вас в подлоге. Кроме того, необходимо было как-то обезвредить или, по
меньшей мере, угомонить Нагорного, а это была трудная задача. Нелли еще
находилась в вашем номере, и вам пришла мысль использовать ее как орудие:
за определенное вознаграждение она должна была увлечь, а затем
скомпрометировать Нагорного. Нелли согласилась не сразу, но вам удалось
уговорить ее. Тем временем Липницкий привез Нагорного к себе домой, о чем
сообщил вам по телефону. Вы посвятили его во вторую часть вашего плана и
велели прислать машину за Нелли. В последний момент решили поехать вместе
с ней...
- Ничего подобного. Это было не так! - уже не столь громко, но все же
еще деланно-возмущенно попытался возразить Редченко.
- Так, Редченко, так, - не меняя тона, продолжал Валентин. - Мы
располагаем показаниями Бурыхина, который заехал за вами и Нелли в
гостиницу. Да и сама Нелли не стала отмалчиваться. Вы не намеревались
попадаться на глаза Нагорному: он знал вас не хуже, чем вы его, и сразу бы
понял, в чем дело. Квартира Липницкого позволяла незаметно для
находящегося в комнате Нагорного войти и спрятаться в ванной. Что вы и
сделали. Нелли пошла знакомиться и увлекать Нагорного, которого через
некоторое время должна была попросить проводить ее домой. По вашему
замыслу, уже в подъезде дома Липницкого ей надлежало спровоцировать
скандал, а ожидавший этого момента Бурыхин должен был прийти ей на помощь,
вызвать милицию. Пока Нелли испытывала свои чары на Нагорном, Липницкий
готовил ужин и одновременно инструктировал Бурыхина. А вы сидели в ванной,
пили коньяк и время от времени принимали доклады исполнителей о ходе
"операции". Все шло хорошо, пока вы не вспомнили о первооснове ваших
хлопот - наряде. И тут выяснилось, что Липницкий уступил требованию
Нагорного - отдал наряд. Липницкий не понимал всей пагубности такой
уступки - аннулированный наряд уже не представлял для него интереса. Но
утратив свое значение как документ на получение материальных ценностей,
этот наряд оставался уликой против вас. Вступить в переговоры с Нагорным
вы не рискнули - надежд на то, что удастся найти с ним общий язык, не
было, а запугать его - и вы это отлично знали - было непросто. Не
оправдала ваших надежд и Нелли, чьи соблазны не произвели на Нагорного
никакого впечатления - он предпочел телевизор. Более того, к тому времени,
когда вы запаниковали, Нагорный уже собрался уходить, поскольку окончился
футбольный матч, который он смотрел. И вот тут-то в вашу одурманенную
коньяком голову пришла мысль физически расправиться с человеком, который
вам уже не раз становился поперек дороги. Липницкий предложил другой
вариант. Но вы уже не хотели отступать от задуманного. Страх уступил место
злобе, которую вы давно таили, а злоба, как известно, не имеет пределов и
плохо согласуется с рассудком. Вы не стали спорить с Липницким, но велели
отпустить Бурыхина - лишний свидетель вам не требовался. Потом вызвали
Нелли и, не посвящая ее в свой замысел, велели под любым предлогом вывести
Нагорного в коридор, а сами спрятались за вешалкой. Когда Нагорный вышел
из комнаты, вы нанесли ему удар по голове. Нелли упала в обморок - так она
утверждает, и вы отнесли ее в ванную комнату и заперли там. Потом вдвоем с
Липницким, которому ничего не оставалось, раздели Нагорного, так как
считали его мертвым и думали уже о том, как бы скрыть улики, завернули
тело в ковер, вынесли во двор, бросили в багажник машины. Липницкий сел за
руль, а вы... Рассказывать дальше?
- Это неправда! - осевшим голосом простонал Редченко. - Поверьте, он
оклеветал меня! Это не я - он ударил Мишу молотком. Он, а не я!
- Имеется в виду Липницкий? - спросил Жмурко.
- Да, да! Это он слиповал заявку. Это он все закрутил, а потом
втравил меня в эту аферу! Он и ее отец! - скованными руками Редченко
показал на Алину Матвеевну.
- Какая же ты мразь, Генка! - вырвалось у Алины Матвеевны. - Ты
ненавидел Мишу еще с тех пор, как он пересчитал тебе ребра из-за меня в
Приморске. Но я не думала, что ты дойдешь до такого, что ты такая мразь!
Валентин хотел оборвать ее - гневная риторика Алины Матвеевны
показалась ему наигранной и неуместной, но, повернувшись к хозяйке
кабинета, тут же прикрыл собой Редченко - в руке Алины Матвеевны невесть
откуда появилась тяжелая металлическая линейка. Годун подскочил к ней,
отобрал линейку.
- Алина Матвеевна, что за глупости!
- Товарищ майор, - обратилась она к Валентину. - Я расскажу все, хотя
знаю немного. Я была манекеном, болванчиком еще с той поры, когда здесь
владычествовал мой отец, которому я ни в чем не смела перечить. По
образованию я - текстильщик; диссертацию писала по мягкой таре; кое-что
смыслю в нормативах на технические ткани, спецодежду. Но в металлах
разбиралась, как свинья в апельсинах. А они: отец, Вартанов и Редченко -
разбирались. Они хорошо разбирались во всем! Я расскажу все, что знаю о
Липницком и его махинациях. Только прикажите увести эту мразь, иначе я не
отвечаю за себя...
...Каждый вечер он приходил на старый пирс у Южного мола, где некогда
швартовались прогулочные теплоходы, а нынче чалились сейнеры рыболовецкой
артели, чтобы запастись горючим из емкостей, врытых неподалеку в береговые
дюны, садился на поржавевший кнехт спиной к молу и смотрел на море, но не
на идущие от горизонта бесконечной чредой неторопливые волны, а в сторону
едва различимой отсюда Песчаной косы. Смотрел долго, неотрывно и, казалось
бы, бездумно. И все же какие-то мысли, чувства владели им, ибо время от
времени он опускал голову и прикрывал рукой глаза, словно пытаясь удержать
перед внутренним взором, нечто всплывшее из глубин забвения. Но это
"нечто" тут же ускользало испуганной тенью в сгущающиеся сумерки.
Его не смущала непогода, столь частая осенью в этих местах: резкий
напористый ветер, секущий лицо дождь, штормовые волны, что с грохотом
разбивались о стенку мола и, подчас перехлестывая через нее, доставали
злыми стекловидными щупальцами до старого причала... Куртка с капюшоном
плохо защищала его от рушившихся потоков, и он уже не раз уходил отсюда
промокший с головы до ног. Но уходил лишь тогда, когда наползавшая с
пологих черных склонов ночная мгла достигала линии прибоя - не раньше и не
позже.
Он ни с кем не заговаривал, а на вопросы любопытствующих отвечал
односложно либо вовсе не отвечал - проходил мимо.
Впрочем, ему не докучали расспросами: с тех пор, как морской вокзал
перенесли на курортную набережную, напротив памятника морякам-десантникам,
здесь, в районе Южного мола, было немноголюдно: в хорошую погоду мальчишки
с ближних улиц ловили удочками рыбу, женщины стирали замасленные робы,
половики; парни, укрывшись за вытащенными на берег лодками, перекидывались
в картишки, прикладываясь к бутылке; хромоногий старик чинил ветхий
баркас. К тому же жители Приморска, узнав его печальную историю, уже
успели посудачить о ней и так и эдак, дополнить ее немудреными фантазиями,
от которых уже не хотели отказываться. Да и уточнять подробности, детали
этой истории у человека с поврежденной головой, который, имея (шутка ли
сказать!) звание кандидата наук, слесарит на автобазе, вне работы ни с кем
не общается, сторонится даже товарищей детских лет, как-то неловко и
видимо бесполезно.
Но однажды его остановил хромой старик - владелец баркаса, попросил
закурить, хотя знал, что мужчина в болоньевой куртке не курит. Это был
лишь предлог и, когда мужчина, смущенно улыбнувшись, развел руками -
дескать, некурящий, старик удовлетворенно кивнул, словно другого ответа не
ожидал, и тут же тронул его за рукав, заглянул в глаза:
- Ты и вправду не узнаешь меня, Миша?
Мужчина расстерялся, стал вглядываться в изборожденное глубокими
морщинами лицо, но вскоре покачал головой.
- У меня с памятью, знаете ли...
- Слыхал про твою беду, - перебил его старик. - Я с твоим дядей
Петром Шевчуком с фронта еще приятельствовал. Опосля и с теткой твоей
Дарьей знакомство водил. Дома у вас бывал. Алексей Карпенко я. Ты меня
дядей Лешей звал. Не вспомнил? Ну, на нет и суда нет. Да и какой тебе
интерес меня, старика, помнить? А вот внучку мою - Лизочку Карпенко,
поднатужься, будь добр, припомни. Обижается она, что не признаешь ее на
улице. Ей, бедолаге, тоже не повезло: позапрошлым летом мужа схоронила. Вы
в одном классе учились, друг без дружки шагу не делали. Неужто забыл?
Мужчина прикрыл рукой глаза и так стоял с полминуты, но затем тряхнул
головой.
- Нет, не помню... Извините.
Старик сочувственно посмотрел на него.
- Приходи к нам. Поглядишь на нее, на фотокарточки ваши детские,
школьные, и, Бог даст, вспомнишь. Нельзя это забывать - начало свое.
Мужчина задумчиво улыбнулся:
- Да, наверно, вы правы...
