занимаемся этими преступлениями. А Войтович ушел из жизни добровольно,
виновных нет, так что восстановлением документов мы занимаемся пос-
тольку-поскольку, когда выпадает свободная минутка. Вы меня понимаете?
- Да-да, конечно. Вынужден с вами согласиться, как это ни прискорбно.
У вас и без нашего Войтовича проблем хватает. Кстати, Юрий Викторович, я
все забываю вас спросить: зачем ваша помощница проверяла у нас в Инсти-
туте условия хранения цианида? Разве это как-то связано с Войтовичем?
- Никоим образом. Дело в том, что в Москве в минувшем году было нес-
колько случаев умышленного отравления цианидом, и Следственный комитет
направил нам на Петровку разгромную справку о том, что кругом бардак и
не соблюдаются правила работы с ядовитыми и отравляющими веществами. Ну
а как реагирует начальство на такие бумаги, сами можете догадаться. Да-
вай теперь поголовно всех проверять, выявлять нарушения и сносить голо-
вы. У нас ведь такая же бюрократия, как и всюду.
Коротков посмотрел на часы.
- Батюшки, уже рабочий день давно кончился, а я вас задерживаю. Изви-
ните, Павел Николаевич.
- Ничего, ничего, - добродушно рассмеялся Бороздин. - Мне спешить не-
куда, у меня семеро по лавкам не плачут. Пойдемте, я провожу вас до лиф-
та, мне нужно еще в лабораторный корпус заглянуть.
Расставшись с Коротковым, Павел Николаевич по стеклянной галерее про-
шел в лабораторный корпус. Длинные коридоры были ярко освещены, но выхо-
дящие в него двери были почти все закрыты и опечатаны. Бороздин миновал
длинную доску объявлений, на которой еженедельно вывешивались графики
работы лабораторий на разных установках, свернул за угол и толкнул неза-
пертую дверь. В большом помещении, уставленном разнообразным оборудова-
нием, работал только один человек, Геннадий Иванович Лысаков. Услышав
шаги, он повернул к Бороздину измученное лицо с воспаленными глазами.
- Добрый вечер, Павел Николаевич.
- Добрый, добрый. Вы чего тут засиделись? Вы посмотрите на себя: кра-
ше в гроб кладут. Прекращайте это безобразие и идите отдыхать.
- Не могу. Нужно еще кое-что доделать. Посижу хотя бы часов до девя-
ти, поработаю, - угрюмо ответил Лысаков.
- Не валяйте дурака, Геннадий Иванович, - рассердился Бороздин. - Хо-
тите, я поговорю с вашим начальством, чтобы вас немного разгрузили? На
вас действительно страшно смотреть. Пойдемте, пойдемте, закрывайте свою
лавочку, я вас на машине подброшу до дома. Собирайтесь.
- Я правда не могу, Павел Николаевич. У меня кролики под установкой,
мне еще... - он взглянул на большие электронные часы, - еще час пятнад-
цать ждать, потом смотреть результат, дневник заполнять. Как минимум два
часа. Поезжайте, не ждите меня.
- Ну, как хотите, - махнул рукой Бороздин. - Вы хоть на себя работае-
те или опять на чужого дядю?
- На себя. Для диссертации.
- Тогда ладно. Кроликов и мышек не обижайте, отраву им не давайте.
Счастливо.
- Кстати, об отраве, - оживился вдруг Лысаков. - Вы не знаете, зачем
милиционеры проверяли цианид во всех лабораториях? Войтович же повесил-
ся, а не отравился.
- Оказывается, они проводят тотальную проверку на всех предприятиях
города. Мне этот оперативник с Петровки сам сегодня рассказывал, что в
Москве было подряд несколько убийств с помощью синильной кислоты, и они
решили навести порядок в этом деле. Вы же знаете, как у нас все делает-
ся: порядок наводим не тогда, когда еще можно что-то предотвратить, а
тогда, когда уже все случилось и нужно кого-то наказывать. Ну, последний
раз спрашиваю: едете со мной?
- Нет, Павел Николаевич, спасибо вам за приглашение, но я останусь
поработать.
- Как хотите. Вы один здесь или еще кто-нибудь полуночничает?
- По-моему, Инна ваша еще работает. У нее тоже что-то срочное.
- Да что у нее может быть срочного, смех один, - откликнулся Бороз-
дин, открывая дверь. - Старая дева, домой идти не хочет, вот и сидит.
Пойду хоть ее выгоню, если вас не удалось.
Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ведущий научный сотрудник
Геннадий Иванович Лысаков долго вслушивался в его удаляющиеся шаги, по-
том перевел взгляд на руку с зажатым в ней фломастером. Рука дрожала так
сильно, что, казалось, он не сможет начертить прямую линию. Черт возьми,
неужели он и в самом деле так измучился, что находится на грани нервного
срыва?
Настя устало брела от автобусной остановки к дому. Было уже совсем
поздно, народу мало, и она, как обычно, чувствовала себя на темной улице
ужасно неуютно. Она никогда не была отважной и лихой, а темные пустые
переулки наводили на нее страх, поэтому она всегда старалась выбирать
места посветлее и поближе к оживленным магистралям, даже если это удли-
няло путь.
Свернув за угол, она медленно шла вдоль забора, огораживающего коопе-
ративную автомобильную стоянку. Место было глухое и противное. Однажды
она ради любопытства постучалась в будку к сторожу, спросила у него ка-
кую-то ерунду, просто так, для поддержания разговора, и поняла, что в
случае неприятностей надеяться на него не придется. Охраняли стоянку по
очереди двое зловредных стариков, которые предпочитали пить, спать и
"запрещать, чего не положено", а на все остальное им было глубоко пле-
вать.
Сердце заныло раньше, чем Настя успела осознать, что видит прямо пе-
ред собой силуэты нескольких мужчин. "Ну вот, я так и знала, что рано
или поздно это случится", - обреченно подумала она, покрепче вцепившись
пальцами в ручку большой спортивной сумки. В сумке лежало служебное
удостоверение и ключи от квартиры и от кабинета на Петровке. Денег в ко-
шельке было не много, и их было не жаль, потому что рядом с перспективой
утраты удостоверения и последующих за этим неприятностей меркли любые
суммы.
Она мгновенно прикинула, что, кроме сумки, брать у нее нечего. Серег
и колец нет, куртка самая обыкновенная, так что если у этих мужиков есть
намерение ее ограбить, то сумку точно отберут. Мелькнула слабая надежда,
что, может быть, обойдется... Но по тому, как силуэты внезапно перегруп-
пировались и двинулись ей навстречу, она поняла, что не обойдется. Настя
не видела в темноте их лиц, но явственно почувствовала исходящую от них
волну злобы и агрессии. "Черт с ней, с сумкой, не убили бы", - только и
успела она подумать, зажмуриваясь от ужаса. Один из мужчин подошел сов-
сем близко, она даже почувствовала на лице его дыхание, отдававшее запа-
хом клубничной жевательной резинки.
И в этот момент где-то рядом грохнул выстрел.
Спустя мгновение истошно заверещала автомобильная сигнализация.
Обступившие Настю тени замерли. Больше всего ее поразило, что мужчины
не произнесли ни звука, не обменялись ни одним словом. В следующую се-
кунду они бросились врассыпную. Ей даже показалось на миг, что ничего
этого не было, что ей все привиделось. Сигнализация продолжала прерывис-
то гудеть, потом перешла на мерзкое повизгивание. Настя огляделась и за-
метила, что по направлению к ней движется милицейская патрульная машина.
Машина шла на средней скорости, проехала мимо и скрылась за поворотом.
Наверное, направилась туда, где только что стреляли.
Настя стояла как вкопанная. После пережитого страха ноги плохо слуша-
лись ее, судорожно вцепившаяся в сумку рука занемела, вдоль позвоночника
стекали капли пота. За спиной она услышала чьи-то шаги и снова сжалась
от испуга. Но прошедший мимо мужчина даже не повернул голову в ее сторо-
ну, просто прошел вперед. Она взяла себя в руки и пошла следом за ним. В
темноте она не смогла понять, стар он или молод, но если судить по по-
ходке и осанке, на него можно рассчитывать, если опять случится что-ни-
будь непредвиденное.
Придя домой, она почувствовала себя совсем разбитой. Вяло поковыряла
ложкой в банке с консервированной кукурузой, съела бутерброд и выпила
чашку кофе. Понемногу напряжение отступило, и она даже немного взбодри-
лась, вспомнив, что, согласно военной статистике, снаряды дважды в одно
и то же место не попадают. А если согласно небесной статистике ей сужде-
но было стать жертвой ограбления, то можно считать, что факт имел место,
и теперь она по крайней мере год-два может ходить по темным переулкам
спокойно. Утешившись своими математическими выкладками, она постояла под
горячим душем и улеглась в постель.
Вадим Бойцов прошел мимо Каменской, и ему понадобилось некоторое уси-
лие воли, чтобы не повернуть голову и не посмотреть ей в лицо. У него
было отличное зрение, и слившихся с темнотой мужчин он увидел издалека.
Опыт и чутье подсказали ему, что сейчас его подопечную будут убивать. В
первое мгновение он успел подумать, что это, пожалуй, лучший выход из
положения. Пусть с ней что-нибудь случится, и она на время (если не нав-
сегда) выйдет из игры и перестанет мешать разработчикам прибора. Но про-
фессионал тут же взял в нем верх. На соседней улице он видел милицейскую
машину, и если Каменская начнет кричать или воспользуется милицейским
свистком, все может пройти не так гладко, как хотелось бы. А уж если за-
держат хотя бы одного из преступников, то до правды докопаются быстро.
Нападение нужно было предотвратить любой ценой. Вадим не мог не приз-
нать, что оно было спланировано очень и очень удачно: темно, никаких
свидетелей, типичное убийство с целью ограбления. Даже жаль срывать та-
кое мероприятие, но... Но нападающие наверняка не видели эту проклятую
милицейскую машину с включенным двигателем и тремя патрульными. А она
приедет - глазом моргнуть не успеешь.
Бойцов увидел совсем рядом две закрытые машины. В углу лобового стек-
ла у одной из них горел маленький красный огонек, означавший, что машина
поставлена на сигнализацию. Он выхватил газовый пистолет, пальнул в воз-
дух и тут же всем корпусом сильно ударил по капоту. Сигнализация зарабо-
тала, оглашая темные окрестности раздражающими прерывистыми звуками.
Прием сработал. Нападающие словно растворились в темноте, и Бойцов
перевел дух. Теперь нужно постараться разминуться с милицией.
Ему очень хотелось подойти к Каменской и заговорить с ней. Интересно,
испугалась ли она? Есть ли у нее при себе оружие и собиралась ли она им
воспользоваться? Поняла ли, что произошло? Если бы можно было сейчас по-
говорить с ней, многое прояснилось бы. Если бы можно было...
Но было нельзя.
На следующее утро Вадим Бойцов доложил о происшествии своему на-
чальнику. Супрун выглядел очень довольным.
- Отлично, - говорил он, сплетая и расплетая длинные пальцы крупных
холеных рук. - Значит, разработчик прибора уже сбегал к Мерханову и на-
жаловался на нашу птичку. А Мерханов, человек горячий и решительный,
ждать, естественно, не хочет и собирается разобраться с ней кардинальным
образом. Вот и пусть себе разбирается. Твоя задача, Вадим, не допустить,
чтобы его люди сделали какую-нибудь глупость. Я ничего не имею против
того, чтобы Каменскую убрали с глаз долой, но сделано это должно быть
так, чтобы никто не сумел докопаться до подлинных причин. Ты меня понял?
Ты вчера поступил абсолютно правильно, так и действуй в дальнейшем. Ходи
за ней по пятам и следи, чтобы покушение было идеально подготовлено.
Осечек быть не должно, иначе мы никогда не получим прибор. Уберем Ка-
менскую руками Мерханова, а сами мараться не станем. Согласен?
Бойцов молча кивнул, глядя в лицо Супруну серыми холодными глазами.
Лицо его по обыкновению ничего не выражало, и Супрун не понял, поддержи-
вает ли подчиненный его план. Но это не особенно беспокоило Игоря Конс-
тантиновича. Он знал, что Вадим никогда не самовольничает и не нарушает
указаний начальства. Он человек исключительно дисциплинированный. А что
он при этом думает, никого не волнует. Да и что он может думать такого
особенного?
- Кстати, дружок, ты сделал то, о чем я тебя просил? Разобрался, по-
чему Каменская и Чистяков решили пожениться?
- Пока нет, Игорь Константинович. Я думаю, что на этот вопрос может
ответить только сама Каменская. По всем нашим данным, она особа скрытная
и ни с кем не делится, тем более такой... интимной информацией.
- Ну так познакомься с ней и выясни. Что ты как маленький, ей-богу! -
внезапно разозлился Супрун. - Неужели тебе нужно подсказывать такие
простые вещи?
- Мне бы не хотелось с ней знакомиться. Это помешает мне следить за
ней, ведь она будет знать меня в лицо.
Лицо Супруна окаменело. Что он себе позволяет, этот пацан? Он что же,
полагает, что Супрун сам этого не сообразил? Ничтожество.
- Ты - старший группы. Это я тебе напоминаю, если ты забыл. И когда я
говорю тебе "сделай", это не означает, что ты должен кидаться выполнять
все сам. Поручи кому-нибудь. Ты отвечаешь за исполнение, за конечный ре-
зультат. А уж как ты будешь исполнять мои задания, это твое личное дело.
И если ты этого не понимаешь, то, выходит, рано я тебя двинул на повыше-
ние, руководитель из тебя никакой.
Бойцов молчал, не отводя прямого взгляда от глаз начальника. От этого
взгляда Супруну стало не по себе. Да, он, безусловно, доверял Вадиму. Он
ценил его профессионализм. Он верил в его чисто человеческую порядоч-
ность. Но он никогда не мог его понять.
Глава десятая
Как почти у каждого человека, у Вадима Бойцова был свой скелет в шка-
фу. Но в отличие от большинства людей его скелет постоянно напоминал о
себе, и более того, стремился выпасть из шкафа в самое неподходящее вре-
мя, выставив на всеобщее обозрение тщательно скрываемый секрет. Секрет
этот состоял в том, что Бойцов боялся женщин. Боялся до внутренней дро-
жи, до с трудом сдерживаемой истерики. И добоялся в результате до того,
что врачи называют психогенной импотенцией. Самое странное заключалось в
том, что Вадим был абсолютно здоров физически и чрезвычайно вынослив как
сексуальный партнер.
Женщины с самого детства были для него окутаны завесой тайны, и при-
поднять эту завесу нельзя было даже и мечтать. Его мать была театральным
критиком, и это почему-то наложило сильный отпечаток на весь уклад жизни
их семьи. Вадик был начисто лишен всех тех мелочей, из которых для него
складывалось понятие "дом" и "семья". Мама ходила в театр каждый вечер,
поэтому спать его укладывал отец, и вечерняя сказка, и вечерний поцелуй
тоже были отцовскими. Мама приходила далеко за полночь, а по утрам спала
до десяти-одиннадцати часов, поэтому будил его утром и кормил завтраком
тоже отец, он же первое время провожал мальчугана до школы.
Зато когда Вадик возвращался после уроков, мама обычно бывала дома.
Но это вовсе не означало, что она, как тысячи других матерей, имеющих
детей-школьников, кидалась к сыну с вопросами об успехах и отметках и
кормила его обедом. Вовсе нет. Она сидела на кухне и что-то быстро печа-
тала на машинке, не выпуская изо рта сигарету, а вернувшегося из школы
сына рассматривала как досадную помеху своему творческому процессу. Ей и
в голову не приходило прекратить работу, чтобы освободить стол на кухне
и покормить ребенка. Нет, зачем же? Мальчик вырос вполне самостоя-
тельным, он может тихонько, не мешая матери, разогреть обед и унести еду
в свою комнату, потом вернуться, ступая на цыпочках, сполоснуть тарелку
под краном и поставить ее на место.
Отметки сына ее тоже не интересовали. Какая разница, что стоит у него
в дневнике? Лишь бы был здоров и не шлялся по подворотням с плохой ком-
панией. Класса примерно до третьего Вадик наивно пытался обсуждать с ма-
терью свои школьные дела, показывал ей дневник с пятерками, хвастался
хорошими успехами на уроках рисования и труда. У него и в самом деле бы-
ли золотые руки, и изготовленные Вадиком Бойцовым забавные игрушки и по-
делки из года в год занимали главное место на школьных выставках и заво-
евывали призы. Но мама и на это внимания почему-то не обращала.
Она вообще была непонятной Вадику и оттого загадочной, как заколдо-
ванная принцесса, превращенная злой колдуньей в нервную сумасбродную ис-
теричку. Однажды Вадик проснулся среди ночи и услышал доносящиеся из
ванной отчаянные рыдания. Он испуганно побежал в комнату к родителям.
Отец лежал в постели и курил, не зажигая света.
- Папа, что случилось? - спросил мальчик.
- Ничего, сынок, все в порядке, - спокойно ответил отец, будто ничего
особенного не произошло.
- Почему мама плачет? Вы что, поссорились?
- Нет, сынок, что ты. Ты же знаешь, мы с мамой никогда не ссоримся.
Просто ей стало грустно, и она ушла в ванную поплакать. Ничего страшно-
го, с женщинами это часто бывает.
Отец сказал правду, они с матерью действительно никогда не ссорились.
В реальной жизни все происходило так: мать закатывала истеричные сцены,
явно провоцируя отца на ответные выпады, из которых можно было бы раз-
дуть скандал и уж тут-то дать себе волю, покричать, поплакать, даже, ес-
ли повезет, разбить пару-тройку тарелок, выпустить пар, сбросить напря-
жение. Но отец ни разу, сколько Вадим себя помнил, не поддался на прово-
кацию. Это выводило мать из себя, но, как ни странно, сама она этого не
понимала. Ситуация разыгрывалась каждый раз по одному и тому же класси-
ческому сценарию.
- Я сойду с ума, - заявляла мама, врываясь домой, швыряя на пол сумку
и плюхаясь на диван прямо в пальто. - Я больше не в состоянии это тер-
петь. Они хотят сжить меня со свету за эту рецензию. Все считают Лебеде-
ва светилом и королем сцены, в рот ему смотрят, задницу лизать готовы, а
я, видите ли, посмела написать, что мизансцена во втором акте "Мещан"
выстроена неудачно. Нет, я ничего не говорю, Лебедев - великий режиссер,
но это не означает, что у него не может быть промахов и ошибок. А я на
то и критик, чтобы их замечать. Но слышал бы ты, как на меня сегодня
орал заведующий редакцией! Просто смешал меня с грязью. Жить не хочется.
На этом месте мама обычно переводила дух и оглядывалась по сторонам.
И как в любом нормальном доме, если только в нем не живет сумасшедшая
чистюля, на глаза ей попадался какойнибудь "непорядок". Иногда это быва-
ло что-то "серьезное" вроде пыли на полированной поверхности мебели, а
иногда мелочь какая-нибудь наподобие взятой с полки и брошенной на дива-
не книги. Масштаб "непорядка" роли не играл, ибо важен был повод, изна-
чальный толчок для перевода злости с отсутствующего в данном месте зав-
редакцией на имеющийся в наличии контингент.
- Господи! - принималась она стонать. - Я столько нервов трачу на
этой проклятой работе и в результате даже дома не могу расслабиться. Я
вынуждена хватать тряпку и начинать убирать за вами. Двое взрослых мужи-
ков - и не можете поддерживать элементарный порядок. Ну почему все долж-
на делать я, почему вы всю домашнюю работу спихнули на меня, я и обед, я
и стирка, я и уборка, и, между прочим, я еще и деньги вам зарабатывай.
- Успокойся, милая, - обычно отвечал отец, - ложись отдыхай, ты уста-
ла, сейчас мы с Вадиком все уберем, все приведем в порядок, не сердись.
Вадик всегда удивлялся, почему отец не закричит на маму, не скажет
ей, что, между прочим, тоже работает, и не меньше ее, и денег зарабаты-
вает гораздо больше, а в квартире достаточно чисто, потому что они не
далее как вчера все пропылесосили.
Мать заводилась все больше, предъявляя мужу и сыну все новые претен-
зии. Убедившись в бесплодности своих попыток вызвать ответную реакцию,
начинала рыдать, потом уходила на кухню, закрывала за собой дверь и ни в
какие разговоры не вступала. Через какое-то время она снова становилась
веселой и ласковой, словно ничего и не произошло.
- Папа, почему ты не скажешь маме, что ты тоже работаешь и тоже при-
носишь зарплату? - спрашивал мальчик.
- Потому, сынок, что это бессмысленно и никому не нужно, - туманно
объяснял отец. - Ты же не думаешь, что мама не знает об этом, правда?
Конечно же, она прекрасно знает, что я работаю, что работа у меня тяже-
лая и опасная, поэтому и зарплата у меня большая.
- Тогда почему она тебя упрекает? Она же все знает, - недоумевал Ва-
дик.
- Это сложно объяснить, но я постараюсь, ведь ты уже достаточно
взрослый, чтобы понять. Она не меня упрекает, сынок, она злится на свое-
го начальника и на своих врагов, но поскольку она их боится и не может
на них кричать, она кричит на нас с тобой. Это потому, что она нас с то-
бой любит, нам она доверяет и нас не боится. А своим врагам она не дове-
ряет, она их побаивается, поэтому не может открыто показывать им свою
злость. Понимаешь?
- Выходит, она устраивает сцены потому, что любит нас?
- Конечно.
- А почему тогда ты никогда на меня не кричишь? Ты меня не любишь?
- Ох, сынок, да что ты такое говоришь! - улыбался отец. - Ты - мой
самый любимый человек на свете. Но я - мужчина, а мама - женщина. Женщи-
ны не такие, как мужчины, они устроены совсем по-другому, они и мыслят
по-другому, и чувствуют. Никогда не пытайся понять женщин, сынок, это
занятие бесполезное. Нам, мужчинам, понять их не дано. К ним надо просто
приспособиться, вот как я к маме.
Годам к пятнадцати у Вадика Бойцова сложилось твердое убеждение, что
отец был прав. Женщины устроены не так, как мужчины, и относится это не
только к области физиологии. С ними невозможно иметь дело, потому что
они непредсказуемы, непрогнозируемы, алогичны, они постоянно нарушают
правила игры, причем как раз те правила, которые сами же и устанавлива-
ют. Говорят: "Не забудь, ровно в восемь", - и не приходят вообще или
опаздывают часа на два. Говорят, что хотят пойти в кино на фильм с Аде-
ном Делоном, а когда им приносишь билеты, швыряют их тебе в лицо и фыр-
кают: "Да сто лет мне нужен этот старый педераст!" Никогда не дают спи-
сывать у себя, но постоянно ноют, что не могут решить задачку, и просят
помочь (подразумевается, дать списать).
Вадик пришел к выводу, что нужно стараться не иметь дела с женщинами.
За исключением одного, но необходимого момента. Он долго не мог для себя
решить, как сочетать нежелание связываться с дамами и желание близости с
ними. Пока он мучительно продумывал собственную схему жизнеустройства,
все решилось само собой.
Вадик был красивым парнем. Даже очень красивым. Природа, словно в
насмешку, наградила его умением смотреть так ласково и проникновенно,
что девицы теряли голову от одного его взгляда. Точно так же ласково и
проникновенно умел он и прикасаться к женским рукам, волосам, плечам.
Сам того не желая, он сводил их с ума. А уж если добавить к этому ясные
глаза, красиво очерченные скулы, прямые брови и подбородок с ямочкой, то
картина получалась весьма впечатляющей. На семнадцатилетнего десятик-
лассника Бойцова положила глаз старшая сестра его соученика, которой бы-
ло в ту пору аж двадцать три года. Недостатка в партнерах у нее, судя по
всему, никогда не было, но она захотела Вадика. И она его получила.
Процесс соблазнения малолетки прошел быстро и без особых сбоев. Сна-
чала парень просто не понял, чего Анна добивается, и расценивал ее неп-
рикрытый интерес к себе как обыкновенную вежливость и доброжела-
тельность. Наконец Анна сообразила, что Вадик сам никогда за девушками
не ухаживал, практических навыков в тонком деле флирта не имеет, поэтому
не в состоянии отличить искреннее дружелюбие от сексуального интереса.
Она пошла напролом, умышленно создав ситуацию, в которой любой нор-
мальный мужик должен был возбудиться. Ну, Вадик Бойцов, конечно же, и
возбудился.
Это был его первый опыт, и о том, что и как нужно делать, он знал
только из рассказов приятелей и сальных анекдотов. Беда вся была в том,
что рассказы приятелей тоже не имели под собой реальной практической
почвы, являясь пересказом услышанных краем уха баек, сдобренных плодами
юношеских эротических фантазий. Подростковый сексуальный фольклор
культивировал силу и выносливость. Поэтому когда Вадику удалось "отрабо-
тать" на своей партнерше целых пятнадцать минут, он был страшно горд и
доволен собой. Особенно учитывая предостережения приятелей о том, что в
первый раз все кончается до неловкости быстро, и женщины обычно бывают
не удовлетворены. С ним такого не случилось, он не опозорился.
- Ну как? - самодовольно спросил он Анну на шестнадцатой минуте. -
Хорошо?
То, что произошло дальше, оказалось для него полной неожиданностью.
Анна спихнула его с себя, натянула одеяло, прикрыв наготу, и заорала:
- Убирайся отсюда, идиот! Чтобы я тебя больше не видела! Господи, ду-
ра, какая же я дура, я думала, ты человек, а ты... Урод! Кретин! Вон от-
сюда!
Примерно через неделю, после бессонных ночей и напряженных раздумий,
Бойцов понял, что повел себя как-то не так. Он чего-то не сделал, че-
го-то важного, чего Анна от него ждала. Но что это было, он так и не до-
гадался. Более того, он был совершенно убежден, что, поскольку женщины
постоянно нарушают те правила игры, которые сами же и устанавливают, ни-
когда нельзя быть до конца уверенным, что ведешь себя с ними правильно.
Можно делать все, как они хотят, и в итоге получить плевок в душу и пи-
нок под задницу.
В течение последующих трех лет Вадик несколько раз пытался сблизиться
с девушками, которые ему нравились, но результат каждый раз получался
плачевным. Такой ласковый и привлекательный в общении (хотя один Бог
свидетель, какого труда ему это стоило!), он оказывался совершенно не-
состоятельным, когда дело доходило до интима. Спасибо Анне, которая в
несколько секунд двумя десятками слов создала непреодолимую пропасть
между понятиями "секс" и "человеческие отношения". Ему так трудно было
общаться с женщинами, что необходимость вступать с ними в какие-то эмо-
циональные отношения нагоняла на него ужас. В то же время случай с Анной
показал, что без таких отношений или хотя бы их видимости никакого секса
ему не будет, как не будет ребенку похода в зоопарк без трех пятерок по
географии. Молодой организм требовал своего, и Вадик пришел к выводу,
что ему нужно искать женщину, предоставляющую ему свое тело и не требую-
щую в ответ его душу. Ответ был прост, как, впрочем, простым бывает ре-
шение почти всех сложных задач: ему нужна проститутка.
К тридцати годам жизнь Бойцова устоялась. Как хороший профессионал,
он мог подолгу общаться и с женщинами, и со стариками, и с детьми, мог
втереться в доверие и к директору коммерческого банка, и к бомжу. Но
спал он по-прежнему только с проститутками, ибо совершенно точно знал,
что с ними не нужно мучительно выдавливать из себя слова и подлаживаться
под придуманные ими правила игры. Платишь и получаешь свое. И больше ни-
чего не должен. В последние два года у него была постоянная партнерша,
молчаливая спокойная девушка, которая брала недорого, а обслуживала хо-
рошо. С ней не нужно было напрягаться, и это вполне устраивало Вадима.
Жил он вдвоем с любимым псом, симпатичным молодым ризеншнауцером, о же-
нитьбе и не помышлял, женщин по-прежнему не понимал и боялся, хотя на
его профессиональной деятельности это никак не сказывалось.
Выполнять задание, связанное с Анастасией Каменской, ему было инте-
ресно. И немножко страшно. Читая информацию о ней, собранную за много
лет наблюдения за ее женихом Чистяковым, Бойцов видел, что здесь что-то
не так. Столько лет они вместе, столько лет являются любовниками - и же-
нятся только сейчас. Очень странно. Судя по имеющимся данным, Чистяков
неоднократно делал ей предложение, но она всегда отказывалась. Почему?
Что это за женщина, которая отказывается выйти замуж за мужчину, с кото-
рым все равно живет? Логика Вадима была простой: если не хочешь замуж,
потому что он тебе не нравится, тогда не живи с ним. Если ты живешь с
ним, потому что он тебя устраивает, то почему не хочешь замуж?
В первый раз увидев Каменскую "живьем", он удивился ее некрасивости и
невзрачности. И подумал в первый момент, что, пожалуй, понимает, почему
она продолжает жить с Чистяковым, даже если он ей не нравится. Потому
что другого мужчины может в ее жизни вообще больше не оказаться. А так
хоть какой-то, да есть. Но в следующий момент он подумал о том, что Чис-
тяков почему-то очень хочет на ней жениться. Интересно, что же в ней
есть такого?
Людей, нанятых Мерхановым для "разборки" с Каменской, Супрун вычислил
быстро. Среди них только один был "лицом неславянской национальности",
представляющим интересы. Мерханова, остальные были москвичами. За ними
постоянно следили люди Супруна, при малейших признаках опасности связы-
ваясь с Бойцовым, лично отвечавшим за безопасность Анастасии Каменской.
Конечно, безопасность эта была относительной, и отвечал за нее Бойцов
только до тех пор, пока ему не покажется, что покушение организовано
достаточно хорошо и шансы на раскрытие убийства минимальные.
1 марта в 15.10. Вадим получил сигнал о том, что машина с наемниками
движется в сторону Щелковского шоссе, где живет Каменская. Он хорошо
знал городские магистрали, да и машина у него была достаточно мощная,
поэтому к дому Каменской он подъехал всего на несколько минут позже, чем
убийцы. Он знал, что ее дома нет. Получив сигнал, он первым делом набрал
номер ее рабочего телефона и, услышав в трубке женский голос, отключил-
ся. Он запомнил ее голос, потому что специально несколько раз звонил ей
домой, молчал и слушал ее нетерпеливое "алло, перезвоните, вас не слыш-
но".
Сейчас он сидел в своей машине и ждал, когда убийцы выйдут из дома и
уедут. После этого он поднимется в квартиру Каменской, ключи от которой
у него уже были, и посмотрит, чего они там наворочали. Поправит, если
что не так.
- Опять машину здесь поставили! - раздался истеричный старушечий го-
лос. - Единственное место, где еще можно пройти, чтобы не утонуть, а они
опять поставили машину. Безобразие, ну сколько можно говорить...
Вадим посмотрел в сторону, откуда раздавался голос, и увидел тучную,
опирающуюся на палку старуху, которая пыталась подойти к дому со стороны
специальной выгородки для парковки автомобилей, в быту называемой просто
"карманом". Выгородка была спланирована не очень удачно, потому что на-
ходилась прямо напротив трамвайной остановки, и выходящие из вагона лю-
ди, желающие попасть в подъезд дома, должны были либо обходить грязный
газон, делая довольно внушительную петлю, либо протискиваться мимо плот-
но стоящих автомобилей, рискуя испачкать пальто и плащи. Окружавший вы-
городку газон был похож на черное мутное болото, и идти прямиком через
него мог позволить себе только камикадзе с безупречным зрением и непро-
мокаемой обувью. И только в одном месте какая-то добрая душа бросила
длинные доски, по которым можно было в относительной безопасности пере-
сечь грязное место, чтобы не делать огромный крюк вокруг газона. Наемни-
