глупый пес сам о себе позаботится.
"А может быть, он упал и расшибся?" - подумала я.
- Позволь мне слазить за ним. Это же не опасно? Он там не может
утонуть?
- Оставь его в покое. Он отлично знает дорогу домой. Я сделала вид,
что не слышу, и продолжала карабкаться на скалу. "Бессердечно так бросить
собаку на произвол судьбы", - возражала я про себя Максиму.
Наконец я влезла на скалу и глянула вниз. Там была другая бухта,
более широкая. В море вдавался небольшой каменный волнорез, и был устроен
причал. Но лодки не было. На берегу стояло низкое и длинное здание, не то
коттедж, не то лодочная станция. На песке сидел какой-то рыбак, а Джаспер
носился вдруг него, отчаянно лаял и хватал его за ноги.
- Джаспер? - крикнула я. - Иди сюда!
Но он только махнул хвостом. Мужчина обернулся. У него были крохотные
бессмысленные глазки идиота и мягкий красный рот.
- Здравствуйте, - сказал он. - Грязно сегодня.
- Здравствуйте. Погода действительно неважная.
- Вы пришли ловить креветок? - он рассматривал меня с интересом. - А
их здесь совсем нет.
- Иди сюда, Джаспер! Уже поздно.
Но на пса нашел дух противоречия. Возможно, на него так подействовал
свежий морской ветер. Он и не собирался следовать за мной.
- Нет ли у вас веревки? - спросила я.
- Э?
- Нет ли веревки? - повторила я.
- Креветок совсем нет, хоть я и сижу с самого утра.
- Мне нужна веревка, чтобы привязать собаку.
- Этого пса я знаю. Он пришел из господского дома.
- Собака принадлежит мистеру де Винтеру, я хочу отвести ее домой.
- Она не ваша.
- Она принадлежит мистеру де Винтеру.
Я пошла в дом, надеясь найти какую-нибудь веревку. Дверь оказалась
незапертой. Я ожидала увидеть там канаты, якоря, весла, а увидела хорошо
обставленную жилую комнату. Большой диван, стол, несколько стульев, полка
с посудой, книжная полка. Но все покрыто толстым слоем пыли, запущено. В
углах паутина, на стенах плесень. Обивка на диване и стульях порвана. В
другом конце комнаты дверь. За ней я и нашла то, что ожидала: паруса,
весла, якоря.
На полке лежал большой моток веревки и рядом - нож. Я отрезала нужный
мне кусок и вышла из дома. Рыбак молча наблюдал за мной, а Джаспер сидел
рядом с ним.
- Иди ко мне, Джаспер! Иди, мой хороший песик!
На этот раз он позволил мне привязать веревку к ошейнику.
- Я нашла веревку в коттедже, - сказала я рыбаку. - До свидания.
- Я видел, что вы входили в дом.
- Все в порядке. Мистер де Винтер не будет возражать.
- А она больше не приходит сюда.
- Да, да, не приходит.
- Она уплыла в море и больше не вернется.
- Не вернется.
- Я ведь никому не рассказывал об этом.
- Да, да, конечно. Не беспокойтесь об этом. Я направилась обратно.
Максим стоял на скале, засунув руки в карманы.
- Прости меня, что я заставила тебя ждать, - сказала я. - Но Джаспер
никак не желал идти домой. Мне пришлось поискать веревку.
Он круто повернулся на каблуках и пошел к лесу.
- А нам не надо спускаться по скале в ту бухту? - спросила я.
- В этом нет смысла, раз уж мы пришли сюда.
- Джаспер все кидался на того человека. Кто это?
- Бен. Безвредный бедный идиот. Его отец был сторожем в этом доме.
Теперь сторожа живут неподалеку от фермы. Где ты взяла эту веревку?
- В доме, на берегу.
- Дверь была открыта?
- Да. Но веревку я нашла в другой комнате, где лодочные
принадлежности.
- Я полагал, что там все заперто. Туда не надо заходить. Я не
ответила. Меня это не касалось.
- Это Бен сказал, что дверь открыта? - спросил он.
- Да нет. Он вообще, видимо, не понял, о чем я его спрашивала.
- Он притворяется большим идиотом, чем это есть в действительности.
Вероятнее всего, он постоянно ходит в этот домик, но не хочет, чтобы об
этом знали.
- Не думаю, - возразила я. - Там все так, будто давно никто не входил
туда. Никаких следов, кроме крысиных; диван они уже изгрызли. А книги
сгниют.
Максим ничего не ответил. Мы шли по тропинке, ничем не напоминающей
Счастливую долину. Деревья обступали ее плотной стеной, создавая сумрак.
Дождь все еще продолжался, просачиваясь мне за воротник, и вода текла по
телу. Ноги у меня ныли от непривычного лазания по складам. Джаспер,
утомленный бессмысленной беготней, еле тащился сзади, высунув язык.
- Иди же, Джаспер? - крикнул ему Максим. - Беатриса права: пес
слишком зажирел.
- А ты не шагай так быстро, - возразила я. - Мы с Джаспером еле
поспеваем за тобой.
- Надо было слушаться меня. Если бы ты не полезла на скалы, мы давно
были бы дома. Джаспер прекрасно нашел бы обратную дорогу. Не надо было и
лазить за ним.
- Я боялась, что он там упадет и разобьется. А кроме того, я боялась
прилива.
- Неужели ты подумала, что я брошу собаку, когда ей грозит прилив?
Просто я был против твоего лазанья на скалы, а вот теперь ты ворчишь, что
устала.
- Я не ворчу. Любой на моем месте устал бы. Вот уж не думала, что ты
представишь мне одной карабкаться на скалу. Я ждала, что ты пойдешь за
мной.
- Чего ради изводить себя из-за этого дурного пса.
- А ты так говоришь, потому что не можешь придумать ничего другого в
свое оправдание.
- Оправдание? Почему я должен оправдываться? Что я сделал?
- Конечно, ты должен извиниться за то, что не пошел со мной в другую
бухту...
- А как ты думаешь, почему я не пошел за тобой?
- Ну, я не умею читать чужие мысли. Просто видела, что ты не хочешь
идти со мной. Это было видно по твоему лицу.
- А что ты еще прочла на моем лице?
- Я уже сказала, и давай закончим этот разговор. Я устала от него.
- Все женщины говорят так, когда им больше нечего сказать. Ну хорошо,
я действительно не хотел идти в ту бухту. И никогда не приближаюсь к этому
богом проклятому месту. Если бы у тебя были такие же воспоминания об этом
коттедже, как у меня, ты тоже не захотела бы подходить туда. Даже говорить
или вспоминать об этом месте. Теперь, надеюсь, ты удовлетворена, и мы
действительно прекратим этот разговор. - Он побледнел, глаза его
помрачнели, и в них было то же отчаянье, как в дни нашего знакомства.
- Максим, пожалуйста...
- В чем дело? Что ты хочешь?
- Я не могу, чтобы ты так смотрел на меня, мне это слишком больно.
Давай забудем весь этот разговор. Пусть опять все идет по-хорошему.
- Нам следовало остаться в Италии и не возвращаться в Мандерли. Каким
я был дураком, что вернулся сюда.
Он устремился вперед еще быстрее, и мне пришлось бежать за ним, таща
за собой несчастного Джаспера. Наконец мы дошли до поляны с развилкой на
тропинке. Это было именно то место, где Джаспер хотел идти налево, когда
мы повернули направо. Очевидно, он привык ходить по этой тропинке к
коттеджу на берегу.
Мы молча вошли в дом. Максим прошел через холл в библиотеку, не
взглянув на меня.
- Подайте мне чай, и поскорее, - сказал он Фритсу, проходя через
холл.
Я постараюсь сдержать слезы: Фритс не должен был их видеть. Ведь он
тотчас же рассказал бы прислуге: "Миссис де Винтер только что плакала в
холле. Очевидно, они плохо ладят друг с другом". Когда он подошел ко мне,
чтобы снять дождевик, я отвернулась.
- Я повешу ваш плащ в оранжерее, миледи.
- Спасибо, Фритс.
- Неудачный день для прогулки, миледи.
- Да, вы правы.
- Ваш носовой платок, миледи.
- Благодарю вас, - и я спрятала поданный Фритсом платок.
Я не знала, идти ли мне за Максимом или к себе, и стояла в
нерешительности, кусая ногти. Фритс, вернувшись из оранжереи, удивился,
заставив меня на том же самом месте.
- Миледи, - сказал он, - в библиотеке разведен огонь.
- Спасибо.
Я медленно прошла через холл и вошла в библиотеку. Максим сидел в
кресле. Газета лежала рядом. Я подошла, наклонилась и прислонилась щекой к
его щеке.
- Не сердись на меня больше, - прошептала я.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел на меня в упор.
- Я не сержусь.
- Я чувствую себя такой несчастной, когда вижу тебя огорченным. Мне
кажется, что вся душа у тебя изранена и избита. И мне это очень больно. Я
ведь так сильно люблю тебя...
- В самом деле? Ты в этом уверена?
- В чем дело, дорогой? Почему ты так недоверчиво глядишь на меня?
Не успел он ответить мне, как открылась дверь и началась чайная
церемония. На столе появилась белоснежная скатерть, уставленная кексами,
пирожными, сандвичами, а на маленькой спиртовке кипел серебряный чайник.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем мы снова оказались наедине.
За это время на его лице снова появилась краска, а из глаз исчезло
отчаянье. Он спокойно взял сандвич и приступил к чаепитию.
- Все это случилось из-за неожиданных гостей, - сказал о? - Беатриса
каждый раз умудряется погладить меня против шерсти. В детстве мы с не
каждый день дрались. Я очень люблю ее, но рад, что живем мы далеко друг от
друга... Кстати, о родственниках. Нам придется как-нибудь на днях
навестить мою бабушку... Налей-ка мне еще чаю, дорогая, и прости, что я
был так резок с тобой.
Инцидент был исчерпан, и можно было больше не возвращаться к нему. Он
улыбнулся мне, и эта улыбка была мне наградой, как мое поглаживание ушей у
Джаспера: о, мой хороший песик, лежи спокойно и не расстраивай меня. Я
вернулась в прежнее свое положение, то есть снова стала Джаспером для
Максима.
Я взяла со стола кусок пирога и поделила его между двумя собаками.
Почувствовав, что пальцы стали жирными, я достала из кармана носовой
платок и изумленно уставилась на него. Крохотный кусочек батиста, обшитый
кружевами. Это был не мой платок. Я вспомнила. что Фритс поднял его с
пола, когда я снимала плащ. В углу платочка монограмма: "Р",
переплетенного с "д" и "В". Очевидно, платочек лежал в плаще очень давно,
и никто не надевал этот плащ. Его когда-то носила женщина с более
широкими, чем у меня, плечами. Рукава плаща были так длинны, что закрывали
мне кисти рук. Несколько пуговиц оторвано. Очевидно, Ребекка просто
накидывала его на плечи. На платочке сохранился след губной помады и
слабый аромат. Очень знакомый запах. Только позднее я вспомнила, что так
пахли азалии в Счастливой долине.
11
Целую неделю стояла дождливая холодная погода, и мы не спускались к
морю. Я видела его только с террасы или с лужайки, и выглядело оно весьма
неприветливо. Шум его не утихал, и волны бесконечно разбивались о берег. Я
радовалась, что живу в восточном крыле с видом на розарий, а не на это
суровое и угрожающее море. Иной раз ночью, когда не спалось, я садилась у
открытого окна, наслаждаясь тишиной и благоуханием сада.
Я не хотела вспоминать море и заброшенный коттедж, и все же постоянно
думала об этом.
Не могла я забыть и отчаянье в глазах Максима, когда он стоял на
тропинке, ведущей к коттеджу. Вспоминала его слова: "Какой же я был дурак,
что вернулся в Мандерли". Я винила себя в происшедшем: я спустилась к
коттеджу и нечаянно коснулась его незаживающей душевной раны. И хотя
Максим был таким же спокойным, как до того вечера, я все же чувствовала,
что между нами встала какая-то глухая стена. Я нервничала и все время
боялась, как бы нечаянно в разговоре не коснуться его больного места.
Даже Фрэнк Кроули напугал меня однажды, заговорив за завтраком о
парусных состязаниях в соседнем городке. Тема показалась мне опасной, и я
вскочила из-за стола, подошла к серванту, чтобы взять себе сыру, которого
мне вовсе не хотелось. Но Максим никак не реагировал на сообщение Фрэнка,
и мирная беседа продолжалась. Мне явно не хватало выдержки и спокойствия.
Робость и неловкость моя усилились. Когда к нам приезжали гости, я
терялась и молчала, пока не подходил Максим. А в его присутствие я
боялась, что кто-нибудь неловким словом заденет его, и мне опять было не
по себе.
В этот первый период нашей жизни в Мандерли нас часто посещали
соседи: делали визиты новобрачным. Из-за робости я произносила лишь
односложные фразы из ученического лексикона, и тогда они беседовали с
Максимом о людях, которых я не знала, и о местах, где я не была. Я себе
ясно представляла, что на обратном пути визитеры, наверное, говорят:
"Боже, как она глупа, разительный контраст с Ребеккой!"
Максим настаивал, чтобы я делала ответные визиты. Иной раз он не мог
сопровождать меня, и мне приходилось переносить пытку одной.
- Будете ли вы устраивать в Мандерли большие приемы? - спрашивали
меня.
- Право, не знаю. Максим ничего не говорил мне об этом.
- В прежние времена Мандерли посещало множество гостей.
- Да, я слышала об этом.
Наступала пауза, я бросала взгляд на часы.
- К сожалению, я должна расстаться с вами. Я обещала Максиму
вернуться к четырем.
- Может быть, останетесь на чай? Мы всегда пьем чай в четверть
пятого.
- Благодарю вас, но, право, не могу.
И с чувством облегчения я возвращалась в ожидавшую меня машину.
Во время визита к жене епископа она спросила меня:
- Думаете ли вы возобновить маскарадные была? Они были так прекрасны
у вас, что я до сих пор забыть не могу.
Я улыбнулась так, будто все знала об этих балах.
- Мы еще не решили. До сих пор было так много неотложных дел...
- Понимаю, понимаю... Надеюсь, вы обсудите этот вопрос. Мандерли
словно создано именно для таких балов. Оркестр играл на галерее, а в холле
танцевали. Я помню один из приемов в Мандерли в разгар лета, когда
распустились все цветы. Чай подавали гостям в розарии на маленьких
столиках. Это было очаровательно! Ребекка умела все прекрасно устроить...
- Да, да, она была, по-видимому, выдающейся женщиной: красива, умна,
очаровательна и к тому же еще спортсменка.
- Да, она была прелестна и очень жизнерадостна. Безусловно, очень
одаренная женщина.
- Она ведь сама управляла хозяйством в Мандерли. Это, вероятно,
отнимало у нее массу времени. Я-то предоставила экономке вести хозяйство.
- Ну, нельзя же все делать самой. К тому же вы еще очень молоды.
Кроме того, у вас же есть свое маленькое хобби. Я слышала, вы хорошо
рисуете?
- О, не слишком хорошо.
- Но все-таки приятно иметь такую способность. Далеко не все люди
умеют рисовать. К тому же в Мандерли много очаровательных уголков, которые
стоит зарисовать... Ну, а еще что вы любите: теннис, еще какая-нибудь
игра? Верховая езда? Охота?
- Нет, нет. Я ничего этого не умею. Люблю пешие прогулки...
- Это самый лучший вид спорта! Мы с епископом тоже любим дальние
прогулки. Несколько лет назад мы жили в Пеннинских горах и частенько
проходили по двадцать миль в день...
- Очень рада, что застала вас дома, - я поднялась, чтобы попрощаться.
- Надеюсь, вы навестите нас.
- Не забудьте напомнить вашему мужу о маскараде!
- Да, да, обязательно!
По дороге домой я себе представила Максима рядом с высокой
бледнолицей черноволосой красавицей. Они стоят на площадке лестницы во
время приема, пожимают направо и налево руки, приветствуют гостей. Она
замечает все, что происходит вокруг, ведет легкую беседу и одновременно
отдает через плечо приказания прислуге.
Мне вспомнился один из моих предыдущих визитов к даме с резким
скрипучим голосом. "Будут ли у вас большие приемы?" А я ее видеть больше
не хочу. И вообще я не желаю делать визиты! Скажу об этом Максиму. Они
разглядывают меня, чтобы потом за глаза покритиковать мою фигуру, лицо,
одежду: "До чего же она не похожа на Ребекку!" А если я не стану у них
бывать, они найдут новый повод для сплетен: "Она так дурно воспитана.
Неудивительно: он подобрал ее где-то в Монте-Карло. У нее не было ни гроша
и она служила компаньонкой у какой-то старухи". - "Неужели это правда?
Странный народ, эти мужчины!? - И это Максим, он же всегда был таким
разборчивым. Как он мог жениться на такой девушке после того, как был
мужем Ребекки!"
Пусть говорят, что хотят, - мне все равно.
Когда автомобиль въехал в ворота, я высунулась в окошко и кивнула
жене привратника, которая, вероятно, меня даже не знала. На аллее мы
догнали Фрэнка, он поприветствовал меня и, казалось, был рад встрече. Я
постучала в стекло и велела шоферу остановиться.
- Я хочу пройтись с вами, Фрэнк!
Я называла его Фрэнком, как и Максим, а он неизменно величал меня
миссис де Винтер. Если бы мы оказались на необитаемом острове и провели бы
там остаток нашей жизни, он все равно называл бы меня миссис де Винтер.
Мне он был очень симпатичен, и я не соглашалась с Беатрисой, которая
считала его туповатым и неумным. Может быть, потому он и нравился мне, что
я сама была тупа и глупа?
- Вы делали визиты, миссис де Винтер?
- Да, я была у жены епископа. Она расспрашивала меня, будем ли мы
устраивать был-маскарад. Два года назад она была на таком в Мандерли и
никак не может забыть его.
Он немного поколебался, прежде чем ответить.
- Да, эти балы гремели на все графство. Даже из Лондона приезжали
гости.
- Вероятно, такой бал трудно организовать?
- Да, трудновато.
- Очевидно, Ребекка принимала в этом активное участие? Он искоса
поглядел на меня.
- Работы хватало всем.
- Я бы, наверное, ничем не смогла помочь в этом деле. У меня нет
никаких организаторских способностей.
- Вам бы ничего и не понадобилось делать, кроме как оставаться самой
собой и украшать этот бал.
- Вы, конечно, очень милы, Фрэнк. Но, боюсь, я и на это не способна.
Вы не спросите Максима о таком бале?
- А почему вам самой не спросить?
- Нет, нет. Сама я не хочу.
Произнося однажды вслух имя Ребекки (в разговоре с женой епископа), я
почувствовала, что в дальнейшем смогу спокойно говорить о ней.
- Я была на днях в бухточке у моря, в той, где построен волнорез.
Джаспер вдруг обозлился и все время кидался на какого-то несчастного
рыбака с голубыми глазами идиота.
- Это был Бен. Не бойтесь его. Он совершенно безобиден и не способен
убить даже муху.
- О, я вовсе не испугалась его. Мне пришлось зайти в коттедж за
веревкой, чтобы привязать Джаспера, и я увидела там мерзость запустения.
Жаль, что все там ветшает и гибнет без всякой пользы.
Он ответил не сразу, а после того, как нагнулся и завязал шнурок
ботинка.
- Если бы Максим хотел, чтобы я занялся этим домиком, он бы сказал
мне об этом.
- Скажите, все вещи там принадлежали Ребекке? Да? А для чего,
собственно, она использовала этот коттедж? Снаружи он выглядит как обычная
лодочная станция.
- Сначала это и была только станция, а позднее она перевезла туда и
мебель, книги и посуду и превратила в жилое помещение.
Он говорил о Ребекке "она". Он не назвал ее "миссис де Винтер", как я
ожидала.
- Для чего она использовала этот коттедж?
- Она постоянно придумывала всякие развлечения, вроде пикников при
лунном свете и тому подробное.
- Зачем там построена маленькая пристань?
- Там обычно стояла лодка.
- Какая лодка?
- Ее лодка.
Ему явно не хотелось говорить об этом, а я, словно сорвавшись, никак
не могла остановить поток моих расспросов.
- Куда девалась лодка? Или это та самая, которая утонула?
- Да, лодка опрокинулась и затонула, а ее смыло за борт.
- Какого размера была эта лодка?
- Около трех тонн водоизмещением и имела еще каюту на палубе.
- Почему она опрокинулась?
- В заливе бывают шквальные ветры.
- Неужели никто не мог выйти в море ей навстречу и спасти?
- Никто не видел, как это произошло, никто не знал, что она в море.
- Но дома ведь кто-нибудь должен был знать, где она находится?
- Нет, она часто уплывала в море совершенно одна и возвращалась среди
ночи, проводя время до утра у себя в коттедже.
- Была ли она нервной?
- О нет!
- Скажите, а Максим не возражал против ее странных привычек?
Минуту помолчав, Фрэнк медленно произнес:
- Этого я не знаю.
Вероятно, она хотела вплавь добраться до берега и не смогла, утонув
где-то между берегом и затонувшей лодкой.
- Сколько времени спустя было найдено ее тело?
- Прошло около двух месяцев.
- Где же ее обнаружили?
- Недалеко от Эджкомба, приблизительно в сорока милях отсюда.
- Как ее могли узнать после двухмесячного пребывания в воде?
- Максим ездил в Эджкомб для опознания.
Внезапно я прекратила свои вопросы. Мне показалось, что я похожа на
человека из толпы, который непременно хочет посмотреть на жертву уличного
движения поближе, или на человека, который просит у незнакомых людей
разрешения зайти и взглянуть на покойника. Мне было стыдно, и я боялась,
что Фрэнк Кроули станет презирать меня.
- Это было, наверное, ужасное время для всех вас, и вам, вероятно,
неприятны мои расспросы и воспоминания обо всем этом несчастье.
До сих пор мы были с Фрэнком в очень хороших отношениях, и я всегда
считала его своим союзником... Не потеряла ли я его дружбу после этого
разговора?
До чего же длинная была эта въездная аллея! Она всегда напоминала мне
волшебные сказки Гримма, в которых принц теряет дорогу.
Я чувствовала, что Фрэнк все еще насторожен и боится дальнейших
расспросов.
- Фрэнк, - в отчаянье сказала я, - я понимаю, что вы не можете
объяснить себе, почему я задаю вам такую массу вопросов. Поверьте, что
мною руководит вовсе не любопытство. Просто я чувствую себя здесь, в
Мандерли, такой никчемной и ненужной, и особенно потому, что все
сравнивают меня с Ребеккой и думают: и что в ней нашел Максим? Никто этого
понять не может. Я чувствую, что мне не следовало выходить замуж за
Максима, когда все кругом повторяют: как резко она отличается от Ребекки!
- Миссис де Винтер, пожалуйста, не думайте так. Вы совершенно
неправы. Для Максима именно это и хорошо, что вы никого и ничего не знаете
здесь, в Мандерли. Это дает ему отдых от мыслей, связанных с ужасным
несчастье, происшедшим здесь и сравнительно недавно.
Я мало знаю вас и вообще мало знаю женщин, так как я холост, но я
хорошо знаю Максима, а также то, что скромность и доброта больше нужны в
семейной жизни, чем остроумие и гордая красота.
Милый Фрэнк, которого так презирала Беатриса, еще долго объяснял мне,
что я безусловно являюсь очень подходящей женой для Максима.
- Он, несомненно, был бы очень огорчен, если бы узнал о ваших мыслях
и переживаниях. Он выглядит очень довольным и спокойным. А ведь миссис
Леси была совершенно права, когда говорила, что год назад мы опасались за
его рассудок и даже за его жизнь, хотя ей конечно, не следовало прилюдно
обсуждать эту тему.
- Мой добрый, хороший Фрэнк, почему я давно не поговорила с вами
откровенно? Я чувствую себя гораздо лучше, гораздо увереннее, Фрэнк! Ведь
в вашем лице я приобрела друга и союзника, не правда ли?
- О да!
- Фрэнк прежде чем мы закончим этот разговор, позвольте мне задать
вам еще один вопрос и обещайте откровенно ответить на него.
- Вот это нехорошо с вашей сторон? - как я могу обещать, не зная, о
чем именно вы хотите меня спросить?
- Нет, не бойтесь, ничего страшного не случится, так как мой вопрос
отнюдь не носит интимного характера.
- Ну что ж, согласен. Постараюсь ответить вам, как смогу.
- Скажите мне, Ребекка была очень красива?
- О да, она была самой красивой женщиной, которую я видел во всю свою
жизнь.
Мы вошли в дом; я позвонила, чтобы подали чай.
12
Миссис Дэнверс я почти не видела. Она звонила мне утром по домашнему
телефону. клала ежедневно меню на мой стол для просмотра, и больше я о ней
ничего не слышала. Она наняла мне горничную по имени Кларисса, милую,
симпатичную девушку, которая выросла не в Мандерли, а где-то неподалеку и
так же, как и я, мало зала о здешних порядках.
Для нее я была главной хозяйкой, настоящей миссис де Винтер.
Алиса презирала меня за то, что я не умела приказывать и была всегда
скромной и легко тушевалась.
Я была очень довольна, когда избавилась от Алисы и получила взамен
Клариссу, простую девушку, которая не умела отличить дешевые кружева от
дорогих.
Мне стало легко понять миссис Дэнверс после объяснения Беатрисы:
"Разве вы не знали? - она ведь просто обожала Ребекку." Любая женщина,
оказавшаяся на моем месте, была бы ей так же неприятна, как я, потому что
она всегда думала о той миссис де Винтер, которая уже никогда не вернется.
Я была полностью согласна с Фрэнком, что мне надо было совсем забыть
о Ребекке. Но это легко было сказать. А я ежедневно сидела в ее будуаре,
за ее столом, писала ее пером и даже находила ее носовые платки в своем
кармане.
Я хотела быть счастливой и сделать счастливым Максима, но, увы, мне
не удавалось изгнать Ребекку из своих мыслей. Я все-таки чувствовала себя
гостьей в доме, где временно отсутствует хозяйка.
- Фритс, - однажды сказала я, входя в библиотеку с большим букетом
срезанных мною лилий, - где мне взять высокую вазу для этих цветов? Те,
что находятся в оранжерее, слишком малы.
- Для лилий мы всегда брали высокую алебастровую вазу из гостиной.
- А она не испортится от воды?
- Миссис де Винтер всегда пользовалась ею.
После этого он принес мне вазу, уже наполненную водой, и я сама
расставила в ней цветы подбирая их по оттенкам.
- Фритс, нельзя ли отодвинуть этот столик от окна, чтобы поставить на
него цветы?
- Миссис де Винтер всегда ставила алебастровую вазу, на столик за
диваном.
Я заколебалась, а Фритс наблюдал за мной с бесстрастным лицом. Он,
безусловно, выполнил бы мое указание, если бы я велела отодвинуть столик
от окна, но я не настаивала.
- Вы правы. Эта ваза выглядит лучше на большом по размеру столе.
И я поставила алебастровую вазу туда, куда ее ставили до меня.
Беатриса не забыла о том, что обещала мне свадебный подарок, и
однажды, когда я сидела в своем будуаре. Роберт внес огромную посылку,
явно очень тяжелую. Я всегда по-детски радовалась посылкам. Бросилась к
пакету, разрезала веревки и развернула коричневую бумагу. В пакете были
книги: четыре толстых тома по истории искусств. В первом томе лежала
записка: "Я думаю, что такой подарок придется вам по вкусу. Любящая вас
Беатриса".
Это было очень мило с ее стороны, она действительно старалась
доставить мне удовольствие. Я попробовала поставить книги на полку и
отошла на один миг назад, чтобы посмотреть, какой вид они имеют на полке.
В это время одна из книг соскользнула с полки, а за ней покатились и
остальные. Одна из них задела фарфоровую статуэтку, стоящую на соседней
полочке. Статуэтка упала на пол и вдребезги разбилась. Испуганно
оглянувшись на дверь, я аккуратно собрала все осколки. Затем достала из
ящика конверт, высыпала туда остатки статуэтки и засунула конверт на самое
дно ящика.
После этого взяла подаренные книги и унесла их вниз, в библиотеку,
где они прекрасно поместились на одной из полок.
Максим рассмеялся, когда я с гордостью показала ему подарок.
- Вероятно, ты ей очень понравилась, - сказал он. - Би никогда в
жизни не открывает книгу, если этого можно как-нибудь избежать.
- Она говорила тебе что-нибудь обо мне?
- Когда она была у нас к ленчу? Нет, по-моему, ничего не говорила.
- А может быть, она написала тебе что-нибудь?
- Мы никогда не переписываемся, кроме тех случаев, когда происходят
какие-нибудь семейные несчастья. Я считаю, что писание писем - пустая
трата времени.
Если бы у меня был брат, подумалось мне, я бы все-таки написала ему
несколько слов по поводу его недавнего брака. Конечно если бы считала брак
удачным. В противном случае, я бы этого делать не стала.
На следующий день Фритс, после того как подал нам кофе в библиотеку,
остановился в дверях и сказал:
- Разрешите мне поговорить с вами, сэр?
- Да, пожалуйста. Что случилось, Фритс?
Это по поводу Роберта сэр, между ним и миссис Дэнверс возник
серьезный конфликт, и он очень расстроен.
- О боже, - воскликнул Максим, а я начала ласкать Джаспера (мое
постоянное пристанище в минуты смущения).
- Миссис Дэнверс обвиняет Роберта в исчезновении статуэтки из
будуара. Видите ли, в его обязанности входит приносить туда по утрам
свежие цветы. Сегодня миссис Дэнверс вошла в будуар после его ухода и
заметила, что статуэтка отсутствует. Еще вчера она была на месте. Она
обвиняет Роберта в том. что он либо украл статуэтку, либо разбил ее и не
желает в этом сознаться. Роберт категорически отрицает и то, и другое. Вы,
может быть, заметили, что он был сам не свой во время ленча?
- Я заметил, что он подал мне котлеты прямо на тарелке, а не
предложил взять их с блюда. Я не знал, что Роберт столь чувствителен. Ну,
очевидно, статуэтку разбил кто-нибудь другой, вероятно, горничная.
- Нет, миссис Дэнверс вошла в комнату до того, как горничная
приступила к уборке, сейчас же после того, как РОберт принес цветы. А
вчера никто не входил в комнату после того, как ее покинула мадам.
- Попросите миссис Дэнверс ко мне, и мы сейчас покончим с этим делом.
Что это была за статуэтка?
- Статуэтка из китайского фарфора.
- О боже, это одно из наших сокровищ. Позовите миссис Дэнверс.
- Слушаю, сэр.
Фритс вышел из комнаты, и мы с Максимом остались одни.
- Неприятно, - сказал Максим. - Эта статуэтка стоила кучу денег. Но я
не понимаю, почему слуги обращаются ко мне, это ведь твоя компетенция,
дорогая.
Я подняла голову, и он увидел мое залитое краской смущения лицо.
- Дорогой, - сказала я, - я хотела рассказать тебе раньше, но просто
забыла. Дело в том, что статуэтку разбила я.
- Почему же ты не сказала об этом при Фритсе?
- Я боялась, что он сочтет меня сумасшедшей.
Теперь это случится скорее. Ты должна будешь сказать все и ему, и
миссис Дэнверс.
- О нет, Максим, скажи лучше ты, а мне позволь уйти наверх.
- Не будь дурочкой. Можно подумать, что ты их боишься.
