димира хватит сообразительности не говорить Жене, что она здесь. Хотя
перед домом стоит ее машина...
К счастью, Якимов быстро ушел, не заглянув в кабинет. Машину он на-
верняка заметил, но, видимо, природная застенчивость не позволила ему
задавать вопросы Соловьеву. Через некоторое время Владимир вкатился на
своем кресле в кабинет, держа на коленях поднос с кофейником, сахарницей
и чашками.
- Спасибо, - благодарно сказала Настя, уже жалея о своей недавней
резкости.
Она налила себе кофе, отпила немного и поставила чашку рядом с собой
на пол. Аккуратно сложив просмотренную рукопись обратно в папку, она
протянула руку и вытащила из сейфа следующую - тоненькую голубую пласти-
ковую папочку.
- Здесь нет, можешь не смотреть, - быстро и, как показалось Насте,
несколько нервно сказал Соловьев.
- Володя, мы же договорились, - поморщилась она. - Или ты делаешь де-
ло, или не мешаешь.
- Отдай мне папку, - резко произнес Владимир Александрович, протяги-
вая руку. - Я сам ее просмотрю.
Настя отвела руку с голубой папочкой в сторону и внимательно посмот-
рела на Соловьева.
- Там твои личные бумаги? Ты не хочешь, чтобы я их видела?
- Совершенно верно. - Голос его стал холодным и отчужденным. - Дай их
мне.
- Я должна в этом убедиться, - спокойно ответила Настя.
Она отогнула гибкий край папки и бросила взгляд на первую страницу.
Щеки ее запылали, неловкость, смешанная с гневом, мгновенно разлилась по
всему телу.
- Зачем ты это хранишь? Тебе приятно вспоминать о моем унижении?
- Ты не права.
Соловьев, казалось, был смущен не меньше ее.
- Неужели то, что между нами тогда было, ты расцениваешь как унизи-
тельную для себя ситуацию? Ты не должна так думать.
- Володя, мы, кажется, уже обо всем с тобой договорились. Я не нужда-
юсь в утешении по этому поводу и тем более не нуждаюсь во лжи. Ситуация,
какой она тогда была, предельно ясна для меня уже много лет, и тот факт,
что за двенадцать лет ты ни разу не поинтересовался мной и не попытался
меня разыскать, говорит только о том, что моя оценка той ситуации совер-
шенно правильна. И мне было бы приятнее, если бы у тебя не было моих за-
писок и стихов.
Она вытащила из папки листы. Вид стихотворных строчек, написанных ее
почерком, был ей неожиданно неприятен. Снова нахлынуло воспоминание о
том отчаянии и стыде, которые охватили ее, когда Настя двенадцать лет
назад поняла правду про Соловьева и себя. Но тут же появилась другая
мысль, которая заставила ее улыбнуться. Она сидит в доме у Соловьева, в
его кабинете и разбирает его бумаги, а он находится рядом, варит для нее
кофе, ловит каждый ее взгляд и, когда она уезжает, с нетерпением ждет ее
возвращения. Случись это двенадцать лет назад, она бы умерла от счастья
и восторга. Они вдвоем в пустом доме, они заняты общим делом, и он не
хочет, чтобы она уходила... А сегодня все это вызывает у Насти Каменской
только насмешливое раздражение. И с каждой минутой ей все более неприят-
но думать о том, что у этого самовлюбленного самца остались ее стихи -
свидетельство ее давнего позора.
Она быстро просмотрела страницы, но не стала вкладывать их обратно в
голубые пластиковые корочки, а сложила пополам и сунула в стоящую рядом
сумку.
- Я это заберу, - заявила она тоном, не допускающим какого-либо об-
суждения.
- Но почему? Они принадлежат мне, - попытался посопротивляться Со-
ловьев.
- Они принадлежат мне и больше никому, - поправила его Настя. - И я
не хочу, чтобы у тебя были эти бумаги. Мне это неприятно.
- Я понимаю, - вздохнул он. - Мне жаль, что так вышло. Прости.
Она достала из сейфа следующую папку.
- Ты не устала? - заботливо спросил Соловьев. - Может быть, пообеда-
ем?
- Угу, - промычала она. - Иди разогревай, я как раз пока еще одну
папку просмотрю.
В общем-то, она понимала, что просматривать материалы лучше именно
ей. У нее глаз свежий, и постороннюю бумажку она заметит быстрее. Чело-
век, имевший дело с содержимым папок десятки раз, не сможет заставить
себя забыть о том, что он наизусть знает их содержимое, и будет смотреть
невнимательно.
В этой папке был не перевод сплошного текста, а черновики, наброски,
сделанные для того, чтобы не путаться в книгах, имеющих сквозных героев.
Переводчик должен точно помнить, как он переводил все, что касается та-
кого героя, в предыдущих книгах, особенно если сам автор использует для
описания термины, не имеющие строго однозначного перевода. Например, ес-
ли уж переводчик написал в одной книге, что у героя глаза сине-зеленые,
то в следующей книге он не должен говорить "зелено-голубые" или "цвета
морской волны". Но все разве упомнишь... Эти черновики, как поняла Нас-
тя, как раз и были сделаны для того, чтобы не забыть, что про кого и ка-
кими словами описывалось.
Она перебрала уже почти все страницы, когда наткнулась на нечто не
имеющее отношения к сквозным героям восточных детективов и боевиков. Две
сколотые скрепкой странички размером в половину обычного листа были ис-
писаны совсем другим почерком, мелким и очень убористым.
Хар. пр-ти: Личн. преет.: Стадии проф.: состояние пол возраст пре-
дупр. структура соц. полож. предотвр. динамика город-село пресеч.
карьера
На второй страничке текст был таким же сокращенным.
Мода - наиболее часто встречающееся значение.
Медиана - значение, которое делит совокупность значений пополам.
Темп роста - 100 + Х
Темп прироста - (100 +Х) - 100
Норм. распред. - около 65-70% значений попадают в поле "средняя
плюс-минус две сигмы".
- Ну-ка взгляни. - Настя протянула листочки Соловьеву. - Откуда это у
тебя?
Владимир Александрович с недоумением пробежал глазами записи.
- В первый раз вижу. Что это?
- А это я у тебя хотела спросить. Типичная шпаргалка по курсу крими-
нологии. Среди твоих знакомых есть студенты-юристы?
- Ни одного. Представить не могу, как это ко мне попало.
- А если напрячься? - насмешливо предложила Настя. - Вспомни, напри-
мер, тот период, когда ты делал свои записи по сквозным персонажам.
- Ну, это было давно, - отмахнулся Соловьев.
- Насколько давно?
- Несколько лет назад. Разве я могу сейчас вспомнить в деталях, где
был и что делал? И потом, неужели ты всерьез полагаешь, что в моем доме
искали именно эти шпаргалки? Это же смешно.
- Да? Тебе смешно? А мне - нет. Если ты такой смешливый, дружок, то
иди заниматься обедом, я без тебя справлюсь.
"Несколько лет назад" ее совсем не устраивало. Понятно, что произошло
это давно, но хотелось бы знать конкретнее. Все-таки странно: откуда в
бумагах Соловьева могла появиться эта "шпора", если он утверждает, что
студентов-юристов среди его знакомых нет.
Настя примерно представляла себе, где и как искать ответ на свой воп-
рос, но при этом понимала, что времени понадобится уйма. Что ж, если
дражайший Владимир Александрович не желает проникнуться серьезностью си-
туации, придется действовать самостоятельно.
Она разложила перед собой на полу заметки Соловьева по сквозным пер-
сонажам и внимательно их прочла. Хорошо, что Владимир - человек пункту-
альный и аккуратный, рядом с каждым описанием стояло указание на роман,
в котором оно использовано. Настя включила компьютер и посмотрела на да-
ты, когда делались переводы. Те романы, о которых шла речь в записках,
были переведены Соловьевым в период с марта 1990-го по ноябрь 1993 года.
В мае 1994 года он взялся за перевод "Детей тьмы", но это произведение в
записках уже не упоминалось. Стало быть, сами записи были сделаны в ин-
тервале между ноябрем 1993-го и маем 1994-го. Не такой уж большой проме-
жуток времени...
- Володя! - крикнула она погромче, чтобы находящийся на кухне Со-
ловьев ее услышал. - Ты в этом году как Новый год встречал?
- А что? - раздался с кухни его голос.
- Ничего, просто интересно.
- Здесь был.
- Один?
- Один, конечно.
- Даже сын не приезжал?
- Нет. У него своя компания.
- А в прошлом году?
- То же самое. Я ведь бирюком стал. Мне никто не нужен.
- А в позапрошлом? Ты ведь тогда еще жил в городской квартире, разве
нет? Тоже один сидел или с гостями?
- В позапрошлом году я в это время лежал в больнице. Почему ты об
этом спрашиваешь?
- Просто так. Перерыв сделала. Задаю вопросы, чтобы отвлечься. Скоро
обедать будем? А то есть хочется.
- Минут через пятнадцать.
Очень интересно. Выходит, в декабре 1993-го - январе 1994 года Со-
ловьев лежал в больнице. Уж не потому ли, что его избили? И где-то в
этот промежуток времени к нему попала неопознанная шпаргалка. Или, может
быть, чуть позже. Но не раньше. Ну конечно, соседи по палате!
- Эй! - снова крикнула она. - А ты не помнишь, случайно среди твоих
соседей по палате в больнице не было студентов или аспирантов?
- У меня не было соседей, - донесся его голос. - Я лежал в одномест-
ной палате.
- И долго ты был в больнице?
- Три месяца. Я не понимаю смысла твоих вопросов. У тебя любопытство
так своеобразно проявляется?
- Можно считать и так, - вздохнула Настя. - А с чем ты лежал в
больнице?
- С ногами, я же тебе говорил. У меня ноги отнялись.
- Отчего? Почему они у тебя стали отниматься?
- Заболел. Ты долго будешь меня допрашивать?
- Чем заболел?
Соловьев не ответил. Через пару минут Настя услышала, как катится его
кресло.
- Твое любопытство переходит все допустимые границы деликатности, -
сухо произнес он. - Помоему, я ясно дал тебе понять, что эта тема мне
неприятна. Я не хочу ее обсуждать. В конце концов, я мужчина и говорить
о своих болезнях с женщиной, которая мне нравится, не намерен.
- А женщина тебе действительно нравится? - улыбнулась Настя.
Он подъехал ближе и протянул ей руку. Настя коснулась его теплой су-
хой ладони, наткнулась глазами на его теплый ласковый взгляд и снова по-
чувствовала на себе силу его обаяния, сопротивляться которой она ког-
да-то не могла, как ни старалась.
- Больше чем нравится, - тихо сказал Соловьев. - Эта женщина мне
очень дорога.
- А как же Марина? У вас ведь был роман.
- Ты прекрасно понимаешь, что Марина ничего для меня не значила. Она
была влюблена в меня, а я просто пошел ей навстречу. Думал же я все это
время только о тебе.
- Соловьев, ты неисправим! - засмеялась Настя. - Она влюбилась, а ты
пошел навстречу. Точно так же было и со мной. Ты всю жизнь так живешь?
Тебе проще пойти навстречу, чем отстаивать свое мнение, да?
Лицо Владимира приобрело замкнутое, сердитое выражение.
- Ты не права, - только и сказал он, выпустив ее руку. - Через нес-
колько минут приходи на кухню, обед будет готов.
Конечно, не права, задумчиво сказала себе Настя. Мое любопытство в
вопросе его болезни достаточно настойчиво, но здесь Владимир Александро-
вич не желает пойти мне навстречу, хотя куда проще было бы один раз
рассказать мне все и избавиться от моих назойливых приставаний. Неужели
действительно сын?
А что? Идея богатая, усмехнулась Настя про себя. Сынок в компании с
дружками решает ограбить собственного папашу, особенно если знает, что у
папы с собой приличная сумма. Может быть, сынок сам-то в мероприятии не
участвовал, а дружков навел, узнав заранее, когда папенька отправится в
издательство за гонораром. А среди дружков вполне может оказаться сту-
дент. И почему бы этому студенту не быть юристом? Другой вопрос, как
шпаргалка попала к Соловьеву. Да как угодно. Дружок-студент пришел в
гости к сыну-подонку, что-то выкладывал из портфеля и не заметил, как
выложил "шпору". Сын Игорь этого тоже не заметил, а Соловьев, когда со-
бирал бумаги и переезжал в новый дом, случайно прихватил и эти кримино-
логические листочки, если они лежали в общей куче бумаг на его письмен-
ном столе. Можно еще какое-нибудь объяснение придумать.
Но если эти маленькие листочки действительно связаны с кем-то из
участников нападения на Соловьева, то что за срочность и необходимость
их искать? НУ, Дружил сын Игорь со студентом-юристом, ну, оставил этот
студент в квартире Соловьевых свою шпаргалку, в чем криминал-то? Если
этот студент ходил к ним в дом, то наличие среди бумаг Соловьева этих
листочков ни в какой мере не свидетельствует о том, что тот же самый
студент принимал участие в нападении и избиении. Зачем же их искать?
- Настя, все остывает! - раздался из кухни сердитый голос Владимира.
Она ушла в свои мысли так глубоко, что не заметила, как прошло время.
Он же сказал, что можно садиться за стол через несколько минут, а прошло
уже значительно больше. Настя быстро вскочила, предварительно сунув най-
денную шпаргалку в свою сумку. Целее будет.
Обед был невкусным и типично холостяцким: суп из пакетиков "Кнорр",
сосиски с маринованными огурчиками из банки, кофе с финским кексом. За
столом царило неловкое молчание. Наконец, когда дело дошло до кофе, Нас-
тя решилась.
- Володя, давай считать установленным, что твоя болезнь - это ре-
зультат преступления. Не надо мне рассказывать про неизвестный науке ви-
рус или нервное потрясение, в результате которого ты потерял способность
ходить. Ты не хочешь в этом признаваться - твое дело. Но ты не прав. И я
тебе это докажу. Тебя ограбили?
- Я не понимаю, к чему все это.
Соловьев сидел бледный как полотно, на лбу и висках выступила испари-
на.
- Ты все прекрасно понимаешь. Ты кого-то выгораживаешь. И у меня есть
все основания полагать, что своего сына.
- При чем тут Игорь? С чего ты взяла...
- С того, что ты упорно отказываешься пригласить его сюда, хотя нуж-
даешься в помощи, пока твои издатели не пришлют тебе нового холопа. Чем
вызвана такая острая неприязнь к сыну, ты можешь мне внятно объяснить?
- Я не должен тебе ничего объяснять. Мои отношения с сыном - это мое
личное дело, тебя они не касаются.
Все было сказано предельно ясно. Можно, конечно, пойти на конфликт,
припереть Соловьева к стенке, заставить признаться. Можно. Но нужно ли?
Так ли уж необходимо ссориться сейчас? Ведь пока не доказано, что эта
чертова шпаргалка - именно то, за чем охотились преступники. И более то-
го, это наверняка не она, ибо поисками неизвестно чего в доме Соловьева
руководят люди из издательства, а это означает, что сам характер искомо-
го должен быть совсем иным.
После обеда они молча разошлись по своим углам. Соловьев уселся в
гостиной возле стеллажа и методично перетряхивал книги, которые по оче-
реди снимал с полок, в поисках случайно залежавшейся между страниц бу-
мажки. Настя достала из архивного сейфа очередную папку.
Часам к восьми вечера она поняла, что устала. Ей надоел этот дом, в
котором она не чувствовала себя уютно. Ей надоел Соловьев, которому по-
иски неизвестно чего были явно неинтересны и который с гораздо большим
удовольствием переводил при каждом удобном случае разговор на межлич-
ностные темы. Ей надоели эти папки, бумаги, конверты...
- Все. - Она поднялась с пола, сладко потянулась и вышла в гостиную к
Соловьеву. - С архивным сейфом я закончила. Может, погуляем полчасика
хотя бы? Надо организм размять. Когда вернемся, я просмотрю бумаги из
маленького сейфа, и на этом закончим.
- Как - закончим?
На лице Владимира проступило обиженное недоумение.
- И ты завтра уже не приедешь?
- А зачем? Пока я возилась с твоими бумагами, ты должен был просмот-
реть свою библиотеку. Разве ты не сделал этого?
- Я не успел.
- Послушай, - она внезапно рассердилась, - не веди себя как ребенок.
Я знаю, ты периодически начинал читать те книги, которые смотрел. Что ж,
любовь к печатному слову - это похвально, но, дружочек, не за мой счет.
У меня есть масса других дел кроме того, чтобы торчать здесь. И не забы-
вай, пожалуйста, твои проблемы созданы не мной. Если бы ты не обратился
ко мне за помощью и если бы я как дура последняя не кинулась к знакомым
в милиции выяснять, чем можно тебе помочь, меня никогда не стали бы тас-
кать в связи с убийством, совершенным в твоем доме. Так что будь любе-
зен, сделай все возможное, чтобы твои проблемы не превратились в мои.
Сейчас мы немного прогуляемся, потом я разберу маленький сейф и уеду, а
книги оставляю на твою добросовестность.
Соловьев выслушал ее тираду не перебивая, но смотрел при этом не на
Настю, а куда-то в окно.
- Если ты хочешь пройтись - иди одна. Я не могу допустить, чтобы меня
возила женщина, - сказал он, так и не повернувшись.
- Володя, перестань, - с досадой откликнулась Настя. - Ну как это бу-
дет выглядеть, если я одна буду расхаживать вдоль ваших домов? Кому я
должна буду объяснять, что не пришла сюда с нехорошими намерениями, а
просто вышла прогуляться, потому что целый день разбирала бумаги одного
из жильцов? После того, как здесь целые сутки сновала милиция, каждое
новое лицо будет раздражать людей и пугать. Ты хочешь, чтобы меня оста-
навливали у каждого дома и допрашивали, кто я такая и что здесь делаю?
- Я не пойду на улицу, - упрямо повторил Владимир.
Настя молча пожала плечами и снова ушла в кабинет заниматься бумагами
Соловьева, на этот раз не архивными, а деловыми. Детский сад какой-то,
честное слово. Он не может допустить, чтобы его инвалидную коляску везла
женщина. Ах ты Боже мой! Тоже мне, Казанова.
В маленьком сейфе лежали паспорта - российский и заграничный, свиде-
тельство о браке, о смерти жены, банковские книжки, документы по оформ-
лению инвалидности, книжки для оплаты коммунальных услуг и документы на
владение домом. Одним словом, обычный набор бумаг, который можно встре-
тить в любой квартире в ящике письменного стола, в закрытой секции ме-
бельной стенки или просто в специальной шкатулке. В основном бумаги в
этом сейфе были "малоформатные", единственное исключение составляла кра-
сивая кожаная папка, которая сразу привлекла Настино внимание своей чу-
жеродностью. Среди "малоформатных" бумажек она выглядела монументально и
дорого.
Ничего особенного, похоже, и здесь Настю не ожидало. В папке оказа-
лись аккуратно подобранные в хронологическом порядке издательские дого-
воры Соловьева. Настя пробежала глазами самый первый договор. Обычный
юридический текст, не очень грамотный, но вполне внятный. Настоящий до-
говор заключен на срок с... по... Издательство имеет право издания и
распространения произведения... Автор обязан представить рукопись не
позднее... Порядок расчетов... За каждый день просрочки... Итого четыре
листа.
Она машинально листала договоры, на всякий случай проверяя хронологию
и поэтому внимательно глядя только на первую страницу каждого договора.
От мелких букв, на которых она ломала глаза уже третий день, побаливала
голова, поэтому Настя, глянув на первую страницу договора, зажмуривалась
и следующие три страницы перелистывала вслепую, на счет "четыре" снова
открывая глаза. Раз, два, три, август 1994-го, раз, два, три, декабрь
1994-го, раз, два три, апрель 1995-го, раз, два, три, сентябрь 1995-го,
раз, два, три... А это еще что такое? В каком-то договоре оказалось не
четыре листа, а пять? Во всяком случае то, что она увидела, открыв гла-
за, совершенно не напоминало первую страницу следующего договора. Но,
надо признать, последнюю страницу предыдущего это тоже напоминало мало.
То есть просто совсем ничего общего.
Это был оригинал факса, на котором сверху стояли реквизиты изда-
тельства "Шерхан", дата - 16 сентября 1995 года, а ниже шли названия
книг, которые издательство готовило к выпуску в октябре 1995 года. Судя
по всему, послание направлялось дилерам издательства для своевременного
формирования заказов на тиражи. Ну и что? Что эта замечательная бумажка
здесь делает?
Настя вытащила договор из папки и стала рассматривать его со всех
сторон. Лист с текстом факса был скреплен вместе с договором при помощи
степлера. На договоре дата - 16 сентября 1995 года. А сам договор не
оригинал, а в отличие от факса ксерокопия. Настя даже улыбнулась - нас-
только явственно представила она себе, как все получилось. Соловьев при-
ехал в издательство, там подготовили договор, согласовали с переводчиком
сроки работы, размеры гонорара и порядок его выплаты, вписали все недос-
тающее, подписали у автора и у руководства "Шерхана" и сделали ксероко-
пию с подписанного экземпляра, вместо того чтобы брать новый бланк дого-
вора и вписывать туда все, начиная с имени переводчика и кончая его пас-
портными данными. Век прогресса. Вероятно, ксерокс стоит там же, где и
факс, и на столе, на котором скрепляли откопированные листы договора,
лежал и листочек с посланием дилерам. И попался под руку, точнее, под
степлер.
Вполне вероятно. Она еще раз пробежала глазами список книг, предпола-
гаемых к изданию в октябре 1995 года, и вдруг насторожилась. Книг было
много, но два названия показались ей знакомыми. Она их видела совсем не-
давно в бумагах Соловьева. В его договорах.
Настя быстро перелистала содержимое красивой кожаной папки. Да, вот
одна из книг, с простеньким названием "Честь самурая", договор заключен
4 апреля 1993 года сроком на один год, в течение которого издательство
"Шерхан" имеет право издавать и распространять роман. Но год истек 4 ап-
реля 1994 года. Как же "Шерхан" может издавать книгу в октябре 1995 го-
да? Никак не может. Права не имеет. А вот и второе название, такое же
оригинальное: "Смерть самурая". С фантазией у этого японского писателя
все в порядке, это уж точно. Да, но перевод романа "Смерть самурая" был
сдан в издательство 1 сентября 1993 года, и в этот же день был заключен
точно такой же годовой договор, который благополучно истек 1 сентября
1994 года. Ах, мошенники!
Она вспомнила купленный на площади у трех вокзалов роман "Клинок",
пахнущий свежей типографской краской. То-то Соловьев был уверен, что
книги давно нет в продаже, а она лежит себе на прилавках, однако же не
залеживается.
Да, в поисках этой бумажки руководители "Шерхана" очень даже могли
быть заинтересованы. Потому что, попадись она на глаза Соловьеву, он
сразу же сообразит, что переиздавались книги незаконно. Уж онто лучше,
чем кто бы то ни было, помнит сроки по всем своим договорам. И вздумай
Соловьев устроить скандал, последствия могли бы быть катастрофическими
для издательства, вплоть до лишения лицензии.
Глава 13
Раскрывать карты перед издательством "Шерхан" оперативники не торопи-
лись. Кирилла Есицова для начала пригласили на Петровку побеседовать о
Соловьеве - единственном на данный момент реальном подозреваемом в двух
убийствах. Настю при этом строго-настрого предупредили: сидеть в кабине-
те и по коридорам не шастать. Есипов видел ее на дне рождения Соловьева,
и не нужно, чтобы у него возникли сомнения в роде ее занятий. Другой
вопрос - кто должен с ним беседовать. Генеральный директор издательства
- не какой-нибудь уголовник, которого нужно прижимать в угол и де-
монстрировать ему силу. Судя по найденному Настей документу, речь пойдет
о финансовых и налоговых нарушениях, выявлять и доказывать которые рос-
сийские правоохранительные органы пока не очень-то умеют. Поэтому и то-
нальность разговора, и его тактика должны быть совсем иными. Полковник
Гордеев решил взять беседу с Есиповым на себя.
- Насколько я понимаю, - начал Виктор Алексеевич, - в последние годы
вы тесно общались с Соловьевым. Судя по уединенному образу жизни Влади-
мира Александровича, возьму на себя смелость утверждать, что основной
круг его общения замыкался на вашем издательстве. Я прав?
- В известном смысле, - согласно кивнул Есипов. - Во всяком случае, в
последние два года он действительно общался в основном с нами. После бо-
лезни он с головой ушел в работу и занимался только ею.
- Кстати, а чем Владимир Александрович заболел? - невинно поинтересо-
вался Гордеев. - Что с ним случилось?
- Вы знаете, он не любит об этом говорить. Дело в том, что у него
трагически погибла жена и после этого сын полностью отбился от рук, свя-
зался с дурной компанией. Владимир Александрович очень остро это пережи-
вал, и его болезнь имеет невротическое происхождение. Понятно, что он,
как мужчина самолюбивый, не хочет об этом говорить.
- В какой больнице он лежал?
Есипов развел руками.
- К сожалению, не знаю.
- Но ведь он пробыл там достаточно долго, - заметил полковник. - Неу-
жели вы ни разу его не навестили?
- Ну, у нас отношения были на тот момент не настолько близкие, -
улыбнулся Кирилл. - Он ведь один из наших переводчиков, а не личный мой
друг. Он связался по телефону с Семеном Воронцом, это наш главный редак-
тор, и сообщил, что заболел, так что перевод, над которым он в то время
работал, будет закончен позже, чем планировалось. Вот, собственно, и
все.
- Однако вы приехали поздравить его с днем рождения. Разве это не
свидетельствует о более личностных связях?
- Что вы! - засмеялся Есипов. - Мы умеем работать с переводчиками и
авторами, обязательно поздравляем их с днем рождения и со всеми праздни-
ками. Мы так относимся не только к Соловьеву.
- Это похвально, - одобрительно кивнул Виктор Алексеевич. - Расскажи-
те мне о нем все, что знаете. Я хочу понять, кто мог проникнуть в его
дом и застрелить помощника и любовницу. У вас нет никаких предположений?
- Абсолютно! - горячо откликнулся Есипов. - Ни малейших предположе-
ний. Ни одной догадки. Ума не приложу, кому мог понадобиться Андрей. Да
и Марина тоже. Может быть, ее отвергнутый возлюбленный? Выследил, пришел
ночью, принял Андрея за хозяина и убил обоих.
- Интересное предположение. Об этом стоит поговорить более подробно.
Кстати, а вы не допускаете мысли, что этим ревнивцем мог оказаться сам
Соловьев? Он мог заметить, что между Мариной и Андреем что-то происхо-
дит, подловил момент, когда она приехала ночью на свидание, дождался,
когда они оба спустятся вниз, и застрелил их. Нет?
- Что вы! - На лице Есипова был написан такой неподдельный ужас, что
Гордеев чуть не расхохотался. - Выбросите это из головы. Что угодно,
только не это.
- Ну почему же? Если вы не очень хорошо знаете Соловьева, то как мо-
жете быть уверены?
- Я хорошо знаю Андрея, - твердо ответил Кирилл. - Он никогда не поз-
волил бы себе ничего подобного.
- Поподробнее, пожалуйста, - заинтересованно попросил Гордеев. - Кто
такой Коренев, как давно вы его знаете?
- Андрюша работал у нас курьером-водителем. Необыкновенно дисциплини-
рованный, собранный, исполнительный. Вот я приведу вам только один при-
мер, и вам как работнику милиции сразу все станет понятно. До Андрея у
нас водителем работал другой парнишка, так двух недель не проходило,
чтобы мы не ездили в ГАИ спасать его права. Постоянно нарушал правила, а
ведь кто сейчас их не нарушает? По-моему, все. Работники ГАИ как с цепи
сорвались, останавливают всех за малейшее прегрешение, даже машины со
спецсигналами, даже водителей в милицейской форме. А когда за руль сел
Коренев - все. Как отрезало. Мы вообще забыли, как начальника ГАИ зовут.
А при прежнем водителе мы уж всю московскую ГАИ по именам и званиям зна-
ли. Андрюша правильно понимал слово "нельзя". И твердо знал, что если
нельзя, но очень хочется, то все равно нельзя.
- Как же вы такого золотого работника отпустили?
- Видите ли... - Есипов замялся. - Это был вынужденный шаг. До Андрея
у Владимира Александровича был помощник, которого мы ему подыскали. Так
вот, этот помощник не оправдал доверия и нагло пользовался беспомощным
состоянием Соловьева. Воровал, обманывал, по ночам девок приводил. Когда
Владимир Александрович это понял и выгнал его, нам было очень неудобно,
мы же вроде как поручились за парня, сами привели его в дом. И чтобы
как-то реабилитироваться, мы должны были подыскать на замену человека
совершенно безупречного, в котором мы могли бы быть уверены как в себе.
Андрей Коренев был самой подходящей кандидатурой. И Владимир Александро-
вич, насколько я знаю, был им очень доволен. Поэтому я могу с уверен-
ностью утверждать, что Андрей никогда не позволил бы себе ничего за спи-
ной хозяина. Тем более шашней с его возлюбленной.
- Редкий человек, - согласился Гордеев. - В наше время таких поис-
кать. Кстати, вы давно его видели в последний раз?
- Дней десять назад, он привозил от Соловьева готовую рукопись.
- А до того?
- До того? - Есипов задумался. - Только в день рождения, пожалуй. Да,
точно, пятого апреля мы с Воронцом и Автаевым приезжали поздравить Со-
ловьева.
- И по телефону не общались?
- Ну как же, он звонил нам, чтобы договориться, когда ему приехать с
рукописью. Конец не ближний, ехать без предупреждения рискованно, а
вдруг Воронца на месте нет?
- А что, кроме Воронца, никто у него рукопись не примет?
- Нет. Это правило. Рукописи принимает только ведущий редактор серии.
Воронец ведет серию "Восточный бестселлер", и работы Соловьева принимает
только он. И потом, даже если просто привезти рукопись и оставить ее на
столе, все равно придется приезжать еще раз. Редактор в присутствии ав-
тора или переводчика определяет объем рукописи, передает дискету в про-
изводственный отдел, где ее проверяют и переписывают текст в компьютер.
Если в договоре предусмотрена выплата части гонорара в момент передачи
рукописи, то издательство выдает деньги. Но для этого нужно подтвержде-
ние редактора, что рукопись сдана в надлежащем виде и без нарушения сро-
ков. Если срок нарушен, то с переводчика вычитается штраф, определенный
процент за каждый день просрочки, и это тоже определяет редактор. Коро-
че, сами видите, приезжать и не застать Воронца - бессмысленно.
- Давайте еще раз уточним. Вы общались с Кореневым пятого апреля,
когда приезжали поздравить Соловьева с днем рождения. В следующий раз вы
общались по телефону, когда Коренев договаривался о времени приезда в
издательство. Правильно?
- Да.
- Кому он звонил? Лично вам или Воронцу?
- Вообще-то Воронцу, но Семена не было на месте, и Андрея соединили
со мной.
- И что было дальше?
- Я сказал, что Семен будет на следующий день с одиннадцати до шести
и Андрей может приехать назавтра в любое время.
- Он после этого перезванивал Воронцу?
- Н-не знаю, - неуверенно произнес Есипов. - Кажется, нет. Во всяком
случае я не помню, чтобы Семен говорил мне об этом.
- Хорошо. На следующий день Коренев приехал. Так?
- Да. Часов около пяти вечера.
- К вам он заходил?
- Нет, специально не заходил. Семен зашел подписать бумагу на выплату
денег Соловьеву, я понял, что Андрей приехал, и сам зашел в кабинет Во-
ронца. Хотел спросить, как дела у Владимира Александровича.
