- О ком я должен доложить?
- Мое имя Петер Сан-Антонио Авантибра Бамусиса,- сказал я.- Я вам сооб-
щил свои имена только для того, чтобы у вас не выскочили пломбы, мой до-
рогой. Вам будет достаточно сказать маркизу, что я приятель Градос и что
мне нужно передать ему нечто в высшей степени важное.
Синьор лакей проводил меня в салон, меблированный в стиле Виктора-Эмма-
нуила Второго, и попросил меня подождать. Я устроился на банкетке и стал
ждать.
Я не знаю, чем занимался маркиз, но он не торопился принять посетителя.
Возможно, он находился за столом и не хотел сразу покидать своих гостей.
Меня охватило приятное оцепинение, и вот уже ваш Сан-Антонио задремал,
как служащий министерства во время своей работы.
Но я не полностью погрузился в сон. Мои мысли бодрствовали и продолжали
работать.
Я подумал о том, что мне редко приходилось распутывать такой клубок. Все
эти убийства и кражи картин составляли такой огромный мешок загадок, что
его трудно разгадать.
Какая связь существовала между Градос и мадам Кабеллабурна? Какая связь
существовала между Градос и шофером Кабеллабурна? Какая связь существо-
вала между Градос и маркизом Умберто ди Чаприни?
Парень, обладающий большим количеством мозгов, чем другие, и способный
ответить на эти вопросы, автоматически имел бы право на мою благодар-
ность, на обеспеченную пенсию и на роскошный завтрак каждое утро.
Тяжелая дверь отворилась, и странная персона появилась на пороге. Хотя
он был молод, вы затруднились бы определить дату его рождения.
У него очень длинные руки, его аристократическое лицо было розовым и на-
пудренным. Волосы были платиновые и завиты как у куклы. На нем был надет
дорогой костюм из черного бархата и рубашка, отделанная кружевом на во-
ротнике и манжетах. Вместо галстука на шее болталась красная бархатная
лента. Покрой костюма был устаревший.
Можно было подумать, что он собирается играть в "Богеме" в Ла Скала.
У меня было некоторое подозрение в отношении красноты губ, черноты бро-
вей и синевы в веках.
Такого педа, как он, не фабрикуют даже в Сан-Этьене.
Он обласкал меня плотоядным взглядом, потом подошел танцующей походкой и
сел около меня на банкетку.
- Вы хотели побеседовать со мной? - пролепетало это прекрасное дитя.
- Ну, можно сказать и так.
- Беседовать! Безусловно, нет. Это не в моих возможностях, так как для
этого нужно время и желание.
- Действительно, маркиз,- ответил я.
- Меня зовут Умберто,- продолжал маркиз. И добавил: - Мои друзья зовут
меня Тото.
- Это редкая привилегия,- серьезно проговорил я, отодвигаясь на шесть
сантиметров, так как Тото касался меня.
Я попал в забавное положение, мои овечки! По счастью, он - маркиз, и это
позволит мне выйти, пятясь задом, так что не нужно бояться его заигрыва-
ний.
Он прибавил голосом, который заставил меня задрожать:
- Вы случайно не француз?
- Да,- ответил я.- А как вы догадались об этом, монсиньор?
- Ваш заальпийский акцент восхитителен,- проворчал Умберто, лаская мне
щеку легким прикосновением руки.
Он улыбнулся.
- Таким образом, милый друг, это Градос послал вас ко мне?
- Это они были причиной моего визита,- ответил я.
- Вы с ними друзья?
- Да, монсиньор.
- Почему вы не приходили вместе с ними ночью к Тортиколи?
- Я был слишком занят в цирке. Дело в том, я причесывал жирафу, а ка-
кой-то бездельник спрятал мою лестницу. Мне пришлось обходиться собс-
твенными средствами.
- Но ведь это опасно! - процедил Умберто.
- Нельзя, конечно, страдать головокружением. Но у меня крепкая голова.
- А как сегодня поживают мои милые Градос?
Я открыл свой клюв так же широко, как ворона, которая захотела сыра.
Этот типчик блефует или на самом деле не знает о том, что случилось с
Градос? Если он играет комедию, поверьте мне, это было очень хорошо сде-
лано, так как в его взгляде скорее сквозило откровенное простодушие.
- Вы не читаете газет, Тото? - резко спросил я.
- Напротив, я читаю "Римскую газету".
- И только?
- А к чему этот вопрос?
Разумеется, если он интересуется только римской чепухой, он еще не узнал
о новости, происшедшей этой ночью.
- Сегодня ночью с Градос произошел несчастный случай, монсиньор.
- Святая девственница! - воскликнул он на языке Данте.- Во время их но-
мера?
- Нет. В фургоне. Их оглушили!
- Оглушили? Но это невероятно!
- Увы, это так.
- И это серьезно?
- Исключительно серьезно, потому что они умерли!
Мой маленький маркиз издал слабый крик и потерял сознание. Я бросился к
нему. И мне известно, что делать в таком случае, так как я читал романы
княгини Сожор. Я взял его за руку и похлопал по ней.
- Маркиз! Маркиз! Придите в себя, моя дорогая!
Эффект не заставил себя ждать. Ди Чаприни открыл свои красивые глаза и
сказал умирающим голосом:
- Где я?
Я ответил, что он у себя. Он бросил взгляд на стену и, увидев портрет
своего прадедушки, пришел в себя.
- Вы, значит, так любили их? - прошептал я.
Вместо того, чтобы ответить, он вздохнул на языке Д'Анунцио:
- Я что, должен говорить обо всем сам?
Надо было думать, что между ними троими была большая любовь. Меня беспо-
коила только одна штука: Градос были людьми из цирка. Они не должны были
бывать в Турине больше одного-двух раз в год, и их сношения с маркизом
должны были быть лишь эпизодическими. Откуда же такая сильная печаль,
вернее, такое сильное волнение?
Моя мысль закрутилась. Я посмотрел на свои ногти, подул на них, как это
делал один американский актер в Вестерне, когда его зацапал шериф, и по-
тер их о лацкан.
- Я один из первых прибыл на место происшествия,- сказал я.- Донато был
еще жив и смог сказать мнеЄ
Я старался не смотреть на маркиза, но в то же время очень пристально
следил за ним в зеркало. Мне кажется, парни, что он покраснел под слоем
румян и, видимо, задавал себе вопрос, что же мне нужно, так как наступил
момент перейти к основному.
- Он рассказал мне о некоторых вещах,- бросил я.
- Ах, да? - пролепетала эта кукла.
Я молчал. Это было угрожающее молчание, тяжелое молчание. Парень Тото
больше не пытался поближе удостовериться, хорошо ли я выбрит. Ему стоило
огромных трудов проглотить слюну. Он также не говорил ни слова, это
очень удивительно с его стороны.
Наше молчание напоминало салон.
- Это ужасно,- выдавил Умберто без малейшего выражения.
Он еще надеялся, что я заговорю, но я почувствовал, что он дошел до пре-
дела и воздержался от этого.
- Что же вам сказал этот бедный Донато?
- Я вам сказал: кое-какие вещи.
- Какие вещи?
Я проделал с ногтями ту же операцию, но на другой руке.
- Знаете, Тото, когда человек, на которого напали, делает перед смертью
заявление, то его следует передать только полиции.
Он глубоко вздохнул, как ребенок, который долго плакал.
- Сколько? - жалобным тоном спросил он.
Магическое слово! Сколько в нем самоотречения! Высшая самоотверженность!
Самопожертвование! "Сколько"! Сколько за то, чтобы секрет был сохранен!
Сколько за то, чтобы быть спокойным?! Чтобы мерзость была скрыта, порок
был неизвестен, честь женщины спасена!
- Это зависит от вашего доброго сердца,- ответил я, приветливо улыбаясь.
У бедного монсиньора изменился цвет лица. Можно было подумать, что он
спал в экспрессе.
- Пятьсот тысяч лир!
- Вы принимаете меня за нищего, Тото. Лира - такая жалкая монета.
- Тогда сколько же вы хотите?
Его жалкое представление о лире и его предложение указывало на то, что
чего он опасался было не таким уже серьезным. Но, может быть, он скупой?
- Десять миллионов,- брякнул я наугад,- и это моя последняя цена.
- Нет, пять миллионов, а это как раз та сумма, которую я дам полицейс-
ким, чтобы замять дело, так что видитеЄ
Я дал ему небольшого тумака и вытащил удостоверение.
- Полюбуйтесь немного на этот пейзаж, Умберто.
- Полиция! - воскликнул он.- Французская полиция! Но что все это означа-
ет?
- То, что вы все мне объясните, дорогой маркиз. Донато, увы, был уже
мертв, когда я его обнаружил, но я вам сказал неправду, чтобы узнать
правду. Итак, вы скажете мне всю правду. Если вы этого не сделаете, я
устрою такую бурю с громом, что вам вашими пятью миллионами придется ус-
покаивать журналистов.
Бедное создание разразилось конвульсивными рыданиями. Оно стучало ногой,
терло лицо и проливало горькие слезы на шелк дивана.
- Вы очень злой, очень отвратительный полицейский,- сетовал Умберто.
- Вместо того, чтобы изливать свою экспансивность, вы бы сделали лучше,
если бы осведомили меня. Если вы будете говорить серьезно, я сделаю так,
что вы окажетесь в стороне от этого отвратительного дела, и это даже не
будет стоить вам ни одной лиры.
Наводнение слез сразу прекратилось.
- У меня есть ваше честное слово?
- Вы его имеете, но никому об этом не говорите: оно было последним, что
у меня оставалось. Итак, прекрасный блондин?!
- Ну вотЄ яЄ у меня период депрессии, и, чтобы подбодриться, мне необхо-
димо немного допингаЄ
Я немедленно вспомнил о двух пакетах с белым порошком в потайном ящике
Градос. Это осветило все.
- Они снабжали вас наркотиками?
- Да. Каждый раз, когда они проезжали через Турин, они привозили мне
наркотики. И не дорого, потому что они были настоящими друзьями.
Я задумался.
- А где вы были в эту ночь, маркиз?
Он возмутился:
- Ведь не можете же вы подозревать меня в том, что я их убил! Не забы-
вайте, что я маркиз ди Чаприни.
- Э, нет! - проворчал я,- Вам совершенно не нужно кричать об этом, Тото.
Бесполезно повышать голос, я не вижу причины, почему бы мне не подозре-
вать в убийстве маленького маркиза, начиненного наркотиками и хвастающе-
го тем, что дружит с торговцами наркотиков.
Это удручило его и он заплакал.
- О! Как вы жестоки со мной!
- Ответьте на мой вопрос, прошу вас!
- Эту ночь я провел здесь с моими желанными друзьями. Я могу сообщить
вам их имена, и, надеюсь, они вас убедят.
- Я тоже надеюсь на это, но только ради вас. А что, Градос были крупными
перевозчиками наркотиков?
- Я этого не знаю.
- Но-но, без вранья, я этого не терплю. А если я недоволен, то я сер-
жусь, и не скрываю, что когда я сержусь, то начинаются неприятности.
- Но я действительно не был в курсе их дел.
- Забавно! А у них было много таких клиентов, как вы?
- Я вам клянусь, что не знаю. Но это возможно, ведь они работали в цир-
ке. Я абсолютно ничего больше не могу вам сказать. Я не могуЄ
- С кем, помимо вас, они виделись в Турине?
Красивая "маркиза" пожала хрупкими плечами. Она, вероятно, очень не дур-
на в вечернем наряде.
- Я не знаю.
- С синьорой Кабеллабурна? - наугад спросил я.
Он нахмурил брови.
- Возможно! Я действительно слышал, как в ту ночь Донато звонил этой да-
ме.
- Откуда он звонил?
- Отсюда. Они пришли выпить по стаканчику после выступления у Тортиколи.
Донато попросил у меня разрешения позвонить по телефону, а так как теле-
фон находится в соседней комнате, то я отлично слышал, как он вызывал
синьору Кабеллабурна.
- Что он ей сказал?
Тото наморщил лоб. Он не очень-то хорошо знает. В то время он, вероятно,
баловался с другим Градос, и голова его была занята совсем не этим!
Мы продолжаем.
- А он ничего не сказал, вернувшись после того, как позвонил? - спросил
я.
Очаровательный маркиз колебался.
- У него был озабоченный вид, и он сказал своему другу: "Джузеппе еще не
вернулся".
Я порывисто схватил ди Чаприни за руку.
- Повторите!
- Он сказал : "Джузеппе еще не вернулся",- заявил Тото.
Не знаю, помните ли вы еще, банда бездельников, что убитого шофера звали
Джузеппе Фаролини.
- А что ответил Поль?
- Ничего. Это, казалось, не слишком его обеспокоило.
- А вчера вы опять виделись с Градос?
- Нет, я был в Милане. Но они должны были прийти сюда вечером.
- Вы знакомы с Кабеллабурна?
- Я встречался с ним на приемах.
- Какого рода эти люди?
- О, он крупный делец. Он очень богат. Его женаЄ
Его жена - тоже, вероятно. Хотя она уже мертва.
- Ну, что же его жена? - спросил я.
- Она, казалось, скучала в жизни.
- И она пользовалась наркотиками?
- Я могу в это поверить,- ответил Тото.
Мой мизинец сообщил мне, что мне больше нечего вытянуть из этого херуви-
ма. Я встал, чтобы выйти.
- Вы сообщите об этом итальянской полиции? - спросил он.
- Нет, моя прелесть,- ответил я маркизу.- Только не исключено, что
итальянская полиция сама додумается до этого. Она захочет спросить лю-
дей, с которыми общались Градос после их приезда в Турин, ну, а так как
вы находитесь в их числе, то не исключеноЄ
Он улыбнулся:
- Это относительно наркотиков?
- Я вас понял. Но это зависит целиком от вас. Вам нужно сыграть так,
чтобы ваш нос был чист, если можно так выразиться.
Я ушел. А как вы думаете, кого, выходя, я встретил на пороге?
Моего дружка Ферна-Брасса. По его лицу я понял, что наши встречи начина-
ют становиться все менее и менее сердечными.
- Что вы тут делаете? - первым разразился он.
- Я собираю милостыню для церковного прихода,- ответил я.- Вам нет нужды
идти туда, так как мне здесь уже подали.
С этими словами я прошел прочь, адресовав ему приветливую улыбку.
Глава 7
То, что больше всего взволновало туринцев,- это не убийство Джузеппе Фа-
ролини и не убийство Градос или герцога де Гиза. Их также не волновала
кража знаменитой картины, хотя она и произошла при таинственных обстоя-
тельствах.
Нет, то, что больше всего заставляло течь чернила и слюну - это бегство
пятнадцати тигров. Смерть не кусается, если можно позволить себе такую
фантастическую шутку, на одну картину стало меньше, что не так уж ужас-
но, даже если она изображала Фернанделя, а вот пятнадцать бельгийских
тигров питаются не бананами. Таким образом, каждый в этом доблестном пь-
емонтском городке думал об этих котах и о своих детях, а также о том,
что они представляют для сбежавших из клеток тигров приятную закуску.
Пожарные, техники, повозки, берсельеры, полицейские и жандармы с верто-
летами объединились и выступили для действий.
Когда наступил черный вечер, четырнадцать хищников были водворены на
свои места, но пятнадцатый отсутствовал.
Месье Барнаби, который надеялся на возможность устройства вечернего
представления, должен был разочароваться. Пока хоть один тигр будет на-
ходиться на свободе, все представления будут отменены. Более того, пре-
фектура приказала ему покинуть город.
Бедный человек не знал больше, к какой груди прильнуть. Он заперся в
своем фургоне-дворце и там хлестал виски и бил свою жену: все как в ста-
рое доброе время начала его карьеры.
Когда я постучал в дверь его усадьбы, он был в брюках для верховой езды
и фуфайке.
- Кто это там? - заорал Барнаби.
Я вошел. Он одарил меня мрачным взглядом, как конголезский студент-путе-
шественник.
Его белокурая половина гадала на картах, чтобы провести время. Она пода-
рила мне чисто золотую улыбку всех своих зубов. Тридцать третий был та-
бурет, на этот раз из дерева.
- Дорогой патрон,- начал я.- Я хотел бы поговорить с вами.
- У меня нет настроения разговаривать,- предупредил меня босс.
- Так говорят, когда находятся в мрачном настроении, но очень быстро об-
наруживают, что разговор облегчает,- уверил я.- Не хотите ли поговорить
о Градос?
- О них уже нечего говорить, потому что они мертвы,- упрямо ответил
месье Барнаби.
Аргумент действительно весомый, так же, правда, как и жена патрона, но
он меня не обескуражил.
- Два убийства под сенью цирка - это многовато, вы не находите?
Он ответил, что единственное, что его интересует, так это пятнадцатый
тигр, и, исходя из этого, его мало интересует, живы или мертвы его сот-
рудники. Это означает на языке более стильном, чем мой, что это стоило
бы шелка, как заметил бы червь, выползая из испорченного кокона.
- Я хотел бы доверить вам небольшой секрет, месье Барнаби,- сказал я.
Он зажег сигару длиной 70 сантиметров, выпустил облако дыма, которое не
осудил бы поезд и проворчал:
- Вы что, принимаете меня за кюре?
- Не совсем так. Но вы - мой патрон, и, в таком случае, я должен вам все
сказать, чтобы быть уверенным, что ничего от вас не скрываю, не так ли?
- Ладно, говорите! - пригласил Барнаби.
- Представьте себе, что я услышал разговор между комиссаром Ферна-Брас-
сом и одним из его подчиненныхЄ
Это его заинтересовало. Глаза у него полезли на лоб, и он пробормотал,
держа во рту сигару:
- Да, ну а дальше?
- Комиссар говорил своему парню, что Градос были замешаны в грязное дело
с продажей наркотиков и вскоре цирку не поздоровится. Они готовятся к
узаконенному обыску вашего учреждения. Итальянские легавые, не знаю, из-
вестно ли это вам, лучшие в мире по производству обысков. Они дьявольски
ловкие! Они даже раскрошат вашу сигару, чтобы увидеть, нет ли внутри че-
го-нибудь недозволенного. Можете мне поверить.
Я замолчал и, скрестив руки на коленях, стал смирно ждать.
Мое заявление произвело эффект, который на театральном жаргоне принято
называть "пустотой". Барнаби продолжал тянуть свою сигару, в то время,
как его мадам продолжала раскладывать карты на маленьком зеленом коври-
ке. Можно было подумать, что достойная пара ничего не слышала.
Прошло довольно много времени, потом Барнаби сгреб с десертного столика
стакан и поставил его на стол с сухим стуком. Он налил мне довольно вну-
шительную порцию, проделал то же самое со своим стаканом и поднял его.
- Твое здоровье, сынок! - сказал он.
Я, в свою очередь, выпил, не спуская с него глаз.
Карты мадам Барнаби производили легкий шелест. Она открыла трефового ко-
роля и приятно улыбнулась ему, как будто принимала высокого гостя.
- Это все, что ты имеешь мне сказать? - в упор спросил большой босс.
Я отметил, что он сказал мне "ты". Мне кажется, что в его мнении я под-
нялся на несколько ступенек выше.
- Нет, это не все, патрон.
- Валяй, рассказывай!
- Я не хотел бы, чтобы вы плохо приняли то, что я вам скажу.
- Опорожняйся, я выдержу.
- Так вот. Я подумал, что, если вам будет неприятен этот обыск, я смог
бы найти возможность скрыть компрометирующие вас предметы.
- Что такое ты мне рассказываешь?! - раздраженно проворчал он.
В первое мгновение я подумал, что он даст мне по роже, так как, в сущ-
ности, то, что я предложил ему, оскорбительно. Но нет, он только возму-
щен. Нужно сказать, что за время своей бродячей жизни он насмотрелся
грубостей. Люди его ремесла не водят знакомств с детьми из циркового хо-
ра.
Я встал, чтобы уйти.
- Спасибо, паренек,- пробормотал он, протягивая мне свой отросток с
пятью ветками.
Я ушел. Одна попытка ни к чему не привела: я не создавал себе иллюзий. В
нашей проклятой работе много приходится делать впустую. Незачем оплаки-
вать ни свои подошвы, ни труды, ни слюну. Либо ты уничтожишь препятс-
твия, либо на тебя сядут. Короче, нужно иметь легкую руку и бронирован-
ную спину.
День заканчивался мрачно. Я смотрел на кран, на самую его макушку, кото-
рая вырисовывалась на усталом небе, и не мог удержаться от дрожи при
воспоминании о той, что находилась в кабине. Завтра утром, когда рабочие
займут свои места, поднимется дьявольский шум. Да, журналистам Турина не
легко с такими парнями, как мы! Завтра они смогут поместить фотографию
самой красивой девочки Пьемонта в "Унита".
Я решил совершить прогулку в компании Толстяка. Он вел слишком сидячий
образ жизни, мой парень. Нужно его немного развлечь.
Я нашел его, развалившегося в кресле, с иллюстрированным журналом под
названием "Зигото" в руках. На прекрасно оформленных страницах с красоч-
ными иллюстрациями повествовалось о приключениях исследователя двенадца-
ти лет от роду, потерянного в экваториальном лесу с единственными пред-
метами цивилизации - свистком и пилкой для ногтей.
- У тебя есть новости? - спросил Его Величество.
Он доволен и на него приятно в связи с этим смотреть.
- Есть кое-что. Пойди побрейся, Толстяк, мы оплатим себе небольшую вы-
лазку в город, чтобы немного развлечься.
Он приятно удивился, потом покачал головой.
- Ты считаешь, что мне нужно побриться?
- У тебя такой вид, что тебе нельзя будет посетить приличное общество.
- Но завтра ведь я должен проделывать свой номер!
- Ты проделаешь его бритым, это только поднимет твой престиж перед дама-
ми.
Он с недовольным видом прошел в нашу туалетную комнату. Пока он приводил
себя в порядок, я сменил рубашку и галстук.
Не прошло и десяти минут, как я услышал страшный шум в ванной, смешанный
с шумом текущей воды. Можно было подумать, что там происходит водное
сражение. Беру закричал как помешанный, потом дверь раскрылась, и он вы-
шел злобный, сося свой палец.
- Падаль! - проворчал он.- Кажется, я порезал палец!
- Что произошло?
Он приложил свой порезанный палец к губам, чтобы я замолчал и соблюдал
тишину.
- Пойдем, посмотрим!
Я вошел в ванную комнату. Великолепный тигр, самый крупный из зверинца
Барнаби, лежал на полу, скрестив лапы.
- Но ведь это пятнадцатый праздношатающийся! - воскликнул я.- Тот, кото-
рого не нашли.
- Замолчи,- сказал Беру.- Я поместил его здесь для того, чтобы мы имели
покой.
- Как это - покой?
- Пока его не найдут, не будет представлений, соображаешь? Вот потому я
и спрятал его. Но когда я вошел, чтобы побриться, месье захотел сделать
мне неприятности! Я сказал: "Не надо, Лизаветта!" Я этой бестии дал на
завтрак жареный бифштекс с луком. Мне противна неблагодарностьЄ
Он нагнулся к хищнику и немного потрепал его.
- Ты видишь, Медор, когда хочешь сделать Беру неприятности, делаешь хуже
себе. Ты хотел меня цапнуть, так что заслужил трепку.
Тигр ворчал, но это было не от страха. Покоренный силой и авторитетом
Толстяка, он сжался в комок.
Толстяк одним движением задвинул его под умывальник.
- Ну, усатый, устраивайся там. Мне нужно прихорошиться.
Я покинул этих двух друзей. Как сказал кто-то, Беру не перестает нас
удивлять.
Чья-то тень обрисовалась на стеклянной двери. Тень вошла, трансформиро-
валась в комиссара Ферна-Брасса. Вид у него был неприветливым и недо-
вольным, он явно был недоволен жизнью. Он жевал кусочек дерева, а мелкие
кусочки выплевывал на пол.
- Итак, коллега,- спросил я его,- есть свежие новости?
- Я хотел бы знать, что сказал вам маркиз! - заявил он, вытирая свой
красивый нос итальянского флика.
- Он мне ничего не сказал.
- Є ?!
- Это восклицание мне кажется очень подходящим. Этот благородный парень
самый настоящий пед.
- Похоже на то, что в ту ночь, когда их убили, Градос закончил вечер у
него, а?
- Я тоже узнал об этом, потому и хотел расспросить маркиза. Но он мне
показался чистымЄ как снег!
Ферна-Брасса сомневался.
- Вы многое от меня скрываете,- проскрежетал он.
Я хлопнул его по спине.
- Не делайте такой ошибки, друг. Ведь мы, в сущности, работаем на один
дом. А есть новости относительно украденной картины?
Он покачал головой.
- Не я занимаюсь этим делом, у меня и без того слишком много забот.
Я немного помолчал, а потом последовал совету, данному мне моей интуици-
ей.
- Почему бы и нет? Обшарьте цирк быстро и глубоко.
Он посмотрел на меня таким горячим взглядом, что я, должно быть, даже
загорелся.
- Что это вы мне тут рассказываете?
- Прочешите все частым гребешком: фургоны, зверинец, клетки, ящики с се-
ном. Может быть, вы получите хороший сюрприз.
- Но мне нужен мандат на обыск! Сегодня воскресенье, и судьяЄ
- Я уверен, что если вы отправитесь к Барнаби и попросите у него разре-
шение на обыск, объяснив ему, что таким образом он избегает неприятнос-
тей, если согласится, то он позволит вам действовать.
Ферна-Брасса молча смотрел на меня. Его взгляд смягчился. Он кончил тем,
что слегка фыркнул и прошептал:
- Очень хорошо. Я надеюсь, ваш совет хорош.
Он вышел.
Почему я так сделал? Только Бог это знает. Вечно этот древний инстинкт,
который толкает меня на действия прежде, чем я подумаю.
В ванной комнате Беру громко пел. Золотое сердце и шкура коровы. Душа
архангела в теле трубочиста. Спасибо, Беру! Это было великолепно!
Вскоре он появился: прекрасен, как новобрачный, одет в желтую рубашку с
фиолетовыми полосами и бутылочно-зеленый костюм.
- У меня не совсем бархатная кожа,- уверял он, проведя своей мужествен-
ной рукой по щеке,- так что девушкам надо будет остерегаться, тем более
что мы находимся в стране, которой я не посвящал время. Я слышал, что
малютки здесь знают разные трюки. Как твое мнение, Сан-Антонио?
Мое мнение? Я не имел времени высказать его, так как к нам в сарай, как
пуля, влетел месье Барнаби. Он был бледен, как баклажан, и его толстые
губы дрожали от волнения.
- Что-то идет не так, патрон? - спросил я.- Или неисправность в коробке
передач?
Он замолчал, так как из ванной комнаты послышалось мяуканье тигра.
- Что я слышу? - пробормотал он.
- Это я зевнул,- заявил Беру, старательно воспроизводя мяуканье тигра.
Он очень способен к иностранным языкам, этот Мастер. Рев слона, рычанье
льва, песнь лебедя не являются для него загадками.
- Ну, я пойду немного принаряжусь,- решил он и быстро скрылся в ванной
комнате.
Он исчез, и вновь послышался шум потасовки. Мой дорогой товарищ занимал-
ся укрощением нашего милого постояльца.
Но оставим тигра, чтобы вернуться к нашим братишкам, как говорила Жанна
д'Арк.
Барнаби, этот демонстратор акробатов, казался здорово расстроенным.
- Укромное место, о котором ты мне говорил, где оно находится? - небреж-
но спросил он.
- Это зависит,- прервал я его,- от того, большие ли предметы надо пря-
тать.
- Большие.
- Но какой величины?
Он поднял руку на расстоянии одного метра и тридцати двух сантиметров от
пола.
- Есть вещи такой высоты,- не смущаясь ответил он.
Но вещь такой величины не может быть картиной. В таком случае, что же
это такое?
Действительно, в цирке Барнаби происходят странные вещи и сборище в нем
тоже довольно-таки странное.
- Это твердое или мягкое?
- Твердое.
Можно сказать, игра в догадки. Я еще мог бы спросить его: не кладет ли
оно яйца, не выкрашено ли в зеленый цвет, есть ли у него шерсть, говорит
ли оно "мама", не колется ли, не поет ли, не моется ли, а если моется,
то моется ли водой, есть ли у него ослиные уши, лазает ли оно по стенам,
тяжелое ли оно, говорит ли по-английски, можно ли его разрезать ножница-
ми, как оно пахнет, есть ли такое же у генерала де Голля, есть ли у него
два таких же, есть ли у него три, может ли оно быть выше головы, видно
ли это в темноте, мажет ли оно пальцы, носит ли оно бороду, летает ли,
растет ли это в садах, есть ли на нем ручные часы, похоже ли оно на
Франко, или же у него умный вид, мог ли написать его Пикассо, пользуются
ли им вдовы, хранится ли это под целлофаном, имеет ли оно право на сидя-
чее место, дорого ли оно стоит, производится ли это во Франции, боится
ли оно сырости, находится ли это в свободной продаже во всех больших ап-
течных магазинахЄ
Да, я мог бы обо всем этом спросить, а также еще о многом другом, но ре-
шил воздержаться от этого.
- Я думаю, нам надо выйти из цирка,- сказал я.- Положите это в багажник
вашей машины, дайте мне ключи и бумаги на нее и скажите, куда я должен
все это отвезти.
Но, как говорил Ван Гог, он слушал не тем ухом.
- Ты шутишь! А если тебя обыщут?
- Меня не станут обыскивать.
- Почему же, скажи на милость.
- Потому что комиссар Ферна-Брасса был любовником моей сестры, и я табу
в его глазах. Он сделал ей шесть маленьких детей, и он знает, что я могу
испортить его карьеру, устроив скандал. Вот почему я могу позволить себе
быть хитрым.
Барнаби улыбнулся.
- О, понимаю! Ну, что ж, раз дело обстоит так, мы сделаем, как ты гово-
ришь. Когда это будет погружено, вы уедете, а я буду ждать вас за две
улицы отсюда и сам займусь выгрузкой. Банко?
Он крепко пожал мои пять.
- Встретимся через три минуты перед моим фургоном. Нужно действовать
быстро.- Он ушел, а я отправился за Храбрейшим.
- Беру,- начал я ему,- есть срочное дело. Ты помчишься к ближайшей сто-
янке такси, сядешь в такси и отправишься за две улицы отсюда и там бу-
дешь ждать кремовый "кадиллак" патрона. За рулем буду я. Потом появится
папаша Барнаби и заменит меня за рулем своей тачки. С этого момента ты и
начинаешь действовать. Осторожно последуй за ним и запомни то место, ку-
да он приедет. Потом срочно возвращайся, и мы проведем конференцию.
Усек?
- Что это еще за махинация? - возмутился Необъятный.- А как же мой дели-
катный вечер, который пропадает в этой беготне?
- Я все объясню тебе потом. Что же касается твоих развлечений, то ты их
получишь, только потерпи немного. Я тебе обещаю это.
- Ты допустишь ошибку с моим котеночком, пока меня не будет,- беспокоил-
ся он.
- Можешь не беспокоиться и прояви ловкость, Толстяк. Нельзя, чтобы Бар-
наби тебя увидел.
- Я сделаю это, как для себя.
Я побежал к фургону патрона. Он как раз запирал багажник с таинственным
грузом. Он нервничал, король тепленькой вещички. Да, это верно, мы оба
хозяева этой вещи, он и я.
- Ты думаешь, что сможешь проехать, сынок? - беспокоился он.
- Раз я вам сказал, босс, все будет в порядке!
- Если тебе это удастся, ты получишь хорошенький подарок. Барнаби обеща-
ет тебе это.
- Идите и ждите меня, и не заботьтесь об остальном,- сказал я.
Он был похож на продавца старых машин.
- Если у тебя нет возражений, сынок, то хозяйка поедет с тобой.
Слышите, друзья? Вот что может расстроить мои намерения и рискует все
испортить. Но разве была возможность отказать?
- Конечно, у меня нет возражений!
Выход мадам Барнаби из фургона не был замечен. Я хотел бы, чтобы ее мож-
но было увидеть на фотографии в журнале, а также, чтобы ее можно было
отправить со следующим автомобилем.
Она похожа на новое средство передвижения. На ней было надето вышитое
серебром платье в стиле Жанны д'Арк. Оно было похоже на чешую. На ней
также были серебряные босоножки, накидка из серой норки, покрытая сверху
донизу бриллиантами.
Когда она шла, можно было подумать, что это идет большая люстра из га-
лантереи зеркал. На ней была положена вечерняя косметика, и это было
настоящим произведением искусства. Духи, которыми она надушилась, вызы-
вают желание отправиться на каникулы на борту фургона. Она даже вставила
свою праздничную искусственную челюсть, которую она употребляет для ик-
ры, жирной печенки и светских поцелуев.
- Значит, это нечто вроде похищения? - жеманилась эта ужасная женщина,
повалившись на кожу "кадиллака".
- Если можно так сказать, то что-то вроде этого,- согласился я и приба-
вил, быстро стрельнув на нее глазами: - Увы! Это только мечты, прекрас-
ная мадам!
Я заслужил вздох. Поверьте мне, эта малютка охотно позволила бы увезти
себя.
С безразличным видом я опустил электрофицированные стекла "кадиллака",
чтобы не задохнуться. Я не знаю, где мадам Барнаби берет свои духи, но
уж во всяком случае не на улице Фабурш-Оноре. Она, вероятно, собирает их
с самого дна цистерн.
