнесла наверх. Когда она
подходила к спальне прежней Доменики, я коснулась головой ее щеки. Она
поняла и уложила меня на свою постель в спальне, которую занимала, пока
я была в больнице. Минуту спустя, раздев и напоив меня, она склонилась
надо мной - я дрожала от холода, - подоткнула одеяло и принялась молча
разглядывать меня своими померкшими глазами.
Когда мы были внизу, уже не помню, в какой из моментов ее рассказа, я
сказала ей, что хочу умереть. Теперь же, чувствуя, как погружаюсь в сон,
я испытала какой-то беспричинный страх.
- Чем ты меня напоила?
- Водой. С двумя порошками снотворного.
Должно быть, она, как всегда, прочла в моем взгляде то, что было у
меня на уме, так как прикрыла мне глаза рукой. Я еще слышала, как она
говорит: "Сошла с ума, с ума, с ума", - затем ее голос стал быстро уда-
ляться, я перестала чувствовать ее руку на своем лице, потом вдруг аме-
риканский солдат в пилотке набекрень с улыбкой протянул мне плитку шоко-
лада, вслед за ним моя школьная учительница шагнул ко мне, собираясь
стукнуть линейкой по пальцам, и я уснула.
Утром я осталась в постели. Жанна примостилась, одетая, на одеяле, и
мы с ней порешили жить отныне на улице Курсель. Она рассказала мне об
убийстве, а я - о своих вчерашних поисках. Сейчас мне казалось совершен-
но невероятным, чтобы Франсуа не заметил подмены.
- Не так все это просто, - ответила Жанна. - Внешне ты уже и не ты, и
не Мики. Я говорю не только о лице, но и о впечатлении в целом. Походка
у тебя не та, что у Мики, но и не такая, какая была у тебя прежде. Кроме
того, вы с ней не разлучались несколько месяцев. Последние недели ты
настолько досконально изучила ее, чтобы потом ей подражать, что это ска-
зывается в каждом твоем жесте. Слушая в первый вечер твой смех, я уже не
понимала, кто это смеется: она или ты. Хуже всего то, что я уже не пом-
нила, какой она была, какой была ты, у меня все перемешалось. Знала бы
ты, какие мысли приходили мне в голову! Когда я тебя мыла, мне казалось,
что я вернулась на четыре года назад, потому что сейчас ты тоньше Мики,
а она была вроде такой же. В то же время я думала, что это невозможно.
Да, вы были одного роста, но совсем не похожи. Не могла же я так оши-
биться. Я уже стала бояться, что ты ломаешь комедию.
- Для чего?
- Почем я знаю! Чтобы избавиться от меня, остаться одной. Меня своди-
ло с ума то, что я не могу ни о чем с тобой говорить до тех пор, пока ты
не узнаешь всего. Комедию пришлось ломать мне. Обращаться с тобой, как
будто ты Мики. Я совсем запуталась. За эти четыре дня я убедилась в од-
ной ужасной вещи, хоть она многое упростит нам в дальнейшем: как только
я услышала твой голос, я уже была не в состоянии вспомнить голос Мики;
как только я увидела твою родинку, мне стало казаться, что она всегда
была у Мики, а может, у тебя - черт его знает! Всего ведь не упомнить,
понимаешь? Иногда ты вдруг делала какой-нибудь жест, и я видела перед
собой Мики. А потом я так долго думала об этом жесте, что внушала себе:
я спутала. На самом деле твои собственные жесты чередовались с жестами
Мики - недаром же ты неделями твердила себе: настанет день, и мне при-
дется делать это точь-в-точь как она.
- Неужели этого довольно, чтобы ввести в заблуждение Франсуа Руссена?
Не может быть. Я провела с ним полдня. Сперва он меня не узнал, но вече-
ром мы оказались на диване, он больше часа обнимал и ласкал меня.
- Ты была Ми. Он говорил о Ми. Ему казалось, что он держит в объятиях
Ми. Да и притом он ведь хищник: много ли он обращал на нее внимания?
Спал-то он с ее наследством. Больше ты с ним не увидишься, конец. А вот
твоя встреча с Франсуа Шансом беспокоит меня куда больше.
- Он ничего не заметил.
- А я и не дам ему возможности что-либо заметить. Теперь мы примемся
за дело по-настоящему.
Она считала, что самое опасное ждет нас во Флоренции. Ми знали там
многие годы. В Ницце же опасаться нужно только отца Ми. И вдруг до моего
сознания дошло, что мне придется встретиться с человеком, дочь которого
я убила, и броситься ему на шею, как это сделала бы она, а между тем мой
отец и мать там же, в Ницце, оплакивают погибшую дочь; они, конечно, за-
хотят повидаться со мной, поговорить о До, они будут с испугом всматри-
ваться в меня - и узнают!
- Не дури! - воскликнула Жанна, схватив меня за руки. - Тебе незачем
их видеть! Но вот отца Мики - придется. Ну, поплачешь немного - это
объяснят твоим волнением. А своих родителей тебе лучше с этих пор никог-
да не вспоминать. Да и помнишь ли ты их?
- Нет. А что, если вспомню?
- К этому времени ты станешь другой. Ты и сейчас уже другая.
Ты - Мики. Мишель Марта Сандра Изоля, родилась 14 ноября 1939 года.
Ты стала моложе на пять месяцев, потеряла отпечатки пальцев, выросла на
один сантиметр. И точка.
Это было только началом нового ужаса. В полдень она съездила в Нейи
за нашими вещами, побросала их и чемоданы как попало в машину и привез-
ла. Я вышла в сад как была, в халате, чтобы помочь ей внести их в дом.
Она отослала меня в комнату, сказала, что мне это нельзя, еще надорвусь.
О чем бы мы с ней теперь ни заговаривали, мои мысли непрестанно возв-
ращались к той ночи на мысе Кадэ, о которой Жанна мне рассказала. Я не
хотела об этом думать; я отказывалась смотреть кадры фильма с Мики, ко-
торые Жанна отсняла во время каникул и которые помогли бы мне подражать
Мики. Однако любое слово, сказанное нами, приобретало двойной смысл и
вызывало в моем воображении картины гораздо более мучительные, чем любые
фильмы.
Жанна одела меня, покормила, посетовала, что должна оставить меня ча-
са на два одну - ей надо ехать к Франсуа Шансу, заглаживать впечатление
от наделанных мною вчера глупостей.
Всю вторую половину дня я томилась, пересаживалась из кресла в крес-
ло, гляделась в зеркало, снимала перчатки, разглядывала свои руки. По-
давленная, я с ужасом наблюдала чужака, поселившегося во мне и бывшего
для меня ничем, пустым звуком, смутным образом.
Больше, чем совершенное мною преступление, тревожило меня другое:
ощущение, что я становлюсь кем-то иным. Я превращалась в игрушку, в ма-
рионетку в руках трех незнакомок. Которая из них перетянет к себе управ-
ляющие мною нити? Завистливая банковская служащая, терпеливая как паук?
Мертвая принцесса, что когда-нибудь непременно снова взглянет на меня из
зеркала, раз я задумала стать ею? Или рослая молодая женщина с золотис-
тыми волосами, которая издали неделями подводила меня к убийству?
Когда крестная Мидоля умерла, рассказывала Жанна, Мики и слышать не
хотела о поездке во Флоренцию. Похороны состоялись без нее; близким
синьоры Рафферми даже не потрудились объяснить ее отсутствие.
В тот вечер, когда Мики узнала о смерти крестной, она решила кутнуть
в компании Франсуа и других своих друзей. Я была с ними. Мики захмелела,
стала буянить в кабачке неподалеку от площади Звезды, оскорбила выпрова-
живавших нас полицейских, хотела вернуться домой не с Франсуа, а с дру-
гим парнем. Заупрямилась, и Франсуа ушел восвояси.
В конце концов час спустя был выдворен за дверь и его преемник, а мне
пришлось баюкать Мики до полуночи. Она плакала, вспоминала покойную
мать, детство, говорила, что Жанна перестала для нее существовать, что
она не желает больше слышать ни о ней, ни о ком другом, когда-нибудь и я
увижу, "что это такое". А в заключение - приняла снотворное.
Несколько дней она была предметом всеобщего внимания. Ей соболезнова-
ли, приглашали в гости. Мики вела себя образцово, как достойная наслед-
ница миллиардов Рафферми.
На улицу Курсель она приехала до окончания ремонта, в ту часть дома,
где уже можно было кое-как устроиться.
Однажды днем, когда я была одна в нашем новом доме, я получила телег-
рамму от Жанны. Телеграмма содержала только ее фамилию и номер телефона
во Флоренции. Я тотчас же позвонила ей. Для начала она обозвала меня
идиоткой за то, что я звоню из дома Мики, а затем сказала, что пришло
время отделаться от Франсуа. У меня, дескать, появилось подозрение, что
Руссен плутует, поэтому я прошу Мики проверить смету работ в особняке на
улице Курсель и разобраться, нет ли там каких-нибудь махинаций между ее
любовником и подрядчиками. Жанна велела мне позвонить ей по тому же но-
меру телефона и в тот же час через неделю, но не из дому, а из какогони-
будь почтового отделения.
На другой же день Мики провела расследование, переговорила с подряд-
чиками и, как она и предполагала, не обнаружила в предъявленных счетах
ничего подозрительного. Я терялась в догадках: что у Жанны на уме? Ведь
было очевидно, что Франсуа надеется сорвать куш куда больший, чем комис-
сионные за малярные работы или за поставку мебели, так что мысль о таком
примитивном плутовстве навряд ли пришла бы ему в голову.
В чем тут суть, я поняла, когда мы с Мики вернулись домой и я стала
свидетельницей сцены, которую пришлось выдержать Франсуа. Он взял на се-
бя все дела по ремонту. Оказывается, он послал во Флоренцию копии смет и
счетов еще до того, как Мики сообщила туда о своих планах ремонтировать
особняк. Франсуа оправдывался как мог, объясняя, что, будучи подчиненным
Шанса, естественно, обязан был вести переписку с Рафферми. Мики обозвала
его подхалимом, доносчиком, охотником за приданым и выгнала вон.
Наверное, она все же встретилась бы с ним на другой день, но теперь я
уже знала, чего добивается Жанна. Мне оставалось только продолжать в том
же духе. Мики отправилась к Шансу, но он был не в курсе. Тогда она поз-
вонила по телефону во Флоренцию одному из секретарей своей тетки и выяс-
нила, что Руссен, выслуживаясь перед Рафферми, постоянно осведомлял ее
обо всем. Самое смешное - что он, как и я, возвращал ей чеки, которыми
она хотела его купить.
Я позвонила Жанне в условленный день и час. Май подходил к концу. В
Париже стояла чудесная погода, на юге - еще лучше. Жанна велела мне уб-
лажать Мики, как я умею это делать, и уговорить ее взять меня с собой на
юг. У Рафферми вилла на взморье, на мысе Кадэ. Там-то мы и встретимся,
когда настанет время, сказала Жанна.
- Настанет время для чего?
- Заткнись, - отрезала Жанна. - Я сделаю все, что надо, чтобы помочь
тебе ее убить. Твое дело маленькое: быть душкой, а я буду думать за нас
обеих. Позвонишь мне через неделю. Надеюсь, вы будете уже готовы к
отъезду.
- Завещание еще не вскрыли? Есть какие-нибудь неприятности? Имею же я
право знать...
- Повесь трубку, - сказала Жанна, - Надоела.
Спустя десять дней, в начале июня, мы с Мики были уже на мысе Кадэ.
Мы добирались туда целую ночь на ее маленькой машине, битком набитой че-
моданами. Утром мадам Иветта, местная жительница, знавшая Мюрно - как
все здесь звали Жанну, - отперла виллу.
Вилла была большая, залитая солнцем, напоенная ароматом сосен. Мы
спустились на пустынный галечный пляж у подножия скалы и выкупались. Ми-
ки учила меня плавать. Затем мы, как были, в мокрых купальниках завали-
лись на кровать и проспали бок о бок до вечера.
Я проснулась раньше нее. Долго глядела на спавшую рядом Мики, стара-
ясь угадать, какие сны скрываются за ее сомкнутыми длинными ресницами.
Отодвигая от себя ее ноги, я почувствовала, какие они теплые и живые.
Меня охватило отвращение к самой себе. Я взяла машину, поехала в ближай-
ший городок, Ла-Сьота, и сказала Жанне по телефону, что я противна самой
себе.
- Тогда катись обратно, откуда взялась. Поступи в другой банк. Ходи
стирать белье, как твоя мать. И отвяжись от меня.
- Будь вы здесь, все было бы иначе. Почему вы не приезжаете?
- Откуда ты звонишь?
- С почты.
- Тогда слушай внимательно. Я посылаю тебе телеграмму в Ла-Сьота на
имя Мики в "Кафе Дезирады". Это последнее кафе в конце пляжа, чуть не
доезжая поворота налево к мысу Кадэ. Зайди туда и предупреди, что ждешь
телеграмму и заедешь за ней завтра утром. Потом позвони мне. А теперь
повесь трубку.
Я остановилась у кафе, заказала себе кока-колу и попросила хозяина
принять корреспонденцию, которая может прийти сюда на имя мадемуазель
Изоля.
- А про что там будет, про дела или про любовь? Ну, ежели про любовь,
то я не против.
В тот вечер Мики захандрила. После ужина, который подала нам мадам
Иветта, мы привязали ее велосипед сзади к кузову машины и отвезли Иветту
в Лек, где она жила. Затем Мики решила направить стопы в более цивилизо-
ванные края, повезла меня в Бандоль, танцевала там до двух часов ночи,
но объявила, что мальчики на юге пресные, и мы вернулись домой. Выбрав
спальню себе, затем мне, она сонно чмокнула меня в щеку и ушла, сказав:
"Мы, конечно, не станем прозябать в этой дыре". А так как мне хотелось в
Италию, Мики пообещала повезти меня туда, показать Неаполитанский залив,
Кастелламмаре, Сорренто, Амальфи. "Вот это будет шикарно! Спокойной но-
чи, цыпленочек!"
Ближе к полудню я заехала в "Кафе Дезирады". Телеграмма от Жанны была
какая-то непонятная: "Кларисса прокладка. Целую". Я снова вызвала Фло-
ренцию из почтового отделения в Ла-Сьота.
- Ей здесь не нравится. Хочет увезти меня в Италию.
- Вряд ли у нее хватит денег, - ответила Жанна. - Занять ей не у ко-
го, она не преминет обратиться ко мне. Без ее вызова я приехать не могу
- она не потерпит. Ты получила мое послание?
- Да, но ничего не понимаю.
- Я и не надеялась, что ты поймешь. Я имею в виду второй этаж, первую
дверь налево. Советую тебе заглянуть туда и пораскинуть мозгами. Думать
всегда лучше, чем говорить, особенно по телефону. Отвинчивать, смачивать
каждый день - вот все, что от тебя требуется. Повесь трубку и поразмыс-
ли. Разумеется, о поездке в Италию не может быть и речи.
Я слышала в трубке потрескивание и приглушенные голоса, доносившиеся
с промежуточных станций на всем протяжении от Ла-Сьота до Флоренции. Ко-
нечно, стоило бы кому-нибудь прислушаться... Но что тут могло привлечь
внимание?
- Позвонить вам снова?
- Через неделю. Будь осторожна.
Я вошла в ванную рядом со своей комнатой к концу дня, когда Мики за-
горала на пляже. "Кларисса" оказалась маркой газовой колонки. Должно
быть, газ провели совсем недавно - трубы даже не были покрашены. Одна из
них шла поверху стены вокруг всей комнаты. У колена трубы я приметила
стык. Чтобы справиться с задачей, пришлось смотаться в гараж за развод-
ным ключом. Я нашла его в багажнике машины, в инструментальной сумке.
Мадам Иветта мыла каменный пол в нижнем этаже. Она женщина разговорчи-
вая, и я потеряла из-за нее несколько минут. Я вернулась в ванную, дрожа
от страха, как бы не пришла Мики. Каждый раз, когда мадам Иветта перес-
тавляла внизу стулья, я вздрагивала.
Однако я отвернула соединительную гайку и вынула прокладку - толстую
пластинку из материала, похожего на пропитанный чем-то картон. Поставив
ее на место, я снова навернула гайку, открыла газ и зажгла горелку пос-
тоянного подогрева, которую перед этим погасила.
Когда я прятала разводной ключ в сумку с инструментом, в конце дорож-
ки от пляжа показалась Мики.
План Жанны был мне не вполне ясен. Смачивать каждый день прокладку...
Я понимала: делается это, чтобы она мало-помалу как будто сама по себе
расползлась. Размокание объяснят потом воздействием пара от наших купа-
ний. Так что я решила почаще принимать ванну - пусть на потолке и на
стенах будут пятна от сырости. Но чего мы этим добьемся? Жанна хочет,
чтобы я повредила газопровод, значит, она хочет устроить пожар. При заж-
женной горелке газ, вытекающий из трубы, мог бы вызвать взрыв, но его
ведь никогда не будет столько, сколько нужно: утечку задержит гайка.
Допустим, план Жанны разработан лучше, чем я предполагаю, и пожар мо-
жет произойти; что мы от этого выиграем? Если Мики погибнет, я неизбежно
окажусь за бортом той жизни, которую веду, вернусь к исходному положе-
нию.
Неделю я выполняла приказ Жанны, не смея додумать его до конца. Я
размачивала прокладку в воде, разминала ее пальцами, чувствуя, как вмес-
те с ней размякаю и я.
- Не понимаю, чего вы добиваетесь, - сказала я по телефону Жан не. -
В общем, слушайте: либо вы приедете сейчас, либо я все брошу.
- Ты делаешь то, что я сказала?
- Да. Но я хочу знать, что дальше? Не понимаю, какую выгоду вы нахо-
дите в этой затее, зато хорошо знаю, что мне она не сулит никакой.
- Не болтай глупостей. Как там Мики?
- Хорошо. Купается. Мы играем в плавательном бассейне в шары. Напол-
нить водой его не удалось. Никто не знает, как это делается. Совершаем
прогулки.
- Ну, а мальчики?
- Ни единого. Она засыпает, только когда я держу ее за руку. Уверяет,
что навсегда покончила с любовью. А как выпьет, так заводит речь о вас.
- Ты умеешь говорить как Мики? Я не поняла вопроса.
- Это, моя милочка, как раз то, ради чего тебе выгодно продолжать.
Поняла? Нет? Ну ничего. А теперь поговори со мной, как Мики. Изобрази
ее, а я послушаю.
- Да разве это жизнь? Начать с того, что Жанна - чокнутая! Знаешь,
под каким знаком она родилась? Под знаком Тельца. Бойся Тельца, цыпле-
нок, это люди шкурные! Все от головы, ничего от сердца. Ты под каким
знаком родилась? Рак - это неплохо. То-то глаза у тебя рачьи. Знавала я
одного человека, у него были такие же глаза: вот такие, смотри,
большие-пребольшие. Знаешь, это было ничего, занятно. А ее мне жаль, она
бедняга: на десяток сантиметров длиннее, чем нужно, оттого и не чувству-
ет себя уверенной. А знаешь, что она вообразила?
- Хватит, - сказала Жанна. - Не хочу этого знать!
- А ведь это интересно. Правда, по телефону этого не скажешь. Ну что,
получилось?
- Нет. Ты повторяешь ее слова, а не играешь ее. Что, если бы тебе
пришлось ее играть? Поразмысли-ка над этим. Я приеду через неделю, как
только она меня позовет.
- Не мешало бы вам запастись к приезду вескими доводами. Потому что с
тех пор, как вы мне твердите "поразмысли", я стала размышлять.
Вечером в машине по дороге в Бандоль, где она решила поужинать, Мики
сказала, что встретила днем занятного парня. И мысли у этого парня тоже
занятные. Посмотрев на меня, она добавила, что, в конце концов, ей
здесь, может, и понравится.
В свои денежные затруднения она меня не посвящала. Когда мне нужны
были деньги, я обращалась к ней. На другой день она остановила машину у
почты в Ла-Сьота, не объясняя мне зачем. Мы зашли вместе, я была ни жива
ни мертва, оказавшись там одновременно с нею. А служащая как на грех еще
спросила меня:
- Вам Флоренцию? К счастью, Мики не обратила на это внимания либо по-
думала, что вопрос относится к ней. Она действительно хотела отправить
телеграмму во Флоренцию. Составляя текст, Мики очень веселилась и дала
мне прочесть эту телеграмму, в которой она просила денег; я поняла, что
Жанна скоро приедет. Это и была та пресловутая телеграмма с "глазками,
ручками, губками" и призывом быть "добренькой".
Три дня спустя, 17 июня, приехала Жанна в своем белом "фиате", с пла-
точком на белокурой голове. Смеркалось. Вилла была полна гостей-девушек
и юношей, которых Мики привела с местного пляжа. Я выбежала Жанне
навстречу. Поставив машину, она сунула мне в руки чемодан и молча повела
меня в дом.
С ее появлением воцарилось молчание, затем все стали расходиться. Не
сказав ей ни слова, Мики трагически прощалась в саду со своими гостями,
умоляя всех навестить ее при более благоприятных обстоятельствах. Она
была пьяна и очень возбуждена. Жанна, казавшаяся мне особенно моложавой
в своем легком платье, уже наводила порядок в комнатах.
Вернувшись из сада, Мики с бокалом в руке рухнула в кресло и замети-
ла, что мне незачем брать на себя роль уборщицы (я помогала Жанне), на-
помнив сказанные ею однажды слова: "Если послушаться эту бабу хоть раз,
от нее потом никогда не отвязаться".
Затем она сказала Жанне:
- Я тебя просила чек прислать, а не приезжать. Гони чек, переночуй
здесь, если хочешь, но чтобы завтра я тебя здесь не видела.
Жанна подошла к ней, долго на нее смотрела, затем наклонилась, взяла
ее на руки и понесла под душ. Спустя некоторое время Жанна вышла ко мне
- я сидела на краю бассейна, в саду, - и, сказав, что Мики успокоилась,
предложила прогуляться.
Я села в ее "фиат"; в сосновой роще, между мысом Кадэ и поселком Лек,
Жанна остановила машину.
- Четвертого июля твой день рождения, - сказала она. - Вы поужинаете
в ресторане и малость кутнете, впоследствии это покажется вполне естест-
венным. В эту ночь все и произойдет. В каком состоянии прокладка?
- Стала ноздреватая, как папье-маше. Но ваш план никуда не годится:
утечку газа задержит гайка.
- Дура! Гайка, которой в ту ночь будет завинчена труба, не помешает
утечке. У меня есть другая гайка! Точно такая же. Я ее слямзила у того
же слесаря. Она с трещиной и на изломе совершенно ржавая. Ты меня слуша-
ешь? Пожар, следствие, экспертиза-все это проблема не сложная. Газ про-
вели в этом году. А гайка, которую найдут, - с изъяном и проржавела не
сегодня. Дом застрахован на ничтожную сумму: об этом позаботилась я, не-
даром же я его выбрала. Даже страховая компания не станет доискиваться
причины пожара. Вся проблема в тебе.
- Во мне?
- Как ты сможешь занять ее место?
- Я думала, у вас и на этот счет есть план. И другой, чем мне предс-
тавляется.
- Другого нет.
- Я должна буду сделать все одна?
- Если я окажусь здесь во время пожара, то моему свидетельству при
опознании тебя будет грош цена. И вместе с тем мне необходимо первой те-
бя опознать. Как ты полагаешь: что подумают, если во время пожара я ока-
жусь здесь?
- Не знаю.
- Не пройдет и двух суток, как все откроется. Если же вы будете с нею
вдвоем и ты сделаешь все в точности так, как я говорю, ни у кого не воз-
никнет никаких вопросов.
- Мне придется ударить Мики?
- Мики будет пьяна. Кроме того, ты дашь ей лишнюю таблетку снотворно-
го. А так как потом Мики станет тобою и, конечно, будет произведено
вскрытие, то постарайся сейчас сделать так, чтобы все кругом знали, что
ты тоже принимаешь снотворное. А главное, в этот день, когда вы будете
на людях, ешь и пей все, что будет есть и пить она.
- И я должна буду обжечься? Прижала ли в эту минуту Жанна мою голову
к своей щеке, пытаясь меня ободрить? Рассказывая мне эту сцену, она уве-
ряла, что так и было. Она говорила, что именно с этой минуты привязалась
ко мне.
- В этом вся проблема. Если ты не решишься стать совсем неузнаваемой,
мы проиграли, продолжать дальше нет смысла - я опознаю в тебе До.
- Я не выдержу...
- Выдержишь. Клянусь тебе, если ты сделаешь то, что я говорю, это
продлится не больше пяти секунд. А потом ты потеряешь сознание. А когда
очнешься, я уже буду возле тебя.
- Что именно во мне должно сделаться неузнаваемым? Откуда я знаю, что
тоже не погибну?
- Руки и лицо, - ответила Жанна. - Всего пять секунд с того момента,
как ты почувствуешь ожог, до того момента, когда будешь уже вне опаснос-
ти.
Я выдержала. Жанна провела с нами две недели. Накануне первого июля
она объявила, что у нее дела и она должна ехать в Ниццу. Я выдержала все
те три дня, что провела наедине с Мики. Была с ней такая, как всегда.
Выдержала все до конца.
Вечером четвертого июля машину Мики видели в Бандоле. Видели, как Ми-
ки и ее подруга Доменика накачиваются в компании случайных знакомых. В
час ночи маленькая белая машина с Доменикой за рулем мчалась по направ-
лению к мысу Кадэ.
Еще через час вилла заполыхала-с того края, где находился гараж и
ванная Доменики. Одна двадцатилетняя девушка сгорела заживо в соседней с
ванной спальне. На ней была пижама и кольцо на правой руке, что дало
возможность опознать в ней меня. Другой девушке не удалось вытащить ее
из огня, что, судя по всему, она пыталась сделать. В нижнем этаже, куда
перебросился огонь, марионетка довела свою роль до конца: зажгла ском-
канную ночную сорочку Мики и, схватив голыми руками, с воплем накрыла ею
голову. Пять секунд спустя все действительно было кончено. Не добравшись
до бассейна, где к тому времени уже не играли в шары, а была вода, по
которой то и дело расходились круги от падавших в нее головешек, марио-
нетка рухнула у подножия лестницы.
Я выдержала.
- В котором часу ты первый раз появилась на вилле?
- Около двадцати двух часов, - ответила Жанна. - Вы уже давно уехали
ужинать. Я заменила гайку, открыла кран горелки, но газ не зажгла. Когда
ты поднялась на второй этаж, тебе оставалось только бросить в ванную ку-
сок подожженной ваты. Ты должна была бросить его после того, как дашь
Мики снотворное. Полагаю, ты так и сделала.
- А ты где была?
- Я поехала в Тулон, чтобы меня там увидели, зашла в ресторан, сказа-
ла, что возвращаюсь из Ниццы и еду на мыс Кадэ. Когда я снова приехала
на виллу, она еще не горела. Было два часа ночи. Я поняла, что ты запаз-
дываешь. Мы рассчитывали, что в два часа все будет уже кончено. По-види-
мому, Мики оттягивала возвращение домой. Не знаю. Ведь по сценарию тебе
должно было вдруг стать плохо и в час ночи Мики должна была уже привезти
тебя домой. Произошла какая-то осечка: машину назад вела ты. Может, сви-
детели ошиблись, не знаю.
- И что ты сделала?
- Я ждала на шоссе. В два часа пятнадцать минут показались первые
