много лет прошло, чтобы оправдываться. Да и модно стало в последние годы
писать и говорить о том, как коммунистическая партия творила в стране
произвол. Партию ругали, попавших под ее беспощадный пресс жалели, и при
таком раскладе Смеляков не видел ничего неприличного или опасного в том,
чтобы поведать свою историю.
...На другой день после убийства, когда Тамара была уже арестована,
его вызвал к себе один из секретарей горкома партии. Из кабинета секре-
таря следователь Смеляков вышел начальником городского отдела внутренних
дел в Подмосковье и владельцем огромной четырехкомнатной квартиры. Прямо
из горкома Григорий Федорович отправился на работу, аккуратно изъял из
папки часть документов, заменил их новыми, подделав подписи понятых и
свидетелей, и позвонил эксперту Батырову, который вместе с ним выезжал
на место происшествия. Батыров пришел не сразу. По его лицу Смеляков до-
гадался, что того тоже вызывали в горком.
- Чего делать будем, Гриша? - затравленно спросил Батыров. - Мне
предлагают должность в Кирове, с повышением.
- А мне - в Подмосковье, тоже с повышением. Ты согласился?
- А куда деваться-то? Откажусь - сгноят. Припомнят, что мои родители
- переселенные крымские татары.
- Я тоже согласился. У меня шестеро детей, а живем в двух комнатах в
коммуналке, друг у друга на головах.
- Да разве в этом дело? - грустно сказал эксперт.
- А в чем?
- В том, что нам с тобой ничего не предлагают. Нам приказывают. Квар-
тиры и должности - это уж так, для благородства, от широты души. Нам
приказывают сфальсифицировать уголовное дело и убирают с глаз подальше.
А мы с тобой совершаем преступление.
- Ну что ты, Рашид, - заволновался Смеляков, - какое же тут преступ-
ление? Никто не пострадает. Еремина - убийца, это очевидно, да она и са-
ма не отрицает. От нас только хотят, чтобы свидетели, которые были у нее
в квартире в момент убийства, в деле не фигурировали. Ну и ладно, пусть
их не будет. Кому от этого плохо? Хорошие мальчики, студенты, случайно
оказались дома у Ереминой, так это дело молодое, с кем не бывает. Они в
таком институте учатся! Если там только узнают, что они пьянствовали
вместе с проституткой-алкоголичкой, их сразу же исключат, из комсомола
выгонят, - и прощай, карьера. Зачем же ребятам жизнь портить из-за ерун-
ды?
- Может быть, ты и прав, - сухо ответил Батыров. - Что от меня требу-
ется?
- Протокол осмотра места происшествия, - быстро ответил следователь.
- Чтобы никаких следов пребывания в квартире лишних людей. Только Ереми-
на и потерпевший.
- А девочка, дочка Ереминой?
- Девочку оставь. Все знают, что она там была.
Уголовное дело забрали в прокуратуру, а Смеляков и Батыров благопо-
лучно разъехались, один - в Подмосковье, другой - в Киров. Григорий Фе-
дорович вышел на пенсию четыре года назад. Шестеро его детей давно вы-
росли, обосновались в Москве, обзавелись семьями. Трое сыновей занялись
бизнесом. Тогда и решили продать четырехкомнатную квартиру и построить
отцу роскошный дом, где ему, недавно овдовевшему, будет уютно и удобно и
куда можно приезжать с семьями и друзьями поплавать в озере, покататься
на лыжах, попариться в бане и вообще как следует отдохнуть.
Григорий Федорович против такого решения не возражал, наоборот, обра-
довался, что сможет на старости лет воплотить в жизнь свою давнюю мечту
о доме с камином, библиотекой, креслом-качалкой и большими собаками,
благо денег у сыновей-бизнесменов было много. Обустроив по собственному
усмотрению и вкусу дом и насладившись комфортом и покоем, Смеляков решил
попробовать себя в литературе. Это было еще одной его заветной мечтой.
Написал сначала несколько документальных очерков, как говорится, распи-
сался, а потом замахнулся на повесть, в которой изложил то самое дело
Тамары Ереминой. Написал так, как было на самом деле.
- А на самом деле в кухне на стене было вот это?
Настя протянула ему рисунок, сделанный Карташовым со слов Вики. Сме-
ляков кивнул.
- Где же все-таки опубликовали мою повесть?
- Боюсь, что нигде, Григорий Федорович.
- Значит, вы прочли рукопись в редакции?
- Нет, вашу рукопись я не читала.
Смеляков впился в нее тревожным и подозрительным взглядом.
- Тогда как вы узнали?
- Прежде чем я отвечу, позвольте, я кое-что прочту вслух.
Она достала из сумки "Сонату смерти", предусмотрительно обернутую бу-
магой, чтобы скрыть рисунок на обложке, открыла в том месте, где лежала
одна из многочисленных закладок, и начала переводить с листа. Прочтя два
абзаца, она подняла глаза на Смелякова.
- Нравится?
- Что это? - с ужасом спросил он. - Откуда вы это взяли? Это же мое,
из моей повести. Вид из окна моего служебного кабинета. На обшарпанной
стене дома огромный транспарант "Слава КПСС". А под ним мальчишки-хули-
ганы нарисовали свастику. И под всем этим художеством каждую субботу ва-
лялся один и тот же пьяный, которого потом забирали в вытрезвитель. Это
ведь нельзя случайно придумать, правда?
- Послушайте еще.
Она открыла книгу в другом месте и перевела еще отрывок.
- Я ничего не понимаю. Мистика какая-то. Имена другие, в целом все
другое, но детали, сравнения, даже отдельные фразы - мои, я могу пок-
лясться.
- Куда вы отдали свою рукопись?
- В журнал "Космос".
- Кому конкретно?
- Сейчас я посмотрю, у меня координаты записаны.
Григорий Федорович открыл ящик письменного стола, порылся в нем и
извлек визитную карточку.
- Вот, - он протянул карточку Насте. - Там на обороте от руки записа-
но. Его фамилия Бондаренко. Когда я принес рукопись, он записал мой ад-
рес, а я - его телефон. Он все искал, на чем записать свой номер, взял
со стола чью-то визитку и на чистой стороне... Боже мой, да что с вами?
Сейчас, сейчас, - он стал суетливо рыться в карманах вязаной домашней
кофты, - у меня где-то был нитроглицерин...
- Не надо, не беспокойтесь, - еле слышно сказала Настя, пряча визитку
в сумку. Пальцы плохо слушались, замок не хотел открываться. - Уже все
прошло. Здесь немного душно.
Хозяин проводил гостей до машины. Вдохнув сырой холодный воздух, Нас-
тя почувствовала себя лучше.
- Григорий Федорович, вам не страшно жить одному?
- Да нет, у меня собаки, ружье. И соседи близко.
- И все-таки...
- Что - все-таки? Вы чего-то недоговариваете?
- Вы - профессионал и не хуже меня должны понимать, что вы куда более
опасны, чем дочь Тамары Ереминой. Вы знаете гораздо больше ее. И уж если
кто-то испугался Вику, да так, что убил ее, то и над вами может повис-
нуть серьезная угроза. Я понимаю, мой опыт не сравнится с вашим, и вы
сами прекрасно знаете, что вам делать и чего не делать. Я не могу вам
советовать, могу только помочь, если нужно.
- Забавно, - усмехнулся Смеляков. - Я ведь собирался вам сказать то
же самое. Вы умны, у вас есть хватка, вы достаточно смелы, но еще более
осторожны, это чисто женское, но весьма полезное качество в розыскной
работе. И я не беру на себя смелость давать вам советы. Но если нужно,
могу помочь.
Обратно Настя и Борис ехали молча. У него на языке вертелись десятки
вопросов, но он не решался начать разговор.
- Едем к яхт-клубу? - наконец спросил он.
- Нет, в Москву. - Настя достала визитку, полученную у Смелякова. -
Попробуем найти редакцию журнала "Космос".
Она перевернула карточку и задумчиво уставилась на глянцевую поверх-
ность, на которой золотыми буквами было выведено: "ВАЛЕНТИН ПЕТРОВИЧ КО-
САРЬ".
Чтобы "сохранить лицо", Насте надо было непременно попасть в поликли-
нику до того, как врачи закончат прием, и демонстративно уйти оттуда в
своей вызывающе яркой куртке. Из поликлиники Настя вышла около семи ча-
сов вечера, одетая, как и утром, в ярко-красную куртку и пушистую мехо-
вую шапку. Она уже знала, что ее проверяли, и была готова к тому, что ее
будут "провожать" до дома. Поэтому по дороге она никуда не звонила, что-
бы не нервировать своих наблюдателей и не провоцировать их на очередные
полночные "страшилки". Зашла в несколько магазинов, купила продукты, с
удовольствием предвкушая, какой замечательный ужин приготовит из них Ле-
ша Чистяков.
Визит в редакцию журнала "Космос" удался лишь частично. Сергей Бонда-
ренко там действительно работал, но в данный момент он болел и находился
дома. Настя позвонила ему, но к телефону никто не подошел. Жаль было те-
рять выигранный у них день, но ничего не поделаешь. Они с Карташовым си-
дели в машине неподалеку от дома, где жил Бондаренко, и каждые пятнад-
цать минут звонили ему из автомата. Наконец, в шестом часу трубку сняла
женщина и сообщила, что Сергей будет дома часов в десять. Так что разго-
вор с Бондаренко пришлось взять на себя Чернышеву. Он попробует разыс-
кать редактора до того, как тот вернется домой. Сегодня каждая минута на
счету, пока они думают, что Настя ходит по врачебным кабинетам, а дело
не двигается. Завтра она снова будет на глазах у всех, и снова начнется
утечка информации, если только она что-нибудь не придумает, чтобы замо-
рочить им голову.
Телефон, отрегулированный на минимальную громкость, трещал шепотом,
еле слышно, но Арсен все равно проснулся. Посмотрев на табло определите-
ля номера, он быстро повернул рычажок, окончательно убрав звук. Теперь
только красная сигнальная лампочка свидетельствовала о том, что кто-то
звонит сюда. Трубку Арсен не снял. Рядом спала жена.
Через несколько секунд лампочка снова замигала. Когда позвонили в
третий раз, на часах было 2.05. Арсен, стараясь не шуметь, вылез из пос-
тели и на цыпочках вышел в другую комнату. Три звонка в промежутке между
2.00 и 2.05 - это просьба о срочной встрече в оговоренном месте. Точнее,
это сигнал от инвалида о том, что такая просьба поступила.
Арсен быстро оделся, влез в темную теплую куртку, тихо отпер дверь и
вышел из квартиры. Его всегда раздражали грязь и темнота на улицах, но в
подобные минуты он мысленно благодарил городские власти, доведшие Москву
до такого состояния: прохожие в ночное время попадались крайне редко.
Он шел быстрым упругим шагом. Через пятнадцать минут он увидел на уг-
лу статную фигуру.
- Что у вас?
- Они добрались до "Космоса".
- Когда?
- Сегодня.
- Как вы узнали?
- Мне сообщил заместитель главного редактора.
- Они нашли Бондаренко?
- Кажется, пока нет. Но завтра найдут, вернее, уже сегодня.
- Черт бы побрал эту девчонку! - сквозь зубы процедил Арсен. - Как
она сумела выйти на редакцию? Кто мог ее навести, как вы думаете?
- Ума не приложу. Единственной связью между Викой с ее кошмарами и
"Космосом" был Косарь. Но его уже два месяца нет в живых.
- А автор? Я имею в виду того, кто написал про эту историю. Могла она
выйти на него?
- Не должна...
- Я вас не спрашиваю, должна или нет. Я хочу знать, возможно ли это в
принципе.
- Наверное, возможно, раз он на этом свете, а не на том.
- Наверное, наверное, - с досадой передразнил его Арсен. - Знаете, в
чем ваша беда, Сергей Александрович? Вы не умеете быть честным даже в
таких обстоятельствах, когда это жизненно необходимо для вас же самого.
Зачем вы темнили с самого начала? Почему сразу не сказали мне про вашу
парижскую контору? Если Каменская, не дай Бог, вычислила Смелякова, то я
вам не завидую. Даже если мы перекроем ей кислород, это уже ни к чему не
приведет. Если она у него была и показала ему книжку Бризака, которую
привезла из Рима, то Смеляков теперь и сам может начать поиски того, кто
украл его рукопись.
И потащится в первую очередь в ваш горячо любимый "Космос", к госпо-
дину Бондаренко. И что тогда делать?
- А нельзя его?.. И Бондаренко заодно... Я заплачу.
- Вы с ума сошли! После того, как она их нашла, этого ни в коем слу-
чае нельзя делать. Каменская сразу поймет, что идет по правильному пути,
и начнет копать все глубже и дальше. Да они там все на уши встанут!
Впрочем... Может быть, не все еще потеряно. Повторите-ка мне как можно
точнее, что вам сказал ваш друг из редакции. Кто именно приходил в "Кос-
мос"?
- Он не видел. Он слышал из своего кабинета, как в общей комнате
мужской голос спрашивал Сергея Бондаренко. Ему ответили, что он на
больничном.
- Домашний телефон или адрес не просил?
- Нет. Сказал, что зайдет через неделю. Замглавного потом спросил у
редакторов, как выглядел тот человек, что приходил к Бондаренко. Они
сказали, что мужчина лет за тридцать, очень высокий, волосы густые, тем-
но-каштановые, усы.
- Он был один?
- Один.
- Ладно, Сергей Александрович, идите спать. Я разберусь.
- Я очень на вас надеюсь, Арсен.
- А вот этого не надо. Я не всемогущ и ничего вам не обещаю. Вы сами
во всем виноваты.
- Но кто же мог предположить, что Смеляков напишет об этом, что отне-
сет рукопись именно в "Космос" и именно она уйдет по каналу? Такое сте-
чение обстоятельств невозможно предвидеть!
- Врать не надо было. Спокойной ночи.
Арсен ни минуты не сомневался, что в редакцию приходил Борис Карта-
шов. Конечно, перед Сергеем Александровичем Арсен делал соответствующее
лицо, притворяясь озабоченным и напряженно думающим. На самом деле он
облегченно вздохнул, поняв, что в редакцию приходил художник. Что же это
означало? А то, что он нашел-таки ту пресловутую записку, которую ему
оставила Вика. Арсен был достаточно опытен, чтобы не поверить в случай-
ность. Художник жил в своей квартире, и записка ему на глаза не попада-
лась. А потом вдруг... Вернее, не вдруг, а сразу после того, как к нему
домой заявился некий вор, записка волшебным образом обнаружилась. Этому
могло быть только два объяснения. Либо сыщики с Петровки связались с
Карташовым и просили записку поискать, либо мальчонка, посланный дядей
Колей, не выдержал побоев и кое-что сболтнул.
Первое объяснение, пожалуй, придется отставить: на Петровке думают,
что Борис еще не вернулся в Москву. И потом, если бы Каменская узнала о
содержании записки, в "Космос" явился бы не Борис, а она сама или
кто-нибудь из ее группы. А она вместо этого целый день проболталась в
поликлинике, на работу не ходила и ни с кем из своих сотрудников в кон-
такт не вступала. Судя по всему, если Карташов что-то и узнал, то дальше
него информация пока не ушла. Из этого и следует исходить.
Арсен рассудил, что ситуация пока не особенно обостряется.
Раз Карташов не стал спрашивать в редакции адрес и телефон Бондарен-
ко, стало быть, не считает разговор с ним чрезвычайно важным и срочным,
то есть не видит связи между редактором "Космоса" и смертью Вики. А коль
так, горячку можно не пороть. Больше всего на свете Арсен не любил
действовать второпях. Он был убежден, что при цейтноте решения принима-
ются неверные и даже глупые. В юности он увлекался шахматами и очень
прилично играл на уровне мастеров спорта.
Все это хорошо, но дядя Коля со своим мальчишкой... Как же он мог так
проколоться? Мало того, что взял в команду слабака, не вынесшего побоев
дилетанта-художника, но и позволил этому сопливому пацану обмануть себя,
не почувствовал вранья, фальши, принял все за чистую монету. Интересно,
как же все было на самом деле? Мальчишка сам признался, что пришел ис-
кать записку? Или художник затаился в темном углу и наблюдал за гостем,
а когда тот нашел то, что искал, вышел из укрытия и начал бить парня?
Никак иначе Арсен не мог объяснить тот факт, что Карташов вдруг явился в
редакцию к Бондаренко. Только через записку. А записка - только через
мальчишку. Надо немедленно сказать этому хреновому Черномору - дяде Ко-
ле, чтобы разобрался.
Что же касается художника, нужно посмотреть за ним на тот случай, ес-
ли он захочет вступить в контакт с МУРом. Арсен полагал, что хорошо зна-
ет людей. То обстоятельство, что Борис сам пошел в редакцию, может быть
истолковано двояко. Либо он знает телефон только Каменской, которую весь
день не мог застать, поэтому он и пошел в редакцию сам. Либо он вообще
не считает нужным сообщать о "Космосе" ни Каменской, ни кому бы то ни
было еще из милицейской братии. Вот и нужно посмотреть, не попытается ли
он завтра связаться с Петровкой, точнее, с Каменской. Достаточно будет
одного дня, чтобы разобраться в намерениях художника.
И еще одна успокоительная мысль пришла в голову Арсену. Если Каменс-
кая пока ничего не знает, можно успеть поработать и со Смеляковым, и с
Бондаренко. Лучше бы, конечно, обойтись без трупов. Слишком много смер-
тей...
Андрей Чернышев подумал, что его силы и способности на сегодняшнюю
ночь иссякли. Сначала он подлизывался к жене Бондаренко и уговаривал
сказать, где проводит время ее больной муж. Потом, уговорив жену и ра-
зыскав мужа в теплой, даже жаркой банной компании, Андрей изображал
"своего парня" и втирался в доверие к Бондаренко и его приятелям, в ре-
зультате чего ему удалось вывести, вернее - вывезти незадачливого редак-
тора из бани и даже обосноваться с ним вместе в пустой квартире, ключи
от которой постоянно были у Чернышева. Потом он снова по телефону подли-
зывался к жене абсолютно пьяного Бондаренко, клянясь ей всем героическим
прошлым и светлым будущим родной милиции, что Сергей проведет ночь не у
женщины, а под его, Андрея, неусыпным надзором, и что утром трезвый, как
хрустальный бокал, муж будет на машине доставлен на родную кухню. Оста-
валось, как говорится в одесском анекдоте, уговорить Рокфеллера: сделать
так, чтобы Бондаренко протрезвел, согласился ответить на вопросы и ниче-
го при этом не напутал.
Чернышев сперва надеялся обойтись "легкими" мерами: поил Сергея креп-
ким чаем и кофе, заставлял засовывать голову под холодную воду. Ре-
зультат его усилий был, однако, какимто однобоким: редактор все крепче и
увереннее стоял на ногах, но взгляд его делался все более мутным, а речь
- бессвязной. Время шло, утро было все ближе, а надежд на получение по-
казаний все меньше. Андрей злился, нервничал, потом впал в отчаяние. В
момент, когда отчаяние достигло пика, в нем словно щелкнул выключатель,
осветив ситуацию другим светом. "Представь себе, что перед тобой больная
собака, - сказал сам себе Чернышев. - Ты же не будешь злиться на нее за
то, что она болеет. Пьяный мужик - та же больная животина. Ему тоже пло-
хо, а помочь сам себе он не может. И связно объяснить, что у него болит,
тоже не может. Если бы Кирилл заболел среди ночи, что бы ты сделал?"
Ответ пришел сам собой. Превозмогая отвращение, Андрей установил ре-
дактора в устойчивую позу перед унитазом и засунул ему в глотку два
пальца. Здесь же рядом предусмотрительно поставил пятилитровую банку со
слабым раствором марганцовки, чередуя принудительную рвоту с на-
сильственным питьем. Закончив неприятную процедуру, он положил Сергея на
диван и открыл записную книжку, где лежали заботливо вырезанные из газет
объявления типа: "Вытрезвляю срочно. Круглосуточно. Выезд на дом". Анд-
рей поискал среди вырезок такие, которые, судя по номерам телефонов, да-
вались "вытрезвителями", проживающими где-то неподалеку. Он позвонил в
два места, в одном из них договорился о срочном визите и, ожидая подмо-
ги, принялся прикидывать, хватит ли у него наличных денег, чтобы запла-
тить за услуги.
К утру редактор журнала "Космос" Сергей Бондаренко смог достаточно
связно изложить события двухмесячной давности. Когда Валька Косарь с го-
рящими глазами стал рассказывать о странной болезни, свалившейся на под-
ружку одного его знакомого, он, Сергей, сразу вспомнил, что где-то уже
читал про что-то очень похожее. Покопавшись в памяти, он припомнил де-
тективную повесть, которую принес в редакцию пожилой мужчина, кажется,
бывший следователь. Косарь почему-то вдруг сделался очень серьезным и
сказал, что надо докопаться до правды, потому что психиатрический диаг-
ноз - это не шутки, можно человеку всю жизнь искалечить, а он на самом
деле абсолютно здоров.
- Сделаем так, - заявил он Сергею. - Ты поищи в своих редакционных
залежах эту повесть, а я свяжусь со своим знакомым, дам ему твои коорди-
наты, чтобы вы могли встретиться. Идет?
- Ладно, - безразлично пожал плечами Бондаренко. Его не беспокоила
болезнь чьей-то там подружки, и ему совсем не хотелось копаться в подва-
ле среди редакционного хлама, старых бумаг и неиспользованных рукописей.
Графоманов нынче развелось - страшное дело. Раньше, при застое, такого
не было. А теперь что ни месяц - то новая модная тема: то партия, то
беспредел в исправительно-трудовых учреждениях, то гомосексуалисты, то
путч, то коррупция, то похищение людей с целью продажи их внутренних ор-
ганов... И каждая новая тема поднимала волну графоманов, которые счита-
ли, что им есть что сказать по данному вопросу. Рукописи поступали в ре-
дакции журналов непрерывным потоком, но почти все они никуда не годились
и после беглого прочтения небрежно сваливались в подвалы или на чердаки.
Но отказать Вальке Косарю, закадычному другу, который столько раз по-
могал ему, Сергей не мог. В тот же день он отправился в подвал и предп-
ринял добросовестную попытку найти рукопись, однако потерпел неудачу.
Несмотря на кажущийся хаос, в складировании бумаг была своя система, ко-
торую никто не нарушал. Каждый отдел журнала имел "свой" кусок стены,
вдоль которого складывались материалы, и "свои" участки на стеллажах.
Бондаренко сантиметр за сантиметром обследовал "свою" территорию, но по-
вести бывшего следователя Смелякова не нашел. Он попытался припомнить: а
точно ли, что он отправил ее в подвал? Может быть, повестушка оказалась
ничего, вполне приличная, и он отдал ее на читку заместителю главного
редактора? Тогда надо у него спросить, куда он засунул рукопись.
Замглавного никакого Смелякова с детективной повестью не помнил. Но
Сергей не особенно расстроился. Нет рукописи - ну и черт с ней. Адрес
Смелякова у него записан, можно просто отправить Валькиных друзей к не-
му, и все вопросы будут решены...
- Вы не знаете, Косарь позвонил своим друзьям? - спросил Андрей, за-
варивая очередную порцию крепкого чая и распечатывая новую пачку сахара.
- Да, конечно. Он хотел позвонить прямо из нашей редакции, но спохва-
тился, что оставил дома бумажку с их номером телефона. А вечером, в тот
же день, позвонил мне и сказал, что его знакомый в командировке и что
он, Валентин, оставил ему сообщение на автоответчике. Мол, как только
Борис приедет, сразу у меня объявится.
- Вы точно помните, что он назвал его Борисом? - переспросил Андрей.
- Да, пожалуй... Точно.
- А в какой день это было, не помните?
- Число не помню. Но это была пятница. Потому что на следующий день
мне позвонила молодая женщина, сказала, что мой телефон ей дал Косарь и
что она хотела бы со мной встретиться по поводу рукописи. А это была
суббота, мне перед женой пришлось выкручиваться и объяснять, что срочно
надо ехать на работу. Я же не мог пригласить в дом незнакомую молодую
женщину, сами понимаете.
- Где же вы с ней встретились?
- Как это где? На работе, конечно, в редакции. Вы представляете, что
было бы, если бы жена позвонила на работу, а меня там нет? Развод и де-
вичья фамилия в ту же секунду.
- И что было потом?
- Она пришла в редакцию. Ну, я вам скажу... Вы сами-то ее видели?
Умереть и не встать. Я, конечно, размяк, поплыл, готов был ради нее еще
раз весь подвал перерыть. Одним словом, дал я ей адрес автора, Смеляко-
ва, она его в руках покрутила и говорит, что боится ехать одна. Мол,
место отдаленное, незнакомое, вдруг заблудится? Я намек, ясное дело, на
лету поймал. Сказал, что попрошу машину у приятеля и в понедельник отве-
зу ее за город, к Смелякову. Договорились, что в понедельник, часов в
десять утра, она придет в редакцию, и мы поедем. На том и разошлись.
- А дальше?
- А дальше - ничего. Она не пришла. И вообще больше не появлялась и
не звонила.
- А вы не пытались ее разыскать?
- Зачем? Она могла быть мне интересна только как красивая женщина, но
раз она больше не появилась, стало быть, я ее не привлекаю. Так зачем я
буду ее искать?
- В ту субботу в редакции еще кто-нибудь был?
- Да, человек пять-шесть.
- Кто-нибудь видел Вику у вас в комнате?
- Практически все. Это общая комната, здесь и чай пьют, и разговари-
вают, и курят.
- Может, кто-нибудь проявил к вашей гостье особый интерес?
- Ну вы даете! - ухмыльнулся редактор. - Я так понял, что мужики мимо
нее вообще спокойно пройти не могли. Все особи мужского пола, заходившие
в комнату, тут же делали стойку и пытались познакомиться. Вряд ли можно
кого-то из них выделить, все реагировали одинаково.
- Сергей, надо сосредоточиться и сделать две вещи. Вопервых, вспом-
нить, какого числа это было. Во-вторых, припомнить всех, кто в ту суббо-
ту был в редакции и видел девушку. Сумеешь?
Бондаренко долго морщился, тер ладонями виски, отпивал мелкими гло-
точками круто заваренный чай. Наконец он поднял на Андрея измученные
глаза.
- Не могу. Уцепиться не за что. Помню точно, что суббота, а вот чис-
ло... Не то конец октября, не то начало ноября.
- Двадцать пятого октября погиб Косарь, - напомнил Чернышев.
- Да? - вскинулся Сергей. - Неужели это было двадцать пятого октября?
Хотя да, конечно, четвертого декабря сорок дней поминали... Это было до
того, как Валя... как его... Короче, до того.
- Значит, двадцать третьего октября, - уточнил Андрей, заглянув в ка-
лендарик.
С фамилиями сотрудников, бывших в ту субботу в редакции, дело обстоя-
ло хуже. Редактор с уверенностью вспомнил только двоих, а насчет ос-
тальных сомневался. Но и это было неплохо. Имея две фамилии, можно попы-
таться восстановить остальные, так как есть точная дата. Ведь не каждую
же субботу в редакции собираются одни и те же сотрудники.
Глава десятая
Что-то неуловимо изменилось в лице полковника Гордеева. Последние не-
дели он выглядел вялым, безразличным ко всему, в том числе и к работе
своего отдела, часто жаловался на головную боль и на сердце. Сегодня
Настя увидела, что потухшие было глаза начальника снова загорелись, в
них появился азарт. "Колобок почуял дичь", - подумала она.
За вчерашний день и нынешнее утро Виктор Алексеевич сделал невозмож-
ное. Он успел выяснить много интересного о том партийном боссе, по чьему
указанию в тысяча девятьсот семидесятом году было сфальсифицировано дело
Тамары Ереминой, из которого исчезло всякое упоминание о двух студентах,
находившихся на месте преступления в момент убийства.
Итак, Александр Алексеевич Попов, имеющий двоих вполне обеспеченных
детей и даже троих, почти совсем взрослых внуков, доживал свой век в до-
ме престарелых. Поговаривали, что отношения с женой у него были не
очень-то теплыми, и в свое время Александр Алексеевич чуть было не раз-
велся, намереваясь жениться на другой женщине, к тому времени уже родив-
шей от него сына. Супруга, однако, прибегла к испытанному по тем време-
нам средству, и блудный муж был возвращен к семейному очагу жесткой пар-
тийной рукой, а скандал аккуратненько притушили. Тем не менее благород-
ный Попов по мере сил и возможностей помогал внебрачному сыну, и хотя от
армии уберечь не смог, зато потом устроил его в престижный институт.
- Интересно, - протянула Настя, - уж не сынка ли он спасал, убирая из
уголовного дела свидетелей?
- Правильно мыслишь, - кивнул Гордеев. - Если твой Смеляков на ста-
рости лет ничего не напутал, то фамилии этих свидетелей - Градов и Ники-
форчук. К сожалению, бывший эксперт Рашид Батыров давно умер, так что
перепроверить не у кого. Пока примем как рабочую версию, что один из них
был внебрачным сыном Попова. Теперь слушай дальше, деточка. Дальше еще
интереснее будет.
Гордеев положил перед собой сводки наружного наблюдения за двумя
людьми: за парнем, вломившимся в квартиру Карташова, и за человеком, на-
водившим справки в поликлинике.
Санек, он же Александр Дьяков, сразу после ухода от Карташова отпра-
вился в школу, обыкновенную среднюю школу, которая в вечернее время сда-
вала свой спортзал в аренду клубу "Варяг". Что он делал в школе, устано-
вить не удалось, но минут через двадцать после его ухода из школы вышел
еще один человек, личность которого, хоть и не сразу, но установили. Это
некий дядя Коля, он же Николай Фистин, руководитель "Варяга", в прошлом
дважды судимый за хулиганство и нанесение телесных повреждений. Пос-
кольку до самого утра из школы больше никто не выходил, можно с уверен-
ностью полагать, что Санек ходил на встречу именно с дядей Колей. Дядю
Колю тоже проводили до дому.
С человеком, проверявшим Настю в поликлинике, дело обстояло не так
просто. Он, по-видимому, был опытен и осторожен, потому что легко и неп-
ринужденно ушел от наблюдения, предварительно не проверяясь. Это означа-
ло, что подобным образом он действует всегда независимо от того, подоз-
ревает ли за собой слежку. Так что Гордеев и Настя располагали пока
только описанием довольно необычных взаимоотношений этого человека с те-
лефонами-автоматами.
Ночью Виктор Алексеевич получил из Центрального адресного бюро список
всех проживающих в Москве Никифорчуков и Градовых...
- Никифорчуков меньше, я их возьму себе, - сказал полковник. - А то я
уже старенький, мне перенапрягаться вредно. Бери себе Градовых, и начнем
отсев.
Он протянул Насте пачку распечатанных с компьютера листов.
- Исходим из того, что год рождения сына Попова - не позже пятидеся-
того, коль он в семидесятом уже армию отслужил и учился в институте, но
и не раньше сорок пятого, потому что Попов появился в Москве уже после
войны, до войны он жил в Смоленске. История с внебрачным сыном - мос-
ковского розлива, я узнавал. Дружок его по идее должен быть тех же лет,
плюс-минус три года. Ему в семидесятом должно было быть не меньше восем-
надцати, стало быть, год рождения - не позже пятьдесят второго.
Настя забрала списки и ушла к себе. Разложив на письменном столе горы
статистической отчетности и аналитических материалов, она выдвинула
центральный ящик и положила туда сотни Градовых. Ей хотелось по обыкно-
вению запереть дверь и поработать спокойно, но она понимала, что сегодня
этого делать нельзя. Пусть все, кому интересно, заходят и видят, что она
готовит для Гордеева очередной ежемесячный аналитический отчет об
убийствах, совершаемых на территории города, и об их раскрываемости.
Интересно оказалось всем. Ну пусть не всем, но многим. В течение бли-
жайших двух часов в ее кабинете перебывало не менее десятка человек; и
каждому она жаловалась на врачей, чуть не отправивших ее в госпиталь; на
