- А может быть, Бисскот?
- Почему?
- Потому, что он из Бенгалии.
- Нет, это уж слишком длинно. Нужно, чтобы имя было резким и легко про-
износилось. А у тебя есть намерения продолжать жить с этим животным,
Толстяк?
- Естественно. Я его усыновлю. Я куплю его у Барнаби и увезу его в Париж
вместе с нами, когда мы вернемся туда.
- Но мне кажется, что ты собрался подать Старику заявление об отставке?
- Я это сказал так просто, чтобы что-нибудь сказать, но мое последнее
выступление заставило меня задуматься. Если я буду продолжать эту рабо-
ту, то кончится тем, что у меня не выдержит кишечник.
Наконец, мы оказались в своих апартаментах. Я ощупал стальные мускулы
Толстяка.
- Ты на самом деле хочешь спать, Беру?
- Немного, племянничек. У меня такое ощущение, как будто к моим векам
привязали пудовые гири.
- В таком случае, я отправляюсь один,- сказал я.
- Куда?
- В то место, куда Барнаби отвез свой таинственный товар.
- А что там делать?
Я удивленно посмотрел на него.
- Скажи, Беру, ты не вспоминаешь про то, что мы с тобой легавые, прово-
дящие определенное следствие?
- Мы должны заниматься кражами картин, а не другими вещами.
- А кто тебе сказал, что в этих коробках не картины?
Теперь наступила его очередь выразить удивление, не лишенное жалости.
- Ты можешь представить себе картину в футляре для флейт?
- Картина, вынутая из рамы, Беру, сворачивается как бретонский блин.
Убежденный, он опустил голову.
- Я не рассматривал проблему под таким аспектом.
Он задумался.
- Хорошо, я буду сопровождать тебя,- проговорил он в порыве горячей
дружбы.- Мы доставим себе удовольствие утром. Я прошу у тебя только де-
сять секунд, чтобы пойти к Медору и дать ему сахару.
Глава 11
По дороге я рассказал ему о деле Градос. Его Величеству не понравился
мой рассказ.
- Видишь, какова жизнь,- вздохнул он.- Ищут вора картин, а находят тор-
говцев наркотиками: это как Генрих IV на вокзале Аустерлиц: ты ждешь
грущи, а появляются боши.
Турин почти пуст. Это как раз то время ночи, когда те, кто возвращаются
домой, встречаются с теми, которым рано выходить на работуЄ И те и дру-
гие падают от недосыпанияЄ
Темнота так же плотна, как испанское вино. Несколько капель дождя упало
на асфальт.
- Видишь,- пробормотал Беру,- если у тебя есть порок, ты за него пла-
тишь. Каприз мадам Кабеллабурна, ее шофер, Градос, другой парень, о ко-
тором ты говоришь, и его мышка, если бы они были нормальными, то в нас-
тоящий момент они были бы живы.
- Да, но время относительно! - вздохнул я.- Человеческая жизнь так ко-
ротка, Толстяк! Так ненадежна!
- Я дам тебе посмотреть на моюЄ если она ненадежна,- возмутился булимик.
Наши шаги гулко раздавались по пустой улице.
- Разве ты не чувствуешь, до какой степени настоящее мимолетно, Берурье
Александр-Бенуа? Ты не ужасаешься при мысли, что каждая секунда промель-
кает раньше, чем ты сумеешь ее прочувствовать?
- Ты в настоящий момент занимаешься тем, что декальцинируешь свой мозг,-
изрек Скромный.- Настоящее - это не секунды, которые мелькают, Сан-Анто-
нио, ты здорово ошибаешься. Настоящее - в том, что ты жив и хорошо себя
чувствуешь в своей шкуру и что естьЄ другая половина человечества.
Убедительно, а? Это разговор двух французских фликов в конце ночи на
улицах Турина. Беру, в своем роде, это думающее животное.
- Барнаби был здесь,- сказал он мне, указывая на низкую дверь в облупив-
шемся фасаде дома.
Я осмотрел окна. Они были темны, как намерения садиста. Надо войти в
этот дом.
Я достал свой "сезам" и начал работать над замком.
Мы проникли в прохладное место, в котором пахло салом, вином и макарона-
ми.
Я включил свой карманный фонарик и в его свете обнаружил, что мы нахо-
димся в складе лавочника. Бочки и фляги с вином, коробки, круги сыра,
бутылки с оливковым маслом заполняли низкое помещение.
Я продолжал осмотр и обнаружил другую дверь. Перед нашим взором открылся
еще один склад. Огромные окорока ветчины и сосиски были привязаны к по-
толку. Огромное количество соленых сардинок и селедок занимало это поме-
щение.
- Это пещера Люстикрю! - пошутил я и осторожно чиркнул несколько спичек,
так как у меня много ума.
Треть следующего подвала была занята картофелем. Огромная куча поднима-
лась до самых потолочных балок.
Его Величество поставил ногу на одну из картофелин, выбранную случайно.
Он покачнулся и упал, а картофель стал осыпаться. Большая куча, богатая
крахмалом, из семейства пасленовых, употребление которых распространено
во Франции, стала разваливаться под тяжестью увальня. Это падение откры-
ло черную вещь, спрятанную среди картофеля. Вещь, о которой я говорю,
имела вид ящика с закругленной крышкой - футляр от кларнета.
- Признайтесь, что мне здорово везет! - торжествовал Храбрец.- То, что я
не чую носом, я нахожу при помощи ягодиц: это признак упадка, не так ли?
Я открыл футляр: он очень легко открывался.
Поднимая крышку, я был готов к худшему. И что же я увиделЄ аккуратно
уложенное на подстилку из бархата цвета синего южного моряЄ Догадайтесь.
Вы не угадали? Противное меня бы унизило. Ну, сделайте усилие. Нет?
Итак, в футляре для кларнета лежал - кларнет! Я его вынул, осмотрел, по-
дул в негоЄ Это кларнет. Была только одна интересная деталь: он весил
очень много, гораздо больше, чем обыкновенный кларнет. Меня осенила
идея, и я стал кончиком ножа скоблить инструмент. Это платина! Кларнет
из платиныЄ Парни, я не знаю, отдаете ли вы себе отчет о стоимости этого
предмета?
Мы стали нервничать и шарить среди картофеля. Наши труды не пропали да-
ром: одна флейта и один кларнет из платины, золотая гармоника и гади-
кон-бас из массивного серебра!
Сокровища Али-Бабы!
- Посмотри,- усмехнулся Беру,- он неплохо живет, наш Барнаби.
Только он выговорил эти слова, как отворилась дверь.
На пороге стояло существо весьма необыкновенное. Человек, о котором идет
речь, был, вероятно, не моложе ста лет. Во рту у него оставалось лишь
два зуба. Белые гальские усы располагались под носом, похожим на обесц-
веченную землянику. На нем была ночная рубашка и колпак, а в руках он
держал ружье, похожее на тромбон.
Он задергался при виде нас и стал издавать звуки, похожие на верблюжьи.
Он говорил на непонятном языке и прицелился в Беру. Толстяк стал прибли-
жаться к нему, забавляясь как караван верблюдов.
Тогда старый хрен спустил курок, мушкетон выстрелил, и на его руку посы-
пался порох. Его крики удвоились. У него начали гореть усы, и мы вос-
пользовались имеющейся здесь минеральной водой, чтобы погасить пожар.
Кончилось тем, что "несчастный случай" был ликвидирован, как сказал Бе-
ру.
Одна сторона усов сгорела, но с другой стороны ничего не пострадало.
- Этого ему будет достаточно, чтобы сфотографироваться в профиль,- шутил
Толстяк.
Я пытался расспросить старика, но он находился в шоке и что-то бессвязно
бормотал. Потом появилась толстая матрона, в двенадцать тонн весом, тоже
с гальскими усами, с глазами-точками и голыми ногами, более волосатыми,
чем у гориллы.
Она присоединила свои крики к крикам своего папаши, так как она была его
старшей дочерью.
Я спрятал платиновый кларнет обратно в футляр и сказал Толстяку, что на-
до убираться отсюда.
Мы быстро смылись.
Крики раздавались теперь по всему кварталу, и если мы не поспеем, то бу-
дем сбиты человеческим потоком, на самом деле совсем бесчеловеческим.
- Куда мы идем? - спросил Берурье, труся около меня.
Погода была прекрасной, мы совершенно не задыхались, и ноги сами несли
нас, так как дела шли прекрасно.
- В цирк Барнаби, Толстяк!
Заря медленно разгоралась. Начиналось утро понедельника. Воздух был
грязно-серый, цвета фабричного дыма.
- Я начинаю пресыщаться этой страной,- заявил Беру, когда мы пришли на
площадь, на которой располагался цирк.- Но куда ты идешь?
Да, куда я иду?.. Сказать "доброе утро" нашему дорогому патрону, только
и всего.
Барнаби проснулся, подпрыгнув на кровати: этот аттракцион принес ему
много бы золота (если я могу так выражаться после нашего открытия).
Мадам была в ночной рубашке, почти прозрачной, фиолетовых тонов с черны-
ми кружевами. Ее кукольная шевелюра была вся в бигуди. Видя ее без кос-
метики, можно сказать, на что она похожа: на кусок растопленного сала.
Месье тоже подурнел в своей черной с белыми полосами пижаме. Можно ска-
зать: толстая зебра, окрашенная наоборот. Негативное изображение жирафа.
Пара совершенно отупела при виде меня.
- Что случилось? - спросил Барнаби, срочно сунув руку в ширинку своих
пижамных брюк, чтобы навести немного порядка в месте, по сравнению с ко-
торым леса Амазонки похожи на лужайки Гайд Парка.
- А то, что вы достаточно поиграли, Барнаби,- ответил я.- Теперь с этим
покончено и тебе нужно все выложить, дружок.
Он немедленно взорвался.
- Что я должен выкладывать?! Что ты тут такое рассказываешь, мошка?
Я дважды рванул его к себе, он закачался, опрокинулся на свою толстую
Лолиту, и оба они оказались на ковре с задранными кверху ногами.
Зрелище было забавное. Беру и я успели отдать себе отчет, насколько оно
было прекрасно, грандиозно, великолепно. Мы аплодировали.
Обозленный Барнаби вскочил, чтобы наброситься на меня.
- Ах ты, выродок! - завопил он.- Бродяга! Прощелыга! И ты посмелЄ Ты
посмел!
Чтобы его сразу утихомирить, я достал из заднего кармана штанов платино-
вый кларнет.
- Хочешь, чтобы я сыграл тебе небольшую арию на этом платиновом инстру-
менте?
Он замолчал, замер, перестал дышать, думать, настаивать.
- Но ведь это твой инструмент! - воскликнула Лолита, которая еще не
пришла в себя после происшествия с Мугуэт в ночной коробке.
Лед, попавший за вырез платья, вызвал у нее насморк, и теперь она гово-
рила в нос.
Барнаби стремительно закачал головой.
- Кажется так,- произнес он.
- Ты видишь, толстый свин,- продолжал я,- твоя торговля обнаружена. Тебе
мало было торговли наркотиками, так ты еще пристроился к драгоценным ме-
таллам! Мне кажется, что ты будешь вынужден заплатить за это. И дорого
заплатить!
Он побледнел.
- Я дам вам, сколько вы захотите,- нерешительно пролепетал он.
- Я - флик,- сказал я.- И булимик - тоже. Нас поместили в твой бордель,
чтобы наблюдать за ним.
Барнаби начал подозрительно двигать руку в направлении ящика комода.
- Не двигайся, или я тебя съем! - угрожающе проговорил Беру.
Испуганный Барнаби остался недвижим, как литр арахисового масла, забытый
на морозе Поль-Эмиль-Коктором.
- Послушайте,- прошептал Барнаби,- я клянусь вам жизнью Лолиты, что тут
какое-то недоразумение. Я не торговал наркотиками. О! Совсем нет!
- Значит, ты делаешь инструменты из платины и золота только потому, что
ты меломан?
Бедный Зебра засопел и оторвал кусок чего-то под штанами пижамы. Он с
грустью посмотрел на это. Я не знаю, что это такое, но оно было рыжим и
в завитушках.
- Послушайте,- сказал он,- эти инструменты - сбережения всей моей жизни.
Я посмотрел на него. Его голос был трогательно убеждающим. Это могло
быть правдой: у него очень порядочный вид, у папаши Барнаби. Внезапно, с
той неожиданной внешностью, которая составляет часть шарма (другая часть
была той причиной, из-за которой ваша жена звонила мне в тот день, когда
вы отсутствовали), я снова стал сожалеть о той ссадине, которая краснела
в углу его рта.
- Ваши сбережения?
- Да. Мы, люди цирка, неплохо зарабатываем, но не доверяем деньги банку:
знаете, разное бывает. Но ведь невозможно таскать крупные суммы с собой.
Тогда я нашел такой выход, который позволил хранить мне у себя все свое
состояние, не рискуя, что меня могут потрясти. Ты понимаешь, сынок?
Его добрые глаза сенбернара (похожие также и на глаза Беру, это верно)
убедительно смотрели на меня.
- Когда ты мне заявил, что легавыеЄ О, простите,- исправился он,- я хо-
тел сказать флики, должны будут произвести обыск, я побоялся, как бы
они, увидев инструменты, не обнаружили бы, в чем дело. Тогда спрятал их
у своего двоюродного брата, у которого есть в городе лавка.- Он вздох-
нул.
- А каким образом ты это обнаружил?
- Это ведь моя работа полицейского. Знаете, Барнаби, банки гораздо на-
дежнее, чем вы думаете, у них есть бронированные шкафы, в которых ваши
драгоценности будут находиться в большей безопасности.
Я бросил кларнет на кровать.
Барнаби быстро оправился от пережитого. Он сразу же схватил меня за от-
вороты пиджака.
- Вы говорите, что вы из полиции. Я хочу видеть доказательства.
- Нет ничего проще,- ответил я,- поднося руку к карману, чтобы вынуть
оттуда удостоверение.
Проклятье! Его у меня не было! Оно исчезло!
Я решил, что потерял его во время ночных драк.
- Беру,- обратился я к нему,- я потерял свое удостоверение. Будь добр,
покажи папаше Барнаби свое.
Его Благородие поднес руку к карману и не замедлил сделать такую же гри-
масу, что и я.
- Я тоже потерял его! - проблеял он.
- Тут что-то нечисто,- вмешалась Лолита.- Будь осторожен, дорогой, они
хотят тебя надуть.
- Вместо того, чтобы оскорблять полицию,- сказал я,- вы бы лучше отпра-
вились и забрали бы свой оркестр, пока он цел. Около лавки образовалась
паника, и соседи могут спокойно взять золотой саксофон, так же, как и
окорок ветчины.
Пара, почти голая, я могу подтвердить это, устремилась к "кадиллаку",
стоящему перед их фургоном.
Раз мы в Италии, я могу сказать, что подумал. Это богатство при свете
луны имело что-то в себе дантевское.
Глава 12
- Как по-твоему,- спросил Толстяк,- он искренен или нет?
- Йес, месье. Вещи сделаны из металла, и больше по звуку, чем по цвету
определяется состав металла.
- Исчезновение моих бумаг меня беспокоит,- вздохнул Толстяк.- У меня в
бумажнике, кроме полицейского удостоверения и сотни тысяч лир, была фо-
тография Берты и мое разрешение на рыбную ловлю в этом году. Очень пло-
хо, что все пропало.
Я зашатался.
- А ты не находишь странным, что мы оба потеряли свои бумаги?
- Да,- ответил он,- это пахнет черной магией.
Я окаменел.
- Что это с тобой такое? - удивился Толстяк.- У тебя вид как у лошади,
намеревающейся переступить загадочную черту.
- Действительно, это магия, но не черная. Мы не теряли наших бумаг, Бе-
ру. У нас их просто украли. И украли с необыкновенной ловкостью. Сообра-
жаешь?
- Черт побери! - воскликнул мой коллега (который был хоровым мальчиком,
прежде чем стать отвратительным взрослым),- это Пивуникони!
- После того, как он за все время путешествия не обращал на нас внима-
ния, он вдруг пригласил нас выпить у него пуншу, и это среди ночи! Это
очень странно. Он был удивлен нашими энергичными действиями и захотел
узнать, кто мы такие. И в тот момент, когда он подавал нам стаканы с
пуншем, он облегчил наши карманы.
Я ничего больше не сказал. Мы побежали по просыпающемуся лагерю к фурго-
ну престижератора. Плохо выспавшиеся служащие конюшни уже работали, тас-
кая мешки с овсом и сеном.
За меньшее время, чем нужно китайцу, чтобы превратиться в корейца, мы
оказались на пороге жилища мага.
Дверь тихонько колыхалась от ветра, и помещение было пустоЄ Не было ни
Пивуникони, ни мисс Лолы! Никаких чемоданов, да и вообще почти ничего не
осталось.
- Беги за машиной, Толстяк, и как можно скорей!
В то время, как он устремился на поиски машины, я стал искать в фургоне
что-нибудь, но ничего не нашел. Виноваты ли в этом мои нервы? Разве я
всегда не удачно угадываю? В моей коробке хороших идей все ясно, просто
и логично.
Беру вернулся с парнем-чехословаком за рулем старой машины.
- Фриппегься? - спросил он.
Я его знал, его звали Фирмия.
- Да, да,- ответил я.- В центральное бюро полиции.
Я сел на заднее сиденье.
- Как ты думаешь, куда он смотался? - спросил Беру.
- Не имею ни малейшего представления. Но Швейцария не так уж далеко от-
сюда.
- Дортисшебате? - забеспокоился Фирмия.
- Согласен, но при условии, что ты поедешь быстро,- ответил я.
Он устремился в медленно просыпающийся Турин. Автобусы, грузовики, мото-
циклыЄ смеющиеся люди.
Мы подъехали к центральному бюро пьемонтской полиции.
Я рассказал там, кто я такой, и попросил о свидании с шерифом полиции.
Мне ответили, что он не вернулся из пригорода, так как уезжал на уикэнд
в пятницу вечером вместо утра среды, и потому задержится. Мне предложили
повидать заместителя шефа полиции, эту высокую личность. И я согласился.
Он оказался приветливым господином, с темными вьющимися усами и в шелко-
вом ярко-зеленом костюме с желтыми полосами.
- Господин заместитель секретаря шефа полицииЄ- начал я.
Он остановил меня.
- Называйте меня Базилио, синьор.
- Базилио, мой дорогой коллега, нужно немедленно объявить тревогу в
службе наблюдения на вокзалах и аэропортах. Пусть прикроют границы. Нуж-
но отдать приказ о задержании артиста цирка по имени Пивуникони, который
путешествует вместе со своей ассистенткой. У этого человека в багаже на-
ходится много его портретов, грубо намалеванных пастелью. И осторожнее с
ним! Эти портреты на самом деле картины, украденные во Франции и в Тури-
не. Экспертам нужно лишь смыть верхний слой и обнаружить под ним ориги-
налЄ
- Мадонна! Вперед! - завопил заместитель секретаря полиции, а попросту
Базилио.
Он снял сразу три телефонные трубки и начал вопить в каждую из них сроч-
ные распоряжения и приказы.
Полицейская машина завертелась.
Пока все куда-то спешили, бегали, мчались в разные стороны, Беру отвел
меня в сторону.
- Без шуток,- сказал он,- вором был Пивуникони?
- Это был он, мое милое сердечко. Как это я раньше об этом не подумал!
- Потому что не хотел рано кончать свою книжку? - коварно спросил он.
- Нет,- огрызнулся я,- потому что из-за этой истории с наркотиками, ко-
торая вмешалась в нашу жизнь, карты перепутались. Такой престижератор,
как Пивуникони, мог замазать картину, не привлекая к себе при этом вни-
мания. У него была возможность, ловкость и необходимые принадлежности.
Таким образом, он писал сверху картины изображение своей внешности пас-
телью, которая очень удобна для таких случаев. Ее легко снять. И эти
картины, вместо того, чтобы прятать, он выставлял на обозрение, развеши-
вая по всем углам помещения. Гениально, а?
- Совершенно гениально! Но как это ты все обнаружил, Сан-Антонио?
Я принял таинственный вид - вид номер один. Именно он заставляет таять
девчонок и превращает Беру в Лису (некоторых других он превращает в
птиц, и они улетают на седьмое небо).
- Так какова же причина? - проворчал законный супруг Берты Берурье.
Безразличный к нашему разговору, Базилио продолжал демонстрировать свой
номер с телефонами. Рядом с ним органист из Сен-Есташ - просто средний
игрок на пианино.
Сейчас он говорил уже в пять аппаратов и приказал, чтобы принесли еще.
Если бы Барнаби увидел это, он бы его ангажировал, так как этот номер
был одним из самых уникальных.
Радио Нью-Йорк-Сити дорого заплатило бы, чтобы получить его к себе в ра-
ботники.
- Ответь, если можешь,- продолжал Толстяк.- Что же подсказало тебе пра-
вильное решение?
Я подмигнул ему.
- Обшаривая фургон, пока ты ходил за позолоченным катафалком с роскошным
мотором, я нашел вот эту штуку, забытую Пивуникони в спешке. Она находи-
лась непонятно почему в ящике с красками.
Я достал из кармана длинный мундштук для сигарет, который может раздви-
гаться. Он составлен из деталей, свободно входящих друг в друга, как
трубчатые части треног для фотоаппаратов. Вытянутый максимально, он имел
длину добрых тридцать сантиметров. В конце мундштука - сигарета.
Толстяк внимательно наблюдал за моей работой.
- Не соображаю, парень. Не потому, что я глупее других, но часто гово-
рятЄ
- Посмотри на сигарету, вставленную в мундштук.
- Черт! - вырвалось у него.- Она фальшивая!
- Да, бой, самая, что ни на есть фальшивая. Только не трогай ее конец:
порежешься. В той части, где должен находиться пепел, находится лезвие
бритвы. Этим инструментом Пивуникони разрезал полотно картины, которое
он хотел украсть. С руками за спиной, с самым непринужденным видом он
разрезал полотно вокруг рамы своими "зубами". Он притворялся восхищенным
посетителем, забывшимся в восторге перед творением великого художника.
Когда картина была уже вырезана из рамы, достаточно было одного жеста, и
картина исчезала под его пиджаком.
- Потрясающе!
- По моему мнению,- сказал я,- этот тип ненормальный. Эти картины он
крал не для продажи, но чтобы удовлетворить свое желание. А теперь пой-
дем спать, а то я уже валюсь с ног.
Большое оживление царило на краю площади.
Я опять увидел красный цвет на крыше санитарной кареты. Я спросил о том,
что происходит, у одного служащего цирка, того, который причесывал жира-
фу в мое отсутствие (значит, он - помощник причесывателя жирафы).
- С рабочим на кране произошел несчастный случай,- ответил тот.- Он под-
нялся на свое рабочее место, но, войдя в кабину, закричал и упал вниз.
По счастью, он упал в кучу песка, и так удачно, что у него только слома-
ны обе ноги и обе руки, потом у него сместилось несколько позвонков, ра-
на в черепе и еще одна рана на спине. А остальное - сущие пустяки.
Беру посмотрел на меня.
- А что, в Италии существует техника безопасности? - спросила меня эта
благородная и чувствительная душа, голос которой дрожал от упрека.
ЭПИЛОГ
После пятнадцати часов сна, восстановившего мои силы, мы проснулись све-
жими и уже в Милане.
За это время все пришло в порядок. Барнаби смог забрать свои инструмен-
ты, а швейцарская полиция задержала Пивуникони и его партнершу с драго-
ценным грузом.
Престижератор находился в одном отеле в Бени. Он прописался под фальши-
вым именем, сам себя выдал в минуту рассеянности, заставив исчезнуть ор-
топедический бандаж у портье.
Мы трогательно прощались с Барнаби.
Мы пили шампанское, поздравляли себя с успешным завершением дела. Он ни-
чего не делал, чтобы удержать нас. Он прекрасно понимал, что флики в
цирке - это несерьезно.
Он просто сказал, что ангажирует новые номера, чтобы заменить нас и Пи-
вуникони.
Беру попросил у него разрешения увезти тигра (которого, как он ему ска-
зал, он нашел), и Барнаби великодушно согласился на это за восемьсот ты-
сяч франков: все сбережения Толстяка.
Нужно было видеть, как он был счастлив, мой булимик, со своим милым по-
лосатым котенком.
- Вот уж удивится моя Берта,- вздохнул он.- Только бы она не причиняла
ему слишком много неприятностей!
- Ты еще не нашел имя для своего полосатого? - спросил я, указывая на
тигра.
- Ну, конечно! - возразил он.- Я назову его Клеменсо!
