хочу вспоминать, против чего восстает мое подсознание? И все-таки я не
отступлю... Ну вот погашен свет, опущена штора. Темно, хоть глаз выколи.
Меня берет оторопь, но я креплюсь, стараюсь не думать о темноте - только о
той женщине. Ну, покажись хотя бы раз - я узнаю тебя, черноволосая...
- Зачем я тебе? У тебя есть Лилечка - милая девочка, с которой ты
смотришь на звезды, - насмешливо звучит манерно растянутый голос.
- Я хочу видеть не звезды - тебя.
- А как же Лилечка?
- Это больничный флирт, не больше. Хочу видеть тебя.
- Только меня?
- Только.
- Что ж, смотри!
Черное покрывало волос падает на опущенные плечи, дерзко вздыбленную
грудь, втянутый живот...
- Насмотрелся? Так вот, будет тебе донкихотствовать, Мишенька, не в
такое время живем. Смотри на вещи реально, иначе проглядишь себя -
настоящего. Ты всегда выдумывал: себя выдумывал, свою любовь ко мне. А
выдумкой жить нельзя. Доказательства? Ты уже забыл меня. Разве не так? И
себя, выдуманного, забыл. А какой ты настоящий, знаю только я. Но я не
скажу тебе, сам разберись...
Это она - нет сомнений - женщина, которую я любил. Вот только лица не
могу разглядеть - все вижу, а лицо она прячет за покрывалом волос. И голос
незнакомый: равнодушный, глухой, не ее это голос. Но главное в другом: по
существу я еще ничего не знаю, ничего не вспомнил об этой женщине. А она
уже отступает, уходит в темноту...
Боль в виске становится невыносимой. Нет сил даже крикнуть, позвать
дежурную медсестру. Надо зажечь свет, встать, выйти в коридор. Но я не
могу дотянуться до выключателя: темнота стала весомой, тяжелой, она
придавила меня, сковала руки, как тогда - в том проклятом тоннеле."
...По узкому, как простенок, коридору неуверенно, наощупь пробирались
люди. Натыкаясь в темноте на мальчика, они извинялись или ругали его за
то, что он стоит в проходе, путается под ногами. Он бормотал что-то в свое
оправдание, втайне надеясь, что кто-нибудь поймет, как страшно и плохо ему
сейчас: остановится, погладит его. Но люди проходили мимо, им было не до
него.
Вагон качнулся, подался вперед, одновременно кренясь набок. Снова
послышался скрежет металла, звон стекол, задрожал пол.
Мальчик ухватил чью-то ногу, вцепился в нее. Нога была худая, но
сильная, она уверенно стояла там, где ее поставили, слегка пружиня крепким
обтянутым джинсами бедром. У мальчика затеплилась надежда: его не
выругали, не оттолкнули. Правда, ласкать, утешать не стали, но он уже не
претендовал на это, лишь бы не быть одному.
Высокий, манерно растянутый голос произнес насмешливо:
- А ты хорошо сориентировался, дружочек!
Несмотря на насмешку, в голосе проскользнули участливые нотки, и это
приободрило мальчика. Но страх не пропал, лишь отступил, притаился
неподалеку, готовый снова нахлынуть: сжать сердце, подломить коленки. Так
продолжалось долго, очень долго - он даже не представляет, сколько времени
прошло - час или годы.
- Ну что, так и будем стоять, ждать у моря погоды? - наконец не
выдержала женщина, чей голос загустел, стал ниже разом на несколько тонов,
словно охрип от простуды.
Не дождавшись ответа, она шагнула в темноту. Он удержал ее, стал
урезонивать, приводя, как ему показалось, достаточно веские доводы.
- Не нуди - надоело! - раздраженно перебила женщина. - Я сделаю так,
как сказала, потому что так хочу... Ну и катись, тебя никто не держит. Это
ты всю жизнь держался за меня!
Он возмутился, ударил ее по лицу. На какой-то миг похолодел - как он
мог, как посмел ударить ее! Но возмущение было сильнее укора совести и,
позабыв о страхе, он пошел в темноту. Назло всем, и, в первую очередь
себе. Пошел наугад, поскольку не знал дороги, не знал, куда и зачем идет.
И случилось то, что должно было случиться, чего он уже не боялся - даже
хотел: на него обрушилась боль, да такая, что не продохнуть - вонзилась в
висок, сдавила голову, вытеснила все другие ощущения...
10
По данным МПС в интересующий Валентина период в тоннелях не было
крушений поездов. Нигде. Валентин дважды разговаривал по телефону с
заместителем главного ревизора по безопасности. Тот доказывал, что такие
крушения практически исключены, во всяком случае за последнюю четверть
века таковых на дорогах страны не было. Валентин позволил усомниться в
достоверности этих сведений, что возмутило заместителя главного ревизора.
- Вы рассуждаете о вещах, о которых не имеете понятия! О любом
крушении, а тем более о крушении пассажирского поезда, нам докладывают
незамедлительно. - Очевидно, поймав себя на горячности, он сбавил тон,
сказал уже миролюбиво: - "Возможно, имел место сход вагона без тяжелых
последствий. О таких сходах нам, чего греха таить, - не всегда
докладывают. Тем не менее служебное расследование таких случаев
руководители дорог проводят неукоснительно, а материалы расследований
всегда можно найти в архивах управления дорог..."
В двух управлениях Валентин не нашел и намека на какие-либо
происшествия в тоннелях. Ревизоры по безопасности беспрекословно
раскладывали перед ним свои архивы - они уже получили соответствующие
указания, но загодя пожимали плечами или разводили руками - дескать,
такого не было и не могло быть. В управлении третьей дороги в большом
южном городе дорожный ревизор - пожилой степенный человек, подобно своим
коллегам, положил перед Валентином пожелтевшую от времени архивную папку и
так же, как его коллеги, развел руками. Но затем наморщил лоб:
- В августе 196... года на Юго-Западном отделении был сход нескольких
вагонов пассажирского поезда в тоннеле по причине уширения пути, -
разглаживая пальцами набежавшие на выпуклый лоб морщины, вспомнил ревизор.
- Однако этот случай вряд ли заинтересует вас. Машинист локомотива,
помнится, своевременно обнаружил сход, применил экстренное торможение, чем
предотвратил возможные тяжелые последствия. Если желаете убедиться,
поезжайте в отделение дороги, посмотрите материалы служебного
расследования...
Валентин так и сделал. Прибыв на место, он первым делом зашел к
начальнику линейного отдела транспортной милиции, поделился своими
проблемами. Начальник линоотдела озабоченно поскреб затылок:
- Своих дел невпроворот, а тут еще вы. Но так и быть, дам вам
толкового парня. - И тут же крикнул секретарю: - Тося, лейтенанта Пирумяна
ко мне!
Пирумян оказался коренастым крепышом с буйной копной смоляных волос и
меланхолическим выражением выпуклых темно-карих глаз. Его франтовские в
ниточку усики, цветастая рубашка навыпуск и надетые на босу ногу сандалии
не внушали доверия. К тому же он сразу попросил называть его Рафиком. Но
Валентин решил не спешить с выводами о деловых качествах нового помощника,
хотя от предложения подкрепиться для начала в шашлычной отказался наотрез
к явному неудовольствию Рафика.
В отделении дороги, где Валентин без толку переворошил целый ворох
документов, Рафик скромно помалкивал. Не стал он разговорчивей и на улице,
пока Валентин не согласился отведать шашлык. Тактика была выбрана
правильно: в шашлычной Рафик оживился и, опередив Валентина, заказал
шашлыки, вино.
- Красное сухое вино - запаха не будет, голова не болит, стоит
недорого - предвидя возражение гостя, скороговоркой сказал Рафик. - Его
даже космонавтам дают, мне дядюшка Арно говорил. А дядюшка Арно все знает
- он кассиром на вертолетной станции работает.
Валентин решил не спорить. Запротестовал только, когда после первой
порции шашлыка последовала вторая.
- Невкусный шашлык? - обеспокоился Рафик.
- Вкусный, но...
- Никаких но! - закричал Рафик так, словно ему наступили на мозоль. -
Что такое один шашлык для мужчины? Пфе! Плохо кушаешь - плохо думать
будешь. А нам думать надо.
- О чем, позвольте вас спросить? - невесело усмехнулся Валентин. Он
был уверен, что его снова постигла неудача.
- Сейчас скажу, - разливая остатки вина по стаканам, кивнул Рафик. И
тут же начал рассуждать:
- Кто такой пострадавший на железной дороге? Тот, кого в больницу на
"скорой" привезли. А если сам в больницу пришел, ты уже не пострадавший.
Подумаешь - синяк, царапина, небольшой перелом, легкое сотрясение! Зачем
шум поднимать, в акт записывать? Я правильно говорю?.. Это не я так думаю,
это те, кто акты составляет, так думают. Конечно, были пострадавшие! Два
вагона с рельсов сошли, вы сами акт читали. А что такое вагону с рельсов в
тоннеле сойти? Вы когда-нибудь ходили по тоннелю? Совершенно верно - без
пропуска туда не пустят. А я ходил - мне можно без пропуска. Так вот, от
габарита поезда до стены тоннеля расстояние меньше метра. Что будет, если
в такой тесноте вагон с рельсов сойдет?.. В акте написано: обшивка
повреждена, часть оконных стекол разбита, шпалы немножко порезаны. Ерунда,
пустяк, текущий ремонт, да? А теперь представьте, как это было. Скорость
шестьдесят километров, вагон бьет о стену, стекла летят как брызги
семибальной волны, колеса режут шпалы; грохот, скрежет такой, что с ума
сойти можно. В вагонах чемоданы падают с верхних полок, горячий чай на
платья льется, света нет, люди друг друга толкают. Почему толкают? Они еще
не знают, что это небольшой сход, а не крушение, и хотят спасаться. Будут
пострадавшие? Не очень сильно, но немного пострадавшие будут?
- Должны быть, - с трудом сдерживая улыбку, сказал Валентин.
- Значит, в больницу идти надо, архив смотреть, - взмахнул рукой
Рафик.
В узловой больнице провозились допоздна: то не было главврача, то
ушла медрегистратор, ведающая архивом, потом оказалось, что исчез журнал
регистрации больных за нужный год. Наконец отыскали этот журнал, стали
смотреть регистрацию за интересующие их сутки - 19 августа 196... года.
Рафик оказался прав: в этот день одновременно поступило пять человек: трое
с ушибами, двое со скрытыми переломами конечностей - пассажиры
потерпевшего аварию поезда. Однако мальчика Миши среди них не оказалось. И
вообще в тот день дети в больницу не поступали. Валентин уже пал духом, но
потом ему пришла мысль просмотреть записи за следующие сутки и - удача! -
есть мальчик Миша шести с половиной лет из города Приморска. Фамилия -
Нагорный, отчество и домашний адрес не указаны. И о матери - ни слова. А
ведь, если воспоминания условного Михайлова верны, с ним в то время была
его мать.
- Значит, мама не пострадала, - заключил Рафик. - А домашний адрес -
в истории болезни найдем.
Но истории болезни Михаила Нагорного в архиве не оказалось.
- Не надо волноваться, - успокаивал Рафик. - Фамилию теперь знаем.
Год рождения, город, где родился, известны. Запросите ЗАГС, паспортный
стол, полную биографию получите.
- Вы оптимист, Рафик, - невесело улыбнулся Валентин. - Не так-то
просто найти человека, который потерял самого себя.
- Значит, в Приморск ехать надо, родственников, соседей, товарищей
искать.
- Да уж придется, - согласился Валентин.
В четырнадцать часов к гостинице, где остановился Валентин, должна
была прийти дежурная машина, чтобы отвезти его на вертолетную станцию. Но
в начале первого в гостиничный номер заглянул Рафик Пирумян. Неуверенно
потоптавшись в прихожей, он спросил разрешения войти.
- Ты уже вошел, - рассмеялся Валентин, но, увидев, что Рафик ставит
на низкий гостиничный столик бутылку вина, нахмурился. - А вот это уже
лишнее. Убери.
Рафик сосредоточенно глядя перед собой, опустился в кресло и вдруг
ударил себя ладонью по лбу.
- Вот что убрать надо! Голову эту глупую. Не думала она вчера!
- О чем она должна была думать вчера? - насторожился Валентин.
- С какой болезнью поступил мальчик Миша в узловую больницу?
- Ушибы головы, плеч, нервное потрясение.
- Ушибы - пфе! Каждая бабушка лечит ушибы. Нервное потрясение - вот
что доктора должны лечить. А нервное отделение в узловой больнице было? Не
было такого отделения в узловой больнице!
- Думаешь, его перевели в другую больницу?
- Зачем думать? Уже знаю - в городскую больницу его перевели.
- История болезни сохранилась? - не скрывая нетерпения спросил
Валентин.
- Найдут. Уже ищут! Но я кое-что получше нашел - женщину, которая
помнит мальчика Мишу.
- Что за женщина? - удивился и вместе с тем обрадовался Валентин.
- Старая женщина, армянка. Она тогда санитаркой в нервном отделении
работала. Сейчас уже на пенсии.
- Ты с ней виделся, разговаривал?
- От нее пришел. Она рядом с больницей живет, здесь недалеко. Если
хотите, поведу к ней. Но вы ее не поймете - она по-русски совсем плохо
говорит.
- Она помнит Мишу? Столько лет прошло, - усомнился Валентин.
- Помнит. Говорит: красивый мальчик был, только худенький, слабый и
совсем не разговаривал. Потому что нервное потрясение. Эта женщина, очень
добрая, привязалась к мальчику: ухаживала за ним, фрукты, печенье ему
приносила. Он тоже, когда поправляться стал, привязался к ней. Тетушкой
Гоар называл - ее Гоар Аракелянц зовут. А потом за ним родная тетя
приехала.
- А мать? У него была мать?
- Тетушка Гоар говорит - была. Вместе с Мишей в поезде ехала. Но она
не пострадала. Два-три раза приходила к нему в больницу, а потом уехала.
Деньги тетушке Гоар дала, чтобы та лучше за Мишей смотрела, обещала
прислать еще, но не прислала. А потом его родная тетя из Приморска
приехала, забрала Мишу.
- А мать не приезжала?
- Не приезжала. Странно, да? Но о маме нельзя плохо говорить. Мама -
это мама! Тетушка Гоар говорит: молодая, красивая была, с одним мужем
разошлась, за другого еще не вышла. Может, судьбу свою устраивала.
- Тетушка Гоар помнит такие детали?
- Она с Мишиной тетей очень подружилась. Говорит, совсем другая
женщина, чем ее сестра была: серьезная, уважительная к старшим. Она
тетушку Гоар за заботу о племяннике очень благодарила, к себе в Приморск в
гости приглашала. Тетушка Гоар один раз ездила к ней, очень хорошо
принимали. Потом каждый год поздравляли друг друга с праздниками.
- Тетушка Гоар помнит фамилию Мишиной тети?
- У нее даже адрес в старой тетрадке записан. Вот я переписал. -
Рафик достал из кармана цветастой рубашки квадратик бумаги: - Приморск,
Баркасный переулок, 9, Шевчук Дарья Андреевна.
Это была удача!
Валентин решил, что в Приморске он все узнает за каких-то полдня. Но
не тут-то было.
Михаил Нагорный не значился уроженцем Приморска, его тетя - Дарья
Андреевна Шевчук умерла двенадцать лет назад, всего на полгода пережив
мужа. Своих детей у Шевчуков не было. Дом номер девять в Баркасном
переулке снесли вместе с четырьмя соседними домами, а на их месте
построили кинотеатр.
- Ничего не вечно под луной, - прокомментировал эти факты начальник
городского угрозыска - молодцеватый подтянутый майор. - В какой период, по
вашим сведениям, Михаил Нагорный жил в Приморске?.. Что ж, будем искать
людей, знавших его в ту пору. Но заранее предупреждаю: на исчерпывающую
информацию не рассчитывайте. Город наш курортный - порт невелик, сухой
док, домостроительный комбинат, автотранспортное предприятие, завод
безалкогольных напитков. Ну, естественно, санатории, дома отдыха,
пансионаты, организации торговли, бытового обслуживания. Но это объекты
сезонного действия: уже в октябре добрая половина из них закрывается. Так
что особых перспектив у молодых людей, оканчивающих общеобразовательные
школы, здесь нет. После армии многие ребята оседают в других городах,
поступают в торгфлот, вербуются на большие стройки. Это я о сверстниках
Нагорного речь веду.
- Но кто-то из его товарищей, соседей все же остался здесь? -
Валентин с надеждой посмотрел на майора.
- Выясним.
11
ИЗ ОБЪЯСНЕНИЙ ЖИТЕЛЕЙ ПРИМОРСКА ПО ПОВОДУ УТОЧНЕНИЯ ЛИЧНОСТИ
МИХАИЛА АЛЕКСЕЕВИЧА НАГОРНОГО (МИХАИЛА МИХАЙЛОВИЧА МИХАЙЛОВА).
ТОМЧУК - ВРАЧ. Я узнала Михаила Нагорного по фотографии, которую мне
показал майор милиции Ляшенко. Миша очень изменился - много лет прошло, но
узнать его можно. В детском и подростковом возрасте Миша дружил с моим
сыном Юрой, часто бывал у нас. Он был хорошим мальчиком. Ну, конечно, не
без того, чтобы не пошалить. Они с Юрой большие выдумщики были: то в
пиратов играли, то в мушкетеров... Как-то, расшалившись у нас дома, Миша
разбил вазу. Очень расстроился, сказал, что купит такую же. Я не придала
значения его словам - где мальчику деньги взять? Но через некоторое время
он принес точно такую вазу. Оказалось, что он чуть ли не месяц
демонстрировал иностранным туристам свое искусство нырять за монетами. Это
очень опасно и категорически запрещено - нырять около теплоходов. Но он
пошел на это, чтобы загладить свою вину. Да, у него был решительный
характер. Вы, верно, будете беседовать с владельцем дома номер пятнадцать
Швыденко - бывшим завскладом. Он вам всякие гадости про Мишу наговорит.
Кляузный человек, при гитлеровцах здесь оставался, спекулировал, ловчил.
Миша его иначе чем фашистом не называл. Так вот, этот Швыденко как-то
обвинил Мишу в том, что тот поджог сарай, где Швыденко самодельное вино
для продажи держал... Ерунда какая! Не мог Миша этого сделать. Он был
собранный, целеустремленный. Спортом, техникой увлекался: мог починить
пылесос, швейную машину, даже телевизор. Разумеется, когда подрос. Юра в
нем души не чаял. Но потом разошлись их пути: Миша на слесаря выучился,
Юра в мореходное училище поступил. Сейчас Юра уже помощник капитана
большого сухогруза, в загранку, как здесь говорят, ходит... Нет, с Мишей
он не переписывался: Юра - не любитель писать. Он и мне месяцами не пишет,
только радиограммы шлет...
ШВЫДЕНКО - ПЕНСИОНЕР. Михаил Нагорный был хулиган и босяк, как все
мальчишки с Баркасного переулка. Но он отличался от своих дружков тем, что
на вид приглаженный, тихонький был, а свои подлости исподтишка делал.
Пройдет бывало мимо и с эдакой вежливой улыбочкой прямо мне в лицо
оскорбления наносит. Я эти оскорбления не заслуживал, поскольку в
сотрудничестве с оккупантами замечен не был, о чем имею справку. А вот
Мишка со своими дружками постоянно костры разжигали в Сухом овраге, с
непонятной целью, о чем я неоднократно сообщал участковому, но он мер не
принимал. Попустительство это привело к тому, что Мишка впоследствии мой
сарай с имуществом спалил, который, правда, на складской территории
находился, но был лично мной построен и мне принадлежал. По этому поводу я
три года справедливости добивался, но так и не добился, потому что у
Мишкиного дяди, Петра Шевчука, большие связи имелись, и это дело замяли. В
результате Михаил Нагорный распоясался настолько, что со временем в
городском парке человека убил... Какие у меня факты? Это, извините, у
милиции должны быть факты, а мое дело - заявить...
СЕМЕНОВА - ПРОДАВЕЦ. Я жила по соседству с Шевчуками. Плохого о них
сказать не могу: если что одалживали, то непременно отдавали. Петр
Егорович характер имел крутой, но не скандальный. Выпивал, но не запойно.
Дарья Андреевна тоже серьезная женщина была и хозяйка хорошая. Детей у них
своих не было и поэтому, когда племянника на воспитание взяли, не совсем
правильно к нему отнеслись - очень уж в большой строгости держали. Не
скажу, что Петр Егорович или Дарья Андреевна к нему руки прикладывали, но
Миша их не смел ослушаться: скажут домой идти - в ту же минуту, велят двор
убрать или воду из колонки наносить - беспрекословно. Уважительный был:
если встретит меня с тяжелой поклажей, непременно поможет донести... Не
курил, как другие мальчишки - это я точно знаю, потому что на всем
квартале только в моем киоске табачные изделия имелись. А еще он каждое
утро в одних трусах до сухого дока и обратно бегал. Ну, как бы
физкультурой занимался. И что интересно - не зря занимался, мальчонкой он
щупленький был, неприметный, а за каких-то два-три года вытянулся, окреп,
как молодой дубок. Симпатичный такой парнишечка стал. На него не то что
соседские девчонки, дамочки-курортницы заглядывались. А такие дамочки кого
хочешь с пути-дороги сведут. Так и с Мишей получилось: спутался он с
какой-то курортницей и из-за нее человека, взрослого мужчину, покалечил.
Ему тогда уже лет семнадцать было. И за такие свои действия он должен был
отвечать перед судом. Но его не судили потому, что мужчина часть вины на
себя принял: написал заявление, что первым задел Мишу. Так это было или не
так, сказать боюсь. Но в любом случае не оправдываю Мишу...
КАРПЕНКО - ЗАВЕДУЮЩАЯ ДЕТСКИМ САДОМ. С Мишей Нагорным я училась с
первого до восьмого класса. Он был хороший товарищ: добрый, отзывчивый.
Характер имел покладистый, охотно шел на компромиссы. Но безвольным я бы
его не назвала - если что задумывал, то своего добивался. В младших
классах он худенький, слабый был, и его часто обижали мальчишки. Но
однажды Миша сказал мне: "Буду заниматься спортом и через год отколочу
Пузыря". Был такой Леня Пузырев - самый сильный и задиристый мальчик в
нашем классе. Я, конечно, посчитала эти слова за похвальбу - где ему с
Пузырем тягаться! Но через год или полтора, точно не помню, Миша,
действительно, задал трепку Пузыреву. Оказывается, все это время он
занимался боксом... Нет, Леня с ним после этого не враждовал. Они
помирились, стали друзьями. Но Миша всерьез увлекся боксом и через
несколько лет стал чемпионом области среди юниоров... Шрам на плече и
предплечье? Как-то нырял при большой волне с причала и его о старую сваю
ударило. Помню хорошо, поскольку это, можно сказать, из-за меня произошло.
Я первой тогда прыгнула, по глупости, конечно, с причала, да еще при такой
волне, когда прыгать нельзя. Но я в Осводе занималась, умела нырять под
волну. А он не рассчитал... Драка в парке? Слышала об этом, подробностей
не знаю. Спрашивала Мишу, но он не поделился. Меня это очень обидело: к
тому времени мы подружились и у нас не было друг от друга секретов. А тут
замкнулся, не отомкнешь. Безусловно, за этим что-то стояло, просто так
Миша не набросился бы на человека... Встречался ли он с девушками? До
того, как я уехала в институт, не встречался. Он многим девушкам нравился,
но на пляж, танцы, в кино ходил только со мной, а у нас чисто дружеские
отношения были. Случалось, с нами шла Алина - его родственница из Киева,
которая каждое лето сюда отдыхать приезжала. Но она была старше нас, и мы
ей только как прикрытие требовались... Знала ли я мужчину, с которым Миша
в парке подрался? Наглядно. Этот мужчина - ему тогда лет 25 было - в порту
по снабжению работал. Очень высокого мнения о себе был. Одевался по
последней моде - и только в импортное. Наши девчонки так и прозвали его:
Гена-Импорт. Не помню его фамилии, он не из местных... После того, как
Миша уехал, он ни с кем из оставшихся здесь товарищей не переписывался.
Очевидно, его дальнейшая жизнь сложилась либо очень хорошо, либо очень
плохо - Миша не любил хвастаться, но и жаловаться не любил...
УСОЛЬЦЕВА - ПЕНСИОНЕРКА. С Дарьей Андреевной Шевчук я познакомилась
вскоре после войны, когда она вышла замуж за демобилизованного по ранению
главстаршину Шевчука Петра Егоровича. Первое время они снимали у меня
комнату, а потом купили полуразвалившийся дом, отремонтировали его. Петр
Егорович в порту плотничал, рыбачил для себя, за садом ухаживал. Дарья
Андреевна медицинской сестрой в санатории "Октябрь" работала. Ну, конечно,
и домашнее хозяйство вела, шила. Летом они флигель и крытую веранду
курортникам сдавали. Но не всем - с разбором. К тому же к ним часто брат
Петра Егоровича с семьей на отдых приезжал. А брат Петра Егоровича, Матвей
Егорович, большое положение в Киеве занимал: не то профессор, не то
замминистра. Когда он приезжал, все портовое начальство к нему на поклон
являлось. Ну, само собой: приемы, банкеты, рыбалки с ухой. В общем, забот
Дарье Андреевне хватало. Однако жили они в достатке, а главное - спокойно.
Но потом к ним приехала Вера, младшая сестра Дарьи Андреевны, да не одна -
с маленьким ребенком. Вера - несерьезный человек была, легкомысленная: в
семнадцать лет выскочила замуж за флотского офицера, родила сына. А потом,
видите ли, не ужилась со свекровью, приехала к сестре, упала на колени:
прости-впусти. Весь день ревела, руки ломала, а вечером на танцы убежала.
Мишутку своего, понятно, сестре оставила. Если бы только на вечер! А то не
прошло и полгода, как она спуталась с приезжим иллюзионистом и только ее и
видели. Дарье Андреевне что оставалось? Стала растить племянника. Надо
сказать, неплохой мальчик был: спокойный, послушный. Но если что в голову
себе вобьет, колом не вышибешь. Покойный Петр Егорович хотел, чтобы Миша
десятилетку окончил, в экономический институт поступил - была такая
возможность через Матвея Егоровича его туда определить. Но Миша, всем
наперекор, после 8-го класса в ПТУ пошел, слесарем стал...
О том, что сталось с Михаилом Нагорным после смерти Дарьи Андреевны,
Усольцева не знала.
- На похороны Дарьи Андреевны приезжала Вера - мать Миши. К тому
времени она уже третий раз замужем была, жила в Ростове. Предлагала Мише к
ней переехать, но не очень настаивала. Он это понял и отказался. Собирался
в Днепропетровск податься, в инженерный институт - он с детства
пристрастие к технике имел. Но поступил или нет, мне неизвестно. Уехал
сразу после похорон. А примерно через полгода вернулся, чтобы дом по
наследству принять - Дарья Андреевна завещала ему дом. Но нашлись
родственнички со стороны Петра Егоровича, которые тоже на этот дом
требования заявили. При жизни Петра Егоровича я их в глаза не видела. А
как умер, нагрянули со всех сторон. Как же, дом с садом в курортном городе
упустить! Они еще Дарье Андреевне хорошо нервы потрепали, а как умерла и
она, совсем обнаглели - самовольно в дом вселились, замки сменили. Миша
увидел такое дело, отступиться решил. Но тут уж я не выдержала - как можно
такое нахальство прощать! - Дала телеграмму Матвею Егоровичу, он к Мише
хорошо относился. Сам он, конечно, не приехал, но прислал кого надо -
дочку свою Алину. А эта Алина, я вам скажу, сам черт в юбке была. Я ее еще
девчонкой помню: когда она к Шевчукам приезжала, весь дом ходуном ходил. О
парнях уже не говорю - она кому хочешь голову вскружить могла. Такого
жениха в свое время отсюда увезла, что все мамаши, у которых дочери на
выданье были, крик подняли. Так вот эта Алина - она тоже к Мише хорошо
относилась - всех родственников-нахалов по сторонам разметала, на Мишу
накричала, заставила доверенность написать, дом продала или обменяла на
другой город - точно не скажу. Только Мишу этим не обидела - для него
постаралась...
Валентин был удовлетворен показаниями людей, некогда знавших
Михайлова-Нагорного. И не беда, что их знания ограничивались лишь
подростковым и юношеским периодом его жизни. Именно в эти периоды
формируется самосознание, нравственные основы личности. В случае, который
интересовал Валентина, учет этих факторов мог облегчить решение задач,
стоящих как перед следствием, так и перед медиками.
Каков же был Михаил Нагорный двенадцать лет назад, когда покинул
Приморск, дом в котором вырос, воспитавшую его тетку, товарищей - покинул
безоглядно, в какой-то спешке, обрубив за собой, как говорят моряки, все
концы? Собранный, целеустремленный, непритязательный, с развитым чувством
долга. Казалось бы, не парень - заглядение. Но, вместе с тем, упрям,
решителен, смел. Хорошо это или плохо? Смотря когда и в чем. Поставить на
место, проучить самоуверенного задиру-одноклассника, конечно, стоило.
Говорить в глаза старому прохиндею, кляузнику что о нем думают люди, тоже
допустимо, хотя и бессмысленно - прохиндеям плевать на то, что о них
говорят. А вот избивать до полусмерти человека, полагаясь на свой уже
немалый к тому времени боксерский опыт, в любом случае негоже. Да и роман
с некой дамой-курортницей не украсил юношу.
Какие из этих качеств сохранил Михаил Нагорный на протяжении
последующих двенадцати лет, стертых из его памяти? И имели ли они значение
в роковом для него конфликте?
Волевые, решительные люди с годами, как правило, не теряют этих
качеств. Не потерял их и Нагорный - достаточно вспомнить недавнюю трепку,
которую он задал здоровяку-сопалатнику, по существу, из-за пустяка.
Впрочем, свое отношение к медсестре Прокопенко Нагорный не считает
пустячным. Но дело не в этом - в характере. Его нынешнее благодушие,
покладистость не безграничны: в конфликтных ситуациях он по-прежнему
взрывоопасен. И, судя по всему, люди, вступившие с ним в конфликт
четвертого июня, учитывали это, равно как и его упрямство, боксерский
опыт. Поэтому решили убить. Одним подленьким ударом, исподтишка. Значит,
конфликт был не случайным и, надо думать, в его основе лежали серьезные
противоречия. И еще один вывод: преступники - прав старший лейтенант
Кузишин - не хотели, чтобы милиция установила личность их жертвы. Не
потому ли, что ранее были связаны с Нагорным и эти связи, до поры не
носили предосудительного характера, а потому не скрывались от близких
Нагорному людей?
Теперь уже нетрудно этих людей отыскать. Достаточно установить
координаты Матвея Егоровича Шевчука или его дочери Алины, которым
наверняка известна дальнейшая судьба Нагорного, а возможно и его последнее
местожительство, круг его близких. Надо, не откладывая дела в долгий ящик,
слетать на денек в Киев, побеседовать с Матвеем Егоровичем, Алиной. А там
уже, как говорится - вперед. И лучше это сделать самому...
Нетерпение майора Ляшенко можно было понять: уже больше трех месяцев
он и его товарищи изо дня в день ломали головы над этим необычным делом,
которое кто-то из управленческих острословов назвал "уравнением со всеми
неизвестными". И вот наконец появился обнадеживающий просвет.
Однако поездку в Киев пришлось отложить.
Утром следующего дня Валентин связался по телефону с Билякевичем,
