предложили целых восемьсот долларов за книжку. Он снова согласился. А
дальше так и пошло. Эти суки поняли, что разжалобить Параскевича легко,
особенно если к нему приходит не совсем уж чужой человек, а хотя бы ша-
почно, но знакомый. И все по очереди стали ему петь песни про бедствен-
ное положение и про то, что он, написав для них всего одну книгу, ос-
частливит их и облагодетельствует. Но лучше, конечно, не одну, а
две-три. И он ловился. Уж не знаю, то ли он действительно был таким су-
пердоверчивым, то ли знал, что врут, да отказывать не умел, но он прода-
вал свой труд за такие жалкие гроши, что даже сказать неприлично. Причем
все издатели, которые приходили с подобными просьбами, использовали один
и тот же трюк. У меня такое впечатление, что они все были в сговоре, де-
лились опытом, а заодно и прибылью от продажи тиражей. Потому что вся
эта история напоминает хорошо организованную кампанию.
- Вы начали про трюк, - напомнил Заточный.
- Да, про трюк. Так вот, каждый раз после того, как в очередном изда-
тельстве впервые выходила книга Леонида Параскевича, издатель с унылым
видом говорил, что тираж "не пошел", что у каждого издательства есть
свой круг читателей, что люди, которые читают, знают и любят Параскеви-
ча, покупали его книги, изданные другими издательствами, так что на про-
дукцию данного конкретного издательства они внимания не обращают и не
ожидают "встретить" здесь романы Параскевича. Очень жаль, но залатать
финансовые дыры при помощи одного-единственного романа известного писа-
теля не удалось. Вот если был он написал еще одну вещь...
- И он, конечно, писал.
- Конечно. В итоге - двадцать шесть книг, а в кармане чуть больше
двадцати тысяч долларов.
- И вы, конечно, ищете его убийцу среди книгоиздателей.
- Естественно, - подтвердила Настя. - Где же мне, горемычной, еще его
искать?
- А Параскевич чем-нибудь занимался кроме того, что романы писал?
- Насколько мне известно, ничем. Он уже заканчивал факультет журна-
листики, когда написал и опубликовал свой первый любовный роман. И после
окончания университета уже не стал устраиваться ни на какую службу - ни
на государственную, ни в частный сектор, а сел за письменный стол и за-
нялся художественным творчеством. В коммерческих операциях участия не
принимал, в вашей службе на него ничего нет.
- А ревность и прочая бытовуха? Не хотите там поискать?
- Хочу, но рук не хватает. Знаете, Иван Алексеевич, этот Параскевич
был, по-моему, глубоко несчастен.
- Что, проблемы с женой?
- Скорее, с матерью. Мать у него - такая, знаете ли, особа, которая
искренне считает всех окружающих глупее себя. Вот, например, о своей не-
вестке Светлане она отзывается следующим образом: я, дескать, не была в
восторге от Лениного выбора, но, в конце концов, не мне с ней жить, а
ему, поэтому я всегда была приветливой со Светочкой и всеми силами ста-
ралась ее полюбить как родную. У нас с невесткой были прекрасные отноше-
ния, мне очень скоро удалось преодолеть неприязнь к ней, ведь самое
главное для меня - чтобы мой сын был счастлив. А сама Светлана и многие
друзья Параскевичей, как старших, так и младших, в один голос утвержда-
ют, что Галина Ивановна так люто ненавидела невестку, что даже не умела
этого скрывать, хотя, может быть, и старалась. Ненависть выплескивалась
во всем, в каждом слове, в каждом взгляде, в жесте. В любой мелочи. А
Галина Ивановна свято уверена, что она - великая актриса и о ее истинных
чувствах никто не догадывается. Властная, нетерпимая к чужому мнению,
если оно не совпадает с ее собственным, все за всех решает, всегда зна-
ет, кому как лучше поступить. В общем - чума. У таких матерей обычно вы-
растают очень несчастные дети, потому что эти дети с младенчества приу-
чены беспрекословно слушаться, боятся делать наперекор и при этом тихо
ненавидят мать. Ненависть с каждым днем, с каждым годом накапливается,
но страх перед матерью не позволяет ей выплескиваться наружу криком или
просто резким замечанием, поступком. Представляете, в каком аду живут
эти несчастные дети? Им уже за пятьдесят, а матери продолжают их трети-
ровать, смотреть в рот и давать советы, что нужно есть, а что нельзя,
критически оглядывать одежду и комментировать их стиль и манеру оде-
ваться. Они суют нос во все семейные проблемы детей, осуждают их супру-
гов, дают рекомендации по воспитанию внуков, командуют, распоряжаются,
повышают голос, позволяют себе грубости и бестактные выходки.
- И что же, мать Параскевича именно такая?
- Один в один, - подтвердила Настя. - Даже хуже. А жена у него очень
милая, мне она понравилась. По-моему, она по-настоящему любила своего
мужа...
Светлана Параскевич повернулась на бок и стала осторожно вылезать
из-под теплого пухового одеяла. Она старалась не потревожить лежащего
рядом мужчину, но он все-таки открыл глаза, быстрым жестом обхватил ее
за плечи и уложил обратно, крепко прижав к себе.
- Ты куда это собралась?
- Пойду чайник поставлю.
- А поцеловать? Как это можно - оставить любимого мужчину одного в
комнате и уйти, не поцеловав его?
Светлана нежно поцеловала его в губы, в глаза, в щеки.
- Я тебя обожаю, - прошептала она. - Ты - невероятный. Лучше тебя ни-
кого нет.
- А твой покойный муж?
Она расхохоталась звонко и весело.
- Только мой покойный муж может сравниться с тобой, - проговорила
она, гладя мужчину по плечам и груди. - Но ты все равно лучше. Ты сво-
боднее, а значит - сильнее. Ты независим. Ты можешь себе позволить, в
отличие от него, быть гордым. Ведь у тебя нет такой матери, какой была
моя свекровь.
- Но у меня нет и такого таланта, какой был у твоего мужа. Кто я в
сравнении с ним? Жалкий учитель русского языка и литературы, получающий
гроши.
- Это неважно, - тихонько сказала Светлана, обнимая его. - Ты мужчи-
на, которого я люблю. А талант тебе и не нужен. Достаточно того, что он
есть у меня.
Глава 2
По квартире разливался аромат крепкого, только что смолотого и сва-
ренного кофе. Сергей Николаевич Березин сладко потянулся под одеялом и
привычно протянул руку на другую половину огромной супружеской кровати.
Протянул - и тут же отдернул. Все месяцы, пока Ирина была в клинике и в
санатории, он знал, что дома ее нет, поэтому даже спросонок не забывал
об этом. Но вчера он привез ее сюда, и подсознание дало команду: раз же-
на в квартире, она должна быть в супружеской постели.
А ее нет. Нет и быть не может. Ирина будет спать в маленькой комнате
на диване. Она сама сделала выбор, хотя Березин предлагал ей занять
спальню.
Сергей Николаевич легко выпрыгнул из-под одеяла, сделал несколько
взмахов руками, чтобы разогнать кровь, натянул джинсы и отправился в
ванную. Через десять минут, выбритый и благоухающий хорошей туалетной
водой, он появился в кухне. Ирина сидела на стуле, некрасиво сгорбив-
шись, непричесанная, в небрежно застегнутом халате и в тапочках со стоп-
танными задниками. Березин недовольно поморщился, не сумев скрыть неудо-
вольствия.
- Доброе утро, - сдержанно сказал он.
- Здравствуй, - вяло откликнулась Ирина.
- Ты плохо себя чувствуешь? - вежливо поинтересовался он.
- Нормально.
Она пожала плечами и отпила кофе. Березин заметил, что чашка была не
из сервиза, стоящего на кухне в застекленном шкафчике, а из тех разно-
мастных, с отколотыми ручками и царапинами, которые использовались для
отмеривания, например, сахара, или муки, или воды, или крупы. Та Ирина
никогда не стала бы пить кофе из этих чашек.
- Тогда почему ты в таком виде?
- А что? Чем тебя мой вид не устраивает? Я же дома, а не на приеме в
посольстве.
- Ира, ты не должна забывать - ты моя жена. Пожалуйста, веди себя со-
ответственно.
- Но ведь здесь нет никого, - искренне удивилась она, и Березин по-
нял, что Ирина действительно не понимает, чего он от нее хочет.
- Пойми, - мягко сказал он, наливая себе кофе в красивую чашку из
тонкого фарфора, - ты не должна расслабляться даже дома. Ты должна все
время вести себя так, как будто за тобой наблюдают десятки глаз. Только
так ты сможешь обрести уверенность и стать настоящей женой политика. Ес-
ли ты будешь делить свое поведение на две категории - "для дома" и "для
людей", - ты обязательно допустишь грубую ошибку, причем публично. И
первое, что ты должна сделать, - не ходить дома распустехой и не пить
кофе из битых чашек, даже когда ты одна.
Ирина молча вышла из кухни, и Березин с досадой подумал, что она ока-
залась более обидчивой, чем он предполагал. Намучается он с ней. Ирина
вернулась через несколько минут в длинной, до пола, вязаной юбке, узкой
и прямой, и в трикотажной блузке с длинными рукавами, завязанной на жи-
воте в узел и открывающей маленький кусочек ослепительной кожи. Волосы
ее были стянуты на затылке и закреплены в узел, губы слегка подкрашены.
Теперь она, тонкая и изящная, напоминала натянутую струну, готовую при
умелом прикосновении откликнуться мелодичным звуком.
Не говоря ни слова, Ирина вылила в раковину остатки кофе из своей
чашки с щербатыми краями, достала чашку из сервиза, налила в нее кофе и
уселась напротив Березина, закинув ногу на ногу. Он невольно залюбовался
ее прямой спиной, длинной шеей и гордо вскинутым подбородком. Как похо-
жа, Боже мой, как она похожа на ту! Наваждение.
- Так хорошо? - спросила она очень серьезно, и Березин с облегчением
понял, что Ирина не обиделась.
- Отлично. Только чуть-чуть помягче. Опусти немного голову, а то вид
у тебя уж очень неприступный. Мы же решили, что ты - мой тыл, милая, за-
ботливая, любящая. Между прочим, у тебя есть еще что-нибудь такое же
длинное, до самого пола?
- Есть, - удивленно ответила она. - Два вечерних платья для рестора-
на.
- Это не годится. А попроще?
- Если попроще - только то, что на мне. А в чем дело?
- Это удивительно удачная находка, - объяснил Сергей Николаевич. -
Когда женщина ходит в длинном платье дома, это напоминает девятнадцатый
век, когда еще существовало понятие хранительницы очага. Нужно сделать
это твоим стилем. Да-да, - оживился он, - именно так. Длинные платья
всегда, в любой обстановке: дома, на приемах, в театре - всюду. И непре-
менно прическа из длинных волос, вот как сейчас. Благородно и просто. И
главное - тебе очень идет. Нужно немедленно заняться твоим гардеробом.
Он схватил телефонную трубку и начал накручивать диск.
- Алло! Татьяна Николаевна? Березин говорит. Машина пошла за мной?
Очень хорошо. Татьяна Николаевна, моей жене срочно нужна портниха. Да,
да. Нет, к завтрашнему дню, к нашему мероприятию. Нет, она еще не очень
хорошо себя чувствует, мне не хотелось бы везти ее в центр, сейчас всюду
такие пробки... - Да, пусть приедет на дом. Да, разумеется, образцы тка-
ней тоже нужны. Ну вот, - весело сказал он, повесив трубку, - через два
часа сюда приедет портниха. Татьяна все организует. Закажешь ей нес-
колько нарядов - для публичных выходов и для дома. Для дома даже важнее.
И продумай наряд для завтрашнего мероприятия. Его сошьют в первую оче-
редь, все остальные обговори, выбери ткань, все сделают в течение неде-
ли.
- Сережа... - робко сказала Ирина. - Я боюсь. Я что, должна буду ос-
таться с ней один на один? Без тебя?
- Разумеется. Я через десять минут уеду и вернусь только вечером.
- Но как же... Что я буду ей говорить? Я же не знаю...
- Ира, возьми себя в руки, в конце концов, - жестко произнес Березин.
- Нельзя бояться до бесконечности. Я не смогу водить тебя за ручку всю
оставшуюся жизнь, привыкай действовать самостоятельно. В первый раз я
совершил ошибку, женившись на девице из хорошей семьи, потому что девица
оказаласьПИПядью. Теперь я взял в жены тебя, - он сделал выразительную,
паузу, с удовлетворением наблюдая, как разливается румянец по нежному
лицу Ирины, - и очень надеюсь, что ты сможешь стать похожей на девицу из
хорошей семьи.
Она резко поднялась и отвернулась к окну, не ответив на его выпад.
Сергей Николаевич допил кофе и быстро оделся. Уже стоя в прихожей, он
заметил, что Ирина так и стоит на кухне возле окна. Ему стало не по се-
бе, он не хотел уходить из дома с тяжелым сердцем, оставляя в квартире
обиженную женщину.
- Ира, я пошел. Пожелай мне удачи. У меня будет трудный день.
Она медленно повернулась. Краска стыда и негодования уже сошла с ее
лица, оно снова было бледно-розовым и очень нежным.
- Я желаю тебе, дорогой, чтобы ты не забывал, при каких обстоя-
тельствах мы с тобой познакомились. Не исключено, что я от этого зна-
комства выиграла, хотя пока еще ничего не ясно. Но идея принадлежала те-
бе, и кровь - на твоих руках, а не на моих. Ты только что напомнил мне,
что до знакомства с тобой я была проституткой. Теперь я напоминаю тебе о
том, кто ты такой.
- Ира, не стоит... - начал было Березин, но она прервала его:
- Я даю тебе слово, что научусь быть достойной женой политика. Но я
никогда не буду женой убийцы.
Она пересекла кухню, прошла мимо. Сергея Николаевича и скрылась в ма-
ленькой комнате, ожесточенно хлопнув дверью.
Административный корпус отличался от всех остальных зданий и сооруже-
ний исправительно-трудовой колонии только тем, что находился "на воле",
а не за забором и проволокой. Внутри царил тот же всепроникающий запах
пропотевших сапог и немытых тел, стены были покрашены унылой масляной
краской, и вообще вся атмосфера вызывала ассоциации не со служебным по-
мещением, а именно с казенным домом.
Наталья терпеливо сидела в коридоре, в очереди таких же, как она,
приехавших на свидания или привезших посылки: почта теперь работает так
плохо, что посылка или не дойдет совсем, или ее по дороге разворуют. Хо-
рошо, если не дойдет, тогда можно и новую послать. А если дойдет ящик
наполовину пустым, то будет считаться, что осужденный посылку получил и
другой в ближайшие полгода ему уже не полагается. Многие стали посылки
привозить лично или с оказией передавать, так надежнее.
Наталья приехала на свидание, первое с тех пор, как Евгений оказался
в колонии. Она так давно его не видела, что боялась даже представить се-
бе, каким стал ее муж. По рассказам знакомых, по книгам и фильмам она
уже имела кое-какое представление о том, что такое жизнь в колонии, и
ожидала увидеть Евгения поникшим, с ранними морщинами, с почерневшими
зубами и трясущимися руками.
Наконец подошла ее очередь. Она оглянулась на сидящих в тоскливой
очереди женщин (мужчин здесь почему-то не было, видно, на свидания при-
езжали только матери и жены, а отцы и сыновья предпочитали другие разв-
лечения), незаметно перекрестилась и толкнула деревянную дверь кабинета.
- Я к осужденному Досюкову Евгению Михайловичу, статья сто три, срок
восемь лет.
- Жена? - не поднимая головы, спросил хмурый капитан в зеленой форме
офицера внутренней службы. - Документы, пожалуйста.
- Вот. - Наталья торопливо протянула ему паспорт, совсем новенький,
полученный всего два месяца назад, когда она меняла фамилию.
Капитан аккуратно перелистал паспорт от первой до последней страницы,
потом поднял голову и с любопытством уставился на нее.
- Тут отметочка о заключении брака. Вы поженились полгода назад?
- Совершено верно.
- Досюков в это время, был под следствием? - уточнил капитан.
- Да.
- И вы, значит, добровольно согласились стать женой убийцы? Почему,
интересно? Вы его одобряли?
- Нет, вы не так поняли, - торопливо заговорила Наталья. - Я же нор-
мальный человек, как я могу одобрять убийство? Но я хотела, чтобы он,
отбывая наказание, знал, что я его жду, что он мне нужен, что он должен
справиться со всем этим... У него ведь нет никого, кто ездил бы к нему
на свидания, кто посылал бы ему продукты. Мать совсем старая и почти
слепая, она из дома практически не выходит. Отца нет, он давно умер. Же-
ня у нее единственный сын, ни братьев нет, ни сестер. И если бы мы не
расписались, меня бы не пускали к нему на свидания. Пусть он убийца, но
ведь должен у него быть кто-то, кому он верит и на кого может надеяться.
- Вы сейчас сказали интересную вещь, - заметил капитан. - Вы сказали:
пусть он убийца. Так вы верите в то, что он совершил убийство?
- Я не понимаю, - вмиг пересохшими губами сказала Наталья.
- Я хочу сказать, что ваш муж ведь не признался в совершении убийства
ни на следствии, ни на суде. И он до сих пор не признает себя виновным.
Поэтому я и спросил вас: а вы как считаете? Вы тоже уверены, что он не-
виновен?
- Я... - растерялась она. - Я не знаю. Честное слово, я не знаю. Женя
не такой человек, чтобы убить кого-то... Но ведь чужая душа - потемки,
ни за кого нельзя ручаться, даже за себя самого. Нет, я не знаю. Но я
знаю, в чем состоит мой долг. Если государство сочло необходимым нало-
жить на него кару за что-то, то мой долг - помочь ему пережить это с
достоинством, чтобы он не потерял человеческого облика, чтобы осознал
ошибку, осознал свой грех, если он всетаки это совершил, и чтобы покаял-
ся, исправился.
- Вы - верующая?
- Как вам сказать...
Она улыбнулась впервые с тех пор, как вошла в этот кабинет.
- Когда Женю арестовали, я стала ходить в церковь просто потому, что
очень хотела хоть как-то ему помочь, а как - не знала. Познакомилась со
священником, он и объяснил мне, что если я столько лет прожила рядом с
Женей и не сумела отвратить его от греха, то мой долг теперь сделать
все, чтобы помочь ему очиститься, обновиться и исправиться.
Капитан открыл несгораемый шкаф, за которым оказались картотечные
ящики, выдвинул один из них, долго перебирал карточки, наконец вынул од-
ну из них и внимательно изучил.
- У вас краткосрочное свидание, три часа.
- Так мало? - в отчаянии всплеснула руками Наталья. - А мне говори-
ли...
- Вам говорили про долгосрочное, - сухо перебил ее капитан, - на трое
суток. Это вам пока рано, срок еще не подошел.
- А когда же?
- Через три месяца, не раньше, да к тому же в зависимости от того,
как ваш муж будет себя вести. Если нарушит режим, то в качестве наказа-
ния он может быть лишен посылки или свидания.
- А он что, нарушает? - робко спросила она.
- Пока нет, но все когда-то бывает в первый раз, - философски изрек
капитан.
Он снял телефонную трубку на аппарате без диска.
- Седьмой отряд, Досюков Евгений Михайлович, сто третья, восемь лет.
На краткосрочное.
Выслушав ответ, он снова повернулся к Наталье и усталым голосом
объяснил ей, куда теперь идти, что сказать и какую бумажку показать.
- Вам там скажут, но я предупреждаю на всякий случай заранее: деньги,
колющие и режущие предметы, алкогольные напитки, сигареты с фильтром...
Она на мгновение прикрыла глаза и отключилась.
Целые сутки в плацкартном вагоне, продуваемом насквозь, где даже
ночью не гасится свет и постоянно мимо тебя кто-то ходит. Она совсем не
смогла заснуть, - ей было очень холодно и очень страшно. И теперь в неу-
ютном, вонючем, но таком теплом кабинете ее разморило. А о том, чего
нельзя приносить с собой на свидание, она и так знала еще с тех пор,
когда приходила в следственный изолятор на регистрацию брака.
- Гражданочка! - услышала Наталья голос над самым ухом. - Гражданка
Досюкова!
- Ой, простите. - Она смущенно улыбнулась, поправила шапочку, шарф и
встала. - Всю ночь в поезде. Спасибо вам. До свидания.
- До свидания. Ваш муж - сейчас на работе, его смена закончится в во-
семнадцать ноль-ноль, тогда и встретитесь.
- Спасибо вам, - повторила Наталья, берясь за ручку двери.
До шести вечера была еще уйма времени, и его нужно было где-то про-
вести. Она вышла из административного здания колонии и побрела к плат-
форме пригородной электрички. Пожалуй, она вернется в город, а к шести
часам снова приедет сюда, Наталья быстро окинула глазами висящее на
платформе расписание - поезда ходят каждые полчаса, так что добраться
вовремя она всегда сможет. А до города ехать минут сорок.
В электричке было грязно и холодно, вагоны не отапливались, но она
мужественно терпела неудобства, понимая, что выхода все равно нет. Можно
подумать, что ей предлагали отдохнуть в теплом гостиничном номере на
мягкой чистой постели. Если бы не села в электричку, слонялась бы сейчас
по поселку вокруг колонии или сидела бы в коридоре административного
здания, погрузившись в атмосферу горя, страдания, слез, отчаяния. Что
одно, что другое - большая "радость".
Выйдя на вокзале в самом центре крупного промышленного города, На-
талья Досюкова первым делом решила поесть. Энергично вскинув на плечо
ремень большой дорожной сумки, в которой были только продукты и теплые
вещи для Жени, она бодро зашагала по широкому проспекту, вглядываясь в
витрины и вывески, ища глазами то, что ей нужно. Ее внимание привлек не-
большой ресторанчик, расположенный в полуподвале. Она знала, что очень
часто именно такие маленькие полуподвальные заведения оказываются самыми
что ни на есть изысканными, с прекрасной кухней и первоклассным обслужи-
ванием.
Едва толкнув дверь, Наталья поняла, что не ошиблась. К ней немедленно
подскочил мужчина средних лет в идеально отглаженных брюках, черном жи-
лете поверх белоснежной сорочки и галстуке - бабочке".
- Добрый день, - заговорил он хорошо поставленным голосом. - Добро
пожаловать. Желаете пообедать или только слегка перекусить?
- Пообедать, - решительно ответила Наталья, царственным жестом, будто
песцовую шубу, сбрасывая ему на руки тяжеленную сумку. - Вкусно, сытно и
с хорошим сервисом. Это возможно?
- Нет ничего невозможного, если этого хочет красивая женщина, -
сверкнул зубами швейцар, он же гардеробщик, он же, судя по мускулатуре,
вышибала. - Уверен, что вы останетесь довольны. Позвольте вашу курточку
и шапочку. Прошу в зал, будьте любезны.
Она оглядела себя в зеркале с ног до головы. Нет, еще вполне, вполне.
Для поездки в "зону" она оделась, конечно, попроще, понимала, что при-
дется ночь провести в холодном вагоне, потом разговаривать с начальством
в колонии, потом встречаться с Женей. Глупо и неуместно одеваться в до-
рогие шмотки. Нужны вещи, которые не мнутся и не пачкаются. Черные джин-
сы и черный теплый свитер из ангоры - вот самый подходящий наряд для та-
кой поездки. В самом деле, не на праздник же она собралась - на свидание
с осужденным убийцей как-никак. Шубу надевать тоже не хотелось, хотя в
поезде она ох как пригодилась бы - накрыться. Но нехорошо, шуба дорогая,
красивая, в пол. Что ж, в такой шубе на свидание являться? Напоминать
лишний раз Жене, какая жизнь за воротами осталась? Правильно она сдела-
ла, что надела куртку, длинную, темно-зеленую, с фиолетовой и бордовой
отделкой. Эти цвета были в моде в год последней зимней Олимпиады, позап-
рошлой зимой, тогда Наталья и купила эту куртку, теплую и немаркую, спе-
циально чтобы на рынок ходить да на дачу ездить.
Она стояла перед зеркалом, вся в черном, и с удовольствием оглядывала
красивую большую грудь, округлые бедра и тонкую талию. Она никогда не
была худышкой, грудь и попка у нее все да были заметными и притягивали
мужской глаз, но зато талия была на удивление тонкой, и Наталья прикла-
дывала немало усилий к тому, чтобы на ней не появлялись лишние сантимет-
ры. И лицо у нее было яркое, с темными глазами и густыми, красиво очер-
ченными бровями. Нет, вполне, очень даже вполне, подумала она, поправляя
волосы.
Она вошла в зал царственной походкой красивой и уверенной в себе жен-
щины и, не глядя по сторонам, направилась к свободному столику. Народу в
зале было немало, видно, ресторанчик уже имел сложившуюся репутацию и
постоянную клиентуру. Она едва успела сесть за столик и открыть лежащую
перед ней карту вин, как подскочил официант.
- Добрый день, мы рады вас приветствовать в нашем ресторане. Я прошу
прощения, но мне кажется, вам будет удобнее вот за тем столиком.
С этими словами он чуть повернулся и указал рукой на столик в проти-
воположном конце зала. Тот столик был около окна, а этот у стены, непо-
далеку от зажженного камина.
- Почему вы считаете, что там мне будет лучше? - надменно спросила
Наталья.
- Столик возле окна традиционно считается лучшим, - с ослепительной
улыбкой пояснил официант.
- Я замерзла, - сердито ответила Натальям - и хочу остаться здесь,
поближе к огню. А из окна наверняка дует. Тема исчерпана, молодой чело-
век, принесите мне кофе и меню.
На лице официанта отразилась такая растерянность, что ей стало смеш-
но. Видно, она заняла чейто постоянный столик, и бедняга теперь будет
мучительно соображать, как выкручиваться, если его клиент явится раньше,
чем она уйдет отсюда. Но она не уйдет еще долго, на вокзале нужно быть в
пять часов, а сейчас только половина второго.
- Какой кофе желаете? "Нескафе", "Пеле", "Якобе", эспрессо, капуччи-
но, по-турецки?
- Эспрессо и стакан минеральной без газа. И позовите метра.
Через полминуты перед ней возник представительный метрдотель в смо-
кинге и с меню в руках. За его спиной робко маячил официант с подносом,
на котором дымился кофе и сверкал стакан с минеральной водой.
- Слушаю вас, - важно заявил метр неожиданно высоким тенорком.
- Я, по-видимому, заняла чей-то постоянный столик, - сказала Наталья,
открывая меню и начиная его изучать. - Прошу вас не беспокоиться, это не
войдет в привычку, я приезжая, и сегодня вечером меня уже не будет в ва-
шем городе. Но я не хочу никуда пересаживаться, я очень замерзла и пред-
почитаю сидеть поближе к огню. Если придет тот человек, который обычно
здесь сидит, предоставьте мне самой извиниться перед ним. Я надеюсь, он
не будет в претензии. С этим все. Теперь заказ. Коктейль из креветок, -
продолжила она без паузы, по-прежнему не глядя ни на метрдотеля, ни на
официанта, нимало не интересуясь, слушают ли они ее, записывают ли ее
заказ и удовлетворены ли ее объяснениями. - Шашлык из осетрины, карто-
фель фри, маринованная свекла, лук не класть, огурец не класть. Десерт
"Мирабелла", кофе "Якобе" двойной и еще один стакан минеральной без га-
за, лед обязательно. После десерта и кофе примерно через полчаса прине-
сете еще один кофе эепрессо. Не перепутайте.
Она давно уже разделила все человечество на господ, халдеев и дина-
мичную прослойку, которая в конечном итоге разделяется на тех, кто приб-
лижен к господам, и тех, кто превращается в халдеев. Женя всегда был
господином, с самого рождения. Он господствовал над своими родителями,
над своими женщинами, над своими партнерами по бизнесу и над своими
деньгами. Она, Наталья, двадцать три года бултыхалась в вонючей аморфной
прослойке, пока не нашла Женю и не стала плавно подплывать к нему. Четы-
ре года они прожили вместе, пока наконец не поженились. Теперь и она
принадлежит к клану господ, а смотреть в лицо халдеям много чести.
Официант странно напряженным голосом повторил заказ, глядя в свой
блокнот, она выслушала и отпустила его царственным кивком. Этим штучкам
с тремя чашками кофе разного сорта она научилась у Жени.
- Если ты хочешь понять, в какое заведение попала, совсем не обяза-
тельно перепробовать все блюда. Достаточно сделать один сложный заказ, и
тебе сразу станет понятно, как здесь с дисциплиной, кого набирают на ра-
боту - растяп и безмозглых дураков или людей профессионально пригодных.
Достаточно определить, каковы официанты, чтобы догадаться, какова кухня,
потому что подход к подбору кадров един. Он или правильный, или нет. И
если официанты подобраны грамотно, то и повара в ресторане хорошие, а
плохих работников здесь не держат.
Когда она приходила в ресторан без Жени, она всегда делала такие
"сложные" заказы, даже если ресторан был знакомым и проверять его нужды
не было. Ей нравилась эта игра, ей нравилось ощущение принадлежности к
клану господ.
Она уже доела коктейль из креветок и потянулась к чашке, чтобы допить
остывающий кофе номер один, как заметила на белой накрахмаленной скатер-
ти нечто темное. В первый момент Наталья не поняла, что это такое. Но в
следующую секунду сообразила, что это не что иное, как рука, принадлежа-
щая чернокожему человеку. Она подняла глаза от тарелки и обворожительно
улыбнулась.
- Я заняла ваш столик? Прошу извинить, но на улице так холодно, и я
очень замерзла, а здесь огонь... Если вы настаиваете, я пересяду.
Она знала, что он не будет настаивать. И никто бы не стал. Не родился
еще на свет тот мужчина, который смог бы прогнать ее из-за своего стола.
- The table was not reserved, it was the case of habit, - ответил
мужчина и вдруг легко перешел на русский: - Вы позволите мне все-таки
сесть там, где я привык? Или вы предпочитаете обедать в одиночестве?
- Я буду рада, если вы его разделите.
Наталья отметила, что говорил по-русски он бегло и правильно, но с
сильным мягким акцентом. Она неплохо владела английским и поняла
единственную сказанную не по-русски фразу: "Столик не был заказан, прос-
то я привык к нему".
- Вы каждый день обедаете здесь? - спросила она.
- Да, почти каждый, - ответил чернокожий. - А вы здесь в первый раз?
- И, надеюсь, в последний. Я сегодня уезжаю домой, приехала на один
день по делам. А вы? Работаете здесь?
- Да, я журналист, наша газета прислала в Россию большую группу жур-
налистов освещать ход и итоги выборов. В нашей стране к вашим выборам
проявляют интерес.
- И давно вы здесь?
- Почти месяц.
- Надоело? - улыбнулась Наталья. - Домой, наверное, хочется?
- Конечно. Уже недолго ждать, через две недели буду дома.
- Жена, дети, да?
- Да, у меня их пятеро.
- Пятеро! - ахнула она. - Какой вы молодец!
- При чем тут я? - засмеялся журналист. - Их рожает моя жена, это ее
заслуга.
- Почему вы ничего не заказываете?
- Здесь знают мои вкусы, я всегда беру одно и то же, они уже не спра-
шивают. Если я специально ничего не сказал, значит, подавать нужно, как
обычно. Меня зовут Джеральд. А вас?
- Наталья. Натали, так проще.
Он протянул ей руку, и прикосновение к его бархатистой ладони обожгло
ее. Почти год у нее не было мужчины, с того самого дня, как арестовали
Женю. Этот год был так наполнен тревогами, заботами и хлопотами, что ей
просто некогда было вспомнить о сексе. А теперь вдруг вспомнилось. Ну
надо же, как некстати. Низ живота налился тяжестью, появилась ноющая
боль.
- Чем вы занимаетесь, Натали? У вас свой бизнес?
- Ну что вы, - рассмеялась она через силу, от души надеясь, что ее
глаза не начали похотливо блестеть. - Я не приспособлена к тому, чтобы
самостоятельно заниматься бизнесом. Живу на деньги мужа.
