сыростью и лежалой бумагой.
- На нижней полке сверточек в газете, дай-ка его сюда, дружок.
Лева взял лежавший на нижней полке перевязанный шпагатом, заклеенный
сургучными печатями пакет, положил на письменный стол. Следователь
подвинул пакет к себе, накрыл ладонями, хитро улыбнулся.
- Даю одну попытку, отгадывай.
- Пакет принесла Григорьева, - ответил Лева. - Она прятала его в
водостоке, перед этим нашла у тела Логинова.
- Ну, - протянул следователь, - с тобой неинтересно. - И быстро
спросил: - Что в пакете?
Лева протянул руку, хотел пощупать пакет, следователь не разрешил.
- Ты его уже держал.
"Подкова", - подумал Лева, тут же отказался от мысли. Пакет тяжелее,
главное, больше по объему.
- Ну, ну, - следователь усмехнулся. - Ведь верно все здесь излагал.
- Билеты тотализатора, - как бы шаря впотьмах, сказал Лева.
- Верно. Сколько?
- Пятьсот, - рубанул сплеча Лева.
- Чертенок. Пятьсот тридцать, - следователь вновь достал огромный
платок, как бы признавая свое поражение. Когда же Лева собрался влезть на
пьедестал, следователь тихо, как бы между прочим, спросил: - Когда
Григорьева принесла их?
- Григорьева ждала вас сегодня в девять, у кабинета, - уверенно
сказал Лева.
- Шиш! - Лева увидел шиш такого размера, какие и в мультфильмах не
показывают. - Вот так-то, - следователь говорил уже серьезно, без тени
юмора: - Возьми, поработай немножко. - Он протянул Леве бумагу, на которой
столбиками были выписаны цифры. - Номера билетов, покупали их в разных
кассах, но, может, кассирши что-нибудь подскажут. Они же знают
завсегдатаев. - Понимая, что Лева ждет от него другого разговора,
следователь смилостивился. - Дружок, ты сам здесь очень хорошо, точно,
главное, логично доказал: Григорьева и Логинов люди хорошие, от данной
печки и плясать следует. Доказал одно, а бросился в обратную сторону.
Решил, так не сворачивай, хуже нет метаться. Григорьева принесла мне
данный сверточек в четверг. Спрятала она его сгоряча, думала, обнаружат
рядом с мертвым наездником билеты тотализатора, запачкают билетики
покойного с ног до головы, дело ее любимое измажут, товарищей-наездников,
всех. Я вам в пятницу звонил несколько раз, - перешел на "вы" следователь.
- Мне сказали, вас не будет. Я и отложил до понедельника.
Лева слушал следователя, не зная, радоваться ему или огорчаться. Нина
ни в чем не виновата. Все его выкладки оказались верны, кто-то играл
против Гладиатора. От этого непомерно высокая выплата за фаворита. Есть
билеты тотализатора, можно побеседовать с кассирами. Смогут они вспомнить,
кто делал такие крупные ставки? Судя по списку, ставки делались в двадцати
пяти кассах. Этим займутся братья-разбойники, Леве на ипподроме
расшифровываться нельзя.
- Молодой человек! - следователь смотрел на Леву сердито. - Я,
кажется, разговариваю с вами.
- Извините, задумался, - Лева улыбнулся, он видел, следователь лишь
напускает на себя сердитый вид.
- Слушай, ты случаем не Ивана Гурова сын? - спросил следователь.
"Началось, - подумал Лева, - хоть фамилию меняй. Куда ни придешь,
один вопрос: сын или не сын".
- Нет, - ответил он.
- Врешь, - следователь хитро подмигнул. - Запамятовал, сейчас
вспомню. Иван мне как-то в горкоме встретился и рассказывал, мол, отпрыск
по сыскной части трудится. Да ладно. Не сын ты, личность. Признаю. -
Вспомнил что-то смешное, искорки забегали в глазах, потом нахмурился и
засопел.
Лева приготовился, ясно, сейчас разыгрывать его начнет.
- Да, вспомнил, - сказал следователь. Лева даже приподнялся в кресле.
- Что-то ты про звонок в кабинет рассказывал? Интересно, интересно, -
пытаясь сдержать улыбку, он хрюкнул, получилось ужасно смешно, тогда он
расхохотался вовсю. Непонятно, над кем он смеется, над Левой или над
собой. Вообще, как уже отметил Лева, старший следователь прокуратуры по
особо важным делам оказался непозволительно возрасту и положению смешлив.
Лева из вежливости тоже улыбнулся, потом, вспомнив известную фразу:
"Платон мне друг, но истина дороже", сказал:
- Простите, однако под всем мною сказанным могу расписаться.
- Фантазер, фантазер. Оставим это.
- Простите, - Лева начал краснеть. - Свою версию я готов отстаивать.
- Каким образом? - чтобы не видеть Левиного румянца и вновь не
рассмеяться, следователь начал перекладывать разбросанные на столе дела.
Идея, которую собирался высказать Лева, появилась у него, когда он,
ожидая Турилина, расхаживал по коридору управления. Методом исключения
Лева пришел к выводу, что если он знает звонившую девушку, то это может
быть только Аня, приятельница Сан Саныча. Почему бы и не проверить. Номер
телефона у него имеется.
- Вы мне на слово поверите? - спросил Лева.
Следователь ответил жестом, означавшим: "Как тебе не стыдно, старик!"
- Прекрасно, нужен параллельный телефон и молодая женщина.
- Аппараты параллельные, - следователь указал на телефон на столе и
аппарат, стоявший на столике в углу кабинета, - а молодая женщина, - он
взглянул на часы. Лева отметил, что хозяин часто на них поглядывает,
расценивал это как предложение закругляться. - Молодая женщина
задерживается, - следователь выбрался из-за стола, приоткрыв дверь,
выглянул в коридор. - Здравствуйте, я вас жду.
- Я слышала голоса и считала, вы заняты, - Лева услышал женский голос
и встал.
- Обычно на работе я всегда занят, Нина Петровна. Проходите,
пожалуйста.
Нина была в строгом, почти вечернем костюме, в туфлях на высоких
каблуках, видимо, только что из парикмахерской, так как Лева почувствовал
запах лака, каким обычно покрывают волосы после укладки.
- Здравствуйте, - Лева поклонился.
Нина глубоко вздохнула, будто собиралась прыгнуть с вышки, зачем-то
переложила сумочку в левую руку. За спиной закашлялся следователь, и Нина
опомнилась.
- Пишете? Доносы пишете! - громко сказала она. - Мерзкий вы
человечек!
- Сядьте, Григорьева, - спокойно сказал следователь. От его тона даже
Лева поежился.
Нина села, демонстративно отвернувшись к стене. Лева продолжал
стоять, следователь начал расхаживать по кабинету, ходил и молчал, молчал
и ходил. Было совершенно ясно, говорить здесь сейчас имеет право он один.
Следователь молчал долго. Нина перестала смотреть в стену и опустила
голову, только тогда следователь заговорил:
- В этом кабинете доносов не писали. Когда вас, Нина Петровна, на
свете не было, в те времена доносы здесь тоже не писали. Вы меня поняли?
- Простите, вас я не хотела обидеть, - ответила Нина.
Леве хотелось сказать: ну, хватит, хватит, все понятно. Он даже
откашлялся. Следователь наградил его таким взглядом, что Лева еще раз
кашлянул и промолчал. Неужели этот человек несколько минут назад был
смешливым толстяком, жаловался на жару, хлопал себя по груди и кряхтел в
кресле? Хозяин, большой и массивный, расхаживал по кабинету легким
стремительным шагом. Леве казалось, пожми сейчас ему следователь руку - и
ладонь у него немягкая, железная.
- Я вас в прошлый раз пожалел, зря пожалел, оказывается. Вы
понимаете, что означают эти билеты тотализатора? Их оставил убийца,
возможно, на билетах были его отпечатки пальцев. Вы самовольно собрали
билеты и все испортили. (Это был блеф, на картонных билетиках могли
оказаться сотни отпечатков). - Лев Иванович Гуров - советский офицер, -
следователь вновь сделал паузу. - Все должны усвоить, что значит советский
офицер. Гуров - один из лучших сотрудников уголовного розыска, ас, можно
сказать. - Лева не знал, куда деваться, сесть, что ли? А то стоит, как
памятник самому себе. Следователь почувствовал его состояние, взял под
руку, заставил ходить рядом и, уже не обращая внимания на Нину, спросил
своим обычным тоном: - Так что у тебя за идея, дружок? Есть у нас
параллельный телефон, есть молодая женщина.
Лева приходил в себя.
- Ты хочешь позвонить своей незнакомке? Значит, ты кого-то
подозреваешь и имеешь номер телефона? Почему не рассказал раньше? Кто? Как
познакомились? Какие основания подозревать? Хорошо, хорошо, позже
расскажешь. - Не давая Леве вставить ни слова и продолжая говорить,
следователь подвел "советского офицера" к креслу, усадил. - Предлог для
звонка? Тема разговора? Не получится, что вы нас проверяете, а мы вас
перепроверяем?
- Не получится, я продумал, - ответил Лева. Передышка,
предоставленная ему следователем, вернула спокойствие. Во всем
происходящем увидел даже комическое, когда же хозяин из-за спины Нины
подмигнул ему, Лева заулыбался. - Я запишу, чтобы Нине было легче
говорить.
Лева записывал для Нины текст, следователь негромко объяснил ей:
- Нам нужно послушать один женский голос. - Нина кивнула, следователь
хотел предварительно разговорить ее и спросил: - Как здоровье Гладиатора?
- Гриша? Спасибо здоров. - Нина сразу оживилась. - Он вообще у нас
крепыш, не жалуется, веселый, порцию свою сегодня хорошо поел. Скоро в
Европу едет.
- Вас возьмет?
- Возьмет, - Нина улыбнулась. Разговаривая о лошадях, она
преображалась, от всей ее сдержанности не оставалось и следа.
- Пожалуйста, - Лева протянул Нине лист.
Нина читала, морщилась, удивленно спросила:
- Костюм стоит рубль двадцать?
- Нет, но она вас поймет, - ответил Лева.
Вчера он слышал, как Аня говорила Наташе, что оставила продавщице
комиссионного магазина свой телефон, хочет купить брючный костюм. На этом
Лева и собирался сыграть. Нина перечитала текст несколько раз, следователь
поставил ей телефон на колени и сказал:
- Сядьте свободнее, легче говорить будет.
Нина послушно откинулась на спинку кресла, набрала номер. Снимая
параллельную трубку, Лева вспомнил, как вчера у него постепенно появилось
ощущение, будто голос Ани ему хорошо знаком. Когда они ехали в машине.
Лева спросил у девушки номер телефона, она почему-то соврала, сказала, что
телефона нет. Он запомнил адрес и по справочному узнал: в доме, где живет
Аня, телефон есть только в ее квартире.
В трубке звучали длинные гудки. Нина вопросительно взглянула на
следователя, и в это время резкий женский голос ответил:
- Да. Говорите.
- Позовите, пожалуйста, Аню, - сказала Нина.
- Я на проводе.
Лева не узнавал ни голоса Ани, ни голоса незнакомки.
- Добрый день, - читала по бумажке Нина. - Я слышала, вы
интересуетесь брючным костюмом.
- Да, да. Вы от Ксюши? - голос подобрел, и Лева узнал Аню.
- Нет, но мне сказали... - сообразила ответить Нина.
- Верно. Не имеет значения, - Аня заговорила веселее. - Что вы можете
предложить?
- Италия, - ответила Нина, - цвет морской волны, брюки с манжетами,
карманы накладные.
- Что вы хотите?
Нина растерянно взглянула на Леву, тот, закрыв трубку рукой,
подсказал:
- Сколько стоит.
- Рубль двадцать, - чуть запнувшись, ответила Нина.
- Надо взглянуть. Какой размер?
- Сорок шесть - сорок восемь.
Лева умышленно написал размер больший, чем Ане нужно, чтобы удобнее
было прервать разговор.
- Милочка, - разочарованно протянула Аня, - я не доярка колхоза
"Красный богатырь". Сорок четыре. Это максимум.
- Сорок шестой вполне приличный размер, - обиделась Нина. - Или вы
балерина?
- Не балерина, - передразнила Аня, - но задница у меня сорок
четвертого размера, и я не кормящая мать.
- Не подходит? - решительно спросила Нина.
- Сорок четыре, милочка, очень прошу...
- Оревуар, - Нина положила трубку, но Лева ее не положил и слышал,
как Аня продолжала говорить:
- Минуту, милочка. Если у вас будет сорок четвертый...
Лева опустил трубку. Самое обидное, что эксперимент не дал ни
положительного, ни отрицательного результата. Лева и узнавал и не узнавал
голос незнакомки.
Хозяин кабинета сочувственно спросил:
- Не понял, Лев Иванович?
- Не понял, - согласился Лева. - Оставим как версию?
- Оставим, - следователь повернулся к Нине. - Спасибо за помощь, Нина
Петровна. А сейчас вот вам журнальчик, - он взял с журнального столика
несколько экземпляров, протянул Нине, - посидите в коридорчике. Мы тут
кое-что обсудим, затем Лев Иванович вас проводит.
- Благодарю, мне пора на работу, дорогу я найду. - Нина смотрела
независимо.
За последние сорок минут у следователя в третий раз изменился голос.
- Оставьте, Нина Петровна. Я вам сказал - подождите, и вы подождете.
Лев Иванович вас проводит, купит по дороге цветы, я хочу, чтобы ваши
сослуживцы видели, как он за вами ухаживает. В дальнейшем ни он, ни я не
станем вам объяснять свои поступили. Помощь следствию не благодеяние, а
священный долг каждого нормального советского человека. - Он четко
выговаривал каждое слово, Нина стояла перед ним и выслушала все до конца.
- Мы защищаем социалистический правопорядок. Жизнь человека священна,
убийца должен быть выявлен и наказан. Один раз вы нам помешали, больше
мешать не будете. - Следователь взял Нину под локоток, подвел к двери,
открыл ее. - Сидите и ждите.
Лишь только закрылась за Ниной дверь, следователь будто потолстел,
обрюзг. Тяжело вздохнув, он спросил:
- Понял, какие слова знаю? А ведь то не слова, - он взялся за графин,
выпил два стакана подряд и извлек из кармана свой платок-полотенце.
Усаживаясь в кресло, он вновь сопел, охал, морщился, в общем, страдал,
словно великомученик.
- Женщины - публика тяжелая, - сказал он. Лева хотел улыбнуться, но,
встретив серьезный взгляд, воздержался. - Ты, братец, умен, возможно, даже
талантлив, да вот чувства собственного достоинства тебе не хватает. Что
это ты девочке так с собой держаться позволяешь? Там, в вашей оперативной
обстановке, ты можешь клоунаду разыгрывать, фигли-мигли разные. А уж коли
здесь встретились, обязан держать себя достойно. Она ведь тебя чуть ли не
ударить собиралась. А ты знаешь, кого бьют? Бьют только человека, который
разрешает себя ударить.
- Не понимаю, - смущенно пробормотал Лева.
- Вижу. То и плохо, раз не понимаешь. Тебе доверено охранять людей.
Доверено. Вдумайся. Ты не Лева Гуров, ты - это полковник Турилин, друзья
по работе, вся наука, которая на нас работает, все - ты. Так и держись.
Если убежден, что нельзя тебя ослушаться, убежден - хамить тебе
невозможно, любыми глазами на человека гляди, он точно поймет, что ему
позволено, что - нет. Силу за собой чувствуй, другие ее вмиг почувствуют.
- И вдруг без всякого перехода спросил: - Как дальше-то жить будем? Что
предпримем, товарищ инспектор уголовного розыска?
Лева хотел изложить свой план, вовремя вспомнил указание Турилина и
сказал:
- Мне Константин Константинович запретил пока на ипподроме
появляться.
- Костя? Испугался за тебя, значит? - Следователь снял телефонную
трубку, начал набирать номер. - Сейчас мы с ним посоветуемся.
Лева не удивился, что следователь называет Турилина по имени. Все
старики друг друга знают. Кости, Вани, Васи. Либо они вместе строили и
копали, либо воевали. Все друг другу обязаны по гроб жизни. Если не один
другого вытаскивал из-под огня, значит, тот вытаскивал из иного места его
брата. Почему-то по служебным вопросам они разговаривали всегда сугубо
официально, и Лева не удивился, когда, соединившись с полковником,
следователь сказал:
- Константин Константинович? Здравствуйте. Из прокуратуры города...
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Нина работала на кругу. Двухлетний жеребенок, которого она водила по
дорожке шагом, поступил на ипподром с завода в апреле, сейчас июль,
жеребенку пора участвовать в бегах, а он рысь как следует не освоит.
Четверть круга пройдет - запрыгает, галопом ему хочется. Не понимает, что
он рысак, да еще королевских кровей, должен осенью по своему возрасту
выигрывать, он же все балуется, даже по седьмой группе проигрывает. Сейчас
опять, словно впервые услыхал воробья, закосил, зафыркал, прыгать его
потянуло. Нина строго одернула жеребенка, заставила идти шагом.
Как всякая женщина, Нина мгновенно почувствовала внимание к себе
писателя. Ей нравились его фигура, изящный костюм, нравились
стеснительность, постоянный вопрос в глазах, голубых, мальчишески наивных.
Когда там, на аллее ипподрома, Лева поднял решетку, посмотрел на Нину с
отвращением, начал говорить обидные слова, она потеряла голову. К
сожалению, ей часто приходилось давать отпор мужчинам, особенно в первые
месяцы работы на ипподроме. Но те, прежние, ждали от нее удара, даже
признавали ее право на физическое сопротивление, встречали его
подготовленными, с шуткой или пьяней руганью, защищались. Лева упал, так
как не ожидал ничего подобного. Она бежала, бежала и плакала. В глазах его
она увидела презрение. И этот взгляд больнее всего оскорбил ее. Бессонной
ночью эмоции постепенно утихли, уступили место рассудку. Писатель что-то
разузнал, значит, выведывал за ее спиной. Кто-то из работников мог видеть
ее у этого люка. Писатель теперь собирает материал для газеты, то есть
собирается сделать то, чего Нина более всего боялась - огласки,
тенденциозной, обывательской, грязной оценки происшедшего. Вновь увидев
его в кабинете, Нина снова захотела поднять руку, следователь за спиной
вовремя закашлялся, а то быть бы беде.
Она послушно сидела в коридоре прокуратуры и ждала. Журналы лежали у
нее на коленях, она их даже не развернула. Лева все не выходил, она
радовалась отсрочке, ведь необходимо подготовиться. Как теперь вести себя
с ним? Значит, она ударила не рыскающего в поисках сенсации писаку,
ударила офицера, инспектора уголовного розыска, человека, который искал
убийцу, старался ей, Нине, помочь. Что же теперь делать, как вести себя с
ним? Инспектор уголовного розыска. Ас, сказал следователь. Но ведь в
уголовном розыске работают либо самбисты, либо боксеры, на худой случай,
штангисты. Худенький юноша, если бы не рост, жокеем мог бы стать. Как он
бандитов и убийц выслеживает и арестовывает? Где холодный взгляд, тяжелые
плечи, уверенная поступь? В прокуратуре тоже сидит какой-то дачник,
пенсионер, опившийся чаем. Инспектор на эстрадного гитариста похож, разве
что прическа поприличнее. Нина с ужасом ждала появления Левы. Он вышел из
кабинета веселый, улыбающийся, протягивая ей руку, сказал:
- Нина, я давно хотел вам предложить, - мимо проходили какие-то люди,
он наклонился к ее уху и тихонько поцеловал, - маленькую сделку: за каждый
ваш удар - два поцелуя, договорились?
...Воспоминания не мешали Нине работать. Она чувствовала шаг
жеребенка, слышала его, копыта ударяли ритмично. Выйдя на прямую, Нина
решила пустить жеребенка в резвую, надо выяснить в конце концов, почему он
так "сбоит" на испытаниях. Жеребенок послушно принял посыл, копыта
застучали чаще. Нине не нужен был секундомер, она знала, едет четверть в
тридцать шесть секунд, то есть может пройти дистанцию примерно за две
минуты двадцать пять секунд. Для двухлетки, участвующей в испытаниях по
седьмой группе, просто отлично. Сколько он в таком темпе может выдержать?
Миновали вторую четверть, вошли в третью, неожиданно сзади раздался стук
копыт. Нина не оглядывалась, вслушивалась в настигающий их шаг, как в
музыку, хотя никакой мелодии не было Такая неумолимая печать шага рысака
лучшая музыка для наездника. Нинин жеребенок все держался в свои тридцать
шесть. По тому, как мощно настигал их соперник, Нина определила, что он
бежит в тридцать одну. Так ровно и четко идти мог только Григорий, но он
сейчас в деннике. Рысак проплыл мимо, будто Нина не ехала, топталась на
месте, жеребенок ее, желая догнать нахального соперника, запрыгал,
наездница осадила его, взяла в руки, сама смотрела на удаляющегося
гнедого. Она мгновенно узнала и наездника, и рысака. Ехал мастер Тенин,
только он умел в качалке сидеть как на троне, расправив плечи и гордо
откинув голову. Его гнедой жеребец Ринг бежал великолепно, еще недавно он
показал две минуты двенадцать, сейчас был готов на две ноль пять.
Нина успокоила своего двухлетка, заставила шагать. Она видела гнедого
Ринга лишь мгновение, но ей и этого было достаточно. Готовность и
классность рысака наездник определяет с одного взгляда. Нина заторопилась
на конюшню взглянуть на Григория, она не видела его уже часа полтора.
Осталось чуть больше недели, держись, Гриша, у тебя появился достойный
соперник. Нина не знала, радоваться ей или огорчаться.
У конюшни Рогозин с Левой возились с "американкой", правили у нее
колеса, "восьмерило" чуть-чуть. Нина бросила жеребенка на попечение
встретившего их Николая, даже не взглянув на Леву, о котором думала
последние часы, прошла к денникам. Гладиатор заржал.
- Выводить, Нина? - спросил подошедший Рогозин.
За последние дни он впервые назвал ее по имени. Нина, оторопев,
кивнула и радостно ответила:
- Выводите, выводите, Михаил Яковлевич.
Гладиатор выбежал на солнце, играя, делал вид, что пугается тени от
столба, описал вокруг конюха круг и замер. Он отлично понимал - людям
необходимо полюбоваться на него. Ну что ж, пусть любуются, ему не жалко.
Он стоял свободно и в то же время картинно изогнув шею, раздувал ноздри,
не двигаясь, перекатывал под лопатками мощные мышцы. Черный шелк кожи был
так тонок, что просвечивали голубые вены. Нина провела полотенцем по
крупу, смахнула опилки, кожа, до этого блестевшая, засверкала.
- Не воображай, грязнуля, - Нина протирала жеребца полотенцем, ласка
ее рук никак не сочеталась с нарочито серьезным тоном. - Я сейчас покажу
тебе одного товарища, ты лишь взглянешь и поймешь, не зря он тебе через
бабушку родственничком приходится. Он с тебя спесь собьет.
Коля уже подкатил качалку, Рогозин запрягал, жеребец взял железный
мундштук, будто сахарный. Нина заняла свое место, конюхи отскочили, рысак
стоял. Выдержав солидную паузу - ведь необходимо напоминать, кто здесь
главный. Гладиатор медленно двинулся. Он не жеребенок, не какой-нибудь
заштатный рысачок-трехлеток, ему не пристало бежать на круг рысью.
Медленно, медленно, каждый шаг - в историю, он еще сдерживался, бежать-то
все-таки хочется.
- Понял Григорий, все понял, - скупо улыбнулся Рогозин. - Видал,
Виталий на Ринге проехал, зацепил Нинку, зашебуршилась девочка. Хорош
Ринг, спору нет, капитальный жеребец, класс, школа, все при нем. А
Григория ему все равно не объехать.
Когда Нина с букетом алых гвоздик появилась у конюшни, Рогозин
зыркнул из-под нависших бровей и, как жук, уполз в темноту. Он не
поздоровался, молча ушел, пока наездница переодевалась, так же молча
запряг Нине жеребенка. Только когда она отъехала, повернулся к Леве.
- В хахали решил запрячься? На этой дорожке тебе не проехать.
Николай увел трех жеребят на выводку. Лева скинул пиджак, засучил
рукава, схватил ведро, может, воды принести? Рогозин ушел в денник, молча
начал колдовать над копытом серого жеребца по кличке Вымпел. Лева упрямо
вошел в денник, сел в углу на опилки, это в своих-то блестящих дакроновых
брючках. Он уже понял, молчание старого конюха прочно. Плетью обуха не
перешибешь, решил он, надо подойти с другого конца. Лева честно, без
утайки рассказал Рогозину все. Рассказал свою версию убийства Логинова, о
билетах, о подкове, сознался, что одну подкову унес он, Лева. Последний
факт особенно подействовал на Рогозина, ведь действительно пропали две
подковы, а не одна. Конюх перестал привязывать компресс, сел, обнял ногу
лошади, прижался к ней, слушал Леву уже внимательно и смотрел на него.
Слукавил Лева только в одном месте: он сказал, что Нина якобы сама заявила
о найденных билетах тотализатора. И будто бы она сказала: без помощи
настоящего специалиста вам не разобраться. Лучше Рогозина Михаила
Яковлевича на всем ипподроме конюха и человека вам не найти. Откройтесь
Михаилу Яковлевичу, не пожалеете, он один помочь может.
В этом месте конюх не выдержал и сиплым голосом пробурчал:
- Врешь, как двухлеток скачешь.
Все грехи человеческие Рогозин приписывал двухлетним, поступающим с
завода жеребятам. Лева уже привык, не обиделся, доказывая, что он
значительно обогнал в хитрости не только жеребят, но и взрослых призовых
рысаков, напомнил конюху, как он, инспектор уголовного розыска, без
сомнений открылся Рогозину.
- Скачи, скачи, - сказал Рогозин, выходя из денника.
Лева поплелся следом, Рогозин расхаживал у конюшни, скреб в затылке,
думал. Лева присел в сторонке, не мешал. Рогозин выкатил качалку, начал
снимать колесо. Лева молча стал помогать. Несколько минут они трудились
молча, наконец Рогозин спросил:
- Чего же ты хочешь, нескладеха?
Лева объяснил, что покойного мастера не знал, не может понять, почему
он так странно вел заезд перед смертью. Кто и чем мог его так рассердить?!
Рогозин вновь задумался, они молча трудились, один размышлял, другой ждал,
В это время подъехала Нина.
Лева заметил перемену в Рогозине - старый конюх подобрел, повеселел,
даже улыбнулся невзначай. Хотя говорил о вещах, никакого отношения к делу
не имеющих, Лева слушал внимательно, боясь слово пропустить. Случается,
люди зазорным считают помочь следствию, обронят самое главное, словно
случайно, а дальше твое дело, подобрал важную информацию или валяться
оставил.
Ровно в шестнадцать часов Гуров вошел в кабинет Турилина. Отменив
свое запрещение появляться на ипподроме, полковник попросил Гурова прибыть
к этому времени. Кабинет начальника отдела уголовного розыска ничем
особенным не отличался, лишь сейф в углу да телефонов многовато.
Турилин пригласил Леву к себе, хотя вполне мог дать ему указания по
телефону. Под нажимом следователя прокуратуры полковник разрешил Леве
вернуться на ипподром, но отнюдь не был уверен в правильности своего
решения. Преступник опасен, работать рядом с ним следует крайне осторожно
и быть готовым к прямому столкновению. Оружия Гуров, конечно, с собой не
носит, правильно делает. Что ему сказать, как еще раз предупредить? Либо
верить, что он готов к такой работе, либо отстранять.
- Поезжайте в редакцию, - Турилин мельком взглянул на подчиненного. -
Нехорошо получается, Лева, бумажку в журнале мы получили, а очерк не
пишем. Некрасиво. Сейчас главный редактор совещание проводит, вы у дверей
подождите. Вы меня поняли?
- Да, Константин Константинович, - Лева кивнул. - Показаться
сотрудникам журнала. К редактору заходить?
- Естественно. Валя вас ждет.
- Вместе учились или воевали? - поднимаясь, осведомился Лева.
Полковник что-то искал в ящике стола и рассеянно ответил:
- С Валькой? С Валькой мы Гамлета на пересменку... - он поднял на
Леву взгляд, резко захлопнул ящик. - Какое вам дело, собственно? Главный
редактор журнала - Валентин Сергеевич Краснов. Марш отсюда, сыщик, видите
ли, выискался.
"Быть или не быть", - напевал Лева по дороге в редакцию. Интересно на
полковника в роли Гамлета посмотреть. Лева уже представил, как
рассказывает в отделе о юношеском увлечении начальника, даже руки потирал.
В редакции на дверях не хватало досок крест-накрест и плакатика: "Все
ушли на фронт". Лева подергал холодные никелированные ручки, заглянул в
приемную. Секретарша пила чаи, не ожидая вопроса, сказала:
- Редколлегия.
- Извините, - Лева прикрыл за собой дверь, давая понять, что уходить
не собирается.
Стремясь сохранить губную помаду, секретарша пила чай, смешно
складывая губы буквой "о". Леве захотелось дунуть в этот перламутровый
кружочек. Он попытался представить, как журналисты знакомятся с
секретаршами. В уголовном розыске, когда требуется подлизаться к
секретарше, существует испытанный прием. Следует потереть глаза, зевнув,
намекнуть, мол, ночка сложилась непростая, бандит уходил, отстреливаясь.
По правилам игры можно рассказывать все, кроме правды, хвастаться
настоящими делами считается дурным тоном. Инспектор сочиняет, а секретарша
знает, что он сочиняет. Однако такие мелочи не лишают никого удовольствия,
опытный рассказчик за ерундовую новеллу может получить почти невозможное,
к примеру, ему отпечатают справку для начальства не завтра, а до обеда.
У Левы имелось в запасе несколько погонь, пара перестрелок, даже один
прыжок с самолета, но, глядя на перламутровый ротик, он боялся оказаться
непонятым. Пока он колебался, дверь в кабинет редактора открылась, и
оттуда, из клубов дыма, начали медленно появляться люди. Кабинет был
довольно обычным, на столе - несколько тарелок с окурками. В любом
кабинете главного определить легко, следует подойти к переднему торцу
стола и громко поздороваться. Лев так и сделал. Широкоплечий, с большой
головой и седой почти до самых бровей шевелюрой человек, перекрывая гвалт,
сказал:
- Здравствуйте, Лев Иванович. Мы сейчас заканчиваем.
- Как здоровье, Валентин Сергеевич? - в тон главному, усаживаясь
рядом, спросил Лева.
- Витя! - крикнул главный. - Познакомься, Лев Иванович согласился
написать для нас очерк об ипподроме. Женя, у тебя найдется две полосы в
одиннадцатом номере?
Лева жал чьи-то руки. Кто-то его предупреждал, что две полосы ему не
выбить даже ценой жизни. Другой убеждал, лучше резать себя самому сразу,
чем кромсать в последний момент по живому. Третий, ткнув Леву в бок,
советовал вычеркнуть этот год из жизни, забыть его раз и навсегда. Лева
держался битым воином и не повел бровью.
Как ни странно, через час все ушли, главный шире распахнул окна,
ловко собрал разбросанные по столу бумаги и быстро заговорил:
- Как я вас узнал? Здорово! Костя сказал, что вы похожи на Славу
Коноваленко, взглянул, вы точная копия. Славка у нас играл королеву-мать.
Вы случайно не сынок Вани Гурова? Нет? Жаль, прекрасный парень.
Лева любил разговаривать с людьми, которым не обязательно было
