становления сомнения рассеялись, а "убирать" соперников со своего пути
стало делом обыденным. Но теперь он вновь был наг и беспомощен, а другой,
оказавшийся хозяином положения волей обстоятельств, смотрел на него с
кровожадной ухмылкой.
- Колеблешься, Костя, темнишь. Все сомнительное будет проверено.
Дань, говоришь, на этот раз не успел собрать? Не расстраивайся, мы
соберем. Пошлем шестерок. Записочку Грызину напишешь, чтобы все сполна
отдал, а если что не так - уж извини. Крысы в штольнях будут довольны.
Мерецков не стал перебивать Второго. Лицо его, словно схваченное
судорогой, кривилось в жалобной улыбке.
- Какие мы ни есть, но воевать нам привычнее, чем шкуру с торгашей
драть. Нас вера ведет. Короче - напишешь письмо, потом посидишь,
обдумаешь, что и как...
- До утра? - вскинулся Мерецков, но тут же снова перешел на ровный,
рассудительный тон.
Но его уже не слушали. Второй устало потер виски и впервые за все это
время сделал жест - вяло, с презрением отмахнул крупной кистью.
- А для тебя все едино - что утро, что вечер. Тут один свет в окошке
- я. Пошел вон!
Вновь Мерецкова волокли осклизлыми коридорами, освещаемыми только
пыльными лучами фонарей конвойных.
Дверь в известняковой стене он не заметил даже после того, как в нее
уперся луч фонаря переднего конвоира. С лязгом отошла полоса засова,
утопленного в массивный металл. Дверь оказалась настолько узкой, что
Мерецков усомнился - удастся ли протиснуться. Уж очень не хотелось, чтобы
"помогли".
- Выходи! - рявкнул верзила.
В проеме мелькнула тень, и Мерецкова едва не сбил с ног тощий
изможденный мальчишка со спутанными длинными волосами. Он двигался
проворно, но какими-то нервными рывками, прерывисто дыша. Мерецков боком
втиснулся в пещеру, дверь с железным гулом захлопнулась, и наступила
полная тьма. Однако он успел разглядеть нечто походившее на лавку,
оказавшееся широким бревном. Сидеть на нем было полегче, чем на холодном
каменном полу.
Ему никак не удавалось отключиться, спрятаться в забытье. Сколько
времени он терзался мучительными раздумьями - неизвестно. Золотая "омега"
с браслетом нашла новых хозяев.
Казалось, протекла вечность, пока снова с визгом отворилась дверь,
впуская в мрачную пещеру трепещущий свет, а с ним - изломанную,
всхлипывающую полудетскую фигурку. Мальчишка ориентировался в темноте, он
довольно быстро, даже не задев вонючий бак, добрался до бревна и рухнул на
него.
- Ты кто? - Мерецков всегда старался сразу определиться.
Всхлипывания не прекратились, но стали перемежаться словами.
- Кто-кто! Тебе от этого легче, что ли?.. Сима я. Видал, как меня
выводили? Вот это я и есть. И тебя мне на свету хорошо видать было... Я к
темноте привык. Не хочу на свет, чего там хорошего - лупят как собаку...
- Кто лупит? - спросил Мерецков, надеясь разузнать хоть что-то новое.
- А то не знаешь... Тебя пока еще не били, а мне больно. Попробуй.
Холодная узкая лапка коснулась в темноте плеча Мерецкова, повела за
собой его руку. Вся спина мальчишки была, как чешуей, покрыта ссадинами,
запекшейся кровью и буграми ушибов.
- Ну как, знатно меня отметелили? Это они умеют. Со мной такое -
второй раз. А чего, им - плевать. Кого под землей бояться? Значит, и ты
проштрафился? Ох, ты - наземный, это еще хуже... От таких, как я, хоть
польза...
- А почему ты решил, что от меня - нет?
- Чего тут думать. Все вы, наземные - враги. Уж если заперли нас
двоих в одну клетку, значит, им уже плевать на нас. Здесь все - наглухо
отбитые. Убьют кого, разденут - а потом разбирают по пунктам, как дело
было. Теория! Для того и чужими преступлениями интересуются, летопись
составляют. И все время говорят, что скоро придет их время, и тогда все
увидят, с чего все началось. Эх, жаль, дверь не выломать...
- А чего ее ломать? Из этого муравейника разве выберешься?
- Да хоть с закрытыми глазами! Я тут уже пять лет.
- Сколько же тебе?
- Было десять, когда здесь оказался...
Все, что рассказал ему мальчишка, Мерецков выслушал с тоскливым
отвращением. Он и сам был мерзок себе - пустоголовый кретин, угодивший на
улице в примитивную ловушку. Здесь, в полной темноте, он мог вполне
отдаться этому чувству. Что ему этот малолетний воришка!
Он давно уже не встречался с такой мелкотой. На это были специальные
люди, игравшие роль прокладки между шестерками и боссом. Однако пришлось
вспомнить молодость.
- Не знаю, парень, насколько крутые эти твои боссы и насколько им
можно верить. Может, у вас все по-другому... Зато наверху я и сам большой
человек.
- Я знаю, мне говорили. Смотри, мол, каких нагибаем, не тебе перья
поднимать!
- Пойдет все путем - будем работать с твоими братьями. Ребята они
жесткие, но знают, чего хотят. А насчет того, чтобы шестерить - так в
большой игре это еще опаснее. То, что твоих Старших братьев интересует,
касается и тех мусоров, которых положили. Так бывает, когда людей
используют, чтобы концы обрезать...
- Это как же? - даже в темноте чувствовалось, что мальчик
заинтересованно задвигался.
Но ответа он не успел получить Дверь камеры отворилась, впуская свет,
показавшийся ослепительным.
- Выходи!
Оба ринулсь к выходу, застыли у порога, уставившись друг на друга:
"Кого? Чья судьба сейчас решится?"
- Выходи!
И снова туннель После кромешной тьмы пещеры он казался неплохо
освещенным и уже не таким нескончаемо длинным. Знакомым было и помещение,
куда они свернули. По-прежнему на стуле восседал Второй. Глаза его
буравили вошедших с таким интересом, словно он видел обоих впервые.
Женственный рот змеился в усмешке.
- Ага, вот и товарищи по несчастью! Милости прошу. Ну-ка, быстро
разойтись по углам! Живее!
Пистолетное дуло, уткнувшись в бок, сообщило Мерецкову достаточную
скорость. Теперь все четыре угла помещения были заняты - двое конвойных,
двое узников. Посередине на вращающемся табурете покачивался Второй.
- Знакомство ваше, друзья, оказалось кратким. Но, надеюсь, разлука
вас не слишком огорчит? Отлично. Будете прощаться?
Два выстрела оглушительно раздались в замкнутом пространстве. На
грязно-белой рубахе мальчишки начало расплываться темное пятно. Он
тоненько взлаял, как крохотная собачонка, схватился за грудь, словно
собираясь поклясться, но третий выстрел, задержавшийся на секунду, все
довершил. Пуля попала в лоб, выхлестнув из черепа вязкий фонтанчик
кровавых брызг, растекшихся полоской по бетону. Лихорадочно работавший
мозг Мерецкова отметил именно в этом углу в первый раз он заметил все эти
потеки и сгустки. Следы хозяев не занимали, некому было в них разбираться.
- Так как, Костя? Может не стоит барахтаться? Все равно все на виду.
Вот видишь - мальчик чего-то не понял, глядишь, уже и трупик унесли. Так и
тебя поволокут, у нас не паркет, вроде как у тебя... Заглянул я к тебе.
Неплохо, неплохо. Грызин, конечно, зубами пощелкал, да неважно у тебя
дрессировка поставлена. В общем, давай, отрабатывай жизнь.
- А на кой я вам мертвый?
- Я и говорю - чтобы ко всеобщему удовольствию. Так как, говоришь,
милицейских устряпали?
- Чего тут говорить? Сами они и нарвались. Аптекарь не только на
сигнализацию надеялся. В баре была единственная бутылка армянского коньяку
с такой дозой, что роту положить можно. Вышло им боком.
- А какого хрена их понесло в квартиру Бобровского?
- За вещами, за чем же еще. Было что взять у старого козла, накосил.
- На чем? Только не врать! Финт в сторону - и в гроб.
- Наркотики он продавал из своей аптеки.
- Через тебя?
- Через моих людей.
- Нехорошее дело. Не признаем.
- Ну, я ведь с вами знаком не был. Да и не это мне главную прибыль
давало. Аптекарь трусил, товару было немного.
- То есть, меньше, чем бы тебе хотелось?
- Э, человек - такая скотина, все ему мало. Если эти дела вам не по
вкусу - ради Бога. Тем более, что Бобровский уже на том свете, а других
каналов у меня нету. Возиться с коноплей да с соломкой - дохлое дело,
сгоришь на транзите. Статья больно суровая.
- Но ведь и доходы!
- Да ну, просто подвернулся этот Бобровский. Мы установили, что через
него лекарства идут на рынок, это бизнес дай Бог. Вот я и подъехал к нему:
"Вы такой состоятельный человек, наверное, нуждаетесь в охране, чтобы не
случилось худого".
- И все?
- Нет. Семен Михайлович человек с понятием, с таким можно было дело
иметь. Да и ему через меня было удобнее работать.
- Да, ты у нас - сила, - насмешливо протянул Второй.
Мерецков сидел смирно.
- Я к вам всегда относился с уважением, и работать с вами - дело
серьезное. Но без Бобровского все равно наркоту брать негде. Мак и конопля
целиком уходят к цыганам. "Ромале" мне, конечно, не указ, но все как один
стучат. Милиции выгодно - к игле информация сама стекается.
Второй кивнул:
- Я плевать хотел на проблемы наркоманов. В конце концов сами
виноваты - нечего пасть разевать, трепаться, как последняя сука.
- Тут дело не в трепе. Наркотики дорогие, а платить надо, вот и
рассчитываются краденым. А угрозыск тут как тут. Как засветился кто с
дела, сейчас и берут. Конечно, не в самом притоне, где-нибудь подальше.
- Хорошо, давай к делу. Ну ладно, эти двое отравились, а третий,
начальник ихний? А сам Бобровский?
- Я получаю долю с разных дел. Обычно платят те, кто сам замазан -
торгаши всякие, воры. Не все, но те, кого я достал. А недавно покатилась
по городу волна грабежей, появился чужой рэкет. Крутые профессионалы,
работают, будто специально, чтобы побольше крови. Видать, любят это дело.
Короче, Бобровский внезапно отказался со мной дело иметь.
- Вот так - ни с того, ни с сего?..
- Конечно, нет. Я сразу понял, что есть кто-то у него за спиной.
Каналы сбыта у него и раньше были, так что он вполне мог и без нас
обойтись в этом. Разговор шел у него в кабинете, домой к себе он не пускал
никого. Ну, я его положил на пол - меня долго просить не надо - и
объяснил, что к чему. Бить не бил, но он у меня с перепугу обмочился, пока
не вспомнил, кто хозяин. У него и раньше бывало - наглел. То спортклуб ему
этот высели - магазин ему открыть не терпится, то еще чего-то... Не
нажрется никак. Я с каратистами ссориться не стал, ихняя молодежь - сплошь
ненормальные. Ничего не втемяшишь.
- Ну, положим, слухи, что Глеб не только сам замешан в рэкете, но и
пацанов школит на это - твоя работа.
- Есть маленько. Девочек к пацанам из "Богатыря" тоже я пристроил.
- Это когда уже Глеба убрал?
- Э, стоп. На меня можно много вешать, только Глеба - не я сделал.
Здесь не следствие, брехать мне незачем. Этот парень мне нравился.
Думаешь, большое удовольствие работать с ублюдками вроде Грызина? Я хотел,
чтобы он был в моей команде... Да чего там теперь... Мне кажется, я
догадываюсь, чьи это дела, меня чутье редко подводит. Помнишь, я говорил
об этих - профессионалах? Уж на что Чубук, жлобская морда, держался до
последнего, - но и он им сдался. Уж не знаю, чем они его взяли, но он им
исправно платит. Была у меня с ними встреча, и эти парни четко сказали,
чтобы я у них под ногами не путался. Я к ним присмотрелся и понял - эти
могут, никаких сомнений, тут не до амбиций. И никакая сигнализация им не
помеха, потому что это они самые и есть - вневедомственная охрана. Когда
милиция начинает убивать, надо ноги уносить, пока дают. В общем, мою
территорию они пообещали не трогать, но, видно, не сдержались. Не
следовало им аптеку трогать.
- Но ведь и ты решил не связываться с Кольцовым, а припугнуть
аптекаря - авось у того хватит мошны на две стороны отстегивать.
Мерецков помолчал.
- У всех свои дела. Не знаю, почему аптекарь решил работать с
Кольцовым - сдуру или от жадности, или еще как, но у нас с ним был
договор. Есть товар, нет товара, деньги должны идти. По блатным законам, в
это и влазить не следует. Кольцов, думаю, понимал, что не стоит перегибать
палку. Я, конечно, человек практичный и предпочитаю худой мир доброй
ссоре, но и я могу выйти из себя. В конце концов, я несу убытки! И когда
ко мне приходит Кольцов и заявляет, что Бобровский поручил ему меня
убрать, мне, честное слово, становится не до смеха. На полном серьезе,
будто советуется, как ему получше меня пришить, отмечает слабые места в
моей охране. На следующий день прихожу домой - а Кольцов уже там. Меня аж
скрутило, хотя, казалось бы, чего? Кому, как не офицеру вневедомственной
охраны, знать шифр квартиры, код и пароль? А ключи? Мы же их сами сдаем на
пульт...
- За что же тебя так не полюбил Бобровский? Вы же вроде сработались?
- За что, за что... Кольцов прямо и сказал, что у него заказ... на
меня, уже и аванс выплачен. Я сразу понял: аптекарь, больше некому.
- И во сколько же они тебя оценили?
- Чего? Да недорого. Миллион. Мне достаточно было посмотреть на его
ухватки, чтобы понять - не остановится, он уже убивал. Короче, предложил я
ему столько же за аптекаря.
- Значит, ты все-таки боялся старого Бобровского? Или деньги девать
некуда?
- Тогда глупо было торговаться. Как и сейчас. Я вообще не терплю
таких отношений - середина на половину. Либо друг, либо уж враг. То же и с
Кольцовым. Я, конечно, расстроился, когда узнал, что мои хлопчики угнали
машину Агеева. Ну извинились бы, новую ему пригнали. Но ведь в самом деле:
стоит тачка возле дома днем и ночью... Соблазн! А Агеев в то время уже
мертвый был... и Кольцов пришел ко мне уже как свой. Чтобы получить у
аптекаря деньги за меня, он должен был представить доказательства, -
Мерецков нежно погладил запястье, где синела татуировка. - Эта наколка
всему городу известна. Я, правда, для такой цели руку себе рубить не
собирался, но у Кольцова, видно, где-то имелся свеженький покойник про
запас. Тогда я еще ничего не знал про Демина и Агеева.
- А про Кольцова?
- Что - про Кольцова?
- Кольцов поручение твое выполнил, деньги отработал, но и сам не
уцелел.
- Да ну? Вот уж на кого нужен был "профессионал"! Кто же это мог
сделать?
- Познакомиться желаешь? - спросил Второй не без желчи.
Мерецков смахнул капли пота, усеявшие лоб.
- Спасибо, можно и на расстоянии. Думаю, будет для этого время.
Грызина убирать из дела - понадобится специалист. Да и майор этот, из
прокуратуры, клещом вцепился - не оторвать...
Экспертная реконструкция происшедшего, восстановление
последовательности выстрелов показали, что оба погибших вели прицельную
стрельбу. Кольцов находился у двери, правым боком к Бобровскому, держал
руку вытянутой. Поэтому ружейная пуля, попав в подмышку, не задела его
руку. Бобровский в момент первого ранения стоял, подняв ружье к плечу.
Пуля попала ему в голову, когда он, наклонившись вперед, опускался на
колени. Значит, Кольцов стрелял первым и успел выстрелить трижды до того,
как последовал ответный выстрел из ружья. А после того, как в него самого
попала пуля, выстрелил в четвертый раз, размозжив голову падающего
Бобровского.
Отвратительное содержимое банки было заведомой фальшивкой. Экспертиза
однозначно установила, что татуировка не является прижизненной и нанесена
на кожу жуткого обрубка (от локтя до запястья) руки мужчины, скончавшегося
за неделю до того. Все время, вплоть до отчленения руки, труп находился в
земле.
Татуировка в целом соответствовала той, что имелась у Мерецкова.
"Собственно, - подумал Строкач, - аптекарь вряд ли уж так внимательно
присматривался. Наколка похожа, ухо - самое обыкновенное, и все это,
очевидно, не вызвало у него никаких подозрений".
Картина складывалась. Кольцов прибыл на хутор, где его с нетерпением
ожидал Бобровский, предвкушая известие, что с ненавистным "покровителем"
покончено раз и навсегда. Исполнитель был проверен в ситуации менее
критической. Именно Кольцов пристрелил Глеба Косицу, мстя за пережитое
аптекарем унижение и, разумеется, тем самым освободив помещение
"Богатыря". Втайне Бобровский всегда ненавидел таких, как Глеб, -
физически сильных, красивых и независимых. Власть над ними была острейшим
наслаждением, но Косица оказался недостижим и неприступен. Оставалось
одно.
После того, как Кольцов оправдал ожидания, Бобровский приступил к
реализации главной цели - покончить с врагом номер один. Собственно
говоря, он полагал, что Мерецков и для Кольцова конкурент и соперник, и
капитан вполне мог бы "сделать" его бесплатно. Однако сам Кольцов
придерживался иного мнения.
Вместе с тем Бобровский не доверял никому - этому свидетельством
отравленный коньяк, оставленный в домашнем баре, с опаской относился он и
к Кольцову: приглашал в дом, держа под рукой ружье. Он был, в принципе,
удовлетворен - из города поступила информация, что Мерецков исчез. Это
подтверждалось содержимым стеклянной банки. И все же, выстрелить он
опоздал: свою жизнь не уберег, но и убийцу не упустил.
Кольцов готовился к делу хладнокровно. К пистолету был приклеен
изолентой пластиковый пакет, чтобы не сорить гильзами. Сработать бесшумно
- ножом - у него не получилось, Бобровский даже после предъявления
"доказательств" не подпускал его к себе. Оставалось огнестрельное оружие,
но капитан немного переоценил свой профессионализм.
Служба в милиции давала ему многое. Сослуживцы со старого места
работы - из Ленинского райотдела, - охотно выбалтывали капитану служебные
секреты, вызывая тем самым огонь на себя.
Строкач был убежден, что болтуны из Ленинского мололи языками без
злого умысла - но результатом стало развертывание системы рэкета в районе
и возрождение ремесла "зонтов", тем более прибыльного, что сигнализация у
тебя под контролем.
С трупом подвернувшегося бомжа Кольцов распорядился без церемоний.
Отрезал ухо, столь ему необходимое, а голову забросил подальше в пруд. У
него же отрубил и руку, довольно умело нанеся татуировку. Конечно, для
экспертизы это семечки, но для аптекаря хватило. Однако судьба
распорядилась иначе.
Размышляя, Строкач сидел в своих "жигулях", когда из-за угла
показалась знакомая крепкая фигура. Спортивная собранная походка,
выдвинутая вперед челюсть - все говорило о том, что единственный персонаж,
не пострадавший в ходе этого дела, чувствует себя неплохо.
Майор выскочил из машины как раз вовремя, чтобы мужчина не успел
скрыться в воротах.
- Константин Петрович! Какая встреча!
Мерецков остановился, секунду поколебался и повернулся к майору. Лицо
его сразу стало утомленным.
- Встреча, говорите, майор? Да уж. Только вы на меня слов не тратьте,
я сегодня наговорился - во! - он секанул ладонью по кадыку. - Спасибо вам,
конечно, только сдается мне, дали вы маху, не меня, а себя подставили.
Люди всегда могут столковаться.
- Это вы о нас с вами, Константин Петрович? - Строкач улыбнулся не
без лукавства.
- Нет уж, мы с вами свое отговорили. Думаю, майор, перемудрили вы
тут. Спасибо за урок, в другой раз буду осторожнее.
- С вами что-то случилось? Может, проедемся к нам? Иной раз
разговором начистоту можно и душу спасти, и, знаете ли, - тело.
- От чего? От свежего воздуха?
- Не надо этой иронии, Константин Петрович. Задерживать вас я не
собираюсь...
- Ох, уважили!..
- Фактов нет, вы же знаете.
- Вот и дайте мне пройти!
- Пожалуйста, - Строкач отодвинулся и печально улыбнулся. - Вы
свободный человек, идите... Но уверяю, остаться - в ваших же интересах.
Однако створки уже разъехались, в глубине раскрывал шефу дружеские
объятия Грызин, и Мерецков, измотанный и выжатый, но непокоренный, ступил
через порог родного гнезда. И лишь, когда автоматика задвинула за ним
бронированные воротины, почувствовал, как у него отлегло от сердца.
Строкач не стал маячить возле дома. Сев в "жигули", он рванул с места
и скрылся за поворотом, провожаемый внимательными взглядами - из
зашторенных окон дома и из киоска "Союзпечати" на углу, где новый
продавец, сменивший прежнего старичка, изредка наклонялся к портативной
рации в ящике прилавка.
Не прошло и четверти часа с момента отъезда Строкача, как ворота
снова распахнулись, выпуская малиновую "хонду" с непроницаемо черными
стеклами.
Направление, в котором двигалась "хонда", не явилось для прильнувшего
к рации Строкача неожиданным. Он и сам уже находился на полпути к дому
Сутина, однако предпочел, свернув в переулок, пропустить сверкающую
"японку" и осторожно, на большой дистанции, "усесться на хвост". Уже в
двух кварталах от дома майор вздохнул и вызвал подкрепление.
Как Строкач ни уговаривал себя потом, что у него не было до этого
визита никаких оснований для задержания Грызина, все равно он чувствовал
себя виноватым. Кровопролития могло и не быть, а следовательно, и роста
числа опасных преступлений в районе. Начальство брюзжало. Правда, о
жертвах практически никто не сожалел, за исключением телохранителя Сутина,
молоденького парнишки, ничего еще не успевшего натворить на своем веку.
Грызин его опередил, но с группой захвата и ему, профессиональному убийце,
тягаться не приходилось. Взяли его с поличным. "Хонда", где на сиденье
рядом с местом водителя лежал короткий "калашников", стояла буквально в
двух метрах от подъезда, но Грызину их не удалось преодолеть.
Строкач смотрел мимо Грызина, восседавшего на железном табурете.
Чувствовал он себя довольно скверно, потому что Грызин психологически
оказался более подготовлен к этому допросу, чем следователь прокуратуры.
Профессиональный преступник, долгие годы проведший в непрестанном
напряжении, в опасной и жестокой борьбе, он в совершенстве владел своими
чувствами и тогда, когда ставкой в игре была жизнь. Даже при
головокружительном проигрыше он ухитрялся трезво оценивать ситуацию,
прикидывать шансы, чтобы проигрыш обернулся наименьшими потерями.
Длинными плоскими пальцами Грызин покатал сигарету. Движения его были
удивительно точными и бережными. Зажег спичку, подождал, пока полностью
прогорит вредная для здоровья сера, сладко затянулся и потушил спичку о
нежную белую кожу тыльной стороны левой ладони. Запахло горелым. Грызин
широко улыбнулся. Конвоиры из-за спины бросили руки на его широкие,
покатые плечи. Строкач прищурился, чуть заметно новел головой, и руки
конвоиров ушли. Не обращая на них никакого внимания, Грызин все так же
блаженно курил, неторопливо рассуждая.
- А вполне могут ведь и не шлепнуть. Конечно, три жмура - это
многовато. Но ведь здраво рассудить, кого я приголубил? Гниду Мерецкова,
от которого полгорода стонало?
- Не забывайте, Тимур, чтобы избежать расстрела, нужно очень хорошо
выглядеть на суде.
- Это побриться, что ли? - Грызин был настроен шутить.
- И это тоже, но лучше хорошо выглядеть в материалах следствия.
- Дам я показания, чего там. Радуйтесь, Павел Михайлович, ваша взяла.
Отдать вам всякую шантрапу - для меня не за падло. Получше вашего знаю,
какое дерьмо все эти законы воровские. Шпану заслонить, а самому к стенке
прислониться? Так за кого? За Обрубка, который, будь у него сила, по
живому бы глотки рвал? Я его, шакала, помню еще с ногами... ух-х!..
- А телохранитель? Кому он мешал?
- Тварь. Нам на Обрубка стучал, а у того лишний кусок норовил урвать,
с людей последнее брал, а как брал - не вам рассказывать. - Грызин
брезгливо дернул щекой. - Мне "мокруху" сушить надо, так что за рэкет я не
боюсь присесть. Но, по сути, Павел Михайлович, вы ведь сами меня на это
толкнули. "Не тронем, езжай домой..." - передразнил он.
- Я сказал - подобру-поздорову. Мой совет, верно. Только я не имел в
виду, чтобы ты перед отъездом в родной Грозный здесь резню устраивал.
- Да ладно. Я и сам не подарок, но ведь и не дурак - жизнь
пообтесала. Жаль, не до конца я вашу игру разгадал. Конечно, глупо было
надеяться, что вы в обмен на то, что я город от этих подонков избавлю,
отпустите меня, да еще и с деньгами.
- Насчет подонков - тут вы меня не впутывайте. А что касается денег,
то откуда им у вас взяться? Картишки - дело накладное.
- Да уж. Слава Богу, долгов почти не осталось. А какие остались, хрен
с ними. Эти козлы только и умеют, что передергивать, да колоду точить. Ох,
поймал бы...
- Что, мало на вас покойников?
- Кто-кто, а я понимаю, как у вас все это было размечено. Если бы не
вы, я бы, может, и в катакомбы не совался. Хотя чего жалеть - деньги-то
Мерецкова. Написано отдать - отдай. Я, если угодно, даже готов допустить,
что лично вам ничего не обломилось. Хотя как по мне, то это уж совсем
кретинизм.
- Будем считать, что у меня был другой интерес.
- Я свое отсчитал. Теперь буду под ваш счет колоться. Развели вы меня
в шестерки позорные... Когда я в катакомбах услышал, как шеф от меня
отрекся... А я-то, дурень, не побоялся подставиться, приехал по первому
зову!.. Как же, друг влетел... У меня еще оставалась надежда, но когда он,
едва войдя в дом, начал нахваливать эту нечисть подземную... Короче, сдал
меня с потрохами. Значит - уходить, а куда уходить без денег? И потом -
предательства я на своем веку никому не прощал.
- Ага, - Строкач кивнул. - И ключ от сейфа у Мерецкова можно было
взять только у мертвого. Тот самый, железный крестик. Сектанты уважили, не
тронули, да и не его они искали.
- Ладно, это вы знаете. - Ледяные глаза Грызина потемнели.
- А чего не знаю, могу хорошо представить. Денег-то в сейфе не
оказалось... Не такой дурак Мерецков, чтобы вам доверять. Он банковские
сейфы уважал. Думаю, про счет вашего шефа в Германии, куда он аккуратно
переводил валюту, вы и понятия не имели. Может, потому он и дом вам
доверил.
- Я думаю, не только дом.
- А почему? Вы же не друг - так, обслуга. Цепной пес. - Строкач
поморщился. - А с Сутиным и вовсе просто. Мало того, что вы ненавидели
друг друга...
- Так он же все время шефа на меня уськал!
- Знаю. Я поначалу даже решил, что ноги Сутину с вашей подачи
покалечили...
- Клянусь, я тут ни при чем. Самому любопытно.
- Давайте пока с нашими проблемами разберемся. Вы, Тимур, ухлопали,
разумеется, подонков. Но ведь мотив преступления - деньги, самый
банальный. Обрубку не до счета в "Дойче банк", ранг не тот, так что стоило
слегка придавить - и вот она, сумка с "деревянными". Что, не хотел
отдавать? А ведь было время порасспросить, охранника вы ведь первым
кончили?
- Павел Михайлович, я же в признанку пошел, а вы меня на верную
"вышку" ведете. Я сам буду говорить. Да, Вовке я воткнул нож сразу при
входе, это для вас, а для протокола - в порядке самообороны. Когда его
нашли - в руке у него, что было? Верно, пистолет. Вот я и схватил нож с
тумбочки в коридоре и ударил. Что поделаешь, жизнь дороже. И у калеки ведь
тоже пистолет был, верно? Ноги ногами, но на курок он вполне в состоянии
нажать. Конечно, переборщил, но исключительно с испугу.
- Без всякой, значит, корысти?
- Совершенно верно, Павел Михайлович. Я, честно скажу, чувствовал,
что шеф меня продаст, вот только не думал, что так скоро. Не ценил он
преданных людей. Когда к нему этот капитан пришел...
- Кольцов?
- Он. Мы тогда уже знали, что он замазан. Вот он и сказал шефу, что
аптекарь за него деньги дает. А потом взял у шефа - за аптекаря, дешевка.
У нас не так - за двоих берешь, двоих и кончай. А капитан к шефу ластился,
клянусь, не я буду, если не целил на мое место. Конечно, дружки в ящике,
остался один, куда ему податься, сиротке... Если дружков в розыск объявят,
сразу те, кого они с рэкетом доставали, и опознают блюстителей порядка. А
его - прицепом. Бояться некого, языки развяжутся. Тогда Бобровский был еще
жив, еще с ним надо было разобраться, и чем скорее, тем лучше...
В комнате слоями плавал прокисший табачный дым. Ковры были усыпаны
каким-то мусором, дорогая мебель покрыта пылью. Судя по количеству
опорожненных бутылок и вскрытых консервных банок - главным образом с
яркими иностранными этикетками, - попойка длилась уже давно.
Одетая в короткий халатик яркая, но уже слегка увядшая блондинка
устало дремала в глубоком кресле. Алая помада в углах рта расплылась, но
это ее, очевидно, нисколько не заботило.
Мужчины брезгливо допивали водку, закусывая через раз. Голоса их
сливались в монотонное бормотание, над которым нет-нет, да и всплывали
обрывки корявого мата.
Плешивый с крупным рыхлым носом, лениво почесывая брюхо и зевая,
томно рассуждал:
- Побаловаться с Раисой, что ли? А, Федя? Димуля вообще уже отъехал,
ему не до любви, да и не в масть вчетвером - как в очереди за водкой...
Вот втроем - самое оно. Ты как? - он попытался игриво подмигнуть, но
вспухшие веки не слушались, и он только сощурился, словно отведав кислого.
Один из собутыльников - плоский, широкий в кости, с желтым лицом -
презрительно дернул локтем, расплескав рюмку.
- Тебя, Чубук, водкой не пои, дай на шару попользоваться чужим.
Ладно, хапай - не жалко. За все уплачено. Вообще-то, мог бы дать девке
отоспаться... А так... Ладно.
У нас в Тольятти этого добра... Где машины, там и деньги, где деньги,
там и бабы. Это тебе не Донбасс ваш хваленый. Непорядок там у вас. И скажи
- если ты за товаром приехал, какого ты тут третий день гужуешься? Смотри!
Ты лис хитрый, такие по-крупному горят. И коли твои дела нас зацепят...
Речь его звучала неровно, словно кто-то нажимал и отпускал педаль
акселератора. Водка делала свое дело, и когда Федор перешел почти на
шепот, стало слышно негромкое похрапывание раскинувшейся в кресле
блондинки.
Звонок в дверь поднял на ноги всех. Раиса потягивалась и смешно терла
