чистой совестью полагают, что имеют на них право. Другой вопрос, почему
они так долго ждали, чтобы заявить о своих правах.
- Ну, это-то понятно, - отозвался Стасов. - В то время, я имею в виду
в течение нескольких лет после расстрела Бахметьева, шевелиться было
нельзя. Взяли, по-видимому, только нескольких человек из огромной груп-
пировки, а остальные затихли, чтобы не привлекать к себе внимания. Буря
над головой пронеслась - и слава Богу, что не задело, только шляпу сор-
вало ветром. Тем более что и вдова Бахметьева могла ведь не сразу начать
тратить эти деньги, она, если была дамой разумной, тоже решила выждать
какое-то время. А то милиция сразу увидит: жена расстрелянного валютчика
швыряет купюры направо и налево - значит, не все изъяли, осталось еще.
Потом время прошло, вдовушка оклемалась, осмелела, ручонку к деньгам по-
тянула, но сперва робко, аккуратненько, так что претендентам ничего та-
кого в глаза не бросилось.
А потом-то их и посадить могли, верно? Так что момент вожделенной де-
лежки естественным образом отодвигался.
- Согласна, - кивнула Настя. - Правда, все, кого посадили в конце се-
мидесятых - начале восьмидесятых, давно уже на свободе. Так почему сей-
час, а не раньше, сразу после освобождения? Я думаю, тут есть одно прив-
ходящее обстоятельство. Понимаешь, Владик, есть чувства-долгожители, а
есть - однодневки. Когда у тебя отбирают кусок, честно или якобы честно
тобою заслуженный, тебе обидно до слез и хочется его вернуть. Немедлен-
но. Во что бы то ни стало. Но через год тебе уже не хочется за него
драться, а через пять лет ты о нем вообще забываешь. За пять лет ты за-
работал и получил множество других кусков и не станешь выедать сам себе
печень из-за одного какого-то куска, который тебе недодали когда-то дав-
но. Верно ведь?
- Ну, в общем, похоже на правду.
- Но если ты новых кусков не заработал и оказался в ситуации, когда
деньги нужны позарез, когда они жизненно необходимы, вот тут ты про этот
недоданный кусок будешь вспоминать двадцать пять часов в сутки. Если бы
у меня были эти деньги... Если бы меня тогда не обманули... Если бы мне
тогда заплатили... Я бы не оказался в таком дерьме, как сейчас... Ну и
так далее. И в зависимости от конкретной ситуации и характера конкретно-
го человека мы бы получили труп или трупы тех, кого он считает виноватым
в несправедливой дележке. Если у этих виноватых есть что взять, то путем
убийства и сопутствующего ему ограбления преступник решает свои финансо-
вые проблемы. Если брать у них нечего, то убийца по крайней мере потешит
свою ненависть и злобу, убивая тех, кого он считает виноватыми во всех
случившихся с ним несчастьях. Конечно, если соседи по дому видели именно
убийцу, а не случайно забредшего в дом нервного молодого человека, можно
говорить о найме неопытного киллера, поскольку люди, лично причастные к
богатствам Бахметьева, молодыми быть никак не могут. Мне было бы страшно
любопытно покопаться в биографиях всех тех, кто тем или иным боком был
причастен к делу Бахметьева, проследить их биографии и посмотреть, не
оказался ли кто из них в данный момент в сложной ситуации. А еще лучше -
найти таких, которые еще полтора месяца назад были в трудном финансовом
положении, а сегодня у них все благополучно. Но разве мне дадут зани-
маться археологией? И мечтать нечего.
- Это точно, - подтвердил Стасов, - и не мечтай. Но версия у тебя лю-
бопытная, я бы над такой и сам с удовольствием поработал. Все, подруга,
приехали. Тебя до лифта проводить?
Настя открыла дверцу машины и с опаской выглянула наружу. Возле со-
седнего подъезда кучковались акселераты, судя по голосам, сильно нетрез-
вые и весьма агрессивные. Точно таких же пьяных обормотов можно! было
увидеть не только на улице, но и на лестницах, где они обычно оккупиро-
вали площадки между этажами.
- Лучше до квартиры, - попросила она. - Если не трудно.
Они вошли в подъезд и сели в лифт. Не успела Настя вставить ключ в
замок, как дверь квартиры распахнулась. На пороге стоял ее муж Алексей
Чистяков в смокинге, на белоснежной сорочке игриво порхал крыльями галс-
тук-бабочка.
- Уй, елки... - ошалело выдохнул Стасов. - Это что, профессор? Ты ку-
да собрался?
- Я только что пришел.
Чистяков отступил назад, пропуская Настю и Стасова.
- Заходите. Я всегда страшно злился на Аську за то, что она не ходит
со мной на банкеты и прочие общественные мероприятия. Но сегодня я ее
понял.
- Что, тяжко было? - посочувствовала ему Настя.
- Не то словечко. Знаешь, никогда я так не маялся, как сегодня. В
костюмах всегда совершенно нормально себя чувствовал, пил-ел свое удо-
вольствие, танцевал, за девушками ухаживал. А смокинг оказался для меня
смертельным номером. И деваться некуда было, в пригласительном билете
написано "black tie", тут уж не вывернешься, без смокинга неприлично ид-
ти.
- Не ходил бы, - фыркнула Настя. - Бери с меня пример. Я вот никуда
не хожу и отлично себя чувствую. Лешенька, поставь чайник, а?
- Правда, Леш, не ходил бы, - поддержал ее Стасов. - Зачем же так се-
бя истязать?
- Не ходить? Вам легко говорить вы ребята независимые.
Чистяков пошел на кухню ставить чай и заговорил громче, чтобы не пре-
рывать тираду:
- Отечественная наука сегодня развивается в значительной степени бла-
годаря разным грантам и спонсорским программам. Поэтому на сходняки вро-
де сегодняшнего ходить надо обязательно, чтобы знакомиться с богатыми
или влиятельными людьми, очаровывать их и внушать им, что российская
технократия находится в бедственном положении, выползти из которого мо-
жет только благодаря щедрым пожертвованиям. Я, ребята, у нашей российс-
кой математики стал кем-то вроде свадебного генерала. Под меня деньги
дадут, поэтому меня и просят посещать всякие приемы и политические ту-
совки.
Да, под профессора Чистякова, академика нескольких иностранных акаде-
мий, возглавляющего собственную научную школу и широко известного за ру-
бежом, деньги дадут. Настя это понимала. Поэтому просила только об од-
ном: чтобы Леша не заставлял ее ходить на эти мероприятия вместе с ним.
Шум, толпа, духота в сочетании с узкими туфлями и нарядным платьем дела-
ли для нее такое времяпрепровождение невыносимым. И потом, ей было отк-
ровенно скучно.
- Все, профессор, принимай свою супругу по описи, две руки, две ноги,
три головы и одна большая сумка. Я побежал, - заявил Стасов, пожал руку
Алексею, чмокнул Настю в нос и умчался.
Настя уселась на кухне и стала терпеливо ждать, пока закипит чайник.
Алексей в комнате снимал свой парадный наряд. Она подумала, что раз он
был на приеме, то, наверное, ужина нет, напрасно она мечтала о горячей
вкусной еде. Придется перебиться чем-нибудь быстрым и холодным. Она ста-
ла прикидывать, с чем бы сделать бутерброд, и не смогла вспомнить, ос-
тался ли у них сыр или ветчина или они вчера еще все съели. О том, чтобы
встать со стула, подойти к холодильнику и заглянуть в него, речь, разу-
меется, просто не шла.
- Леш, - крикнула она, - а у нас чего есть на хлебушек положить?
- Зачем тебе?
- Кушать очень хочется. Бутерброд к чаю сделаю.
Леша заглянул на кухню и озабоченно посмотрел на жену.
- А что, отбивные с цветной капустой не будешь? Ты же их всегда люби-
ла.
- Разве у нас есть?
Чистяков молча прошел к холодильнику, достал кастрюлю и сковороду и с
грохотом поставил их на плиту.
- Твоя лень переходит всякие разумные пределы, - сердито сказал он. -
Ладно, ты ленишься готовить и разогревать, но хотя бы посмотреть в холо-
дильник ты можешь?
- Извини, солнышко, - пробормотала Настя пристыженно, - я была увере-
на, что ты из-за анкета ничего не готовил, у тебя времени, наверное, не
было.
- А ты, наверное, если бы пришла домой раньше меня, так и сидела бы
на стуле и мечтала о кренделях небесных, пытаясь вспомнить, что у нас
есть такого, из чего можно приготовить банальный бутерброд. Аська, я не
понимаю, как я это терплю столько лет.
- Ну я же сказала: извини. Между прочим, у Стасова большая жизненная
радость. - Она попыталась увести разговор в сторону от собственных не-
достатков.
- Какая? - живо заинтересовался Леша.
Он стоял возле плиты в майке и плавках и укладывал на сковороду отва-
ренную цветную капусту и отбивные. Вид у него был забавный - высоченный,
худой, сутулый, со всклокоченными рыжими волосами, Чистяков был в эту
минуту страшно похож на персонажа из какого-то мультсериала, только Нас-
тя не могла вспомнить, какого.
- Татьяна согласилась переехать в Москву.
- Да?
Леша оторвался от сковородки и бросил на жену непонимающий взгляд.
- И в чем радость?
- Да ты что, Лешик, - возмутилась Настя, - Танюшка же его любимая же-
на. Как это "в чем радость"? В том, что она переедет в Москву и будет
жить с ним вместе.
- А что же она раньше не переезжала? Они ведь, если память мне не из-
меняет, женаты уже больше года.
- Не хотела. А Стасов ее все время уговаривал и наконец уговорил. Ты
что, Леш? Ты чем недоволен? Что тебе не нравится?
- Мне не нравится твой энтузиазм. Татьяна всю жизнь жила и работала в
Питере, там ее отец, родственники, друзья, коллеги. И совершенно понят-
но, почему она не хотела переезжать. С какой стати она должна все это
бросать ради Стасова? Она что, решила принципиально сменить стиль жизни
и род занятий?
- Кажется, нет. Стасов сказал, что она переводится в следственный ко-
митет на такую же должность.
- Значит, она добровольно решила поставить крест на своей карьере.
Она не сможет сразу стать в Москве хорошим следователем, здесь для нее
все чужое, чужие люди вокруг, чужие интриги, в которые она начнет все
время вляпываться и тратить время и нервы на то, чтобы из них вылезти.
Профессионально она сразу спустится на несколько ступенек вниз, и еще
неизвестно, через сколько лет ей удастся все это наверстать. И ради че-
го? Ради Стасова? Асенька, я прекрасно отношусь к нему, но я не поощряю
мужчин, которые пытаются навязать своим жекам собственное представление
о том, как нужно жить и организовывать быт. Поэтому при всей моей любви
к нашему другу Стасову я считаю, что он поступает неправильно, заставляя
Таню переезжать. Разве ей плохо в Питере? И разве ей будет лучше здесь,
где она никого не знает? Если уж он так страдает без нее и хочет видеть
ее каждый день, пусть собирает вещички и уматывает на берега Невы. Если
он не может без нее жить, то пусть он и испытывает неудобства, связанные
с отрывом от дочери, матери, друзей, привычного жилья и интересной рабо-
ты. Он, а не она, понимаешь? Нельзя решать собственные проблемы за счет
других людей.
Настя удрученно молчала. Леша прав и не прав одновременно. Интересно,
как бы ей понравилось, если бы он попытался заставить ее переехать к не-
му в Жуковский и оттуда мотаться на Петровку каждый день. Если бы он на-
чал устраивать ей сцены из-за отсутствия детей или изза того, что она не
занимается домашним хозяйством. Нет, ей бы это категорически не понрави-
лось, но Леша и не стал бы этого делать. Он, как и она сама, приверженец
четко сформулированного принципа: не пытайся менять людей и делать их
такими, какими они тебе понравятся; либо принимай их такими, какие они
есть, и люби такими, либо не люби их совсем, тебя никто не заставляет.
Любить человека или не любить - это твоя проблема и твой выбор, и не пы-
тайся облегчить его за счет другого.
Настя с такой постановкой вопроса была полностью согласна. Но в то же
время это правило, существовавшее для нее самой и ее мужа, вовсе не было
обязательным для Стасова и Татьяны. Они - другие, у них другие внутрен-
ние правила и принципы. Стасов считает возможным настаивать на том, что-
бы Татьяна переехала. Лешка никогда бы этого не сделал, но он - Чистя-
ков. А Стасов - это Стасов. И нельзя требовать от него, чтобы все его
поступки отвечали твоим личным стандартам.
- Не злись, Леша, - примирительно сказала Настя. - Может быть, ты и
осуждаешь Владика, но он так искренне радуется, что просто нельзя не ра-
доваться вместе с ним. И надень на себя что-нибудь, пожалуйста, ты за-
мерзнешь.
Алексей, однако, ничуть не злился.
Убийство Елены Шкарбуль и ее мужа по всем статьям тянуло на корыст-
ное, совершенное с целью ограбления. Приехавшая на место преступления
бригада обнаружила в квартире полный беспорядок. Вещи разбросаны, валя-
ются на полу, дверцы шкафов открыты, встроенный в стену сейф тоже отк-
рыт. Беда была, однако, в том, что никто не мог сказать, какие ценности
похищены.
Главным источником информации был, конечно же, сын Елены Шкарбуль Ви-
талий.
- Я не знаю, что хранилось в сейфе, - говорил он. - Отец не разрешал
мне туда заглядывать. И вообще, сейф был в родительской спальне.
- Ну хорошо, вы не знали точно,
что именно там лежит, но может быть,
у вас есть предположения? Что там
хранилось? Деньги? Ценности? Юве-
лирные изделия?
Следователь Гмыря был терпелив и никуда не торопился. Он, в отличие
от многих своих коллег, не любил, когда у него подследственные сидели
под арестом месяцами, и в этих случаях обычно спешил закончить дело. Но
коль никто не арестован и даже реальных подозреваемых нет, то можно ко-
лесницу не гнать.
- Честное слово, я не знаю. Но я не думаю, что там были деньги. Мама
с папой всегда очень боялись пожара или кражи и, сколько я себя помню,
деньги держали в Сбербанке.
Это было похоже на правду. При обыске обнаружили сберкнижки на разные
виды вкладов, общая сумма получалась солидной.
- А украшения из драгоценных металлов? Могли они лежать в сейфе?
- Не знаю. Какие украшения? Все, что у мамы было, она носила. Она
очень любила надевать золотые вещи.
Никаких других украшений я у нее не видел.
То, что "мама носила", лежало, по словам Виталия, на туалетном столи-
ке в спальне, в специальной красивой шкатулочке. Все это исчезло и было
со слов того же Виталия тщательно перечислено в протоколе. Кроме того,
были опрошены знакомые семьи, бывавшие в доме у Шкарбулей, и в опись по-
хищенных украшений Елены были внесены уточнения и дополнения. Разумеет-
ся, трудно ожидать от двадцатичетырехлетнего молодого человека, что он
точно вспомнит, сколько лепестков было на цветке-кулоне или сколько кам-
ней в перстне, и какой модели была толстая цепь, которую Елена носила на
шее, Картье или Шанель.
Самым "легким" подозреваемым, конечно, с самого начала был Виталий
Шкарбуль. Надоело жить под родительским надзором, надо их убить и жить
одному (или с кем захочется) в просторной четырехкомнатной квартире и
тратить мамины-папины денежки. Такие случаи в практике попадались, но
нечасто. Однако почти сразу эту версию пришлось подвергнуть сомнению.
Во-первых, Виталию и без того ни в чем отказа не было, Елена и Юрий да-
вали ему столько денег, сколько он попросит. Во-вторых, опрос друзей са-
мого Виталия подтвердил, что если он и просил у родителей деньги, то
немного и далеко не каждую неделю. Он был вполне благополучным молодым
человеком, закончил академию экономики и финансов и работал в одном из
московских банков. Звезд с неба не хватает, но дисциплинированный, спо-
койный, с хорошими перспективами в плане карьеры, если будет постоянно
повышать квалификацию. У него не было замашек, свойственных некоторым
"новым русским", и он вовсе не стремился к тому, чтобы рубашки, которые
он носит, были непременно за 100 долларов и от Диора. Он, конечно, как и
все молодые люди его возраста, хотел ездить на "Феррари", но пока что
катался на "Жигулях" седьмой модели и был вполне доволен, оставив "Фер-
рари" на будущее, как некую мечту, к которой надо стремиться. Если ему
нужно было куда-то позвонить, когда он ехал в машине, он выходил и зво-
нил из автомата, даже не заикаясь отцу, что хочет иметь сотовую связь.
Никто не усомнился в том, что Виталий любит своих родителей, и никто
не посмел утверждать, что жизнь с ними была для него в тягость. Они были
хорошей дружной семьей, а места в квартире было более чем достаточно,
чтобы никто никому не мешал. Кроме того, как утверждали друзья семьи,
супруги Шкарбуль неоднократно предлагали сыну разменять квартиру и отсе-
лить его, на что юноша отвечал твердым отказом, говоря, что ему и с ро-
дителями очень даже хорошо и в отделении нет никакой необходимости. Вот
когда дело дойдет до женитьбы, тогда, может быть... Однако и в вопросах
женитьбы Виталий Шкарбуль проявлял завидное здравомыслие, вовсе не стре-
мясь повесить проблемы неработающей жены и маленького ребенка на шею ма-
ме и папе. Он полагал, что должен встать на ноги и иметь возможность са-
мостоятельно содержать семью, поэтому жениться собирался не раньше чем
годам к тридцати. О чем и ставил в известность всех своих знакомых деву-
шек, чтобы не обольщались понапрасну, если не готовы так долго ждать.
Кроме того (и это было для следователя Гмыри одним из решающих аргу-
ментов в пользу снятия подозрений с сына погибших), у Виталия Шкарбуля
не было ни долгов, ни порочных пристрастий к азартным играм, то есть не
было острой необходимости в срочном добывании денег, да еще таким ужас-
ным, отвратительным способом. А для того чтобы убить собственных родите-
лей не под влиянием каких-то особо давящих обстоятельств, а просто так,
без причины, "на голубом глазу", надо быть уж совсем не человеком. Нет,
на такое Виталий явно не тянул.
Разбираясь с убийством супругов Шкарбуль, Настя Каменская вспомнила
одно странное на первый взгляд убийство, совершенное меньше года назад.
Девица-наркоманка застрелила отца и мать и спокойно объяснила свои
действия тем, что они ей свободы не давали и вообще надоели своим при-
сутствием. Но она была настоящей наркоманкой, практически не выходящей
из состояния транса. А Виталий... Абсолютно нормальный парень. Кстати,
не только наркотики не употребляет, но и не пьет и даже не курит.
И, наконец, были следы. Следы кого-то постороннего в квартире. Вполне
вероятно, того самого молодого человека, которого видели соседи как раз
в то время, когда, по заключению медицинского эксперта, наступила смерть
Елены Шкарбуль и ее мужа. Иными словами - вечером, около 22 часов, 6 но-
ября.
Кто этот молодой человек? Где его искать? Какое отношение он имеет к
семье Шкарбуль? А если никакого, то кто его нанял?
Вопросы, вопросы... Настя Каменская с удовольствием посвятила бы все
свое время поискам ответов на них, но времени этого у нее не было. Были
другие убийства, другие потерпевшие и другие преступники, которые требо-
вали внимания более настоятельно, чем убийство врача-стоматолога и его
неработающей жены.
Ему снова снился этот сон. Он приходил к нему почти каждую ночь и
заставлял просыпаться в холодном поту и с застрявшим в горле криком. Ог-
ромные лужи крови, даже не лужи, а моря, только неглубокие, и он за-
чем-то ходит по этим морям, не то ищет что-то, не то задание какое-то
выполняет. Ему не хочется ходить по щиколотку в крови, ему хочется выйти
на берег и идти по траве, но он все ходит и ходит, потому что должен.
Только он никак не может вспомнить, что же он должен сделать, зачем хо-
дит по этим морям крови.
Самое страшное, что потом сон поворачивается каждый раз по-разному.
Кровь в одной из луж начинает пениться и вздыбливаться, потом принимает
очертания головы. Одной только головы, без тела и шеи. Кровь медленно
стекает с нее, и появляется жуткое мертвое лицо. Он никогда не знает за-
ранее, чье это будет лицо. Иногда это бывают лица знакомых девушек,
иногда - ребят, с которыми когда-то вместе в школе учился, иногда даже
школьных учителей, которых он ненавидел в детстве, или даже соседей по
дому. Иногда это было лицо матери или отца. Иногда - сморщенное старчес-
кое лицо с запавшими губами над беззубым ртом и со смешными круглыми оч-
ками на носу. Этого старческого лица он боялся больше всего. И каждый
раз, когда во сне кровавая лужа начинала пениться и бурлить, принимая
форму человеческой головы, он в ужасе твердил про себя:
- Пусть это будет не она! Пусть это будет не она! Кто угодно, только
не она!
Эти мгновения ожидания и были в том кошмаре самыми страшными.
Попытки разыскать таинственную Зою Николаевну Гольдич пока результата
не давали, но Татьяна Образцова чувствовала, что дело тут не в ее лич-
ности, а в самом факте ее существования, появления и исчезновения. Если
бы Татьяне предложили объяснить этот феномен, но взамен лишить ее воз-
можности выяснить, кто такая Гольдич и почему у нее на руках фальшивый
паспорт, следователь Образцова немедленно согласилась бы.
Второй допрос подследственного Сурикова она решила провести на следу-
ющий день после первого. Это тоже было частью старой отработанной такти-
ки: вызывать человека из камеры на протяжении полутора-двух недель ежед-
невно в одно и то же время, а потом "забыть" про него. Очень хороший эф-
фект иногда дает.
Суриков уселся напротив нее все с той же нагловатой ухмылкой.
- Ну, здрасъте, Татьяна Григорьевна, а я уж было приготовился с новым
следователем знакомиться. Даже пожалел в глубине души.
- Отчего же? - сухо спросила Татьяна, быстро заполняя бланк протокола
допроса.
- А вы добрая. Покурить мне дали.
И потом, вы красивая, на вас смотреть приятно.
- Подследственный Суриков, если вы плохо чувствуете дистанцию, я буду
вынуждена постоянно указывать вам на ваше место, чтобы вы его не забыва-
ли. Тогда наша беседа вряд ли покажется вам приятной. Так как, можно мне
называть вас Сергеем Леонидовичем, или вы собираетесь вынудить меня на-
зывать вас подследственным?
Ей показалось, или ухмылка на его лице словно бы чуть-чуть померкла?
Самую капельку. И снова засияла во всей красе.
- Ладно, извините, погорячился.
Так о чем сегодня будем говорить?
- О Зое Николаевне.
- А это кто ж такая будет?
- А это я у вас, Сергей Леонидович, хочу спросить. Кто такая Зоя Ни-
колаевна Гольдич?
- Ах эта... Да какая-то знакомая моей хозяйки. Я с ней и незнаком со-
всем.
- Как она выглядит?
- Зоя-то? Ну, видная такая, дородная, лет сорок пять, наверное, фигу-
ристая. В теле, в общем.
- Цвет волос какой?
- Цвет? Этот, как его... Коричневый.
- А прическа?
- Что - прическа?
- Ну, прическа у нее какая?
- Да какая... Обыкновенная.
- Сергей Леонидович, обыкновенной прическа может быть только у муж-
чин, и то очень условно. У женских причесок слишком много всяких разно-
видностей и вариантов, чтобы можно было называть их обыкновенными. Так
какая прическа у Гольдич?
- Короткая. Стриженая она. Вот как вы, в точности как вы.
- Я не стриженая, у меня волосы длинные и забраны на затылке в узел.
Внешне выглядит как гладкая прическа. Подумайте, Сергей Леонидович, у
Гольдич была именно короткая стрижка или волосы забраны в гладкую при-
ческу?
- Ну я же говорю: как у вас.
- Понятно. А голос какой?
- Звучный такой.
- Высокий, низкий?
- Низкий. Нет, пожалуй, средний.
Татьяна задавала Сурикову еще множество других вопросов, и важных для
следствия, и отвлекающих, позволяющих поймать его в ловушку. Потом про-
тянула ему протокол.
- Прочтите внимательно и распишитесь на каждой странице. Если что-то
неправильно, скажите, вместе исправим, - машинально произнесла она, ду-
мая совсем о другом.
Судя по занесенным в протокол паспортным данным, Зое Николаевне
Гольдич было тридцать два года. Понятно, что паспорт фальшивый, но жен-
щина, которой на вид лет сорок пять, не посмеет предъявлять липовый пас-
порт, согласно которому она на полтора десятка лет моложе. Нет, не пос-
меет. Значит, женщина, приходившая сюда к следователю и имевшая на ру-
ках, кроме паспорта, еще и генеральную доверенность от Бахметьевой, выг-
лядела совсем не так, как только что описал Суриков.
И что же все это означает?
Через два года он уже был другим. Но именно через два года, а не сра-
зу. И конечно, условия, поставленные Софьей Илларионовной, не рассматри-
вал с самого начала как закон, который следует исполнять во что бы то ни
стало.
Он скучал по вольной жизни без режима, обязательств, утреннего
подъема в семь часов. И хотя понимал, что эта вольная жизнь не может
длиться долго, что его либо посадят, либо убьют, либо заберут в больни-
цу, все равно скучал по ней. Сергею тяжело было вести со старухой Бах-
метьевой разговоры, которые были для него слишком сложными и заумными.
Открыто признаваться в непонимании не хотелось, юношеский гонор играл,
поэтому приходилось слушать и с важным видом кивать, будто соглашаясь.
Ему казалось, что Софья попадается на эту удочку и видит в нем достойно-
го и интересного собеседника. С одной стороны, конечно, лестно, но с
другой... Сесть бы сейчас с корешами, ударить по пиву, потрепаться о
всякой ерунде, не особо выбирая слова и обильно пересыпая свою речь жар-
гонными словечками. С Бахметьевой он почему-то стеснялся разговаривать
так, как привык, а говорить по-другому ему еще было трудно. Практики
нет.
В какой-то момент, примерно через месяц после выздоровления, Суриков
сорвался. Он страшно устал от напряжения, в котором постоянно находился
в присутствии своей хозяйки, ему стало невыносимо скучно, и он махнул
рукой на все запреты и мечты о квартире, прогулял рабочий день и рванул
в тот район, где раньше кучковался с корешами. Найти приятелей оказалось
несложным, и встречен он был радостно. Посыпались вопросы: куда пропал,
где был. Не виделись они давно, с тех пор еще, как дядя Петя исчез окон-
чательно с горизонта и стало ясно, что в ближайшее время поступлений не
предвидится и долг Сереже отдать не удастся. С приятелями тут же закати-
лись на чью-то хату, глотнули какойто смеси (по случаю возвращения блуд-
ного друга "колес" отсыпали бесплатно) и оттянулись по полной программе.
С девками и с забойной музыкой. Давно уже Сурикову не было так легко и
хорошо. Не надо ни во что вникать, мозги напрягать, сдерживать себя.
Полная свобода! Вечный кайф!
Через два дня хату пришлось освобождать, вернулись хозяева. Сергею
даже в голову не пришло позвонить старухе, предупредить, что ночевать не
будет. Он в тот момент был уверен, что никогда не вернется к ней. Да
пошла она со своей квартирой! Будет он ради какой-то задрипанной кварти-
ры жизнь свою губить. Очень надо. Правила у нее, требования, и вообще
мудреная она какая-то. Нет, не по нему такая жизнь. Лучше с корешами.
Они простые и свои в доску.
Еще четыре дня он провел в привычных скитаниях, ночевал где придется,
когда с компанией, а когда и один. Через неделю после ухода из дома Бах-
метьевой он впервые подумал о том, как же старуха там без него. Он-то
без нее нормально, можно даже сказать - отлично, а вот она... Старая же
совсем, даже в магазин с трудом ходит. Почему-то вспомнилось, что Софья
Илларионовна просила его оконные щели утеплителем проложить, зима на но-
су, в комнате холодно. Он обещал, но не сделал. В выходной собирался.
Ему было страшно признаться себе, что он скучает по своей хозяйке. Он
никогда в жизни ни по кому не скучал, даже по матери-алкоголичке. Реше-
ние вернуться зрело трудно, он боялся гнева старухи, выговоров и нравоу-
чений. Последней каплей стало появление того типа, которому Сергей за-
должал деньги.
К Софье он приполз избитый, с кровоточащей губой, в разорванной курт-
ке. Старуха ни слова не сказала, отправила его в ванную, потом снова,
как раньше, уложила в постель и поила своими чудодейственными отварами.
Наутро только спросила:
- На работу пойдешь или как?
- Не знаю, - осторожно ответил
Сергей. - Если не выгоните - пойду.
- А если выгоню?
- Тогда не пойду. Какая ж тут работа, когда ночевать негде.
- Иди, работай, - сухо сказала Бахметьева. - Если тебя, конечно, за
прогул не уволили. Вечером поговорим.
Его не уволили. Какой смысл увольнять грузчика? Можно подумать, на
эту работу кандидаты в очереди давятся. Из зарплаты вычли, это само со-
бой, но рады были до смерти, что вообще вернулся. Чувствовал себя Сури-
ков не очень хорошо, все-таки неделя вольной жизни сказалась, но дорабо-
тал до закрытия магазина и поплелся домой, ожидая взбучки.
Взбучки как таковой, однако, не последовало. Но это было еще хуже.
Софья молча подала ему ужин и села напротив за стол, подперев рукой под-
бородок.
- Значит так, Сереженька, - сказала она почти ласково. - Есть вещи,
которые можно делать только один раз в жизни. Можно, конечно, их совсем
не делать, но это трудно. Мало кому удается. Все их делают. Вопрос в
том, сколько раз. Так вот, те вещи, о которых я говорю, стыдно и глупо
делать дважды, а то и трижды. Один раз - это нормально и простительно.
Но не больше. Ты понимаешь, к чему я клоню?
- Нет пока, - пробормотал он с набитым ртом. Обыкновенные макароны с
сосисками казались ему самой чудесной едой на свете.
- Если ты ошибся в первый раз - ты просто слишком доверчивый или лег-
комысленный. Если во второй раз - ты дурак и подлец. Я тебе поверила - и
ошиблась. Ты меня обманул. Но я тебя прощаю. Второй раз этого не будет.
Ты, конечно, можешь обмануть меня во второй раз, да только я тебя больше
прощать не буду. И помни, Сереженька: я до тебя как-то жила и не пропа-
ла. Да, мне трудно одной, я старая и слабая, но я жила и справлялась. Я
без тебя не пропаду. Лучше одной жить, чем иметь под боком существо лег-
комысленное и ненадежное. А вот ты что без меня делать будешь? Опять по
подвалам таскаться и на лавках валяться, когда сердце прихватит? Подумай
об этом. И не заставляй меня больше к этому возвращаться.
Сергей молча жевал, не зная, что ответить. Дурак он, дурак, пожалел
старуху, думал, как она там одна, беспомощная, без него? А она вон ви-
дишь какая, мол, и без тебя проживу, не очень-то ты мне нужен. Ну и по-
жалуйста, ну и не хотелось вовсе у нее жить, подумаешь, очень надо. Сей-
час вот доест и уйдет. Совсем. Тоже мне, нашлась тут... Старая карга.
Он пытался разозлить себя, но ничего не получалось. А Бахметьева, по-
молчав, добавила:
- Это хорошо, что ты мне сразу не отвечаешь. Сразу-то никогда нельзя
отвечать, не подумавши. Ты подумай над моими словами, взвесь все как
следует. Может, тебе и вправду вольная жизнь слаще, так я тебе не навя-
зываюсь, ты человек взрослый, сам решаешь, как тебе жить. У меня ты по-
жил, почитай, месяц, на воле тоже погулял, так что подумай, прикинь,
сравни, где тебе лучше. Как решишь - так и будет. А мое слово твердое, я
его не изменю: если проживем мы с тобой до моей смерти душа в душу,
квартира твоя будет.
Сказала - и ушла в свою комнату.
Суриков торопливо доел ужин, вымыл за собой посуду и тоже юркнул к
себе. Быстро разделся и лег в постель, хотя было-то всего часов восемь
