ит вспомнить все до последней мелочи - и он вернется...
Бежевая "волга" свернула с Киевского шоссе и поехала в сторону Матве-
евского. Возле Дома инвалидов и престарелых она остановилась, и из нее
вышел дородный мужчина с привлекательным, благородных очертаний лицом.
Мужчина уверенно вошел в вестибюль, поднялся в лифте на четвертый этаж,
прошел по коридору и без стука вошел в одну из палат.
- Здравствуй, отец.
С подушки на него глянули тусклые слезящиеся глаза, в которых
мелькнуло подобие улыбки. Старческие губы дрогнули.
- Сынок... Давно не был.
- Извини, отец. - Мужчина придвинул стул к кровати и сел. - Дела.
Пришлось уехать на целый месяц, проводил избирательную кампанию. Ты же
знаешь, через несколько дней выборы в Думу. Как ты себя чувствуешь?
- Плохо, сынок. Видишь, лежу, почти не встаю уже. Забрал бы ты меня
отсюда, очень уж не хочется на казенной койке помирать.
- Заберу, отец, обязательно. Вот пройдут выборы, кончится беготня и
нервотрепка - и сразу же заберу тебя домой.
- Скорей бы. Не доживу...
Старик прикрыл глаза. По морщинистой щеке сбежала слезинка и потеря-
лась в складках кожи.
- Отец, ты помнишь семидесятый год?
- Семидесятый? Это когда с тобой...
- Да-да, - нетерпеливо перебил мужчина. - Помнишь?
- Помню. Как же не помнить такое? А что? Побеспокоили тебя?
- Нет, нет, не волнуйся. Это дело похоронено. Но всетаки... Как ты
думаешь, кто еще может помнить?
- Дружок твой, с которым ты...
- Это ясно, - снова перебил сын. - А еще кто?
- Даже и не знаю. Батыров умер давно. Смеляков? Он, может, и помнит,
да не знает, что к чему. Кроме меня, пожалуй, никто не знает. А ты к че-
му спрашиваешь-то?
- Да так, на всякий случай. Сам знаешь, если моя партия наберет нуж-
ное количество голосов и я пройду в Думу, найдутся доброжелатели, люби-
тели в грязном белье копаться.
- У тебя есть враги, сынок?
- А у кого их нет в наше-то время?
- Боюсь я за тебя, сынок. Не лез бы ты в это пекло, сожрут ведь тебя.
- Не бойся, отец, прорвемся. Ну, я пойду.
- Не бросай меня, сынок, приходи почаще, а? У меня на свете никого,
кроме тебя, не осталось. Твоя мать умерла, моя жена тоже...
- Не драматизируй отец. У тебя, кроме меня, еще дочка есть и сын. Ты
сам виноват, сволочей из них вырастил, все лучшее им отдал, вот они и
бросили тебя на старости лет.
- Не надо так, сынок, зачем ты... - Голос старика был еле слышен. - Я
и для тебя немало сделал, ты вспомни.
- Я-то помню, - жестко ответил сын. - Потому и езжу к тебе. Ладно,
отец, крепись, самое позднее через месяц заберу тебя отсюда.
- Прощай, сынок.
Глава шестая
Можно ли составить такое уравнение, в котором уместились бы, не про-
тивореча друг другу, подспудные желания Бориса Карташова и Ольги Колобо-
вой избавиться от Вики Ереминой, стертая запись загадочного телефонного
звонка на кассете автосекретаря и инцидент с Василием Колобовым, о кото-
ром он сначала никому не рассказал, а потом и вовсе стал начисто отри-
цать? Настя Каменская, Андрей Чернышев, Евгений Морозов, стажер Олег Ме-
щеринов и работавший "вслепую" Михаил Доценко сделали все возможное, оп-
росив массу людей, но так и не получили доказательств того, что художник
Карташов и его любовница Колобова причастны к исчезновению Вики. Правда,
доказательств их невиновности они тоже не получили. Устанавливать
чье-либо алиби спустя несколько недель после события - дело ненадежное,
тем более что речь идет о целой неделе. Где же ты провела эту неделю.
Вика Еремина, прежде чем тебя задушили? И почему на твоем теле оказались
следы от ударов толстой веревкой? Тебя истязали, мучили? Похоже, ты и
вправду была больна и попала в лапы к какому-то негодяю, который вос-
пользовался твоим состоянием, а под конец убил тебя. Только непонятно,
что же это был за телефонный звонок...
...Настя предавалась неторопливым размышлениям, сидя в полупустом са-
лоне для курящих в самолете, летящем из Москвы в Рим. Во время регистра-
ции она, единственная из всей делегации, попросила дать ей место в чет-
вертом, "курящем", салоне и теперь радовалась тому, что поступила пра-
вильно: пассажиров здесь было немного, а от общения с коллегами она была
избавлена и могла использовать три с половиной полетных часа для того,
чтобы подумать.
Итак, Василий Колобов. При повторной беседе факт избиения отрицал ка-
тегорически, ссылаясь на падение с лестницы в пьяном виде. Его жена, од-
нако, столь же категорически утверждала, что ее мужа избили, мотивируя
свою уверенность тем, что когда он в тот день пришел домой, то лег на
кровать, руки к животу прижал, согнулся пополам и пробормотал: "Сволочи.
Подонки". Упрямого Колобова пытались "продавить" все по очереди, включая
стажера и Настю, но результата это не дало. Упал, и все тут. Только вре-
мя потеряли. Однако при этом заметили, что чем упорнее отрицал Василий,
что его избили, тем болезненнее реагировал на любое упоминание о подруге
своей жены Вике. В конце концов решили проверить, не связан ли был жено-
любивый продавец импортных сигарет с Викой амурными делами, о которых
никто не знал. Может бить, в этом деле все куда проще и мотивом убийства
явилась ревность? Как версия - вполне годилось. И тогда телефонный зво-
нок мог быть сообщением от Вики о том, что она уезжает куда-нибудь с Ва-
силием. Судя по тому, что они узнали о характере девушки, она бы не пос-
теснялась сказать об этом Борису. После убийства, совершенного, вполне
вероятно, Колобовым, Борис и Ольга принимают решение не выдавать убийцу.
Мало ли по каким причинам... К тому же со смертью Вики решались сами со-
бой их личные проблемы, слабохарактерному Борису не нужно больше думать
о том, как расстаться с Ереминой, а Леля получала реальный шанс на нор-
мальную семейную жизнь с художником. Тем более оба они очень хотели
иметь детей. В этом уравнении стертая запись на кассете оказывалась к
месту, но при чем тут избиение Колобова? А может, ни при чем? Оно вообще
не имеет к убийству никакого отношения, и не надо пытаться искусственно
впрячь в одну упряжку "коня и трепетную лань"?..
...- Вы раньше не бывали в Риме? - послышался справа от нее приятный
голос, говоривший по-английски с сильным акцентом. Настя повернула голо-
ву к молодому человеку в белом свитере, сидящему через проход. Он с
улыбкой смотрел на лежащий у нее на коленях мишленовский путеводитель по
Риму, который она откопала в квартире родителей. Этот путеводитель На-
дежда Ростиславовна привезла из своей первой поездки в Италию много лет
назад.
Настя по акценту безошибочно угадала в юноше итальянца. Она с трудом
преодолела искушение ответить ему по-английски. "Нельзя же тянуть до
бесконечности, - подумала она. - Все равно придется пользоваться
итальянским, так уж лучше начать сейчас". В английском и французском она
чувствовала себя уверенно, часто ими пользовалась, много переводила,
особенно во время отпусков, чтобы заткнуть дыры в бюджете. А итальянский
язык, которым она неплохо владела в детстве благодаря настойчивости ма-
тери, давно лежал, как она сама выражалась, в дальнем ящике стола без
активного употребления, и Настя побаивалась говорить на нем. Но все-таки
решилась.
- Вы можете говорить по-итальянски, - произнесла она, перебарывая
смущение и тщательно следя за произношением. - Только не быстро.
Юноша понимающе улыбнулся и с явным удовольствием перешел на родной
язык. Они проболтали минут двадцать, когда в салон с сигаретой в руках
вошел руководитель делегации Якимов. Он занял сиденье прямо перед Нас-
тей, щелкнул зажигалкой, выпустил дым и повернулся к ней, слегка перег-
нувшись через подлокотник кресла.
- От коллектива отрываешься, Каменская? - шутливо сказал он. - Уже и
поклонника себе нашла. Смотри у меня, чтоб без глупостей.
Якимов ей нравился. В нем не было диктаторских замашек и надменного
превосходства человека, много бывавшего за границей, над рядовыми совг-
ражданами, которые, впервые оказавшись за рубежом, не знают обычно, как
ступить и что сказать. Он охотно делился опытом, подробно отвечал на все
вопросы и давал очень ценные советы, которые Настя, побывавшая в Швеции
в гостях у матери, признала правильными и своевременными.
- Какой у нас будет распорядок? - спросила она у Якимова.
- С десяти до шести нами будут заниматься итальянские коллеги, после
шести - развлекаем сами себя. Среда и суббота - свободные дни, можно по-
бегать по магазинам, если захочешь. Что конкретно тебя интересует?
- Я хочу встретиться с матерью. Она обещала приехать в Рим в четверг.
- Нет проблем. После шести часов ты сама себе хозяйка, с моей стороны
никаких возражений нет. На всякий случай имей в виду, двое из нашей де-
легации уже пронюхали, что ты знаешь языки, и собираются на правах стар-
ших по званию запрячь тебя в магазинные мероприятия. Так что, если хо-
чешь получить свободу, ставь меня в известность - я их постараюсь при-
держать.
Якимов потушил сигарету и ушел в передний салон, где сидел вместе с
остальными членами делегации: двумя генералами (один из министерства,
другой из ГУВД Москвы), начальником одного из московских окружных управ-
лений внутренних дел и двумя сотрудниками Главного управления уголовного
розыска.
- Никогда бы не подумал, что вы русская. Я был уверен, что вы англи-
чанка, - раздался голос юноши в белом свитере.
Настя усмехнулась про себя. Немудрено, что он принял ее за англичан-
ку: худощавая, белесая, невзрачная, с тонкими чертами невыразительного и
оттого, наверное, холодного лица, она и впрямь казалась типичной старой
девой из английского классического романа. Во всяком случае, ее внеш-
ность не имела ничего общего с расхожим представлением о русской краса-
вице.
- Вы хотите сказать, что у меня типично английская внешность?
- Нет, вы говорите по-итальянски с английским акцентом.
- Да ну? - изумилась Настя. - Никогда бы не подумала.
Она решила повнимательнее прислушаться к речи своего общительного со-
беседника и постараться говорить так же, как он. Слух у нее был превос-
ходный, к иностранным языкам мать приучила ее с раннего детства, поэтому
борьба с английским акцентом успешно завершилась как раз к моменту по-
садки. Молодой итальянец по достоинству оценил Настины лингвистические
усилия и на прощанье сказал:
- Теперь вы говорите, как итальянка, которая слишком долго жила во
Франции.
Они дружно расхохотались.
- У меня появился другой акцент?
- С акцентом все в порядке, но вы начали строить фразы, как францу-
женка.
Их поселили в маленькой тихой католической гостинице, стоящей на хол-
ме, неподалеку от российского посольства. Настя обрадовалась, узнав, что
от гостиницы до собора Святого Петра можно было дойти пешком за двадцать
минут.
Якимов не обманул. В шесть вечера у итальянцев заканчивался рабочий
день, и российская делегация оказывалась предоставленной сама себе. Ни-
чего похожего на русское гостеприимство здесь не наблюдалось: за шесть
дней - одна экскурсия по городу и один ленч с представителями минис-
терства. Они знакомились с работой служб и подразделений полиции, зада-
вали вопросы, смотрели учебные фильмы. Ни о каких мероприятиях после ра-
бочего дня и речи не было.
Настю это вполне устраивало. После обеда в гостинице в семь часов она
переодевалась, меняла юбку на джинсы, а туфли - на привычные любимые
кроссовки и, накинув кожаную куртку, в кармане которой лежал путеводи-
тель, отправлялась гулять. В среду, когда у них был свободный день, Нас-
тя сорвалась из гостиницы сразу после завтрака, который накрывали в по-
ловине восьмого. Она никому, кроме Якимова, не сказала о своих планах и
постаралась улизнуть незаметно от других, пока никто не попросил ее по-
мочь с покупками, так как ни английского, ни тем более итальянского не
знал ни один человек, кроме нее самой и руководителя. План ее вполне
удался, и Настя целый день бродила по городу, разглядывая дома и
скульптуры, лавируя в беспрерывном потоке машин и не переставая удив-
ляться тому, насколько внимательно и уважительно относятся водители к
пешеходам. Декабрьское солнце было еще очень теплым, но, несмотря на
семнадцать градусов выше нуля, многие женщины шли по улицам в распахну-
тых шубках из песца и норки.
Настю всюду преследовал запах натурального кофе, доносившийся из бес-
численных маленьких кафе и баров. Первые два часа она еще находила в се-
бе силы сопротивляться, но потом, трезво рассудив, что давать отдых но-
гам все равно надо, а на те деньги, которые у нее есть, ничего особенно-
го не купишь, поэтому нет смысла их экономить, перестала отказывать себе
в удовольствии и с наслаждением присаживалась за столик прямо на улице.
Под вечер, несмотря на путеводитель, она ухитрилась заблудиться, долго
шла вдоль глухой каменной стены, и только снова оказавшись в знакомом
месте, сообразила, что просто-напросто прогулялась вокруг Ватикана.
В четверг, шестнадцатого декабря, проходя сквозь колоннаду, окружаю-
щую собор Св. Петра, Настя сразу увидела на площади свою мать. Надежда
Ростиславовна, красивая, стройная и умопомрачительно элегантная, стояла,
оживленно беседуя с высоким седым мужчиной и поминутно оглядываясь по
сторонам.
Мать и дочь обнялись и расцеловались.
- Знакомьтесь, - профессор Каменская тут же перешла на английский. -
Моя дочь Анастасия. Мой коллега профессор Кюн.
- Дирк, - представился Кюн, пожимая руку Насте.
"Ай да маменька, - мысленно восхитилась Настя. - Привезла своего воз-
любленного, не побоялась. Впрочем, кого ей бояться? Меня, что ли? Смеш-
но. Интересно, кто кому смотрины устраивает, он - мне или я - ему? Но
какая же она всетаки красавица! Почему же я-то такая невзрачная уроди-
лась?"
У Дирка были седые волосы, мальчишеское лицо и веселые желто-зеленые
глаза. Он немного говорил по-русски, Настя, хоть и с большим трудом" но
могла объясняться по-шведски, и разговор всех троих являл собой весьма
забавную лингвистическую смесь.
В первый вечер они просидели до поздней ночи в ресторане, куда их
привел симпатяга-профессор, знавший в Риме каждый закоулок. Настя не
могла припомнить, когда в последний раз столько смеялась. Ей было легко
с матерью и ее другом, ее опасения не оправдались, и ни малейшего напря-
жения она не испытывала. Преодолев барьер неловкости во время встречи с
отчимом и его пассией, аналогичную ситуацию с матерью Настя перенесла
без каких-либо эмоциональных затруднений. Мать счастлива, Дирк смотрит
на нее с веселым обожанием, и что во всем этом плохого, если всем хоро-
шо?
- Завтра пойдем в оперу, я взяла билеты, - сказала, прощаясь, Надежда
Ростиславовна, - а в субботу - Сикстинская капелла. Не проспи, она отк-
рыта для посетителей только до двух часов дня.
- Я рад, что у Надин такая замечательная дочь, - обаятельно улыбнулся
Дирк Кюн.
Настя вернулась в гостиницу довольная и умиротворенная. Переживания
по поводу распада семьи, точившие ее вот уже несколько месяцев, показа-
лись ей пустыми и беспочвенными. Люди имеют полное право быть счастливы-
ми, тем более когда при этом никто не страдает.
Если бы Настя Каменская знала, как резко изменится ее жизнь всего
лишь через три дня, если бы она только догадывалась, какими неправдопо-
добно далекими и призрачными покажутся ей "римские каникулы" из той глу-
бины страха и нервного напряжения, в которую она окунется всего лишь че-
рез трое суток, она бы, наверное, постаралась получше запомнить и закре-
пить в себе то чувство восторга и душевного спокойствия, которое снизош-
ло на нее в Вечном городе. Но Настя, как и все счастливые люди, самона-
деянно полагала, что так теперь будет всегда.
И ошибалась.
В субботу, выйдя из Сикстинской капеллы, мать предложила съездить на
книжную ярмарку.
- Мне надо посмотреть кое-какие книги для себя и для друзей. Давай
сходим вместе, тебе будет интересно.
На ярмарке они разделились. Мать с Дирком пошли искать нужные им из-
дания, а Настя осталась у стендов, над которыми огромными буквами было
написано "Европейский бестселлер". Она разглядывала яркие обложки, чита-
ла аннотации, отмечая про себя: "Вот это я бы почитала, если бы было
время, и это тоже, и это... А такая литература - не на мой вкус". Перей-
дя к очередному стенду, она почувствовала, как земля ушла из-под ног.
Прямо перед ней стояла книга под названием "Соната смерти", автор -
Жан-Поль Бризак. На глянцевой обложке - пять кроваво-красных полос, ими-
тирующих нотный стан, и светло-зеленый скрипичный ключ.
Оправившись от шока, Настя взяла книгу и впилась глазами в аннотацию.
"Жан-Поль Бризак, - гласила она, - одна из самых загадочных фигур совре-
менной европейской литературы. Ни одному журналисту еще не удалось взять
интервью у автора более чем двадцати бестселлеров. Напряженная интрига,
борьба добра и зла, темные стороны человеческой натуры - все это в кни-
гах таинственного затворника, не позволяющего себя фотографировать и об-
щающегося с внешним миром через своего литературного агента".
Она внимательно оглядела стенд и нашла еще несколько книг Бризака на
немецком, французском и итальянском языках. Заметив вдалеке мать, Настя
сквозь толпу пробралась к ней.
- Мама, здесь можно купить книги?
- Конечно. Ты нашла что-то интересное? Пойдем, я тебе куплю, у тебя
все равно денег не хватит, здесь все очень дорого.
- Но мне нужно много... - нерешительно сказала Настя.
- Значит, купим много, - с олимпийским спокойствием ответила мать.
Немецкого языка Настя не знала, поэтому выбрала книги Бризака на
французском и итальянском.
- Зачем тебе это? - Надежда Ростиславовна презрительно скривила губы.
- Неужели ты читаешь такую дребедень?
- Ну... Интересно, - уклончиво ответила Настя. - Писатель-затворник,
темные стороны души... Любопытно.
Мать явно не одобряла увлечение дочери европейским бестселлером и,
оплачивая отнюдь не дешевую покупку, заметила:
- Бризака можно купить в любом киоске на вокзале или в аэропорту го-
раздо дешевле. И выбор там больше.
Жан-Поль Бризак, по словам Надежды Ростиславовны, был популярным, но
неглубоким писателем. Его книги охотно раскупались для дорожного чтения
невзыскательной публикой, поэтому издавались преимущественно в мягких
обложках в карманном формате. Но одно замечание матери Настю заинтересо-
вало:
- Он идет на поводу у моды. Знаешь, в последние годы возрос интерес к
России. Да и эмигрантов стало больше. У Бризака есть целый цикл трилле-
ров на русскую тему, и представь себе, они пользуются огромным спросом
среди выходцев из России. Могу тебе сказать: кем бы ни был этот затвор-
ник, но он не бедствует. Тиражи у его творений колоссальные, а пишет он
быстро.
- Ты читала что-нибудь? - с надеждой спросила Настя.
- Я же не эмигрантка. Да и триллеры не люблю. Не понимаю, кто привил
тебе такой дурной вкус.
- Но если ты не читала его книги, откуда ты знаешь, что они плохие? -
Настя как будто даже обиделась за писателя.
- Мне достаточно отзывов тех людей, чьему вкусу я доверяю. И потом, я
не утверждаю, что они плохие. Но знаю, что настоящая литература создает-
ся годами. А твой Бризак выпекает свои бессмертные произведения по пять
штук в год, если не больше.
- Как ты думаешь, мама, - задумчиво спросила Настя, - этот Бризак не
может быть русским эмигрантом?
- Маловероятно, - категорически возразила Надежда Ростиславовна, рас-
сеянно листавшая один из купленных дочерью романов. - Он владеет фран-
цузским, как француз. Достаточно прочитать два-три абзаца, чтобы в этом
убедиться. Впрочем, - добавила она, пробежав глазами открытую наугад
страницу, - язык у него хороший, острый, диалоги живые, сравнения инте-
ресные... Может быть, он и в самом деле неплохой писатель. Но он настоя-
щий француз, никаких сомнений быть не может.
На следующий день Настя вместе с делегацией улетела в Москву. В само-
лете она читала "Сонату смерти", надеясь найти в ней хоть какую-нибудь
подсказку, хоть крошечный намек на разгадку невероятного совпадения ри-
сунка на обложке и рисунка, сделанного Борисом Карташовым со слов погиб-
шей Ереминой. Как бы там ни было, в одном Настя теперь была уверена: Ви-
ка не была психически больна. Она действительно могла слышать по радио
описание своего сна: многие западные радиостанции, вещающие на русском
языке, передают отрывки из новых литературных произведений. Идея воз-
действия по радио не была плодом больного воображения. Но как же могло
случиться, что совпали оба рисунка? Совпали до мелочей, до светло-зеле-
ного цвета, которым нарисован скрипичный ключ?
Есть, конечно, самое простое объяснение, которое лежит на поверхнос-
ти: Вика слышит по радио отрывок из "Сонаты смерти", Настя даже точно
знает, какой именно эпизод она могла слышать. Потом пересказывает его в
деталях Борису, который и рисует, сообразуясь с ее словами. Если ей и
снился раньше какой-то кошмар, он мог быть лишь отдаленно, а то и вовсе
не похож на то, что написано в "Сонате" и что оказалось потом на рисунке
Карташова. Просто у Вики что-то нарушилось в голове, и ей показалось,
что... Но тогда придется признать, что она была больна. Нет, опять не
складывается, опять тупик...
Если еще вчера дело об убийстве Ереминой страдало отсутствием инфор-
мации, то сегодня оно в мгновение ока стало невероятно запутанным.
Глава седьмая
- Придется опять начинать все с самого начала, - удрученно сказала
Настя, глядя на Чернышева, Морозова и стажера Мещеринова.
- В пятый раз? - саркастически спросил Андрей, закидывая ногу на ногу
и усаживаясь поудобнее.
Они сидели дома у Насти. Был вечер воскресенья, она обзвонила коллег,
едва переступив порог, и попросила их срочно приехать. В прихожей до сих
пор стояла неразобранная сумка с вещами, через которую приходилось пере-
шагивать, чтобы пройти в кухню. Почему-то никому, в том числе и самой
Насте, не пришло в голову отодвинуть ее в более удобное место.
- А хоть бы и в пятый, - резко ответила Настя. - Двигаться будем с
двух разных концов. На этот раз, я думаю, мы до чего-нибудь доберемся.
Олег, завтра с утра поедете в архив и найдете уголовное дело по обвине-
нию Ереминой-старшей в убийстве. Андрей с Женей начнут поиски в редакци-
онно-издательском мире, отталкиваясь от связей Валентина Косаря.
- А ты будешь осуществлять общее идеологическое руководство? - зло
поддел ее Морозов, даже не пытавшийся скрыть неудовольствие от того, что
его выдернули из дома в воскресный вечер.
Настя, прекрасно понимавшая его настроение, решила не поддаваться на
мелкую провокацию.
- Я буду читать нетленные творения Бризака, - спокойно ответила она,
- потому что никто из вас сделать этого не сможет. Ты удовлетворен?
- У меня на завтра другие планы, - продолжал препираться Морозов. -
Думаешь, кроме этого убийства столетней давности, на мне других забот
нет? Это вы там, на Петровке, милицейская элита, берете одно дело из ста
и наваливаетесь всем скопом, а остальные девяносто девять дел повисают у
нас на территории.
- Да ладно тебе, Женя, - примирительно произнес Чернышев, - раз уж
нам начальство велело работать в группе с Анастасией, чего теперь волосы
на себе рвать. Кончай бухтеть.
- Но я в самом деле завтра не могу.
Морозов явно нервничал, и Насте на какое-то мгновение стало даже жал-
ко его. У него могут быть действительно важные встречи, которые нельзя
отменить и на которых, может быть, что-то решается в его служебных делах
или даже в жизни.
- Что ж поделать, - вздохнула она, - не можешь - так не можешь. Подк-
лючишься во вторник. Идет?
Морозов с облегчением кивнул и сразу повеселел.
- А можно мне вместо архива работать с Андреем? - подал голос стажер,
до этого молча сидевший в кресле у самого окна, где было ужасно холодно,
потому что из-под неплотно прилегающей к косяку балконной двери постоян-
но струился морозный воздух.
- Нет, - категорически отрезала Настя. - Вы будете заниматься архи-
вом.
- Ну пожалуйста, Анастасия Павловна, - умоляюще заныл Олег. - Ну чему
я научусь в архиве-то? Вот живое дело...
- Вы научитесь читать уголовные дела, - жестко сказала она, подавляя
в себе нарастающее раздражение. - Если вы, Олег, думаете, что это прос-
то, то, смею вас уверить, вы жестоко ошибаетесь. Вы когда-нибудь видели
уголовное дело, переданное в суд?
Мещеринов хмуро молчал.
- Дело, переданное в суд, не имеет ничего общего с теми материалами,
которые лежат в папке у следователя, пока идет расследование. То есть
материалы, конечно, те же самые, но если у следователя они лежат, как
правило, в хронологическом порядке и вам легко проследить, что было сна-
чала, что - потом, то в сшитом деле, особенно если обвиняемых несколько,
да еще, не дай Бог, они ухитрились совершить не одно, а несколько прес-
туплений, сам черт ногу сломит. Следователь может скомпоновать дело по
лицам, тогда материалы, касающиеся каждого обвиняемого, идут в основном
подряд, но чтобы понять роль соучастников в эпизоде, приходится лазить
по всем томам. А бывает, что дело скомпоновано по эпизодам, и тогда при-
ходится долго мучиться, прежде чем поймешь, что же все-таки совершил ин-
тересующий тебя обвиняемый. А уж разобраться, кто какие показания давал
и кто кого пытался "утопить", - для этого надо иметь адское терпение. Вы
никогда не задумывались, почему услуги адвокатов стоят так дорого? Коро-
че, я прошу извинить меня за то, что устроила тут ликбез. Вам, Олег,
придется поработать с относительно легким делом: один обвиняемый по од-
ному эпизоду. Но я прошу вас проявить максимум внимания и не полагаться
на свою память, а делать выписки. Не забудьте фамилии тех, кто принимал
участие в расследовании и судебном разбирательстве, их надо тоже запи-
сать. И еще. Не сочтите, что я проявляю недоверие к вам, но хочу предуп-
редить заранее, чтобы не было потом недоразумений: не вздумайте ограни-
читься чтением приговора или обвинительного заключения. Меня интересует
не только фабула, а весь ход расследования, в том числе и показания сви-
детелей и обвиняемой, особенно если эти показания менялись в ходе
следствия и суда. Вы все поняли?
- Понял, - расстроенно ответил стажер. - Я могу позвонить от вас? Бо-
юсь, родители вернулись с дачи и беспокоятся, куда я подевался. Я так
поспешно убегал, когда вы меня вызвали, что даже записку не оставил.
- Телефон на кухне, - кивнула Настя.
Когда Олег вышел, Морозов с ухмылкой протянул:
- Ничего себе молодежь идет в милицию работать! Здоровый лоб, без пя-
ти минут офицер, а родителям докладывается, как первоклашка. Маменькин
сынок.
- Ну как тебе не стыдно, - с упреком сказала Настя. - Может, у него
родители такие. Он бы и рад не докладываться, но они переживают. Мы для
родителей всегда маленькие и глупые, с этим ничего не поделаешь.
Закрыв за гостями дверь, Настя постояла в задумчивости над сумкой,
брошенной посреди прихожей, решая, разобрать вещи сейчас или оставить на
потом. Утром мать с Дирком приехали в аэропорт Леонардо да Винчи, чтобы
проститься с Настей. Надежда Ростиславовна отдала ей огромный пакет с
подарками, а Дирк, лукаво улыбаясь, преподнес упакованную в бумагу пачку
книг. Это были знаменитые триллеры Бризака, купленные здесь же, в киоске
аэропорта, карманного формата и в мягких обложках. Книги лежали в сумке
вместе с вещами. "Придется разбирать", - уныло подумала ленивая Анаста-
сия Каменская и принялась за дело.
Разложив вещи по местам, она постояла под горячим душем, чтобы сог-
реться, притащила из кухни телефонный аппарат на длинном шнуре, постави-
ла у изголовья дивана, улеглась в постель и открыла роман Жан-Поля Бри-
зака "на русскую тему".
- Настюха! - обрадовался Геннадий Гриневич, обнимая Настю. - Какими
судьбами? Ты же недавно у меня была. Чтонибудь случилось?
- Совет нужен.
Настя ласково взъерошила остатки волос на голове у помрежа и чмокнула
его в подбородок.
- Ты говорил, у тебя есть знакомые журналисты из Франции и Германии.
- А что надо? Хочешь опубликовать скандальное разоблачение? - пошутил
Гриневич.
- Хочу проконсультироваться. Есть такой писатель, ЖанПоль Бризак. Он,
конечно, не звезда мировой величины, у нас его не переводят и, по-моему,
даже не знают. Но он довольно плодовитый, его произведения, говорят, хо-
рошо раскупаются, особенно любителями легкого дорожного чтива. Я бы хо-
тела узнать о нем поподробнее.
- Он француз?
- Вроде бы да, но это не точно.
- Тогда почему ты спрашивала про немцев?
- У него есть целый цикл романов на русскую тему, а мне объяснили,
что в среде наших эмигрантов такая литература пользуется популярностью.
Я и подумала, что немецкие журналисты тоже могут что-то знать об этом
писателе.
- Насчет эмигрантов - это тебе правильно сказали. Так что ты хочешь
узнать?
- Я хочу понять, что собой представляет Жан-Поль Бризак. Ты мне помо-
жешь?
- Постараюсь. Это срочно?
- Срочнее не бывает.
- Постараюсь, - твердо повторил Гриневич. - Как только что-нибудь уз-
наю, сразу позвоню тебе. На репетицию останешься?
- Спасибо, Гена, но - нет. Побегу.
Романы Бризака были не единственными романами "на русскую тему", ко-
торые читала Настя Каменская. Более того, из многочисленной литературы,
продающейся на книжных лотках, она выбирала именно такие произведения.
Ей было интересно, как видят и изображают русских зарубежные писатели.
Каждый такой опыт показывал, что о достоверности говорить не приходится.
Даже писатели-эмигранты, много лет прожившие в России, не могли избежать
огрехов при изображении сегодняшней российской действительности. А уж о
таких авторах, как Мартин Круз Смит, написавший знаменитый бестселлер
"Парк Горького", и говорить нечего. Настя соскучилась уже на сороковой
странице, мужественно домучив книгу почти до конца, но все-таки не дочи-
тала, не сумев справиться с раздражением от явных глупостей и нелепостей
в описании московской жизни. Потом она добросовестно пыталась прочесть
"Полярную звезду" и "Красную площадь" того же Круза Смита, и снова по-
терпела неудачу. Книги были откровенно плохие, и ей оставалось только
удивляться, почему за рубежом они стали бестселлерами.
Но с Бризаком все было иначе. Конечно, думала Настя, он не Сидни Шел-
дон и не Кен Фоллет, но детали у него удивительно правдивы. Кажется,
будто он прожил в России всю жизнь, что он и сейчас здесь. Ее поражало,
с какой точностью он называет цены на те или иные товары или услуги, да-
