ронную разведку во всех дивизиях, входящих в состав нашей 13-й Армии.
Вторая и третья группы для меня - terra incognita. Не проработав в чет-
вертой группе и месяца, я начинаю догадываться о том, чем эти совершенно
секретные группы занимаются. Дело в том, что наша четвертая группа зани-
мается окончательной обработкой информации, поступающей из всех ос-
тальных групп отдела. А кроме того, к нам стекается информация снизу, от
штабов дивизий, сверху - из штаба округа, сбоку от соседей - из погра-
ничных войск КГБ.
В нашей группе в мирное время три человека. В военное время должно
быть десять. В кабинете три рабочих стола. Тут работают два подполковни-
ка - аналитик и прогнозист, и я - старший лейтенант.
Я работаю на самой простой работе - на перемещениях. Понятно, что
аналитик в нашей группе старший.
Раньше на перемещениях тоже работал подполковник. Но новый начальник
разведки его выгнал из отдела, освободив место для меня. А должность эта
по штату подполковничья, и это означает, что если мне на ней удастся
удержаться, то я очень скоро стану капитаном, а потом, через четыре го-
да, так же автоматически, - майором, а еще через пять лет - подполковни-
ком. Если за эти годы мне удастся прорваться выше, то и следующие звания
будут идти автоматически по выслуге лет. Но если я скачусь вниз, то за
каждую новую звезду придется грызть кому-то глотку.
Подполковникам совсем не нравится инициатива нового начальника раз-
ведки - посадить в подполковничье кресло старшего лейтенанта, мое появ-
ление унижает их авторитет и опыт, но не это главное. Главное в том, что
и в их кресла новый начальник может посадить молодых и порывистых. Они
оба смотрят на меня и только слабыми кивками отвечают на приветствие.
В рабочем кабинете информационной группы разведывательного отдела три
стола, три больших сейфа, книжные полки во всю стену и карта Европы -
тоже во всю стену. Прямо напротив входа - небольшой портрет моложавого
генерала. На погонах по три звезды. Иногда, когда никто не видит, я улы-
баюсь генерал-полковнику и подмигиваю ему. Но генерал-полковник с порт-
рета никогда мне не улыбается. Взгляд его холоден, суров и серьезен.
Глаза, зеркало души, жестоки и властны. В уголках губ-легкая тень през-
рения. Под портретом нет никакой подписи. Нет ее и на обратной стороне
портрета. Я проверял, когда в комнате никого не было. Вместо имени там
стоит печать: "Войсковая часть 44388" и грозное предупреждение: "Содер-
жать только в защищенных помещениях Аквариума и подчиненных ему учрежде-
ний". Командный состав Советской Армии я знаю хорошо. Офицер обязан это
знать. Но я совершенно уверен, что генерал-полковника с портрета я не
видел ни в одном военном журнале, включая и секретные.
Ладно, товарищ генерал, не мешайте работать.
Передо мной на столе пачка шифровок, поступивших за прошлую ночь. Моя
работа-разобраться с ними: изменения в составе и дислокации войск про-
тивника внести в "Журнал перегруппировок" и нанести на Большую карту,
которая хранится в первом отделе штаба Армии.
Первая шифровка сразу ставит в тупик: на железнодорожном мосту через
Рейн вблизи Кельна зарегистрирован эшелон, двадцать британских танков
"Чифтен".
Идиоты! В каком направлении прошел эшелон? Это усиление или ослабле-
ние? 20 танков-пустяк. Но из таких крупиц, и только из них, создается
общая картина происходящего. И аналитик и прогнозист имеют на столе точ-
но такие же копии шифровок. И оттого, что они совершенно четко представ-
ляют себе картину происходящего, оттого, что в своих головах они держат
тысячи цифр, дат, имен и названий, им, конечно, не надо поднимать шиф-
ровки предыдущих дней, чтобы там найти ключ к разгадке такого пустяково-
го вопроса. Они испытующе смотрят на меня и совсем не спешат подсказать
нужный ответ. Я поднимаюсь со своего места и иду к сейфу. Если перечи-
тать снова все шифровки предыдущих дней, то, наверное, ответ будет од-
нозначным. А четыре злых глаза мне в спину: трудись, старлей, знай, за
что подполковники свой хлеб жуют.
2.
Мы работаем до 17.00 с одним часовым перерывом на обед. Тот, кто име-
ет срочную работу, может оставаться в кабинете до 21.00. После этого все
документы полагается сдать в секретную библиотеку, а сейфы и двери опе-
чатать. Только подземный командный пункт не спит. Во время обострения
обстановки мы по очереди остаемся в штабе. В каждой группе по одному
офицеру. А в моменты кризисов - все офицеры штаба по нескольку дней жи-
вут и работают в своих кабинетах или под землей. В подземном КП условия
для жизни гораздо лучше, но там нет солнца, и потому, если можно,
большую часть времени мы проводим в наших немного тесных кабинетах.
Если нет шифровок, то я читаю "Разведывательную сводку" Генерального
штаба. Я полюбил эту пухлую, в 600 страниц, книгу. Я зачитываюсь ею,
многие страницы знаю чуть ли не наизусть, несмотря на то, что каждая из
них вмещает иногда по нескольку сотен цифр и названий. Когда нет кризи-
сов и напряженного положения, то подполковники ровно в 17.00 исчезают. У
них, как у павловских подопытных псов, в определенное время слюна выде-
ляется, чтобы плюнуть на печать и вдавить ее в пластилин на сейфе. С
этого момента я остаюсь один.
Я читаю "Разведывательную сводку" в сотый раз.
А, кроме общей сводки, есть такая же толстая книга о бронетанковой
технике, о флоте, о системе мобилизации Бундесвера, о французских ядер-
ных исследованиях, о системе тревог НАТО и еще черт знает о чем.
- Ты спишь когда-нибудь?
Я и не заметил, как на пороге появился подполковник Кравцов.
- Иногда, а вы?
- Я тоже иногда. - Кравцов смеется. Я знаю, что Кравцов каждый вечер
сидит допоздна или же неделями пропадает в подчиненных ему подразделени-
ях.
- Тебя проверить?
- Да.
- Где находится 406-е тактическое истребительное тренировочное крыло
ВВС США?
- Сарагоса, Испания.
- Что входит в состав 5-го армейского корпуса США?
- 3-я бронетанковая, 8-я механизированная дивизии и 11-й бронекавале-
рийский полк.
- Для начала неплохо. Смотри, Суворов, скоро будет проверка, если ты
не справишься с работой, то тебя выгонят из штаба. Меня не выгонят, но
по шее дадут.
- Стараюсь, товарищ подполковник.
- А сейчас иди спать.
- Еще час можно поработать.
- Я сказал, иди спать. Ты мне рехнувшийся тоже не нужен.
3.
Через две недели, когда подполковник-прогнозист находился в штабе ок-
руга, мне пришлось работать вместо него. За один день и две ночи я под-
готовил свой первый разведывательный прогноз: два тонких печатных листа
с названием "Предполагаемая боевая активность 3-го корпуса Бундесвера на
предстоящий месяц". Эти листы начальник разведки просмотрел и приказал
передать в первый отдел. Все прошло как-то буднично. Меня никто не хва-
лил, но никто и не смеялся над моим творением.
4.
Воздушная волна бумаги со столов сорвала. Подполковники их телами
накрывают. Не разлетелись бы. За каждую бумажку по 15 лет получить мож-
но. Дверь кабинета без стука на всю ширину раскрылась. В двери лейте-
нант.
- Здравствуйте, Константин Николаевич, - улыбаются лейтенанту подпол-
ковники. Красив лейтенант, высок, плечист. Ногти розовые, полированные.
Лейтенанта в штабе только по имени-отчеству называют. Положение его за-
видное - адъютант начальника штаба Армии. Если просто его назвать "това-
рищ лейтенант" - это вроде как обидеть его. Поэтому - Константин Никола-
евич.
- Перемещения, - небрежно бросает Константин Николаевич. Можно, ко-
нечно, сказать: "Начальник штаба требует к себе офицера по перемещениям
с докладом об изменениях в группировке противника за прошлую ночь". Но
можно и проще это сделать, как это Константин Николаевич делает: корот-
ко, с легким презрением.
Я быстро собираю шифровки в папку. Адъютант генеральский чуть подоб-
рел, даже улыбнулся: "Не суетись под клиентом".
Подполковники адъютантской шутке зубы скалят.
Суки штабные. За места теплые держитесь. А я этого терпеть не буду.
Мне, кроме своих цепей, терять нечего:
- Не хами, лейтенант.
Лицо адъютанта вытянулось. Подполковники умолкли, на меня звериные
взгляды уставили: "Дурак, выскочка, хам. Как же ты с адъютантом разгова-
риваешь? С Константином Николаевичем? Тут тебе не батальон. Тут штаб!
Тут обстановку тонко чувствовать надо. Ты, деревенщина неотесанная, и на
нас гнев накликаешь!"
Выхожу из кабинета, генеральского адъютанта вперед себя не пропустив.
И не пропущу никогда. Подумаешь, адъютантишко! Холуй генеральский. Ты
солдата видел когда-нибудь на огневом рубеже? На стрельбище? Когда у не-
го автомат с патронами, а у тебя только флажок красный в руке? По-
чувствовав оружие, идет солдат на мишени и мыслью терзается - а не вре-
зать ли длинную очередь по командиру своему? За свою жизнь я каждого
своего солдата десятки раз через огневой рубеж водил. И не однажды видел
сомнение в солдатских глазах: по фанерке стрелять или насладиться
смертью настоящей? А ты, адъютантик, водил солдат на огневой рубеж? А
видел ты их один на один в поле, в лесу, на морозе, в горах? А видел ты
злобу солдатскую? А случалось тебе вдруг застать всю роту пьяной с бое-
вым оружием? Ты, адъютант, на мягких коврах карьеру делаешь и не рыпайся
на Витю Суворова. Я терпел бы, если б ты капитаном был или если хотя бы
одного возраста со мной оказался. А ты же сопляк, мальчишка, как минимум
на год младше меня.
В коридоре генеральский адъютант как бы нечаянно мне больно на ногу
наступил. Я ждал выходки какой-нибудь и готов был к ней. Шел я чуть впе-
реди адъютанта и чуть левее. И потому правым своим локтем двинул резко
назад. В мягкое попал. Что-то в адъютанте булькнуло. Охнул он, ртом ра-
зинутым воздух хватает, изогнулся, к стенке привалился. Медленно разги-
бается адъютант. Выше он меня и в кости шире. Кисти рук огромные. Мячик
баскетбольный той кистью, наверное, без труда держать можно. Но пузечко
слабеньким оказалось. А может, просто не ожидал удара. Это ты, адъютант,
дурака свалял. Удара всегда ожидать нужно. Каждое мгновение. Тогда и не
будет такого сокрушительного эффекта.
Медленно адъютант выпрямляется, от моей руки взгляда не отрывает. А у
меня два пальца рогаткой растопырены. Во всех странах этот жест викторию
означает, победу то есть. А у нас этот жест означает: "Гляделки, сука,
выколю".
Поднимается он медленно по стеночке, от растопыренных пальцев взгляд
не отрывает. И понимает он, что его высокий покровитель ему сейчас не
защита. Мы один на один, в пустом коридоре, как единоборцы на древнем
поле боя, когда перед кровавой битвой от двух несметных армий выходили
на середину только двое и бились друг с другом. Он выше меня и шире, но
сейчас он понимает, что суета жизни простилась со мной, и уже ничто,
кроме победы, для меня не важно, и что за победу я готов платить любую
цену, даже собственную жизнь. Он уже знает, что на любое его действие
или даже слово я отвечу жутким ударом растопыренных пальцев в глаза и
тут же вцеплюсь ему в глотку, чтобы уже никогда ее не отпустить.
Он, не моргая, медленно поднимает свои руки к горлу и, нащупав галс-
тук, поправляет его.
- Начальник штаба ждет...
- Вас... - подсказываю я.
- Начальник штаба ждет ВАС.
Мне трудно возвращаться в этот мир. Я уже простился с ним перед смер-
тельной звериной схваткой. Но он боя не принял. Я втягиваю воздух в себя
и тру онемевшие от напряжения руки. Он не отрывает взгляда от моего ли-
ца. Мое лицо, видимо, изменилось, что-то говорит ему, что я его пока
убивать не намерен. Я поворачиваюсь и иду по коридору. Он идет сзади. Я
старший лейтенант - а ты еще только лейтенант, вот и топай сзади.
В приемной два стола, один против другого. Они, как бастионы, прикры-
вают каждый свою дверь. Одна дверь в кабинет командующего, другая в ка-
бинет начальника штаба. У двери командующего за полированным столом -
его адъютант. Он тоже лейтенант, но и его никто по званию или по фамилии
в штабе не называет - Арнольд Николаевич его имя. Тоже высокий, тоже
красивый. Форма на нем не офицерского- генеральского сукна. Ко мне с его
стороны тоже никакого почтения, сквозь меня смотрит, не замечая. Есть на
то причина: мой шеф, начальник разведки подполковник Кравцов, назначен
на свой высокий пост без согласия командующего Армией, его заместителя и
начальника штаба, вытеснив их человека с этого важного поста. И оттого к
моему шефу презрение командующего, придирки начальника штаба. Оттого ко
всем нам, кого Кравцов за собой привел, общая ненависть офицеров штаба,
особенно тех, что работают на Олимпе, на втором этаже. Мы - чужаки. Мы -
незваные гости в теплой компании.
Начальник штаба генерал-майор Шевченко вопросы ставит толково, слуша-
ет не перебивая. Я ждал придирок, но он только пристально смотрит мне в
лицо. В штабе появляются новые офицеры. Чья-то невидимая мощная рука
толкает их прямо на мягкие ковры второго этажа. Мнения начальника штаба
теперь почему-то не спрашивают, и это не может ему нравиться. Власть
мягко, как вода, струится сквозь пальцы - как ее удержать? Он отворачи-
вается к окну и смотрит в сад, заложив руки за спину. Кожа на его щеках
фиолетовая, с чуть-чуть проступающими жилками. Я стою у двери, не зная,
что делать,
- Товарищ генерал, разрешите идти?
Не отвечает. Молчит. Может, вопроса не услышал? Нет, услышал. Помол-
чав еще, он коротко отвечает "да", не повернув ко мне головы.
В приемной оба адъютанта встречают меня недобрыми взглядами. Ясно,
что адъютант начальника штаба уже все рассказал своему коллеге. Конечно,
они еще не доложили о случившемся своим покровителям, но непременно это
сделают. Для этого они должны выбрать удобный момент, когда босс в соот-
ветствующем для подобного донесения настроении.
Я иду к двери, спиной чувствуя их ненавидящие взгляды, как пистолеты
в затылок. Чувства во мне два сейчас - облегчение и досада. Служба моя
штабная завершена, и ждет меня бескрайняя ледяная пустыня за Полярным
кругом или желтая раскаленная пустыня, возможно, еще и суд офицерской
чести.
Подполковники встречают меня гробовым молчанием. Они, конечно, не
знают того, что случилось в коридоре, но и того, что случилось тут, в
кабинете, вполне достаточно, чтобы уже меня не замечать. Я - выскочка. Я
внезапно взлетел высоко, но, не понимая этого и по достоинству не оценив
случившегося, на этом месте не удержался и сорвался в пропасть, Я - ник-
то. И моя участь их не беспокоит. Их интересует более важный вопрос: бу-
дет ли удар по мне перенесен и на моего столь ими ненавидимого шефа.
Я запираю документы в сейф и спешу к подполковнику Кравцову предупре-
дить о грозящих ему неприятностях.
- С адъютантами не надо ссориться, - назидательно говорит он, не про-
являя, однако, особого беспокойства по поводу случившегося. О том, что я
ему рассказал, он, кажется, забывает мгновенно. - Чем ты намерен зани-
маться сегодня вечером?
- Готовиться к сдаче должности.
- Тебя еще никто из штаба не выгоняет.
- Значит, скоро выгонят.
- Руки коротки. Я тебя сюда, Суворов, за собой привел, и только я мо-
гу дать тебе команду убираться отсюда. Так чем ты намерен заниматься ве-
чером?
- Изучать 69-ю группу сил 6-го флота США.
- Хорошо. Но тебе, кроме умственных, нужны и физические нагрузки. Ты
- разведчик, ты должен пройти курс нашей подготовки. Ты знаешь, чем за-
нимается вторая группа нашего отдела?
- Знаю.
- Как ты это можешь знать?
- Догадался.
- Так чем вторая группа, по твоему мнению, занимается?
- Руководит агентурной разведкой.
- Правильно. А может, ты знаешь и чем третья группа занимается? - Он
недоверчиво смотрит на меня.
- Знаю.
Он ходит по комнате, стараясь осмыслить то, что я ему сказал. Затем
он порывисто садится на стул.
- Садись.
Я сел.
- Вот что, Суворов, из второй группы ты получал для обработки крупицы
информации и поэтому мог догадаться об их происхождении. Но из третьей
группы ты ни черта не получал...
- Из этого я сделал вывод, что силы, подчиненные третьей группе,
действуют только во время войны, а дальше догадался.
- Твоя догадка могла быть неверной...
- Но офицеры в третьей группе очень высокие, все как один...
- Чем же они, по-твоему, занимаются?
- Во время войны они вырывают информацию силой...
- ...И хитростью, - вставил он.
- Они диверсанты, террористы.
- Ты знаешь, как это называетвя?
- Этого я знать не могу.
- Это называется Спецназ. Разведка специального назначения. Диверси-
онная, силовая разведка. Мог ли ты догадаться, сколько диверсантов в
подчинении третьей группы?
- Батальон.
Он вскочил со стула:
- Кто тебе это сказал?
- Догадался.
- Как?
- По аналогии. В каждой дивизии одна рота занимается глубинной раз-
ведкой. Это, конечно, не Спецназ, но нечто очень похожее. Армия на сту-
пень выше дивизии, значит, в вашем распоряжении должна быть не рота, а
батальон, то есть на ступень выше.
- Четыре раза в неделю по вечерам будешь являться вот по этому адре-
су, имея с собой спортивный костюм. Все. Иди.
- Есть!
- Если придет новый командующий Армией и новый начальник штаба, а
следовательно, и новые адъютанты, постарайся иметь с ними хорошие отно-
шения.
- Вы думаете, что командование нашей Армии скоро сменится?
- Я тебе этого не говорил.
5.
В нашей информационной группе разведывательного отдела небольшие из-
менения. Подполковник, который работал на прогнозах, внезапно уволен в
запас. Его вызвали на медицинскую комиссию, которая нашла нечто такое,
что мешает ему оставаться в армии. На пенсии ему будет лучше. Уходить
ему никак не хотелось, ибо каждый год после двадцати пяти дает солидную
надбавку к пенсии. Но доктора неумолимы: ваше здоровье дороже всего.
Вместо подполковника на должность прогнозиста назначен капитан из раз-
ведки 87-й дивизии.
6.
Начальник штаба должен знать все о противнике, поэтому каждое утро,
разобравшись с шифровками, я иду к нему на доклад. Он никогда не вызыва-
ет меня по телефону, просто посылает адъютанта.
После нашей стычки прошло уже две недели. Я уверен, что адъютант дав-
но доложил шефу о случившемся, конечно, в выгодном для себя свете. Но я
все еще хожу по коридорам второго этажа, я еще не провалился в тартара-
ры. Это генеральским адъютантам не совсем понятно. Им ясно, что я ка-
кое-то исключение из правила, но они не знают какое и почему, и поэтому
они не хамят мне больше. Этот вопрос занимает и меня самого - отчего,
черт побери, я исключение?
7.
У нас изменения. Начальник первого отдела штаба смещен. Вместе с ним
уволены старшие группы и некоторые ведущие офицеры. Вместо полковника на
должность поставлен подполковник. За собой он привел целый табун капита-
нов и старших лейтенантов и рассадил их по подполковничьим местам.
8.
- Начальник разведки 13-й Армии приказал мне пройти сокращенный курс
подготовки для работы в третьей группе.
- Да... да... я знаю... заходи. - Он широко улыбается. Ручищи у него,
как клешни у краба. - Информаторы должны работать у нас, они должны по-
нимать, как кусочки информации собираются и какова им цена. Переодевай-
ся.
Сам он босиком, в зеленой куртке и зеленых брюках, мягких, но, види-
мо, прочных. Руки по локоть обнажены и напоминают мне здоровенные, нео-
бычайно чистые волосатые лапы хирурга, который лет пять назад собирал
меня из кусочков.
Мы в большом солнечном спортивном зале. Посреди зала два одиноких
стула кажутся совсем маленькими в этой необъятной шири.
- Садись.
Мы сели на стулья лицом к лицу.
- Руки на колени положи и расслабь их, как плети. Всегда так сиди. В
любой обстановке ты должен быть предельно расслаблен. Нижние зубы не
должны касаться верхних. Челюсть должна отвисать, слегка, конечно. Шею
расслабь. Ноги. Ступни. Ногу на ногу никогда не клади-это нарушает кро-
вообращение. Та-а-ак.
Он встал, обошел меня со всех сторон, придирчиво оглядывая. Потом ру-
чищами ощупал шею, мышцы спины, кисти рук.
- Никогда не барабань пальцами по столу. Так делают только неврасте-
ники. Советская военная разведка таких в своих рядах не держит. Что ж,
ты достаточно расслаблен, приступим к занятиям.
Он садится на стул, руками держится за сиденье, потом качается на
двух задних ножках стула и вдруг, качнувшись резко назад, опрокидывается
на спину. Улыбается, вскакивает. Поднимает стул и садится на него,
скрестив руки на коленях.
- Запомни, если ты падаешь назад, сидя на стуле, с тобой ничего не
может случиться, если, конечно, сзади нет стенки или ямы. Падать назад,
сидя на стуле, так же просто и безопасно, как опуститься на колени или
встать на четвереньки. Но природа наша человеческая противится падению
назад. Нас сдерживает только наша психика... Возьмись руками за си-
денье... Я тебя подстраховывать не буду, удариться ты все равно не мо-
жешь... Покачайся на задних ножках стула... Стой, стой, боишься?
- Боюсь.
- Это ничего. Это нормально. Было бы странно, если бы не боялся. Все
боятся. Возьмись руками за сиденье. Начинай без моих команд. Покача-
лись...
Я качался на стуле, балансируя, затем слегка нарушил баланс, качнув-
шись чуть больше, и стул медленно пополз в бездну. Я вжался в сиденье. Я
втянул голову в плечи. Потолок стремительно уходил вверх, но падение за-
тянулось. Время остановилось. И вдруг спинка стула грохнулась об пол.
Только тут я по-настоящему испугался и в то же мгновение радостно расс-
меялся: со мной решительно ничего не случилось. Голова, повинуясь реф-
лексу, чуть ушла вперед, и оттого я просто не мог удариться затылком.
Удар приняла спина, плотно прижатая к спинке стула. Но площадь спины го-
раздо больше площади ступней, и оттого падение назад менее неприятно,
чем прыжок со стула на землю.
Он протянул мне руку.
- А можно, я еще попробую?
- Конечно, можно, - улыбается.
Я сел на стул, ухватился руками за сиденье и повалился назад.
- Я еще попробую, - радостно кричу я.
- Да, да, наслаждайся.
9.
- По нашему заказу Академия наук разработала методику прыжков из ско-
ростного поезда, а равно из автомобиля, трамвая... математические форму-
лы тебе не нужны, пойми только вывод: из стремительно несущегося поезда
надо прыгать задом и назад, приземляться на согнутые ноги, стараясь сох-
ранить равновесие и не коснувшись руками земли. В момент касания земли
нужно мощно оттолкнуться и несколько секунд продолжать бег рядом с поез-
дом, постепенно снижая скорость. Наши ребята прыгают с поездов на ско-
ростях 75 километров в час. Это общий стандарт. Но есть одиночки, кото-
рые этот стандарт значительно перекрывают, прыгая с гораздо более скорых
поездов, прыгая под уклон, с мостов, прыгая с оружием в руках и со зна-
чительным весом за спиной. Запомни, главное - не коснуться руками земли.
Ноги вынесут тебя. Мышцы ног обладают исключительной силой, динамич-
ностью и выносливостью. Касание рукой может нарушить стремительный ритм
движения ног. За этим следует падение и мучительная смерть. Потренируем-
ся. Вначале тренажер. Настоящий поезд будет позже. Начинаем со скорости
десять километров в час...
10.
А через месяц мы вдвоем стояли на перилах железнодорожного моста. Да-
леко внизу холодная свинцовая река медленно несет свои воды, сворачива-
ясь в могучие змеиные кольца у бетонных опор. Я уже грамотен и понимаю,
что человек может ходить и по телеграфному проводу над бездонной про-
пастью. Все дело в психологической закалке. Человек должен быть уверен,
что ничего плохого не случится, и тогда все будет нормально. Цирковые
артисты тратят годы на элементарные вещи. Они ошибаются. У них нет науч-
ного подхода. Они базируют свою подготовку на физических упражнениях,
неуделяя достаточно внимания психологии. Они тренируются много, но не
любят смерть, боятся ее, стараются ее обойти, забывая о том, что можно
наслаждаться не только чужой смертью, но и своей собственной. И только
люди, не боящиеся смерти, могут творить чудеса вместе с богами.
- Дураки говорят, что вниз смотреть нельзя, - кричит он. - Какое нас-
лаждение смотреть вниз на водовороты!
Я смотрю в глубину, и она больше не кажется мне жуткой и влекущей,
как змеиная пасть для лягушонка. И ладони мои больше не покрываются отв-
ратительной липкой холодной влагой.
11.
Снова изменения в руководстве 13-й Армии. В каждой Армии по два гене-
рал-майора артиллерии. Один командует ракетными подразделениями и артил-
лерией, второй - ПВО. В 13-й смещены оба.
12.
В Прикарпатском военном округе грандиозные изменения.
Скоропостижно скончался командующий Прикарпатским военным округом ге-
нерал-полковник Бисярин. Еще не прошло и года с того времени, когда он
командовал Прикарпатским фронтом в Чехословакии. Он был бодр и здоров и
правил четырьмя Армиями фронта легко и свободно. Говорят, что он никогда
не болел. И вот его нет.
Командование военным округом принял генерал-лейтенант танковых войск
Обатуров. И тут же в штабе военного округа произошло массовое смещение
людей Бисярина и замена их людьми Обатурова. И тут же волна изменений
покатилась вниз в штабы армий. В округе их четыре: 57-я воздушная, 8-я
гвардейская танковая, 13-я и 38-я. По мягкому ковру нашего коридора
быстро прошли два новых генерала - новый командующий нашей 13-й Армией и
новый начальник штаба.
В этот день бронированную дверь разведывательного отдела всем посети-
телям открывал я. Звонок. Через танковый триплекс я вижу незнакомого
лейтенанта. О, я знаю, кто это.
- Пароль?
- Омск.
- Допуск?
- 10-б.
- Заходите. - Тяжелая дверь плавно отошла в сторону, пропуская лейте-
нанта.
- Доброе утро. Товарищ старший лейтенант, мне нужен начальник развед-
ки.
- Я доложу ему. Одну минуту подождите, пожалуйста. - Я стукнул в
дверь своего шефа и тут же вошел. - Товарищ подполковник, к вам адъютант
нового командующего армией.
- Просите.
Лейтенант входит:
- Товарищ подполковник, вас просит командующий.
Я знаю наперед, что будут учения, что шифровки будут сыпаться как из
рога изобилия, что молодые адъютанты устанут смертельно, у них будут
красные, воспаленные глаза, когда ночами мы будем вместе с ними работать
над Большой картой. Я знаю, что после первых учений два новых адъютанта
и я напьемся до зеленых чертиков и станем друзьями. Я буду рассказывать
им похабные анекдоты, а они мне - смешные истории из интимной жизни их
покровителей. Но и сейчас уже, после самой первой встречи, уже по тому,
как адъютант приветствовал меня, и по тому, как он входил в кабинет мое-
го шефа, я понимаю, что мы фигуры одного цвета. Новые генералы в штабе
Армии - люди Обатурова. Новые начальники отделов, включая и Кравцова, -
люди Обатурова. Новые адъютанты, новые офицеры в штабе - все они люди
Обатурова. Я осознаю впервые, что и я член этой группы. И я знаю, что
сам новый командующий Прикарпатским военным округом генерал-лейтенант
Обатуров - человек какой-то мощной группы, стремительно и неудержимо
идущей к власти.
Все, кто пришел в этот штаб и в другие штабы округа раньше нас, все
они - фигуры другого цвета. И их время кончилось. Тех, кто достаточно
стар, будут вышибать на пенсию, остальных - в раскаленные пески. Старая
группа под мощным, но невидимым со стороны ударом рухнула и рассыпалась,
и ее осколкам никогда не быть верными слугами воротил этого общества,
никогда не нежиться в лучах могущества...
В секретном отделе я столкнулся с бывшим адъютантом бывшего начальни-
ка штаба. Он сдавал документы. Он едет куда-то очень далеко командовать
взводом. Он более двух лет уже офицер, но никогда не имел в своем распо-
ряжении недисциплинированных, полупьяных, совершенно неуправляемых сол-
дат. Если бы с этого началась его служба, то все было бы нормально. Но
его служба началась с мягких ковров. В любой обстановке он сытно ел и
был в тепле. Теперь все ломалось. Человек привыкает быть на дне пропас-
ти. И если он всегда там находился, то с трудом представляет, что может
быть какая-либо другая жизнь. Но лейтенант был вознесен к вершинам, а
теперь снова падал в пропасть. На самое дно. И это падение было мучи-
тельным.
Он улыбается мне. А улыбка его кажется собачьей. Когда-то очень давно
на Дальнем Востоке я видел двух псов, прибившихся к чужой своре. Но сво-
ра рычала, не желая принимать чужаков в свою среду. И тогда один из этих
псов бросился на своего несчастного товарища и загрыз его. Их борьба
продолжалась долго, и свора терпеливо следила за исходом поединка. Один
ревел, а другой, более слабый, жутко визжал, не желая расставаться с
жизнью. Убив своего товарища, а может быть, и брата, весь искусанный и
изорванный пес, поджав хвост, подошел к своре, демонстрируя свою покор-
ность. И тогда свора бросилась на него и разорвала.
Почему-то бывший адъютант мне напомнил того пса с поджатым хвостом,
готового грызть кого угодно, лишь бы быть принятым в свору победителей.
Дурак. Будь гордым. Езжай в свою пустыню и не виляй хвостом, пока тебя
не загрызли.
13.
В ту ночь снился мне старый добрый еврей дядя Миша. Было мне тогда 15
лет. Учился я в школе и работал в колхозе. Зимой работал время от време-
ни, летом - наравне с матерыми мужиками. Поэтому, когда на обсуждение
встал серьезный вопрос, то на собрание позвали и меня. Дело вот в чем
было: в конце августа каждый год наш колхоз отправлял в город Запорожье
одного человека на две-три недели торговать арбузами. Конец августа
приближался, и нужно было решить, кто из мужиков поедет в этом году тор-
говать арбузами.
Cидят мужики в клубе. Пора горячая - уборка в разгаре, а мужикам не
до уборки. Спорят все, кричат. Председатель предложил на арбузы зятя
своего Сережку послать. Первые ряды молчат, а с задних рядов свистят,
стучат ногами и скамейками. Председатель ставит вопрос на голосование.
Разгорячился он, голову теряет. В таких случаях нужно сначала спросить:
"Кто против?" Никто, конечно, не поднимет руку. Тогда и голосованию ко-
нец, значит, все согласны. Но председатель по ошибке спрашивает: "Кто
за?" Он привык так вопрос ставить, когда нужно мудрую политику нашей
родной партии одобрять. Но тут вопрос кровный. Тут все руки вверх не бу-
дут тянуть.
- Кто за? - повторяет председатель.
А зал молчит. Ни одна рука вверх не поднялась. Просчитался председа-
тель. Не так вопрос поставил. Сережку, зятя председателева, нельзя посы-
лать, значит. Махнул он рукой: сами тогда решайте. Опять шум и крик. Все
