Завещание профессора Яворского | |
понимаю, Галина Архиповна: что драка не случайно возникла. Зимовец искал
эту девушку в джинсах. Официант Шерстюк рассказывает: как только Зимовец
вошел в ресторан, так стал подходить к танцующим, заглядывать в лица
женщинам. Там темновато было, вот он и присматривался. Выходит, на почве
ревности это произошло - и хулиганство, и драка.
Галина не знала, что и думать. Рассказ Бессараба по-иному очерчивал
столь небрежно нарисованную Мандзюком картину происшествия: Анатолий,
безусловно, знал девицу в белых джинсах, очевидно, был увлечен, а, может,
даже влюблен в нее. Но она предпочла другого: преуспевающего мужчину
средних лет, элегантного и самоуверенного, волевого и умелого в обращении
с такими девицами. Ситуация в общем-то банальная, но, при определенном
стечении обстоятельств, взрывоопасная. Сейчас трудно гадать, где впервые
встретилась эта троица и как возникла ссора. Но уже ясно, что конфликт
начался не в ресторане. Скорее всего, ссора вспыхнула где-то в другом
месте и была усугублена каким-то оскорблением, глубоко задевшим
восемнадцатилетнего парня, с которым мужчина надеялся разделаться погодя,
так сказать, одним щелчком. Но Анатолий Зимовец был не из тех, кто дает
себя щелкать по носу. И мужчина, поняв это, счел за лучшее отделаться от
парня, благо под рукой была машина. Анатолий каким-то образом узнал, куда
подался обидчик, и бросился следом. Перед тем, как появиться в ресторане,
он выпил для храбрости. Гнев, замешанный на водке, породил взрыв; ярость
помрачила рассудок. Мужчина не ожидал такого накала и был ошеломлен не
столько своей раной, сколько неистовством восемнадцатилетнего парня. Вряд
ли он думал в тот момент о своей жене, о том, как она прореагирует на эту
историю: его собственная реакция не успела сформироваться: мозг пытался,
но еще не мог дать оценки происшедшему. А вот его спутница была не столь
впечатлительна, она меньше всего думала о причинах, больше - о
последствиях и, едва появилась милиция, бросилась к машине, села за руль.
Она сразу поняла, что ее приятель не сможет вести машину, и надо побыстрее
покинуть место происшествия. И не пострадавший, как это хотел представить
Мандзюк, а девица в белых джинсах опасалась скандала. Есть такие ушлые
девицы, которые дома, на работе, в учебном заведении ведут себя куда как
благонравно, тщательно скрывая порочность своих мыслей и устремлений,
равно как и свои отношения с щедрыми на угощение и подарки женатыми
мужчинами, в чьих интересах (и ушлые девицы это учитывают) не афишировать
такие отношения. Хотя могло быть и другое. В интимные ресторанчики
случается приезжают не только с чужими мужьями, но и со своими
начальниками. Бойкая, сообразительная, умеющая водить машину, девица могла
быть сослуживицей, или - что скорее всего - секретарем этого мужчины. А
кто имеет личных секретарей? То-то и оно! Вот где замыкается круг не
только ее, Галины, рассуждений, но и рассуждений старшего лейтенанта
Мандзюка. Хотя надо полагать Мандзюк рассуждал недолго - он уже вчера
наверняка знал, кто этот мужчина, и теперь думал только о том, как бы
замять эту историю, представить ее пустяковой, не заслуживающей внимания.
Но его уловка шита белыми нитками: установить личность пострадавшего проще
простого - достаточно позвонить в медпункт дома отдыха "Заря". Даже
начинающий милиционер догадался бы. А сержант Бессараб, вероятно, уже
навел соответствующую справку. Из профессионального любопытства должен был
поинтересоваться. Однако спрашивать его напрямик неудобно - зачем ему
знать, что она думает о старшем лейтенанте Мандзюке...
- Михаил Ильич, что говорит фельдшер дома отдыха "Заря"? У этого
мужчины серьезное ранение?
- Не обращался он в медпункт.
- То есть как не обращался?!
- А так: не заезжали они туда. И в другие медучреждения не
обращались.
Галина не поверила своим ушам: какая-то фантастика!
- Откуда вам это известно?
- Мы с лейтенантом Кленовым сегодня все городские больницы объехали,
а в доме отдыха "Заря" и в войсковой части, что на Воздушной - там есть
медсанчасть - еще вчера побывали. По регистрации за 28-ое и 29-ое числа
смотрели. Нигде такой случай не отмечен.
- Ничего не понимаю! - Галина обхватила руками голову и так сидела с
полминуты, потом посмотрела на Бессараба. - Михаил Ильич, а вы что-нибудь
понимаете?
- Нет... Да что я! Перед обедом, когда мы с Кленовым вернулись в
райотдел ни с чем, старший лейтенант Мандзюк вот так же, как и вы сейчас,
за голову взялся.
- Мандзюк?! - едва не подскочила Галина.
Это нельзя было так оставить. Какими бы соображениями не
руководствовался Алексей Мандзюк, он не имел права морочить голову ей,
инспектору городского Управления милиции. И тасовать факты по своему
усмотрению, вуалируя одни и выпячивая другие, тоже не имел права. И если
утром Галина еще раздумывала над тем, жаловаться или не жаловаться на
него, то после разговора с Бессарабом, твердо решила доложить руководству
отдела о более чем странном поведении старшего лейтенанта Мандзюка.
Подполковник Билякевич был в Киеве на совещании, майор Уфимцев болел.
Из руководителей отдела на месте оставался только капитан Ляшенко, к
которому Галина обратилась не без колебаний. Она почти не сомневалась, что
он высмеет ее подозрения - ему только повод дай! - либо посчитает это дело
не заслуживающим внимания. К тому же Ляшенко был давнишним приятелем
Мандзюка и стоило крепко подумать, прежде чем обращаться к нему по такому
поводу. Было еще одно обстоятельство, которое смущало Галину всякий раз,
когда приходилось обращаться по тому или иному вопросу к капитану Ляшенко.
В свое время она была влюблена в Валентина Ляшенко, как влюблялась до
этого поочередно в киноактера Олега Янковского, космонавта Шаталова,
доцента кафедры судебной медицины Сторожука. К счастью (а может, к
сожалению), девичья влюбленность не долговечна и уже через год-полтора, за
которые старший лейтенант Ляшенко не удосужился раскрыть ее тайну (сыщик,
называется!), Галина не то, чтобы разочаровалась, а как бы взглянула на
него другими глазами. Она уже не розовела от ляшенковских комплиментов,
любезностей (он расточал их не только ей!); перестала восхищаться его
элегантностью (угрозыск - не дом моделей!); не спешила умиляться его
остроумным шуточкам (не всегда уместным и чаще всего небезобидным), а его
покровительственно-фамильярное отношение к ней - в ту пору уже
студентке-заочнице, призеру областных соревнований по легкой атлетике -
даже раздражало (с его легкой руки чуть ли не все сотрудники городского
Управления называли ее не иначе как Галочкой). При этом, она отдавала ему
должное: умен, находчив, умеет быть сдержанным, корректным (это последнее
качество, по мнению Галины, Валентин заимствовал у начальника отдела). Тем
не менее, встречи с ним уже не волновали ее.
Но потом случилось, что Ляшенко уехал в длительную спецкомандировку,
и в отделе разом стало тихо, и как-то неуютно. Когда же он вернулся (уже в
звании капитана и ранге начальника отделения), все пошло по-прежнему.
Впрочем, Валентин Георгиевич - отныне его надо было величать так - стал
менее категоричен в своих суждениях, оценках и, пожалуй, мягче в
отношениях с товарищами.
А еще спустя год Галина встретила его в оперном театре с очень
красивой, но высокомерной женщиной, которую знала как ведущую
телевизионной передачи "Новости киноэкрана". Ляшенко растерялся, но затем
любезно раскланялся с Галиной и даже представил ее теледаме. Но представил
так, что Галина едва не сгорела со стыда: "Это наша Галочка, о которой я
тебе рассказывал".
Теледама окинула Галину бесцеремонным взглядом, профессионально
улыбнулась, сказала снисходительно:
- Милая девочка. Только очень худенькая. Вам надо поправиться,
Галочка, килограмма на три, не больше.
Галина тут же возненавидела и ее, и его. Но с теледамой было проще:
она выключала телевизор, как только начиналась передача "Новости
телеэкрана", а вот Ляшенко выключить не могла - куда денешься от
сотрудника!
Работа же, как известно, есть работа; и как-то случилось, что Ляшенко
оградил Галину от крупной неприятности (она несвоевременно отправила
подготовленный им важный документ); более того - получил заработанный ею
выговор. Когда же она, вдосталь наревевшись, собралась духом, пошла к
начальнику отдела и покаялась, подполковник Билякевич не отменил свое
решение: "Ему этот выговор полезнее, чем вам". Из чего Галина заключила,
что Ляшенко вовсе не любимчик шефа, как считала до этого, и ему видимо
попадает не меньше, чем другим сотрудникам.
Она решила взглянуть на Ляшенко без предвзятости и уже вскоре
отметила, что он грамотный, толковый юрист, хороший аналитик, что для
оперативного работника немаловажно, и товарищ в общем-то неплохой.
Тем не менее, Галина не была уверена, что Валентин Георгиевич
отнесется серьезно к ее докладу. Но иного выхода у нее не было.
Ляшенко был занят. Обосновавшись в кабинете Билякевича, он
одновременно разговаривал по двум телефонам, подписывал документы, которые
ему подкладывала Катя Ткачук - секретарь отдела, а в паузах что-то
диктовал инспектору Глушицкому, который терпеливо ждал каждую следующую
фразу. Галина хотела сдать назад - здесь не до нее! - но Ляшенко
приветливо кивнул ей, и указал на свободный стул. Он даже ухитрился
спросить, как ее дела, но она не успела ответить - затрещал третий
телефон.
Наконец Катя ушла, Глушицкий дописал последнюю фразу в блокноте,
спросил: "Может, телеграфом передать?" и, получив утвердительный ответ,
побежал отправлять телеграмму. Ляшенко бодро отчеканил в одну из
телефонных трубок:
- Вас понял. Будет сделано! - Положил трубку на аппарат, спросил в
другую: - Ты понял, что он хочет? Я, признаться, нет... Ну тогда делай,
как понял. - Взял со стола третью трубку, сказал:
- Задерживайте и привлекайте. Хватит церемониться с хулиганами!
Окончив разговор, он переключил телефон на секретаря, вызвал по
селектору Катю:
- Меня нет и сегодня уже не будет.
Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то
пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:
- Где успела так загореть?
- На горке, - удивилась вопросу Галина. - Рядом с нашим домом есть
горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.
- Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за
трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно. - Ну,
выкладывай, что там у тебя.
Выслушав Галину, спросил:
- Характеристика на этого парня с тобой?
- Вот, - Галина передала ему характеристику.
Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.
- Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему
видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была.
Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?
- Я тоже так считаю.
- Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не
говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не
вмешивалась.
- Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла
нужным заметить Галина.
- Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?
- Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.
- По-твоему, холостяку до такого не додуматься?
- Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что
Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.
- Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину
в темно-серой рубашке он знал не хуже?
Галина не сразу нашлась, что ответить.
- Возможно, наконец согласилась она. - Но к чему гадать? Это
выяснится на допросе.
- На допросе? - о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко. - Да-да...
А выяснится ли?
Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за
телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.
- Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший
не обратился за медицинской помощью?
- Так утверждает Бессараб.
- Н-да... - задумчиво протянул Ляшенко. - Едва ли этот факт сам по
себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.
- Но мужчина серьезно ранен.
- Из чего исходишь, делая такой вывод?
- Он был окровавлен.
- Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие
ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину,
младший лейтенант Юрко.
Галина вспыхнула, но тут же возразила:
- Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать,
серьезно или несерьезно ранен.
- А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко. - И не только
мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует
его поведение.
- Считаете, он - медик? - догадалась Галина.
- Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист
или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут
сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой
рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд.
Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так
сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в
машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.
Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну,
конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело
обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно,
тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны
быть у хирурга.
И все-таки она снова возразила:
- Но он был ранен в правую руку. Как же он мог остановить
кровотечение, наложить повязку?
- Ты забыла о его спутнице, - поднимаясь из-за стола и разминая
затекшие ноги, сказал Ляшенко. - Она тоже не растерялась: села за руль,
увезла своего приятеля. Такая женщина, следуя наставлениям опытного
консультанта, сумеет и кровотечение унять, и наложить повязку.
- Но к чему такая самодеятельность, когда неподалеку были медпункт и
фельдшер?
- Это как раз тот вопрос, над которым сейчас ломает голову Алексей.
- А мне он говорил... - начала было Галина, но Ляшенко перебил ее:
- Он разговаривал с тобой утром, а сейчас уже конец дня.
- Но что могло измениться?
- Не знаю, но что-то, видимо, изменилось. Есть одно малоутешительное
предположение. Как говорится: дай Бог, чтобы я ошибался!
- О чем вы, Валентин Георгиевич? - встревожилась Галина.
- Сейчас поеду в Шевченковский райотдел, посмотрю, что там и как, -
уклонился от ответа Ляшенко. - А ты передай своему начальнику, что
включена в оперативно-розыскную группу. Сдай свои дела, и, не мешкая,
поезжай в автоинспекцию. Надо установить, кто из женщин в возрасте от
восемнадцати до двадцати пяти лет имеет водительские права.
- Бессараб говорит, что спутнице потерпевшего лет двадцать, не
больше.
- А я говорю: от восемнадцати до двадцати пяти, - строго сказал
Ляшенко. Но тут же улыбнулся: - Знаешь, почему нынче женщины
пристрастились к джинсам и водолазкам? Такой наряд взрослит юных и молодит
не совсем уже юных - скажем так - особ. Разумеется, не всех и не при любом
освещении. Но это нельзя упускать из виду.
Ляшенко был не совсем откровенен с Галиной - он знал о том, чего еще
не знала она: в потасовке у ресторана Зимовец получил серьезную травму,
куда серьезней, чем та, которую он нанес мужчине в темно-серой рубашке. К
сожалению, это выяснилось сутки спустя после задержания Анатолия:
черепно-мозговые травмы коварны и зачастую дают о себе знать не сразу:
может пройти несколько дней, пока такая травма заявит о себе со всей
очевидностью...
Они были друзьями, хотя, казалось, ничем не походили друг на друга.
Валентин - стройный, подтянутый, энергичный, подчас нетерпеливый, резкий.
Алексей являл собой тип борца-тяжеловеса: большой, могучий, неторопливый,
с простоватым маловыразительным лицом. Но эти чисто внешние качества
никоим образом не отражали внутреннее содержание: быстроты, гибкости ума
Алексею было не занимать. Он, как и Валентин, любил шутку, острое слово,
но в отличие от товарища - пользовался ими осторожно, считаясь с тем, что
не все понимают и принимают юмор. А если говорить начистоту, он был мягче,
добродушнее Валентина. В уголовный розыск они пришли почти одновременно, с
разницей в несколько месяцев. Но, если Валентин, за плечами которого был
университет, уже вскоре получил офицерское звание, то Алексей еще долго
носил сержантские нашивки, честно заработанные в десантных войсках и
подкрепленные затем двумя годами милицейской патрульной службы. Среднюю и
высшую школу милиции он окончил заочно, уже будучи инспектором уголовного
розыска. При всем несходстве характеров, их дружба была объяснима: у
одного имелись прочные теоретические знания, у другого - опыт, оперативное
чутье. Со временем, когда процесс взаимообогащения исчерпал себя, а
дальнейший опыт стал общим, выявились различия во взглядах на саму суть
оперативной работы. Алексей считал основной и главной задачей оперативника
- раскрыть преступление, найти и обезвредить преступника; что же касается
прочего, в том числе причин и обстоятельств, обусловивших преступное
деяние, то это, по его мнению, должно уже заботить следователя, суд.
Валентин на этот счет придерживался иного мнения, так как полтора года
работал следователем и не понаслышке знал, как трудно задним числом
устанавливать факты, обстоятельства, показавшиеся кому-то несущественными,
но потом, когда время упущено, вдруг заявляющие о себе (вернее о своем
отсутствии) провалами в обвинительном заключении, ироническими улыбками
адвокатов, а то и судебным определением о возвращении дела на
доследование. Эти различия во взглядах, нередко приводили к спорам между
товарищами. Однако на их дружбе это не отражалось.
Валентин не разделял мнения Галины Юрко о том, что Мандзюк
маневрирует, "крутит" с делом Зимовца. Все было проще: Алексей не
торопился разбираться с Анатолием Зимовцем, полагая, что это дело
пустяковое, задержанный никуда не денется, а потерпевший не явился, а из
спецбольницы, куда вчера поместили Зимовца, сообщили, что у него
сотрясение мозга, и Мандзюк начал принимать меры. Но у него что-то не
ладилось, и он заморочил голову Юрко, которая так некстати пришла
справиться о своем подопечном. Это можно понять. Непонятно другое: почему
Алексей запаниковал после визита Юрко...
Мандзюк встретил Ляшенко невесело: поднял и тут же опустил глубоко
посаженные глаза.
- Что с Зимовцем? - с порога спросил Валентин.
- Плохо с Зимовцем, - глядя перед собой, буркнул Мандзюк. - Перелом
основания черепа. Это уже точно.
- Так! - Ляшенко сел напротив, рванул воротник модной рубашки. - Что
же ты Юрко голову морочил?
- А кто такая Юрко, чтобы я ей обо всем докладывал?
- Но и мне ты неправду сказал!
- Почему неправду? - поднял глаза Мандзюк. - Это ты зря, Валентин! О
том, что у Зимовца перелом, выяснилось только сегодня.
- Точнее?
- Когда консилиум собрался - пополудни.
- А сейчас уже 18 часов! Почему до сих пор не доложил? Надеялся, что
обойдется?
- Не скрою - надеялся. Консультант - профессор и тот поначалу
сомневался.
- Кто консультировал?
- Заведующий кафедрой неврологии и нейрохирургии, профессор
Пастушенко. По его настоянию Зимовца перевели в областную больницу.
Возможно, придется делать сложную операцию. А это клиническая больница,
базовая для кафедры Пастушенко - там самые лучшие специалисты. Я только
оттуда. Отвез туда мать и сестру Зимовца.
- Выходит, ты все как положено сделал, - невесело усмехнулся
Валентин. - И тебя не ругать - хвалить надо.
- Мордой меня об стол бить надо, - тяжело вздохнул Алексей.
- За что же, Лешенька, позволь узнать?
- За то, что беспокоился о том пижоне с поцарапанной рукой, а о
Зимовце не подумал. А еще за то, что никак не могу найти этого пижона!
- Плохо ищешь! - повысил голос Ляшенко. - Не так уже сложно отыскать
в городе с семисоттысячным населением человека, о котором известно все, за
исключением фамилии.
- Да-да, - меланхолично закивал Мандзюк. - Он врач, скорее всего -
хирург. У него автомашина марки "Лада" бежевого цвета. Возраст в пределах
от тридцати до тридцати пяти. Выше среднего роста. Шатен. Хорошо сложен,
очевидно, занимается спортом. Особые приметы - свежая ножевая рана на
правом плече и предплечье.
- За чем же остановка?
- Из двенадцати врачей-хирургов городских больниц, приметы которых
приблизительно совпадают с названными, ни у одного нет свежей ножевой раны
на правой руке.
- Не исключено, что он - военный или железнодорожный врач, - уже
менее уверенно предположил Валентин.
- Мы выяснили через прокуратуру гарнизона, в железнодорожной больнице
тоже справлялись. Даже наших врачей потревожили. Безрезультатно.
- Тебе не откажешь в оперативности, - счел нужным заметить Ляшенко. -
Надо будет еще в районных, сельских больницах проверить. Возможно, он
приезжий.
- Возможно. Хотя сомневаюсь. А вот в том, что он сукин сын - убежден.
Все понимаю: прицепился пьяный, полез драться, схватился за нож. За такое
можно и надо давать по зубам. Одно до меня не доходит, он же видел, как
парень упал, как треснулся затылком о бетонное покрытие площадки.
Врач-хирург - он должен был сообразить, к чему это может привести. И он
сообразил. Понимаешь, Валентин, он сразу сообразил, что сталось! Никто еще
не понял, а он понял. Поэтому-то и удрал!
В логике Мандзюку отказать было нельзя. И все-таки Ляшенко мысленно
возразил ему. Что бы не говорили об этом человеке, трусом он не был. Трус
непременно запаниковал бы, будь он хоть трижды хирург. А этот человек
меньше всего думал о себе. Да, он заподозрил, что Зимовец получил черепную
травму - несмотря на свою рану и вполне понятную неприязнь к тому, кто ее
нанес, подумал об этом. И не только подумал - предупредил работников
милиции. К сожалению, его неправильно поняли... Нет, Алексей прав. Ход
рассуждений верный, а вывод неправильный.
Очевидцы не только не внесли ясности, но еще больше озадачили
оперативников, следователя. Официант ресторана "Сосновый бор" Шерстюк -
богатырского роста и сложения человек - показал, что молодой мужчина в
темно-серой рубашке и девушка в белых джинсах зашли в ресторан около
девяти вечера, сели за столик в противоположном от входа углу зала,
заказали две чашки кофе, пирожные, сигареты. Когда они проходили через
зал, с мужчиной поздоровался старший инструктор турбазы Бортник, который
отмечал с двумя товарищами начало своего отпуска. Бортник пригласил
мужчину и девушку к своему столу, но те отказались, сели за столик в углу.
Не прошло и пяти минут, как появился Зимовец. Как раз в это время включили
свето-музыку: в зале воцарился полумрак, несколько пар пошли танцевать.
Зимовец стал подходить то к одной, то к другой паре, заглядывать в лица.
Это не всем понравилось. Солидный на вид армянин, лет сорока, оттолкнул
Зимовца от своей партнерши, выругал его.
- Вы знаете этого посетителя? - спросил следователь Кандыба, молодой,
серьезный парень, всего год назад пришедший в райотдел после окончания
университета.
- Нет! - быстро, словно он ожидал этого вопроса, сказал Шерстюк.
- А почему вы решили, что он армянин?
- По наружности определил, - отвел глаза официант.
Шерстюк говорил неправду, это было ясно, и Кандыба начал его
"прижимать".
- Вы уверены, что не ошиблись?
Но Мандзюк сделал предостерегающий жест: дескать, уходи от этого
вопроса. Кандыба недовольно хмыкнул, но упорствовать не стал и спросил
свидетеля о другом:
- Раньше вы встречали этих посетителей: мужчину в темно-серой рубашке
и девушку в белых джинсах?
- Не встречал, - поднял глаза Шерстюк. - Правду говорю, товарищ
следователь: первый раз видел. Мужчину, как я понял, хорошо знает старший
инструктор Бортник, а с девушкой вроде бы наша буфетчица Марта Чижевская
знакома. Марта на крытой веранде работает, там вечером тоже посетители
бывают. Когда на стоянке поднялся шум, Марта выбежала на улицу. И девушка
в белых джинсах выбежала из зала. Марта еще удержала ее, потому что
девушка чуть было в перепалку не бросилась.
- Вот как! - подал реплику Ляшенко.
- Отчаянная девчонка! - подхватил Шерстюк. - Как заметила на своем
кавалере кровь, взъярилась, что твоя тигрица: с земли какую-то железяку
подняла и к этому парню рвется, кричит: "Ах ты, подонок!" Хорошо, что
Марта ее удержала, а то свободно могла парня железякой рубануть.
- Вы сказали, что Чижевская знает эту девушку.
- Так мне показалось. Когда подъехал милицейский "Москвич", Марта
что-то сказала девушке, и та сразу угомонилась: пошла к "Ладе", села за
руль, кликнула своего дружка.
- Вы спрашивали Чижевскую об этой девушке?
- Спрашивал, но Марта отмолчалась.
- Чижевскую вызывали? - спросил Валентин у Мандзюка.
- Она в отгуле, в село поехала, - опередил Мандзюка Шерстюк. - У нее
в селе родственники живут, а здесь она у кастелянши турбазы квартирует.
- Скажите, Шерстюк, оказывал ли вам сопротивление Зимовец, когда вы
выводили его из ресторана?
- Да вроде бы брыкался, - хмыкнул Шерстюк, расправляя саженные плечи.
- Вы били его?
- Что вы, товарищ следователь! Мне драться нельзя - я покалечить
ненароком могу...
Старший инструктор турбазы Бортник был в отпуске, который проводил
где-то под Одессой, но где именно, никто сказать не мог.
Туристы Сошников (рабочий-литейщик из Жданова, 25 лет) и Попелястый
(бухгалтер райпотребсоюза с Тернопольщины, 38 лет) в основном подтвердили
показания Шерстюка. Что же касается бежевой "Лады", то и они, к сожалению,
не запомнили ее номера.
- Я на машину посмотрел только, когда они уже сели в нее. Но на номер
не обратил внимания, - сказал Попелястый.
- Возможно, Лена запомнила номер, - сказал Сошников. - Это наша
туристка: мы с ней у ворот базы стояли, когда драка началась. Но она там
стояла и до этого. Мы с Попелястым из города возвращались, и когда подошли
к базе, Лена уже стояла у ворот. Потом она рассказывала, что видела, как
этот мужчина и девушка в белых джинсах подъехали к ресторану. А минут
через пять этот самый Зимовец с приятелем на мотоцикле подкатил.
- На мотоцикле, с приятелем? - быстро переспросил Ляшенко.
- Зимовец сидел позади, а мотоцикл вел второй парень. Так
рассказывала Лена.
- Вы видели, как началась драка?
- Мужчина в темно-серой рубашке подбежал к Зимовцу, когда тот ногой
по кабине "Лады" ударял. Со злости надо думать. "Лада" - новенькая без
одной царапинки, а он ее ботинком. Мужчина, понятно, оттолкнул его. Нет,
поначалу не бил - оттолкнул. А вот, когда Зимовец схватил его за рубашку и
что-то стал выкрикивать, мужчина отступил на шаг и ударил его прямым в
челюсть. По всем боксерским правилам врезал! И нокаутировал - парень упал.
Но затем поднялся и снова к мужчине, как ошалелый, кинулся, полоснул его
ножом.
- Скажите, Сошников, когда Зимовец первый раз к мужчине подступил,
был у него в руке нож? - спросил Кандыба.
- Боюсь утверждать: мужчина к нам спиной стоял, а Зимовец к нему
лицом, так что правую руку Зимовца нам не было видно.
- Вы видели, как Зимовец упал после удара?
- Видел. Навзничь упал. Полминуты, не меньше, лежал. Оно и понятно: с
одной стороны - нокаут, а с другой - водка.
- Почему вы решили, что он пьян?
- Запах спиртного от него исходил, это, во-первых. Машину ногой бил,
во-вторых. Разве трезвый будет автомобиль лягать?
- Куда делся товарищ Зимовца, который привез его на мотоцикле? -
спросил следователь.
- Мотоциклиста мы с Попелястым уже не застали. Я о нем со слов Лены
знаю.
- Фамилия Лены?
- Точно не скажу. Она из Ровно, студентка. В 32-й туристической
группе была.
Ляшенко сделал знак Мандзюку, и они вышли в соседнюю комнату.
- Елена Волкова, 1958 года рождения, студентка Ровенского института
водного хозяйства, - предупреждая вопрос, сказал Мандзюк. - Вчера у нее
окончилась путевка, но она задержалась в городе у знакомых. Собирается
уезжать сегодня в 21:45. Билет на поезд заказывала через турбазу. Так что
номер вагона известен. Я сам поеду на вокзал. Прихвачу с собой Сошникова и
поеду.
- Надо искать мотоциклиста. Исходи из того, что он товарищ Зимовца:
себе за спину первого встречного не сажают.
- Уже дал задание участковому. Он знает Зимовца и его приятелей.
- Это тот участковый, который на Зимовца протоколы составлял?
- Тот, старший лейтенант Вох!
- Эх, Алексей, Алексей! - укоризненно покачал головой Ляшенко. - Если
бы вчера проявил такую оперативность. Всего две минуты разговора со
старшим инструктором Бортником избавили бы нас от изрядного куска работы.
Ты уверен, что он уехал в Одессу?
- Вчера рейсом в 16:00 улетел.
- А с Зимовцем говорил?
- Врачи не разрешают с ним разговаривать: он то и дело теряет
сознание.
- А сразу после задержания?
- Я считал, что он пьяный и потому не стал беседовать.
Ляшенко взволнованно заходил по комнате.
- Понимаешь, что ты наделал?
- Понимаю. Дай мне сутки, и я найду этого сукина сына.
- Сутки - много! Сейчас каждая минута промедления отдаляет нас от
цели на часы, а то и дни. Упущен оперативный момент. Практически ты начал
действовать только сегодня - на третий день после задержания Зимовца - и
до сих пор не можешь сказать, кто его травмировал. А парню все хуже и
хуже. Вот и представь, что сейчас думают его родные, близкие.
- Его сестра уже высказала мне, что думает, - нахмурился Мандзюк. - В
