соперника, тащить к обрыву. Кстати, этот последний факт парень
категорически отрицал. Не вязалось с его показаниями и заключение судебных
медиков по делу о покушении на Михайлова: они утверждали, что потерпевшему
был нанесен только один удар, тогда как бывший жених настаивал на
множестве ударов.
И вот, чтобы как-то свести концы с концами, Мандзюк настоял на
опознании бывшей невесты Михайловым. Вопрос был не так-то прост и имел как
юридический, так и медицинский аспекты. Врачи согласились: конечно, надо
попробовать. При этом они преследовали не только свой, но и Михайлова
интерес - если он узнает в бывшей невесте свою знакомую, то тем самым
всколыхнет память. Но такая постановка вопроса не устраивала следователя,
прокурора - это не опознание, если нет гарантий, что опознающий в
состоянии вспомнить. Приняли компромиссное решение: опознание провести, но
не оформлять протоколом. При положительном результате применить другие
разрешенные законом методы, которые позволили бы окончательно изобличить
подозреваемого. Валентину не нравилась эта затея, но Алексей и доктор
Крыжанский уговорили его - чем черт не шутит! Вот именно: чем только не
шутит черт, когда допускаешь недопустимое.
Бывшая невеста была близка к обмороку, когда в комнату, где
проводилось опознание, вошел... Валентин. А вот на Михайлова, который
вошел следом, даже не взглянула. В свою очередь, Михайлов долго
всматривался в трех молодых женщин, две из которых были приглашены в
качестве статисток, а затем нерешительно улыбнулся и шагнул к... Симочке
Лащук - официантке управленческой столовой.
- Мы кажется, знакомы? Вас зовут Таней, да?
На этом эксперимент с неофициальным опознанием исчерпал себя. Мандзюк
хмурился, но упрямо твердил, что, дескать, бывшая невеста не пожелала, а
Михайлов, к сожалению, не смог вспомнить их знакомство. Однако, в его
словах не было уверенности.
А спустя еще несколько дней в областное управление внутренних дел
явился моложавый, приятных манер и внешности мужчина, который
отрекомендовался инженером Н. Он сказал Валентину, что пришел по делу
взятого под стражу бывшего жениха, и тут же буквально ошарашил
присутствующего при этом Алексея:
- Товарищи начальники, за что держите парня в кутузке? Ну, помахали
немного кулаками из-за дамы и разбежались. Подумаешь, делов! Правда, мне
вышибли зуб, но и я не остался в долгу. Стоит ли из-за этого сажать
человека в тюрьму?.. Сразу не пришел потому, что не знал о вашем интересе
к этой довольно тривиальной истории. Потом уехал в отпуск. И вот только
вчера вернулся. Вчера же ко мне прибежала Люда и слезно просила выручить
ее муженька. При этом, как сами понимаете, она хочет остаться в тени.
Валентин не то чтобы не поверил ему, но счел необходимым вызвать
бывшую невесту. Едва та переступила порог кабинета, как Н. сказал:
- Людочка, только, пожалуйста, не падай в обморок. Я сказал
товарищам, что мы уже виделись после той истории. А о характере наших
былых отношений они сами догадались.
На что бывшая невеста ответила гневно:
- Какой же вы непорядочный человек, Константин Андреевич!
Валентин покосился на Алексея и не сдержал улыбки - таким насупленным
он давно не видел товарища. Но как ни огорчен был Алексей Мандзюк
выявившейся несостоятельностью своей новой версии, именно он задал
инженеру Н. тот самый вопрос, который придал этому почти анекдотическому
эпизоду иное звучание.
Протоколируя показания Н. - как-никак драка в лесопарке тем вечером
имела место - Алексей, как бы между прочим, спросил о красном "Москвиче",
на котором инженер подъехал к ресторану.
- Не вспоминайте, товарищ капитан! - сокрушенно вздохнул Н. - Машина
не моя - товарища. Правда, у меня есть доверенность на ее вождение. Но
лучше бы я туда пешком пришел!
- В аварию угодили?
- Я никогда не допускал аварий! - обиделся Н. - К вашему сведению,
еще не так давно я профессионально шоферил, первый класс имел, в ралли
участвовал! А тому кретину, из-за которого я тогда чуть было с холма не
спикировал, и велосипедом управлять противопоказано.
- Нельзя ли поподробнее?
- Я уже восвояси направлялся. Настроение, естественно, не из лучших
было: и даму сердца увели, и зуб вышибли. Но на управление машиной это
никоим образом не сказалось: я и в бессознательном состоянии правил
движения не нарушу. В общем, развернулся на "петле" и уже в обратном
направлении мимо ресторана следую. А тут, откуда ни возьмись, этот болван
поперек встречного движения разворачивается - мне наперерез. Хорошо, что я
среагировал - выскочил на обочину, чуть было с обрыва не загремел. Скажете
- мгновение. Так вот, после этого мгновения у меня виски седеть начали.
- В котором часу это произошло? - поинтересовался Валентин.
- Около одиннадцати.
- Что за машина была?
- "Лада" последней модели.
- Номер?
- Номерные знаки были заляпаны грязью. Цвет машины салатный.
- Сколько человек в ней находилось?
- Кажется, двое. Откровенно говоря, я не стал объясняться с этими
кретинами - был уже сыт объяснениями по горло.
- Только поэтому не стали объясняться?
- В основном. Но если совсем начистоту, то признаюсь: выпил перед
этим. После перепалки зашел в бар, принял сто граммов для успокоения
нервной системы. Ну, а в таком состоянии затевать скандал нельзя.
- Значит, сразу уехали?
- Только вырулил обратно на асфальт, газанул, чтобы поскорее убраться
с этого клятого Холма!
- А салатная "Лада"?
- Ее застопорили таксисты, чьи машины тоже едва не пострадали...
Это была та самая ниточка, в реальность которой Валентин тотчас же
поверил. Но куда и к кому она приведет, он еще не мог знать...
5
"Санитарка Зоя - полная крашеная блондинка лет тридцати пяти с
нарисованными карандашом бровями, считает меня подозрительной личностью.
Дважды я заставал ее копающейся в моей тумбочке, в которой, кроме
дорожного несессера, подаренного мне Василием Романовичем, да нескольких
квадратиков оставшегося после ужинов печенья, ничего нет. По словам
Кирилла Самсоновича, с которым Зоя как-то поделилась своими мыслями, она
подозревает, что я - либо скрывающийся от уплаты алиментов многоженец,
либо бежавший из-под следствия мошенник. Но в любом случае убеждена, что я
- симулянт. В какой-то мере ее можно понять: рассуждаю я здраво, моя
нынешняя память не страдает изъянами, веду себя спокойно, без особой нужды
не беспокою медперсонал. А вот тем не менее... Ко всему, ее, видимо,
настораживают частые визиты опекающего меня со стороны официальных властей
майора милиции Валентина Георгиевича Ляшенко, с которым у меня
установились хорошие отношения. Валентин Георгиевич - умница,
наблюдательный человек. Он обратил внимание на подозрительность Зои и, как
я догадываюсь, объяснился с ней по этому поводу. Но это ничего не
изменило, за исключением того, что теперь Зоя считает меня еще и ябедой.
Не возьму в толк, почему она невзлюбила меня - ничего плохого я ей не
сделал...
Вчера я забрел в больничный гараж и все свое прогулочное время
проторчал в боксах, помогая водителям в ремонте автомобилей - оказывается,
я неплохо разбираюсь в этом. Познакомился с милейшим человеком -
заведующим гаражом Николаем Федосеевичем. Понаблюдав за моими усилиями по
подгонке клапанов старого уазовского двигателя, Николай Федосеевич сказал,
что у меня, как минимум, третий слесарный разряд, и тут же предложил, коли
у меня нет других планов, после выписки из больницы поработать в гараже. Я
согласился - сколько себя помню, меня всегда тянуло к автомобилям.
...Моя память выделывает довольно странные кренделя: порой я
вспоминаю из школьного курса то, о чем нормальный взрослый человек вправе
не помнить, а вместе с тем не узнаю иные предметы, вещи, которые известны
даже детям. Незадолго до Лилечкиного отпуска, мы гуляли по парку. Ее
заинтересовал растущий на газоне папоротник. Неожиданно для себя я
прочитал ей целую лекцию о папоротниках и их распространении в мезозойскую
эру. Лилечка была потрясена моей эрудицией и тут же предложила игру на
узнавание деревьев, птиц - благо в парке имеется достаточное разнообразие
тех и других. К ее удовольствию, я узнал акацию, лиственницу, орех,
плакучую иву, а из птиц - ласточку, синицу. Но вместе с тем не смог
отличить сосну от ели, не узнал в вороне ворону, удивился красногрудому
снегирю...
Я помню детство. Разумеется, не все, но достаточно, чтобы иметь о нем
представление, школьные годы примерно до восьмого класса, книги, которые
прочитал тогда. Правда, не все: случается прочитать чуть ли не до конца ту
или иную приглянувшуюся мне книжку и лишь затем начинаю осознавать, что
уже читал ее когда-то. С именами собственными и того хуже - до сих пор не
могу вспомнить свою настоящую фамилию... На левом плече и предплечье у
меня шрам, расходящийся у локтевого сгиба. Шрам неглубок и едва заметен.
Судя по всему, я был ранен много лет назад. Один из врачей высказал
предположение, что рану мне нанесли в драке, и, видимо, ножом. Но я что-то
не помню такого.
- Ты счастливый человек, Миша, - как-то сказал Кирилл Самсонович, -
вместе со своим прошлым ты позабыл свои обиды, промахи, неудачи. Тебя не
тяготит груз постылых связей, перегоревших чувств, неоплаченных долгов...
Возможно, он прав, но не во всем. Прошлое и память о нем не
равнозначны - это я уже знаю наверняка. Можно позабыть, где и кем ты
работал, но если твои руки обучены ремеслу, они не забудут его. Вчера в
гараже я разобрал задний мост ЗИЛа, хотя поначалу не мог сообразить, с
чего начать. А вот руки сообразили сами. А сегодня утром, едва проснулся,
казалось бы ни с того ни с сего вспомнил ремонтные мастерские большого
автохозяйства, себя - подростка-пэтэушника в перепачканном машинным маслом
комбинезоне, горбоносого мастера Савельича, который за что-то отчитывал
меня. Воспоминание было ярким, но отрывочным, как на рекламном киноролике.
Попытка прокрутить ленту памяти дальше ни к чему не привела, если не
считать разболевшейся головы.
- Не мучай себя, - говорит Кирилл Самсонович. - Это должно прийти
само собой.
Василий Романович тоже советует не перенапрягать мозг. Но, по-моему,
он не верит в возможность моего полного выздоровления. Сомневается и в
том, что я был слесарем.
- Посмотрите на свои руки, вслушайтесь в свою речь. Это руки и речь
интеллигента. Если вы работали слесарем, то недолго. Потом, очевидно,
где-то учились, приобрели другую профессию, с которой была связана ваша
дальнейшая жизнь. Когда вам снова придет охота будить память, постарайтесь
припомнить что-нибудь из этого периода.
Совет разумный, но кажется невыполнимым: парнишка-пэтэушник - предел
моих нынешних возможностей. Однако я, сегодняшний, уже не тот парнишка, и
Василий Романович прав: что-то, несомненно, было приобретено, а что-то
утрачено за эти канувшие в забвение годы.
- Не переживай, - успокаивает меня Кирилл Самсонович. - Злодеем за
это время ты не стал, иначе бы милиция уже вычислила твою первую фамилию.
И о своей интеллигентной профессии не горюй: то не профессия, если ее
одним ударом вышибить смогли; благодари Бога и больничного завгара за то,
что они рабочую профессию тебе не дали позабыть. С ней ты всегда на кусок
хлеба с маслом и кружку пива заработаешь, да еще на отпуск сможешь
отложить. А там время покажет...
Мне выдали пособие - двести рублей, на которые я купил темно-серый
костюм и туфли. Вернее, сказать, эти вещи мне купили, потому что в
универмаг со мной поехали завгар Николай Федосеевич и его жена. Николай
Федосеевич выбрал фасон, его жена цвет, я при этом только присутствовал.
Но я не в претензии к консультантам: костюм словно сшит на меня и цвет
нравится. И хотя я надевал его всего дважды, когда купил и на следующий
день, когда фотографировался, меня уже тешит сознание, что отныне я в
любой момент могу сбросить порядком осточертевшую больничную пижаму и
облачиться в свой костюм и подаренную Николаем Федосеевичем кремовую
рубашку. Хотя, к сожалению, перспектива выписки из больницы еще весьма
неопределенна - что-то не устраивает врачей в моей психике.
Озабочен и майор Валентин Георгиевич, который навещает меня. Он
признался, что мое необычное положение поставило в тупик людей, ведающих
выдачей паспортов - они не знают, как удостоверить мою личность. Скорее
всего, мне выдадут временное удостоверение.
Временное, так временное - меня это, как говорит Зоя, абсолютно не
колышет. А вот просьба Валентина Георгиевича дать согласие на показ моей
фотографии по телевидению, смутила меня. Сколько помню себя, в
знаменитости меня не тянуло, а тут еще такие обстоятельства. Но он
уговорил.
Я не видел этой передачи, был на процедурах, но многие видели. Зоя
утверждает, что на фотографии у меня самодовольный и глуповатый вид.
Больные из соседних палат при моем появлении теперь как-то разом умолкают,
многозначительно переглядываются. Василий Романович стал по-особому вежлив
со мной. И только Кирилл Самсонович делает вид, будто ничего из ряда вон
выходящего не произошло. Даже пошутил, что на фотографии я похож на
молодого ученого, успешно защитившего диссертацию. Но мне кажется, что у
человека, только что защитившего диссертацию, еще нет оснований для
самодовольства - а вдруг ВАК не утвердит?
Я не улыбнулся шутке еще и потому, что как-то не по себе было после
этой передачи. Правда, Валентин Георгиевич заверил, что никаких эксцессов,
подобных тому, что привел меня в больницу, не будет, поскольку приняты
соответствующие меры. Однако не это волнует меня - меньше всего я думаю о
том, что на меня могут снова напасть, ведь я никому не мешаю в настоящее
время. Дело в другом, Валентин Георгиевич предупредил, что теперь возможны
визиты в больницу моих бывших знакомых, и я должен быть готов к ним. А я
не особенно жажду этих встреч, вдобавок мною теперь владеет беспокойство,
которое не могут ничем объяснить. Очевидно, что неопределенность, а тем
более ожидание неопределенного, не лучшим образом сказывается на нервах. А
сегодня утром произошел случай, который и вовсе выбил меня из колеи. Сразу
после завтрака в палату заглянула Зоя. Окинув меня, как обычно,
подозрительным взглядом, она сказала, что минут пять назад в больничном
парке ее остановил какой-то толстяк в солнцезащитных очках и стал
расспрашивать обо мне, называя меня по имени. Я опрометью бросился в парк,
оттолкнув пытавшегося удержать меня Кирилла Самсоновича, но никакого
толстяка не нашел. Очевидно, Зоя что-то напутала. Тем не менее позвонил
Валентину Георгиевичу и рассказал о толстяке. Валентин Георгиевич
постарался успокоить меня, согласившись с тем, что Зоя, скорее всего,
ошиблась..."
6
Однако санитарка не ошиблась: толстяк в солнцезащитных очках
действительно появился в тот день в больничном парке между десятью и
десятью с половиной часами утра. Судя по тому, что первоначально он
околачивался возле третьего корпуса, где помещалось нейрохирургическое
отделение и расспрашивал санитара, а затем сестру-хозяйку этого отделения
о Михайлове, не называя его по фамилии, а лишь оперируя историей его
травмирования, это была первая попытка со стороны получить информацию о
пострадавшем. Если к тому же учесть, что попытка была предпринята через
два дня после обнародования по местному телевидению фотографии Михайлова с
соответствующим обращением областного Управления внутренних дел, то
становится ясным, что любопытство толстяка не было праздным. Появившись
возле пятого корпуса, толстяк уже знал, к кому и с каким вопросом
обратиться. К сожалению, санитарка Стеценко насторожилась только спустя
какое-то время, а поначалу выложила все, что толстяку требовалось. Но и
толстяк допустил, по меньшей мере две оплошности: слишком долго
околачивался в больничном парке, переходил от корпуса к корпусу,
разговаривал с двумя женщинами и одним мужчиной из обслуживающего
персонала - и в результате его словесный портрет был составлен довольно
точно. Другая его ошибка заключалась в том, что к больничному городку он
приехал на легковой машине, которой управлял сам. И хотя пожилая
привратница не обратила внимания ни на номер, ни на марку машины, тем не
менее после беседы с ней инспектор Глушицкий пришел к выводу, что машина
была класса "Москвич" или "Жигули".
Автомобилем того же класса интересовался и капитан Мандзюк. Показания
инженера Н. во многом облегчили его задачу и уже вскоре он отыскал
водителей такси Кочугурного и Воронина, которые не только подтвердили
показания Н., но и дополнили их существенными деталями.
Кочугурный и Воронин вспомнили, что вечером четвертого июня около
двадцати трех часов к ресторану "Высокий Холм" подкатила "Лада"
светло-зеленого цвета с заляпанными грязью номерами. Шел дождь, и факт
загрязнения номерных знаков сам по себе, возможно, не привлек внимания,
если б водитель "Лады" не нарушил правил движения. Увидев у ресторана
скопление машин, он вначале затормозил на проезжей части - похоже
растерялся, а затем пытался развернуть "Ладу" в обратном направлении, при
этом едва не столкнувшись с проезжающим мимо красным "Москвичем". А затем,
когда сдал назад - с машиной Кочугурного. Реакция Кочугурного и его
товарища Воронина была соответствующей. Водитель "Лады" не оправдывался,
за него это сделал пассажир - мужчина средних лет, который вышел из машины
и не только принес Кочугурному извинения, но и угостил его импортной
сигаретой и рассказал смешной анекдот. Велев водителю "Лады"
припарковаться, мужчина вошел в ресторан, но вскоре вернулся. Этого
человека Кочугурный и Воронин хорошо запомнили: выше среднего роста,
плотный, с аккуратно подстриженными светлыми усами, в модном костюме. А
вот на водителя "Лады" не обратили внимания, хотя из-за его оплошности
едва не произошла авария. Правда, Кочугурному показалось, что водитель был
в очках и надвинутом на лоб берете, но точно утверждать не брался.
После того, как "светлоусый" вернулся в машину, "Лада" двинулась по
направлению к "петле" и скрылась в темноте.
Как и когда она выехала с верхней площадки Высокого Холма, Кочугурный
и Воронин не могли сказать.
Более подробно о "светлоусом" рассказал швейцар ресторана Молибога,
который еще в июне упомянул о нем в беседе с инспектором Глушицким.
Упоминание было сделано вскользь, и потому Глушицкий пропустил его мимо
ушей - не тем тогда интересовались. На этот раз с Молибогой беседовали
Ляшенко и Мандзюк - все-таки больше двух месяцев прошло, надо помочь
человеку вспомнить. Но помогать Молибоге не пришлось.
- Ему около сорока. Моего роста, а у меня метр семьдесят пять. И
комплекция приблизительно моя. Но в движениях поживее, конечно. Одет был в
фирменный темно-серый блейзер, голубые брюки. О рубашке не скажу, не
помню. Но на руке было золотое кольцо, это точно. Голос густой, хорошо
поставленный.
- У вас отличная память, - заметил Валентин.
- Не жалуюсь пока. Профессия такая, что без памяти не обойтись. Люди
у нас разные бывают и на лбу у них не написано, приличные они или
шантрапа. А мы - швейцары - за порядок отвечаем. Вот и смотришь на
посетителя, как только заходит, чтобы понять, порядочно ли он себя после
выпивки поведет или это тот самый, который прошлым летом зеркало в туалете
разбил.
- А если впервые человек пришел? - спросил Алексей.
- Тоже определить надо, каков он: по поведению, разговору.
- Не ошибаетесь?
- Редко. Опыт имею, больше двадцати лет при своей должности состою.
- Солидный стаж, - подхватил Валентин. - А вот интересно, как вы
определили "светлоусого", порядочный он или нет? К слову, раньше его
видели?
- Видел впервые. Но скажу так: человек он к ресторанам привыкший. Это
я по его поведению заключил. "Любезным" меня назвал, но на "ты".
"Послушай, любезный!" Старое это обращение, и можно сказать
пренебрежительное по отношению к обслуживающему персоналу. Но я не
обиделся, потому как на другом тогда внимание сосредоточил. Вел он себя
нервно: зашел в вестибюль быстрой походкой, потом остановился, начал
головой по сторонам вертеть, будто кого искал. Но когда я подошел, сразу о
местах в зале спросил.
- Об одном или двух местах?
- Не помню. Но, как понимаю, о местах он только для разговору
интересовался. В тот вечер посетителей было много: две свадьбы и банкет -
в залах не протолкнуться. Посетители танцевать в вестибюль выходили.
Привыкшему к ресторанам человеку сразу должно быть понятно, что свободных
мест нет. А он спросил, значит, только так, для разговору. Я еще,
помнится, испытать его решил, сказав, что место можно найти. Внизу, в
баре, действительно были места. Но он будто не расслышал. Потом спросил
импортные сигареты, дал пятерку, сдачи не взял.
- После этого ушел?
- Ушел. Напоследок фразу бросил. Не мне, а так вообще.
- Какую фразу? - опередив Валентина, спросил Алексей.
- Что это не то заведение, которое ему подходит.
- Так и сказал - "заведение"?
- Так и сказал.
У Валентина не было сомнений, что "светлоусый" имел отношение к
покушению. Не сомневался он и в том, что в салатной "Ладе" в тот вечер
находился тяжело раненный Михайлов. Смущал лишь предпринятый "светлоусым"
демарш в вестибюль ресторана. Что это: ловкий ход опытного преступника или
импровизация дилетанта? А вот Алексея эти вопросы не волновали.
- Меня больше интересует тот, что оставался в "Ладе".
- Почему?
- Он не хотел светиться. Это ясно. Значит, опасался, что его могут
узнать.
- Кто?
- Хотя бы швейцар.
- Думаешь, он бывал в ресторане до этого?
- Уверен. А "светлоусый" - приезжий, это тоже понятно. Он не боялся,
что его узнают.
- По-твоему, "светлоусый" засветился, чтобы отвлечь внимание от
водителя?
- Другого объяснения не нахожу. Но вообще похоже, что это у них как
бы экспромтом получилось.
- Покушение?
- И покушение, и попытка замести следы. Очень уж примитивно и наскоро
все сделано: заляпанные грязью номера, очки, берет на водителе, и это
пижонство в вестибюле. Ни по задумке, ни по исполнению не выдерживает
критики.
- Пока что выдерживает, - невесело усмехнулся Валентин. - Уже три
месяца как выдерживает!
- Теперь-то мы их найдем.
- Будем надеяться.
Поиск был сразу ограничен старой частью города, с трех сторон
примыкающей к Высокому Холму. Рассуждали просто: водитель "Лады" хорошо
знал Высокий Холм - дорогу на верхнюю площадку, "петлю", место, где можно
сбросить жертву. Следовательно, он бывал здесь не раз. В городе есть
немало других более или менее укромных мест, где преступники могли
осуществить задуманное, не привлекая к себе внимания - парки, лесопарки,
пустыри. И если они выбрали Высокий Холм, где риск вызвать стороннее
любопытство был достаточно велик, то лишь потому, что Холм находился
неподалеку от места совершения преступления.
Валентину пришла мысль поездить с Михайловым по прилегающим к
Высокому Холму улицам - может что вспомнит. Зрительной памяти подчас
достаточно небольшого толчка, чтобы она пробудилась. Врачи не возражали, и
Михайлов согласился, раз надо - значит надо.
Часа три колесили по узким улочкам, небольшим, стиснутым громадами
толстостенных домов, площадям. Михайлов разглядывал дома, средневековые
церкви, часовни с любопытством впервые приехавшего в город человека.
Валентин уже стал терять надежду, когда на мощеной крупным булыжником
площади перед доминиканским собором Михайлов попросил остановить "Волгу",
вышел из машины, минуту-другую рассматривал скульптурную композицию на
фронтоне собора, потом сказал неуверенно:
- В переулке направо должно быть кафе: средневековое здание, но
внутренний интерьер современный. Кофе с коньяком и бутерброды.
Он не ошибся. Правда, кофе отпускали с ликером, но это было не суть
важно. И хотя больше ничего Михайлов не вспомнил, Валентин остался доволен
- направление поиска было определено верно...
7
"Произошел дикий случай: я подрался с Кириллом Самсоновичем! До сих
пор не могу прийти в себя.
Он нервничал с самого утра. Был день посещения больных; к нему пришли
товарищи по работе, сын и дочь - симпатичные ребятишки. Но он ждал жену, а
она не пришла. Причин не знаю, но теперь догадываюсь - они поссорились.
Этого я не учел. Хотя поди знай, что так получится. А получилось вот что:
из отпуска вернулась Лилечка. Точнее, она вернулась из Крыма, где
отдыхала, а отпуск у нее еще не кончился. Но в первый день по приезде, это
было накануне драки, отпускница пришла меня проведать. Лилечка загорела и
немного похудела, но это я отметил позже, а первые минуты смотрел только в
ее глаза, которые светились хорошо знакомым мне лучистым светом. Не помню,
о чем мы говорили, и дело тут не в изъянах памяти, просто слова ничего не
значили для меня - я вбирал в себя переливающийся свет ее глаз, нежную
мелодию голоса, на большее не хватало. Лилечка куда-то торопилась, и это
расстроило меня. Заметив мое огорчение, она обещала прийти на следующий
день и сдержала слово. Принесла яблоки, домашнее варенье, учебник
географии с картами - решила устроить проверочный экзамен. Я не стал
возражать, мне было приятно ее внимание.
Но едва мы принялись разглядывать контурные карты, как пришел Кирилл
Самсонович туча-тучей и сразу начал придираться к Лилечке: брючки ее,
видите ли, не понравились - слишком откровенны, вызывающи. Лилечка
вспыхнула, чуть было не расплакалась, выбежала из палаты.
Я упрекнул его в нетактичности. Он хмыкнул и сказал по адресу Лилечки
такое, что я неожиданно для себя взорвался. Подскочил к нему, ударил. Как
и куда ударил, не помню, но он, словно мячик, отлетел к стене, вытаращил
глаза. Его удивление понять нетрудно: Кирилл Самсонович - мужчина крепкий,
почти на голову выше меня и силой не обижен - еще не так давно занимался
тяжелой атлетикой. Правда, я тоже не из хлипких, но разница в весовых
категориях слишком явная. Он это понимал и, видимо, не столько из желания
расквитаться со мной, сколько из потребности рассеять мое заблуждение,
пошел на меня бульдозером и... снова отлетел к стене. На этот раз его
реакция была другой: он рассмеялся. Насмеявшись, сел на кровать, хлопнул
себя по могучим бедрам.
- Ну ты молоток, Миша! А я тихоней тебя считал. Спасибо за урок.
Мне стало неловко и я что-то пробормотал в свое оправдание.
- А вот это уже интеллигентщина из тебя поперла, - поморщился он. -
Мужчина не должен извиняться за то, что он мужчина. Все было правильно, я
задрался и получил свое. Но вообще-то, учти, женщины не стоят того, чтобы
из-за них в нокдаун товарища послать... Это только поначалу кажется, что
они - ангелы во плоти, а как дашься такому ангелу в руки, пеняй на себя.
Твоя Лилия - не исключение: мягко стелет, да жестко спать будет.
Я возразил в том смысле, что между мной и Лилечкой ничего такого нет
и быть не может - она скромная девушка и не позволит себе флиртовать с
больным.
- Не смеши, - хмыкнул Кирилл Самсонович. - О том, что она влюблена в
тебя, знает вся больница. Думаешь, она случайно в опереточных штанишках
сегодня пришла? Как бы не так! Не спорю - девушка она скромная, по
нынешним временам даже чересчур. Но если такая девушка является к мужчине
в таких брючках, то это уже, как говорится, крик души.
Я снова хотел возмутиться - как он смеет говорить такое о Лилечке, -
но его доброжелательный тон охладил меня. - Бог с ним! Что же касается
Лилечки, то те доверительные, теплые отношения, которые сложились между
нами, вполне устраивают меня - о других я и не помышляю. Да и она до сих
пор не давала повода надеяться на другие отношения - тут уж Кирилл
Самсонович дал волю своей необузданной фантазии.
...Николай Федосеевич подарил мне часы. Я не хотел принимать такой
подарок, но он силой надел их мне на руку, сказал, что передо мной в
неоплатном долгу. Не сомневаюсь в его искренности, но не пойму - хоть
убей! - почему он считает себя так обязанным мне. Дело не стоило
выеденного яйца. В мастерской при гараже был допотопный токарный станок
фантастической металлоемкости - тонн на восемь. Под ним уже прогнулись
швеллерные балки, а работал он - хуже нельзя. Я посоветовал предложить его
какому-нибудь заводу в обмен на более легкий и, разумеется, более
исправный станок. Сказал, что такую махину производственники охотно
возьмут и тут же спишут, порежут, поскольку приближается конец квартала и
заводам надо - кровь из носу! - выполнить план сдачи металлолома. Николай
Федосеевич не поверил, но я оказался прав: стоило ему заикнуться об этом
сименсовском монстре какому-то заводскому снабженцу, как на следующий день
тот привез не очень новый, но вполне исправный малогабаритный станок, а
эту допотопную махину забрал. Вот так появились у меня часы.
...В ночь на субботу мне приснилось, что дядя Петя взял меня на
рыбалку. Еще затемно мы вышли в море на лодке с подвесным мотором и к
рассвету были у Песчаной косы. Я ловил на спиннинг, дядя Петя - на закидку
с грузилом. За три часа я намахался так, что заломило спину, но улов был
отменный - полное ведро скумбрии. А дядя Петя поймал только три рыбешки.
Но когда вернулись домой, в моем ведре почему-то оказалось всего несколько
тощих салак, которых тетя Даша тут же отдала кошкам (их у нее с полдюжины
