Несколько моряков, недовольных вторжением двух чужаков в
заведение, которое, верно, считали своей собственностью,
хмуро подняли на меня глаза, но я был настроен глядеть куда
более мрачно - и нас тут же оставили в покое. Мы прошли к
небольшому деревянному, столу, крышки которого с незапамятных
времен не касались ни мыло, ни вода.
- Мне скотч,-сказал я. - А тебе?
- Тоже.
- Ты же не пьешь виски.
- Сегодня пью.
Такое утверждение оказалось справедливым лишь отчасти.
Профессиональным движением она влила в себя полстакана чистого
виски и тут же стала задыхаться, кашлять и давиться так
мучительно, что я усомнился: не напрасно ли исключил
опасность, апоплексии? Чтобы помочь, пришлось похлопать ее по
спине.
- Уберите руки, - просипела она. Я убрал.
- Думаю, что не смогу дальше с вами работать, господин
майор, - сообщила она, когда гортань снова стала управляемой.
- Жаль...
- Как же можно работать с людьми, которые мне не
доверяют, которые мне не верят. Вы относитесь ко мне не только
как к марионетке, но и как к ребенку...
- Вовсе нет.-И это было правдой.
- "Я верю тебе, Белинда, - передразнила она с горечью,-
Конечно, верю"... Совсем вы не верите Белинде.
- Я верю Белинде. И пожалуй, даже забочусь о Белинде.
Поэтому и забрал Белинду оттуда. Она повернулась ко мне:
- Верите?.. Но почему же тогда...
- Там действительно кто-то был, за этой стойкой с куклами.
Две из них слегка качались. Там кто-то был и наблюдал, желая
знать, не откроем ли мы чего-нибудь. У него не было иных
намерений, иначе он стрелял бы нам в спину, когда мы
спускались. Но если бы я среагировал так, как ты хотела, и стал
его искать, тогда он прикончил бы меня из своего укрытия
прежде, чем удалось бы до него добраться. Потом пристрелил бы и
тебя, чтобы не оставлять свидетеля. А сказать по правде, ты
еще слишком молода, чтобы умирать. Правда, не будь там тебя, я
мог бы поиграть с ним в прятки с примерно равными шансами. Но
ты была там. Оружия у тебя нет. И нет никакого опыта в этих
паскудных играх, в какие мы подчас играем. Ты стала бы для него
прямо идеальной заложницей. Вот я и забрал оттуда Белинду. Чем
плохое объяснение, а?
- Я не разбираюсь в объяснениях,-теперь в глазах у нее
стояли слезы. - Знаю только, что это-лучшее, что мне когда-либо
доводилось слышать.
- Пустяки! - Я допил свое виски, потом - виски Белинды, и
отвез ее в отель.
Минуту мы стояли в дверях, укрывшись от падающего теперь
как сквозь решето дождя. Белинда почти успокоилась.
- Мне так жаль... Я была такая глупая... И грустно за
вас...
- За меня?
- Теперь я понимаю, почему вы предпочли бы работать с
куклами, а не с людьми. Когда умирает кукла, человек не плачет.
Ответить было нечего. Чувствовалось, что власть над этой
девушкой ускользает от меня и отношения учитель-ученица
становятся совсем не такими, как прежде.
- И еще одно... - Она говорила почти с радостью. Я
очнулся.
- Теперь я уже не буду вас бояться.
- А раньше боялась? Меня?
- Да. Правда-правда! Как сказал тот человек...
- Какой?
- По-моему, Шейлок. Помните: вонзи в меня кинжал...
- Помолчи!..
Она умолкла. Одарила меня своей убийственной улыбкой,
потом неторопливо поцеловала меня, еще раз улыбнулась и вошла в
отель. Стеклянные двери несколько раз качнулись и остановились.
Еще немного, - подумал я мрачно, - и дисциплина полетит ко всем
чертям.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Отойдя ярдов на триста от отеля, я поймал такси и
отправился в "Рембрандт". Поглядел некоторое время из-под
навеса у входа через улицу - на балаганчик. Старик был не
только бессмертен, но и, вероятно, непромокаем, дождь не
производил на него никакого впечатления, и ничто, кроме разве
что землетрясения, не могло предотвратить его вечернего
выступления. Подобно старому актеру, считающему, что
представление должно состояться несмотря ни на что, он, видно,
не сомневался в своих обязательствах перед публикой,
и-невероятная вещь!-публика эта у него была: несколько юнцов,
чья потертая одежда, по всем признакам, промокла насквозь,
группка, погруженная в мистическое созерцание смертельных мук
Штрауса, которому пришла очередь подвергнуться пыткам. Я вошел
в отель.
- Так скоро обратно? Из Зандама? - удивление управляющего
казалось вполне искренним.
- Такси, - пояснил я и отправился в бар, где, удобно
устроившись в углу и медленно попивая виски, задумался о связи
между быстрыми людьми и скорострельными револьверами,
торговцами наркотиками, больными девушками, глазами, скрытыми
за куклами, такси, следующими за мной, куда бы я ни
направлялся, полицейскими, которых шантажируют, и продажными
управляющими отелей, портье и бренчащими шарманками. Все это
вместе взятое не давало мне ровным счетом ничего. Оставалось
признать, что результаты ничтожны и - как ни неприятна сама
мысль об этом - выхода нет и придется сегодня же, попозже, еще
раз посетить магазин, разумеется, не уведомляя Белинду... Тут я
впервые случайно глянул в находящееся передо мной зеркало. Не
могу сказать, что меня толкнул какой-то инстинкт или что-нибудь
в этом роде, просто уже некоторое время ноздри мне слегка
щекотал запах духов, тонкий дух сандалового дерева, который мне
очень нравится, вот и захотелось увидеть, от кого он исходит.
Чисто старомодная дотошность.
Столик, за которым сидела девушка, был расположен сразу
за моим. На столике - початый стакан спиртного, в руке
девушки - развернутая газета. Когда я глянул в зеркало, она
сразу опустила глаза в газету. Моя природная подозрительность
тут ни при чем. Воображение тоже. Она приглядывалась ко мне. На
ней был зеленый костюм, а непокорные белые волосы, в
соответствии с современной модой, вы глядел и остриженными
сумасшедшим садовником. Как видно, Амстердам полон молодых
блондинок, так или иначе, привлекающих мое внимание.
Повторив у бармена заказ, я поставил стакан на столик
близ бара и медленно, как человек, глубоко погруженный в
раздумье, направился в фойе, миновал девушку, даже не взглянув
на нее, и парадной дверью вышел на улицу. Штраус уже кончился -
но не старик, нет: желая продемонстрировать разнообразие своих
пристрастий, он перешел к чудовищному исполнению популярной
шотландской песенки. Попробуй он проделать этот номер на любой
из улиц Глазго, через четверть часа от него, как и от его
шарманки, осталось бы только бледное воспоминание. Юнцы
исчезли, что могло означать либо их антишотландскую
настроенность, либо- в такой же степени - прошотландскую. В
действительности же их отсутствие, как я позже узнал, означало
нечто совершенное иное. Все приметы и признаки были у меня под
носом, но я не улавливал - и из-за этого слишком многим людям
предстояло умереть.
Старик заметил меня и немедленно изобразил удивление:
- Уважаемый господин говорил, что...
- Что иду в оперу. И пошел было, - я грустно покачал
головой. - Примадонна надорвалась на верхнем "ля". Сердечный
приступ. - Чтобы утешить, я похлопал его по плечу. - Без
паники. Я иду всего лишь позвонить...
С администрацией отеля телефон соединил меня сразу, а с
номером девушек- после долгого ожидания. В голосе Белинды
слышалось раздражение:
- Кто говорит?
- Шерман. Немедленно приезжай.сюда.
- Сейчас?-она застонала.-Я купаюсь.
- Увы, мне надо быть в двух местах одновременно. А ты и
без того слишком чиста для той грязной работы, которая меня
ждет. Мэгги тоже.
- Мэгги спит.
- Ну так разбуди ее, ладно? А если хочешь, можешь
принести ее на руках. - Обиженное молчание. - Через десять
минут будьте у моего отеля. Ждите на улице шагах в двадцати.
- Но ведь льет как из ведра! - Раздражение все не
проходило.
- А вы боитесь промокнуть? Некоторое время спустя отсюда
выйдет одна девушка. Твой рост, твой возраст, твоя фигура, твои
волосы...
- В Амстердаме десять тысяч девушек, которые...
- Эта прекрасна. Не так, как ты, ясное дело, но
прекрасна. На ней зеленый плащ, в руке зеленый зонт... духи с
запахом сандалового дерева, а на левом виске недурно
загримированный синяк, который я поставил ей вчера днем.
- Загримированный... вы нам ничего не говорили о том, что
нападаете на девушек.
- Откуда мне помнить всякие "мелкие подробности"? Вы
пойдете за ней. Когда доберетесь до места, куда она
направляется, одна из вас останется, а другая-ко мне. Нет, не
сюда, сюда нельзя, сами знаете. Я буду "Под старым кленом", на
втором углу Рембрандтплейн.
- Что вы там. будете делать?
- Это бар. Как ты думаешь, что я там буду делать?
Когда я вернулся, девушка в зеленом плаще по-прежнему
сидела за тем же столиком. Сперва я подошел к администратору, и
попросил несколько листов бумаги, а потом устроился за
столиком, где оставил свою выпивку. Девушка в зеленом плаще
была не дальше, чем в шести футах, так что хорошо видела,что я
делаю, оставаясь в то же время относительно свободной от
наблюдения.
Вытащив из кармана счет за ужин, съеденный прошлым
вечером, я разгладил его перед собой и стал что-то чертить на
клочке бумаги. Через минуту с неудовольствием отложил перо,
скомкал лист и швырнул в стоящую рядом корзину. Затем начал
писать на другом клочке - и изобразил тот же
неудовлетворительный итог. Повторил номер еще несколько раз,
после чего прикрыл глаза, опер голову на ладони и оставался так
почти пять минут, словно человек, погруженный в глубочайшие
размышления. Спешить мне было некуда, это точно. Белинде было
дано десять минут, но если бы она сумела за это время выйти из
ванной, одеться и приехать сюда с Мэгги, это означало бы, что я
знаю о женщинах еще меньше, чем мне казалось.
Потом я снова писал, комкал бумагу и кидал в корзину,
пока не прошло двадцать минут. К этому времени я одолел свою
выпивку, так что пожелал бармену доброй ночи и вышел, но за
красными плюшевыми портьерами, отделяющими бар от холла,
остановился, немного подождал и осторожно выглянул. Девушка в
зеленом плаще встала, заказала еще выпить и присела спиной ко
мне на кресло, которое я недавно освободил. Незаметно
оглядевшись, чтобы убедиться, что за ней не следят, она как бы
ненароком потянулась к корзине для бумаг, вынула лежащий сверху
смятый клочок бумаги и разгладила его перед собой. Тем временем
я бесшумно придвинулся к ее креслу. Теперь лицо ее было видно в
профиль, и это лицо внезапно застыло. С такого расстояния можно
было даже прочитать слова, написанные на разглаженной бумаге..
Звучали они так: "Только очень любопытные девчонки
заглядывают в корзинки для мусора".
- Все остальные бумажки содержат то же самое таинственное
послание, - сообщил я. - Добрый вечер, мисс Лимэй.
Она резко повернулась и уставилась на меня. Косметика
была использована довольно умело, так что натуральный оливковый
цвет кожи почти удалось скрыть, но вся помада и пудра на свете
не смогли бы спрятать румянца, залившего ее лицо от шеи до лба.
- Клянусь, - продолжал я, - этот розовый цвет вам очень к
лицу...
- Извините, я не говорю по-английски.
- Понимаю. Потеря памяти в результате потрясения, - я
осторожно коснулся ее синяка. - Это пройдет. Как ваша голова,
мисс Лимэй?
- Извините, я...
- Не говорите по-английски. Вы это уже говорили. Но ведь
понимаете совсем неплохо, а? Особенно то, что написано.
Признаться, - для такого, как я, стареющего мужчины, большое
утешение видеть, что современные девушки так хорошо умеют
краснеть. Вы очень хорошо краснеете.
Она в замешательстве поднялась, машинально вертя в руках
бумагу. Вероятно, она была на стороне преступников - только
тот, кто на их стороне, мог, как это сделала она, попытаться
заступить мне дорогу во время погони на аэродроме. И все же я
не мог удержаться от сочувствия. В ней было что-то печальное и
беззащитное. Притворяться так сумела бы лишь прекрасная актриса
но прекрасные актрисы обычно ищут успеха на сцене или на
экране. Вдруг, неизвестно почему, мне на ум пришла Белинда. Две
в один день-это, пожалуй, многовато. Видимо, я начал глупеть.
Кивок в сторону бумаг получился резким и злым:
- Вы можете оставить их себе, если хотите.
- Оставить... - она глянула на бумаги. - Я вовсе не
хочу...
- Ага! Потеря памяти начинает проходить.
- Извините, я...
- Ваш парик перекосился.
Машинально она подняла руки к волосам, потом медленно
опустила их и прикусила губу. В ее темных глазах было что-то
близкое к отчаянию. И снова во мне возникло неприятное чувство,
что я слишком доволен собой. - Оставьте меня! - И я
отодвинулся, чтобы ее пропустить. Несколько мгновений она
смотрела на меня, и, готов присягнуть, в глазах ее появилось
умоляющее выражение, а лицо чуть сморщилось, словно она вот-вот
расплачется. Потом покачала головой и быстро вышла. Не
торопясь, я двинулся за ней и видел, как она, сбежала по
ступенькам и свернула в сторону канала. Двадцатью секундами
позже Мэгги и Белинда стартовали в том же направлении. Они
держали раскрытые зонты, но несмотря на это казались сильно
промокшими и измученными. Возможно, впрочем, они и впрямь
добрались сюда за десять минут.
Когда я вернулся в бар, откуда, кстати, вовсе не
собирался уходить, только должен был убедить в этом девушку,
бармен просиял:
- Приветствую вас еще раз. Я уж думал, вы пошли спать.
- Собирался. Но мои вкусовые сосочки сказали мне: нет, не
раньше, чем через еще одно виски!..
- Их всегда надо слушаться, - серьезно ответил бармен и
подал мне виски.
- На здоровье!
Я поднес стаканчик к губам и возвратился к своим
раздумьям. К раздумьям о наивности и о том, как неприятно,
когда тебя вводят в заблуждение, и еще о том, умеют ли молодые
девушки краснеть по первому требованию. Кажется, мне доводилось
слышать о некоторых актрисах, которым такое удается, но трудно
поручиться. Так что пришлось заказать еще порцию виски, чтобы
освежить память. Следующая посудина, какую поднес я к губам,
была совсем иного рода, намного тяжелее, да и напиток в
ней-куда темнее. Кружка такого напитка могла показаться - и
справедливо - довольно необычной на континенте, но только не
тут, "Под старым колоколом", в этой увешанной латунными
штуковинами пивной - более английской, чем большинство
английских пивных, - специализирующейся на сортах английского
пива, а также,как свидетельствовала моя кружка, на ирландском
портере. Заведение было переполнено, однако мне удалось найти
столик напротив входа-не потому, что, подобно людям Дикого
Запада, не люблю сидеть спиной к двери, а чтобы сразу же
заметить Мэгги или Белинду. Явилась Мэгги. Она подошла к моему
столику и села. Ни зонт, ни платок не помешали дождю промочить
ее до нитки, вьющиеся ее волосы прилипли к щекам.
- Все в порядке? - спросил я заботливо.
- Если можно назвать порядком, когда промокаешь насквозь,
то да. Подобное едкое замечание вовсе не было свойственно моей
Мэгги. Видимо, дождь и впрямь доконал ее.
- А Белинда?
- Тоже придет. Думаю, она слишком беспокоится за вас,-
она демонстративно выждала, пока я сделаю долгий и вкусный
глоток портера. - Боится, что вы слишком рискуете.
- Белинда-заботливая девочка.
- Она еще молода.
- Да, Мэгги.
- И впечатлительна.
- Да, Мэгги.
- Я не хочу, чтобы ей было плохо, Поль...
Услышав такое, я подскочил, по крайней мере внутренне.
Она никогда не говорила мне "Поль", разве что наедине, да и
тогда только глубокая задумчивость или сильное волнение могли
заставить ее забыть о том, что она сама считала нормой
поведения. Фраза эта прозвучала так неожиданно, что стоило
задуматься: о чем, черт побери, они могли разговаривать между
собой? Я уже начинал жалеть, что не оставил их обеих дома и не
взял вместо них двух доберманов. Доберман, во всяком случае,
коротко и ясно управился бы с нашим спрятавшимся приятелем у
Моргенштерна и Муггенталера.
- Я сказала... - начала Мэгги.
- Слышал, - я отхлебнул портера. - У тебя очень доброе
сердце, Мэгги. Она кивнула - не в подтверждение моих слов, а
просто чтобы показать, что удовлетворена таким ответом, и
поднесла к губам заказанный для нее шерри. Пора было приступать
к делу.
- Где наша общая знакомая?
- В церкви.
- Что?! - я поперхнулся.
- Поет гимны.
- Боже мой! А Белинда?
- Там же.
- И тоже поет гимны?
- Не знаю. Я туда не входила.
- Возможно, Белинде тоже не следовало входить...
- Разве есть место безопаснее церкви?
- Это правда. Да, ты права. - Я силился сбросить
напряжение, но мне было не по себе.
- Одна из нас должна была остаться.
- Конечно.
- Белинда говорила, что вы, возможно, захотите узнать
название этой церкви.
- С какой стати...- фраза осталась неоконченной. - Первая
Реформатская церковь Американского Общества протестантов? -
Мэгги кивнула. Я отодвинул кресло и встал. - Теперь все понятно
Пошли!
- Что? И вы оставите этот прекрасный портер, который вам
так полезен?
- Я думаю о здоровье Белинды, а не о своем. Мы вышли. И
только теперь мне пришло в голову, что название церкви ничего
не говорит Мэгги. Вернувшись в отель, Белинда ничего ей не
рассказала, не могла рассказать, потому что Мэгги спала. А я -
то гадал, о чем они могли разговаривать! Ни о чем. Либо Мэгги
попросту проговорилась о чем-то очень личном, либо я не слишком
сообразителен. Вероятно, и то, и другое.
Дождь нисколько не утих, и, когда мы шли через
Рембрандтпленн мимо отеля "Шиллер", Мэгги начал бить озноб.
- Глядите, - сказала она, - такси. Множество такси.
- Не могу сказать, что в Амстердаме нет ни одного такси,
не находящегося на содержании преступников,-ответил я с
чувством, - но в то же время не поставил бы на это даже пенса.
Впрочем, тут недалеко.
Это соответствовало действительности - но только на
такси. Пешком же расстояние было довольно значительное. Но я и
не собирался идти пешком. Пройдя Торбекплейн, мы свернули
влево, потом вправо и снова влево, пока не вышли на Амстель.
- Вы, как видно, неплохо знаете дорогу, майор?
- Уже бывал тут.
- Когда?
- Не помню. Кажется, в прошлом году.
- Как это - в прошлом году? - Мэгги знала, либо ей так
казалось, о каждом моем шаге за последние пять лет. И, как
всякий нормальный человек, не любила, когда ее обманывают.
- Пожалуй, весной.
- Два месяца?
- Примерно.
- Прошлой весной вы два месяца провели в Майами, -
произнесла она прокурорским тоном. - Так сказано в отчетах.
- Ну, ты же знаешь, я путаюсь в датах.
- Не знаю, - прервала она меня. - А может, вы никогда до
сих пор не видели полковника де Графа и ван Гельдера?
- Не видел.
- Но...
- Мне не хотелось их беспокоить... - Я остановился перед
телефонной будкой. - Надо позвонить в несколько мест. Подожди
тут.
- Нет! - Видно, атмосфера Амстердама могла деморализовать
кого угодно.
Мэгги становилась такой же несносной, как Белинда. Но в
одном была права: дождь рушился теперь целыми потоками. Я
открыл дверь и впустил ее перед собой в будку. Прежде всего я
позвонил в ближайшую фирму по найму такси, телефон которой
заранее разузнал. Затем стал набирать другой номер.
- Не знала, что вы говорите по-голландски... - Мэгги не
скрывала удивления.
- Наши друзья тоже не знают. Поэтому мы можем получить
"чистого" таксиста.
- Вы действительно никому не доверяете, - удивление
сменилось горечью.
- Тебе, Мэгги, доверяю.
- Нет, мне вы тоже не доверяете. Просто не хотите
забивать мне голову лишними проблемами.
- Ты преувеличиваешь, - скривился я. Но тут в трубке
отозвался де Граф. После обычного обмена любезностями я
спросил:
- Ну, как там мои бумажки? Еще не удалось? Спасибо,
полковник. я позвоню позже,- и повесил трубку.
- Какие бумажки?-спросила Мэгги.
- Те, которые я ему дал.
- А откуда вы их взяли?.
- Один тип дал мне их вчера.
Мэгги взглянула на меня с обычной своей покорностью и
ничего не сказала. Через несколько минут появилось такси. Я дал
водителю адрес в старом городе и, когда мы добрались, пошел с
Мэгги узкой улочкой до одного из каналов портового квартала и
остановился на углу.
- Это?
- Да.
"Это" было маленькой серой церковью над каналом, в
каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас. На мой непрофессиональный
взгляд, этому старому, рассыпающемуся строению грозила
опасность рухнуть в канал, и если оно все же удерживалось в
вертикальном положениии, то разве что верой. Квадратная
каменная башня церкви отклонилась от вертикали как минимум на
пять футов, а маленькая башенка на ее верхушке рискованно
покосилась в противоположном направлении. Первой Реформатской
церкви Американского Общества протестантов было самое время
приступить к сбору пожертвований.
Пожалуй, некоторым прилегающим домам опасность рухнуть
грозила еще больше - доказательством служило то, что по эту же
сторону канала, за церковью, на большом пространстве велась их
разборка и огромный башенный кран с самой большой стрелой,
какую я когда-либо видел, почти исчезающей высоко в темном
небе, стоял посреди расчищенной площади, где уже шла работа.
Мы медленно пошли над каналом в сторону церкви. Уже были
ясно слышны орган и громкое пение, звучавшие очень приятно,
спокойно и грустно; музыка плыла над потемневшими водами
канала.
- Служба, верно, еще не закончилась, - сказал я. - Войди
туда...
Я запнулся, наткнувшись взглядом на молодую блондинку в
белом плаще с пояском, как раз проходившую мимо.
- Эй! - Мой оклик прозвучал не слишком уверенно. Девушка
хорошо знала, что делать, когда к ней пристает не знакомый
мужчина на улице. Едва взглянув на меня, она бросилась бежать.
Но далеко не убежала - поскользнулась на мокрых камнях, с
трудом удержав равновесие, и уже через несколько шагов я ее
догнал. Она было попыталась вырваться, но тут же сдалась и
закинула мне руки на шею. Мэгги подошла к нам с самым
пуританским видом, на какой только была способна.
- Старая знакомая, господин майор?
- С нынешнего утра. Это Труди. Труди ван Гельдер.
- А! - Мэгги успокаивающе положила руку на ее плечо, но
Труди не обратила на нее внимание, только еще крепче обняла
меня и восторженно поглядела в лицо с расстояния дюйма в
четыре.
- Я люблю вас, - сообщила она. - Вы такой милый.
- Да, я знаю, ты мне уже говорила...
- Что делать?-спросила Мэггн.
- Что делать? Надо доставить ее домой. И я сам должен
отвезти ее туда: если посадить в такси одну, выскочит у первого
же светофора. Сто к одному, что старая карга, которая должна за
ней смотреть, задремала, а отец, верно, сейчас перетряхивает
весь город. Ему было бы дешевле купить цепь и ядро.
Не без труда я расплел руки Труди и подтянул ее левый
рукав. Осмотрел - и взглянул на Мэгги, которая вытаращила
глаза, а потом прикусила губу при виде безобразных следов,
оставленных шприцем. Опустив рукав, - Труди вместо того, чтобы
взорваться плачем, как это было в последний раз, стояла и
хихикала, словно все это было ужасно забавно, - и осмотрел
другую руку. Потом опустил и второй рукав.
- Ничего свежего.
- То есть вы не видите ничего свежего, - поправила Мэгги.
- А что делать? Приказать ей под ледяным дождем,
исполнить стриптиз на берегу канала в такт органной музыке?
Подожди минутку...
- Зачем?
- Хочу поразмыслить.
Пока я размышлял, Мэгги стояла с выражением послушного
ожидания, а Труди, вцепившись в мою руку, влюбленно
вглядывалась в меня. Наконец, я спросил:
- Никто тебя там не видел?
- Насколько могу судить, нет.
- А Белинду?
- Разумеется видели. Но не так, чтобы потом ее узнать.
Там, внутри, головы у всех покрыты. У Белинды на голове платок
и капюшон плаща, да и сидит она в тени. - Вытаскивай ее оттуда.
Дождись, пока кончится служба, а потом иди за Астрид Лимэй. И
постарайся запомнить как можно больше людей, бывших на
богослужении.
Мэгги посмотрела на меня с сомнением;
- Боюсь, это будет трудно.
- Почему?
- Они все похожи друг на друга.
- То есть? Они что-китаянки?
- Большинство - монахини, с Библиями и четками у пояса.
Волос их не видно - из-за длинных черных и белых накидок...
- Мэгги... - я с трудом притормозил. - Я знаю, как
выглядят монахини.
- Да, но есть еще что-то. Почти все они молоды и
красивы... Некоторые очень красивы...
- Ну, для того, чтобы стать монахиней, необязательно
иметь лицо словно после автомобильной катастрофы. Позвони в
отель и дай номер, по которому тебя можно будет поймать. Пошли,
Труди. Домой.
Она потащилась за мной весьма покорно, сперва пешком, а
потом на такси, где все время держала меня за руку и оживленно
плела разные веселые глупости, словно малый ребенок, неожиданно
получивший целую кучу забавных развлечений. Перед домом ван
Гельдера я велел таксисту подождать.
И ван Гельдер и Герта, естественно, отругали Труди - с
резкостью и суровостью, которые обычно маскируют глубокое
облегчение. После этого ее выпроводили из комнаты, вероятно, в
кровать. Ван Гельдер наполнил два стакана с поспешностью
человека, чувствующего неодолимую потребность выпить, и
предложил мне сесть. Я отказался.
- Меня ждет такси. Где в эту пору можно найти полковника
де Графа? Хотелось бы получить у него машину, лучше всего -
быстроходную.
Ван Гельдер улыбнулся:
- Все вопросы к вам оставляю при себе. Полковника вы
найдете в его бюро. Он сегодня трудится допоздна. - Он поднял
свой стакан. - Тысячу раз спасибо. Я очень, очень беспокоился.
- Вы подняли полицию на ее розыски?
- Неофициально - он снова улыбнулся, но криво. - Вы
знаете, почему. У меня есть несколько доверенных друзей. Но
Амстердам - девятисоттысячный город.
- Вы не представляете, почему она очутилась так далеко от
дома?
- Тут-то, по крайней мере, нет никакой тайны. Герта часто
водит ее туда... то есть в эту церковь... Все в Амстердаме, кто
родом с Хейлера, ходят туда. Это протестантская церковь, на
Хейлере есть такая же. Ну, может, не столько церковь, а
скорее торговое помещение, в котором по воскресеньям идет
служба. Герта возит ее и туда. Они часто ездят на остров
вдвоем. Эти церкви и еще парк Вондел - единственные прогулки
моей девочки.
В комнате появилась Герта, и ван Гельдер вопросительно
взглянул на нее. С миной, которая могла сойти за удовлетворение
на ее оцепенелом лице, Герта покачала головой и выкатилась
обратно.
- Ну, слава богу, - ван Гельдер допил виски. - Никаких
уколов.
- На этот раз нет. - Я тоже опустошил стакан, попрощался
и вышел. На Марниксстраат я расплатился с таксистом. Ван
Гельдер предупредил де Графа о моем приезде, так что полковник
ждал меня. Если он и был только что занят, ничто на это не
указывало. Как обычно, он едва помещался в кресле, где сидел,
стол перед ним был пуст, подбородок его удобно покоился на
сплетенных пальцах. Услышав, что открылась дверь, он оторвал
взор от неторопливого исследования бесконечности.
- Надо полагать, у вас началась полоса успехов?
-приветствовал он меня.
- Совершенно ошибочное предположение.
- Как? Никакого намека на широкую дорогу, ведущую к
последней развязке?
- Одни слепые тупики.
- Я слышал от инспектора, что речь идет о машине.
- Очень был бы вам признателен.
- А нельзя ли полюбопытствовать, для чего она вам
понадобилась?
- Для въезда в тупики. Но, в сущности, хочу вас попросить
не об этом.
- Я так и думал.
- Хотелось бы получить ордер на обыск.
- Зачем?
- Чтобы произвести обыск, - терпеливо объяснил я. -
Разумеется, в присутствии вашего человека или ваших людей,
чтобы все было честь по чести.
- У кого? Где?
- У Моргенштерна и Муггенталера. Магазин сувениров.
Неподалеку от доков... не знаю адреса.
- Слышал о них, - кивнул де Граф. - Но не знаю ничего,
что ставило бы их под подозрение. А вы?
- Тоже нет.
- Так почему же они вас так заинтересовали?
- Не имею понятия. Как раз и хочу узнать, почему они меня
так интересуют. Нынче вечером я был у них, - сказал я и
звякнул-связкой отмычек.
- Вероятно, вам известно, что использование таких орудий
незаконно, - изрек де Граф сурово. Я спрятал отмычки в карман.
- Каких орудий?
- Минутная галлюцинация,-любезно откликнулся дс Граф
- Любопытно, зачем у них замок с часовым механизмом в
стальных дверях, ведущих в контору. И огромные запасы Библии. -
Я не упомянул ни о запахе гашиша, ни о человеке, прятавшемся за
куклами. - Но больше всего меня интересуют списки их
поставщиков. .
- Ордер можно устроить. Был бы предлог, - подытожил де
Граф. - Я сам составлю вам компанию. Не сомневаюсь, что завтра
утром вы удовлетворите свое любопытство во всех потребностям А
теперь о машине. У ван Гельдера отличное предложение. Через
пару минут здесь будет полицейская машина с форсированным
мотором, снабженная всем, от рации до наручников, но с виду -
такси. Вы понимаете, что вождение такси связано с некоторыми
проблемами?
- Постараюсь не зарабатывать слишком много на стороне.
Еще что-нибудь для меня есть?
- Тоже через пару минут. Ваша машина доставит заодно некую
информацию и в бюро регистрации.
Действительно, очень скоро на столе де Графа появилась
папка. Он перелистал какие-то бумаги.
- Астрид Лимэй. Имя подлинное, что, возможно, всего
удивительнее. Отец голландец, мать гречанка. Он был
вице-консулом в Афинах, умер несколько лет назад. Место
