дитя, законов не существует, а доказать истинность виденного нами
невозможно да и поправить ни черта уже не поправишь. Я с таким же успехом
могу сочинить поэму о гибели Крофа Гранта в битве с десятью миллионами
троллей или повесть о том, как Святой Кит взял Пресвитера Иоанна живым на
небо. Правдоподобия в них будет не меньше, а благозвучия даже больше.
- Но ведь все знают правду, - сказал Фаррелл. Он ощущал, как его
засасывает пучина педантизма, вытянуть из которой его не могла даже ямочка
на подбородке Ловиты.
Адвокат Зии - нзкорослая, стремительная женщина с некоторым
преизбытком остреньких белых зубов - вызвала Бена с Фарреллом к себе в
контору, чтобы прочесть им Зиино завещание. Зия составила его за несколько
лет до знакомства с Беном, о смерти ее в нем ни слова не говорилось, лишь
о возможном исчезновении, а смысл завещания сводился к тому, что все, за
исключением Брисеиды, она оставляет Бену. Что до собаки, то завещание не
просто препоручало заботы о ней Фарреллу, но и содержало множество
замечательных оговорок, сводившихся к тому, что если Фаррелл откажется
принять Брисеиду или попытается когда-либо сбыть ее с рук, то все
наследство Бена надлежит преобразовать в особый фонд, имеющий единственным
назначением кормление уток в Бартон-парке. Фаррелл сдался безропотно, но
преисполнился самых удивительных и мрачных предчувствий.
- Выходит, она могла заглядывать в будущее, - сказал он Бену. - Но
если видишь будущее, так ничего и делать не надо.
- Она видела будущее обрывками да и то лишь время от времени, -
откликнулся Бен. - По-моему, ей так больше нравилось.
Первые несколько дней после исчезновения Зии Фаррелл увивался вокруг
Бена, словно сестра милосердия, стараясь помочь ему справиться с утратой,
которой Фаррелл ни разделить, ни толком представить себе не мог. Но осень
шла, и Бен с молчаливой решимостью продолжал свою обычную жизнь -
преподавал, работал на кафедре, исправно посещал факультетские собрания,
по уикэндам трудился над своей просроченной книгой о поэзии скальдов и
даже раз или два в неделю отправлялся с Фаррелом поплавать в бассейне. От
случая к случаю он упоминал о Зие, с нежностью и преданностью, словно о
давней возлюбленной, ныне ведущей тихую жизнь, выйдя за глазного
специалиста. Фаррелл, достаточно знавший о горе, тревожился за Бена все
сильнее.
Как-то вечером, соблазненные последним теплом, они решили пройтись
пешком от кампуса до дома. Дорогой оба веселились, обсуждая аспекты
классовой борьбы, которым предстояло выявиться в ближайшем матче на Кубок
Мира между командами Сиэтла и Атланты. Внезапно Бен оборвал дискуссию:
- Какого дьявола ты все время так на меня смотришь? У меня что, нога
того и гляди отвалится?
- Да нет, - ответил Фаррелл, - Извини, я даже не знал, что смотрю
как-то особенно.
- То есть каждую клятую минуту, уже несколько недель подряд. Мы не на
острове доктора Моро. Я вовсе не собираюсь вернуться к первозданному виду
и начать разгуливать на четвереньках.
- Это я понимаю. Извини. Наверное, я просто жду, когда ты примешься
крушить мебель, - некоторое время они шли молча, никого не встречая на
пути, слушая музыку, доносившуюся из открытых окон, потом Фаррелл не
сказал: - В конце концов, это не мое дело...
- Конечно, твое, чье же, черт побери, еще? Чего это ты
расскромничался? - он помолчал и более мирным тоном спросил: - Ты помнишь,
когда она поняла, что не сможет спасти Никласа Боннера? Я имею в виду -
точно этот миг?
- Когда она открыла рот, и я подумал, что сейчас она криком разнесет
все в клочья - закричит, и после этого уже ничего не останется. Но она так
и не издала ни звука.
- Нет, ни звука. А закричи она, позволь хоть капле ее страдания выйти
наружу, мы могли бы считать себя счастливчиками, если бы отделались
утратой рассудка. Скорее всего, мы превратились бы во что-то, способное
услышать ее и не погибнуть - в воздух, в камень. Она придушила свою боль,
чтобы спасти нас. И ты сам знаешь, именно это ее и сгубило.
- Как раз этого я и не знаю. Я ничего не знаю о ней - кроме того, что
она богиня, и что она бессмертна, а ты нет. Скорее уж тебе полагалось бы
кричать.
- О, я еще закричу. Но не сейчас, не сразу, - он, наконец, улыбнулся
Фарреллу и тронул его за плечо. - Знаешь, как бывает с совсем маленькими
детьми, когда они ушибутся или кто-то их сильно обидит? Этот долгий,
жуткий миг перед тем, как они заревут?
Фаррелл кивнул.
- Вот и я пока живу внутри этого мига. Я даже воздуху еще в грудь не
набрал, чтобы зареветь как следует. А жить все равно надо.
Брисеида поджидала их в середине последнего оставшегося до дома
квартала. Бена она будто и не заметила, но уж зато вокруг Фаррелла
заскакала, загавкала, словно собачка куда меньших размеров, заюлила у него
в ногах и только что за щиколотки не хватала.
- Да, - сказал Бен, - вот кто способен с первого взгляда узнать
человека, облеченного властью.
- Не смешно. И нечего ее поощрять. С того самого дня, как мы ей
сказали про завещание, она становится невыносимее с каждой минутой.
Отцепись, Брисеида! - приказал он собаке уже порывавшейся запрыгнуть к
нему на грудь. - Видал? Она не приласкаться пытается, она меня даже в щеку
ни разу не лизнула, но смотрит она на меня так, будто я один знаю, куда
подевались ее обожаемые щенки. Просыпаюсь ночью, а она стоит у моей
кровати и ждет. Очень неприятно говорить тебе это, но если так и дальше
пойдет, боюсь, твой дом достанется уткам. Брисеида, черт бы тебя побрал!
Они немного постояли у дома, наблюдая за тем, как таймеры выключают
одни светильники и включают другие. Наконец, Бен сказал:
- А ты все еще говоришь о Зие в настоящем времени. Я это постоянно
замечаю.
- Да я и думаю о ней так. Черт, она мне снится чуть не каждую ночь. И
знаешь, что самое странное? Во сне мы с ней никогда не бываем дома - ходим
по магазинам, копаемся в саду или просто гуляем по Парнелл-стрит. А тебе
она разве не снится?
Бен покачал головой.
- Я не могу себе этого позволить, Джо. Иногда мне кажется, что она и
вправду умерла, иногда - что ушла куда-то, в какое-то место, которого я не
умею себе представить. Хотя, впрочем, какая разница? Никакой. Где бы она
ни была, со мной она покончила в точности так же, как с Никласом Боннером.
Он-то и был настоящей причиной, по которой ей приходилось валандаться тут
в человеческом облике, она несла за него ответственность, а теперь его
нет, и она покончила с нами со всеми, она сказала это всерьез. А мне все
равно надо жить дальше.
Беспокойство томило Фаррелла, проникая в него тем глубже, чем глубже
становилась осень, вызывая неясный, но постоянный разлад между ним и всем,
что его окружало. Неотвязные сны о Зие, сами по себе приятные и ничего от
него не требовавшие, вселяли в него все более сильное и сердитое чувство
утраты, тем паче, что просыпаясь, он всякий раз натыкался на глупые,
умоляющие глаза Брисеиды. Собака завела обыкновение таскаться за ним в
мастерскую, что было достаточно плохо, но терпимо - людям, работавшим там,
она пришлась по душе, они даже подкармливали ее, делясь бутербродами. Но
когда она в три часа ночи вторично стянула с него одеяло (дело было у
Джулии), он вцепился собаке в горло, и Джулии пришлось приложить немало
усилий, чтобы он перестал вопить и трясти Брисеиду. Довольно долго
пришлось дожидаться, пока его самого перестанет трясти, даже при том, что
Джулия обнимала его, прижимая к себе.
- Я бы никому в этом не призналась, - сказала Джулия, - но мне
кажется, что ты раз за разом получаешь какое-то послание.
Фаррелл, скорчась, сидел в кресле, и через всю спальню ел глазами
Брисеиду. Джулия продолжала:
- По-моему, наш друг хочет с тобой поговорить.
- Не со мной. Наверняка не со мной. Бен - вот кто ее мужчина, да и ты
ей без малого троюродная сестра. А мое дело - реплики подавать, я то, что
в картах называется "болван" - я, если как следует вдуматься, та же самая
Брисеида. А Брисеиде никто не станет звонить по междугороднему телефону.
- Для нее мы все - Брисеиды. Кем мы еще можем быть? Материал десятого
сорта, дешевый стиропласт для набивки картонных коробок, на таких ни одна
богиня всерьез полагаться не станет. Просто у нее выбора нет, она привыкла
именно к нам и, черт возьми, ей могли подвернуться знакомые и похуже.
Может, мы ей ничем особенным помочь и не способны, но какая-то польза от
нас наверное есть, раз она опять за тобой посылает. И если ты ей нужен, ты
должен идти.
- Идти! А куда? - Фаррелл выпрямился, и Брисеида умелась в ванную
комнату, потревожив белого Мышика, которому, впрочем, хватило двух
раундов, чтобы победить ее техническим нокаутом. Фаррелл сказал: - Джевел,
я не могу даже понять, остается ли она еще на этой несчастной планете. Но
вопрос даже не в том {где}, вопрос - {в каком виде}. Ей же ничего не
стоило перевоплотиться в здание Национального Банка в Покателло или в
какой-нибудь окопчик в Куала-Лумпур. Я и признать-то ее не сумею.
- Брисеида признает. Зачем-то она тебе ее оставила, - Фаррелл
зарычал. - Да и кольцо, наверное, тоже. Вон, посмотри как оно сияет.
- Ну да, только сиять оно и умеет. Ни на что другое оно не годится,
только напоминать мне о ней, - Джулия улыбнулась и развела руками. Фаррелл
мрачно сказал: - Пусть даже так. Пусть я брошу работу, в очередной раз
затолкаю свое барахло в автобус и усажу Брисеиду за приборную доску -
показывать, куда ей угодно, чтобы я ехал. Допустим, я уже до такой степени
спятил. И что будет с нами?
- То, что было всегда, - ответила Джулия. - Просто в этот раз все
продолжалось гораздо дольше, чему я ужасно рада.
Она похлопала по кровати рядом с собой, Фаррелл подошел и присел на
краешек. Долгое время оба молчали. Потом Джулия сказала:
- Я ведь и раньше говорила тебе: мы всегда будем вместе, потому что у
нас есть кое-что общее, чем мы ни с кем другим поделиться не сможем, и
наши любовники всегда будут испытывать ревность. Но ни ты, ни я - мы не
хотим жить друг с другом. Ты же знаешь, Джо, это правда. Это, к сожалению,
тоже одна из наших великих тайн.
- Мы слишком долго ждали, - сказал Фаррелл. - Я помню время, давнее
уже, когда для нас все было еще возможным. Теперь мы могли бы уже
превратиться в пожилую супружескую чету.
- Бессмертное существо зовет тебя в героический поиск, а ты сидишь
здесь и лепечешь что-то бессвязное о своих семейных фантазиях. Я лучше
лягу досыпать.
Фаррелл обнял ее.
- Когда меня в Покателло упекут в кутузку за бродяжничество и
бессвязный лепет, приедешь меня выручать?
- Если ты обещаешь сообщить мне, когда отыщешь Зию. Ты отыщешь ее,
старичок. Больше никто не сможет, а ты отыщешь.
Утро, в которое Фаррелл отправился в путь, выдалось промытым до
стеклянного блеска, не обернутым в туман, но острым, колющим, так что
Фаррелл даже чихнул, сделав первый глубокий вдох. Бен помог ему погрузить
последние пожитки в Мадам Шуман-Хейнк, из которой на эту ночь так и не
удалось вытурить Брисеиду. Бен молчал, так что первым открыть рот пришлось
Фарреллу:
- Как-то одиноко я себя чувствую. Никогда еще, уезжая, не испытывал
одиночества. Я буду скучать по тебе.
- Я тем более, - откликнулся Бен. - Я сознаю, что ты отправляешься на
поиски вместо меня, и чувствую себя как-то глупо. Но я не могу поехать с
тобой.
- Конечно, не можешь. У тебя работа, жизнь, которую надо поддерживать
в божеском виде, собственно, как и у Джулии. Это я все еще болтаюсь
туда-сюда.
- Не в том дело, - Бен потрепал Брисеиду и обратился прямо к ней: -
Скажи своей хозяйке, что я всю жизнь буду любить ее, и что я страшно
сердит на нее за то, что она меня бросила, когда я в ней нуждался. Я
понимаю, это звучит эгоистично и оскорбительно. Но ты ей скажи. Скажи, что
я обижен.
Брисеида лизнула его в руку, и Бен добавил, почти неслышно:
- И скажи, что я разговариваю сам с собой на ее языке.
Фаррелл в последний раз подвез Джулию до работы. Дорогой оба молчали.
Они держались за руки даже когда Фарреллу приходилось переключать
скорость. Он остановился у здания, в котором она работала, и Джулия сама
вылезла из автобуса подошла, обогнув капот, к водительскому сиденью и
поцеловала Фаррелла, наполовину вытащив его из окошка.
- Будь осторожен, - сказала она. - Ты единственное, что у меня
осталось.
- Единственное что?
Обойтись без этого вопроса было невозможно, но когда она ответила,
оба уже смеялись.
- Если бы мы только знали, что. Мы бы тогда уже эвон где были.
Она еще раз поцеловала его и ушла, не прощаясь. Последнее наполнило
Фаррелла странной надеждой и покоем - он не помнил, чтобы Джулия хоть раз
попрощалась с ним, зато они каждый раз встречались вновь.
- Пилот вызывает штурмана, - обратился он к Брисеиде. - Куда, к
дьяволу, ехать?
Брисеида бухнулась лапами на приборную доску и заскулила, мотнув
мордой в сторону Залива. Фаррелл подождал, пока Джулия скроется из виду, и
включил зажигание.
При выезде из кампуса в глаза ему бросился похожий на циркового
распорядителя рыжеволосый мужчина в костюме-тройке - пристроясь рядом с
тележкой продавца горячих крендельков, он громко выкрикивал расписание, в
соответствии с которым вот-вот предстояло прибыть Антихристу.
- Вот, полюбуйся, - порекомендовал Фаррелл Брисеиде. - Их тут пруд
пруди, они проповедуют грабителям под дождем, обращают в истинную веру
пожарные гидранты, в общем, психи, пробу негде ставить. Но они вынуждены
это делать, вынуждены пересказывать другим услышанное ими от Бога, так что
получается - и они все тоже вышли на поиск. А тут как раз я проезжаю мимо,
такой уравновешенный, цивлизованный, и знал бы кто, что я спрашиваю у
собаки, куда повернуть, чтобы найти нашу богиню. Полный восторг!
Мимо школы, похожей на выстроенную маврами авиабазу, ехать прошлось
медленно, испепеляя взглядом спокойных, не поднимая глаз, соступавших ему
под колеса подростков - видимо, приобретших неуязвимость в комплекте с
висевшими у них на животах магнитофончиками. Четыре девочки в длинных
юбках двигались ему навстречу, в ряд, словно завеса цветного дождя. Одной
из них была Эйффи. Она шла в середине, хихикая и дурачась, то опираясь на
подругу чтобы поправить сандалию, то со смехом припадая к другой,
поталкивая их бедрами и обнимая руками за плечи. Фаррелл услышал, как она
вскрикивает:
- Да он же {козел}! Думает, стоит ему притереться к тебе в очереди за
завтраком, так ты уже вся растаешь!
Каштаново-желтая грива ее волос, то и дело проезжалась по лицам
спутниц.
Фаррелл несколько раз крикнул: "Леди Эйффи!", - но она не обернулась,
покуда он не назвал ее настоящего имени. Только тогда девочка посмотрела в
его сторону, нахмурясь, помешкала, что-то сказала подругам и перешла через
улицу туда, где он затормозил у бордюра, перегородив автобусом въезд в
школу. Брисеида нетерпеливо скулила, но Фаррелл вылез наружу и стоял,
глядя, как девочка подходит к нему.
- Привет, - сказала она. - Старый Рыцарь Чего-то Такого. Призраков и
Драконов.
Она показалась ему немного бледнее той девочки, что обращалась в
птицу, но в остальном он не заметил никаких изменений.
- Я слышал, ты заболела после Турнира Святого Кита, - сказал Фаррел.
- Теперь все в порядке?
Выражение Эйффи ненадолго стало озадаченным, потом она кивнула.
- Заболела, да. Сейчас все хорошо. Я сильно болела.
Фаррелл видел по ее глазам, что он для нее - человек со знакомым
лицом, не больше, какие-либо воспоминания о его связи с событиями,
предшествовашими Турниру, в глазах Эйффи отсутствовали.
- Настоящая горячка была, - продолжала она. - Я теперь многого не
помню.
- А Никласа Боннера ты помнишь?
Лицо осталось совершенно пустым, настолько, что о притворстве не
могло быть и речи. Она никогда прежде не слышала этого имени.
- Вообще-то, - сказала она, - в Лиге куча людей, которых я никак не
могу припомнить. Да она меня теперь и интересует не так, чтобы очень, не
то, что раньше.
- О твоем отце этого не скажешь.
Она рассмеялась, обнимая рюкзачок с книгами и прислонясь к Мадам
Шуман-Хейнк.
- Взрослым некуда время девать. Им же не задают на дом задач по
комьютеру, и пьес они не ставят. Мы вон репетируем "Мышьяк и старое
кружево", я собирабюсь играть одну из старушек.
Она продолжала болтать, а ее подружки переминались на углу, и
Брисеида зевала и вздыхала в автобусе. В конце концов, Фаррелл ее перебил.
- Я не хотел тебя задерживать, - сказал он. - Просто мне нужно было
спросить кое о чем.
Эйффи ожидала вопроса, лишь тень опаски проступила в ее улыбке.
- Что она сказала тебе? - спросил Фаррелл. - В той комнате, когда
собирала твой разрушенный разум, пока все остальное разваливалось, что она
тебе сказала?
Он старался, чтобы голос его оставался ровным, без малейшей угрозы,
но Эйффи отступила на шаг.
- Ну же, уж это-то ты должна была запомнить. Даже если ты не помнишь,
как ты там оказалась, или что там происходило, ты должна была запомнить
ее, а она наверняка тебе что-то рассказывала. Она не говорила, куда
собирается, что с ней станет? Черт тебя побери, скажешь ты мне, о чем она
с тобой говорила, или не скажешь?
На какой-то миг он совершенно уверился, что некая часть ее, некая
рыжевато-золотая искра в глазах отличнейшим образом понимает каждое его
слово и смеется над ним, откидываясь назад, {будто Никлас Боннер в рощице
мамонтовых деревьев}. Но затем те же глаза наполнились слезами
негодования, и она через улицу побежала к подругам. Человек, одетый в
подобие формы, достаточное, чтобы заподозрить его в принадлежности к
школьной охране, уже направлялся к Фарреллу, так что тот запрыгнул назад в
автобус, и вместе с Брисеидой убрался от школы подальше. Бросив на Эйффи
последний взгляд, он увидел, что все три девочки утешают и обнимают ее, а
одна даже пытается погладить по голове.
Кольцевидная змейка тускло засветилась на руле, когда Мадам
Шуман-Хейнк приблизилась к скоростному шоссе. Брисеида, высунувшись в
окошко, с интересом следила за режущими Залив парусными лодками.
- Пилот вызывает штурмана, - сказал Фаррелл. - На юг Мексика, на
север Канада. Прием.
Брисеида хвостом и носом показала, куда повернуть.
