же с ней я не мог быть абсолютно откровенным. А сейчас с вами я стал по-
нимать, что у старости есть свои преимущества: мне было бы неприятно об-
суждать эту тему со своими ровесниками, а с молодыми - пожалуйста. Перед
вами мне не стыдно. Может быть, оттого, что молодые нынешнего поколения
более безнравственны и потому более терпимы к чужим грехам, более равно-
душны к ним. Вы ведь не станете с пеной у рта обвинять меня, верно?
- Верно, но не потому, что я безнравственна. В чем-то вы, наверное,
правы, Семен Федорович, ведь на человека более молодого я должна была бы
обидеться за такие слова. А на вас я даже обидеться не могу.
- Вот видите, - дробно засмеялся Родченко, - возраст - хорошая защи-
та. Молодые очаровательные женщины на меня уже не обижаются, какую бы
чушь я ни нес. Теперь вы знаете, почему Катя скрывала свои отношения со
мной. Она ведь не знала, что среди ее друзей есть люди, не менее достой-
ные осуждения. Она, святая душа, даже испытывала неловкость, оттого что
простила меня. И не хотела, чтобы об этом узнали. Ей было стыдно перед
этими людьми. Вы представляете такой парадокс? Ей было стыдно перед ними
за то, что она сумела меня простить, что не смогла отказаться от нашей
любви.
- Семен Федорович, неужели у вас никогда не возникало желания расска-
зать Екатерине Бенедиктовне правду о ее друзьях? Вы столько лет хранили
эту тайну, добровольно приняв весь груз обвинений на одного себя.
- Это сложно, Анастасия Павловна. Тут много всякого... Конечно, когда
она меня принародно оскорбила и запретила переступать порог ее дома, по-
рыв сделать это был очень сильным. Но он быстро прошел. Я подумал: а че-
го я этим добьюсь? Я уже потерял Катю, я больше ее не увижу, и оттого,
что она выгонит из своего дома еще кого-то, мне легче не станет. Потом,
спустя несколько месяцев, она вернулась ко мне, и я был так счастлив,
что вообще забыл о том, чтобы с кем-то сводить счеты. Тем более что пе-
редо мной эти люди, в сущности, не были виноваты, они были виноваты
только перед Катериной. За что бы я мог им мстить? Только за то, что им
повезло больше и про них Катя не узнала? Так это не их вина и не их зас-
луга. Все вышло случайно. На моем месте мог оказаться кто угодно, любой
из них. А через несколько лет наступил следующий этап, когда я уже ни за
что не рискнул бы открывать Кате глаза на ее окружение, даже если бы у
меня такое желание появилось. Мы старели, кто-то умирал, кто-то тяжко
болел и уже не вставал, кто-то уезжал в другие города, поближе к детям,
которые могли бы за ними ухаживать. Нас, стариков, знавших друг друга
лет сорок-пятьдесят, оставалось все меньше. Вам, наверное, рассказывали,
что Катерина всегда была душой компании, любила общество, вокруг нее
постоянно вращалось большое число людей. Но вы задумывались, кто были
эти люди? Среди них старых друзей и знакомых было не так уж много. И од-
ним махом лишить Катю всех этих людей, рассорить ее с ними? Вынудить ее
отвернуться от Марты, от Ивана? Она осталась бы совсем одна. Вся прочая
молодежь не заменила бы ей этих людей.
- Но она могла бы их простить, как простила вас, - заметила Настя.
- А вдруг не смогла бы? Как я мог рисковать? Разделить с Катериной
старость я уже не мог. И вышло бы, что из мелочной мстительности я ра-
зорвал бы ее отношения с близкими ей людьми, обрек на одиночество, а сам
благодушествовал бы в окружении любящей меня семьи. Простите, вам не ка-
жется, что мы с вами несколько увлеклись этой темой? Вы сказали, что эти
вопросы не являются обязательными для расследования обстоятельств
убийства.
- Да, - согласилась она. - Вернемся к делу. Екатерина Бенедиктовна не
рассказывала вам о том, что среди людей, которым она предоставляла приют
в своей квартире, был некий врач лет на двадцать пять моложе ее самой?
- Врач-то? - усмехнулся Родченко. - Был. И не один. Знакомства в ме-
дицинском мире были у Катерины обширные еще со времен ее жизни со Швайш-
тейном.
- Меня не интересуют все ее знакомые врачи, - терпеливо сказала Нас-
тя. - Мне нужны только те, которые лет шесть-восемь назад встречались со
своими любовницами на ее квартире. А если еще конкретнее, то мне нужен
врач, любовницу которого звали Галиной Терехиной.
- Галина Терехина? Кто такая?
- Женщина, которая шесть лет назад выбросила из окна троих своих де-
тей, а затем и сама выпрыгнула.
- А, да-да, - оживился Родченко. - Помню, помню. Катя рассказывала.
Ужасная какая-то история.
- Семен Федорович, это очень важно, поэтому я попрошу вас припомнить
как можно точнее и подробнее, что именно рассказывала вам Анисковец.
...В последние годы они встречались и ездили гулять в парки или за
город. Очень любили Коломенское и Останкино, частенько бывали в Архан-
гельском. Необходимость встречаться в интимной обстановке с возрастом
отпала, теперь они часами бродили по аллеям, сидели на лавочках и много
разговаривали. Екатерина Бенедиктовна рассказывала о чужих романах, а
Семен Федорович с удовольствием слушал ее рассказы. Язычок у его возлюб-
ленной был острым и язвительным, и ее устные повествования больше напо-
минали читаемую наизусть прозу хорошего сатирика. Во всех этих рассказах
присутствовала одна особенность Екатерины Бенедиктовны: она старалась не
называть лишних имен. Это не было скрытностью, перед давним другом она
уже ничего не старалась скрыть, это было скорее с детства воспитанной
культурой речи. К чему загромождать рассказ именами, которые собеседнику
ни о чем не говорят и только отвлекают внимание? Конечно, если речь шла
об известном артисте или писателе - другое дело. Но в данном случае ни
врач, ни его подруга-домохозяйка известными личностями не были, поэтому
и остались для Родченко безымянными, хотя упоминала о них Екатерина Бе-
недиктовна довольно часто. Роман у врача и домохозяйки был таким дли-
тельным, что она порой посмеивалась:
- Они идут по нашим с тобой, Сеня, стопам. У обоих есть семьи, кото-
рые они не хотят разрушать, но они вместе уже так долго, что наверняка
не расстанутся до глубокой старости. Впервые имя домохозяйки прозвучало
незадолго до несчастья. Екатерина Бенедиктовна как-то сказала:
- Похоже, им действительно уготована наша с тобой судьба. Не пойми
меня превратно, Сеня, я не хочу напоминать о том, что произошло у нас с
тобой, мы это уже похоронили, но врач оказался отъявленным мерзавцем, а
бедная Галина ничего не подозревает. Интересно, узнает ли она когда-ни-
будь о том, что он сделал? И если узнает, то сможет ли простить его?
- Что же он такого сделал страшного? - вяло поинтересовался Семен Фе-
дорович.
Он в тот день чувствовал себя из рук вон плохо, уже несколько дней
болело сердце, то и дело отнималась рука, темнело в глазах. Ему с
большим трудом удалось собраться с силами для традиционной прогулки с
Екатериной. И разговаривать не хотелось, каждый звук, даже тихий, болез-
ненно отдавался в висках и затылке.
- Пока точно не знаю, но он... Что с тобой, Сеня? Ты плохо себя
чувствуешь?
- Да, что-то нехорошо мне, - признался Родченко.
- Господи, да ты бледный какой! Зачем же ты пошел на прогулку? Почему
не сказал, что болен? Пойдем, пойдем, - заторопилась Екатерина Бенедик-
товна. - Сейчас поймаю тебе такси, отправляйся домой и ложись. И непре-
менно вызови врача. Мы с тобой уже не молоденькие, со здоровьем шутить
нельзя.
Он покорно поднялся со скамейки и поплелся следом за ней к выходу из
парка. Дома он сразу улегся в постель, а вечером пришлось вызывать "не-
отложку", которая и увезла его в больницу. Вышел из больницы Семен Федо-
рович только через три месяца, и судьба безымянного доктора и какой-то
Галины волновала его в то время меньше всего. О последнем разговоре с
Екатериной Бенедиктовной он и думать забыл. Спустя еще некоторое время
он снова возобновил неспешные прогулки с Анисковец, и та сама как-то
сказала:
- Знаешь, Сеня, та история с врачом и его многолетней любовью все-та-
ки закончилась трагически. Несчастная пыталась покончить с собой и детей
из окна выбросила. Об этом даже газеты писали. Не знаю, как он будет
дальше жить с таким грузом на совести. Сейчас я начинаю корить себя за
то, что потворствовала этим отношениям. На меня тоже ложится часть вины.
- Бог с тобой, Катя, - возразил Родченко, - какая же тут может быть
твоя вина?
- Но я предоставляла им квартиру, они встречались у меня.
- Если не у тебя, так в другом месте встречались бы. Не бери на себя
лишнего, - пытался успокоить ее Семен Федорович.
- Нет, Сеня, - она покачала головой, - ты не понимаешь. Я очень вино-
вата перед ней. Мне следовало быть более осмотрительной.
Но ему не хотелось говорить о чужих трагедиях. Выведенный усилиями
врачей из клинической смерти, проведя три месяца в больнице и еще два
месяца дома, не вставая с постели, он так испугался собственной близко
подступившей кончины, что избегал разговоров на печальную тему. Поэтому
он постарался сменить предмет обсуждения и задал Екатерине Бенедиктовне
вопрос о чем-то совершенно постороннем. Больше они к этому не возвраща-
лись...
- Семен Федорович, мне нужно найти этого врача, - твердо сказала Нас-
тя. - И я прошу вас подумать как следует и вспомнить все, что вам гово-
рила о нем Екатерина Бенедиктовна. Пусть вы не знаете его имени, но мне
важна любая информация о нем. Вот вы обмолвились, что у него была семья,
которую он не хотел оставлять. Уже что-то. Может быть, есть еще ка-
кая-нибудь информация?
- Еще Катя говорила, что этот врач - знакомый какого-то другого вра-
ча, не то его ученик, не то что-то в этом роде. Да, вспомнил! Романовс-
кая. Вам, Анастасия Павловна, это имя что-нибудь говорит?
- Певица? - осторожно спросила Настя.
Она еще училась в школе, когда на советской эстраде начала семидеся-
тых блистала Елена Романовская, которую критики называли Тихим ангелом
песни. Стройная, хрупкая, с толстой русой косой, свободно свисающей
вдоль спины до самой поясницы, она нежным негромким голосом исполняла
лирические песни советских композиторов, в основном о России и о простых
русских женщинах.
- Да, знаменитая певица, - подтвердил Родченко. - Пресловутый Тихий
ангел. Знали бы они, какой это был ангел! Из койки в койку прыгала не
переставая. Прошу прощения за грубость, ноПИПядища она была первостатей-
ная. Из абортов и венерических заболеваний не вылезала. Но муж! Муж у
нее был в аппарате ЦК, и перед ним сияла блестящая карьера по партийной
линии. Поэтому, сами понимаете, Леночка Романовская должна была быть
весьма и весьма осторожной, чтобы не сломать мужу служебное восхождение.
Она прекрасно понимала, что звездой эстрады она будет ровно до тех пор,
пока он ее муж и пока он кормится возле власти. Как только хотя бы одно
из этих двух условий будет нарушено, ее попрут с подмостков взашей. И не
будет ни записей на радио, ни съемок на телевидении, ни гастролей, ни
даже самых захудалых концертиков в провинциальных клубах. Она сдохнет в
нищете. Посему все свои проблемы Леночка решала в приватном порядке и с
соблюдением строжайшей конспирации. Абортмахер у нее был постоянный и
очень доверенный, Катерина свела ее с одним из коллег-друзей покойного
Швайштейна. Потом, когда Лена совсем с тормозов сорвалась, начала пить и
шляться с кем ни попадя, пошли вензаболевания. И тут Катя тоже ей помог-
ла, познакомила с надежным и опытным дерматовенерологом, опять же из
числа друзей покойного мужа, с которыми все годы не прекращала поддержи-
вать отношения. И вот однажды этому дерматовенерологу что-то не понрави-
лось в состоянии здоровья Романовской, и он отправил ее на какое-то до-
полнительное обследование. Лена, естественно, долго сопротивлялась, она
боялась вовлекать в свои дела лишних людей, но венеролог заверил ее, что
его коллега - человек доверенный, на него можно положиться, молчать он
умеет, тем более что этот молодой коллега очень обязан самому венероло-
гу. И врач он превосходный. Леночка зубками скрипнула, но пошла обследо-
ваться. Уж не знаю, чем этот молодой коллега так ее расположил к себе,
но спустя какое-то время Романовская попросила Катерину помочь. Дескать,
такой славный человек, но такой несчастный. Жена молодая, но тяжело
больна, она - инвалид после автокатастрофы, бросить ее он не может ни
при каких условиях, это было бы непорядочно, но у него есть женщина, ко-
торую он любит, а вот встречаться им негде. Ну и так далее. Сами понима-
ете. Разумеется, Катерина разжалобилась и дала согласие.
- Но ведь Романовская сошла со сцены очень давно, - заметила Настя. -
Я точно помню, в восемьдесят втором, когда я закончила университет, она
уже не выступала. Когда же это все произошло?
- Намного раньше. Году, наверное, в семьдесят четвертом - семьдесят
пятом, когда Леночка была в зените славы. Вы правы, в начале восьмидеся-
тых она уже не выступала, спилась окончательно, срывала концерты, не яв-
лялась на записи. Ее первое время пытались как-то вытянуть, покрывали,
придумывали уважительные причины, но после смерти Брежнева, когда начали
менять аппарат ЦК, карьера ее супруга накрылась, и с ней перестали во-
зиться.
Выходит, таинственный врач встречался с Галиной Терехиной лет пятнад-
цать. Ничего себе! Но это означает, что в принципе все дети Галины могли
быть и его детьми. Все четверо, а не только Наташа. Хотя, конечно, тот
факт, что интерес он проявляет к ней одной, говорит скорее в пользу то-
го, что остальных детей Галина родила все-таки от мужа. Как же найти
этого неуловимого "дядю Сашу"? Остается последняя надежда - Елена Рома-
новская и ее врач-венеролог. Только они могут назвать его имя.
Найти врача, который лечил когда-то известную певицу Елену Романовс-
кую от венерических болезней, можно было только через саму Романовскую.
Ибо пытаться установить его имя, исходя из круга друзей доктора Швайш-
тейна, умершего в сорок девятом году, было делом абсолютно безнадежным.
Вернувшись на работу после визита к Семену Федоровичу Родченко, Настя
заглянула в кабинет, который занимали Юра Коротков и Коля Селуянов. Юра
был в бегах, а Коля сосредоточенно строчил какой-то документ, то и дело
заглядывая в разложенные на столе блокноты и отдельные листочки с запи-
сями.
- Коленька, я пойду к Колобку докладываться, а ты найди мне, будь
добр, Елену Романовскую.
- Отчество у твоей Елены имеется? - скептически осведомился Селуянов.
- Или она - плод непорочного зачатия, как принято в приличных библейских
семьях?
- Имеется, - улыбнулась Настя. - Но я его не знаю. Зато знаю, что
двадцать пять лет назад она была знаменитой эстрадной певицей. Сейчас
ей, должно быть, лет пятьдесят пять - шестьдесят. Поищешь? Да, и муж у
нее в ту пору был сотрудником аппарата ЦК.
- Замечательная примета, - хмыкнул Николай. - Аська, зачем ты пошла в
сыщики? Тебе нужно было заниматься археологией. Так и тянет тебя в древ-
ней истории покопаться. Ладно, поищу. А что мне за это будет?
- Я тебе булочку куплю в буфете, - пообещала Настя. Через полчаса,
отчитавшись перед полковником Гордеевым, она снова зашла к Селуянову.
Тот по-прежнему строчил свой документ, и в кабинете, казалось, ничего за
полчаса не изменилось, кроме чайника, который тридцать минут назад уныло
стоял на полу, а теперь весело шипел на тумбочке.
- А булочка? - вопросительно поднял брови Селуянов. - Я уже и чайник
поставил.
- А Романовская? - передразнила его Настя. - Авансом не подаю.
- Обижаешь, подруга. Я сроду авансы не клянчил. Между прочим, а на
что ты, собственно, рассчитывала, занимаясь археологическими раскопками?
Археологи, насколько мне известно, обычно находят скелеты. Так что я те-
бе труп нашел.
- Коля! - в отчаянии простонала она, обессиленно усаживаясь на стул.
- Скажи, что ты пошутил. На эту Романовскую была вся моя надежда.
- Ну извини, - Николай развел руками, - не угодил. Но я старался.
Нет, правда, Ася, Елена Романовская упала с лестницы, будучи в сильно
нетрезвом состоянии, в котором она пребывала без перерывов уже много
лет, и сломала себе шею. Так что пить вредно, имей это в виду.
- Когда это произошло?
- Не так чтобы давно, ты совсем чуть-чуть опоздала. Спохватилась бы
раньше, застала бы ее в живых.
- Колька, ты прекратишь свои дурацкие шуточки или нет? У меня дело об
убийстве висит, а тебе все хиханьки.
- Одно, что ли, дело-то висит? - осведомился он. - Насколько я знаю,
у тебя таких "висяков" как минимум штуки три. И у каждого из нас не
меньше. Так что не надо трагедий. Работаем дальше. Елена Владимировна
Романовская скончалась две недели тому назад. Жила одна, муж давно ее
бросил в связи с ее беспробудным пьянством, взрослая дочь живет от-
дельно.
- Адрес дочери? - устало спросила Настя.
- Ася, она живет не просто отдельно, а ОЧЕНЬ отдельно. Так отдельно,
что тебе ее не достать. Я, конечно, могу напрячься и раздобыть для тебя
ее адрес, но имей в виду, эта улица находится в Сиднее. Туда самолетом
часов шестнадцать лететь.
- Вот невезуха. И давно она в Австралии?
- С восемьдесят девятого года. Удачно вышла замуж и отбыла подальше
от сумасшедшей мамочки-алкоголички. С тех пор в Россию ни разу не приез-
жала, я проверил.
- Спасибо тебе, Коленька, ты настоящий друг. Жаль только, что все об-
ломилось.
Лицо у Насти было таким расстроенным, что добродушный весельчак Селу-
янов мгновенно проникся сочувствием.
- А что ты у нее узнать-то хотела? Может, как-нибудь подругому попро-
буем выяснить?
- Ох, Коля, я должна была узнать у нее фамилию врача, который больше
двадцати лет назад ее обследовал.
- Ну так в чем проблема? Существуют же медицинские карты и все такое
прочее.
- Все происходило в частном порядке и строго конфиденциально. Общест-
венность не должна была знать, что мадам певица систематически лечится
от гонореи и трихомоноза. А к нужному мне врачу ее направил на обследо-
вание именно венеролог. Так что никаких медицинских карт там и в помине
не было и быть не могло. Оплата наличными по курсу конъюнктурных услуг.
И я хотела узнать у Романовской либо фамилию того врача, либо фамилию
венеролога, который ее к нему направил.
- Ну давай поищем венеролога, - предложил Селуянов, который был рад
любой возможности увильнуть от составления ненавистных рутинных бумаг. -
Что о нем известно?
- Он был приятелем доктора Швайштейна, умершего в сорок девятом году,
и длительное время поддерживал знакомство с вдовой, Екатериной Бенедик-
товной Анисковец.
- Которая тоже умерла, - подхватил он. - Весело. Подозреваю, что и
венеролог твой давно скончался. В нашей замечательной стране мужики дол-
го не живут, а ведь ему уже должно быть лет восемьдесят, а то и больше.
У тебя есть список знакомых Анисковец?
- Есть.
- Спорим на бутылку, что я тебе через два дня установлю фамилию вене-
ролога?
- Сам же говорил, что пить вредно.
- А кто сказал, что я буду пить? Я выиграю у тебя бутылку, принесу
домой и бережно поставлю в шкаф. Нехай себе стоит, пока не понадобится.
Мало ли, гости придут или подарить кому-нибудь надо будет.
- Ты гнусный вымогатель. Ты же тоже работаешь по делу Анисковец, так
что выполнять мои поручения - твоя прямая обязанность.
- Аська, с тобой невозможно! Ты готова убить самый романтический по-
рыв. Мне стимул нужен, а не работа по обязанности. Если мы с тобой пос-
порим, у меня стимул появится. А так - скучно.
- Ага, тебе все веселье подавай. Ладно, уговорил, ставлю тебе бутыл-
ку, только найди его, пожалуйста. Я в этом деле совсем увязла, время
идет, а ничего не сдвигается. Колобок уже начал косо на меня посматри-
вать, тоже понять не может, почему все застряло. Заколдованное дело ка-
кое-то, ни одной приличной версии. Мифический врач - единственная зацеп-
ка. Они еще немного поторговались насчет объема обещанной бутылки и мар-
ки коньяка, и Настя пошла к себе. Настроение у нее испортилось. Надежда,
вспыхнувшая в ней во время разговора с Родченко, таяла на глазах. Рома-
новская умерла. Врачвенеролог наверняка тоже умер. Она уже не сомнева-
лась, что через два дня Коля Селуянов именно это ей и скажет. Анисковец
убита. Оборваны все ниточки, которые могли бы привести к этому человеку,
встречавшемуся много лет с Галиной Терехиной и теперь навещающему в
больнице ее детей, прикрываясь наверняка вымышленным именем. К человеку,
который после длительного перерыва вновь начал бывать у Екатерины Бене-
диктовны, причем совсем незадолго до ее необъяснимой гибели.
Романовская умерла смертью обычной для сильно пьющего человека. Но
очень уж вовремя. Не постарался ли и здесь неуловимый доктор дядя Саша?
Настя поежилась, представив себе, что кропотливую работу по опросу зна-
комых и соседей погибшей, только что проведенную по факту смерти Аниско-
вец, придется повторить по делу Романовской. Времени на это нужна уйма.
Сил - тоже. А нет ни того, ни другого.
Сестра Марфа везла Галину Терехину в инвалидной коляске по огромному
парку, окружающему дом инвалидов. Они гуляли уже давно, но если час на-
зад сияло солнце, то теперь набежали облака и подул сильный холодный ве-
тер. Галина зябко повела плечами.
- Холодно, - капризно сказала она. - Давай вернемся.
- Еще рано. Тебе нужно побольше бывать на воздухе, - возразила мона-
хиня.
- Но я замерзла.
- Я принесу тебе что-нибудь теплое.
- Ну хорошо, только побыстрее, а то я простужусь. Сестра Марфа поспе-
шила в здание. Поднявшись на второй этаж, она открыла комнату Галины и
стала перебирать вещи в шкафу в поисках теплой кофты и косынки на голо-
ву. Внезапно за спиной послышался шорох. Монахиня обернулась. Увидев
знакомое лицо, она собралась было улыбнуться и поздороваться, но мужчина
стремительно подошел к ней, и через мгновение сильные пальцы сомкнулись
вокруг ее шеи. Хрипя и хватая ртом воздух, женщина успела понять только
одно: она сейчас умрет.
Настя любила, когда дома ее ждал муж. Правда, случались моменты, ког-
да она возвращалась домой в таком скверном расположении духа, что сама
мысль о неизбежных разговорах за ужином казалась непереносимой и застав-
ляла ее болезненно морщиться. Но бывало такое нечасто. Алексей, знающий
ее много лет, еще со школьной скамьи, всегда умел точно чувствовать ее
настроение и вовремя умолкать.
Сегодня расположение духа у Насти было далеко не самым радужным, но и
не настолько тяжелым, чтобы не радоваться встрече с мужем, который после
возвращения из командировки провел несколько дней у родителей в Жуковс-
ком и только теперь приехал в Москву.
Леша встретил ее надсадным кашлем и душераздирающим хлюпаньем в носу.
Глаза покраснели, нос распух, и весь его облик являл собой живое вопло-
щение страдания. В отличие от Насти болел он редко, состояние простужен-
ности было для него непривычным и оттого раздражающим.
- Батюшки, - ахнула Настя, увидев любимого супруга. - Где это тебя
так?
- В самолете, наверное, - натужно прохрипел Алексей. - Уже четвертый
день маюсь, самый разгар. Чем ты лечишься обычно?
- Ничем, ты же знаешь. Жду, пока организм сам справится, нечего его
баловать. Но тебе мои методы не подходят, тебя действительно надо интен-
сивно лечить. А у меня и нет ничего от простуды, - растерянно сказала
она. - Что ж ты мне на работу не позвонил, не предупредил, я бы в аптеку
заскочила. А теперь поздно уже, все закрыто.
- Ладно, до завтра перебьюсь, утром сам схожу. Пошли ужинать.
После ужина Настя заставила мужа попарить ноги с горчицей, засунула
ему в уши марлевые тампоны с натертым луком - испытанное народное
средство от насморка, а ступни намазала скипидарной мазью, натянув свер-
ху теплые носки. Сама она никогда такое лечение не пробовала, но ей го-
ворили, что должно помочь.
- Ты специально меня мучаешь, - страдальчески сипел Леша, дергая но-
гами, когда она натирала ему ступни остропахнущей мазью: он ужасно боял-
ся щекотки. - Ты хочешь, чтобы я умер. Инквизиторша. Тебе нужно было ро-
диться в средневековой Испании.
- Извини, промахнулась на пять веков, но я не нарочно. Лежи спокойно.
Твоей смерти я не хочу. Кто меня кормить будет, если не ты?
- Корыстная эгоистка, - ворчал он.
Зато когда мучениям пришел конец, он завернулся в одеяло и почти сра-
зу же сладко заснул. Настя на цыпочках вышла на кухню. Спать ей еще не
хотелось, и она решила сначала помыть оставшуюся после ужина грязную по-
суду, а потом почитать. За последние несколько недель ей удалось купить
десятка полтора книг, которые ее заинтересовали, но времени открыть хотя
бы одну из них пока так и не нашлось. Однако ее сладким мечтам о тихих
полуночных посиделках с книжкой в руках не суждено было сбыться. Едва
она успела закончить мыть посуду и вытереть руки полотенцем, как ти-
хонько заверещал телефон, предусмотрительно установленный Настей на ми-
нимальную громкость.
- Не разбудил? - послышался в трубке бодрый голос Короткова, который
этой ночью дежурил.
- Пока нет.
- Тогда послушай сказочку на ночь, чтоб спалось слаще. Сердце у нее
заныло от недоброго предчувствия. У Юры не было привычки звонить ночью
по пустякам.
- Сестра Марфа убита. Задушена. Прямо в комнате Галины Терехиной.
ГЛАВА 7
Ира Терехина никогда не вдумывалась в смысл фразы о том, что человек
быстро и легко привыкает к хорошему, но долго и трудно отвыкает. В ее
жизни была только одна крутая перемена, когда она из вполне довольной
жизнью девочки из большой семьи вдруг превратилась в сироту и осталась
однаодинешенька в интернате. Но это было так давно, что боль уже как-то
подзабылась. После этого ей жилось всегда трудно, и привыкать к хорошему
просто случая не было.
Уже почти неделя, как Олег ежедневно появляется в "Глории" и терпели-
во ждет, пока она закончит работу, потом провожает ее домой. Два раза он
поднимался вместе с ней в квартиру и на цыпочках проходил в ее комнату,
а примерно через час уходил так же бесшумно. Ира очень боялась потрево-
жить немолодого добропорядочного жильца и, кроме того, не хотела созда-
вать прецедент. В пятницу, как сказал Олег, они пойдут к какому-то заме-
чательному врачу, который взялся посмотреть Иру и определить возможность
ее лечения. Но до пятницы было еще два дня.
Она не привыкла думать о том, "а что будет, если... ". Пока жила в
семье, в этом как-то необходимости не было, да и мала она была еще для
таких мыслей. Потом, закончив школу и оказавшись предоставлена самой се-
бе, она твердо решила, что, как и в какой последовательности она будет
делать. Работать столько, сколько нужно, чтобы собрать деньги на лечение
Павлика. Снова работать, чтобы собрать деньги на памятник папе. И ника-
ких "если" и "вдруг". Олег Жестеров сразу же стал частью этих планов, но
частью не решающей и не главной. Он честно предупредил, что жена ждет
ребенка, через три месяца рожать. Стало быть, он так и будет приходить
по вечерам в "Глорию", ждать, пока Ира закончит мыть посуду и полы, по-
том провожать ее домой, иногда (но, конечно же, не каждый день) подни-
маться к ней. И так будет всегда.
После работы на рынке Ира прибежала домой, приняла душ, наскоро пере-
кусила и помчалась в больницу. В последний раз ей показалось, что Пав-
лик, ее обожаемый Павлик, плохо выглядит. Мальчуган был грустным и со
слезами на глазах рассказывал о замечательных игрушках, которые родители
приносят другим детям. Ира поинтересовалась в магазинах, сколько стоят
такие игрушки, и с унынием поняла, что "не потянет". Надо было срочно
чем-то отвлечь братишку, видеть его слезы она не могла. Но пока у нее не
было возможности предложить ему новую игрушку, поэтому она решила купить
хотя бы фруктов и конфет побольше. Если Павлик будет щедро угощать сосе-
дей по палате, то, может быть, они не пожадничают и дадут ему поиграть
их замечательными красивыми конструкторами и электронными штуковинками.
У ворот больницы стояли две милицейские машины с мигалками, но Ира не
обратила на них внимания. Больница была огромной и одной из самых лучших
в городе, здесь было знаменитое на всю страну отделение травматологии и
ортопедии, поэтому милиция частенько доставляла сюда раненых. Но у входа
в корпус детского отделения ее остановил какой-то мужчина с хмурым ли-
цом.
- Заворачивай, дочка, обратно. Сегодня туда не пускают.
- Как это не пускают? - возмутилась Ира. - Мне к брату нужно. У меня
там брат и две сестры. Пустите.
- Я же сказал тебе, нельзя. Завтра придешь.
- Почему это завтра? Сейчас приемные часы, с пяти до восьми. Я всегда
в это время хожу. Дайте мне пройти. Мужчина устало вздохнул и легонько
развернул Иру спиной к входу. Только теперь она заметила, что в сторонке
стоит приличная толпа родителей, которые пришли навестить своих детишек
и которых тоже не пустили. Самые предприимчивые бродили вокруг корпуса,
пытаясь по памяти установить расположение палаты, где лежит их чадо, и
найти нужное окно. Остальные, сбившись в плотную группу, терпеливо ждали
чего-то.
- Ты не одна такая. Вон вас сколько, - сказал мужчина с хмурым лицом.
- Если хочешь, подожди. Когда будет можно, всех пропустят. Но лучше при-
ходи завтра, чтоб наверняка. Ира покорно отошла к толпе.
- Чего случилось-то? - по обыкновению не очень вежливо вступила она в
беседу. - Почему не пускают?
- Там медсестру убили, - тут же охотно объяснили ей. - Милиции понае-
хало - жуть. Всех посторонних выгнали, никого не пускают.
На Иру это сообщение особого впечатления не произвело. Вот если бы ей
сказали, что убили кого-то из детей, она бы с ума сошла от ужаса: а
вдруг это кто-то из ее младших? Но раз все дело в медсестре, тогда
пусть. Плохо только, что к Павлику не пускают. Он так ждет ее, она ведь
обещала прийти сегодня. Потолкавшись в толпе и послушав вполуха разгово-
ры, Ира решила все-таки подождать. В конце концов, еще только половина
седьмого, до окончания разрешенного для посещений времени целых полтора
часа. А потом ведь можно и поскандалить, потребовать, чтобы время посе-
щений продлили до девяти или даже до десяти, раз уж такие непредвиденные
обстоятельства случились. Отсюда до "Глории" добираться минут тридцать,
если бежать бегом и если с автобусом повезет, так что до половины деся-
того она может побыть здесь. К этому времени наверняка милиция уедет, и
можно будет попытаться увидеть брата или хотя бы передачу передать.
Она отошла от толпы и нашла укромную, никем не занятую лавочку в гус-
тых зарослях дикой малины, которой почему-то здесь было очень много.
Усевшись на скамейку, Ира скинула старенькие стоптанные туфельки, чтобы
ноги отдохнули, и принялась всматриваться в царящую вокруг корпуса суе-
