чтобы ты не забывал: твой отец сделал все, чтобы факт его избиения до
милиции не дошел, потому что был уверен, что ты принимал в нем участие.
Он хотел оградить тебя от тюрьмы, несмотря на то, что сам остался инва-
лидом. И, между прочим, регулярно пересылает тебе справки о своей инва-
лидности, которые освобождают тебя от армии. Это я говорю не в порядке
воспитания, а в порядке информации. Закрой за мной дверь.
Выйдя из подъезда и сев за руль, Настя заметила, что у нее дрожат ру-
ки. Отвращение к сыну Соловьева было таким острым, что ей захотелось не-
медленно принять душ, чтобы отмыться.
Перемена в Соловьеве была столь разительной, что Настя не поверила
своим глазам. Даже произошедшее почти у него на глазах двойное убийство,
в результате которого погибли его любовница и помощник, не оставило на
его лице такого заметного следа, как дни, которые он провел в одиночест-
ве, наедине со вспыхнувшей в нем ненавистью к бессовестно обиравшим его
издателям. Щеки ввалились, теплые серые глаза стали жесткими и словно
посветлели. Даже мягкий обволакивающий голос налился металлом.
- Володя, у нас с тобой будет трудный разговор, но я не могу тебя от
него избавить, - сказала Настя. - Мы должны наконец расставить все точки
над "и".
- Ты меня пугаешь, - недобро усмехнулся Соловьев. - Какое еще непри-
ятное известие ты для меня припасла?
- Известие будет. Но сначала вопросы, впрочем, они тоже неприятные. Я
не спрашиваю тебя, от какой такой болезни у тебя отнялись ноги. Я уже
точно знаю, что тебя избили. И знаю, что были предприняты определенные
меры к тому, чтобы дело не дошло до милиции. Ты подозревал, что в этом
замешан твой сын?
- Я тебя не понимаю.
- Не надо, Володя, этот этап мы уже прошли. Ты можешь спокойно гово-
рить со мной на эту тему, потому что твой сын действительно не имеет к
избиению никакого отношения. Поверь мне. И ему поверь. Наверное, тебе
есть в чем его упрекнуть, но только не в этом.
- Как ты узнала?
- Узнала. Я должна перед тобой извиниться за обман. Я не работаю в
фирме.
- А где же?
- Там, где и работала. В милиции, в уголовном розыске. Мне было
странно, что ты поверил в легенду о фирме. Мне казалось, ты должен лучше
знать меня и понимать, что свою работу я ни на что не променяю. А ты по-
верил и этим огорчил меня. Но суть не в том. После убийства, которое
произошло у тебя в доме, мне пришлось довольно плотно заниматься "Шерха-
ном". И то, что я узнала, на многое открыло мне глаза. Я расскажу тебе
все, что знаю сама, но сначала я хочу услышать от тебя, что произошло в
декабре девяносто третьего года. Ты получил в издательстве большой гоно-
рар, положил деньги в "дипломат" и пошел домой. Было темно и довольно
поздно, на тебя напали, избили, отняли "дипломат". Приехала "скорая" и
увезла тебя в больницу. Что было потом?
Соловьев долго молчал, пристально разглядывая Настю. Внешне он был
спокоен, только кадык судорожно дергался вверх-вниз.
- Ты можешь мне обещать, что Игорь не пострадает, если я все тебе
расскажу?
- Даю слово. Правда, один раз я тебя обманула, но я прошу тебя мне
поверить. Игорь не пострадает уже хотя бы потому, что он не участвовал в
нападении на тебя.
- Ну хорошо. Приехал Автаев из издательства. Долго мялся, искал сло-
ва...
...Он выглядел очень несчастным и виноватым. Было видно, что хочет
сообщить Соловьеву что-то неприятное, но не знает, как это сделать. На-
конец решился:
- Володя, мы все потрясены тем, что случилось. И знаешь, мы подумали,
что это не может быть совпадением. На тебя напали как раз в тот день,
когда ты получил большие деньги. Мы перетрясли всех своих ребят в изда-
тельстве, ну и... Одним словом... Володя, наберись мужества. Один па-
рень, фотограф, признался, что твой сын просил его сообщить, когда ты
получишь гонорар. Уж не знаю, где и как они познакомились. Но он сообщил
Игорю еще утром в тот день, что ты должен приехать за гонораром. Конеч-
но, мы этого фотографа моментально уволили. Сегодня утром мы говорили с
Кириллом и решили, что в этом несчастье есть и наша вина. Все-таки наш
сотрудник... Поэтому насчет денег ты не беспокойся, через пару дней мы
всю сумму компенсируем. А что делать с Игорьком - ума не приложу.
- Я не верю, - прошептал Соловьев, с трудом поворачивая голову. -
Игорь не мог.
- Володя, нам тоже трудно было в это поверить. Вчера я был у тебя до-
ма, хотел спросить у мальчика, не нужно ли чем-то помочь. И знаешь, что
я увидел? Новую одежду и новую аппаратуру. Видеомагнитофон, музыкальный
центр - и все новенькое, еще в коробках. Игорек сказал, что нашел
деньги, случайно нашел. Якобы в почтовом ящике, в конверте. Ты можешь
этому поверить? Отца ограбили, а сын в это же время находит случайно
большую сумму? Я понимаю, что тебе больно это слышать, но мы должны ре-
шить вопрос сейчас, пока еще не поздно, пока можно что-то сделать.
- Что ты хочешь сделать?
- Спасти Игоря. Он - твой сын, и ты должен его простить. Он трудный
мальчик, он перенес страшную трагедию, когда погибла Светочка, он пошел
по кривой дороге, но ты - отец. Пойми, сейчас еще можно попытаться спас-
ти его от тюрьмы. Если ты согласен, мы это устроим.
- Каким образом?
- Я знаю, к кому надо пойти и заплатить, чтобы сообщение из больницы
в милицию не имело хода дальше. Все бумаги уничтожат, ни одного следа не
останется. Мы все возьмем на себя, Володя, ты ни о чем не беспокойся.
Подумай о том, как ты будешь страдать, если твой сын окажется в тюрьме.
- Хорошо, - бессильно прошептал Соловьев. - Сделайте это. И вот еще
что, Гриша. У меня уже достаточно денег для того, чтобы купить жилье. Я
не хочу больше жить с этим подонком. Пока я в больнице, займитесь поис-
ками новой квартиры для меня.
- Может быть, дом? - оживился Автаев. - Сейчас на окраинах Москвы
строят прелестные коттеджные городки, дом можно построить по индивиду-
альному проекту, чтобы в нем все было так, как удобно владельцу.
- Пусть будет дом, - равнодушно откликнулся Соловьев. - Мне все рав-
но. А на первое время снимите для меня квартиру.
Автаев был первым посетителем, пришедшим к нему после того, как его
перевели из послеоперационной палаты в общую. Когда на другой день явил-
ся сын, Соловьев сразу обратил внимание на новую дорогую одежду. Игорь
рассказывал что-то совершенно невразумительное о найденных в почтовом
ящике деньгах, и Владимир Александрович понял, что Автаев говорил прав-
ду. А уж когда сын заявил, что два дня назад украденный "дипломат" со
всеми документами подбросили прямо к дверям квартиры, Соловьев больше не
сомневался.
- Уйди, - сквозь зубы сказал он сыну. - И не смей сюда приходить. Я
не хочу тебя видеть.
Сын молча пожал плечами и ушел, и это в глазах отца стало еще одним
доказательством его вины.
Прошло еще несколько дней, и издатели устроили перевод Соловьева в
хорошую платную клинику, где никто не знал, что его, избитого, привезли
прямо с улицы, где он лежал в одноместной палате и получал еду, которая
вполне могла соперничать с ресторанными блюдами...
- И теперь ты хочешь убедить меня в том, что мой сын ни в чем не ви-
новат?
- Хочу. Потому что я знаю, кто все это устроил.
- Кто же?
- Твои друзья из "Шерхана".
- Ты с ума сошла! Как тебе такое могло в голову прийти?
- Пришло, как видишь. Сколько человек участвовали в нападении на те-
бя?
- Трое.
- Ты видел их лица?
- Смутно. Было темно.
- Жаль. Потому что фотографию одного из участников я могла бы тебе
показать уже сейчас.
- Настя, то, что ты говоришь, нелепо.
- Ничуть. Один из нападавших смотрел твои бумаги, которые были в
"дипломате". Уж не знаю, что он там искал, может быть, просто проявил
любознательность, но он их вынул и положил на стол вместе со своими бу-
магами. Потом сложил обратно в "дипломат" и не заметил, как вместе с
твоими документами в "дипломат" попали два маленьких листочка бумаги. С
этого все и началось для меня. Я выяснила, что это за листочки, и нашла
человека, которому они принадлежали. Знаешь, кто он такой? Двоюродный
брат Вовчика Мешкова, личного телохранителя Кирилла Есипова. До совмес-
тительству - милиционер, сержант.
- Все равно это нелепость, - упрямо покачал головой Соловьев. - Зачем
"Шерхану" это нужно было? Я не вижу причин. Более того, они компенсиро-
вали мне все украденные деньги, они из своего кармана давали взятки,
чтобы откупиться от врачей и милиции и заставить всех молчать. Они пошли
на такие огромные затраты, приложили такие усилия...
- Интересно, зачем? - осведомилась Настя. - Из любви к тебе?
- Они нормальные добрые ребята, они всегда хорошо ко мне относились,
мы дружим. Что неестественного ты видишь в их бескорыстной помощи? Или
ты настолько очерствела на своей милицейской работе, что всюду видишь
только корысть и злой умысел? И в конце концов, зачем им нужно было ссо-
рить меня с Игорем? Этому нет объяснения и быть не может.
- Ты хочешь меня обидеть? Не старайся. На своей милицейской работе я
научилась не обижаться, даже когда ко мне бывают несправедливы. Ссорить
тебя с сыном они не хотели, это было просто следствием того, что они
сделали. Они не хотели, чтобы ты уехал за границу. И не хотели, чтобы
нападением на тебя занималась милиция, иначе все могло вскрыться. Поэто-
му они решили свалить вину на Игоря и связать этим тебе руки. Как ви-
дишь, у них это получилось. С кем-нибудь другим, может быть, и не полу-
чилось бы, но тебя они хорошо знали, знали твой характер и были уверены,
что в вину сына ты легко поверишь, ведь его поведение оставляло желать
много лучшего. И еще одна деталь. О покойниках плохо не говорят, но ты
вспомни, как твой помощник вдруг невзлюбил меня и привечал Марину. Шер-
хановцам не нужна чужая женщина рядом с тобой. Потому что чужая женщина
может заставить тебя изменить твою жизнь. Например, уехать куда-нибудь.
Или она начнет совать нос в твои дела и возьмет на себя твои отношения с
издательством. Они не могли этого допустить. Кроме того, на подходе была
Марина, и для нее нужно было расчистить пространство, а я мешала. Но
хватит об этом. Послушай лучше историю про замечательного писателя Отори
Митио, это тебя развлечет. И, может быть, после этого ты мне поверишь.
Он возненавидел Михаила Черкасова в тот самый день, когда увидел его
на студенческом балу танцующим с Яной. Студенты инженерно-строительного
института, где учился Якимов, устроили совместный новогодний вечер с
Плехановским. Тогда Евгений впервые увидел Яну и понял, что должен
чувствовать человек, сраженный наповал. Он всегда был веселым, компа-
нейским парнем, активно ухаживал за девушками, но ничего подобного ни-
когда не испытывал. Ноги делались ватными при одном только взгляде на
нежное темноглазое лицо, дыхание останавливалось, руки тряслись. Он сде-
лал попытку познакомиться с ней, Яна поболтала с ним несколько минут и
умчалась танцевать с высоким рыхловатым длинноволосым парнем, на которо-
го смотрела влюбленно и нежно. И таких приступов ревности у Якимова тоже
никогда не было. Он просто сходил с ума.
Это было похоже на наваждение. Он не мог думать ни о чем, только о
Яне. Она снилась ему, он слышал ее голос, он готов был узнать ее в каж-
дой стройной черноволосой девушке на улице, в метро, в здании института.
Он узнал, где она живет, и начал следить за ней. Вид Яны, идущей под ру-
ку с Черкасовым, обнимающейся с ним на трамвайной остановке, целующейся
в темном зале кинотеатра, был болезненно невыносим.
Он стал худеть, таял на глазах, терял сон. Он ничего не мог с этим
поделать. Многие его сокурсники на том новогоднем балу познакомились с
девушками из Плехановского и стали с ними встречаться. От них-то и узнал
Женя Якимов, как опозорил Яну отвратительный педераст Черкасов. И Женя
кинулся на помощь.
Яна узнала его с трудом, она совсем не помнила студента-строителя,
который пытался завязать с ней знакомство несколько месяцев назад. Она
была мало похожа на ту девушку, которую он видел еще две недели назад с
Черкасовым в Сокольниках, где они, взявшись за руки, прогуливали лекции.
Она стала бледной, под глазами залегли огромные темные круги, речь стала
замедленной, будто заторможенной. Женя повел ее в кафе, и, когда она,
съев два кусочка шашлыка, бросилась в туалет, зажимая рот рукой, он все
понял.
- Выходи за меня замуж, - сказал он ей на другой день. - Как бы там
ни было, ребенку нужен отец. Если ты не захочешь со мной жить - разве-
демся, когда маленькому исполнится год. Но пусть он родится в браке.
- Зачем тебе это? - медленно спросила Яна. - Ты берешь на себя такую
обузу. Женщина с ребенком, отец которого - отвратительное, порочное чу-
довище. Зачем?
- Я люблю тебя. Можешь смеяться надо мной. Но я тебя люблю. Мне все
равно, кто отец твоего ребенка. Важно, что ты - его мать. И тебе надо
уйти из Плехановского, они же тебя затравят.
Это было разумно. Яна к этому времени уже хорошо прочувствовала, что
такое быть всеобщим посмешищем. С трудом дотянув до сессии, она подала
документы на перевод в экономико-статистический институт, отучилась в
нем один семестр и взяла академический отпуск на год в связи с рождением
ребенка. Мальчик родился в законном браке.
Но Якимов себя переоценил. Когда он предлагал Яне руку и сердце, он
искренне верил в то, что ему безразлично, кто отец ребенка. После рожде-
ния мальчика все изменилось. Он смотрел на малыша, а видел Черкасова.
Наваждение вернулось, но это было уже наваждение не любви, а ненависти.
И каждый раз, ложась в постель с женой, Евгений мысленно представлял се-
бе, как она занималась любовью с гомосексуалистом. Интересно, какую позу
он предпочитал? Наверное, сзади, чтобы можно было убедить себя, что лас-
каешь мальчика.
После академического отпуска Яна вернулась в институт и благополучно
закончила его. Якимов сразу же стал настаивать на рождении их общего ре-
бенка, и Яна с радостью согласилась. Первая беременность прибавила ей
десять килограммов лишнего веса, но теперь она нравилась мужу еще
больше. Казалось, он был влюблен даже сильнее, чем тогда, когда испод-
тишка следил за ней, умирая от ревности и любви.
Второй ребенок - девочка - принес Яне еще десяток килограммов и ог-
ромное счастье в их семью. Они с самого начала жили дружно, их характеры
оказались удивительно подходящими друг к другу, а общий ребенок сделал
их еще ближе. Когда Яна забеременела в третий раз, встал вопрос об абор-
те.
- Рожай, - решительно заявил Якимов. - Чем больше детей - тем лучше.
- Но у меня только-только пошли дела, - неуверенно возразила Янина,
которая как раз занялась собственным бизнесом, и весьма успешно. - Если
я выпаду из обоймы хотя бы на год, все потом придется начинать сначала.
- Я уйду с работы и буду сидеть с детьми, а ты сможешь спокойно про-
должать свое дело. Ну пожалуйста, Яночка, пусть у нас будет еще один ре-
бенок.
- А если я еще больше растолстею? - смеялась Яна. - Ты же меня бро-
сишь.
- Не смей даже шутить так, - сердился Якимов. - Я никогда тебя не
брошу, даже если ты будешь весить тонну, облысеешь и станешь носить
вставную челюсть.
Ее не пришлось долго уговаривать, она тоже любила детей и готова была
рожать их столько, сколько в состоянии прокормить.
Все было хорошо. Но сын Янины и Черкасова подрастал и с каждым днем
делался все больше и больше похожим на своего отца. Рядом с Якимовым це-
лыми днями ходил маленький Миша Черкасов. Жизнь снова сделалась невыно-
симой. Мальчик проявлял недюжинные способности к математике, блестяще
играл в шахматы, одним словом, был живым воплощением этого негодяя, этой
падали, для которой на земле не должно быть места. Сын гомосексуалиста!
А вдруг это передается по наследству? Якимов не перенесет такого позора,
если мальчик, носящий его фамилию и считающийся его родным сыном, будет
пойман со спущенными штанами рядом с голой задницей какого-нибудь друго-
го парня. Никогда. Ни за что. Это он виноват, Черкасов, это он превратил
жизнь Жени Якимова в ад, ежедневный, постоянный, непрекращающийся. Он
опозорил Яну, заставил ее страдать. Он отравил жизнь самому Якимову. Нет
ему места на земле. Нет и быть не может.
Сначала Евгений хотел просто убить его. Слежка была делом привычным,
в свое время он хорошо натренировался, когда по пятам ходил за обожаемой
Яной. Выяснив в Мосгорсправке адрес Черкасова, Якимов стал не торопясь
вникать в образ жизни врага, его привычки, круг общения, режим работы,
придумывая способ, как, где и когда его безопаснее всего убить. Но пос-
тепенно план модифицировался. Рядом с Черкасовым появился очаровательный
Олег Бутенко - копия молодой Яны. Значит, этот урод остался верен своим
вкусам. Что ж, тем хуже для него.
Улучив момент, когда Черкасов был на работе, Евгений позвонил в его
квартиру. Договориться с Олегом было несложно, он оказался существом
крайне легкомысленным и легко пошел на контакт, потому что запас нарко-
тиков у него иссякал. Тогда и сложился окончательно чудовищный план
уничтожения Михаила Черкасова. Оставалось только выяснить, какими нарко-
тиками пользуется Бутенко, и достать их в достаточном количестве, чтобы
обеспечить сходство будущих смертей.
Проблемы решались поэтапно. Сначала помощник, человек, готовый за
деньги делать все, что угодно. Потом дом - дача Шараповых. На оплату ус-
луг помощника и на наркотики требовались деньги, и изощренный ум, терза-
емый ревностью и ненавистью, породил идею о том, где их взять. Точнее -
как заработать. Похищаемых мальчиков можно сдавать в аренду таким же чу-
довищам, как и сам Черкасов. Когда будут найдены трупы, экспертиза уста-
новит, что мальчики жили половой жизнью с мужчинами, это должно навести
на Черкасова. И за это можно брать деньги.
Оставалось решить вопрос с уликами. Это был уже третий визит Якимова
к Олегу Бутенко. Чрезмерно концентрированный препарат быстро сделал свое
дело. У Якимова от волнения резко подскочило давление, пошла носом
кровь. Достав платок и крепко прижав к носу, он отогнул край ковра, что-
бы не запачкать его кровью. Успел вовремя - несколько капель упали на
пол как раз там, где только что был светлый палас. Приведя себя в поря-
док, Евгений своим же платком тщательно протер пол и вернул палас в
прежнее положение. Засунул подальше блокнот, который был у первого из
похищенных им мальчиков, Валерия Лискина. Поискал среди вещей Черкасова
что-нибудь, что можно будет подбросить рядом с трупом, нашел галстучную
булавку, оторвал от нее подвеску-подковку и сунул в карман. Убедился,
что Олег мертв. Все, можно уходить.
Теперь оставалось искать подходящих мальчиков, знакомиться с ними,
сажать в машину и увозить за город. Потом, когда они умрут от наркоти-
ков, вывозить трупы. И ждать, когда милиция доберется до этого ничто-
жества. Разумеется, ей надо помочь. Якимов знал, как это сделать.
Одного из мальчиков, Диму Виноградова, он высмотрел на улице как раз
в тот момент, когда у него заглохла машина. Не заводилась - хоть тресни.
А мальчуган был чудо как хорош - просто одно лицо с Олегом Бутенко,
только помладше, лет четырнадцати. И на Яночку похож, на молодую. Впро-
чем, все они были на нее похожи. Якимов с сожалением уже собрался было
отказаться от затеи на сегодня, но внезапно рядом затормозила голубая
"Волга", хозяин которой выскочил из машины и быстро куда-то побежал, ос-
тавив ключи в замке зажигания. Это был шанс. Якимов мгновенно пересел в
"Волгу" и помчался в сторону универсама, куда несколько минут назад ушел
мальчик с темными глазами. Методика быстрого знакомства была отработан-
ной. Через полчаса он уже вез Диму в сторону "Мечты": Яна была в отъез-
де, ее машина стояла в гараже, и еще через час Якимов ехал с мальчиком
на машине за город. А "Волгу" бросил на дороге.
Когда он наконец прочитал в газетах об аресте Черкасова, у него ка-
мень с души свалился. Он сделал ЭТО. Теперь он может спать спокойно.
Вернувшись на работу после поездки к Соловьеву, Настя удивилась, не
застав на месте ни Селуянова, ни Доценко. Они ведь обещали к концу дня
подъехать, им нужно было обсудить кучу вопросов.
- Ты бы больше шлялась, - проворчал полковник Гордеев. - Они поехали
Шикеринца задерживать.
- Как? Уже? - изумилась Настя. - Что-нибудь случилось?
- Коротков отзвонился, там улик на Шикеринца - видимо-невидимо. А уж
когда его фотографию предъявили - вообще все закрутилось. В деле об
убийстве Светланы Соловьевой есть описание примет некоего мужчины, кото-
рого видели возле нее несколько раз, но которого никто не знал. Между
прочим, в эпизоде с женой Соловьева Шикеринец действовал вместе с кузе-
ном, с Мешковым то есть. Здесь-то, в Москве, Мешкова нельзя было за-
действовать, его Соловьев в лицо знал. А там они расслабились. Короче,
ребята поехали за обоими. Будешь ждать?
- Не знаю. Подожду, наверное.
- Не советую. Езжай-ка домой, Стасенька. Ты выглядишь плохо, отдохни
немного. Никуда они не убегут, завтра все узнаешь.
- Тоже верно, - вздохнула она.
Назавтра началась обычная рутинная жизнь. Оперативное совещание,
справки, отчеты, рапорты, сводки, новые трупы и новые подозреваемые. Все
как обычно.
Около пяти часов вечера Настя зашла в кабинет, который занимали Ко-
ротков и Селуянов. Юра ночью прилетел из командировки и сидел небритый и
серый, но бодрый и веселый.
- Слушай, даже не верится, что мы наконец разделались с этими трупа-
ми, - заявил он, целуя Настю в щеку. - Такой клубок дерьма навертелся -
казалось, в жизни не расхлебаем. А ничего, глядишь - и справились. Глаза
боятся - руки делают.
Настя хотела уже что-то ответить, но на столе у Селуянова зазвонил
телефон. Он снял трубку, бросил несколько коротких слов, быстро закончил
разговор и посмотрел на часы.
- Звонил Лесников из Шереметьева. Янина Якимова прошла паспортный
контроль. Сейчас чайку попьем и поедем, помолясь. Как раз она успеет до
дома добраться.
Настя глубоко вздохнула и задержала дыхание, борясь со внезапно подс-
тупившими слезами.
- Неужели и правда - все?
- Все. Асса, мы сделали это. Мы вытащили это дохлое "еврейское" дело.
Эй, ты что, плачешь? Тебе кого жалко-то?
- Нет, просто напряжение отпустило. Дура я, да? Давайте я вам чай
сделаю. И все. Закончим с этим.
Прошло еще несколько дней, и вечером ей домой позвонил Соловьев. Нас-
тя все-таки оставила ему свой новый номер телефона.
- Это правда, что Женя Якимов - преступник? - спросил он без долгих
предисловий.
- Чем вызван твой вопрос? - осторожно откликнулась Настя.
- Я все понял. Ты все время лгала мне. Я не был тебе интересен, ты не
хотела разбираться в себе, когда приехала поздравить меня с днем рожде-
ния.
- Володя, ну что ты...
- Не надо, Настенька. Я все понял. Ты прикрывалась мной, потому что
на самом деле тебе нужен был мой сосед, а вовсе не я. Ты только делала
вид, что интересуешься мной. А я, дурак, поверил, слюни распустил. Ждал
тебя. Телефон обрывал, пытаясь до тебя дозвониться. Это жестоко, Настя.
Зачем ты это сделала?
- Володя, то, что сделал Якимов, еще более жестоко. Подумай об этом.
И прости меня, если можешь.
- Ты лгала мне, - упрямо повторил Соловьев.
- Да, - призналась она. - Но ведь и ты мне лгал. Тогда, много лет на-
зад. Я же не устраивала тебе сцены из-за этого.
- Это что, месть? - зло усмехнулся он.
- Нет, это не месть. Просто у меня такая работа. Что поделать, я вы-
нуждена иногда делать людям больно. Надеюсь, что ты меня поймешь. Прос-
ти, Володя.
- Нет.
- Ну, как знаешь.
Она тихонько положила трубку на рычаг и взяла сигарету. Опять она во
всем виновата. Мало того, что Соловьев страдает, так она еще разрушила
его такую размеренную, налаженную и обеспеченную жизнь. С "Шерханом" в
ближайшее время будет покончено, и это значит, что не будет больше ни
переводов, ни гонораров. То есть будут, конечно, в каком-нибудь другом
издательстве, но это уже будет не то. Соловьев не сможет больше получать
радость, преобразуя рукой стилиста чьи-то творения. И деньги будет полу-
чать не такие большие, ведь "Шерхан" - самое богатое из московских изда-
тельств. Правда, она постаралась вернуть ему сына...
Ну и пусть, подумала Настя со внезапным ожесточением. На всех не уго-
дишь. Она не золотой червонец, чтобы всем нравиться. У нее есть дело, и
она его делает. Как умеет.
