сопротивляться пока, не сопротивляться. Человек втянул его на балкон,
наклонился над ним и тихо спросил:
- Оклемался, падло?
За грудки поднял Смирнова, приставил к стене. Смирнов понял, что
сейчас будет, и как мог напряг брюшной пресс. Человек с левой, всем, чем
мог, ударил его в солнечное сплетение.
Теперь согнись и мягко ползи по стене - пусть думает, что попал.
Смирно безвольно сел на пол. Человек за грудки вновь поднял его и заглянул
в глаза. Они знали друг друга, они узнали друг друга. Удовлетворенный
увиденным, человек сказал:
- Ну а теперь, полковник, пора выходить в открытый космос.
Пора, солдат, он прав, пора! Смирнов кинул свою
девяностокилограммовую тушу на человека, ударил его позвоночником о
железные перильца балкона, подсев, перекинул за ноги податливое в шоке
чужое тело через балконное ограждение и сел на кафельный пол.
В открытый космос вышел не он, вышел другой, чье тело издало
несильный звук, встретившись с землей.
Смирнов метнулся к входной двери - закрыть, закрыть как следует.
Закрыл на все замки и опал, сполз вниз на преддверный пыльный коврик. Нос
намокал внутри и снаружи - от слез, от пота ли? Смирнов шмыгнул влажным
носом, привалился к двери и закрыл глаза.
Сколько он так сидел - ему неизвестно. Открыл глаза потому, что
изменился световой режим: из дверного проема столовой легла на коридорный
пол жесткая полоса нестерпимо яркого света. Электричество врубили. Он
встал, включил дополнительно и верхний свет, включил лампочку в прихожей,
включил лампочку в коридоре.
Решился наконец: выйдя на балкон, посмотрел вниз.
Не было там ничего: ни толпы, ни кареты "скорой помощи", ни разбитого
падением тела. Вполне сносно освещенный окнами тротуар, чуть дальше -
скверик, еще дальше - пустые сгоревшие дома. Смирнов решительно направился
на кухню, достал из холодильника початую бутылку водки, кривой пупырчатый
огурец, а из шкафа - стакан. Налил полный, не отрываясь, принял его и,
закусив несоленым огурцом, стал ждать, когда в желудке уляжется доза.
Дождался и пошел в столовую искать.
Палку нашел сразу: она была на виду. А штуку, которой ему хотели
проломить башку, обнаружил после долгого ползания на четвереньках под
телевизионным столиком.
Нет, не проламывать башку должна была эта штука. Отключать без
следов. Добротно и изящно исполненная резиновая короткая дубинка со
свинцовым стержнем внутри.
Смирнов сел в кресло, положил дубинку на журнальный столик, придвинул
к себе телефон, но звонить медлил, ожидая водочного удара. Снизошло-таки:
обнаружился добрый костерок в желудке, отпустило напряженные мышцы живота,
сладостно загудели суставчики.
Он набрал номер, долго слушал длинные звонки и сказал в ответ на
хриплое - со сна - казаряновское "да":
- Ты мне нужен, Рома.
- Ты знаешь, который сейчас час?! - закричал возмущенный Казарян.
Смирнов глянул на часы. Было без двадцати минут час. Ответил:
- Знаю.
- Пьяный, что ли? - уже миролюбиво поинтересовался Казарян.
- Рома, моя машинка у тебя далеко запрятана?
- Так серьезно, Саня?
- Да.
- Буду через полчаса. Жди.
- И с машинкой, - распорядился Смирнов.
Через полчаса он спросил у закрытой двери:
- Кто?
- Открывай, Саня, - ответил неподражаемый казаряновский голос.
Смирнов открыл, и в прихожую ввалился оживленный, энергичный,
успокаивающий Роман:
- Ну, что тут у тебя?
...После того, как он в подробностях узнал, что у Смирнова, они
сидели в креслах, и Казарян небрежно вертел в руках резиновую дубинку.
Повертел, повертел, положил на журнальный столик, заломил за спину правую
свою руку, и, задрав куртку, вытащил из-под ремня хорошо упакованный
сверток:
- Держи.
Смирнов, щелкнув резинкой, размотал пластиковый пакет, гремя вощеной
бумагой, раскрыл непонятное, в промасленной тряпке, раскинул на столе
тряпицу и обнаружил пистолет с пятью снаряженными обоймами. Родной свой
парабеллум, принесенный им в сегодняшний мир с той войны.
- С ним спокойнее, - признался Смирнов и, виновато улыбнувшись, стал
тщательно обтирать тряпкой свою машинку. Ствол, рукоять, обоймы.
- Уж куда как спокойнее! - проворчал Казарян. - Теперь нам бы
догадаться, зачем тебя убивают.
- Яснее ясного. "Привал странников".
- Это - повод, Саня, а причина? Ну, что тут особенного?
Посуществовало недельку кооперативное кафе, оказалось нерентабельным и
закрылось.
- Рентабельность не неделькой определяется. Но для чего-то оно
существовало - вот это я и хочу знать.
- Знание - сила, - согласился Казарян. - Страшная сила. Выходит, ты
хочешь знать такое, что лучше этого и не знать.
- И, значит, такое скверное, что для сокрытия этой скверноты без
колебаний идут на убийство.
- Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Не нравится мне
эта детская игра, Саня. Ох, не нравится!
- Я тебе не успел сказать кое-что, Рома. Я узнал гражданина
Советского Союза, которого запустил в космос. Это Андрей Глотов, известный
на Москве бомбардир.
- И что, от этого тебе легче или тяжелее?
- От этого мне все еще непонятней. Глотов, как раз перед моим
отъездом в Среднюю Азию, был осужден за избиение, приведшее к смерти, на
двенадцать лет. В конце, следовательно, восемьдесят второго года. Как тебе
известно, за такие дела срок не косят. Ему бы в лагере строгого режима
чалиться, а он с балконов прыгает.
- Шуточки у вас, боцман...
- Я себя бодрю, Рома. - Смирнов смотрел на Казаряна. - Тот
автомобиль, который должен был увезти мой труп, увез труп Глотова. Ни
шума, ни криков, ни следов - ничего не было. Сон, бред, галлюцинация.
Только вот дубинка здесь. Почему увезли? Боялись? Чего? Труп ничего не
скажет.
- Может, живой еще был? - перебил Казарян.
- Если и живой, то ненадолго. Оставить его - хороший шанс связать мне
руки. Примитивного грабителя я выбрасываю с балкона. Длинное дело о
превышении мер необходимой самообороны, гражданин под следствием,
оправдывается, некогда ему "Привал" копать, да и веры ему маловато...
Почему увезли труп Глотова, увезли быстро и без колебаний? Скорее всего
боялись, что его опознают.
- Он же в бегах, Саня.
- Ну и что ж? В данном случае он не беглый, он - мертвый. Зачем его
прятать? Я буду копать "Привал" дальше, - сказал Смирнов и тоже выпил.
- Чем я могу тебе помочь? - повторил Казарян.
- Это опасно, Рома.
- Я испугался, - зло сказал Казарян. - Но все-таки?
- Я пытался расколоть Дениса, бармена из "Космоса", твоего знакомого.
И мимо...
- Ну конечно. Куда тебе, с твоими старомодными представлениями о
добре и зле, на такую межконтинентальную штучку. Что тебе от него надо?
- Какие-нибудь концы. Кто его в "Причал" нанимал, через кого, был ли
кто-нибудь из известных ему клиентом этого кафе? В общем, на кого можно
выйти?
- Он мой, Саня. Еще что?
Смирнов встал с кресла, взял самшитовую свою палку, подкинул, поймал.
- До чего же я умный, Рома! Помогла мне эта палочка! Ой, как помогла!
- Пошел к двери выключить верхний свет. Выключил. Уютнее стало, интимнее.
Добавил: - А ничего они с электричеством придумали!
- Они и с тобой неплохо придумали. Только не предполагали, что
старичок еще в такой приличной форме.
- Надо завтра узнать, что там с электричеством было. - Смирнов
вернулся в кресло.
- А что это тебе даст?
- Ничего. Просто хочется знать, как они работают.
- Судя по всему, чисто. Серьезная шайка...
- Это не шайка, Рома. И даже не банда. Это команда. Спецотряд особого
назначения.
- Чей?
- На этот вопрос я и ищу ответ.
Казарян придвинул телефон. Набрал номер и ждал, ждал, ждал.
- На кой черт ты ее будишь?! - возмутился Смирнов.
- Ничего, пусть жирок растрясет. - И в трубку: - Я здесь у Сани
заночую.
И все. И бросил трубку.
- Зачем ты так с Зоей-то?
- А жена! Хочу - казню, хочу - милую.
- Я до сих пор не пойму, почему ты на ней женился.
- Она мне сына родила.
Светлело небо за окном. Не сговариваясь, они вышли на балкон. Долго
вглядывались в темно-серую муть асфальта внизу. Ничего, естественно, не
увидели.
- Спать, - сказал Смирнов. - Завтра как следует посмотрим.
- Сегодня, - поправил его Казарян. - И ни хрена не найдем.
- Скорее всего, - согласился с ним Смирнов. - Но все-таки посмотрим с
утра.
Какое там утро! Глаза еле продрали к десяти, кое-как позавтракали и
спустились вниз. На асфальте, как раз под Алькиными окнами, дети
нарисовали классы (или ранее были нарисованы?) и, расставляя-соединяя
ноги, прыгали увлеченно. Два мальчика и девочка. Казарян попрыгал тоже.
Дети на это время прервались и снисходительно наблюдали за причудами
пожилого дяди.
Другой пожилой дядя оглядывал окрестности. Пожалуй, только здесь, в
старых переулках, сохранилась истинная Москва. Малолюдство, отлаженный
покой, привычное течение жизни. Бабка вешала белье. Суровый пролетарий
ковырялся во внутренностях древнего "Москвича". Представители самых разных
сословных слоев, знающих друг друга с пеленок, обсуждали, стоя вольным
кругом, нечто важное. Скорее всего игру "Спартака". Жены представителей с
детскими колясками сидели в тени. А на солнцепеке в скверике тяжело дремал
похмельный. Порядок. Картиночка понятная, приятная на вид.
- Пошли, - подойдя, сказал Казарян.
- Коли так, то пошли, - откликнулся Смирнов, и они отправились к
казаряновскому автомобилю.
Автомобиль уехал, и тогда похмельный и ничем не приметный мужичок лет
тридцати перестал дремать, поднялся со скамейки и пошел по своим делам.
В машине Смирнов спросил:
- Ты пьяного в скверике видел?
- Видел. Вполне убедителен.
- Вполне, вполне, - подтвердил Смирнов. - Только одно смущает: если
бы свой, местный, не дремал бы, а трепался со своими, если приблудный, с
ночи потерянный, то какого черта на солнцепеке, а не в тени, свободные
скамейки и в тени имеются.
- Теневые скамейки спинками к подъезду, с них выходящих из дома не
понаблюдаешь, - догадался Казарян и огорчился. - Ты начал психовать, Саня,
ты ищешь логики в поступках пьяного.
- Может быть. Все может быть. Но почему ты думаешь, что после того,
что произошло, они меня с поводка спустят?
- Короткий поводок - заметен. Если тебя и ведут, то на длинном. Мы
куда, Саня?
Они катили по бульварам. А сейчас остановились на светофоре у площади
Пушкина.
- Сначала к тебе, а потом к Альке на дачу.
- Дела! Туда же сто верст! - горестно вспомнил Казарян. Спохватился:
- А ко мне зачем?
- Ты мне не все отдал, Рома.
- Глушитель тебе на кой черт?! Ты же защищаешься!
- В данном случае защищаться надо, не привлекая ничьего внимания.
- Господи, втянешь ты меня в историю! Да и тебя, Саня, вполне могут
прикончить. Я к Альке на дачу Галочку приглашу? - предложил Казарян и
остановил машину у телефона-автомата.
- Валяй, - разрешил Смирнов.
- Порядок, - констатировал быстро вернувшийся Казарян, включил мотор.
- Она что - не замужем? - поинтересовался Смирнов.
- Почему? Замужем. Муж - гениальный физик. А постоянно с гением -
скучно.
- С тобой - интересней, - пробурчал Смирнов.
- Скорее всего. Но, главное, мне с ней интересно. Такая разница в
годах сильно меня бодрит.
Роман привычно поцеловал жену в щеку и проследовал вглубь обширной,
полученной в наследство от отца-профессора квартиры. Смирнов и Зоя
остались в передней целоваться всерьез. Раздобрела, раздобрела тоненькая
машинистка из муровского машбюро. Смирнов отпустил Зойкины бока:
- А крестник где мой?
- Смылся, чтобы с тираном-папашей сегодня не встречаться.
- Завтра-то все равно встретится.
- Ну, к завтраму наш армянин остынет.
Неостывший армянин издали, от двери кабинета крикнул:
- Слава богу, нашел - в столе валялся! - и направился на кухню.
Оттуда явился с набитой матерчатой сумкой.
- Ну, мы поехали, - сказал жене Казарян и погладил ее по щеке.
- Куда? - робко поинтересовалась Зоя.
- К Альке на дачу. Армену скажи, что я ничего не забыл.
- Когда будешь?
- Когда буду, тогда и буду.
- Вот так и живу, Александр Иванович, - пожаловалась Зоя.
- Хорошо живешь, - осадил ее Казарян и Смирнову: - Поехали.
Смирнов поцеловал Зою еще раз. На прощанье.
В машине Казарян вытащил из сумки пистолетную сбрую:
- Дома не стал отдавать. Зойка увидела бы, забеспокоилась. Держи.
Смирнов скинул легкую куртку, вмиг приспособил сбрую, вытянул из-за
пояса пистолет, засунул его в положенное место, под мышкой, вновь надел
куртку и сказал:
- А глушитель где?
Казарян вынул глушитель из кармана и помедлил отдавать, полюбовался:
- Были же умельцы, Саня! Кто его тебе делал?
- Шофер Шадыкин. По американскому образцу.
Довольно долго ехали молча. Вдруг Казарян спросил:
- Дня не прошло, как ты, Саня, человека убил. Каково тебе, а?
- Я об этом не думаю, Рома. Я думаю о другом: дня не прошло, как меня
тихо и деловито хотели убить.
- Наверное, так и надо, - согласился Казарян и затормозил у
Галочкиного подъезда.
- Нас здесь муж на засечет? - забеспокоился Смирнов.
- Я же тебе сказал - гений.
Из подъезда выпорхнула небрежно-спортивная молодая Галочка, подбежала
к машине, заглянула в салон, улыбнулась очаровательно и приветствовала:
- Здорово, отцы!
- Привет, дочурочка, - отозвался Смирнов, а Казарян назидательно
укорил:
- Отцам про то, что они тебе в отцы годятся, неприятно слушать,
мадам.
- Вы отцы-молодцы! - пояснила Галочка, усаживаясь рядом с Казаряном.
До этого понятливый Смирнов, нарочито кряхтя, перебрался на заднее
сиденье. Перебрался и подтвердил:
- Эге!
Галочка молниеносно поцеловала Казаряна в щеку, и тот неохотно
смирился:
- Не очень вдохновляет, но приемлемо.
- Крути, Гаврила! - приказал Смирнов.
- Опять по Ярославке? - обеспокоенно спросила Галя, на светофорах
ВДНХ вспомнив позавчерашнюю поездку в Болшево.
- Но не туда, - успокоил ее Смирнов. - На этот раз прямо.
За Кольцевой, у Тайнинки, Казарян приткнулся к обочине и разрешил:
- Вези нас, Галочка.
Только перевалило за полдень. За город ехать уже поздно, а в Москву
возвращаться рано. Не шоссе - автодром. Галочка с удовольствием пересела к
баранке, подогнала под себя кресло и, повернув ключ, посоветовала:
- А теперь покрепче держитесь!
- До Тарасовки не очень-то, - предупредил Казарян.
- Знаем, знаем, - успокоила его Галочка и с ходу перешла в первый
ряд.
На спидометре было сто двадцать. Хорошо!
Через десять минут Казарян распорядился:
- Сейчас направо.
Направо так направо. По более узкой дороге "восьмерка" катила
медленнее. Вдоль бесконечного забора начальнических дач.
- Чьи? - спросил Смирнов.
- Моссоветовские, - ответил всезнающий Казарян. Он опустил свое
стекло, Смирнов - свое, и теплый ветер прилетел в машину. Гулял как хотел:
ласково бил по глазам, поднимал волосы, щекоча теплом, забирался под
рубахи. Открыв левый глаз, Казарян приказал:
- Теперь налево.
Галочка послушно повернула налево, в пробитую сквозь густой ельник
асфальтированную просеку. Тотчас скомандовал Смирнов:
- Остановись, Галя.
- Одни начальники кругом! - посетовала Галя, прижалась к кювету и
остановилась.
Казарян и Смирнов выбрались на обочину.
- Проверяешься, Саня?
- Береженого бог бережет.
Подождали три минуты. За это время мимо них проследовала лишь
доисторическая "Победа", набитая детьми.
Вышли напрямую к Кержачу. Не доезжая до Кержача верст пятнадцать, они
увидели дачный поселок на берегу скудной речушки. Дачный - слишком громко
сказано. Садово-огородные, или, как их величал Смирнов, навозно-гнойные
участки института, где преподавала Варвара. Проехали мимо деревни,
проскочили мостик и осторожно вкатили в поселок. Ну а домики ничего.
Интеллигентные садовники-огородники, утомленные педагогической
деятельностью, здесь трудились с энтузиазмом с понаставили ряды нарядных
нерусских миниатюрных коттеджей. Игрушечный швейцарский кантон Ури.
- Нам вон к той, - указал на единственную в стиле "рюс" дачку
Казарян. Шикарно тормознули у ее калитки. Их встречали как в деревне: все
семейство у забора. Алик в шортах, Варвара в шортах, и Ксюшка без порток.
- Милости просим, - пропела Варвара и, работая под крестьянку, низко
поклонилась.
- Гость - говно, не бывал давно, - бабкиным присловьем отметил факт
прибытия друзей Алик. А Ксюшка ничего не сказала. Пускала пузыри и
беззвучно хохотала.
Занесли казаряновскую сумку в дом и пошли играть в футбол за околицу.
Команда прибывших против команды местных. На опушке отметили ворота, в
которые встали Варвара (за команду местные) и бесполезный в поле хромой
Смирнов (за команду прибывших). Ксюшка пока за основной состав не могла
выступать, ее застегнули в сидячей коляске, а в напарники Алику был
приглашен соседский десятилетний разбойник. Поначалу все было на равных, и
прибывшие даже открыли счет: совершенно неожиданно для себя Галочка забила
мяч в ворота Варвары, но Казарян не забивал, а Смирнов пропускал.
- Все, не могу, смирился с поражением Казарян и лег на траву.
- Ура! - заорал десятилетний разбойник и закривлялся в восторге.
- Пойду что-нибудь пожрать приготовлю, - горестно определила свою
незавидную женскую обязанность Варвара и покатила коляску с Ксюшкой к
дому.
- Я вам помогу, Варвара Викторовна, - вежливо напросилась ей в
помощницы Галочка и направилась вслед за ней. Разбойник постоял, постоял,
было неинтересно - и отправился неизвестно куда искать интересное. Трое
лежали на траве.
- Что случилось, ребята? - спросил Алик.
Ему рассказали, что случилось.
- Сурово, - понял, как обстоят дела, Алик.
- Это все у вас на квартире произошло, так я сразу вот к тебе и
кинулся. Виниться, - отнюдь не виновато пояснил появление их компании на
даче Смирнов.
- Иди ты! - вяло отмахнулся Алик. - Главное, чтобы тебя не кокнули.
Что будем делать, Рома?
- Для начала ни под каким видом не оставлять его одного, -
откликнулся Казарян. - С ним всегда или я, или ты.
- Вы мне пока не нужны.
- Зато ты нам пока нужен. И потом тоже, - немедленно срезал Смирнова
Алик.
- Ребята, мне необходимо вызвать их огонь на себя. А откроют они его
только по мне одному. Такая вот альтернатива.
- Ты там, у моря, что, словарь иностранных слов изучаешь? -
полюбопытствовал Казарян.
- Началось, - Смирнов пошарил руками вокруг - искал палку, - нашел,
поднялся. - Меня, пацаны, интересует сейчас один вопрос: каким образом
покойник столь свободно ориентировался в твоей, Алик, абсолютно темной
квартире?
- Скорее всего они навестили квартиру днем, в твое отсутствие, -
предположил Казарян.
- Все может быть, - без энтузиазма согласился Смирнов, а Алик
оскорбленно заметил:
- Так уж и навестили! У меня замки западногерманские, с секретом...
- Хи-хи, - прокомментировал это заявление Казарян.
- Что - "хи-хи"? - злобно вопросил Алик.
- "Хи-хи" - это, мой друг, означает, что для такой команды, которая
там орудовала, твой западногерманский замок - и хиханьки, и хаханьки. Я
понятно излагаю? - Казарян тоже встал и потянулся: после футбола
нетренированные мышцы затекли. Алик спросил снизу, с травы:
- Ребята, а дубинка эта где?
Казарян подошел к своей куртке, временно изображавшей стойку
футбольных ворот, поднял ее, нашарил в кармане дубинку и кинул ее Алику.
Тот поймал ее и, рассматривая, ликовал, как дитя:
- Изящная какая вещь!
- Слава богу, что эта изящная вещь не соединилась с темечком
уважаемого Александра Ивановича Смирнова, - заметил Казарян.
- Да, об этом я как-то не подумал. Но все равно - прикладистая
штучка. - Алик вскочил и замахнулся дубинкой на Казаряна. - Ну, держись!
Казарян присел от неожиданности, но тут же выпрямился и, злясь на
себя, все презрение вылил на Алика:
- Дурак ты, боцман, и шутки твои дурацкие.
- Ничего, паренек, это оперативнику пугаться не положено, а
кинорежиссеру - можно! - успокоил его Алик - и Смирнову: - Саша, подари ее
мне.
- Она и так твоя, в твоей квартире найдена.
Потом обедали на маленькой террасе. И опять было хорошо, даже
замечательно. Попивая "Эчмиадзинское", вспоминали былое. В связи с
истечением срока давности мужская часть позволяла себе воспоминания
несколько двусмысленные. Варвара великодушно посмеивалась, а Галочка
смущалась, застенчиво прыская. Роль у нее сегодня такая была -
пай-девочки.
Часов в шесть налетчики стали собираться домой. Собрались и
потянулись к машине, и тут Алик умильно заканючил:
- Варь, можно я с ними поеду?
- Тебе же завтра на телевидение только во второй половине дня! -
возмутилась Варвара. - Мне, ты думаешь, здесь одной очень интересно?
- Ну, ты пойми, мне на записи нужно быть свеженьким, как огурчик!
Какой я после рейсовых автобусов буду?! Я же старый, Варвара! - завыл
Алик.
- А твой автомобиль где? - поинтересовался Смирнов.
- Он его Нюшке отдал, - объяснила положение дел Варвара.
- Так Нюшка в отпуске!
- А ему лень! Ему все лень. На стоянку съездить, машину водить... -
Варвара махнула рукой и отправилась к заревевшей вдруг Ксюше, которая,
видимо, не хотела, чтобы уезжали эти беспрерывно и громко говорящие люди.
- Варь, ну как? - опять заныл Алик.
- Да убирайся ты с глаз моих долой! - решила Варвара.
Алик кинулся в помещение - переодеваться.
Только помахав ручкой через заднее стекло уплывающему назад забору,
за которым, провожая их, стояли Варвара и Ксюшка, он вздохнул
освобожденно:
- Ну, все!
- Трусливый раб, замыслил я побег, - как всегда, цитатой оценил
происходящее Казарян, сидевший рядом с шофером Галочкой. - К соньке
тянет... - признался он, зевнув.
- Так вы поспите! - предложила Галочка. - Пока в придорожные кусты не
тянет.
- Сейчас заснем, - пообещал Смирнов. - Алька, пока Нюшка в отъезде,
дай мне машину, а? А то надоело на кривой ноге пешком передвигаться.
- У тебя права с собой?
- У меня всегда все документы с собой, - нравоучительно ответил
Смирнов.
- Раз ты у нас такой молодец, завтра обязательно на тебя доверенность
оформим, - пообещал Алик.
- Мешаете спать, пацаны, - глухо проворчал с переднего сиденья
Казарян. Галочка успокаивающе запела:
- Спи, моя радость, усни...
Они и заснули.
Галочка заблудилась в обильно разветвляющихся солидных военных
дорогах и выбралась на Ярославское шоссе аж почти у Загорска. Выбралась и
наддала.
- Где мы? - хрипло осведомился проснувшийся от перемены скорости
Смирнов.
- У Загорска, - раздраженно ответила Галочка.
- Мы что, в Ярославль помчались?
- Да заблудилась я немного, Александр Иванович, - призналась Галочка.
- Теперь наверстываю.
- А, ну тогда давай, - Смирнов опять пристроился поспать, но уже не
спалось. Стал смотреть. Первый по-настоящему европейский бан при Москве, и
поэтому Галочка без напряжения держала сто двадцать-сто тридцать. Без
напряжения и с острым удовольствием. Мчались назад неразличимые леса, как
забор выстраивались километровые столбы, жалобно-однообразно звенел
рассекаемый воздух. Проскочили мост - поворот на Пушкино, и Смирнов
попросил:
- Сейчас бабы местные с цветами будут. Ты останови, Галина.
Бабы были всякие: с огурцами, с помидорами и с цветами, конечно.
Галина остановила. Смирнов долго прицеливался, долго приценивался. У
интеллигентной старушки купил букет роз и вернулся на свое место.
- Тебе, Галина. За храбрость.
- Спасибо. - Галочка взяла букет, наклонилась к розово-алым цветам,
вдохнула их запах. Еще раз сказала: - Спасибо, Александр Иванович, вы -
настоящий рыцарь!
- Мы когда-нибудь поедем?! - подал недовольный голос Казарян, и Алик,
тоже проснувшийся, подал голос:
- И орут, и орут!
- Эх вы, представители творческой интеллигенции! - огорчилась за всю
творческую интеллигенцию Галочка и сказала уже одному Казаряну: - Раз до
рыцаря не доросли, оставайтесь пажом. Будете букет держать.
Казарян взял букет и от растерянности понюхал. Поехали.
К Москве их снова убаюкало. Не спал один Смирнов. Путепровод у
Северянина, ВДНХ, Рижский вокзал. У перекрестка проспекта Мира с Садовым
встали вслед за троллейбусом. И, как открылся зеленый, Галочка, привыкшая
за долгий день ехать по прямой, рванула вслед за муниципальным
транспортом. Прямо на Сретенку, улицу с односторонним встречным движением.
Неизвестно от чего, скорее всего от интуитивного ужаса, первым проснулся
Казарян и взревел:
- Куда, куда?!!
Но было поздно - они ехали по Сретенке.
- Быстро, Галочка, направо, в переулок, - приказал Смирнов, и они
покатились вниз. - Теперь еще раз направо и во двор. Стоп. Ты молодец,
Галочка.
Казаряновская "восьмерка" стояла с выключенным мотором. Милицейских
свистков не было слышно.
- Такой уж молодец, что прямо деваться некуда! - уже успокоенный
Казарян сказал это всего лишь с легкой укоризной. Смирнов хлопнул его
сзади по плечу:
- Дурашка, она гениально отрубила хвост!
- А был? - быстро спросил Казарян.
- На Ярославском ждали. У поворота на Алькину дачу. Оттуда и повели.
- Ребята, вы о чем? - спросил окончательно проснувшийся Алик.
- О том, дорогой товарищ Спиридонов, - ответил Смирнов, - что игроки
той команды знают, где находится твоя дача. Поэтому и хвостом за нами не
последовали в безмашинные места. Откуда знают - вот вопрос.
- Ничего не понял, - признался Алик.
- После поймешь, - прекратил Алькину болтовню Казарян. - Саня, зачем
им так пристально за тобой следить?
- Контакты контролируют. А у меня сегодня никаких контактов. Галочка,
вези нас домой.
Осторожно, еще опасаясь милиции, выехали на бульвары. Неторопливо
доехали до Алькиного дома. Вылезли все - прощаться.
- Мы с Галочкой - в Дом кино, поужинать, - сообщил Казарян, - а часов
в одиннадцать я вам позвоню.
Так и расстались. Алик и Смирнов пошли домой, а Казарян с Галочкой
поехали в Дом кино.
Не соврал Казарян, ровно в одиннадцать позвонил. И не просто так - с
новостями:
- Я, Санек, совместил приятное с полезным. Бармен твой, Денис, в
нашем ресторане гулять изволил.
- Ты его щупал?
- Зачем же молодому человеку вечер портить. Но главное не в этом,
Саня. Главное, в какой компании гулял. Занятная компания... Если б надо
было, я, конечно, этого Дениса за пищик пощупал. Но больно компашка
перспективная. Думаю с нее начать.
- Завтра утром, - посоветовал Смирнов.
- Или днем. Или вечером. А в общем, с тобой надо посоветоваться.
И короткие гудки - конец разговору.
Творческие работники и пенсионеры спят до упора - пока не выспятся.
Так делали и Смирнов с Аликом. Но довести до конца это дело им не дал
телефонный звонок.
- Ромка, что ли? - догадался криком из кабинета Смирнов.
- Сейчас узнаем, - пообещал из спальни Алик и босиком пошлепал к
телефону. Помолчал немного, сняв трубку, потом сказал недоуменно:
- Саня, тебя.
- Здравствуйте, Александр Иванович! - раздался в трубке молодой
жизнеутверждающий голос. - Это Леонид Махов беспокоит. Мне бы повидаться с
вами надо.
- Чудеса! А я сегодня собирался тебе звонить, просить рандеву.
- Так я приеду?
- Обязательно! Когда будешь?
- Через пятьдесят минут.
- Прелестно. К завтраку поспеешь. - Смирнов положил трубку.
- Ты хочешь поведать милиции о субботнем происшествии? - тихо
поинтересовался Алик, почесывая голое толстое пузо.
- Нет, Алька. Пока нет.
- По-моему, правильно, - успокоился Алик. - Пойду под душик, а потом
завтрак готовить. Милиционера кормить.
Ровно через пятьдесят минут прибыл лощеный, одетый с иголочки капитан
Махов, очень похожий на артиста Абдулова. Но и старички к этому времени
были ничего себе: умыты, бриты, приодеты с позволительной для старичков
шикарной небрежностью.
Уселись, естественно, на кухне, и с неожиданной жадностью - все трое
- набросились на пищу. Первым опомнился Махов, смущенно признавшись:
- Я сегодня позавтракать не успел.
- Ты не стесняйся, ты рубай! - приободрил его Смирнов, продолжая
рубать. Замели все: огурцы, помидоры, жареную колбасу, макароны. На чае
сбавили темп и приступили к разговору.
- Я с вами, Александр Иванович, посоветоваться хочу, - начал Махов и
оглянулся на Алика.
- Чай допью и уйду, - пообещал ему тот.
- Да вы не мешаете, я из вежливости, только из вежливости, - заверил
его Махов. - Просто боюсь, что вам это будет неинтересно.
- Может, и интересно, но я ухожу. - Алик допил чай и поднялся. Махов,
понаблюдав за тем, как уходит Алик, встал, прикрыл дверь и начал:
- У меня сомнения, Александр Иванович...
- Сомнения - это хорошо, - перебил его Смирнов. - Еще чаю хочешь?
- Если можно, - обиженно выразил желание еще попить чайку Леонид
Махов. Смирнов налил ему покрепче и посоветовал:
- Пей и не торопись. - Сам свой чай допил, как водку, и стал
смотреть, как элегантно обращается с чашкой Махов. Без звука поставив
чашку на блюдце, Махов укорил Смирнова:
- Вот вы перебили, Александр Иванович, и не знаю теперь, с чего
начать.
- Раз не знаешь, значит, действительно сомневаешься. Давай с конца, с
результата.
- Взял я этого остоженского наркотического супербосса. Вчера с
поличным.
- Ну и что это такое?
- Гнида, - коротко охарактеризовал наркобосса Махов. И признался: -
Особой моей заслуги тут нет. Шел по трындинской схеме. Просто Трындин не
имел права давить свидетелей, а я в связи с находкой тайника такое право
