был на голову ниже ее.
- На Петровке.
- А где вы учились?
- В университете.
- А в каком вы звании? - продолжал допытываться коротышка.
- Майор.
На несколько мгновений воцарилось молчание. Потом в разговор вступил
другой слушатель, крупный, светловолосый, с едва заметным шрамом над
бровью.
- Вы специально так одеваетесь, чтобы никто не догадался?
Вопрос поставил Настю в тупик. Она знала, что в своем повседневном
виде выглядит куда моложе тридцати трех лет. И хотя сегодня на ней вмес-
то привычных джинсов была надета строгая прямая юбка, а байковую рубашку
и теплый свитер она заменила на белую шерстяную водолазку и кожаный пид-
жак, все равно вид у нее был как у девчонки: чистое лицо без косметики,
длинные светлые волосы стянуты на затылке в хвост. Ей никогда в голову
не приходило прилагать усилия к тому, чтобы выглядеть моложе своих лет,
просто она одевалась так, как ей было удобно. Краситься ей лень, а де-
лать сложную прическу из длинных волос - смешно, если все время ходишь в
джинсах и кроссовках. Носить же другую, "солидную", одежду Настя катего-
рически не хотела. Во-первых, к вечеру у нее почти всегда отекали ноги,
потому что двигалась она, как правило, мало, а кофе пила много. Во-вто-
рых, у нее были плохие сосуды, и из-за этого она все время мерзла, а в
джинсах, рубашках и свитерах было тепло и удобно, и Настя ценила это
превыше всего. Однако объяснять все это светловолосому слушателю было бы
по меньшей мере смешно.
- А о чем должны догадываться? - задала она встречный вопрос.
- О... О том, что... - блондин на секунду запнулся и рассмеялся. - Ну
и ляпнул же я, вот идиот!
"Молодец, - с одобрением подумала Настя. - Соображает.
Действительно, смешно стараться выглядеть так, чтобы всем сразу была
видна твоя профессия. А при нашей работе вообще лучше быть хамелеоном:
сегодня тебе тридцать пять, а завтра - двадцать семь. Если никого лучше
в группе не окажется, попрошу его на стажировку. Он хотя бы умеет вовре-
мя спохватываться и признавать свои ошибки, а это уже полдела".
Входя после перерыва в аудиторию, Настя почувствовала, как колотится
у нее сердце. Каждый год, выбирая стажера, она нервничала, надеясь найти
жемчужину в куче зерна и боясь ее проглядеть. Взглянув на список группы,
она начала опрос. Ответы были обычными, в меру правильными, но чаще -
поверхностными, не выходящими за пределы того, о чем Настя сама же на-
помнила слушателям в начале занятия. Складывалось впечатление, что лек-
цию они не слушали и учебник не прочли. "Будто каторгу отбывают, - с до-
садой думала Настя, слушая вялые и скучные ответы. - Прямо рабский труд
какой-то. Их же никто не заставлял сюда поступать, сами пришли, в кон-
курсе участвовали, нормы физподготовки выполняли, сдавали экзамены. А
теперь вся эта учеба им словно и не нужна. И такое "пополнение" через
полгода придет в Московскую милицию. Толку от них будет..."
- Мещеринов, прошу ваш ответ.
До конца занятия оставалось восемь минут. Настя решила, что лучше са-
мокритичного блондина со шрамом ей все равно никого не найти. Надо пос-
лушать его ответ, и если он сможет связно произнести хотя бы три слова,
она остановит свой выбор на нем. Не Бог весть что, конечно, но его можно
будет поднатаскать и кое-чему научить.
- Скорее всего, психологические особенности тут ни при чем, - произ-
нес Мещеринов. - Показания свидетелей расходятся потому, что они подкуп-
лены и говорят то, что им велели.
У Насти запылали щеки. Неужели? Неужели она нашла свою жемчужину,
нашла человека, который сумел подняться над заданными заранее рамками и
поискал решение задачи в совершенно иной плоскости? Вот повезло! Стара-
ясь, чтобы голос не выдал ее радостного волнения, она спросила:
- Как вы предполагаете, зачем это могло быть нужно?
- Например, чтобы запутать и затянуть следствие. Водитель мог кому-то
мешать, и нужно было любыми путями ограничить свободу его передвижения.
По условиям задачи потерпевший погиб, верно? Значит, подследственный на-
верняка находится под подпиской о невыезде. При таких разноречивых пока-
заниях свидетелей следствие будет тянуться до второго пришествия, и это
дает полную гарантию, что виновный водитель из города не выедет. А тем
более из страны.
"Отлично! Ты не только решил шестидесятую задачу. У тебя свободный
полет фантазии, вон какую жуткую историю с ходу наворотил. И вдобавок ты
на занятии по криминалистике не забыл, что существует еще и уголовный
процесс. Умница!"
- Спасибо, Мещеринов, садитесь, пожалуйста. Занятие окончено. До
звонка еще две минуты, и я скажу вам на прощание несколько слов. Уровень
знаний в вашей группе производит удручающее впечатление. До выпуска вам
осталось шесть месяцев, из которых один уйдет на стажировку, и еще один
- на диплом. Вряд ли можно что-то поправить, времени осталось совсем
немного. Я не сомневаюсь, что к госэкзаменам вы подготовитесь как следу-
ет, все выучите и благополучно сдадите. Но умственная лень - страшный
порок. Большинство из вас, к сожалению, этим пороком страдает. Может
быть, кто-то из вас и не собирается становиться хорошим оперативником
или следователем, ему нужен только диплом юриста и лейтенантские погоны.
К таким слушателям мои слова не относятся. А остальные должны иметь в
виду, что, если они будут лениться думать, у них ничего не выйдет и
преступления раскрывать они не смогут. Всего вам доброго.
В коридоре Настя догнала Мещеринова, направлявшегося в столовую, и
тронула его за локоть.
- Подождите минуту, Мещеринов. Вы уже знаете, где будете стажиро-
ваться?
- Северный округ, отделение "Тимирязевское". А что?
- Вы не хотели бы пройти стажировку в МУРе, в отделе борьбы с тяжкими
насильственными преступлениями?
Мещеринов замер и, чуть прищурившись, уставился на Настю. Казалось,
он напряженно размышляет, взвешивая все "за" и "против". Потом слегка
кивнул.
- Хотел бы, если это возможно. Но в учебном отделе уже всех распреде-
лили.
- Я решу этот вопрос. Мне нужно только ваше согласие.
- Я согласен. А вам это зачем нужно?
Второй раз за два часа этот парень поставил Настю в сложное положе-
ние. "А ты не прост, дружок, - озадаченно подумала она. - Другой бы вне
себя от радости был и не раздумывал бы ни секунды. А ты что-то высчиты-
ваешь, выгадываешь, вопросы задаешь. Пожалуй, из тебя выйдет сыщик. Хо-
рошо, что я тебя нашла".
- У нас, как и всюду, некомплект сотрудников, - ответила она Мещери-
нову. - Поэтому мы рады любой помощи. Но чем толковее стажер, тем лучше,
даже если он приходит всего на месяц.
- Вы считаете меня толковым? - усмехнулся слушатель. - Приятно слы-
шать. А то вы всех нас с дерьмом смешали.
И майору милиции Анастасии Каменской стало неловко...
- Не разбудил? - послышался в телефонной трубке голос Андрея Черныше-
ва.
Настя включила лампу и посмотрела на часы - без пяти семь. Будильник
зазвонит через пять минут.
- Разбудил, садист несчастный, - проворчала она. - Пять минут драго-
ценного сна украл.
- Не понимаю я, как ты живешь, Настасья. Я уже час назад встал, с Ки-
риллом погулял, зарядку на улице сделал, сейчас я бодр и свеж, а ты
дрыхнешь. Ты правда, что ли, еще спала?
- Конечно, правда.
- Ну тогда извини. Ты вполне проснулась? Информацию воспринимаешь?
- Валяй.
Настя приподнялась на локте, улеглась поудобнее и поставила телефон-
ный аппарат себе на грудь.
- Значит, первое. Передача "Свободная рулежка" по четвертому каналу
шла 22 октября в 21.15, окончилась в 21.45. Второе. Мать Виктории Ереми-
ной действительно была алкоголичкой, но Вику в дом ребенка отдали не по-
тому, что мать направили на лечение, а потому, что она получила срок по
статье сто третьей за умышленное убийство. Правда, по суду ей назначили
принудительное лечение от алкоголизма. Умерла она и в самом деле от от-
равления денатуратом, но не в профилактории, а в колонии строгого режи-
ма.
- Почему строгого режима? Это была не первая ее судимость?
- Вторая. Первый раз она отбывала срок за кражу. Вика, кстати, роди-
лась во время первой отсидки. В детдоме уже почти весь персонал поменял-
ся, но одна воспитательница работает там давно. Она утверждает, что Вике
не говорили правду, чтобы не травмировать. Хватит с нее и того, что мать
больна алкоголизмом. Да и смерть страшная. Теперь третье, самое плохое.
Готова?
- Готова.
- Валентин Петрович Косарь, обладатель широких знакомств в медицинс-
ком мире, умер.
- Когда!
- Крепись, Настасья, похоже, мы с тобой вляпались в какое-то болото.
Косарь насмерть сбит машиной. Ни очевидцев, ни информации - ничего. Тело
лежало на дороге, обнаружено проезжавшим мимо водителем. Дело находится
в производстве в Юго-Западном округе. Деталей пока не знаю, собираюсь
сегодня к ним наведаться.
- Подожди, Андрюша, подожди, - Настя болезненно поморщилась и прижала
свободную ладонь к виску. - У меня в голове полная каша, ничего не сооб-
ражаю. Когда погиб Косарь?
- Двадцать пятого октября.
- Мне надо подумать. Ты двигай на Юго-Запад, а я пойду на работу, до-
ложусь Колобку, потом съезжу к Ольшанскому. Встретимся с тобой часа в
два. Годится?
- Где?
- Ты, как я понимаю, хочешь днем Кирилла покормить.
- Ну... хотелось бы, конечно.
- В половине второго подбери меня возле метро "Чеховская", поедем к
тебе домой, ты покормишь пса, а потом пойдем с ним погуляем. Знаешь, мне
кажется, мы с тобой как-то бестолково мечемся, толкаемся в разные двери,
сами не понимая, что хотим найти. Хватит скакать, пора сесть и подумать.
Ты согласен?
- Тебе виднее, это про тебя говорят, что ты компьютер, а не про меня.
Я при тебе вроде мальчика на побегушках до сих пор был.
- Ты что? - испугалась Настя. - Ты обижаешься на меня? Андрей, ми-
ленький, если я что-то не так сказала...
- Да брось ты, Настасья, тебе уж и слова сказать нельзя. У тебя по
утрам чувство юмора долго спит: ты уже проснулась, а оно еще нет. В час
тридцать, метро "Чеховская". Привет.
Настя поставила телефон на место и вяло, еле волоча ноги, побрела в
ванную. На душе у нее было слякотно. Обнаруженное несколько дней назад
"кое-что" с каждым днем вырастало и крепло, и что с ним делать, она не
знала.
С каждым днем Виктор Алексеевич Гордеев становился все мрачнее. Его
обычно круглое лицо осунулось и посерело, движения становились медлен-
нее, голос - суше. Все чаще, слушая собеседника, он произносил "ну да,
ну да", и это означало, что он опять не слушает, что ему говорят, а ду-
мает о чем-то своем.
Проводя утреннюю оперативку, он плохо слышал сам себя, вглядываясь в
который раз в лица своих подчиненных и думая: "Этот? Или этот? Или вон
тот? Кто из них?"
Ему казалось, что он знает, кто из оперативников связан с преступным
миром, но верить в это не хотелось. В то же время если это не он, не
тот, на кого он думает, значит, кто-то другой, и от этого не легче. Гор-
деев ко всем относился одинаково, и кто бы ни оказался предателем - бу-
дет одинаково больно. Его раздирали противоречивые желания: с одной сто-
роны, ему хотелось поделиться с Каменской своими подозрениями, но, с
другой стороны, он считал, что втягивать ее не нужно. Конечно, Настасья
умница, наблюдательная, с хорошей памятью и четким мышлением, с ней
вместе легче было бы разобраться. И в то же время Виктор Алексеевич
знал, как трудно будет ей, скажи он о своих подозрениях, разговаривать с
этим человеком, работать с ним, обсуждать любые, даже не служебные воп-
росы. Кроме того, она может выдать себя и насторожить того, кто пока
уверен в своей безопасности.
Во время совещания он не спрашивал Настю о ходе работы по убийству
Ереминой. Она поняла правильно и, вернувшись к себе в кабинет, терпеливо
ждала вызова начальника. Не прошло и десяти минут, как Гордеев позвонил
ей по внутреннему телефону с одним коротким словом: "Зайди".
- Виктор Алексеевич, пусть Миша Доценко побеседует с этим человеком,
- Настя протянула Гордееву листок, на котором были записаны координаты
Солодовникова и вопросы, требующие как можно более точного ответа. Миша
Доценко так искусно умел "работать" с памятью людей, пробуждая ассоциа-
тивные связи, что с его помощью порой человек вспоминал до малейших де-
талей и с точностью до минуты события, давно минувшие. Настя очень наде-
ялась, что Мише удастся установить время, когда Солодовников звонил сво-
ему приятелю по институту Борису Карташову. Это поможет более точно
очертить временной интервал, в котором раздался тот исчезнувший с кассе-
ты звонок.
- Хорошо. Что еще?
- Еще нужно повторно допросить врача-психиатра, у которого консульти-
ровался Карташов. Это я должна сделать сама.
- Почему?
- Потому что я разговаривала с Карташовым, хорошо помню все детали
беседы и, чтобы выявить противоречия в показаниях, с врачом должна раз-
говаривать тоже я. Во всяком случае, то, что мне поведал Карташов, до-
вольно сильно отличается от того, что записано в протоколе допроса док-
тора Масленникова.
- Ты так серьезно подозреваешь этого художника?
- Очень серьезно. К тому же эта версия ничем не хуже других. На про-
верку двух первых ушли три недели. Я согласна, те две версии были самые
трудоемкие. По данным ОВИРа, никто из иностранных клиентов Ереминой в
конце октября в Москве не был, за исключением того последнего голландца,
но Ольшанский доверяет его алиби. Немотивированные действия в состоянии
острого психоза до конца проверить все равно невозможно. Все, что было в
наших силах, мы сделали. Остается ждать, что случайно выплывет какая-ни-
будь информация, но ждать этого можно до самой пенсии. А вот история с
болезнью Ереминой кажется мне подозрительной. Виктор Алексеевич, у меня
есть основания думать, что она не была больна и ее украденный сон -
сказка про белого бычка.
- А мотив? Если Карташов замешан, то какой мотив?
- Не знаю. Вот и хочу попробовать узнать. Только нам трудно вдвоем с
Чернышевым, поэтому дело двигается медленно.
- По-моему, оно у тебя вообще не двигается, - проворчал Колобок. -
Все пробуешь, проверяешь, тыкаешься, как слепой котенок, а толку - чуть.
С отделением милиции по месту жительства Ереминой контакт поддерживаешь?
- Ну... в общем... - промямлила Настя.
В отделении милиции розыском пропавшей Ереминой первоначально зани-
мался капитан Морозов, поэтому сотрудничать с группой, расследующей
убийство, поручили тоже ему. В первые дни Настя пыталась подключить его
к делу, но Морозов довольно популярно объяснил ей, что, кроме этого
убийства, совершенного, между прочим, неизвестно где, возможно, в другом
районе города и даже в области (а он, Морозов, обязан заниматься только
преступлениями, совершенными на его территории), на нем еще восемнадцать
краж, два десятка угонов, грабежи, разбои и парочка нераскрытых убийств,
по которым ему Петровка не помогает и он крутится сам. Даваемые Настей
поручения он выполнял неохотно, спустя рукава, особо не торопился, зато
очень ловко прятался от нее, и найти его было очень и очень непросто.
Через три-четыре дня Настя вообще перестала его искать и тащила всю ог-
ромную работу на себе и Чернышеве.
Однако жаловаться и ябедничать Каменская не любила, поэтому на вопрос
начальника промычала что-то невразумительное.
- Ясно, - коротко хмыкнул Колобок, мгновенно все поняв. - Позвоню в
отделение, проведу воспитательную работу. Подключай Морозова, нечего с
ним церемониться. Можно подумать, у него нагрузка больше, чем у Черныше-
ва. Послезавтра стажер придет, возьмешь к себе в помощь. И не стесняйся
использовать наших ребят. Только делай это через меня. Поняла? Обяза-
тельно через меня. Я как начальник даю поручение - и точка. При этом мо-
гу ничего никому не объяснять. А ты ведь не сможешь им не ответить, если
они начнут задавать вопросы, верно?
- Верно, не смогу. Подумают, что я строю из себя невесть что.
- Ну да, ну да, - задумчиво покивал полковник, и Настя поняла, что он
опять на несколько секунд выключился из разговора.
Настя поднялась из-за стола, аккуратно сложила свои записи.
- Я пойду, Виктор Алексеевич? - полувопросительно сказала она.
- Ну да, ну да, - снова повторил Гордеев и вдруг как-то странно пос-
мотрел на Настю и очень тихо произнес: - Будь осторожна, Стасенька. Ты у
меня одна осталась.
Следователь Ольшанский в противоположность Гордееву был приветлив и
улыбчив, но большинство Настиных предложений встречал в штыки. И Настя
догадывалась отчего. В первую неделю после возбуждения дела об убийстве
Ереминой со следователем работали Миша Доценко и Володя Ларцев. Если к к
оценке Константин Михайлович был равнодушен, то Ларцев числился у него в
любимчиках, вполне, впрочем, заслуженно. Ольшанского с Ларцевым связыва-
ла и личная дружба, они ходили друг к другу в гости, а их жены стали
добрыми приятельницами. Когда полтора года назад при родах умерли жена
Ларцева и новорожденный ребенок и Володя остался с десятилетней дочкой
на руках, именно Ольшанские помогли ему справиться с горем и как-то на-
ладить жизнь.
Но смерть жены изменила не только личную жизнь Ларцева. Она сказалась
и на его работе. Володя уже не мог безраздельно отдаваться служебным де-
лам и пахать с утра до глубокой ночи, как это бывало раньше. У него при-
бавилось забот и головной боли, он стал успевать делать гораздо меньше,
потому что в течение дня старался решить кое-какие хозяйственно-магазин-
ные проблемы, заскочить домой проверить, все ли в порядке, вечером по-
раньше уйти, чтобы проконтролировать дочкины уроки и приготовить ей еду
на весь следующий день. Коллеги относились к беде сочувственно и многое
Ларцеву прощали, тем более что его хлопоты отразились в основном на
объеме выполняемой работы, но не на ее качестве. Однако Константин Ми-
хайлович Ольшанский, принимая близко к сердцу все, что касалось его дру-
га, болезненно воспринимал любой намек на то, что Володя иногда недора-
батывает. По-человечески все это можно было понять. Но Насте неприятно
было, что в этой ситуации она оказалась "стрелочником".
- Экспертиза пленки еще не готова, - сообщил Ольшанский, как только
она переступила порог.
Настя забрала у Карташова не только последнюю кассету, но и две пре-
дыдущие, на которых были сообщения, исходящие несомненно от самой Вики,
и попросила следователя задать эксперту вопросы о природе непонятной па-
узы и о том, есть ли на последней кассете запись голоса, идентичного об-
разцам номер четыре, одиннадцать и сорок шесть, отмеченным на двух дру-
гих кассетах. Если уж не верить Карташову, решила она, то не верить во
всем. Стало быть, надо проверять все и опять с самого начала. Услышав,
что заключение экспертов еще не готово, она огорченно вздохнула.
- Жалко. Я так надеялась. Но все равно, Константин Михайлович, надо
разрабатывать Карташова.
- Согласен, - кивнул Ольшанский. - Есть предложения?
- Есть. В первую очередь надо передопросить подругу Ереминой Колобову
и врача-психиатра. Потом еще раз побеседовать с родителями Карташова и
вообще со всеми, кто был допрошен в первые дни. - Она чуть было не ска-
зала: "Со всеми, кто был допрошен Ларцевым", но вовремя прикусила язык.
Следователь поморщился.
- Что ты хочешь получить из этих допросов? Ну скажи на милость, какие
такие вопросы ты им всем задашь, кроме тех, которые уже были заданы?
"Вопросы-то те же самые, только, подозреваю, ответы будут другие", -
мысленно ответила Настя, но снова сдержалась.
- Дело стоит на месте, - продолжал между тем следователь, - ничего
нового в нем не появляется, а ты все время пытаешься изобразить види-
мость работы и переделываешь одно и то же по нескольку раз. Где твое
хваленое мышление? Уж сколько мне про тебя рассказывали, уж так тебя
превозносили, а я что-то не вижу твоих необыкновенных способностей.
Обыкновенный серенький сыщик, таких тысячи. Так что давай-ка начистоту,
Каменская. Я сейчас тебе обидные вещи говорил, но они основаны на том,
что я вижу. А если я чего-то не вижу, то это уже твоя вина. Я ведь тебя
предупреждал, чтобы ты не вздумала темнить. Признавайся, ты что-то от
меня утаиваешь?
Терпение у Насти истощилось. "Нет, я не Грета Гарбо, - подумала она.
- В актрисы не гожусь. Я могу быть только самой собой, больше пяти минут
притворства не выдерживаю". Она решила сказать правду.
- Константин Михайлович, протоколы первых допросов - явная халтура. Я
понимаю, как неприятно вам это слышать, я знаю, что Ларцев ваш близкий
друг. Поверьте мне, мы с ним знакомы не один год, я его очень уважаю и
отношусь к нему с доверием и теплотой. Но в нынешней ситуации наши с ва-
ми эмоции мешают нормальной работе по делу. Давайте признаем, что Ларцев
спешил, хотел сделать все побыстрее, а получилась халтура, которую надо
за ним переделывать. В результате упущено время, которое можно было бы
использовать более толково. Ну что теперь, рвать на себе волосы? Что
случилось, то случилось. У Володи трудная жизнь, сделаем ему скидку и
постараемся поправить то, что еще можно поправить. Хотя кое-что попра-
вить уже нельзя. Прошу вас, не закрывайте глаза и не делайте вид, что
все в порядке. Вы же сами видите, что протоколы допросов сделаны плохо.
Вы опытный следователь, вы просто не можете этого не видеть. Хотите при-
мер?
- Не хочу. Я опытный следователь и сам все вижу. Но я прошу тебя,
Анастасия, пусть это пока останется между нами. Не обещаю, что у меня
хватит мужества поговорить с Ларцевым, но если уж кто-то должен это сде-
лать, то лучше пусть это буду я. Не жалуйся на него Гордееву, хорошо? Я
должен был сам всех допросить, когда увидел эти проклятые протоколы, но
я понадеялся на Володьку, черт бы его подрал. Думал, не может быть, что-
бы он упустил что-то важное. Ты знаешь, сколько у меня одновременно дел
в производстве? Двадцать семь. Ну куда мне еще повторные допросы прово-
дить!
Ольшанский мгновенно будто состарился. Ослепительная улыбка потухла,
в голосе слышалось отчаяние.
- Что же вы так сопротивлялись, стоило мне заговорить о повторных
допросах? - негромко спросила Настя. - Вы же понимали, что я права. Ре-
путацию Ларцева берегли?
- А ты что сделала бы на моем месте? Не берегла бы репутацию своего
друга? Это только в кино работники правоохранительных органов руко-
водствуются исключительно интересами дела. А мы все живые люди, у нас у
всех свои проблемы, семьи, болезни, и, между прочим, простые человечес-
кие чувства. В том числе и любовь. Знаешь, находить проблемы значительно
проще, чем их решать. Ладно, Анастасия, давай помиримся и займемся де-
лом. Кто будет допрашивать?
- Чернышев, Морозов и я. Может быть, еще Миша Доценко.
- Морозов? Кто это?
- Из отделения "Перово", на их территории жила Еремина. Он тоже рабо-
тает с нами.
- Морозов, Морозов... - задумчиво пробормотал следователь. - Где-то я
слышал... Погоди, его как зовут? Случаем, не Евгений?
- Да, Евгений.
- Крепкий такой, лицо красное, нос с горбинкой?
- Да, он. Вы его знаете?
- Не то чтобы знаю, пару раз сталкивался. Намучаешься ты с ним.
- Почему?
- Пьет много и ленится. А апломба - выше крыши, дескать, мы тут все
баклуши бьем, он один не разгибаясь трудится. Но это характер такой по-
ганый. Вообще-то он весьма неглуп и дело знает хорошо, если делает его,
конечно. А то ведь все увильнуть норовит.
- Справлюсь как-нибудь, Константин Михайлович, выбирать-то не из ко-
го. Вы же сами сказали, у нас не кино, а жизнь. Где же взять двадцать
толковых оперов, которые разбегутся по команде в разные стороны, а к ве-
черу прибегут обратно, собрав за один день всю нужную информацию, чтобы
у следователя сразу сложилась полная картина. Так не бывает, сами знае-
те. По крохам собираем, по крупицам, медленно, в час по чайной ложке. А
ведь я только этим убийством и занимаюсь, других дел у меня нет. У дру-
гих-то вон по скольку дел одновременно висит. Так что даже ленивый Моро-
зов - и то подмога. Не стращайте меня.
- Да это я так, к слову...
Выйдя из городской прокуратуры, Настя двинулась к метро. Она испыты-
вала облегчение от того, что поговорила с Ольшанским о Ларцеве и сняла
нараставшее напряжение в своих отношениях со следователем. И в то же
время ей было грустно. Пожалуй, она не смогла бы сейчас сказать, кого ей
жаль больше всего - Ларцева, Ольшанского или саму себя.
В мягких сумерках бара трое мужчин вели неспешную беседу. Один из них
пил минеральную воду, двое других - кофе с ликером. Самому молодому из
них было за сорок, самому старшему - шестьдесят три, люди солидные, дер-
жатся с достоинством. Не курят - здоровье берегут и говорят негромко.
- Как с нашим делом? - спросил средний по возрасту, в дорогом анг-
лийском костюме, лысоватый дородный мужчина с благородным лицом.
- У меня есть достоверные сведения, что к делу подключается наш чело-
век, так что не волнуйтесь, сбоев больше не будет, - ответил ему ма-
ленький пожилой человек с морщинистым лицом и острыми светлыми глазками.
Разумеется, у него были имя и отчество, но его собеседники почему-то ни-
когда ими не пользовались, предпочитая называть старика просто Арсеном.
- Я надеюсь на вас, - вступил в разговор самый молодой участник бесе-
ды, коренастый некрасивый мужчина с железными зубами в верхней челюсти.
- Мне бы не хотелось терять людей, они у меня все как на подбор.
- А ты у них вместо дядьки Черномора? - усмехнулся Арсен. - Не бойся,
дядя Коля, ничего с твоими молодцами не сделается, если не обнаглеют.
Мужчина с железными зубами улыбнулся. Улыбка у него была странная,
вызывающая ассоциации с транспарантной губной помадой: сам столбик пома-
ды мог быть лимонно-желтым или ядовито-зеленым, а на губах она вдруг
расцветала малиновым или нежно-сиреневым цветом. Казалось, дядя Коля на-
тягивал на лицо улыбку вальяжного и уверенного в себе человека, а сквозь
нее проступали недоверие и настороженность.
- И все-таки, - настойчиво встрял мужчина в английском костюме, - ка-
ково состояние нашего дела?
- Дело практически не двигается, так что перестаньте дергаться, -
презрительно скривил губы Арсен. - Девчонка топчется на одном месте, шаг
вперед - два назад. Пусть работает, зарплату свою отрабатывает, к истине
она пока даже в первом приближении не подошла.
- А если подойдет?
- А для этого и существует наш человек около нее, чтобы проконтроли-
ровать. Как только она сунется туда, куда не надо, ее за руку придержат,
а мы об этом тотчас узнаем. Прошел уже почти месяц, и ничего страшного
не случилось. Надо продержаться до третьего января. Если до третьего ян-
варя ничего не накопают, за что можно уцепиться, дело приостановят и су-
нут в сейф, а тогда уж по нему точно никто ничего делать не будет. У них
нагрузка - не дай Бог. Приостановленными делами заниматься времени нет.
- От моих ребят что-нибудь потребуется? - спросил тот, кого назвали
дядей Колей.
- Надо будет - скажу. А пока пусть сидят тихо. Не приведи Господь им
за что-нибудь в милицию попасть. Особенно этому... как его... который
быструю езду любит.
- Славик?
- Вот-вот, он самый. Скажи ему, пусть машину в гараж поставит и ездит
на метро. Того и гляди, какому-нибудь гаишнику попадется, дурак безмозг-
лый.
- Я прослежу, - кивнул дядя Коля. - Что еще?
- Больше ничего. Понадобится - сообщу, не постесняюсь.
Арсен кинул взгляд на часы и поднялся. Следом встали и его собеседни-
ки. Все трое неторопливо двинулись к выходу. Самый молодой, дядя Коля,
сел в неприметные "жигули", "английский костюм" уехал в бежевой "волге",
а пожилой худощавый Арсен, зябко поеживаясь в легком плаще, направился к
остановке троллейбуса.
Глава четвертая
Что удерживает людей друг подле друга? Что заставляет их быть вместе?
Непреодолимая тяга? Или просто удобство?
Выслушав от Андрея Чернышева рассказ о его беседе с Ольгой Колобовой,
в девичестве Агаповой, Настя никак не могла решить, играют ли новые фак-
ты на пользу Борису Карташову или же свидетельствуют против него.
Леля Агапова была напарницей Вики Ереминой в ремонте той самой квар-
тиры, которая находилась по соседству с квартирой Карташова. Познакомил-
ся Борис с обеими девушками одновременно, причем, цинично рассудив, что
ослепительно красивая Вика наверняка прочно "занята", сразу остановил
свое внимание на хорошенькой Лелечке. Та была попроще, без особых пре-
тензий и какая-то домашняя. У Бориса поначалу даже мелькнула было мысль,
а не жениться ли ему на милой, хозяйственной и не обремененной родствен-
никами детдомовской девочке. Леля не испытывала пристрастия к алкоголю,
не курила и вполне могла бы родить ему здоровенького красивенького малы-
ша. Но очень скоро банальная ситуация мезальянса по расчету стала еще
более банальным любовным треугольником: в дело вмешалась напористая и
уверенная в себе Вика, которой ничего не стоило затащить художника в
постель чуть ли не на глазах у подруги. Борис увлекся всерьез, а тихая
Лелечка покорно отошла в сторону, привычно уступив первенство более кра-
сивой Вике. Все, что Карташов рассказывал о "чашках чая" и "обедах, при-
готовленных для мужчины", было правдой, но не всей.
Спустя какое-то время Леля Агапова собралась замуж за Васю Колобова,
и между ней, Викой и Борисом стало нарастать напряжение. Красивая и
удачливая Вика с ума сходила от злости, что Лелька, много лет, еще с
детдома, всегда бывшая ее "дублершей", сумела найти мужа раньше ее са-
мой. Леля молча страдала от любви к Борису и отчетливо понимала, что за-
муж выходит, лишь бы выйти. Сам же Борис ругал себя за глупость и сла-
бость, проклинал тот день, когда позволил грубым инстинктам взять верх
над разумом, и собирался с силами, чтобы отговорить Лелю от этого брака
любыми путями, потому что видел, что она жениха не любит, и знал, что за
всем этим стоит не только отсутствие надежды на брак с ним, Борисом, но
и глупое, детское желание хоть раз в жизни, ну хоть в чем-то опередить
красавицу Вику. За неделю до свадьбы Леля пришла к Карташову домой и
сказала:
- Боря, сделай мне свадебный подарок...
И он сделал ей, своей бывшей любовнице, такой свадебный подарок, о
каком она просила: неделю - упоительную и страстную.
- Как бы я хотела, чтобы Вика узнала, - мечтательно говорила Леля,
потягиваясь в постели. - Пусть бы ей было так же больно, как мне тогда,
когда я вас с ней застала на этом самом диване.
- Не говори глупости, - отмахивался Борис, внутренне холодея. Мужест-
