Детектив

или, как говорится, исток ее возникновения, он и стал искать способы из-
бавления от этого "истока". Именно по его подсказке Жарковский обратился
в агентство сыска, в котором работали "птенцы" Коржакова.
   С Александром Коржаковым Велихов познакомился во  время  все  той  же
кампании по выборам Президента России  и  постарался  как  можно  теснее
сблизиться с ним, чтобы постоянно быть в курсе происходящего на  верхних
этажах власти, выуживая необходимые для своих операций сведения.
   Коржакову нравилось водить  дружбу  с  могучим  финансовым  магнатом,
шнурковаться по различным престижным халявными презентациям, но, в  свою
очередь, ему захотелось подмять финансового воротилу под себя, и он при-
нялся искать компромат на своего "приятеля", чтобы  сделать  того  "руч-
ным".
   Но Коржаков переоценил свои возможности и одновременно недооценил из-
воротливый ум и фантастическую склонность к интриганству  Велихова.  Как
только банкир почуял двойную игру Коржакова, так, подключив какие-то не-
видимые рычаги, сумел удалить незаменимого доселе Коржакова из окружения
Президента. Александру Васильевичу более ничего не оставалось, как стря-
пать свои "мемуары". А чтобы книга быстро разошлась, он на  каждом  шагу
принялся намекать, что знает такие тайны высших чиновников  страны,  что
их публикация потрясет всех граждан России.
   Такие намеки для обывателя что красная тряпка для быка, но только для
обывателя, а для мало-мальски посвященных людей это было простым  сотря-
сением воздуха. Даже если и предположить, что Александру Васильевичу из-
вестно нечто, компрометирующее того или иного политика,  он  никогда  не
рискнет противопоставить себя российской государственной  машине,  прек-
расно зная по своему личному опыту, накопленному им во время его  недол-
гого "тайного царствования", что эта машина просто его переедет  и  даже
не заметит этого.
   Велихов был в курсе того, что Жарковский готовит похищение сына прия-
теля Вишневецкого, но не пошевелил и пальцем, чтобы  остановить  его.  В
глубине души он надеялся, что Вишневецкий, узнав о  похищении,  отступит
из чувства долга перед другом. Ему и в голову не могло прийти, что реак-
ция на похищение может быть столь молниеносной и резкой.
   Теперь выход оставался один - физическое устранение Олега Вишневецко-
го, на авторитете и связях которого держалась Ассоциация "Герат".  Вели-
хов знал, что с машиной Вишневецкого в автосервисе будет сделано  нечто,
что неминуемо приведет к аварии. Бурное же негодование он  выплеснул  на
Жарковского не потому, что тот был в чем-то виноват, а потому, что  бан-
киру уже доложили о том, что Вишневецкий не только жив,  но  даже  и  не
оказался на больничной койке. Вот это более всего взбесило Аркадия Рома-
новича.
   Если Вишневецкий что-то заподозрит, то поднимет  всех  своих  "афган-
цев", перевернет всю страну, но рано или поздно выйдет на него, на  бан-
кира Велихова. А тогда его не выручат никакие деньги. Тогда,  как  гово-
рится, спасайся кто может и дай Бог ноги. Хладнокровно взвесив все  шан-
сы, Велихов принял, с его точки зрения, единственно правильное  решение:
на время затихнуть и наблюдать со стороны, как будут  развиваться  собы-
тия.
   Чисто машинально Велихов вспомнил сцену во время сегодняшней  встречи
с Жарковским, как тот оскорблял свою безропотную секретаршу.  Ее  зовут,
кажется. Надежда. Велихов был не только хитер, но и далеко видел. Мыслил
он всегда четко и по делу: нужно на днях утешить бедняжку  -  в  будущем
пригодиться может...

   Первую ночь в Болгарии Савелий мог  вспомнить  с  великим  трудом,  и
смутные его воспоминания все были связаны с женскими прелестями, облада-
тельница которых, казалось,  овладела  им  целиком  и  полностью.  Каких
только позиций не ведала эта ненасытная женщина!  Промелькнула  дурацкая
мысль, что она лет десять находилась на необитаемом острове, и там,  как
в сказке, откуда ни возьмись, может, из старинного, запечатанного сургу-
чом кувшина материализовался мужчина. После ее ласк не требовался душ  -
настолько изощренными и утонченными были ласки ее нежного язычка.
   Но все это Савелий припомнил много позже, а  не  очнувшись  утром  от
сна. В тот же момент, открыв глаза, он увидел настенные часы, показываю-
щие четыре; Савелий долго пытался сообразить: четыре часа утра или четы-
ре часа пополудни? Оконные шторы были плотно прикрыты, а ночничок тускло
освещал комнату, мгновенно напомнив ему те дни, когда он сидел в  камере
Бутырки, где свет никогда не гасили.
   Он попытался встать, и его рука наткнулась на нечто мягкое  и  живое.
Осторожно скосив глаза, Савелий попытался установить, что же это  такое.
Первое, что представилось его взору,  были  огромные  груди,  украшенные
темно-коричневыми сосками соответственно внушительных размеров.
   Господи, где он находится и как эта обнаженная  женщина  очутилась  в
его постели? Тут Савелий обнаружил, что и он совершенно голый. Он бросил
еще один взгляд на женщину, но та продолжала спать,  мерно  посапывая  и
вольготно распластавшись едва ли не на двух третях огромнейшей кровати.
   Савелий быстро поднялся и, не найдя своих трусов,  натянул  брюки  на
голое тело. Во рту было столь гадко, что  первоочередной  задачей  стало
умыться и почистить зубы. Это заняло несколько минут, после чего он  ре-
шительно направился к женщине. В этот момент зазвонил  телефон.  Сначала
Савелий не хотел брать трубку, но потом  сообразил,  что  звонить  могут
Андрею и он должен ответить.
   - Слушаю вас, - тихо сказал он.
   - Молодец, что взял трубку. Привет, братела! - узнал  он  голос  Рос-
товского.
   - Доброе утро, Андрюша. - Его голос все еще был сонным.
   - Утро? Ты, наверное, хотел сказать, добрый вечер! - Он рассмеялся. -
Ну, ты даешь! Разбудил, что ли?
   - Нет, я уже встал и даже умылся.
   - А что ты шепчешь, простудился, что ли?
   - Да нет... - замялся Савелий.
   - А, понял! Разбудить кого-то боишься? Ну, ты и жук! А вообще-то  мо-
лодец, не теряешь время даром. Я вот что звоню,  "Вишня"  в  аварию  по-
пал...
   - Да ты что? - Сонливость как рукой сняло. - Что с ним? - с  тревогой
спросил Савелий.
   - Вроде ничего особенного, бок, говорит, немного болит,  а  вот  Ладе
повезло меньше: с тяжелым сотрясением мозга попала в  больницу.  Доктора
говорят, что недели две там проваляется.
   - Да, не повезло бедняжке. Сколько раз говорил Олегу,  чтобы  сам  не
садился за руль, но он упрямый, что твой баран, - сердито проворчал  Са-
велий.
   - Это точно, с "Вишней", пока он сам не убедится  в  чем-то,  спорить
бесполезно. Ладно, Бог с ним! Как тебе-то отдыхается на новом месте?
   - Отлично, Андрей, спасибо.
   - На море еще не ходил?
   - Не успел. Небось ты намекнул Красимиру про стол? - Постепенно Саве-
лий начал вспоминать, что произошло с ним ночью и что за женщина спит на
кровати.
   - Я ему сказал только, что ты мой друг. Тебе что, не  понравился  его
прием? - с некоторой обидой поинтересовался Ростовский.
   - Нет, что ты, Красимир был более чем гостеприимен. - Он не скрыл ус-
мешки в своем голосе.
   - Неужели он тебе Ваню подсунул? - воскликнул Андрей.
   - А что, и ты ее проутюжил?
   - Вот еще, мне нравятся очень стройненькие, но в чем-то ты, как всег-
да, прав. Когда она впервые увидела меня, то набросилась и едва не изна-
силовала. Ты с ней особо не церемонься: получил свое и  гони.  Она  дама
прилипчивая - так вцепится, что потом не отвяжешься.
   - Понял, Андрюша.
   - Ладно, отдыхай и трахай, что движется и  шевелится  в  солнечной  и
цветущей Болгарии, пока.
   Положив трубку, Савелий подошел к женщине и потряс ее за руку.
   - Не пора ли просыпаться, Ваня?
   - А сколко э часът? - не открывая глаз, сонно спросила женщина, томно
потягиваясь до хруста костей.
   - Четыре часа дня.
   - Четыре часа? - Ваня мгновенно села, колыхнув своим могучим  бюстом.
- Мамата си трака! - Она вскочила, тряся на этот раз всеми своими пышны-
ми формами, и, нисколько не смущаясь Савелия, принялась судорожно  напя-
ливать на себя трусы, пояс, чулки, бюстгальтер, шепча  что-то  себе  под
нос.
   - Проблемы?
   - Ну конечно! Сын гладен сиди, а майка му сысъ секс занимава тук.
   - Сын? А сколько ему лет?
   - Осемнайсет.
   - Восемнадцать? И ты боишься, что он будет сидеть голодным? - Савелий
покачал головой. - Беспокоишься за такого лба?
   - Лба? Что это?
   - Так в России говорят про взрослых детей.
   - За мама родното детенце винаги, э детенце! - Разговаривая,  женщина
успела одеться, затем подхватила свою сумочку, достала из  нее  визитку,
сунула Савелию и чмокнула его в щеку. -  Кога  хочешь  ми,  телефонируй,
чао! - деловито бросила она и быстро пошла к выходу.
   - Ваня Филипова, дизайнер, - прочел Савелий и бросил визитку на стол.
   Он подошел к окну и раздвинул шторы. Комнату тут же залил яркий  сол-
нечный свет, бивший прямо в глаза. Савелий зажмурился, улыбнулся  солнцу
и пошел на кухню, чтобы заморить червячка и отправиться на море. Вскипя-
тив воду, он заварил чай, приготовил бутерброды с ветчиной и сыром.  По-
чему-то все мысли крутились вокруг аварии Олега. На сердце было тревожно
и тоскливо, словно произошло нечто страшное, непоправимое. Аппетит  про-
пал, и Савелий, выпив чашку крепкого чая, отправился к морю.
   Идти было недолго: через десять  минут  он  уже  раздевался,  с  удо-
вольствием ощущая прохладу морского ветерка. Народу на пляже было много,
и он не без труда отыскал место, чтобы спокойно, никому не  мешая,  раз-
деться.
   Рядом с ним оказалась многодетная семья из Германии. Трое  совершенно
голеньких малышей-погодков, двух-четырех лет от роду, занимались  строи-
тельством замка из песка, четвертый, грудной, мирно спал в коляске, поч-
мокивая соской во  сне.  Крутобедрая  дородная  немка  распласталась  на
пластмассовом лежаке, нисколько не стесняясь загорать топлесс. Ее полные
груди колыхались при малейшем движении и даже при вздохе.
   Когда из коляски раздался неожиданный  вопль,  женщина  даже  не  ше-
вельнулась, а подошел к коляске  сухопарый  длинноногий,  весь  покрытый
веснушками, костлявый мужчина с рыжими волосами.  Подхватив  малыша,  он
положил его на живот женщины, и малыш, привычно  ухватившись  руками  за
огромную грудь, поймал губами набухший молоком сосок  матери,  впился  в
него и принялся, не открывая глаз, жадно чмокать.
   Савелий давно не был на пляже и с интересом осматривался.  Без  верха
загорало множество женщин и самых разных возрастов. Их груди были  столь
разнообразны, что окажись здесь художник,  посвятивший  свое  творчество
обнаженному женскому телу, то у него бы наверняка глаза  разбежались  от
такого многообразия. Но интереса к этому занятию у Савелия хватило ровно
на пять минут; солнце так сильно жарило, а тело стало таким липким,  что
любая мошка, севшая на него, уже не могла взлететь.
   Не в силах больше терпеть жару, Савелий бросился к воде.  Сначала  он
хотел попросить кого-нибудь приглядеть за его одеждой, но потом  резонно
подумал:  кому  нужны  его  спортивные  штаны  и   льняная   безрукавка?
Единственная ценность, и то, скорее, для него самого, - ключи от кварти-
ры Ростовского, но их он незаметно закопал  рядом  со  стойкой  пляжного
грибка.
   Вода оказалась удивительно теплой и такой  прозрачной,  что  Савелий,
нырнув как можно глубже, разглядел даже небольшие ракушки на дне, чей-то
утерянный или просто выброшенный  бюстгальтер  и  монетки,  а  когда  он
взглянул вперед, то увидел маленькую серебристую  рыбешку,  которая,  не
обращая никакого внимания на большую двуногую рыбину, спокойно  проплыла
мимо, вероятно направляясь по своим неотложным делам. Совсем рядом лени-
во парила огромная медуза, один вид которой почему-то призывал к размыш-
лениям о вечности бытия.
   Интересно, сколько лет живет медуза? Тут Савелий заметил красивую ра-
ковину довольно приличных размеров. Воздух в легких кончался,  и  он  из
последних сил подхватил ее и быстро устремился наверх. Резко всплыв,  он
напугал симпатичную девушку лет двадцати.  Савелий  почему-то  извинился
по-английски.
   Девушка несколько странно взглянула сначала на него, потом на ракови-
ну, казалось, хотела что-то сказать, но промолчала и лишь кокетливо  по-
вела глазами, словно предоставляя ему самому проявить инициативу. Но Са-
велий просто улыбнулся ей в ответ и, ни слова не  говоря,  направился  к
берегу, спиной ощущая ее удивленный взгляд.
   Когда Савелий вернулся на свое место, малыши, строившие замок, увиде-
ли в его руках раковину, их глазенки загорелись, и они хором  загалдели,
явно о чем-то упрашивая отца. Тот молча выслушал их, полез в сумку,  ле-
жавшую рядом, достал из кошелька бумажку в один доллар и протянул  Саве-
лию, сказав что-то по-немецки.
   - Я не понимаю, - сказал Савелий по-английски, и тот заулыбался.
   - Моих детям много понравиться раковина, который вы достать из  моря,
вы может продавать этот раковина для детей или нужно больше? - на  лома-
ном английском произнес он.
   - Ну что вы, не нужно денег, я ее подарю им, -  улыбнулся  Савелий  и
протянул раковину детям, которые едва ли не все вместе моментально подх-
ватили ее.
   - Мне не так удобно, может, возьмете? - смущенно сказал немец.
   - Не нужно, это мой подарок.
   - Спасибо большое. Вы американец?
   - Нет, я русский.
   - Русский? - На его лице было написано искреннее удивление,  и  вдруг
он заговорил на вполне приличном русском языке: - Вот действительно уди-
вили меня сильно-сильно.
   - Чем это?
   - Во-первых, что говорите на отличном английском, во-вторых,  что  не
взять денег, для русских это удивительно. Меня зовут Христофор.
   - Сергей. Меня вы тоже удивили, - ухмыльнулся Савелий.
   - Тем, что хорошо знаю русский?
   - Этим тоже, - согласился Савелий, - но больше тем, что  немец  вдруг
оказался столь щедрым: предложил целый доллар за морской сувенир.  -  Он
попытался говорить серьезно, но немец оказался сообразительным.
   - Кажется, мы в расчете. - Он смущенно почесал в затылке.
   В этот момент его жена что-то быстро проговорила, он ей ответил  чуть
резковато, потом повернулся к Савелию.
   - Извините, Сергей, - сказал он, подошел к жене, подхватил ребенка  и
осторожно уложил в коляску.
   Тем временем женщина встала, взяла что-то в сумке, затем быстро натя-
нула на грудь верх купальника. Мило улыбнувшись Савелию, женщина куда-то
пошла.
   - Мне кажется, ваша жена чем-то недовольна, - предположил Савелий.
   - Ваши слова для Хильтрауд есть настоящий бальзам, - криво  улыбнулся
немец. - Она тоже считает меня очень скупым человеком, а  я  не  понимаю
почему, мне для них ничто не жалко. Ей захотелось отдохнуть на  болгарс-
кой берегу Черный моря, и мы уже десять дней здесь. А я истратил уже ты-
сячу сто одиннадцать долларов для них!
   Бедный немец никак не мог взять в толк, в чем же проявляется его ску-
пость, а Савелий легко себе представил, как Христофор, покупая детям мо-
роженое, говорит жене: "Видишь, милая, мне ничего для вас  не  жалко:  я
сейчас целых два доллара пятьдесят центов истратил на мороженое детям".
   - Не тысячу сто одиннадцать, а тысячу сто десять, я же не  взял  свой
доллар, - не удержался Савелий. Но когда тот совершенно  серьезно  сооб-
щил: "Тот доллар я не прибавлял к всей сумма" - Савелия как прорвало,  и
он расхохотался во весь голос.
   В этот момент вернулась немка, и дальнейшее действительно удивило Са-
велия:
   - Вы не обращайте внимания на моего остолопа, -  смущенно  заговорила
женщина по-русски, немного окая, затем протянула Савелию два пластмассо-
вых стаканчика, вытащила из сумки бутылку шампанского. - Откройте, пожа-
луйста. - Она присела рядом на песок, бесстыдно стянув купальник до поя-
са.
   - Похоже, вы с Поволжья? - спросил Савелий.
   - Догадались по оканью? - У нее была обаятельная улыбка.
   - А почему Хильтрауд?
   - Так мои родители немцы, они там остались, а я, дура, поехала к это-
му Кощею Бессмертному, за лучшей жизнью погналась. Думала,  приеду,  ос-
мотрюсь, а потом и решу все окончательно, а этот тощенький оказался нас-
тоящим бычком-производителем: как только залезет на меня - так я в зале-
те, вот и настругал целый детсад. Чего мне теперь осматриваться?
   - Тут только два стаканчика, вы что, не пьете? - спросил Савелий.
   - Это он не пьет шампанское, - сообщила  Хильтрауд,  -  считает,  что
пить шампанское все равно что на воздух выбрасывать деньги;  "можно  три
бутылки шнапса купить", - передразнила она. Было такое впечатление, буд-
то Христофор находился где-то далеко. - Только вы не подумайте,  что  мы
совсем бедны и считаем каждый пфенниг. Христофор  получил  в  наследство
столько, что и мои сыновья могут не работать всю жизнь.
   - А внуки? - робко подал голос тот, но Хильтрауд резко его оборвала:
   - Сиди уж, внуки! Лучше бы фрукты достал.
   - Хорошо, милая, - покорно ответил Христофор и вытащил из пакета соч-
ные персики.
   - За вас, Сергей! - провозгласила женщина, когда Савелий наполнил два
стаканчика. Она быстро выпила и, вместо того  чтобы  закусить,  ворчливо
произнесла: - Это надо же, человек, можно сказать, рискует  жизнью,  его
детям со дна моря подарок достает, а он ему, блин,  свой  вшивый  доллар
сует!
   - Я как-то не подумал, что нужно было дать два, -  виновато  протянул
Христофор, и Хильтрауд не выдержала, залилась смехом, потом потянулась к
нему и чмокнула в щеку.
   Этот немудреный жест вызвал у Христофора  такой  нежный  взгляд,  что
стало ясно: эти два человека, такие неподходящие друг другу чисто  внеш-
не, прожившие полжизни в разных системах, несмотря на различное  отноше-
ние к жизни, непостижимым образом любят друг друга, и ничто на свете  не
может помешать этой любви.

   Полюбить может даже дурак, но объяснить, что такое ЛЮБОВЬ,  не  может
даже мудрец. Поистине это чувство сокрыто тайной за  семью  печатями,  и
эта тайна может открыться только любящему человеку.

   В жару шампанское оказалось как нельзя кстати: голова моментально об-
рела ясность, тяжесть бурной ночи испарилась, а мысли Савелия вновь вер-
нулись к Олегу. Почему он не позвонил Вишневецкому перед отъездом?
   В этот момент за его спиной незнакомый женский голос произнес по-анг-
лийски:
   - Я думала, вы все-таки подойдете ко мне...
   Савелий обернулся и увидел ту девушку, которую напугал, выныривая  из
глубины. Сейчас, когда ее фигуру не скрывало море, а  роскошные  светлые
волосы не прятались под купальной шапочкой, было видно, что она  -  само
совершенство, и Савелий не мог отвести от нее восхищенного взгляда.  До-
вольная произведенным эффектом, она спросила:
   - Так почему же вы не заговорили со мной?
   - Если бы я обратился к вам в воде или подошел потом, вы бы не  стали
мне отвечать. К вам постоянно пристают, и вам это уже так наскучило, что
иногда вам хочется надеть шапку-невидимку, не так ли?
   - Вы что, умеете читать мысли? - Девушка  была  откровенно  поражена,
словно под гипнозом она опустилась рядом с ним и протянула руку: -  Меня
зовут Изабель, я из Франции.
   - А меня - Сергей, я из России.
   - Из России? Никогда бы не сказала, вы так свободно говорите  по-анг-
лийски, что я подумала, вы американец.
   - Вы говорите не хуже, хотя вы - француженка, - парировал Савелий.
   - Спасибо, но это моя профессия, я занимаюсь филологией, а вы?
   - Я? - Подобные вопросы, нетрудно понять почему, всегда ставили его в
тупик, и он чуть задумался.
   - Не хотите говорить?
   - Почему же? Я - профессиональный спортсмен, автогонщик. -  Почему-то
эта профессия сегодня показалась ему привлекательной.
   - Вот здорово! - искренне обрадовалась Изабель. - Я очень люблю быст-
рую езду. Покатаете какнибудь?
   - Я на отдыхе, и гоночный "феррари" в Москве.
   - Необязательно на спортивной, я возьму у папы  "рено",  и  погоняем.
Папа здесь бизнес делает с болгарами, у него фирма в Париже, а здесь хо-
чет открыть филиал.
   - Зачем беспокоить папу? У меня есть "мерседес". - Савелий  до  конца
не понимал, что вынуждало его вести себя в такой манере глупого юнца, но
эта избалованная мужским вниманием девчонка чем-то его притягивала.
   - Какой модели?
   - Шестисотый.
   - О-о! - Впервые в ее голосе прозвучал неподдельный интерес  к  собе-
седнику. - А в каком отеле вы остановились?
   - Не люблю отели, я снял квартиру.
   - Как необычно! - воскликнула Изабель и тут же добавила: -  Вы  такой
странный.
   - Чем?
   - Не знаю... Вы покажете мне вашу квартиру?
   - Без проблем. Когда?
   - А если сейчас? Надеюсь, вы никуда не спешите?
   - Только у меня вряд ли найдется, чем вас  угостить,  я  только  этой
ночью прилетел.
   - Мы по дороге все купим. Вы что, чего-то боитесь? - лукаво  спросила
она.
   - Нет, а вы? - в тон ей ответил Савелий.
   - И я не боюсь, - глядя ему в глаза, заявила Изабель.
   - Чего же мы ждем?
   - Ничего! - Изабель быстро вскочила на ноги. - Минуту, только  возьму
свои вещи. - Она едва ли не бегом удалилась.
   - Вы знаете, Сергей, эту девчонку я давно приметила, очень эффектная,
- заговорила Хильтрауд. - Сейчас очень удивилась.
   - Чему?
   - К ней столько парней липло, и довольно много красавцев, всех  отши-
вала, а тут вдруг сама стала навязываться...
   - Есть вещи, друг Горацио, что неподвластны даже мудрецам...
   - Из "Гамлета"? Красиво... В вас, Сергей, есть  чтото  притягивающее,
заставляющее тщательнее присмотреться, а присмотревшись, начинаешь  пос-
тепенно влюбляться...
   - Осторожнее, у вас муж и четверо детей... - улыбнулся Савелий.
   - Это святое. - Она рассмеялась. - Желаю удачи... на рыбалке!
   - Какой рыбалке?
   - Так у нас говорят, когда отправляются на свидание.
   Трудно сказать, чем бы закончился их разговор, но в этот момент  вер-
нулась Изабель. На ней был накинут легкий сарафан, голову украшала  мод-
ная соломенная шляпка, шею обвивал ярко-синий воздушный шарф,  развеваю-
щийся на ветру. Изабель выглядела так, словно сошла с  обложки  дорогого
журнала или прилетела из далекого Голливуда. Пожалуй, на пляже  не  было
мужчины, который бы не оценил ее привлекательность, бросив на нее полный
желания взор. Но Савелий был абсолютно спокоен и невозмутим.
   Он встал, не спеша оделся, попрощался с  немецкой  семьей,  подхватил
терпеливо ожидающую Изабель под руку и уверенно повел ее прочь...

                                  IX
                            Похороны Олега

   Оставшись один в самолете, Мушмакаев не  стал  долго  в  нем  засижи-
ваться, и не потому, что не доверял этому странному Бешеному,  рисковав-
шему своей жизнью и протащившему его за собой через  границы  нескольких
стран только для того, чтобы доставить в Москву  и  потом  отпустить,  а
так, на всякий случай. Мало ли что может произойти: конкуренты по бизне-
су мину в самолет подложат или кто-то решит поживиться и нападет на  не-
охраняемый самолет. Нет, нужно успеть выскочить из этого опасного убежи-
ща.
   Осторожно выглянув наружу, Мушмакаев огляделся, но  ничего  и  никого
грозящего опасностью не увидел и  мягко  ступил  на  бетонное  покрытие.
Прислушался, все было тихо, если не  считать  обычных  шумов  аэропорта.
Выждав несколько минут, он, сойдя с трапа, медленно двинулся вперед.
   Не требовалось быть многоопытным террористом, а именно  таким  и  был
Мушмакаев, чтобы понять, что эти несколько метров, освещенные  прожекто-
ром, и есть самый опасный участок: хорошему снайперу не  составит  труда
всадить пару пуль, даже если жертва и попытается установить мировой  ре-
корд в беге на короткую дистанцию.
   Конечно, можно было резко взять в сторону, но тогда у  него  было  бы
совсем мало шансов выжить. Судя по всему, там был лес, и на сколько  ки-
лометров он простирался, одному Аллаху известно. Конечно, немного шансов
у него и при выходе через аэровокзал: слишком уж у него приметная  внеш-
ность. Но здесь, по крайней мере, можно рассчитывать хотя бы на счастли-
вый случай, а на что можно рассчитывать в лесу?
   За несколько секунд просчитав все это, Мушмакаев решил пойти на риск.
Медленно добравшись до опасного участка, он, боязливо поглядывая по сто-
ронам, вступил в полосу света, сделал несколько шагов и уже подумал, что
все страхи оказались напрасными, и тут у его уха что-то прожужжало. Этот
звук ему был отлично знаком, и он стремглав бросился  в  сторону  спаси-
тельного выхода - к зданию аэровокзала, но резко свернул и побежал к ме-
таллическому забору, ограждавшему летное поле.
   Когда он пробегал через металлические ворота,  его  обостренный  слух
уловил негромкий хлопок наверху. Мушмакаева обрадовало то, что  выход  с
летного поля располагался под навесом, и он  остановился  на  мгновение,
чтобы перевести дух и осмотреться, потом снова бросился вперед.
   Остановился он лишь тогда, когда удалился от аэродромных строений  на
приличное расстояние. Было довольно темно, и он мог  привлечь  внимание,
только если бы побежал. Сознавая это, Мушмакаев преодолел  инстинктивное
желание бежать сломя голову и перешел на быстрый шаг.
   Вскоре он очутился на дороге, но сошел на обочину и двинулся прочь от
аэродрома. Ему нужно было во что бы то ни стало добраться до телефона.
   Несмотря на тяжелое положение, в котором он оказался, Мушмакаев  счи-
тал, что все не так уж плохо. Прошлый тюремный опыт  научил  его  умению
выживать. В швах куртки, которая как раз и была на  нем,  зашита  тысяча
долларов, и сейчас эти деньги были как нельзя кстати.  Замедлив  шаг  на
минуту, он осторожно выдернул нитку, которой был зашит потайной  карман,
и достал три ассигнации по сто долларов,  тщательно  расправил  эти  то-
ненькие трубочки и сразу почувствовал себя намного увереннее.
   Надвинув спортивную шапочку чуть ли не до самых глаз, Мушмакаев хотел
ухе выйти на шоссе, но передумал и пошел вперед, держась метрах  в  пяти
от кювета. Не прошел он и трехсот метров, как  его  на  полной  скорости
обогнала машина. В свете фар  его  могли  заметить,  и  Мушмакаев,  лишь
только заметив свет, рухнул на землю. Когда шум мотора затих, он встал и
вновь двинулся вперед.
   Через несколько сот метров он услышал звук приближающейся машины  уже
с той стороны, куда он двигался, и вновь бросился на землю. На этот  раз
ему удалось рассмотреть машину, точнее, спецсигнал на ее  крыше:  то  ли
милиция, то ли еще кто-то из тех, с  кем  ему  все  равно  не  улыбалось
встречаться.
   Не успел он подняться, как опять пролетела машина, теперь "скорая по-
мощь". Если бы снайпер не промазал, наверняка она мчалась бы по его  ду-
шу. Значит, в аэропорту все же что-то случилось, и здорово, что он  вов-
ремя убрался оттуда.
   Сколько Мушмакаев шел, он не знал: часов у него  не  было,  но  нако-
нец-то удалось добраться до перекрестка, где был шанс поймать попутку до
Москвы. Но машины проносились мимо. Никто не хотел останавливаться в та-
кое позднее время. Сжалился над ним один дальнобойщик на огромном рефри-
жераторе. Проскочив несколько десятков метров, он затормозил, и Мушмака-
ев поспешил к нему.
   - В город подбросишь? - спросил он.
   - В город? - задумался парень лет  тридцати,  довольно  внушительного
телосложения.
   - Не беспокойся, я заплачу.
   - Сколько?
   - Сколько скажешь.
   - Хочешь, довезу до Садового кольца, годится?
   - Вполне.
   - Садись.
   В огромной кабине грузового "мерседеса" было просторно, а  над  голо-
вой, за шторкой кто-то храпел, видно, напарник.  Несколько  минут  ехали
молча. Первым заговорил водитель:
   - От бабы, что ли?
   - Заметно, да? - довольно хмыкнул Мушмакаев. Парень сам подсказал те-
му разговора.
   - Есть немного, - улыбнулся тот. - Выгнала?
   - Нет, муж вернулся, - сделал кислую мину Мушмакаев.
   - Накостылял? - сочувственно спросил водитель.
   - Нет, обошлось. Пока он с ней выяснял отношения, я и смотался.
   - Повезло. Ты кто по национальности?
   - Дагестанец, а что? - насторожился Мушмакаев. - Не  любишь  черножо-
пых?
   - Не заводись, парень. Если бы я имел что-то против  иноверцев  вроде
тебя, то не стал бы тебя выручать.
   - Извини, сорвался. Надоело: чуть что, так сразу на нас все валят. На
каждом шагу документы спрашивают.
   - А ты поспокойнее, понимать нужно, что это не к тебе лично, а  вооб-
ще... Не говоря о том, что сейчас все москвичи к празднику готовятся.
   - Вообще? Почему-то вообще тебя лишний раз не остановят и  не  станут
тыкать, что ты какой-то не такой, даже и в  праздник.  Иногда  мне  даже
обидно, что я не родился русским.
   - А вот это ты зря! От своей национальности никогда не нужно  отказы-
ваться. Это все равно что от своей матери отказаться. - В его голосе бы-
ло что-то обидное, но Мушмакаев вдруг подумал, что  не  нужно  развивать
эту скользкую тему.
   - Ты откуда едешь? - перевел он разговор в нейтральное русло.
   - Из Болгарии консервы везу.
   - Из Болгарии?
   - Бывал там?
   - Да, несколько дней назад вернулся.
   - То-то я смотрю, загорелый какой.
   Мушмакаев с трудом сдержал усмешку: нашел загорелого!  Во-первых,  он
отроду очень смуглый, во-вторых, лицо его так заросло щетиной, что расс-
мотреть "загар", да еще в темноте, было и вовсе немыслимо.
   - Да, немного отдохнул, поплавал... А где ты живешь?
   - Сибиряк я. Из Омска. Знаешь такой?
   - Как не знать? Большой город, - уважительно сказал Мушмакаев,  раду-
ясь тому, что парень из такого далека, что, вполне вероятно, и  не  слы-
шал, кто такой Мушмакаев.
   - Не только большой, но и красивый, зелени много,  цветов.  -  Парень
явно был патриотом своего города и с удовольствием  перечислял  все  его
достоинства.
   - А мне и похвастаться нечем, - вздохнул Мушмакаев.
   - А ты откуда?
   - Из Москвы, - усмехнулся Муха.
   - Да ты шутник, парень. Давно в Москве?
   - Больше трех лет.
   - Как я заметил, сколько бы кавказцы ни жили  среди  русских,  акцент
все равно остается.
   - Откуда ты взял? Я же не очень долго живу здесь.
   - Вспомни Кикабидзе? Или Нани Брегвадзе?
   - Не знаю, может, ты и прав, - решил согласиться Мушмакаев. Его разд-
ражало, что, о чем бы они ни заговорили, все время сбивались  на  нацио-
нальный вопрос. - Извини, приятель, но ты не объявил мне свою цену.
   - Какую цену? - не понял водитель.
   - Сколько я тебе должен за проезд? - Он вытащил из кармана  стодолла-
ровую купюру. - Только вот сдачу придется искать: мельче нет.
   - Убери, парень! - недовольно бросил тот. - Разве у вас  в  Дагестане
требуют деньги, когда выручают кого-нибудь в трудную минуту?
   - Извини, брат, не понял я, - смутился Мушмакаев  и  сунул  деньги  в
карман. - Может, встретимся когда-нибудь? Тогда и я помогу в чем-то...
   - Выпить хочешь?
   - Тебе ж нельзя.
   - Но тебе-то можно, - усмехнулся сибиряк и кивнул на бардачок. - Отк-
рой, во фляжке ракия виноградная, знакомый болгарин подогнал.
   Мушмакаев открыл бардачок, нащупал там плоскую металлическую  фляжку,
отвинтил крышку.
   - Из горла, что ли?
   - Зараза к заразе не пристает, - успокоил водитель.
   - Твое здоровье! - Мушмакаев отхлебнул пару глотков и тут  же  закаш-