обращал внимания на коллектив".
- И в чем это конкретно выражалось?
- Ну, например, однажды все эти трое увлеклись фотографией. В школе
был фотокружок, и комната, где проявлялись снимки, и как-то мы готовили
праздничную стенгазету и сняли всех учителей. И вот Нестеренко, который
очень неплохо рисовал, тайком ото всех подретушировал снимки. Тому, у кого
была лысина, он сделал лысину чуть побольше. Тому, у кого были острые
зубы, он сделал зубки чуть поострее. Мой бедный нос, который, как вы
видите, у особ более молодого возраста называется "орлиным", он изобразил
с более заметным крючком. Наши зубки стали зубастей, а подбородки -
подбородистей, сообщая лицам выражение, обычно свойственное портретам
известных художников Кукрысниксов. Но это были не карикатуры. Просто,
когда отпечатали снимки, учителя стояли в недоумении перед газетой и
думали: "Точь-в-точь, Николай Сергеевич - как раз такая гнида, но неужели
я действительно так выгляжу?" Но поскольку все мы воспитаны в том духе,
что фотография не может лгать, мы недели две пребывали в неведении, пока
истина как-то не просочилась наружу.
- А какие были у него отношения с Шакуровым?
- Прекрасные, пока Нестеренко не исключили из школы как пособника
апартеида.
- Что? - изумился Сергей.
- Вас удивляет, откуда в честной советской школе берутся пособники
апартеида? У нас учился сын одного посла из бюрющейся Африки. Сын
борющейся Африки бил младших ребят и все время хвастался, что его никто не
побъет, потому что его папа помогает своей стране строить социализм, и что
тот, кто его побъет, вылетит из школы. И вот Нестеренко подошел к нему на
перемене, и дело кончилось тем, что сын борющейся Африки разбил своим
задом стекло на лестничной площадке.
- И при чем тут Шакуров?
- А Саша Шакуров был в это время председателем комитета комсомола
школы. Нестеренко исключали из школы, а Саша вел собрания. Говорил, что
сознательная молодежь не может пройти мимо и оставить в стороне...
- С ума сойти, - сказал Сергей, - и Нестеренко не набил ему морду?
- Не знаю, - пожала плечами учительница, - но вряд ли они остались
друзьями, или я уже совсем отстала от нашей сознательной молодежи...
- А Баркин, генеральский сын? Он какое место занимал в этой компании?
- О, он глядел в рот Нестеренко и списывал у Шакурова контрольные. Он
ужасно провалился на экзамене по химии: он ничего не выучил, и Шакуров
послал ему шпаргалку, а Шакуров собирался поступать в химический. Кажется,
его там срезали... И вот Баркин написал на доске вещи, которые проходят
только на втором курсе университета, а потом его попросили сказать, что
такое основные и кислотные оксиды, - а он и не смог.
- Шакуров что, не понимал, что он этой шпаргалкой только завалит
приятеля?
- А он сделал это нарочно. Он любил топить человека, делая вид, будто
помогает ему.
- А Баркин что, этого не видел?
- А Баркину как будто нравилось, если его топили, и они ужасно
подходили друг другу.
Тут перемена кончилась, и в класс за перегородкой повалили школьники.
Сергей выискал уличный автомат и позвонил в отделение. Снявший трубку
Дмитриев сообщил, что Сергея ищет начальство и что начальство недовольно
усердными и безрезультатными поисками Гуни, каковые поиски привели к
недостаче милиционеров на других стратегически важных участках работы.
Самая свежая и важная информация гласила, что через два часа после взрыва
Гуню видели на Павелецком.
После разговора Сергей вернулся в служебную машину и поехал в
"Балчуг". Ему было интересно посмотреть, с каким таким Макферсоном банкир
встречается в "Балчуге", и встречается ли он с кем-нибудь вообще, - или
просто хотел избавиться от лейтенанта Тихомирова.
Машина банкира действительно стояла на стоянке наискосок от
гостиницы. Швейцар суетливо ловил такси для высокопоставленной дамы, и не
обратил на Сергея внимания. Сергей подошел к двери обеденного зала, и
вежливый официант спросил его, что ему угодно. Сергей ответил, что он
просто хочет подождать Александра Шакурова.
- Он вас ждет, - сказал официант и повел его к столику в глубине
зала. На столике, застеленном белой скатертью, стоял букет из гербер и
еловых веток. Александр, уткувшись подбородком в скрещенные руки, сидел и
смотрел на герберы.
- Садитесь, - сказал Александр, - я не вас жду. Как только человек,
которого я жду, придет, вы уйдете.
- Я не у вас на службе. Меня нельзя прогнать из-за пачки цветных
фотографий.
- У меня есть более важные дела, чем беседовать с вами.
- Удивительный народ банкиры. Их хотят убить, а них есть более важные
дела. Какие: ссуда под курятник в Тамбовской области?
- Что вы мне хотите сказать?
- Мы установили имя человека, который покушался на вас, - это был
Мефодий Баркин. Сразу после покушения он, видимо, уехал из Москвы с
Павелецкого вокзала. В багажнике машины Сазана, среди мусора, мы нашли
обрывки проволоки, идентичные той, что использовалась при присоединении
шашки к аккумуляторной батарее. Если бы я меньше уважал закон, я бы мог
промолчать, что видел, как Сазан выносил это мусорное ведро из квартиры
Баркина, и тогда бы Сазана сегодня не выпустили даже за тысячу гринов, или
сколько он там дал. А вы в это время сидели в машине.
- Ну и что? - осведомился Шакуров.
- Спрашивается, почему Сазан взял вас с собой? Потому что он знал,
что Баркин уехал. А вы решили, что он будет убивать Баркина на ваших
глазах. Сазан напугал вас до смерти и обеспечил себе моральное алиби.
- Мы были школьными друзьями, - сказал Шакуров, - что я, не имею
права навестить друга?
- Да, вы трое были друзьями. А что это за история с сыном ангольского
посла?
- У меня мать мыла полы в больнице. Я должен был вылезти наверх, чего
бы это ни стоило, - мне или другим. Вам это не нравится?
- Видите ли, Александр Ефимович, если вы лезете наверх и по дороге
называете своего друга прихвостнем империализма, - на это нету статьи в
уголовном кодексе. А если ваш друг, памятуя о вашем поведении, подкидывает
вам бомбу, - то на это статья имеется.
Банкир тоскливо оглядывался. Потом он подозвал официанта, и тот
принес ему телефон. Банкир сделал несколько звонков, во время которых
говорил в основном по-английски. Повесил трубку и объяснил:
- Этот человек не придет. Ему сказали, что у дверей моего офиса
взорвалась динамитная шашка, и, как благовоспитанный англичанин, он решил,
что мне не до него. Он позвонил мне домой и перенес встречу на четверг, а
жена забыла мне передать. Если бы это была секретарша, я бы ее уволил, но
жену уволить немного сложней. Что вы будете на первое? Здесь очень хороший
суп из акульих гребешков.
Они съели суп из акульих гребешков, и мясо с грибами, поданное в
запечатанных глиняных горшочках, а на десерт им принесли апельсиновый мусс
со взбитыми сливками.
- Сазан обманул вас, Александр Ефимович. Он смертельно напугал вас,
привезя туда, откуда он велел уехать Баркину. Вы знаете, что у Баркина
были большие деньги, - после того, как вы его уволили?
Шакуров изучал его лицо, как кассир изучает фальшивый доллар.
- У вас ничего не выйдет, Сергей Александрович. Вам нужно много
больше, чтобы поссорить меня и Валерия. И знаете, почему?
- Почему?
- Гуня ненавидит меня ровно восемнадцать лет. Это моя вина. Он был
нервным ребенком. У него были фобии, - знаете, когда человек вдруг безумно
чего-то боится. Федя, например, кричал, если ему покажешь скорлупу яйца. Я
об этом узнал и стал сыпать ему в портфель эту скорлупу. Когда я встретил
его год назад и взял шофером, это тоже была скорлупа в портфель. По виду
это была дружба. Я кормил его и одевал, и я приказывал ему носить за мной
тапочки. Я получал от этого кайф. Каждый раз, когда меня подводили те, до
кого я не мог дотянуться, шишки с меня падали на Баркина.
- Вы не производите впечатление очень нервного человека.
Банкир жалко улыбнулся.
- Я? Вы не работали со мной, Сергей. Вот сейчас я сижу, а в голове
моей бегает, как еж: Макферсон отменил встречу из предупредительности или
оттого, что решил не связываться с банком, у дверей которого рвутся бомбы?
И когда я вернусь в банк, я запущу этим ежом в секретаршу, а вечером я
напьюсь в "Янтаре". Хотите напиться со мной?
Сергей подумал, что если так пойдет дальше, то в отделении начнутсят
слухи, что Тихомиров ест и пьет за счет подозреваемых.
- Допустим, - сказал Сергей, - вы плохо обращались с Баркиным. А
Сазан - хорошо?
- Сазан не самоутверждается за счет шоферов. Он самоутверждается за
счет банкиров. И нервов у него меньше, чем волос у лягушки.
- Почему же тогда Сазан не остановил вас?
- Хотите сказать, что Сазан... Вздор! Вы не знаете всех обстоятельств
дела!
- Догадываюсь... Скажите, кто тогда стрелял из "Мерседеса" по
прохожим? Сазан? Баркин? Или нервный банкир Александр Шакуров?
- Я не могу вам сказать.
- Бандиту вы можете сказать все, а милиции ничего? Знаете, как
называются вещи, о которых нельзя рассказать милиции?
- Сазан не бандит. Он...
- Да, он мне уже объяснял, что он современный Робин Гуд. Я не верю
Робин Гудам, которые подкладывают пластит под офисы своих приятелей.
- Замолчите!
- Не замолчу. Меня уволить труднее, чем Дмитрия Смирного и труднее,
чем жену.
- Посмотрим.
Сергей пожал плечами и принялся молча пить кофе.
- Вы мне завидуете, - сказал Александр.
- Нет, я вам не завидую.
- Почему? Мне многие завидуют. Я имею то, чего у вас нет.
- Если бы я был предпринимателем, - сказал Тихомиров, - и был бы не
так удачлив, как вы, я бы вам завидовал. Потому что вы добились успеха
там, где я не добился. Если бы я был клоуном, я бы завидовал Никулину, а
если бы я был шахматистом, я бы завидовал Каспарову. Я думаю, что
нормальный человек должен завидовать только тому, кто имеет то, чего он
хочет, но не может иметь. Но если я хочу быть сыщиком, а не банкиром, как
я могу завидовать банкиру? Это абсурд.
- Кому же вы завидуете? Шерлоку Холмсу?
- Штатным следователям Страшного Суда.
День поисков не дал никаких результатов, и к вечеру Сергей получил от
начальства нагоняй за бесцельную трату людей и времени. Сергей
полюбопытствовал, кто отпустил Сазана, и генерал Захаров сказал ему, что
Сазана приказал отпустить он, потому что иначе Сергею грозили такие же
неприятности, как свинье на мясохладокомбинате. "Надеюсь, ты не думаешь,
что Сазан дал мне взятку"? - осведомился Захаров. Сергей этого не думал.
Когда Сергей вернулся с головомойки, Дмитриев, в кабинете, вежливо
разговаривал по телефону. Лицо Дмитриева выражало крайнее удовлетворение.
- Послушай, - сказал Дмитриев, передавая трубку, - это тебе
понравится.
В трубке в истерике заходилась женщина.
- Они похитили моего мужа! - кричала она. - Они...
И трубка зарыдала.
Из дальнейших рыданий выяснилось, что муж, директор фирмы "Алена", со
вчерашнего дня не был дома, а вечером позвонили какие-то парни, и привезли
ее в квартиру в Беляево, где ее муж сидел на цепочке в ванной, и где в ее
присутствии в мужа тыкали паяльником и другим бытовым электричеством,
требуя с мужа выкуп в пятьсот тысяч долларов, и потом отпустили ее
собирать деньги.
Женщина немедленно позвонила в милицию, и там ленивый голос сначала
долго выяснял личность заявительницы, а потом, поколебавшись, посоветовал
ей позвонить лейтенанту Тихомирову, потому что человека, который, по
словам женщины, распоряжался всем в квартире, преступники называли Сазан.
Через десять минут милицейский уазик летел в Беляево по указанному
адресу.
В голове у Сергея было весело и злобно. Ну теперь-то Робин Гуд по
кличке Сазан так просто не отвертится. Значит, защищаем справедливость?
Берем человека, тычем в него паяльником и защищаем справедливость?
Ай-яй-яй, директор АОЗТ, задержанный милицией на даче своего друга!
Обшарпанная девятиэтажка стыла среди голых деревьев, на лестничных
клетках, развесив рот, благоухал мусоропровод, и на площадке между шестым
и седьмым этажом маялся одинокий парень в черной куртке. Из кармана куртки
торчала рация. Вытянув голую шею, парень разглядывал Сергея и Дмитриева,
которые, оживленно разговаривая и размахивая руками, поднимались вверх по
лестице.
- И тут я говорю этой бабе, - громко начал Сергей.
Парень навострил ухо, надеясь услышать, что поддатый мужик в синем
плаще сказал бабе, но его интерес так и не был неудовлетворен. Проходя
мимо него, поддатый мужик слишком широко взмахнул руками, покачнулся и
схватился за перила, - и в следующее мгновение его нога быстро и точно
въехала парню в середину брюха. Парня отбросило в объятия Дмитриева.
Дмитриев ловко поймал парня за локти и завернул их назад, а Сергей одной
рукой показал парню пистолет, а другой - свое удостоверение.
- Иди вверх и звони. Без фокусов. Понятно? - сказал Сергей.
На площадке шестого этажа хлопнул лифт, и из лифта высадилось трое
ментов в камуфляже. Автоматы в их руках свидетельствовали о серьезности их
намерений. Парень молча поднялся по лестнице и позвонил в дверь,
загораживая глазок.
- Кто там?
- Свои, - сказал парень.
Дверь щелкнула и открылась.
- Руки вверх! - звонко скомандовал Тихомиров, устремляясь в комнату.
Сидящая за столом компания - человек пять - дружно и недоуменно подняла
руки.
- Где пленник? - рявкнул лейтенант Тихомиров.
- Какой пленник? - удивился Валерий.
- Черкасов Василий Матвеич.
- Я Черкасов, - грустно сказал один из ужинавших, средних лет человек
с белыми волосами и кроткой улыбкой.
Сердце Тихомирова нехорошо забилось.
Валерий сидел, улыбаясь, напротив Черкасова. Он откинулся на спинку
дивана. На нем была рубашка с короткими рукавами, и видно было, как кровь
отливает от красивых, поднятых вверх рук и собирается над повязкой у
правого локтя.
- С чего вы взяли, что он пленник? - спросил Валерий. - Он мой гость.
Он тут живет.
- И давно?
- Видите ли, - сказал, улыбаясь, бандит, - мой друг Васька Черкасов
поссорился со своей женой, и я разрешил ему пожить на этой квартире.
- Вот так, начальник, - сказал один из сотрапезников. - А что баба
наплела вам всякие небылицы, так она же истеричка. Мужа хочет вернуть.
- А ну, - сказал Тихомиров гостю, - снимите рубашку.
Черкасов растерянно оглянулся.
- Я?
Один из оперативников подошел к Черкасову, взял его за шкирку и
вытряхнул из рубашки. На животе директора фирмы "Алена" отпечатался
красный паленый след от утюга.
- Утюгом тоже жена прогладила? - спросил Тихомиров. - Перепутала с
выходной юбкой?
- Э-э, - сказал Черкасов, - это я сам виноват. Я тут выпил немножко и
заснул. А утюг на меня свалился.
- Пошли, - сказал Тихомиров директору.
- Куда?
- С нами. Хочу послушать, какую историю он расскажет без вашего
присутствия.
- Он расскажет такую же историю, - сказал Валерий.
- Никуда я не пойду, - сказал Черкасов. - Что это, вообще, такое? Я
сижу и ужинаю с друзьями, вдруг треск, грохот, врывается стадо
милиционеров, топчут ковер в прихожей! По какому праву?
Один из парней за столом потихоньку опустил руки и поволок в рот
длинный кусок севрюги.
- Руки на место, - рявкнул Тихомиров.
Парень пожал плечами и снова поднял руки.
- Да что же это такое? - взвизгнул Черкасов. - Если у меня жена дура,
так это не значит что вся милиция должна плясать под ее дудку. Дайте
поужинать!
Дмитриев длинно и непечатно выругался, и в избытке чувств пнул ногой
стенку. Стенка негодующе крякнула.
- Значит, - сказал Тихомиров, опуская пистолет, - вы здесь живете
один?
- Да?
- А это гости?
- Да.
- И долго у вас гости останутся?
- Вот поужинаем и поедем, - сказал Валерий.
- Очень хорошо, - сказал Тихомиров, - мы подождем в подъезде, пока вы
поедете.
- Зачем в подъезде, - сказал Валерий, - в подъезде грязно, и пьют там
только водку. Садитесь-ка с нами.
Тихомиров пожал плечами и сел за стол. Бандиты, как по команде,
опустили руки, и потеснились, найдя местечко для четырех стражей порядка.
Черкасов с достоинством застегнул на обнаженном брюхе рубашку, и
кто-то принес новым гостям чистые тарелки. Через пять минут милиционеры
уверенно работали вилками.
Черкасов взял тарелку, положил на нее длинные золотистые ломти
севрюги, несколько кусочков заморского сыра и черненьких, как девичьи
глазки маслин, водрузил на тарелку ложку красной икры в обрамлении розочки
из масла и нарезал аккуратно розовой ветчины и красно-коричневой,
сверкающей белым глазком колбасы. Сверх всего этого он положил какой-то
странный, незнакомый Сергею хлеб, и поставил тарелку перед Сергеем.
- Вы чего не едите? - спросил он.
- Мне кажется, - тихо сказал милиционер, - за этим столом кормят
исключительно человечиной. Жженой человечиной.
Черкасов сглотнул.
- Но хотя бы выпьете?
Сергей поднял глаза: Валерий, перегнувшись через стол, протягивал ему
рюмку. В рюмке плескалась прозрачная водка.
- Да, - сказал Сергей, - пожалуй, выпью. За закон и порядок, Сазан.
Когда Сергей проснулся, было уже светло. Голова раскалывалась, но не
так, как с похмелья. Он лежал без сапог на том самом шикарном диване, на
котором вчера сидел Валерий, и над его головой шумела незнакомая
беляевская улица. Кроме сапог, с Сергея ничего не сняли. Сергей откинул
плюшевое одеяло, которым его укрыли, и проверил кобуру. Пистолет был в
кобуре, а обойма - в пистолете.
Сергей встал, и, перебирая босыми ногами, прошел на кухню.
На кухне Валерий, посвистывая, мыл вчерашние тарелки, и радио
рассуждало о законопроекте по борьбе с преступностью. Заслышав шаги, он
выключил радио, обернулся и приветственно помахал мокрым концом полотенца.
Как будто у Сазана не было целой армии шестерок - мыть посуду и вытирать
сопли.
- А где Черкасов? - спросил Сергей.
- Уехал. Помирился с женой и уехал. К жене, между прочим.
- А остальные?
- Тоже уехали.
- А мои люди?
- О, - улыбнулся Сазан, - ваших людей увезли еще вчера. Они были
шибко пьяные.
- Я не был пьяный. Я выпил только две рюмки. Одну за закон и порядок,
а вторую... - Сергей стал вспоминать, за что он пил вторую рюмку.
- За Феликса Джерзинского.
Сергей совершенно точно помнил, что он не пил за Дзжержинского, да и
не мог пить.
- Я выпил одну рюмку, - сказал Сергей, - зато с клофелином.
- Да право, - сказал Валерий, - что бычитесь? Хлестнули на пустой
желудок, да и свалились. Небось пили-то последний раз еще при советской
власти?
Сергей сел на диван у пластикового столика. Валерий закрутил кран и,
отворив холодильник, стал вытаскивать блюда с остатками вчерашнего
застолья. Остатков было довольно много. Над тостером повисла сладкая дымка
от подогреваемого хлеба.
Сергей намазывал на теплый хлеб венчики расплывающегося масла, клал
сверху золотистую соленую рыбу и ел. Его дочка давно уже не видела такой
рыбы, но на этот раз Сергей был очень голоден. Ел он с удовольствием, и
кивнул, когда Валерий разлил по чашечкам ароматный, только что сваренный
кофе. Валерий был хороший хозяин.
- У вас есть жена? - спросил Сергей.
- Знаете же, что нет.
- Ну, не жена. Любовница.
- Зачем вам это? Хотите взять в оперативную разработку?
Сергей отхлебнул кофе: кофе был вкусный. Боль в голове поубавилась.
- Ну и зачем вам понадобилось оставить ночевать меня на диване? -
спросил Сергей. - О чем вы хотели поговорить?
Валерий молча помешивал ложечкой кофе.
- Скажите мне честно, - сказал Сергей, - не для протокола, - ведь вы
украли этого Черкасова? Ведь вы его пытали, на глазах жены пытали, взяли
кабель и кабелем били по морде? За сколько вы его отпустили?
Валерий помолчал.
- Скажите, Сергей Александрович, - как по-вашему, человек должен
платить долги или нет?
- Допустим.
- Ах допустим. Ну, а если конкретно, - если человек взял подложный
паспорт и по нему поимел банк на двести тысяч долларов, и не хочет платить
долг, потому что у него другой паспорт, - он должен его платить или нет?
- Черкасов обманул банк? "Межинвестбанк"? И вы его выследили?
- Я этого не говорил, - улыбнулся Валерий.
- Итак, вы его поймали, чтобы он вернул долг Александру Шакурову. С
процентами. И у него они нашлись?
- О, - сказал Валерий, - у него они нашлись. Это очень оборотистый
человек, и он вовсе не проел эти деньги. Он превратил их в очень много
имущества и сделал очень много добра. Но он взял ссуду по подложному
паспорту и ужасно не хотел ее отдавать.
- Есть такая инстанция, как суд.
- Судья очень мало стоит. Судья стоит гораздо дешевле, чем двести с
процентами. И потом, это несправедливо. Судья наложил бы арест на все его
имущество, партнеры Черкасова перепугались бы, услышав обо всей этой
истории, Черкасов бы разорился и попал в зону. И чем бы все это кончилось?
В зоне бы появился еще один опущенный, а кредитор, скорее всего, так и не
получил бы своего долга.
- А вы устроили все наилучшим образом?
- Я выполнил роль настоящего суда.
- Утюгом?
Валерий улыбнулся.
- Ну, - сказал он, - в каком-нибудь тринадцатом веке такому Черкасову
попало бы не только что утюгом...
- Мы не в тринадцатом веке.
- Ошибаетесь, Сергей Александрович. Мы - в тринадцатом веке.
Государства нет. Люди делают, что хотят. А долго делать, что хочешь,
нельзя - и люди начинают организовываться.
Есть люди, организованные сверху. Бывшие министры, нынешние
миллиардеры. Вы знаете, как у них. У них своя охрана и свое правосудие, и
кореши-генералы тренируют их парней на армейских базах. Есть люди,
организованные снизу. У них не так много денег, и они вынуждены не
приказывать бандитам, а сотрудничать с ними. И самое интересное будет
тогда, когда те, кто продает родину сверху, встретятся с нами, людьми из
низа. И мы станем выяснять, кто кого. Это будет настоящая демократическая
революция в особом российском стиле.
Все остальное - это не страшно. Если какой-нибудь шизик пришьет
старушку в подъезде, - это, знаете ли, не имеет ко мне отношения. Мне не
нужны люди, которые могут пришить старушку в подъезде ни за что ни про
что. Это первые кандидаты в наполнитель для железобетона. Я, кстати,
справлюсь с ними эффективней, чем вы, потому что суду нужны
доказательства, а мне достаточно подозрений.
Сергей молча ждал, что будет дальше.
- Уберите ваших людей из подъезда на Садовой, - сказал Сазан, -
уберите с Кропоткинской. Занимайтесь полезными делами, - переводите
старушек через улицу и ловите сексуальных маньяков. А Гуня и без вас
получит свое.
- Мне пора, - сказал Сергей.
Он долго возился в передней, надевая сапоги.
Валерий шуршал на кухне пакетами и наконец вышел, держа в руке
большую пластиковую сумку. Сумка была доверху набита деликатесами.
- Что это? - спросил Сергей.
- Человечина. Дочке. Пусть поест.
- Моя дочка не станет есть краденого.
Валерий усмехнулся.
- Вы не слишком легко отказываетесь за дочку?
Сергей почувствовал, что немилосердно краснеет, а съеденная за
завтраком ветчина шевелится в животе. Он взял пластиковую сумку и побежал
вниз.
- Сергей Александрович!
Валерий стоял на верхней площадке.
- Ну?
- Перед тем, как стрелять в следующий раз из пистолета, - прочистите
ствол. Мы туда забили пулю другого калибра. Если бы вам вздумалось
пострелять, он бы разорвался у вас в руках.
"Рыцарь, - подумал Сергей. - рыцарь, как же! А я-то, дурак, решил,
что Сазан не побоялся остаться без оружия в одной квартире с вооруженным
милиционером".
4
Прошло три дня, - но о Мефодии Баркине, он же Гуня, не было ни слуха,
ни духа. Две организации гонялись за ним - государственная милиция в лице
Сергея Тихомирова и акционерное общество закрытого типа, возглавляемое
Валерием Нестеренко и помещавшееся в теплом подвале на Цветном. Но Гуня
как в воду канул. Он не появлялся в квартире на Садово-Кудринской, он не
появлялся на пустой и холодной даче в Гелищево, и его мать и отчим, в
своей квартире в одном из арбатских переулков, ничего не слышали о нем.
Девятого апреля, в десять тридцать, в кабинете Валерия раздался
звонок.
- Валерий Игоревич?
Голос был незнакомый.
- Мне порекомендовал обратиться к вам Александр Семенович Цоя. Меня
зовут Ганкин, и я член правления банка "Ангара". Дело в том, что наш банк
переживает известные трудности...
- Я в курсе, - сказал Валерий, - вам следовало обратиться к кому-то
раньше.
Трубка молчала. Потом в трубке что-то хрюкнуло, и собеседник Валерия
сказал:
- Я честный человек, Валерий Игоревич.
- Я пришлю к вам своего аудитора, - сказал Валерий. - В одиннадцать.
В одиннадцать часов к зданию, арендуемому маленьким коммерческим
банком "Ангара", подъехала бежевая "Тойота." Из нее высадился молодой и
необычайно толстый человек с поросячьим лицом и умными черными глазами в
прозрачных очках. В руке у поросячьего человека был крокодильей кожи
портфель. Поросячий человек проследовал в офис, и до вечера изучал
отчетность фирмы. Вечером он имел беседу с членом правления Ганкиным. В
следующий день поросячий человек явился с утра и опять сидел за отчетами
до глубокой ночи.
Вечером поросячий человек выпил последнюю чашку черного кофе, которую
ему время от времени приносила в кабинет испуганная секретарша, и закончил
изучение последней из имевшихся в сейфе папок.
Он потянулся и набрал телефон Валерия. Несмотря на поздний час, тот
был в офисе.
- Валерий Игоревич, - сказал человек (он никогда не называл своего
шефа Сазаном), - я закончил предварительное изучение дела. Кредиторская
задолженность банка составит не менее восьмидесяти миллиардов. Дебиторская
- не более семидесяти пяти. С финансовой точки зрения это невыгодная
операция.
- Спасибо, - сказал Валерий.
Валерий, в своем офисе, задумчиво побарабанил пальцами по столу.
Затем он придвинул к себе телефон и набрал номер Александра. Они говорили
примерно десять минут, и в конце банкир сказал:
- Конечно, эта история с "Ангарой" - просто хамство. Если ты положишь
ей конец, в наших кругах это будет воспринято с облегчением.
Тем же вечером Валерий ужинал в ресторане "Чайка" с поросячьим
человеком, - главным бухгалтером в его фирме, а также с членом правления
"Ангары" Ганкиным. Ганкин был грустен, и слезы падали из-под его очков в
осетровый суп.
- Осторожней, - сказал Валерий, - вы пересолите суп.
Ганкин вздохнул и сказал:
- Это ужасно. Завтра члены правления едут к ним на переговоры, но из
этого опять ничего не выйдет! Нас едят живьем.
- Сколько у вас членов правления? - спросил Валерий.
- Три.
- Пять, - сказал Валерий, - четвертый - я, а он пятый, - и показал на
поросячьего человека.
Суп Ганкин все-таки пересолил.
На следующее утро Валерий высадился из черной, видавшей виды "Волги"
напротив банка с красивым античным именем "Александрия". Офисы
"Александрии" ничем не напоминали скромные апартаменты "Межинвестбанка".
Вывеска финансового учреждения, парившая над двенадцатиэтажным белым
зданием, казалось, хотела залезть на небеса. Зеркальные окна ощерились
заказными фигурными решетками, изображавшими двенадцать подвигов Геракла.
Лощеные мальчики из внутренней охраны, отворившие перед Валерием дверь,
долго и презрительно щупали его взглядом.
- Это из "Ангары" - ласково хмыкнул один из них.
"Александрия" входила в число крупнейших банков страны, - разумеется,
не в первую десятку. Ей было далеко до "Империала" или "Альфа-банка", но
все-таки это было очень солидное предприятие, у которого столовались
несколько очень крупных заведений, и в их числе - акционерная компания,
экспортировавшая втрое больше российского леса, чем все остальные, вместе
взятые. Возглавлял компанию бывший зам министра внешней торговли.
Валерий провел около часа в огромном предбаннике перед кабинетом
директора, разглядывая то тяжелые картины в золоченых рамах, красиво
оттенявшие мореный дуб панелей, то прелестные ножки порхавшей по кабинету
секретарши. Секретарша была одета в что-то вроде канцелярской версии
русского сарафана. Она сообщила директору о приходе Валерия по интеркому.
Валерий представился как г-н Нестеренко, член правления банка "Ангара".
На старинной картине напротив Сазана была нарисована
четырнадцатилетняя смольнянка, в атласном платьице и белых бальных
туфельках. Смольнянка стояла на фоне романтического леса и с со
странно-удивленным выражением лица рассматривала офис, бандита в кожаном
кресле, и ползущий из аппарата факс с результатами торгов ГКО. Смольнянка
умела играть на клавесине и думала, что булки растут на деревьях. Она
ничего не знала о торгах ГКО, межбанковских расчетах, минах с
дистанционным управлением и прочих коммерческих делах.
Сазан знал эту картину. Он хотел купить ее на Гелосе, но не купил, и
должен был удовольствоваться тем, что передал через одного знакомого
предупреждение аукционисту больше так не делать, если хочет ходить с целой
мордой.
Через час секретарша предложила Валерию кофе, и Валерий сказал, что в
этом сарафане она удивительно красива.
- Впрочем, - задумчиво прибавил Валерий, - голая вы еще красивей.
Секретарша обиделась и стала звонить по телефону.
Директор банка, шестидесятилетний мужик с породистым и надменным
выражением лица, принял Валерия через полтора часа. Он сидел в длинном
конце кабинета за столом, похожим на букву Т, и от него веяло холодом, как
от форточки в феврале. Это был солидный кабинет, из тех, про которых ясно,
