- Не знаю, - задумчиво ответила она. - Он меня авторитетом задавил. А
может, специально старался обидеть посильнее, чтобы у меня от
расстройства мозги отказали. Они, кстати, и отказали. Леш, ну ладно, я
безграмотная дурочка, со мной, все понятно. Но он-то! Он же не мог не
знать, что говорит ерунду? Он же не может быть невежественным тупицей?
- Ну почему, может. Если бы он был талантливым физиком, то занимался
бы наукой, а не ее организацией. Ученые-отличники работают в институтах,
а ученые-двоечники ими руководят из министерских кресел, это всем из-
вестно.
- Ой, Лешик, дай Бог, чтобы ты оказался прав.
Дай Бог.
- Почему так?
- Да потому, что если это не так, значит, он меня умышленно обманул.
А это совсем плохо. Значит, он что-то скрывает. Только этого мне не хва-
тало! - простонала она, хватаясь за голову. Потом взглянула на Чистякова
почти весело и подмигнула ему. - Но если он что-то скрывает, то, выхо-
дит, я все-таки права. А это уже хорошо!
Из лабораторного корпуса он прошел в свой кабинет. Открыв сейф, дос-
тал из него папку и вложил туда несколько листков с результатами очеред-
ных испытаний. Все идет по плану, без срывов. Осталось совсем немного.
Только бы эта девчонка не начала воду мутить...
Как она докопалась? Откуда узнала? В интересах безопасности надо бы
временно свернуть работу, предупредить коллег, которые работают над при-
бором, что выполнение "левого" заказа на какое-то время приостанавлива-
ется. Мерханов подождет, ничего с ним не случится. Безопасность дороже.
Но ведь осталось совсем немного. Так хочется скорее закончить все,
получить деньги, уволиться к чертовой матери из этого надоевшего до ос-
комины Института - и в лес, где никого нет. В последнее время выносить
общение с людьми становится все труднее. Он стал еще более раздражи-
тельным, агрессивным, но умело скрывает это, следит за собой, держит се-
бя в ежовых рукавицах. Работа над прибором даром не проходит, он это на
себе чувствует. Еще немножко потерпеть, еще немножко - и конец. Свобода
от всех.
Но Томилин-то каков! Переполошился. Жирная омерзительная свинья. Хо-
рошо, что дачное соседство с референтом Старостина - правда. Это позво-
лило ему наспех соорудить вранье про провокацию конкурента, и трусливый
Томилин его скушал, не подавился.
Нет, нельзя рисковать. Завтра же он поговорит с человеком Мерханова.
Нельзя, чтобы из-за какойто девчонки Каменской рухнула его мечта. Но от-
куда же, черт возьми, она узнала? Кто проболтался? Тем более нужно при-
остановить работу, пока не выяснится, у кого это слишком длинный язык.
Глава девятая
В ночном баре было сумрачно, душно и шумно. Здесь обретались прости-
тутки из категории не самых дешевых, но и не очень дорогих, и крими-
нальный элемент из числа не слишком мелких, но и не воротил. Средний
класс маргинальной среды. Определенную часть посетителей составляли юные
искатели острых ощущений, желающие приобщиться к таинственной ночной
жизни. Бар был не из разряда элитарных, пол можно было и помыть, а ста-
каны могли бы быть и почище, хотя когда над ним работал дизайнер, пред-
полагалось, что это будет приличное тихое заведение, где приличные со-
лидные люди смогут вполголоса обсудить свои дела, а влюбленные пары за
бокалом шампанского будут говорить о делах сердечных. Как водится, вышло
все совсем не так. Первый владелец бара, задумавший его как элегантное
пристойное заведение, исчез неведомо куда, после чего помещение вместе с
мебелью несколько раз переходило из рук в руки, пока не скатилось до
уровня среднекриминального. Разборок здесь не устраивали и морду пока
никому не били, но дух лихой, бесшабашной агрессии витал здесь уже дав-
но, в любой момент угрожая перерасти во вполне ощутимое насилие.
Юля сидела за своим любимым столиком в углу и пила из маленькой рю-
мочки банановый ликер. Рядом с ней расположилась ее новая подружка Окса-
на по прозвищу Кобра. Высокая стройная брюнетка с гладкой прической, она
имела странную привычку подолгу смотреть на собеседника в упор широко
расставленными темными немигающими глазами, чем и заслужила свое прозви-
ще.
Взгляд у нее был и впрямь тяжелый и какой-то завораживающий. Клиентов
это возбуждало. Кобра была в баре завсегдатаем, ее здесь все знали. Ког-
да Юля несколько недель назад впервые пришла сюда, Кобра заподозрила в
ней нахальную конкурентку, пришедшую пощипать травку на чужом поле, и
довольно резко кинулась без обиняков выяснять отношения с новенькой. Но
оказалось, что хорошенькая Юля, как говорится, не по этой части и на
внимание потенциальных клиентов не претендует. Более того, Кобре понра-
вилось, что Юля к мужикам вообще была равнодушна. Не то чтобы она была
фригидной или, например, лесбиянкой, просто мужчины ее утомляли. Девушки
быстро подружились.
Сегодня они строили планы на поездку к морю.
Инициатором путешествия была Юля, которой очень хотелось позагорать
на средиземноморском пляже, но которая боялась ехать одна.
- Прихвати с собой какого-нибудь котика, - советовала ей Кобра. - И
при мужике, и не скучно.
- Да ну, - кривила губы Юля. - Он мне все удовольствие испортит. Мо-
жет, ты со мной поедешь?
- Да ты что? - оторопела Кобра. - У меня лишних денег нет, я сейчас
квартиру обставляю, каждая копейка на счету.
- Ерунда, - махнула рукой Юля. - У меня деньги будут.
- Я в долг не беру, - предупредила Кобра.
- Я не в долг тебе даю, а просто приглашаю поехать со мной. Знаешь,
как в приличном обществе принято? Кто приглашает, тот и платит.
Кобра с любопытством посмотрела на девушку. Юля совсем не походила на
человека, знающего, что такое приличное общество.
- А ты случайно не... - Кобра уставилась на нее своим тяжелым немига-
ющим взглядом. Еще не хватало ей ехать отдыхать с лесбиянкой.
- Нет, нет, - успокоила ее Юля. - Я нормальная. На баб не кидаюсь. Но
и мужики надоели. Представляешь, я еду туда с постоянным парнем, так мне
же придется там из койки не вылезать. А если он мне через два дня надо-
ест? Шаг вправо, шаг влево - считается побег. Ведь так?
- Это на кого нарвешься, - согласилась Кобра. - Есть такие, что от
них налево не сбегаешь.
- Вот и я про то же. А если кого-нибудь там подцепить, то никаких
обязательств и никаких проблем. Два дня погуляешь с ним - и в кусты.
Только я одна боюсь ехать. Я за границей ни разу не была, языка не знаю
и вообще... Поехали, а?
Предложение было заманчивым, но уж очень необычным. Ехать с малозна-
комой, хоть и с виду симпатичной, девицей, да еще за ее деньги? Вляпа-
ешься еще в какую-нибудь историю, костей потом не соберешь.
- А деньги у тебя откуда? - стала допытываться осторожная и подозри-
тельная Кобра.
- Не бойся, не ворованные, - цинично усмехнулась Юля. - Мамочка даст.
- О, у нас богатенькая мамочка? - удивленно протянула Оксана.
Вульгарная Юлечка ну никак не тянула на дочку богатенькой мамочки. Да,
капризная, да, балованная, но детство, проведенное в нищете, никуда не
спрячешь, его даже сквозь дорогое платье и барские замашки видно, а глаз
у Кобры наметанный.
Но как бы там ни было, ехать с Юлей на Средиземное море она согласи-
лась. Поездку девушки запланировали на май. Море, правда, еще будет хо-
лодноватое, но солнышко - в самый раз, загар будет изумительный, а поп-
лавать можно и в бассейне.
Собираясь домой, Инна Литвинова с ужасом думала о том, как будет
объяснять Юлечке, что поездка на море откладывается. Только что ей ска-
зали, что работу над "левым" заказом придется приостановить. Из-за этого
дурацкого пожара, в котором сгорело дело Гриши Войтовича, в Институте
постоянно крутятся работники милиции. Приспичило им выяснить, кто хода-
тайствовал, чтобы Гришу выпустили домой якобы для завершения работы над
важным проектом! Никто в Институте, кроме самой Инны, не знает, что это
было за ходатайство и что это был за проект, и теперь милиционеры затре-
бовали себе планы научно-исследовательской работы и смотрят, над чем в
последнее время работал Войтович. Это уже опасно. Но только два человека
во всем Институте знают о том, что это опасно. Одна из них - Инна Федо-
ровна Литвинова.
По дороге из Института домой она заходила в магазины, чтобы поискать
что-нибудь изысканное для Юлечки. Может быть, вкусная необычная еда
смягчит ее, когда придется завести разговор о поездке к морю. Уже возле
самого подъезда Инна посмотрела на часы и прикинула, где сейчас может
находиться ее белокожее рыжеволосое сокровище. Если дома, то позвонить
вряд ли удастся, а звонить надо. Пусть они помогут. Инна решительно заш-
ла в будку телефона-автомата.
- Работа над прибором приостановлена, - сообщила она, когда трубку на
другом конце сняли.
- Почему?
- Из-за милиции. Они хотят докопаться, почему Войтовича отпустили до-
мой и кто за него ходатайствовал.
- Я надеюсь, вы им не сказали, что это сделали мы?
- Разумеется, нет. Но они будут торчать в Институте, пока не получат
ответы на свои вопросы. На весь этот период работы будут свернуты, и за-
вершение откладывается на неопределенные сроки. Послушайте, в Институте
действительно никто не знает, в чем тут дело, и милиция еще долго не вы-
яснит то, что хочет выяснить. Это значит, что мы еще долго не сможем
вернуться к работе над проектом. Вы должны что-то предпринять.
- Почему вас это так беспокоит, Инна Федоровна? У вас проблемы?
- Мне нужны деньги. Срочно. И много. Я не могу ждать, пока история с
Войтовичем рассосется сама собой.
- Кто из работников милиции, на ваш взгляд, наиболее опасен?
- Их трое. Двое мужчин и одна женщина. Мне лично более опасным кажет-
ся Коротков Юрий Викторович. Но мне сегодня дали понять, что опасаться
следует женщины. Ее фамилия Каменская. Имени не знаю, я с ней ни разу не
разговаривала.
- А что, вам лично эта Каменская не кажется опасной?
- Я же сказала, я с ней ни разу не разговаривала, поэтому у меня нет
своего мнения. Но она в Институте не появляется, по крайней мере в пос-
леднее время я ее не видела. А двое мужчин приходят постоянно.
- Хорошо, Инна Федоровна, не беспокойтесь. Мы разберемся и сделаем
все, что сможем. Спасибо, что предупредили.
Инна вышла из телефонной будки и поплелась домой. Впервые с тех пор,
как у нее появилась Юля, она возвращалась к себе неохотно.
Юля была дома и, как обычно, валялась в постели.
- Ты не забыла, что обещала послать меня на море? - заявила она, как
только Инна переступила порог квартиры. - Я еду в мае. Я уже все узнала
в турагентстве. В течение двух недель нужно сдать в посольство анкету и
паспорт, а не позже середины марта внести деньги за путевку и билеты.
Это будет стоить две тысячи восемьсот долларов. И еще пятьсот можно вез-
ти с собой на расходы. Дашь?
- Так много? - оторопела Инна. - Я думала, вся поездка обойдется мак-
симум тысячи в полторы. Что за место ты выбрала, почему оно такое доро-
гое?
- Место хорошее, - резко ответила Юля. - А если тебе денег жалко, ты
так и скажи. А то морочишь мне голову, я надеюсь, планы строю, а ты...
Она чуть не плакала от злости.
- Что ты, что ты, - переполошилась Инна. - Мне для тебя никаких денег
не жалко. Но видишь ли, котенок, я не уверена, что смогу получить эти
деньги к середине марта. Возникли некоторые сложности...
- Но ты же обещала! - Юля расплакалась.
- Юлечка, милая, не все получается так, как хочется. Ну послушай ме-
ня, девочка, деньги будут, будут обязательно, но, может быть, чуть поз-
же. А что, если ты поедешь осенью, а? Осенью еще лучше, море теплое, как
парное молоко...
Но Юля ее не слушала. Она сотрясалась в отчаянном горьком плаче и ко-
лотила кулачками по одеялу.
- Ты обещала! Я так надеялась! Я планировала! Ты нарочно это подстро-
ила, ты просто не хочешь, чтобы я уезжала. Ты все делаешь мне назло,
назло, назло!
Инна молча сидела на краю постели ссутулившись и обхватив голову ру-
ками. Все, что угодно, только не слышать, как рыдает Юлечка. Нужно раз-
добыть эти деньги во что бы то ни стало. Если для этого нужно кого-ни-
будь убить, она и на это готова. Только бы Юля не сердилась. Только бы
Юля ее не бросила. Иначе - снова одиночество на долгие годы. Иначе -
снова унизительное чувство неудовлетворенности, от которого просыпаешься
по ночам и сама себе противна. И снова случайные знакомые, которых так
трудно найти и которые зачастую оставляют у Инны чувство омерзения, по-
тому что не понимают и не чувствуют всю прелесть женской любви, а просто
притворяются, чтобы заработать немного денег. А ей, Инне, нужна постоян-
ная женщина, которая не только делила бы с ней постель, но о которой
можно было бы заботиться как о близком, родном человеке. Как о Юлечке...
Поговорив по телефону с Инной Литвиновой, Игорь Супрун задумчиво от-
кинулся в кресле. Литвиновой срочно нужны деньги - это ее проблема.
Но им нужен прибор. И тоже срочно. И обязательно без огласки. Солдаты
не хотят воевать, чувство патриотизма давно смято и выброшено, как не-
нужная бумажка. Они не понимают, ради чего должны проливать свою кровь.
И у государства нет денег, чтобы платить молодым парням за участие в
боевых действиях. Платить столько, сколько нужно, чтобы у них появился
интерес к войне. Нет интереса. Нет патриотизма. Ничего нет.
Поэтому нужен прибор.
А какие-то ушлые менты мешают.
Супрун снял трубку внутреннего телефона.
- Бойцова ко мне, - коротко бросил он.
В ожидании вызванного им подчиненного Супрун привычно смотрел на кар-
тину. Экзотические цветы на длинных стеблях в высокой стеклянной вазе.
Что такого в этой незатейливой картине? Почему она так успокаивает его?
Вадим Бойцов вошел почти неслышно. Это был среднего роста стройный
человек лет тридцати с умным интеллигентным лицом и холодными серыми
глазами. Исполнительный и жестокий. Образованный и хладнокровный. Супрун
доверял ему больше, чем всем остальным.
- Меня интересуют два человека, они работают в уголовном розыске, на
Петровке. Коротков и Каменская. Я хочу знать о них все. И как можно
быстрее.
В столовой Института было жарко и шумно, специальный небольшой зал
для руководства был временно закрыт на ремонт, и директор вынужден был
обедать в общем зале. От одного только неистребимого общепитовского за-
паха его мутило, и он с трудом сдерживал раздражение, безуспешно пытаясь
разрезать жесткое мясо тупым ножом.
Вместе с ним за обеденным столом сидел Вячеслав Егорович Гусев, уче-
ный секретарь Института. Вообще-то он почти никогда не обедал на работе,
но в последнее время совместное посещение столовой стало одной из немно-
гих возможностей поговорить с директором наедине. У Альхименко была
странная манера не держать людей в приемной, поэтому всех, кто к нему
приходил, кроме, конечно, посторонних визитеров, секретарша безропотно
пропускала к руководству, из-за чего очередь скапливалась в самом каби-
нете, и при каждой беседе неизменно присутствовало два-три человека.
- Николай Николаевич, - начал Гусев, - мы до сих пор не утвердили
план научно-исследовательской работы на текущий год.
- В чем задержка? - поднял голову Альхименко.
- К нам поступило несколько официальных запросов с просьбой включить
в план конкретные разработки. Я разослал копии во все лаборатории с ука-
занием представить предложения к 1 февраля. До сих пор я не получил ни
одного ответа. Лаборатории не хотят брать на себя дополнительную нагруз-
ку, они и так много всего напланировали на этот год. И я, честно говоря,
их понимаю. Была б моя воля, я бы эти запросы не удовлетворял. Мы из го-
да в год беремся включать в план НИР заказные темы, а в итоге собствен-
ные фундаментальные разработки так и умирают, не родившись. Я хотел это
с вами обсудить. Меня как ученого секретаря очень беспокоит, что Инсти-
тут теряет свое научное лицо. Вы посмотрите, что происходит! Лысаков до
сих пор не может закончить докторскую диссертацию, мы переносим ее из
года в год, а у него просто нет времени посидеть и подумать. Он дважды
обращался по поводу предоставления ему отпуска для завершения работы над
диссертацией, и мы дважды ему отказывали, потому что он был плотно за-
действован в заказной тематике, под которую Институт получает большие
деньги. Я понимаю, Николай Николаевич, мы бедны и эти деньги для нас
большое подспорье, мы на них закупаем оборудование и выплачиваем премии,
но ведь кончится все тем, что у нас не останется ни одного доктора наук.
В прошлом году на пенсию ушли четыре доктора, в этом году собираются
уходить еще трое, а молодые ученые не могут защититься, потому что тащат
на себе фактически весь бюджет Института. Да если на то пошло, у нас и
кандидатов наук скоро не останется. Все пашут, как волы, а диссертацией
и не пахнет.
- Ваша речь получилась весьма пламенной, - сухо ответил Альхименко. -
Можете считать, что вы меня убедили в бедственном положении Института. У
вас есть конкретные предложения, или я могу расценивать ваше выступление
как плач в директорскую жилетку?
- Николай Николаевич, Институт может обратиться в Министерство науки
с просьбой об увеличении штатной численности. Если нам дадут дополни-
тельные штаты, мы наберем толковых ребят, выпускников вузов, и разгрузим
хоть немного тех, кто не может закончить диссертации.
- Вы так уверены, что мы сможем набрать людей на наши смешные зарпла-
ты?
- Даже если нет, мы оформим тем, кто у нас работает, дополнительные
полставки. Надо же стимулировать людей, Николай Николаевич! Иначе нам
никогда не выбраться из той дыры, в которой мы оказались. Работы будет
все больше, а научных работников все меньше.
- Министерство не согласится, - бросил Альхименко, залпом допивая чай
с прозрачным ломтиком лимона.
- Ну почему же? - возразил Гусев. - Николай Адамович Томилин, по-мое-
му, прекрасно относится и к нашему Институту, и лично к вам. Он наш ку-
ратор, прорабатывать вопрос поручат именно ему. Я уверен, что он пойдет
нам навстречу.
- А я не уверен.
- Все равно нужно попробовать, - продолжал настаивать ученый секре-
тарь. - Мы не должны сидеть сложа руки, видя, как рушится научный потен-
циал Института. Я подготовлю письмо в министерство, хорошо?
- Нет, - категорически отрезал Альхименко. - Я не хочу ничем быть
обязанным Томилину. Никакого обращения в министерство не будет. Я разде-
ляю ваше беспокойство и подумаю, что можно сделать. Но только не через
Томилина.
Директор резко поднялся и пошел к выходу, даже не пожелав Гусеву при-
ятного аппетита. Впрочем, вежливость здесь вряд ли помогла бы: после не-
удачного разговора с руководством аппетит у ученого секретаря совсем
пропал.
Константин Михайлович Ольшанский ворвался в свой кабинет и в ярости
хлопнул дверью. Он терпеть не мог, когда с ним разговаривали как с
мальчишкой. Прошли те времена, когда гласностью размахивали как знаменем
и позволяли себе требовать, чтобы на все вопросы давались четкие и по-
нятные ответы. Все возвращается на круги своя, снова появились секреты,
многозначительные умалчивания, слова о политической недальновидности и
необходимости поддерживать легитимную власть.
Только что он был у городского прокурора, пытался добиться от него
ответа: почему же всетаки Григория Войтовича освободили из-под стражи.
Следователь Бакланов ничего вразумительно пояснить не мог, поскольку го-
лова у него до последнего времени была занята исключительно проблемами
жилищного законодательства: в свободное от сна и еды время он подрабаты-
вал консультантом в фирме, занимающейся расселением коммунальных квар-
тир, покупкой и продажей жилья. Своими должностными обязанностями он
пренебрегал настолько, что даже не брал в голову всякие глупости типа
странных и неожиданных распоряжений руководства. Помнил только, что вы-
пустили Войтовича до того, как ему официально была избрана мера пресече-
ния в виде содержания под стражей. На тот момент он числился задержанным
и мог находиться в камере в течение трех суток, пока не будет принято
решение: арестовывать его или выпускать. Решение было - выпустить. Ну и
что тут такого? Мало ли почему руководство принимает такие решения.
- Да при чем тут руководство, - кипятился Ольшанский. - Вы же следо-
ватель, вы обладаете процессуальной самостоятельностью, это должно было
быть ваше решение, а не руководства. Руководство только его утверждает
или не утверждает. Вы-то почему такое решение приняли?
- Ну, - Бакланов пожал плечами, - мне намекнули, я и принял. Дело
обычное, будто вы не знаете.
- Кто вам намекнул?
- Окружной прокурор.
- А он на кого ссылался? Ему кто намекнул?
- Городской.
И вот городской прокурор, тонко улыбаясь и строя увертливые фразы,
объяснил Ольшанскому, что есть вещи, которые обсуждать не принято, тем
более со следователями. А основания для решения были, и еще какие вес-
кие! "Можете мне поверить, Константин Михайлович, были основания". Боль-
ше ничего добиться не удалось, кроме туманных намеков на интересы страны
да на устное ходатайство заинтересованных органов. Какие интересы стра-
ны? Какие заинтересованные органы? Молчание...
Ольшанский уселся за письменный стол, не сняв пальто и не включив
свет. На исходе сумрачного зимнего дня в кабинете было почти совсем тем-
но. Он думал о том, что справиться с прокурором можно, только нужно ли?
Есть рычаги, под воздействием которых он даст ответ об анонимных ходата-
ях, но вопрос в том, надо ли их задействовать.
Не зажигая света, он протянул руку к телефону и, напряженно вглядыва-
ясь в цифры и кнопки, набрал номер Каменской.
- Странно, что ходатайство было, а в Институте об этом не знают, вы
не находите? - спросила она.
- Нахожу, - согласился следователь. - И мне это не нравится. Либо
институтские деятели что-то скрывают, либо мы опять вляпались в какое-то
дерьмо, и головы нам с тобой не сносить. Так что, Каменская, будем рис-
ковать или в тину уйдем?
- В тину, в тину, - засмеялась Настя. - Нам с вами там самое место.
Главное, никто видеть не будет, чем мы там занимаемся.
- А не захлебнемся?
- Дыхательные трубки возьмем, чтобы не захлПИПуться. Я вообще не сто-
ронница того, чтобы отбирать что-то силой. Если ваш дражайший прокурор
не хочет нам ничего говорить, не будем его заставлять. Золотой принцип,
сформулированный Булгаковым, помните? Никогда ничего не просите у тех,
кто сильнее вас. Сами предложат, еще и умолять будут, чтоб взяли.
- Золотые твои слова, Каменская, - улыбнулся следователь. - Мыслишь в
точности так же, как я. И чего мы с тобой столько времени ссорились, ес-
ли мы на самом деле так похожи? Не знаешь?
- Может, потому и ссорились, что похожи, - засмеялась она в ответ. -
Просто я на вас обижалась, потому что вы мне хамили.
- Ну извини. Но имей в виду, я и дальше буду хамить, у меня характер
такой, его уже не переделать. Но терпеть это не обязательно, можешь в
ответ огрызаться. Я-то не обидчивый, не бойся.
- Я не умею огрызаться, - вздохнула Настя. - Лучше вы постарайтесь со
мной быть повежливей.
- Тогда завтра доллар в три раза подешевеет. Каменская, не требуй от
меня невозможного. В Институте активность притормози, сведи ее до уровня
скучных обыденных мероприятий, проводимых от случая к случаю. Пусть не
забывают, что мы есть, но поводов для ответных действий пока не давай.
Мы должны стать для них чем-то вроде назойливой мухи: вроде и вреда от
нее никакого, она же не кусается, но и забыть о себе не дает, потому как
жужжит в самое ухо и периодически норовит сесть на нос, не из вредности,
а исключительно по глупости. Поняла?
- Угу, - промычала Настя.
- И еще вопрос. Деликатный, поэтому можешь не отвечать. Ты знаешь,
что дело Красниковых и дело Галактионова объединили и передали мне?
- Знаю.
- А что Лепешкин от этого решения чуть ли не в обмороке, ты тоже зна-
ешь?
- Догадываюсь.
- И кто все это устроил? Гордеев?
Настя молчала. Она вовсе не собиралась рассказывать Ольшанскому про
папочку из сейфа Колобка.
- Понял, - так же невозмутимо сказал Константин Михайлович. - Ты не
баба, а кремень.
- Опять за свое?
- Все, все, не буду.
Поговорив со следователем, Настя занялась другими текущими делами,
которых накопилось немало. Ближе к концу дня она связалась с Коротковым
и Доценко, и они на скорую руку написали сценарий "жизни в тине". Карти-
на получилась неяркая, без впечатляющих эффектов, зато спокойная.
Человек Мерханова аж взвился от негодования, услышав, что работу над
прибором придется приостановить, да еще на неопределенное время.
- Мы не можем столько ждать! - возмущался он.
- Вам придется ждать, иначе вы вообще можете ничего не получить. Как
вы не понимаете, милиция проявляет интерес к нашим разработкам.
- Вы должны что-нибудь предпринять, - настаивал человек Мерханова.
- Я? - удивился его собеседник. - Я вам ничего не должен, кроме при-
бора. И я не могу ничего предпринимать, я научный работник, а не руково-
дитель Министерства внутренних дел.
- А если мы уберем тех, кто вам мешает, вы возобновите работу?
- Разумеется. Только смотрите, чтобы не получилось еще хуже.
- Что вы имеете в виду? Почему должно получиться хуже?
- Потому что когда убирают милиционера, занимающегося конкретным де-
лом, всем становится понятно, что именно из-за этого дела его и убрали.
И тогда все начинают буквально землю рыть. Вот что я имею в виду.
- Не усложняйте. Мы займемся этим, чтобы вы могли спокойно работать
над прибором.
- В таком случае у меня есть условие.
- Какое условие?
- У меня должно быть абсолютно неоспоримое алиби. Если вы собираетесь
что-то предпринимать, то только в то время, когда я буду на людях, кото-
рые смогут подтвердить, где и с кем я был в этот момент.
- Хорошо.
- Сейчас я посмотрю свое расписание. Так, первого марта в среду у нас
в Институте заседание Ученого совета, начало в пятнадцать часов. Две за-
щиты кандидатских и несколько текущих вопросов, это займет примерно три
с половиной часа. Дальше. Третьего марта, это будет пятница, мы чествуем
академика Минаева, ему исполняется шестьдесят лет. Сначала торжественное
заседание, потом банкет для всех научных сотрудников Института. Начало в
шестнадцать часов и, видимо, до глубокой ночи.
- А пораньше в вашем расписании ничего нет?
- Пораньше только завтра, но в очень ограниченное время, с девяти до
десяти вечера.
- Ладно, будем пробовать.
Вадим Бойцов справился с заданием на удивление быстро. Впрочем, этому
было свое объяснение: собирать сведения в полном объеме пришлось только
о майоре Короткове. Сведения же об Анастасии Каменской, как говорится,
сами приплыли в руки.
- Она собирается замуж, - с тонкой улыбкой сообщил он своему на-
чальнику Супруну. - И знаете, кто жених?
- Кто же?
- Профессор Чистяков из НИИ-34.
- Да ну? - удивился Супрун. - Тот самый?
- Именно. К нему давно присматривались, еще с тех пор, как он был по-
дающим надежды молодым аспирантом, тогда же и досье на него начали соби-
рать. Наша Каменская в этом досье фигурирует постоянно. Оказывается, они
знакомы с 1976 года. В школе вместе учились. По оперативным материалам
она все время проходит как его любовница.
- Очень интересно, - задумчиво протянул Супрун. - И что же, Чистяков
до этого ни разу не женился?
- Нет, так и ходит в холостяках.
- А Каменская? Тоже замужем не была?
- Нет.
- Надо же, столько лет вместе, а женятся только теперь. Что бы это
значило, как ты думаешь? Зачем им вступать в брак, если столько лет они
прекрасно жили без этого?
- Трудно сказать, Игорь Константинович. Может, она беременна или еще
что-нибудь.
- Вот-вот, еще что-нибудь. Присмотрись-ка к ним повнимательнее, мо-
жет, в этом "что-нибудь" вся соль и есть. На этом мы ее и зацепим, чтобы
не путалась под ногами.
Юрий Коротков рассеянно листал внушительных размеров план научно-исс-
ледовательской работы Института за 1994 год. Разбираться в нем было
трудно, потому что большинство терминов и формулировок были Юре совер-
шенно непонятны. В плане его интересовали только те темы, в разработке
которых участвовал покойный Григорий Войтович. Ради какой же из них не-
известный благодетель дошел до прокурорского начальства, чтобы Войтовича
отпустили домой? Поняв, что это была за разработка, можно было попы-
таться найти и тех, кто в ней заинтересован, иными словами, тех самых
анонимных ходатаев.
Заведующий лабораторией Бороздин терпеливо ждал, когда настырный сы-
щик удовлетворит свое научное любопытство.
- Войтович в декабре работал по шести темам. Одна была заказана Ми-
нистерством сельского хозяйства, еще одна - Министерством здравоохране-
ния, две - для Всероссийской телерадиокомпании, одна - для Физико-энер-
гетического института. Шестая тема была поисковой, у нее не было заказ-
чика.
- А что значит "поисковая тема"? - заинтересовался Коротков.
- Это значит, что ученому пришла в голову какая-то идея, которая мо-
жет оказаться перспективной. А может и нет. Чтобы это понять, надо пои-
зучать проблему, поставить ряд экспериментов. Короче, попробовать ее на
вкус. Для этого в план включаются поисковые темы. Срок для них обычно
устанавливается месяцев шесть, реже - девять. Потом составляется научный
отчет и выносится на заседание Ученого совета Института. После обсужде-
ния принимается решение: тему закрыть или, наоборот, рекомендовать к
включению в план научно-исследовательской работы.
- Получается, что никаких сверхсекретных разработок в декабре у Вой-
товича не было?
- Получается, что так, - подтвердил Бороздин.
- Так кто же мог за него ходатайствовать?
- Не представляю. Просто не представляю, - искренне ответил заведую-
щий. - Для такого ходатайства не было ни малейших оснований, за это я
могу поручиться. Знаете, Юрий Викторович, я вам очень сочувствую. Мало
того, что вы занимаетесь неблагодарной работой, восстанавливая материалы
сгоревшего дела, так вы еще вынуждены копаться в материи, которая от вас
весьма далека. Вы, наверное, умираете от скуки, читая наш план. Угадал?
- Угадали, - улыбнулся Коротков. - И Анастасию, как назло, у меня
отобрали. Все-таки она хорошая помощница, исполнительная, толковая. Я бы
на нее половину работы сбросил. А так несу свой тяжкий крест один.
- У вас отобрали помощницу? Почему?
- Другим тоже помогать надо, лишние руки всем нужны. Вы не обижай-
тесь, Павел Николаевич, но дело Войтовича у нас, наверное, на двадцать
пятом месте. Я понимаю, история трагическая, и речь идет о вашем колле-
ге, которого вы знали много лет, но... В Москве ежедневно совершается
десяток убийств, преступники находятся на свободе, и мы в первую очередь
