Детектив

до самого потолка, наклонные столы, где под стеклом какие-то  предметы.  В
одном месте, между стеллажами было расстояние метра в  полтора,  прикрытое
старым зеленым бархатом, свисавшим  с  карниза,  висевшего  под  потолком.
Джума отодвинул  бархатное  полотнище  и  увидел...  дверь,  обитую  белой
жестью. К ней почти вплотную, но под углом стоял  один  из  стеллажей.  На
дверном косяке висел снятый со скобы в двери огромный крюк шириной  в  три
пальца, сделанный из пятимиллиметровой  стальной  полосы.  Джума  примерил
крюк, он точно заходил в скобу  на  двери.  Расстояние  между  стеллажами,
стоявшими по обе стороны двери под углом, было сантиметров тридцать  пять,
как прикинул Джума. Открывалась дверь внутрь, и приоткрыть ее  можно  было
не более, чем на те же тридцать пять сантиметров - мешал  стеллаж,  сплошь
забитый папками. О том, чтобы сдвинуть стеллаж с места  не  могло  быть  и
речи еще и потому, что он был привинчен к полу для  устойчивости  скобами.
Дверь  была  заперта  на  английский  замок.  Человек   комплекции   Джумы
протиснуться между стеллажами и дверным косяком, если приоткрыть дверь, не
смог бы.
     - Кира Федоровна, Адам! - позвал Джума. - Загляните-ка сюда.
     Они подошли.
     - Поглядите, - Джума указал на  дверь.  -  Вы  сможете  протиснуться,
чтобы выйти через эту дверь туда, куда она ведет?
     - Я, пожалуй, смогу, - сказала Кира, примериваясь. - Но только боком.
     - А мы с Адамом не пролезем, - сказал Джума, - хотя Адам считает, что
он немного изящней меня.
     - Как вы обнаружили эту дверь? - спросила Кира.
     - Случайно. Как и  вы  второпях  случайно  не  обнаружили.  Я  увидел
бархатное полотнище и заглянул за него.
     - А крюк с двери ты снял? - спросил Войцеховский.
     - В том-то и дело, что нет. Тут еще замок английский, видишь? На него
дверь и заперта.
     - Интересная находка, - задумчиво сказала Кира.
     Подошел Ласкин.
     - Куда ведет эта дверь? Мы на каком этаже? - спросила его Кира.
     - На внутренний балкон. Мы на третьем этаже. Балконы на каждом  этаже
опоясывают все наше здание и примыкающий жилой дом.
     - Ладно, пойду гляну, - сказал Джума. Он спустился вниз в холл, вышел
на улицу, сразу же нашел широкую, общую для обоих домов подворотню, прошел
во двор, напоминавший внутреннюю часть колодца. Действительно, оба стоящие
впритык здания опоясывали на каждом этаже длинные балконы. На них выходило
по две двери - квартир. Джума знал такие дома: в квартиру можно попасть  и
через парадную лестницу в  подъезде,  и  через  дверь  дворового  балкона,
ведшую на кухню. Лишь на третьем этаже здания  музея  была  одна  дверь  -
обитая белой жестью,  балкон  на  этом  этаже  разделяла  решетка  -  одна
половина балкона принадлежала зданию музея, другая - жилому дому. Лестницы
с балконов спускались в подъезд, куда можно было войти  через  общую  арку
подворотни. Джума поднялся на третий этаж, остановился у  обнаруженной  им
двери, глянул  вниз.  Двор  и  впрямь  был  узкий,  как  колодец,  вымощен
булыжниками. Джума осмотрел дверь, ведшую в хранилище. На том  месте,  где
должен был быть сквозной выход английского замка, отверстие было  заделано
круглым куском железа, посаженного на винты-самонарезы. И Джума понял, что
дверь эта не открывается отсюда, снаружи, даже нет дверной скобы.  Если  к
тому же она изнутри еще берется на тот могучий крюк, то войти в  хранилище
с балкона невозможно.
     Он вернулся в кабинет и рассказал Кире и Войцеховскому обо всем,  что
обнаружил.
     - Матвей Данилович, этой дверью пользуются? - спросила Кира.
     - Никогда! - ответил Ласкин. - Из нее можно  теоретически  выйти,  но
войти нельзя. Ведь крюк еще.
     - Но крюк оказался снятым со скобы. Значит кто-то отсюда  вышел.  Она
тоже на сигнализации? - спросила Кира.
     - Конечно! На синхронной с входной дверью в кабинет. Но если дверь не
взята на крюк, она не плотно приляжет к косяку и тогда на сигнализацию  не
возьмется ни одна дверь.
     - На сегодня впечатлений хватит, - сказал Войцеховский.
     Кабинет  был  снова  опечатан,  они  попрощались   с   переполошенным
директором музея и ушли.
     На улице Джума сказал:
     - Либо через балконную дверь Гилевский кого-то выпустил  и  захлопнул
ее на английский замок, а крюк забыл набросить,  либо  кто-то  ушел  через
балконную дверь, захлопнув ее снаружи,  уже  тогда,  когда  Гилевский  был
мертв.
     - Если Гилевский выпустил посещавшего его человека, не набросив потом
крюк, то дверь в кабинет не взялась бы на сигнализацию. Гилевский не  смог
бы не обратить на это внимание. А не обратил он внимания потому,  что  был
мертв.
     - Вы не забыли газету с фотографией и топор? - спросил Войцеховский.
     - Нет, - сказала Кира.
     - Подобный топор, возможно, и был орудием убийства.
     - И преступник унес его с собой? - спросила Кира.
     - Но не принес с собой, - ответил Войцеховский. - Топор  попался  ему
на глаза, когда он вошел к Гилевскому. А это значит, что он шел  туда  без
намерения убить, шел неподготовленный к этому. Но  что-то  возникло  между
ними, и он схватил топор каменного века с письменного  стола,  -  заключил
Войцеховский.
     - Значит, можно предположить, что вошел  к  Гилевскому  кто-то,  кого
Гилевский знал, - вставил Джума.
     - Согласен. Но странно,  как  уверяет  Ласкин,  ничего  из  сейфа  не
исчезло. А ведь вещи там бесценны, - заметил Войцеховский.
     - А может там ничего не лежало, - сказала Кира. -  Вернее  преступник
искал нечто, чего в сейфе не оказалось.
     - И он ушел, унеся второй, свой ключ, заперев предварительно сейф,  -
сказал Войцеховский.
     - Да, но сейф был открыт до убийства. Мы же  видели  на  фото  живого
Гилевского с уже отпертым сейфом за спиной, - воскликнул Джума.
     - Значит у Гилевского было два ключа? Так, что ли? - спросила Кира.
     Они умолкли, каждый о  чем-то  думал.  Через  несколько  шагов,  Кира
сказала:
     - У меня возникла  мысль.  Мне  надо  задать  Ласкину  еще  несколько
вопросов.
     - Я иду на работу, - сказал Войцеховский.
     - Пойдете со мной, Джума? - спросила она Агрбу.
     - Давайте, чего уж там...
     Ласкин удивился, увидев их.
     - Что-нибудь не так? - тревожно спросил он.
     - Матвей Данилович, вот такой вопрос, -  сказала  Кира,  -  на  вашей
памяти сейф ремонтировался, вернее замки?
     - При мне нет, но при моем предшественнике ремонтировался.  Точно  не
знаю, что там было: замок или ключи.
     - Вы не знаете, кто ремонтировал?
     - У нас был один слесарь. В музее ведь не только этот сейф. Мы  очень
много лет пользовались услугами этого слесаря.
     - Кто тогда вызывал его?
     - Вот этого не знаю. Либо Гилевский, либо директор.
     - А где его найти, этого слесаря?
     - Он работал в мастерской возле Центрального рынка, - Ласкин полистал
длинный  узкий  телефонный  справочник.  -  Фамилия  его  Ющенко   Дмитрий
Тарасович... Я угадываю ход ваших мыслей, - сказал Ласкин.
     За все время Джума не проронил  ни  слова,  он  понял,  ему  придется
разыскивать этого Ющенко, и  сейчас  Джума  вспоминал,  сколько  в  городе
слесарных мастерских и где они расположены...
     Когда они вышли из музея, Джума сказал:
     - Значит я ищу слесаря, обхожу соседей по балкону, может видели,  кто
выходил из двери музея через балконную дверь. Что еще?
     В понедельник поедем беседовать с любовницей Чаусова Непомнящей.
     - Понятно. Значит до понедельника...



                                    13

     В субботу утром Кира с мужем собрались на  два  дня  на  базу  отдыха
военного  округа.  Это  были  прекрасные  места:  смешанный  лес,  большие
искусственные, но с проточной водой, пруды в лесу, перегороженные  дамбой,
деревянные двухместные домики.
     Набив сумки едой и термосами с кофе, надев  спортивные  костюмы,  они
сели в свой беленький "Москвич" и отправились  на  "Малый  Майдан"  -  так
называлась база отдыха. Было девять утра, когда они туда прибыли, взяли  у
коменданта ключи от свободного домика, сложили  вещи,  муж  надел  плавки,
Кира купальник и босые, с наслаждением ощущая траву под ногами, пошли  они
по лесной тропе к прудам, захватив надувные матрасы и три бутылки - две  с
пивом и одну с минеральной водой. В лесу уже раздавались  громкие  голоса,
где-то на поляне слышны были удары по мячу, в прудах уже кто-то плескался.
Устроились на лесной прогалине, сквозь деревья  просверкивала  вода.  День
обещал быть жарким. Полежав какое-то время на  матрасах,  они  искупались,
затем снова улеглись загорать.
     - Смотри, не обгори, - сказал муж.
     - Я осторожно, - она перевернулась на спину.
     Они долго лежали молча, он на животе, уткнув лицо в скрещенные  руки,
она на спине, смежив  веки,  лежали  расслабленно,  бездумно,  в  какой-то
полудреме. Затем муж сел, закурил.
     - Хочешь сигарету? - предложил.
     - Нет, все! С сегодняшнего дня бросаю.
     - Что у тебя с делом Гилевского?
     - Движется. Если выстроить последовательно даты  и  события,  картина
получается странная, но обретает логику, - она принялась рассказывать. - В
письме Сэма Шобба, адресованном Диомиди, Шобб высказывает надежду, что  по
каким-то эскизам Диомиди дело его  может  быть  продолжено.  Вопрос:  кем,
каким образом? Кроме  того,  анализируя  даты,  сопоставляя  их  и  разные
цитаты, я пришла к мысли, что пакет существовал, что он не исчез, а кем-то
был припрятан. У меня сложилось впечатление,  что  это  сделано  с  далеко
идущей целью. Кто-то побывал в кабинете Гилевского  и  ушел  через  дверь,
которую обнаружил Джума. Пройти в нее мог только очень худой человек.  Это
могли быть трое: родственник Гилевского Пестерев, Чаусов или Жадан.
     - А ты бы пролезла там? - засмеялся муж.
     - Сейчас еще да, через три-четыре месяца уже нет, - улыбнулась Кира.
     - Он осторожно положил большую руку на ее живот, сказал:
     - Расти...
     Кира  ждала  ребенка.  Первая  беременность  окончилась   трагически:
ребенок родился мертвым. Об этом они никогда не говорили - слишком больно.
     - Открой водичку, - попросила Кира.
     Он открыл ей бутылку воды, себе - пива.  Откуда-то  потянуло  вкусным
дымом и жарившимся мясом.
     - Кто-то уже шашлыки варганит, - сказал муж.
     - Хочешь есть?
     - Нет еще, пойду прогуляюсь к рыбакам. Пойдешь со мной?
     - Нет, полежу.
     Он ушел. Стало жарко, она перебралась в тень,  легла  набок,  прикрыв
ноги от мошкары и прочей лесной живности куском ткани, и задремала.


     В понедельник с утра Джума входил под высокую арку гулкой  подворотни
- общей для здания музея и жилого дома. По внутренней лестнице поднялся на
балкон третьего этажа, подошел к двери первой квартиры,  поскольку  звонка
не было, постучал. Никто не отозвался, но из  соседней  квартиры  с  тазом
белья вышла женщина. Заметив Джуму, сказала:
     - Их нет дома. Виталий в больнице, Маруся пошла к нему.
     - Тогда я у вас кое-что хочу спросить, - Джума достал  удостоверение.
- Скажите, вы не видели недели три назад, чтоб кто-нибудь выходил из  этой
двери? - он указал на железную дверь, ведущую в хранилище музея.
     Женщина опустила таз с бельем на доски балкона,  вытерла  о  передник
руки, задумалась.
     - А у них через эту дверь вообще никто никогда не  ходит,  -  сказала
она. - Нет, ничего такого я не видела. - А когда  могли  ходить,  в  какое
время?
     - Часов в пять-шесть, может чуть позже.
     - Тут у нас кухня, - показала она на свою дверь. -  В  это  время  мы
обедаем. Если уж не увидела бы, то, может, услышала, если б кто ходил.
     - Спасибо. До свидания, -  Джума  направился  к  лестнице,  спустился
этажом ниже, вышел на балкон второго этажа. Обе квартиры были  расположены
также, как и на третьем. Он постучал. Открыли сразу, вышла старуха.
     - Вам кого? - спросила.
     - Я из милиции. Вы часто бываете на балконе?
     Оглядев подозрительно Джуму серыми выцветшими глазами, она спросила:
     - А вам-то что?
     Видимо, услышав голоса, на балкон вышел паренек  лет  пятнадцати,  он
жевал.
     - Тут из милиции, - сказала пареньку старуха.
     -  Я  действительно  из  милиции,  -  сказал  ему  Джума  и   показал
удостоверение.
     - А кто вам нужен? - спросил парень.
     - Видишь ту дверь, - Джума задрал голову и указал на  обитую  железом
дверь музея. - Скажем, двадцать первого июня не видел  ли  ты  кого-нибудь
входящего или выходящего оттуда?
     - Видел, - просто, словно это происходит ежедневно, ответил парень. -
Я учусь во вторую смену, у нас было два "окна", химичка заболела, я пришел
раньше, сел на балконе почитать, у нас тут во второй половине дня  солнце.
Он и вышел тогда из этой двери.
     - Кто? - не веря своим ушам спросил Джума.
     - Молодой дядька. Низенький, щуплый. Хромал он.
     - Какого числа это было? Месяц?
     - Не помню. Весной, кажется в апреле.
     - А время?
     - Я же  говорю,  я  пришел  из  школы  рано.  Было,  наверное,  часов
пять-шесть. Солнце еще не зашло за крышу...
     Джума спускался по лестнице  в  хорошем  расположении  духа:  щуплый,
маленький, хромал. Пестерев! "Он вышел из хранилища. Но как вошел в музей?
Купил билет? - раздумывал Джума. - Но Пестерев и не  скрывал  на  допросе,
что по просьбе Гилевского встречался  с  ним.  Но  может,  была  еще  одна
встреча, о которой он умолчал?"
     Выйдя из  подворотни,  Джума  стал  думать,  что  делать  в  связи  с
открывшимся новым  обстоятельством.  "Ладно,  -  решил  он,  -  пусть  это
прокачивает дальше Паскалова, а мне на сегодня еще  хватит  беготни,  пока
найду этого слесаря, специалиста по сейфовским замкам".  И  он  зашагал  к
Центральному рынку,  около  которого,  по  словам  директора  музея,  была
мастерская, где работал слесарь Ющенко Дмитрий Тарасович...
     У рынка было много грузовых машин,  фургонов,  ларьков,  лотков,  шла
бойкая торговля. Возле весовой немолодая женщина в оранжевой безрукавке  с
метлой и совком в руках убирала мусор. Джума обратился к ней.
     - Вы не знаете, где тут слесарная мастерская?
     - А ее уже нет, - сказала женщина,  -  закрыли,  вместо  нее  обувной
кооператив, - и она указала на дом, где висела табличка "Сапожок".
     - А куда мастерскую переселили?
     - Где-то на Привокзальной вроде.
     Вздохнув, Джума сел на трамвай и поехал на Привокзальную.  Мастерскую
он нашел за хлебным магазином. У входа  висела  табличка  "Ремонт  замков,
изготовление ключей и прочие услуги". Он вошел. За барьером стоял  молодой
человек в синем халате, в глубине  виднелись  две  комнаты  с  верстаками,
токарный станок.
     - Завмастерской на месте? - спросил Джума у молодого человека.
     - Сейчас позову, - он отошел в глубину, крикнул: - Владимир Карпович,
вас клиент просит.
     Вышел пожилой человек в зеленой заношенной военной рубахе, с  которой
давно были спороты погоны, в засмальцованных брюках.
     - Вы ко мне? - спросил он Джуму.
     - К вам. Может поможете. Я ищу Ющенко Дмитрия Тарасовича. Он работает
у вас?
     - Уже нет, ушел на пенсию, стар. Что, сейф барахлит?
     - Барахлит. А домашний его адресок не дадите?
     - Он обслуживал вас раньше?
     - Да.
     - Иногда он еще  соглашается  пойти  к  старым  клиентам.  Подождите,
поищу, - он отошел к шкафу, стал рыться  в  бумажках,  затем  вернулся:  -
Запишите: улица Кривоноса пять, квартира семь.
     - Спасибо, - кивнув, Джума вышел.  Он  знал:  Кривоноса  находится  в
новом  жилом  массиве,  ехать  туда  троллейбусом.   Ехать   далеко.   Еще
десять-пятнадцать лет назад там было  поле,  стадион  какого-то  завода  и
ипподром. Джума сидел у окна, смотрел. Теперь поле  было  вдоль  и  вглубь
застроено новыми высотками, лишь кое-где меж ними, как гнилые  зубы  среди
здоровых торчали старые однои двухэтажные развалюхи. Дом пять он  и  нашел
среди этих доживавших свой век строений.  Квартира  семь  была  на  втором
этаже. Позвонил. Дверь открыла пожилая женщина.
     - Вам кого? - спросила она нелюбезно.
     - Ющенко Дмитрий Тарасович здесь живет? - спросил Джума.
     - Здесь, здесь, оставили б его в покое уже, на пенсии он.
     - Я из милиции, по важному делу.
     Она недоверчиво оглядела Джуму - его безрукавку, живот,  вывалившийся
из брюк, затем крикнула куда-то в глубину квартиры:
     - Дед, к тебе, вроде из милиции.
     Джума несмело вошел в переднюю. Навстречу ему вышел старик  в  теплой
байковой сорочке, поношенных брюках и шлепанцах на босу ногу.
     - Из милиции говоришь? - он смотрел на Джуму сквозь очки в плохонькой
оправе. - Проходи. Когда-то я один сейф твоему начальнику доводил до  ума.
Садись.
     Джума сел на шаткий простой стул.
     - Я к вам по  другому  делу,  Дмитрий  Тарасович.  В  свое  время  вы
обслуживали сейфы в музее декоративного и прикладного искусства.
     - Было такое. Там в секретном кабинете строгий профессор работал.
     - Работал. Профессор Гилевский, - уточнил Джума.
     - Во-во! Сейф у него древний, но сильный, венский "Густав Шлезингер".
     - Когда вас Гилевский приглашал последний раз?
     - Дайте-ка подумать, - он притронулся к дужке очков, и  Джума  увидел
большие, некогда сильные пальцы с темными трещинами  у  ногтей.  -  Давно,
очень давно, годов пятнадцать-двадцать назад, если не более.
     - В связи с чем?
     - Сейф тот запирается на два замка. Так  вот  во  втором  выработался
один зубец. Ну этого ты не поймешь.  Тут  только  я  кумекаю.  И  попросил
профессор сделать к этому замку ключ. Свой он утерял. Мастачил я это  дело
две недели. Вот и вся сказка тебе.
     - К какому замку вы делали ключ - к верхнему или нижнему?
     - К нижнему.
     - И вы это запомнили?! - удивился Джума.
     - А как же? Сейфы ломаются не каждый  день.  Те,  что  я  обслуживал,
помню и знаю на память, знаю, у какого  какой  норов.  Что  ж  ты  хочешь,
парень, это моя работа,  тут  халтурить  нельзя,  это  тебе  не  ключик  к
английскому замку сделать. Тут мой авторитет  нужен,  -  не  без  гордости
сказал старик.
     Джума встал.
     - Все, Дмитрий Тарасович. Больше вопросов у меня нет.  Простите,  что
побеспокоил, желаю вам здоровья.
     - Э-э, где его теперь купишь, здоровье-то. Жизнь бьет не по годам,  а
по ребрам... Ну, будь здоров!..
     Джума отправился в прокуратуру, Паскалова его уже ждала.
     - Дайте чего-нибудь попить, - попросил Джума, утирая лицо платком.  -
Набегался, жарко, - он взял графин. - А стаканчик есть?
     - Есть, но на нем "пальцы", я его на всякий случай заперла в сейф.
     - Чьи "пальцы"?
     - Чаусова. Сейчас принесу вам стакан. Она куда-то  сбегала,  принесла
чашку.
     Шумно отодвинув стул, Джума уселся. - Итак:  Пестерев  наносил  визит
Гилевскому. Похоже его,  выходившего  через  балконную  дверь,  видел  мой
свидетель. Так и сказал: "Молодой дядька. Низенький, щуплый. Хромал он".
     - Когда он его видел?
     - Время подходит: в пять-шесть вечера.
     - Число, месяц?
     - Вот тут закавыка.  Парень  сказал,  что  это  была  весна,  кажется
апрель.
     - А Гилевский убит двадцать первого июня, совсем недавно. Вряд ли ваш
свидетель спутал весну  с  разгаром  лета.  Это  раз.  Во-вторых,  ведь  и
Пестерев говорит, что был у Гилевского в апреле, - сказала Кира.
     - Но мы не знаем, где он был у Гилевского: дома или на работе?
     - Да, это мое упущение. Знаете что,  сейчас  мы  поедем  к  любовнице
Чаусова госпоже Непомнящей. Я отправлюсь сразу  к  ней,  а  вы  по  дороге
заскочите в банк, постарайтесь повидать Пестерева, поговорите с ним.
     - Хорошо. Теперь дальше: я  нашел  слесаря,  обслуживавшего  сейфы  в
музее. Когда-то по вызову Гилевского он ремонтировал нижний замок сейфа  в
кабинете Гилевского, и наш покойный  профессор,  сославшись,  что  потерял
ключ от нижнего замка, заказал слесарю второй ключ.
     Кира была поражена:
     - Значит у Гилевского было два ключа,  он  без  директора  музея  мог
запросто открыть сейф?!
     - Выходит, так, - согласился Джума.
     - Видимо, ему очень понадобилось открыть сейф, что-то посмотреть  там
или взять, - резюмировала Кира. -  С  тех  пор  он  постоянно  имел  такую
возможность. "Неужели пакет Диомиди?" - подумала про себя Кира. И сказала:
- Ну что, отправимся. Я с Непомнящей созвонилась. Она ждет...
     На углу улицы Артема они расстались: Джума пошел в банк, Кира поехала
к Непомнящей. Джума предъявил удостоверение милиционеру, стоявшему у двери
в банк, и выяснил, что шофер Пестерев и инкассаторы во внутреннем дворе, и
сейчас готовятся куда-то ехать инкассировать  выручку.  Через  холл  Джума
прошел во двор, увидел машину, возле нее троих, Пестерева он узнал  сразу.
Подошел.
     -  Вадим  Никитич,  поговорить  надо,  кое-что  уточнить,  отойдем  в
сторонку. - Они отошли к бочке с водой, стоявшей под водосточной трубой.
     - Все по тому же делу? - спросил Пестерев.
     - Все по тому же, дорогой.
     - Хоть как-то продвинулись?
     - С Божьей помощью... Вы когда последний раз видели Гилевского?
     - Я же сказал следовательше: в апреле.
     - Где? У него дома, у вас дома?
     - Нет, у него на работе.
     - Как прошли в его кабинет?
     - Он ждал меня перед входом в музей, провел к себе.
     - В котором часу это было?
     - В конце рабочего дня. Кажется, часов в пять или шесть.
     - А из музея вышли тем же путем?
     - Нет. Он выпустил  меня  через  заднюю  дверь,  обитую  железом,  на
внутренний балкон.
     И больше вы с ним не встречались?
     - Да нет же!
     - Ну и ладно, - как бы согласился Джума. -  Больше  у  меня  вопросов
нет.
     Пестерев пожал плечами, мол, нет так нет.
     "Пожалуй, все и прояснилось", - подумал Джума.


     Разговор между Непомнящей и Кирой был в  самом  разгаре,  когда  туда
явился Джума.
     - ...В котором часу в тот день пришел Чаусов? - спросила Кира.
     - Между пятью и шестью вечера.
     - А ушел?
     - В начале десятого.
     - Виктория Петровна, муж ваш где был в это время?
     - В командировке.
     - Чаусов знал об этом?
     - Разумеется.
     - Вы ужинали с Чаусовым, выпивали?
     - Да. Коньяк.
     - Какой?
     - "Десна".
     - Выпили всю бутылку?
     - Ну что вы! По четыре рюмочки.
     - Кто откупоривал, наливал?
     - Он.
     - Потом?
     - Слушали музыку, смотрели фильм по видеомагнитофону.
     - Кто ставил кассеты?
     - Он, Алексей.
     - Виктория  Петровна,  я  вынуждена  произвести  выемку  бутылки,  из
которой вы пили коньяк и кассеты.
     - Зачем? - не поняла Непомнящая.
     - Такова процессуальная процедура.
     - В чем его подозревают?
     - Убит человек.
     - И вы подозреваете Алексея? - воскликнула Непомнящая.
     - Я веду  следствие.  Вы  могли  бы  пригласить  двоих  соседей,  как
понятых?
     - Боже мой, это же унизительно! Пойдут разговоры. Муж узнает.
     Непомнящая вышла и через какое-то время вернулась с двумя женщинами.
     Кира объяснила им, в чем дело. Те закивали головами. Кира достала  из
сумочки две больших  салфетки,  два  целлофановых  мешочка,  уложила  туда
завернутые кассеты и бутылку. Все это заняло немного времени.
     Бледная, сразу как-то спавшая с  лица,  Непомнящая  проводила  их  до
двери...
     - Ну что у вас, Джума? Нашли Пестерева? - спросила Кира пока они  шли
к прокуратуре.
     - Нашел. Он подтвердил, что  последний  раз  виделся  с  Гилевским  в
апреле.
     - Где?
     - У Гилевского на работе. И вышел Пестерев через дверь, которая ведет
из хранилища на балкон.
     - Выходит, Пестерева надо отодвинуть в сторону?
     - Во всяком случае пока, - резюмировал Джума. - Мы же не знаем, когда
он уехал на байдарке в Белоруссию. И, видимо, никогда  не  узнаем.  И  нет
гарантии, что он больше не виделся с Гилевским и еще раз не выходил  через
ту же дверь на балкон, но на этот раз прошел никем не замеченный.
     - Да, вздохнула Кира...
     Когда пришли, она достала из сейфа стакан, завернутый в салфетку,  из
которого пил Чаусов, отдала его Джуме, присовокупила пакетики с  кассетами
и бутылкой "Десны", сказала:
     - Попросите капитана Кисляка, чтобы снял со всего "пальцы" и сравнил.



                                    14

     Теперь, когда Кира знала все, вернее многое  о  Диомиди,  о  какой-то
возне вокруг мифического или реального пакета, когда с помощью Чаусова она
разобралась в датах, говоривших о том, что,  похоже,  Гилевский  плутовал;
когда на лжи попались и Долматова, и Жадан, и Чаусов, но  невозможно  было
проверить, врал ли Пестерев, что уехал в Белоруссию за несколько  дней  до
убийства Гилевского; когда был обнаружен открытый сейф,  -  ей  оставалось
всего ничего, как определить, с кого начинать.
     Кира стала подшивать к делу накопившиеся бумажки, протоколы допросов,
отложила в сторону газету  с  фотографией  Гилевского  на  фоне  открытого
сейфа, еще раз прочитала репортерскую заметку под  ней,  убедилась  опять,
что  ничего  в  ней  необычного  нет,  прочитала  подпись  "Текст  и  фото
Л.Бирюкова", сверху на газету положила каменный топор - все это надо будет
вернуть директору музея.
     В это время  позвонили.  Она  сняла  трубку.  Женский  голос  спросил
Скорика. Ей показалось, что это жена Скорика - Катя.
     - Его нет, он в суде,  -  сказала  Кира.  -  Пожалуйста,  -  положила
трубку. Но тут  же  опять  раздался  звонок.  -  Я  слушаю...  Да...  Я  -
Паскалова.
     - Кира Федоровна, вас беспокоит корреспондент газеты "Вечерний голос"
Рубинов. Я давал большой репортаж о  предполагавшейся  поездке  профессора
Гилевского в Штаты. Теперь хотелось  бы  рассказать  читателям,  как  идет
расследование убийства.
     - По телефону такие вещи не делаются, - ответила Кира.
     - С вашего разрешения я готов сейчас буквально на полчаса подъехать к
вам.
     - Смогу уделить вам  действительно  не  более  получаса,  -  неохотно
согласилась Кира.
     Он примчался через пятнадцать минут, невысокий,  совсем  молодой,  но
уже лысеющий человек, сразу выложил на стол маленький магнитофон-репортер,
показал Кире редакционное удостоверение.
     - Как вы узнали, что дело веду я? - спросила Кира.
     - Господин Щерба сказал. Мы с  ним  поддерживаем  контакты.  Так  или
иначе наша братия вас достанет. Уж больно сенсационное дело.
     - Кто это - ваша братия?
     - Я имею в виду тех, кто брал  в  тот  злополучный  день  интервью  у
Гилевского.  А  было  нас  четверо,  из  разных  газет   и   еженедельника
"Экспресс".
     - Что вас интересует?
     - Все!
     - Ну, все не получится. Следствие-то не закончено.
     - Хотя бы, что возможно. Хочу быть первым, обставить коллег. Мы  ведь
"Вечорка".
     - Задавайте вопросы.
     - Есть ли подозреваемый?
     - Есть несколько версий.
     - Мотивы убийства?
     - Возможно, наследство, возможно, хищение из музея.
     - А что похищено?
     -  Точно  еще  не  установлено.  Предположительно  нечто,  касающееся
Диомиди.
     - Это связано с несостоявшейся поездкой Гилевского в Штаты?
     - Пока сказать трудно.
     - У Гилевского есть родственники, наследники?
     - Есть дальний родственник.
     - Как его фамилия, где он работает?
     - Его фамилию рано называть.
     - Могу ли я написать, что приближающееся 100-летие  со  дня  рождения
Диомиди как-то связано с убийством?
     - Этот вопрос еще следствием не прояснен. Напишите, что "возможно".
     - Кроме вас, кто еще участвует в поиске убийцы?
     -  Начальник  следственного  управления  Михаил  Михайлович  Щерба  и
сотрудник уголовного розыска майор Агрба.
     - Каково заключение экспертизы: как и чем был убит Гилевский?
     - Ударом тяжелым предметом в затылок. Предположительно, таким, -  она
показала ему каменный топор.
     - Из каменного века, - вертя в руках топор, засмеялся Рубинов.
     - У вас все? - спросила Кира.
     - Большего из вас не вытянешь, - развел он руками.
     - Пока что большего сказать не могу. У меня к вам тоже есть вопросы.
     - Пожалуйста.
     Мысль, пришедшая  Кире  в  голову  была  проста:  их,  репортеров,  у
Гилевского тогда находилось четверо, за час до убийства. Может  кто-нибудь
из них что-то видел.
     - Ничего  я  не  заметил,  кроме  того,  что  он  был  раздражителен,
неприветлив  и  несловоохотлив.  Пообещал   быть   поразговорчивей   после
возвращения из Штатов.
     - Я хотела бы поговорить с вашими коллегами, кто брал тогда  интервью
у Гилевского.
     - Леню Бирюкова,  фоторепортера,  вы  найдете  по  телефону,  который
указан на последней полосе внизу после слов "Ответственный  секретарь",  -
он указал на газету, на которую Кира  снова  положила  каменный  топор.  -
Остальных тоже ищите  через  секретариат:  из  "Экспресса"  там  был  Толя
Кнышев, из "Городской панорамы" Лина Резвина... Когда я смогу к вам прийти
за более подробными новостями?
     - Позванивайте...
     Сунув "репортер" в красивую черную сумку, перебросив ее через  плечо,
он вышел...


     Когда  Рубинов   удалился,   Кира   поразмыслив,   решила   позвонить
фоторепортеру Леониду Бирюкову.
     - Кто спрашивает? - осведомился мужской голос.
     - Следователь Паскалова из областной прокуратуры.
     - Это срочно? Он в лаборатории, печатает снимки.
     - Не срочно. Попросите, пожалуйста, чтоб позвонил мне, - сказала Кира
и продиктовала свой номер.
     В это время вошел Агрба. Кира удивилась: он был в форме,  сидела  она
на нем мешковато, было непривычно видеть его таким затянутым. Агрба  понял
ее удивление, сказал:
     - У нас комиссия из Министерства. Еле смылся, пусть  Проценко  сам  с
ними водку пьет. Есть интересные новости.
     - А именно?
     - Во-первых, "пальцы" на бутылке  с  коньяком  "Десна"  и  на  аудиои
видеокассетах есть, но это не "пальцы"  Чаусова,  которые  он  оставил  на
вашем стакане. Капитан Кисляк не промахнется. И Чаусов, и его любовница  в
унисон пели, что бутылку откупоривал и несколько раз брал в  руки  Чаусов,
что кассеты ставил он. Так не бывает, чтоб ни одного "пальца" не оставить,
ни одного! И он, и она спелись, придумали ему алиби, целый сюжет.  Не  был
он у нее в тот вечер, - жестко сказал Джума.
     - Почему вы так категоричны?
     - Да потому, что муж Непомнящей не был в этот день в командировке!  Я
проверил, не поленился, я  был  в  "Энергосетьнадзоре"  у  начальника  его
отдела. И тот сообщил мне, что господин Непомнящий всю ту неделю  проболел
радикулитом, мне даже показали бюллетень... А вы так хотели  найти  пальцы
Чаусова на бутылке "Десны", - насмешливо закончил Джума.
     - Не я, а Щерба. Что, пойдем к Щербе? - спросила она.
     - Вы идите, я не  могу,  мне  надо  вернуться  в  управление  справку
писать...
     Он вышел. Она сидела какое-то время раздумывая: надо вызывать Чаусова
на допрос, но  сперва  его  любовницу  прижать,  расколоть,  а  когда  она
признается, Чаусову деваться будет некуда, не  станет  же  он  придумывать