Не приведи меня в Кенгаракс | |
перевозки крупного песка... - слова Турусова звучали неуверенно, словно
боялись, что в последний момент он решит не произносить их.
- Да, - согласился Радецкий, покосившись на маленький костер. - Надо
согреться.
Он тоже присел у огня и они молча стали греть руки, колени, нос,
словно им захотелось пропитаться этим огнем насквозь. Не было слышно
поезда. Только попискивали, загораясь, тоненькие щепки.
Следующим утром они проснулись в своем вагоне. Туда же перекочевали
за ночь ящик и вещмешок. Поезд полз как улитка, изредка и безуспешно
пытаясь разогнаться.
Радецкий и Турусов проснулись одновременно и сразу, без единого слова
взялись за приготовление завтрака. В обязанности Турусова входило
заваривание чая, все остальное (обычно под "все остальное" подразумевалось
открытие консервной банки) висело на Радецком.
- У нас никакой крупы не завалялось? - пробормотал Радецкий, копаясь
в мешке с продзапасом. - Нет, ничего нет... Все Клавдия Николаевна
сготовила... жалко.
- А ты что, кашу бы сварил? - удивился Турусов.
- Почему нет?
Турусов пожал плечами.
- Слушай, профессор. Хотел я тебе одну вещь сказать... в том смысле,
если ты действительно ничего не знаешь. Так вот, помнишь, говорил я, что
двенадцать лет сопровождающим езжу?
- Ну?
- Все эти двенадцать лет я в этом вагоне ездил с еще одним... Его
забрали: тронулся на почве ящичков. Решил как-то ночью, когда я спал,
вскрыть их. Видно, часа два мучался, но не вышло ничего, а под утро его
забрали. Прямо на ходу. Я только глаза продер - вижу, как его двое под
руки в проем тащут. Зима была, утро темное. А те три фигуры как сейчас
помню, хотя, может, даже меньше секунды видел их.
- Зачем ты мне это говоришь?
- Хочу, чтобы у тебя все в порядке было. Очень ты мне его
напоминаешь. Это ведь только наивные думают, что человек рождается, а
потом умирает. Ты-то уже знаешь, что можно не умереть, а, к примеру,
пропасть, исчезнуть, уйти... Еще неизвестно, что лучше. Притом, вряд ли
кого-то удивит, что ты пропал: сотни и тысячи пропадают, пропадают
по-разному. И по своей воле, и по чужой. Видел же в городах объявления
"Найти человека"? Вот и этот, хозяин вещмешка, тоже ушел и не вернулся.
Официально день его смерти совпадает с днем его исчезновения. А ведь он
еще лет сорок, а то и больше может где-нибудь жить. Просто захотел
умереть, не умирая. Что-то вроде социальной смерти. Липовый труп.
Радецкий нагнулся, подтащил к себе вещмешок и высыпал все, что в нем
было, на пол. Тетради, кулек с мылом и что-то хорошо запакованное,
размером с том большой советской энциклопедии, и толстый бумажник. Именно
к нему, к бумажнику, первым делом потянулась крепкая рука Радецкого.
Деньги, мелкие бумажки, квитанции посыпались на откидной столик. Громче
шлепнулась синяя книжка-удостоверение.
- Познакомимся... - Радецкий бросил хитрый взгляд на напарника. -
Симпатичный парень... Физическая лаборатория ПГП-0007, инженер-конструктор
Смуров Александр Петрович, 1942 года рождения. Вот так! Постоялец
"Факела", владелец люкса с ванной и цветным телевизором. Кстати, денег
маловато для деньгодобытчика: двадцать шесть рублей и все в мелких
купюрах. Странно. Там такие не добывают.
- Дай-ка мне ту книгу! - Турусов указал на упаковку.
Радецкий живо нагнулся и подал ее напарнику, лежавшему на своей
верхней полке, а сам принялся изучать бумажки и квитанции из бумажника
Смурова Александра Петровича.
Сверху через минуты три раздался возглас удивления. Радецкий задрал
голову, но его ожидания увидеть спешащего сообщить ему нечто напарника не
оправдались. Турусова не было видно. Радецкий недовольно поднялся, залез
ногами на свою полку и заглянул к напарнику.
- Что там у тебя? Что за книга?
- Это не книга... - почему-то извиняющимся тоном ответил Турусов.
- А что?
- Кажется, магнитофон...
- Фирмовый, японский?
- Нет, похоже на что-то самодельное.
- А ну вруби его! Я уже забыл, что где-то есть музыка. Тут один стук
колес.
Турусов внимательно рассмотрел аппарат, пытаясь разобраться в
функциях различных кнопок и тумблеров. Интуиция подсказала ему, что нажать
надо на кнопку, расположенную в стороне от других. Магнитофон заработал.
Из внутреннего динамика вырвался шум, шипение дошло до свиста, потом
смолкло. Четкий мужской голос заявил о своем присутствии.
"...об этом давно, с тех пор, как мне стали известны некоторые
подробности. Удалось мне встретиться с двумя бывшими сопровождающими. Ни
они, ни я так и не поняли по какой причине их сняли с маршрута. Официально
- проводили на пенсию по состоянию здоровья. На всякий случай привожу их
адреса: Чихарев Ефим Петрович, г.Судак, ул.Приморская 32, Смолин Александр
Николаевич г.Кемерово, ул.Заводская 11, кв.6. Их длительные рассказы
принесли, к сожалению, слишком мало пользы, но я уверен, что расспрашивать
их следовало методически, помогая им вспоминать забытые случаи и детали.
Кроме того, возможно, отрицательную роль сыграл диктофон, находившийся на
виду. Единственным своим достижением я считаю изъятие ящика 1784, но и это
дело мне не удалось довести до конца. Мне не удалось вскрыть ящик. Кроме
того, было неразумно с моей стороны оставаться на маршруте после похищения
ящика. Возможно, меня выдал напарник. После того, как во время таежной
бури мне, арестованному, удалось бежать и выйти к факелу, я слишком много
времени потратил на поиски ящика, сброшенного на ходу той же ночью за час
до моего ареста. Позже, когда я нашел его, мне показалось, что ящик был
подменен, но утверждать этого я не могу. Во время своего пребывания на
"Факеле" мне удалось узнать много интересного, в том числе встретился я и
с человеком, который, как оказалось, знал немало о существовании ящиков и
маршрутов. Наряду с явной ложью и фантазированием, в его словах
встречалась и правда. Расслабившись, я рассказал ему о существовании ящика
1784. Несколько дней спустя исчез этот человек, потом пропал ящик. Все мои
многолетние усилия идут к полному краху. Если некому будет остановить этот
состав, некому будет вскрыть груз и показать его всем - жизнь людей
потеряет как минимум половину своего смысла. Говоря это, я исхожу из
мысли, что в каждом человеке живут или должны жить две мудрости: одна
врожденная, вторая - приобретенная. Груз, о котором я говорю, скрывает в
себе вторую, наиболее важную мудрость, скрывает в себе результаты с
первопричинами..."
- Выруби! - приказал Радецкий. - Или поставь лучше кассету с другой
стороны.
- Здесь нет кассеты, - еще раз внимательно осмотрев магнитофон,
сказал Турусов.
- А как же он, черт побери, себя записал?
- Это не твой напарник, который чем-то на меня похож? - негромко
спросил Турусов.
- Нет. У того и фамилия была другая, и голос. И ящик у нас не
пропадал... - Радецкий отвечал неуверенно. - А интересный магнитофончик у
него, без ленты. Сразу видно, что физик. Сам, наверное, придумал. Дай-ка
взгляну!
Турусов без видимого энтузиазма, даже скорее с недоверием протянул
аппарат напарнику.
- Неплохая штучка. Научиться бы еще пользоваться ею, путем
эксперимента...
- Не стоит! - прервал его Турусов.
- Почему не стоит?
- Во время эксперимента ты можешь повредить запись.
- А что тебе пользы с этой записи?
- Верни магнитофон! - потребовал Турусов.
- На!
Турусов завернул аппарат в вафельное полотенце, положил между
подушкой и стеной служебного купе и задремал.
Проснулся ночью от храпа Радецкого. Тихонько слез с полки, прихватив
магнитофон, и прокрался на цыпочках в грузовую часть к ящикам. Спрятавшись
за самым большим из них, он нажал кнопку.
"...долго раздумывал о том, почему его пытаются увезти, спрятать, но
поймал себя на мысли, что прежде всего надо выяснить, кто его хочет
спрятать и кому этот груз так мешает. Важно было бы также узнать, откуда
он поступает, где запаковывается и все прочее, связанное с отправкой и
загрузкой в пути, ведь только в наш вагон во время маршрута неизвестно как
попали три ящика..."
В аппарате что-то заскрипело, возник шум, напоминавший радиопомехи.
Турусов попробовал несколько раз нажать уже опробованную кнопку. Наконец
шум исчез.
"...за время следования по маршруту сделал несколько остановок, из
которых лишь одна приходилась на город. Это была станция "Выборг", но ехал
он к этой станции какой-то неизвестной железной дорогой. Я слишком хорошо
знаю отрезок Ленинград-Зеленогорск-Выборг, много раз ездил по нему на
электричке. В этот раз мы ехали целый день, но ни одной станции не минули
и выехали со стороны железнодорожного тупика. Удалось мне выяснить, что и
раньше составы, в которых был подобный груз, часто заезжали в Выборг. Из
этого можно было бы сделать два вывода: возможно, где-то в районе Выборга
находится место, где хранится или готовится к отправке этот груз, или же
часть этого груза перевозится через границу, так как Выборг является
чем-то вроде железнодорожного переезда между СССР и Финляндией. Во втором
случае можно предположить, что отправка и все остальные процедуры,
проводимые с грузом, дело рук определенной группы людей, занимавших
ответственные посты в разные отрезки новейшей истории нашей страны. Однако
и во втором случае мои собственные выводы не кажутся мне убедительными -
если это дело группы людей, то перевозка такого груза за границу явно не в
их интересах. Возможно, эта перевозка в интересах противоположной группы
людей, которые также занимали различные ответственные посты, а теперь
хотели бы предать огласке некоторые негативные факты деятельности своих
бывших коллег. Бесспорно лишь то, что эти ящики существуют, что они
постоянно находятся в дороге. Любые попытки решить эту задачу теоретически
очень утомляют меня и, увы, ни один из возможных ответов не имеет
преимуществ перед другими..."
Аппарат замолчал. Турусов еще минуты три мучил кнопку, расположенную
в стороне от других, но ничего не добился и лег спать.
Проснувшись, он слез со своей полки и увидел Радецкого, внимательно
изучавшего внутренний мир беспленочного магнитофона.
- Ну что, записывает? - поинтересовался Турусов.
- Он вообще не пашет. Я думал - батарейки сели, но в нем и батареек
нет.
- Наверно, поломался, - покачал головой Турусов.
- Ну и черт с ним! - Радецкий разогнул спину.
Турусов глянул в окошко.
- Кажется, Сибирь мы уже проехали, - сказал он.
- Все может быть.
- Послушай, Радецкий, а можно будет еще парочку остановок сделать,
таких как у "Факела"?
- Что, понравилось? Конечно, можно, если дурью больше маяться не
будешь. Если Сибирь проехали, значит, скоро в Карелии будем.
Турусов очень обрадовался приближающейся Карелии, не утруждая свой
мозг попытками понять непостижимую логику их маршрута.
- Карелия - край роскошный! - продолжал Радецкий. - А перешеек
Карельский! А Выборг! Это песня! - он причмокнул губами от предвкушаемого
удовольствия.
В Выборг состав въехал как в тишину. Ни стука колес, ни скрежета
вагонных буферов слышно не было.
Ночь, спресованная густая темнота, которая, казалось, сопротивляется
движению поезда.
Ни звезд, ни уличных фонарей.
Город выглядел покинутым, очень давно покинутым.
Беззвучно остановились.
Радецкий откатил дверь.
- Красота! - он выглянул из вагона.
- Что-нибудь видно? - удивленно спросил Турусов.
- Ни хрена не видно!
- А причем тогда красота?
- Как раз при этом. Темень красивая. Вот смотри: протягиваю руку и...
нет ее, не вижу! Ты где-нибудь еще такую темноту встречал?
- Нет. Туман такой видел.
- Туман? У каждого второго в голове такой туман, а темень такая
только здесь может быть, в Выборге. Когда ветра нет, или ветер из Швеции.
Так, будем выбираться?
- А куда пойдем? - поинтересовался Турусов, подойдя к проему вагонной
двери.
- Мы пойдем не куда, а откуда: отсюда пойдем. Надо только хорошенько
закрыть вагончик - здесь не Сибирь, соблазнится еще кто-нибудь нашими
ящичками на свою голову...
- Ты уже был здесь?
- Раз десять. Но учти - город не знаю, ни магазинов, ни улиц. Я
только ночью бывал.
Они соскочили на платформу, задвинули дверь. Радецкий нацепил
амбарный замок и опечатал вагон.
Стоя рядом, они не видели друг друга. Ощущение было действительно
странным. И воздух этой выборгской ночи казался тяжелым. Для того, чтобы
выдохнуть его из легких, Турусову приходилось даже мышцы живота напрягать,
словно он собирался запеть оперную арию.
- Дай-ка сориентироваться... - забормотал Радецкий, оглядываясь по
одинаково темным сторонам. - Нам, кажется, туда.
Шли они медленно, не видя друг друга и не видя земли под ногами.
- Здесь очень забавные домики есть, - сказал Радецкий. - Я помню одну
светлую ночь. Я тогда был с... бывшим напарником и мы встретили пьяного
таможенника. Если б он не был пьяным, нам, конечно, нельзя было б с ним
говорить, а так мы представились какими-то туристами - кстати, это
напарник меня тогда подбил, ведь это категорически запрещено, - и таскал
нас этот таможенник по всему городу. Помню, что центральная улица здесь
односторонняя, то есть, дома только с одной стороны - то ли четные, то ли
наоборот, только нечетные, а с другой стороны - парк. И улица эта сразу из
центра в лес уходит...
- А куда мы сейчас идем? - воспользовался паузой Турусов.
- Куда придем, туда придем. Главное, к шести утра вернуться к вагону.
Да, тут еще крепость Свеаборга есть... Черт возьми! Я же совсем забыл о...
- Что?
- Так, - Радецкий затараторил взволнованным голосом. - Погуляешь сам,
встретимся у вагона без пяти шесть... или я тебя раньше найду!
Турусов услышал шаги убегающего напарника.
Ночь. Темень. Тишь.
И один человек в городе, которого не видно.
Если б хоть фонарик был.
Турусов потоптался на месте и повернул назад, боясь затеряться. По
его подсчетам прошли они с Радецким не больше километра, при этом никуда
не сворачивая.
Он шел медленно, без ориентиров. Шел больше часа.
Он уже понял, что прошел мимо поезда, если вообще в самом начале не
сбился с дороги. Надо было ждать рассвета, ждать утра. Но и тогда еще
неизвестно как ему найти свой состав: не на вокзале же он стоит, его
дожидаясь. Может, на какой-нибудь "Выборг - сортировочная" или
"Выборг-товарная".
Часа три спустя темнота посторонилась и на небо забралась аккуратно
обрезанная половинка луны.
Турусов резко оглянулся и увидел ГОРОД. Спящий, недвижимый.
Выползающий старенькими двух-трех этажными домиками к заливу, по глади
которого кокетливо пролегала лунная дорожка, приглашавшая в путь, зовущая
за невидимый в лунном свете горизонт.
ГОРОД был маленьким. Он, казалось, весь собрался, столпился домами
вокруг человека, словно не человек разглядывал город, а наоборот - здания
подползли поближе, чтобы полюбопытствовать: кто это ночью пришел и
остановился здесь, в Выборге.
Луна быстро забиралась под купол неба, словно появилась она с
опозданием и теперь пыталась нагнать время. Вот-вот она заскользит вниз по
другой стороне невидимого купола и исчезнет, уступая место солнцу. И вдруг
вокруг бесшумно закружился туман, будто кто-то тушью замазал все
изображения. Опять зрение оказалось бесполезным даром.
Турусов забеспокоился. Как вернуться к поезду - он не знал. В то, что
Радецкий сам его разыщет - не верилось. Стали одолевать сомнения: уж не
специально ли убежал его напарник, чтобы отделаться от Турусова, чтобы
одному ехать навстречу истории в вагоне с этим таинственным грузом. Может,
именно поэтому и пропал бывший напарник Радецкого, предшественник
Турусова?
От всего этого веяло мистикой. Турусов отмахнулся от мистических
размышлений. Он вспомнил о конкретности всего сущего, он вспомнил о своих
бывших сотоварищах, которым теперь сочувствовал, и которые к мистике
относились куда благожелательнее, чем он. У всякой реальной истории,
реальной ситуации обязательна реальная конкретная развязка, финал, который
расставляет все на свои места, так, чтобы после окончания одной реальной
истории могла начаться вторая. Впрочем, такая последовательность могла бы
доказать реальность и самой ИСТОРИИ как науки, но в этом случае Турусов
пользовался, пожалуй, единственным постулатом, на котором держится вся
"логика" церкви. "Кредо квиа абсурдум" - этот "аргумент", родившийся в
противовес всяким научным доводам, помогал отстаивать любую заведомо
субъективную точку зрения, независимо от вопросов, которых она касалась.
Но ночь продолжалась. Туман рвался в клочья и серожелтыми пятнами
колыхался вокруг Турусова, растерявшегося и не знавшего пути. На минуту
показалось, что стоит лишь разогнать руками эти туманные клочья и все
прояснится, все появится наяву. Возникнет из темноты поезд, найдется
убежавший Радецкий. Но минута прошла быстрее обычного и снова пришла
растерянность. Протянув правую руку вперед, Турусов медленно поплыл в
тумане. Ориентироваться было не на что, ни звуков, ни огоньков. Только
земля под ногами, да и не земля, а булыжная мостовая, мокрая и скользкая.
Турусов для пущей уверенности протянул вперед и вторую руку, и его
десять пальцев превратились в этой кромешной тьме в голые нервные
окончания, ждущие болезненного соприкосновения с неизвестностью.
Вдруг нога уперлась в что-то мягкое и Турусов, едва удержавшись от
падения, нагнулся, присел на корточки и осторожно опустил руки на плохо
различимую преграду.
Раздался стон. Турусов наклонил лицо и увидел перед собой Радецкого,
правым виском прильнувшего к холодному булыжнику.
- Что с тобой? - Турусов оцепенело уставился на напарника.
- Идиот... - прохрипел Радецкий. - Ему уже лет десять прогулы на
кладбище ставят, а он на меня с ножом...
Турусов попробовал приподнять или посадить Радецкого, но тот грузно
валился на бок. Когда он в очередной раз прильнул к булыжной мостовой,
что-то звякнуло и Турусов увидел лежавший рядом кухонный нож для разделки
мяса, с толстой деревянной ручкой и массивным лезвием.
Поднатужившись, Турусов все-таки оторвал тело Радецкого от мостовой.
Радецкий задышал чаще, всей грудью, словно пытался удержать вырывающийся
стон. Наконец, он кое-как встал на ноги. Турусов обнял его, просунув руку
под мышку, и почувствовал на ладони теплую кровь.
Теперь надо было идти. Но куда идти? Нужен врач. А где его искать?
Вокруг лишь сплошной туман и только под ногами конкретная мостовая из
лысых мокрых булыжников.
- Сволочь... - с натугой выдохнул Радецкий.
- Куда идти? - спросил Турусов.
Радецкий с кривой болезненной ухмылкой оглянулся по сторонам и
неожиданно ткнул указательным пальцем в туман.
- Туда! - он попытался резко развернуться, но тут же присел на
корточки и, сжимая зубы, завыл.
Несколько минут спустя, в обнимку, Турусов и Радецкий продолжили свой
путь. Шли они недолго. Из тумана вынырнула деревянная стенка товарного
вагона.
- Не наш, - прошептал Турусов.
- Без разницы, - Радецкий скривил губы. - Поезд наш.
Турусов прислонил напарника к вагону, а сам откатил дверь. Сначала
затолкал в проем Радецкого, потом забрался сам и двери с визгом закрылись.
Турусов отдышался, приложил ухо к груди замолкшего Радецкого: сердце
работало не спеша. Он то ли спал, то ли впал в забытье. Турусов пошарил
рукой вокруг и, ничего не найдя, успокоился. В вагоне было сухо.
Обессиленный Турусов растянулся рядом с раненным напарником и задремал.
Проснулись они одновременно в своем вагоне под мерный стук колес.
Радецкий пошевелился и снова застонал. Турусов осмотрел рану и, не найдя в
ней ничего опасного, обработал перекисью водорода и какой-то
противоинфекционной мазью, найденной в аптечке.
- Кто это тебя? - Турусов разогнул спину, глядя на разлегшегося на
нижней полке Радецкого.
- Долгожитель один... - нехотя буркнул тот. - Из персональных
пенсионеров.
Радецкий замолчал, а Турусов не хотел задавать вопросы. Ждал, когда
напарник сам все объяснит.
Радецкий не спешил. Он задумчиво покусывал губы, шевеля пальцами
правой руки, то и дело сползавшей вниз с полки.
- Так Карелии и не увидели! - нарушил молчание Турусов.
- Не велика беда. Зато чуть один ты не остался! - ответил Радецкий и
снова замолчал.
Турусов умел властвовать над своими чувствами. За минуту он потерял
всякий интерес к происшедшему и направился в другой угол вагона проверить
целостность и сохранность надежно упакованного груза.
Все ящики были на месте, только один - "ТПСБ-1748" почему-то стоял
отдельно и на верхней его части виднелись свежие царапины.
Сомнений не было - кто-то пытался вскрыть ящик; царапины начинались в
одной точке и оттуда веером разбрызгивались по всей поверхности. Видимо,
подставляли отвертку или узкую стамеску и лупили по ней молотком.
Радецкий снова застонал и заворочался на полке, пытаясь найти
наименее болезненную позу. Турусов отвлекся, вернулся к купе для
сопровождающих, хотел помочь напарнику, но не знал чем.
- Воды выпьешь? - спросил он.
Радецкий отрицательно замотал головой, переместился подальше от края
и успокоился.
А Турусов вернулся к ящику и задвинул его в угол, к остальным
деревянным кубам и паралеллепипедам.
Время шло. Состав рывками продолжал путь. Радецкий спал, постанывая
во сне, а Турусов сидел у окна и мысль его металась между царапинами на
ящике и заоконными пейзажами.
В его воображении выстраивались в одну прямую цепь события,
происшедшие в его присутствии или отсутствии, но так или иначе касавшиеся
его. Начиналось все с появления нового ящика, сразу же изъятого людьми в
темных плащах, и заканчивалось свежими царапинами на ящике "ТПСБ-1748". Ах
да, еще было покушение на Радецкого. Его пытался убить какой-то
долгожитель из персональных пенсионеров. Интересно, откуда Радецкий знает
о его персональной пенсии? Или старичок сам ему рассказывал о себе,
потихоньку вытаскивая из авоськи с овощами добротный нож для разделки
мяса?
Состав резко затормозил. Даже вагон заскрипел и ящики сдвинулись с
места. Турусов подскочил и прильнул к стеклу. Радецкий приподнял голову и
попытался сесть, но тут же застонал и снова лег.
- Что там? - хрипло спросил он.
- Остановка... - Турусов отошел от окна и откатил дверь вагона.
- Закрой! Дует! - заерзал на полке раненный напарник.
- Сейчас, только посмотрю в чем дело.
Турусов выглянул из вагона и увидел каких-то людей, копошащихся у
паровоза. Их вагон оказался в самом хвосте, а впереди стояли несколько
десятков других вагонов, пара цистерн, открытые груженные платформы.
Состав остановился на правом повороте и Турусов мог видеть каждый вагон.
- Закрой! - снова застонал Радецкий.
Турусов задвинул дверь.
- Что-нибудь увидел? - поинтересовался напарник.
- Да, - ответил Турусов.
- Что?
- Какие-то люди у паровоза. А наш вагон самый последний в составе.
- Это что-то новенькое, - Радецкий повернулся на бок и посмотрел на
напарника. - Мы же всегда в начале ехали... А что за вагоны впереди?
- Такие же, плюс несколько открытых платформ и цистерн.
- Вот те на! - Радецкий задумался, глядя на Турусова.
Состав дернулся, прополз несколько метров и снова остановился.
- Посмотри-ка еще раз! - попросил Радецкий, приподнявшись на локте.
Турусов откатил дверь и в вагон, словно далекое эхо ворвался чей-то
крик.
Турусов, прищурившись, заглядывал вперед. Увидел лишь, как несколько
раз открылась и закрылась дверца кабины машиниста, потом снова открылась и
из проймы что-то вывалилось, грузное и бесформенное. Состав опять дернулся
и поехал. Дверь накатилась на Турусова, но он подставил колено и продолжал
смотреть вперед.
Вагон неспеша проехал мимо лежащего на насыпи человека в синем
комбинезоне, который, казалось, пытался подгрести под себя всю землю. Если
бы не струйка крови на виске и не косивший на небо глаз, его можно было бы
принять за живого.
Как только вагон проехал мимо лежащего на земле, Турусов сглотнул
слюну и с силой задвинул дверь.
- Они кого-то убили. - Турусов обернулся к напарнику, кривя губы,
словно сам ощущал физическую боль.
Радецкий побледнел. Может, он уже до этого был бледным, но Турусов
именно сейчас заметил неестественный оттенок его лица.
- Неужели выследили? - прошептал Радецкий.
- Кто? - спросил Турусов.
- Геранты. Искатели минувших приключений...
- Это те, которые хотели убить тебя? - Турусов заглянул в глаза
напарника.
- Да-а, они.
- А что им надо?
- О! - Радецкий горько усмехнулся. - Им надо то, чего никто им дать
не может. Покой!
- Вечный покой? - Турусов вопросительно глянул на Радецкого.
Тот кивнул и отвернулся к стене.
Приближался вечер. За окном стемнело. Радецкий все так же лежал,
уткнувшись в угол.
Турусов забрался на свою полку и хотел заснуть, но неосмысленное
беспокойство не покидало его. Он чувствовал, как кто-то вырвал его судьбу
из рук провидения и теперь все уже зависит не от случая, а от чьей-то
воли. Эта воля выбирает путь для состава, она же влечет их куда-то, может
быть, для развязки, может, для испытаний.
Смежил веки и настроился на убаюкивающую музыку колес.
Он уже спал, когда состав медленно остановился и музыка колес влилась
в тишину. Во сне он куда-то спешил, и вдруг замедлил шаг и огляделся по
сторонам, явно услышав чей-то зов.
Прошло полчаса после остановки поезда.
- Может, здесь? - прозвучал голос по ту сторону вагона и дверь
открылась.
В вагон вскарабкался крепкий старик невысокого роста в бушлате и
танкистском шлеме.
- Ну вот мы и прибыли! - негромко сказал он себе. - А почему же нас
не встречают?
Старик прошелся к ящикам, потер руки, улыбнулся и направился бодрой
походкой к служебному купе.
- Эй, товарищ! - зашептал он.
Сон Турусова опять сбился с ритма. Он зашел в датсан и тут какой-то
нищий цепкими пальцами схватил его за рукав, и как он не пытался
вырваться, ничего не получалось.
- Товарищ! - снова зашептал старик, дергая за одеяло.
- Что такое! - раздраженно буркнул Турусов и открыл глаза.
- Прошу прощения, - зашептал гость. - Разрешите вас на минутку.
Пришлось отпустить сон.
Турусов слез с полки и, напряженно раглядывая старика, пытался
прочитать его лицо.
- Какой вы однако молодой! - укоризненно покачал головой старик. -
Стало быть, вы теперь один-одинешенек остались?
- Почему один? - со сна удивился Турусов.
В возникшей минутной тишине было слышно посапывание Радецкого. Старик
сделал шаг вперед и замер.
- Вот так да! - наконец прошептал он и огорченно развел руками. -
Прям, Гришка Распутин: и в огне не горит, и в воде не тонет...
- Так это вы его! - Турусов, стараясь не шуметь, приблизился к
ночному гостю.
- Спокойнее, молодой человек! Я имею право на все, что делаю! А вы
еще слишком молоды. И его - он показал рукой на Радецкого - я знаю
достаточно давно, чтобы решать его судьбу...
Четко произнеся эти фразы, старик деловитой походкой подошел к
ящикам, чиркнул спичкой, довольно крякнул и задул мелкий огонек.
Состав тронулся и пятно дорожного фонаря поползло по деревянному полу
вагона в сторону ящиков. Снова стало темно, только возле окна было как-то
серо, четче видны были силуэты, столик, полки.
Ночной гость вновь подошел к Турусову, самодовольно улыбаясь, отчего
на дряблых щеках морщины складывались гармошкой.
- Вы еще очень молоды, - повторил он. - У вас еще совершенно нет
прошлого. В отличие от меня. И даже когда вы постареете, ваше прошлое
будет всего лишь вашим личным опытом. Вот ведь и работа у вас довольно
гнусная: сопровождать чье-то прошлое и делать вид, будто вы его охраняете.
Я бы вам посоветовал заняться чем-нибудь другим, более благодарным.
- Мне нравится моя работа, - монотонно процедил сквозь зубы Турусов.
Радецкий пошевелился и застонал. Старик враз обмяк, съежился.
Занервничал.
- Жаль, нет у меня времени наставить вас, молодой человек, на путь
истинный. Ну, да ладно. Во встречи!
Старичок отодвинул дверь и спрыгнул в темноту.
Турусов подскочил к дверному проему, испуганно выглянул и оцепенел:
состав стоял, вокруг было тихо и только издалека едва доносился шум
уходящего поезда. Стук колес, других, далеких колес.
...И погружалось время в туман тишины, все глубже и глубже уходило и,
не в силах будучи передвигать часовую стрелку или шевелить секундною,
останавливалось оно. И не было ни видно, ни слышно его присутствия. А
только тишина и туман. Туман и тишина.
Когда Турусов проснулся, состав только-только сдвинул тишину с места
и покатился, набирая скорость.
Радецкий спал, как убитый. Ни стона, ни храпа.
Турусов почувствовал, что озяб. Холодный ветер сочился сквозь проем
незадвинутой двери. Надо было встать и задвинуть.
Радецкий спал.
В окне была видна скупая природа незнакомого края. Степь и одинокие
кустарники.
Турусов ощутил беспокойство. Что-то было не так, что-то предвещало
недоброе.
Радецкий спал как убитый. Турусов склонился, приложил ухо к его груди
и услышал стук колес. Этим стуком было пропитано все вокруг. А Радецкий
спал.
- Нет, будить его не надо, - решил Турусов. - Сон ему полезен.
А время не шло, продолжалось утро, утро какого-то далекого будущего
дня.
- Мы и вчера не поели... - думал Турусов. - Все-таки надо его
разбудить. Спать на пустой желудок плохо...
А время не шло.
До вечера того далекого будущего дня дожить будет трудно. Надо
обладать удивительным здоровьем, чтобы дожить. Только какой смысл
растягивать жизнь до самого вечера. Лучше уйти днем, при свете...
Турусов дотронулся до плеча спящего напарника, но тот не
