...На международном престижном аукционе... | |
Пестерева или у любовницы Гилевского, как ее там...
- Долматова, - подсказала Кира.
- Во-во! Вроде самые близкие Гилевскому люди.
Кира достала из сумочки ключ, он легко вошел в замок, дверь
отворилась, они прошли в квартиру. Их сразу окутала духота давно
непроветривавшегося помещения, запах пыли, лежавшей на мебели.
Они начали планомерно осматривать квартиру, стараясь ни к чему не
прикасаться. Кира хорошо помнила с момента прежнего посещения, что где
висело, лежало, стояло. На первый взгляд все было на прежних местах.
- Ну что? - спросил Агрба.
- Если бы сняли картину, икону, хотя бы одну, или перевесили на
другое место, остался бы след на обоях - невыгоревшее место. Фарфор,
статуэтки тоже на своих местах - на всем нетронутая пыль, - сказала Кира.
- Если бы что-то взяли, остался бы след - отсутствие пыли.
- А "пальчики" все-таки есть, - отозвался Кисляк. Он немного присел у
стола и смотрел вдоль его полированной глади. - Кто-то оперся ладошкой о
стол, - он открыл чемоданчик, достал порошок, кисточку, пленку и принялся
за дело.
- Ладошка маленькая, - закончив все свои манипуляции, сказал капитан
Кисляк, - и пальчики узенькие, подростка либо маленького худенького
человека, либо дамские.
- Что же это, он или она квартиру вскрыли, вошли, походили,
бесстрашно наследили и ничего не взяли? - спросил Агрба. - Не на экскурсию
же приходили. Не похоже, чтоб детишки.
- Но что-то же искали здесь, - сказала Кира.
- Значит не ограбление, - отозвался Кисляк.
- Мне пришла в голову такая мыслишка, - произнесла Кира. - А зачем
"ему" или "ей" нужно было похищать у самого себя?
- Что вы имеете в виду? - не понял Джума.
- Пестерев сказал мне, что Гилевский обещал ему завещание на всю
недвижимость. Так может он и посетил квартиру, посмотреть, чем обладает?
- А ключ у него откуда? - спросил Джума.
- А что если Гилевский дал ему когда-то второй ключ, на всякий
случай, вдруг заболеет, мало ли какие непредвиденные обстоятельства мог
иметь в виду старый человек, - сказала Кира.
- Тогда надо иметь в виду и его любовницу, Долматову. Ей ведь уже не
обещание дал Гилевский, а оставил завещание, - сказал Джума. - Может и ей
по какой-то причине захотелось наведаться. Нам-то знать не дано, что у нее
в голове, какие мыслишки возникли в связи со случившимся.
Молчавший Кисляк произнес:
- Джума, я тебе уже не нужен?
- Нет, Петя, большое спасибо.
Кисляк, попрощавшись, ушел.
- А может они дуэтом побывали здесь? - спросил Джума. - Пестерев и
Долматова. Мы же не знаем, знакомы они или нет, если да, то в каких
взаимоотношениях, может у них тут общий интерес. А может этот интерес свел
их еще до убийства старика, и они обтяпали это дело? Видите, сколько
вариантов. А ответить-то мы не можем ни "да", ни "нет".
- Нужны "пальцы" Пестерева, Джума, - твердо сказала Кира, медленно
отметив, что от слов Джумы отмахиваться ей нельзя.
- Постараюсь достать. Он вышел уже на работу. Крутит свою баранку. Я
через ГАИ попробую, чтоб с баранки сняли. А вот, как с "пальцами"
Долматовой?
- Это я беру на себя. - Они покинули квартиру, снова опечатали дверь
и ушли...
Перед приходом Долматовой Кира выложила пачку сигарет и свою
зажигалку "Клиппер" на видное место на столе, сказала Скорику:
- Виктор Борисович, я начну с нею разговор, а потом через какое-то
время скажу, что мне надо минут на пятнадцать выйти, вы ее займете
чем-нибудь?
- Постараюсь, если она разговорчива, - ответил Скорик.
- Она очень следит за своей внешностью, как я поняла. Значит, к
интересным мужчинам не безразлична. А вы у нас самый интересный.
- А вы у нас самая льстивая, - засмеялся Скорик. - Хорошо,
подыграю...
Если прошлый раз Долматова была одета во все темное, с намеком на
траур, то сейчас на ней была более свободная по краскам одежда, но вовсе
не броская - хорошее платье в мягких серо-коричневых тонах, изящные туфли
без каблуков, в тон ко всему сумочка, а на лице побольше макияжа.
- Садитесь, Людмила Леонидовна, - предложила Кира.
- У вас есть что-нибудь новое? - спросила Долматова.
- Работаем, - ответила Кира. - Людмила Леонидовна, вы знали о том,
что у Гилевского есть родственник Пестерев Вадим Никитич?
- Да, даже однажды покойный Модест Станиславович познакомил нас, он,
кажется, шофер.
- Вы поддерживали с ним отношения?
- Абсолютно никаких. Я и видела-то его всего один раз.
- И какое он на вас произвел впечатление?
- В сущности никакого.
- А сейчас, после смерти Гилевского, вы виделись с ним?
- Нет.
- Как же так, все-таки он единственный родственник, наследник?
- Я даже не знаю ни его адреса, ни телефона, - смутившись, ответила
Долматова. - Разрешите, я закурю, - она потянулась было к сумочке,
стоявшей у ножки стула, но Кира любезно пододвинула ей свою пачку сигарет
и зажигалку.
- Курите.
Узкими холеными, чуть дрожавшими пальцами Долматова долго извлекала
сигарету, затем прикурила. Киру удивило, что у такой крупной женщины столь
узкая кисть и тоненькие, как у девочки, пальцы. В это время приоткрылась
дверь, заглянувшая секретарша прокурора области сказала писавшему Скорику:
- Виктор Борисович, шеф срочно просит.
Скорик встал, посмотрел выразительно на Киру и развел руками, мол,
ничего не поделаешь, вынужден покинуть вас, и вышел. Это нарушало задумку
Киры, но она нашла выход из положения, глянула на часы, сказала
Долматовой:
- Людмила Леонидовна, извините, мне нужно отлучиться на несколько
минут, подождите, пожалуйста, меня в коридоре.
Долматова кивнула, вышла. Кира осторожно двумя пальцами взяла за
торцы пачку сигарет и зажигалку, завернула в носовой платок, порылась в
бумагах нашла дактокарту с "пальцами", снятыми Кисляком на квартире
Гилевского, и заперев кабинет, направилась к Войцеховскому. Тот смотрел по
видеомагнитофону какой-то следственный эксперимент - выход на место
происшествия вместе с подозреваемым.
- Присаживайтесь, Кира Федоровна, посмотрите наше кино, это, правда,
не мультики и не порнушка, но все-таки кино, - сказал Войцеховский.
- Я к вам по срочному делу, Адам Генрихович, - сказала Кира, -
выручайте.
Он остановил кассету, поднялся из кресла.
- Что стряслось?
- Вы могли бы срочно снять "пальцы" с пачки сигарет и с зажигалки? -
Кира развернула платок.
- Это уже для нас сверхурочная работа, Кира Федоровна, для этого есть
другие службы, - пробурчал Войцеховский, разглядывая лежавшие на ладони
Киры пачку "LМ" и зажигалку.
- Очень нужно, именно сейчас, - взмолилась Кира.
- У Скорика за такую услугу я потребовал бы бутылку коньяка. А что с
вас возьмешь? Оставляйте.
- А это дактокарта. Потом сравнить надо будет.
- Хорошо, я вам позвоню.
Кира вышла.
- Извините, - сказала она Долматовой, сидевшей на скамье напротив
кабинета.
Они вошли, заняли те же места - Кира за столом, Долматова напротив.
- Мы произвели выемку завещания у нотариуса, - сказала Кира. - Так
что с получением наследства вам придется подождать до окончания следствия.
- Я не тороплюсь. Слишком деликатный вопрос.
- Вы собираетесь потом встретиться с Пестеревым? Он, единственный
родственник, остался как бы обойденным, все завещано вам.
- Я об этом думала. И потом я не знаю, где его искать.
- Я вам дам его телефон... У вас не возникало желания посетить
квартиру Гилевского. Все-таки вы прежде там бывали.
- В общем нет, тем более, что она, вероятно, опечатана вами.
- Опечатана. Но кто-то сорвал печать и побывал там. Как думаете, не
Пестерев ли?
- Об этом судить не могу, - ответила Долматова, как-то напрягшись.
Это не ускользнуло от Киры, она спросила:
- По-вашему мнению, у Пестерева мог быть второй ключ от квартиры
Гилевского?
- Понятия не имею. Возможно.
- А у вас?
- У меня нет, - быстро ответила Долматова...
Задавая разные вопросы, Кира тянула время. Наконец раздался
телефонный звонок.
- Слушаю, Паскалова, - Кира сняла трубку.
Звонил Войцеховский:
- Вы одна?
- Нет.
- Понятно. Тогда слушайте. Я сразу увидел, что "пальчики" дамские.
Даже не сравнивая с теми, что на дактокарте. Тоненькие папиляры. А когда
сравнил - сошлось, с теми, что на дактокарте. Кто у вас сидит? Она?
- Да.
- Сейчас лаборант занесет вам.
- Большое спасибо, Адам Генрихович.
- Благодарность принимаю, - он повесил трубку.
Кира как-то весело взглянула на Долматову, подумала: "Что же ты
делала там?"
Лаборант занес тоненькую папку:
- Вам от Адама Генриховича.
- Спасибо, - сказала Кира и уже Долматовой:
- Людмила Леонидовна, если у вас нет ключа от квартиры Гилевского,
как же вы туда проникли?
- Но я!..
- Не надо, Людмила Леонидовна, вы там были. И оставили след в виде
отпечатков пальцев. Вот, - Кира раскрыла папочку. - Это "пальцы", которые
мы нашли в квартире. А это ваши, с моих сигарет и зажигалки. Они
идентичны. Человек вы образованный, надеюсь, понимаете, что это
неопровержимо.
Долматова кивнула, поникла, опустила голову.
- Вы были там с Пестеревым?
- Нет, одна, - тихо ответила Долматова.
- Как вошли?
- У меня есть второй ключ.
- Откуда он у вас?
- Модест Станиславович дал мне его. Давно. Я иногда приходила туда
без него. Убрать, пыль смахнуть. Когда он уезжал в отпуск. А уезжал он на
месяц, полтора. В Трускавец или Железноводск, - она говорила волнуясь,
короткими фразами.
- Что вам в этот раз понадобилось там?
- В сущности ничего. Просто посмотреть, все ли на месте.
- Вы полагали, что есть некто, кто может вас упредить, проникнуть
туда.
- Была такая мысль.
- Кого вы подозреваете?
- Пестерева.
- Подозревали только в этом?
- Не только.
- На основании чего?
- Он же не знал, что все унаследую я.
- Это единственная причина для такого подозрения?
- Пожалуй... Я нарушила закон, сорвав печать?
- А как вы думаете?!
- Что мне теперь будет?
- Ничего вам не будет, - Кира махнула рукой. - Есть факт
проникновения, но нет кражи... А ключик вы мне отдайте.
Долматова достала из сумочки ключ.
- Что мне теперь делать? - спросила.
- Занимайтесь своими делами. Всего доброго, Людмила Леонидовна...
Когда Долматова ушла, Кира, повертев в руках свою пачку сигарет и
зажигалку, закурила. Она с нетерпением ждала Скорика, чтобы все ему
поведать.
11
"Кто-то из них врет - либо Жадан и Чаусов, что были в день и час
убийства на выставке мебели, либо Огановский, утверждающий, что был там в
это же время", - мысль эта донимала Киру несколько дней, пока она не
решила назначить повторную встречу. Начала она с Чаусова. Он пришел в том
же костюме, такой же худой, с нервным, несколько осунувшимся, как ей
показалось, лицом. Но начала Кира с другого:
- Алексей Ильич, я хочу разобраться в датах, выстроить их
последовательно. Вам знакома эта книга, - она показала ему книгу
американца Дж. Бэррона "К истории ювелирного дела", изданную в Нью-Йорке в
1960 году.
Он полистал книгу, Кире показалось, что Чаусов побледнел, охрипшим
голосом он произнес:
- Я об этой книге не знал... Как же так?.. Как она прошла мимо меня?!
Откуда она у вас?
- Я взяла ее в библиотеке Академии наук.
- Боже мой, как она прошла мимо меня?! - повторил он сокрушенно.
- А вот из нее цитата. Сэм Шобб пишет Диомиди: "Вы правы, с оказией
передавать письма безопасней и надежней. Я совершенно не согласен с Вами,
что Ваши эскизы - мертворожденные дети. Уверен, придет время и появится
возможность воплотить эти эскизы в материале. Я об этом думаю..." Письмо
это, датированное августом 1947 года, опубликовано в 1960-м. В каком году,
по словам Гилевского, он возвратил пакет дочери Диомиди? - спросила Кира.
- В 1965-м, вроде так он говорил.
- Таким образом письмо Шобба опубликовано за пять лет до этого?
- Да.
- В 1966 году вышла книга Гилевского "Сравнительное исследование",
т.е. через год после того, как он, по его словам, возвратил пакет дочери
Диомиди. Но в книге ни слова о пакете. Хотя автор, казалось бы, должен был
хоть как-то упомянуть о нем: либо существуют письма и дневники Диомиди,
либо их нет, либо они в музее, либо переданы дочери Диомиди. Никакого
упоминания, будто пакета вообще не существовало. В 1971 году по решению
обкома сейф был открыт. Пакета там не оказалось. В первых двух изданиях
книги профессора Самарина он упоминается, как хранящийся в музее. В
третьем, посмертном, которое редактировал Гилевский, этой упоминание
исчезло. Вы обращали внимание Гилевского на эту странность?
- Обращал.
- Что он ответил?
- Что Самарин, мол, заблуждался, но из уважения к нему Гилевский не
стал настаивать на исправлении, а когда Самарин умер, в третьем издании,
дескать, восстановил истину и убрал это заблуждение.
- Как по-вашему, каким образом письмо Сэма Шобба могло попасть к
американскому автору до того, как пакет был передан дочери Диомиди.
- У меня есть ответ на эту загадку.
- Какой?
- Пакет никуда не пропадал, не передавался в Фонд имени Драгоманова,
не возвращался дочери Диомиди. Он оставался в руках Гилевского.
- Да, но в сейфе его не было, - сказала Кира.
- Мало ли куда он на время мог перепрятать пакет, а потом опять
вернуть его в сейф, куда годами никто не заглядывал. Допускаете ли вы, что
имея столько лет возможность вскрыть пакет, Гилевский удержался от
соблазна? Если еще иметь в виду, что он был помешан на Диомиди.
- Да, но ведь сейф можно открыть только двумя ключами, один из
которых у директора музея.
- А вот на эту загадку я ответить не могу, - Чаусов был подавлен
скорее всего тем, что он, считавший себя лучшим знатоком публикаций,
связанных с именем Диомиди, не имел понятия о книге Дж. Бэррона, вышедшей
в Нью-Йорке; и еще, вероятно, вопросом: каким образом письмо Сэма Шобба к
Диомиди, которое скорее всего находилось в пакете, попало к американскому
автору. Если бы оно хранилось в другом месте, то было бы опубликовано
давным-давно, ибо написано еще в 1947 году! И не только опубликовано, но и
расцитировано!..
Кира наблюдала за Чаусовым. Он был выбит из колеи, обескуражен. И она
подумала, что сейчас самое время приступить к главному.
- Надо кое-что привести в соответствие, Алексей Ильич, - начала Кира.
- Первый вопрос: скажем, если вам надо пройти в музей этнографии и
художественного промысла, вы покупаете билет?
- Нет. Я много лет там проработал, вахтерша Фоминична меня хорошо
знает.
- Значит, если бы вы вошли туда, когда проходило шесть-семь
посетителей, она могла и не обратить на вас внимания?
- Скорее всего.
- Хорошо. В тот день, когда вы говорите, вы были на выставке мебели,
там было много народу?
- Не очень.
- Если бы там в это время находился какой-нибудь ваш хороший
знакомый, скажем, Огановский, могли ли бы вы его или он вас не заметить?
Чаусов задумался, затем спросил:
- А что, Огановский был там тогда?
- Когда "тогда"? - спросила Кира.
- Ну... в этот день... в это время.
- Вы не ответили на мой первый вопрос.
- Пожалуй, мог и не заметить.
- А вот Огановский утверждает, что не заметить вас и Жадана, если бы
вы находились там, невозможно. Народу почти не было. Впрочем, это легко
проверить по количеству проданных в тот день билетов. Ведь это было уже
перед самым закрытием выставки, конец дня. Кроме того, есть возможность
устроить вам и Жадану очную ставку с Огановским.
Чаусов умолк. Она ждала, давая ему возможность принять какое-то
решение. Наконец, сглотнув ком, Чаусов тихо вымолвил:
- Я не был на выставке.
- А Жадан?
И снова пауза.
- Я спрашиваю, Алексей Ильич, а Жадан был?
- Не знаю.
- Где же все-таки вы были в интересующее меня время?
- Я не могу вам этого сказать.
- Что так? Уж не замешана ли тут женщина? - усмехнулась Кира.
- Да.
- Боже, какие банальности! Сейчас вы скажете, что она замужем, что
вы, как джентльмен не можете назвать ее имя.
- Именно так.
- Пошловато получается, как из дурного романа, Алексей Ильич. Но если
вы не назовете ее, и я не смогу ее допросить, ваше алиби не стоит и
выеденного яйца. Вы это понимаете?
- Понимаю.
- Итак?
- Ее зовут Виктория Петровна Непомнящая.
- Где она работает?
- Лаборанткой на химкомбинате. Комбинат в должниках, и многих
сотрудников отправили в неоплачиваемые отпуска. Ее тоже.
- Кем и где работает ее муж?
- Он инженер в "Энергосетьинспекции".
- Часто бывает в командировках?
- Да.
- И в этот раз?
- Да... Я прошу вас только, если будете встречаться с нею,
постарайтесь так, чтоб муж не знал, не впутывайте ее.
- Насчет не впутывать, - все будет зависеть от вашей и ее правды или
неправды... Домашний адрес Непомнящей и телефон, если есть.
Он назвал.
- Значит, вы пришли, зная, что муж в командировке?
- Да.
- В котором часу?
- После пяти вечера.
- И пробыли там до?..
- Начала десятого.
- Откуда вы знали, что муж в командировке?
- Она сказала.
- Она знала, когда он должен вернуться?
- Надо полагать.
- Итак, вы пришли и?..
- Поужинали.
- С выпивкой?
- Немного.
- Что вы пили?
- Коньяк.
- Какой?
- "Десна".
- Бутылка была початая?
- Нет. Я по дороге купил.
- Дальше.
- Слушали музыку. У них есть двухкассетник.
- Какую?
- Концерт Хулио Иглесиаса.
- Потом.
- Смотрели кино по видео.
- Какое?
- "Путь Карлито"...
- Сколько раз вы наливали коньяк в рюмки себе и Непомнящей?
- Четыре-пять раз.
- Кто ставил аудиои видеокассеты? Она?
- Нет, я.
- О финальной части вашего времяпровождения можете умолчать...
Кассеты вы с собой принесли?
- Нет, кассеты были у нее... Вы разрешите напиться? - он утер платком
лоб и посмотрел на графин с водой.
- Разумеется. Можете налить себе.
Она смотрела, как он жадно пил, как дергался кадык на его худой шее.
Он поставил стакан на место, приложил платок к губам.
- Подпишите протокол, Алексей Ильич. На сегодня хватит...
Когда Чаусов вышел, Кира задумчиво посмотрела в окно, на глаза ей
попался графин со стаканом, из которого пил Чаусов. "На всякий случай", -
сказала себе Кира и вытянула салфетку из-под вазочки с цветами, стоявшей
на подоконнике, осторожно взяла стакан, завернула в салфетку и спрятала в
сейф...
Жадан, юркий, маленький, сидел напротив и демонстрировал хорошее
настроение - улыбался. Киру раздражала эта улыбка, она сразу сказала:
- Есть некоторые неувязки, Святослав Юрьевич.
- А именно? - ироническим тоном спросил он.
- В тот день, 21-го июня, после семнадцати часов, как вы утверждаете,
вы вместе с Чаусовым были на выставке мебели.
- Были, были. Прекрасные образцы!
- В тот же день и в то же время там был и скульптор Огановский. Вы
его видели?
Жадан словно споткнулся:
- Да... то есть нет.
- Так да или нет?
- Нет.
А вот Огановский уверяет, что если бы вы там были, не увидеть друг
друга вы не могли.
- Почему? - лицо и шея Жадана покрылась красными пятнами.
- Экспозиция развернута так, что знакомые люди обязательно увиделись
бы. И народу в тот день было мало - десять-пятнадцать человек. Но и это
еще не все. Чаусов изменил свои показания: он заявил, что не был там с
вами в тот день. Хотите очную ставку с ними - Огановским и Чаусовым?
- Как не был?! Мы же... Что же теперь?! - он растерянно заерзал на
стуле. - Что же он!..
- Вы хотите сказать, что вы с ним договорились, а теперь он умыл
руки.
- Этого не может быть! - взвизгнул Жадан.
- Всякое может быть, Святослав Юрьевич.
- Сволочь он! Что же я теперь... В какое положение...
- В плохое. Так были вы на выставке мебели в тот день или не были?
- Ну не был, не был!
- Зачем же врали?
- Так получилось, случайно... шутя получилось...
- А где вы были?
- Дома сидел! Весь вечер!
- Это плохое алиби. Кто может подтвердить, что вы сидели дома?
- Никто.
- Это совсем плохое алиби.
- Так что же мне делать?
- Говорить правду.
- Да правду я говорю, поверьте!
- Трудно мне вам теперь верить.
- И что же будет? - тихо спросил Жадан.
- То, что и должно быть...
"Что-то проклюнулось или я увязаю? - подумала Кира после ухода
Жадана. - Их новые версии алиби придется проверять, с Чаусовым проще, с
Жаданом сложнее..." И еще она вспомнила намек Долматовой на хромого
Пестерева. Его алиби вообще очень трудно проверить. Ехать в Белоруссию
искать его напарников по байдарочному путешествию по Днепру? Как
зацепиться за Пестерева, Кира понятия не имела. Никаких зацепок!
Жадан понесся к Огановскому в мастерскую. Тот стоял у раскрытой
фигуры всадника. Руки Огановского были в глине. На звук открывшихся ворот
он оглянулся.
- Ты чего прискакал? Я работаю. У меня неприемное время, - сказал
Огановский, продолжая шлепать по мокрой глине.
- Ты подумай, какая сволочь! - крикнул Жадан. - И захлебываясь,
рассказал, что произошло. - Мы же с ним шутя, как в игре, придумали себе
алиби! Я ей соответственно и наврал!
- Врать нельзя, мужик. Этому в детсадике еще учили, - равнодушно
сказал Огановский. - Теперь она не будет верить ни одному твоему слову. Не
с той ноги, брат, плясать пошел.
- Конечно не будет верить! И я бы не поверил!
- А может и вправду вдвоем вы и пристукнули Гилевского?
- Пошел ты! А может это ты! Говоришь, был на выставке мебели? А кто
тебя там видел? То-то! Если она начнет тебя потрошить, как ты докажешь,
что ты там был?!
- Слушай, Славка, я занят, ты мне мешаешь. Заходи вечером на чашку
чая, большего ты не заслуживаешь сегодня, поговорим, - он повернулся
спиной к Жадану, вытирая тряпкой руки.
12
Паскалова, Джума Агрба и Войцеховский сидели в кабинете Щербы.
Кира закончила свое сообщение о последних событиях.
- Почему Чаусов так заинтересован в содержимом пакета Диомиди? -
спросил Щерба.
- Он говорит, что, возможно, кроме переписки, существует дневник, в
нем могут быть указания, кому Диомиди когда-либо продал не
каталогизированные свои изделия, кому подарил, их названия, что в частных
коллекциях. Было бы хорошо, дескать, известить мир, что существуют еще
работы Диомиди, которые надо внести в каталог.
- Понятно. Теперь с новым алиби Чаусова и Жадана. С Чаусовым проще.
Отправляйтесь к этой даме - Непомнящей. Он, по его словам, провел у нее
почти четыре часа. Брал несколько раз в руки бутылку коньяка "Десна",
аудиокассету с пением Иглесиаса, видеокассету "Путь Карлито". И все в этот
день. Не раньше, не позже. Где-то же он "пальцы" оставил!
- С тех мест, где он точно мог оставить "пальцы", будучи у женщины,
мы их снять не сможем, - засмеялся Войцеховский.
- Увы! - хмыкнул Щерба. - Джума, пойди, пожалуйста, к Непомнящей
вместе с Кирой Федоровной, подсоби ей.
- Произвести выемку кассет и бутылки? - спросила Кира.
- Непременно. Но с чем мы сравним - вот вопрос.
- У меня есть стакан, из которого Чаусов пил воду, - ответила Кира.
- Умница! Идите, и без "пальцев" Чаусова не возвращайтесь. За Жадана
возьметесь потом.
- Вам так хочется подтвердить алиби Чаусова? - усмехнулся
Войцеховский.
- Мне хочется знать, кто убил Гилевского... Да, Кира Федоровна,
проверьте, был ли в тот день муж Непомнящей в командировке. Ты, Джума,
попробуй зацепиться за Пестерева. По сюжету тоже не последняя фигура.
В это время зазвонил телефон. Щерба снял трубку.
- Слушаю. Щерба. Кто, кто? Следователь Паскалова у меня. Передаю ей
трубку. - И обращаясь к Кире, сказал: - Директор музея по вашу душу.
Кира поняла, что-то стряслось, не стал бы Ласкин, деликатный человек,
обзванивать прокуратуру, чтобы разыскать Киру.
- Это Паскалова, Матвей Данилович, - сказала она.
- Произошло нечто невероятное, - взволнованно произнес Ласкин. - Я
очень бы хотел, чтобы вы приехали, если можно.
- Хорошо, минут через сорок. Терпит?
- Да. Жду вас.
- Что-то там стряслось, - сказала Кира Щербе. - Просит приехать.
- Поезжайте. Составь компанию Кире Федоровне, Джума, - попросил
Щерба, - на всякий случай.
- Я тоже поеду, - произнес Войцеховский.
- Буду очень рада, - сказала благодарно Кира.
Ласкин ждал их у себя в кабинете. Он, правда, не ожидал, что вместо
одной Киры заявятся трое и несколько растерялся.
- Что случилось, Матвей Данилович? - спросила Кира.
- Когда я куда-нибудь уезжаю, моя секретарша сохраняет мне все
газеты: "Литературку", "Известия" и нашу местную "Городские новости", -
начал он несколько торжественно. - Сегодня я выбрал время, чтобы
просмотреть всю пачку, что-то оставить для прочтения, остальные выбросить.
И вот номер наших "Городских новостей", - воздел он руку с газетой, - где
опубликована фотография покойного Модеста Станиславовича и небольшое
интервью с ним с связи с его намечавшейся и такой престижной для нас
поездкой в США. Когда я увидел фотографию, я пришел в ужас. Полюбуйтесь, -
протянул он Кире газету.
Она развернула ее во всю полосу. В левом верхнем углу фотоснимок:
высокий лысый человек стоит на пороге кабинета.
- Что же вы увидели здесь необычного? Это, что не Гилевский? -
спросила Кира.
- Нет, это именно он! Но что за ним, вглядитесь?!
- Комната. Слева сейф.
- Какая вы невнимательная, - огорчился Ласкин. - Сейф, сейф-то
приоткрыт. Щель почти с ладонь! Каким образом, как, кто?! Ведь второй ключ
у меня!
Только теперь Кира поняла, что так взволновало Ласкина:
действительно, дверь сейфа была приоткрыта сантиметров на шесть-семь. Кира
передала газету Войцеховскому.
- Давайте пройдем в кабинет к Гилевскому, - предложил Войцеховский. -
Возьмите двух сотрудников. Матвей Данилович, нужны понятые...
- Он был заперт и тогда, когда мы осматривали кабинет в день
убийства, я даже подергала ручки - заперт, - сказала Кира.
- Вы знаете, что там должно быть? - спросил Войцеховский у Ласкина.
- Разумеется! На память помню.
- Кира Федоровна, второй ключ у вас? - спросил Войцеховский.
- У меня.
- Тогда давайте откроем сейф.
С помощью двух ключей отперли дверь, открыли ее, тяжелую, массивную.
Ласкин заглянул. Начал перечислять:
- Это скифские ушные подвески из золота с камнями. Ценность их в
камнях. Нигде, никому, никогда они не попадались больше, словно природа
один раз продемонстрировала их мастеру полторы тысячи лет назад и затем
упрятала навсегда. Дальше. Это - декоративная булава - серебро, золото,
драгоценные камни, подарок Сигизмунда одному из гетьманов. Пояс, IX век,
выполнен из золотых пластин, покрывающих кожу, на бирюзовых камнях золотом
арабские письмена. Два серебряных женских браслета, XI век, с черным
жемчугом. И, наконец, константинопольская панагия VIII век, уникальная
эмаль, по периметру бриллианты, по три карата каждый. Все на месте, -
закончил Ласкин.
- Вы уверены? - спросила Кира.
- Все, что в описи, а эту опись я знаю на память.
- Вы часто заглядывали в сейф? - спросила Кира.
- Почти никогда. Раз-два в год. В этом не было нужды. Часто лезть в
него значило бы выразить недоверие Гилевскому, обидеть его.
- А сюда, в кабинет, часто заходили?
- При необходимости. Два-три раза в месяц... Что же преступник искал
здесь? Странно, ничего не похищено!
- Этого мы еще не знаем, - ответила Кира.
Между тем Войцеховский думал: "Когда Паскалова осматривала тогда
кабинет, с нею не было никого, кто бы часто имел возможность входить к
Гилевскому и помнить, что, где лежит". Войцеховский обратился к Ласкину:
- Матвей Данилович, внимательнейшим образом осмотрите все вокруг, что
сдвинуто, перемещено, переставлено местами, чего не хватает на письменном
столе, на этажерке, где пишущая машинка, в общем все.
Ласкин осматривал кабинет, двигаясь от предмета к предмету. Постоял у
письменного стола, словно обшаривал его глазами: перекидной календарь,
стопка чистой бумаги, высокий пластмассовый стакан с карандашами и
шариковыми ручками, настольные часы в махоневой оправе, телефон, рядом
телефонный справочник.
- Не хватает пустяка, топора, - вдруг сказал он.
- Какого топора? - удивленно спросила Кира.
- Сейчас, одну минуточку, - он быстро вышел из кабинета, они слышали
его шаги, торопливо удалявшиеся вниз по лестнице. Вскоре он вернулся,
разжал кулак. На ладони лежал клинообразный четырехгранный
плохошлифованный камень. - Это топор далеких наших предков, - сказал
Ласкин. - Каменный век. Он привязывался к палке-рукоятке и им орудовали.
Нам после раскопок на Селикатовском городище досталось шесть штук таких.
Пять пошло в экспозицию. Один взял себе Гилевский. Видите зарешеченное
окно? Летом из-за духоты Гилевский держал окно распахнутым, а чтоб ветер
не сдувал бумаги, клал сверху такой топор. Вот его-то и нет на столе.
Кира и Войцеховский поочередно разглядывали древнее орудие быта и
охоты.
- Я могу взять это, не оформляя выемку? - спросила Кира у Ласкина. -
Как вещественное доказательство именно этот топор мне не нужен, я не буду
приобщать его к делу, а через какое-то время я вам его возвращу.
- Пожалуйста, конечно, - кивнул Ласкин...
Пока Кира, Войцеховский и Ласкин беседовали, Джума из кабинета
углубился в полумрак хранилища фондов. Стеллажи, стеллажи с тысячами папок
